בסייד
«Только через посредство слова —
только словесно — словесно —
мы присутствуем здесь и становимся
доступными для других».
Пауль Целан
В конце зимы на склонах Иерусалимских гор зацветают миндальные рощи. Миндаль соотносится с образом еврейского народа, с его стойкостью. И когда Всевышний спрашивает пророка Ирмияѓу: «Что ты видишь?» — «Ветвь миндаля я вижу». — Отвечает пророк. Ирмияѓу видел народ Израиля. Видел вечность.
В «Иерусалимских строфах» Евгений Дубнов пишет:
…Не видевший, как здесь цветет миндаль,
Не видел одного из величайших чудес земли.
Порывая с временнóй непрерывностью, поэт ангажирует реальность. Жить и творить во «втором пространстве» лучше всего — там яснее воспринимается иерархия явлений, — погружение за пылающий горизонт Иудейских гор, за пальмовую рощу, за Лондонский туман. Атрибуты мира — всего лишь заставки изумрудных минут земного бытия, а неизменный порядок вещей сковывает слово. Но сколько их, начертанных и предначертанных слов!..
…Над высоким до слез небосводом
Догоняют друг друга слова.
Человек — дерево полевое. Корни — память. Ствол, листья, плоды — жизнь. Кроны, уходящие в небосвод — Иерусалим, стихия поэзии.
Там, в седловине Иудейских гор,
Меж вышками Бэйт-Эля и Хеврона,
Лежат на плоскогорье том короной
Град Ерушалем, что ослепляет взор
Евгений Дубнов жил на земле Эрец а-цви, жил полнотой неба и земли и не мог не услышать откровенья Творца.
Я биеньем сердца бег оленей
Различаю в шорохах вселенной.
……………………………………..
Вот еще мгновенье — и я слышу
Бога…
«Стихи домогаются бесконечности, — говорил Целан — они хотят прорваться сквозь время — именно сквозь, а не поверх», и то недолгое время, пока мы путешествуем, знания наши полнятся светом, а пребывание в пути обогащает память, вызывая ассоциации и сжигая мосты между прошлым и настоящим.
…Как ты стоишь на холодном ветру у подъезда,
Струи дождя застилают машины стекло,
Как ты стояла, убравшись фатою, невеста,
Милые сестры мои, сколько лет протекло!
Память гениальна. Источник чувственной энергии, она закон и норма, как жизни, так и творчества. Не существует границ времени, — есть материал, из которого поэт творит свою Вселенную в «поисках утраченного времени». Мандельштам говорил, что: «смена времен года есть путешествие». Для Евгения Дубнова путешествие — это не только географическая смена мест, не только смена времен года, это еще и тяга к преодолению, к непреклонной свободе творчества, — духовное путешествие во времени — «путешествие духа».
Коллективная память народа Израиля — это единая Душа, это — наши праотцы, наши тысячелетия, полные служения Творцу, наше Шма Исраэль! Наш Храм!
Сон Иакова
Увидел он четыре те ступени,
Что от земли восходят к выси Храма
……………………………
И силы неба шли по ним, как тени
Добра и зла, и видел он кивот
С обнявшимися ангелами…
Спокойное размышление, диалектика личного, сдержанно-эмоциональной тон, взыскательный интеллект, проясняющий мысли и переживания автора, нотки ненавязчивой грусти, тонкая материя воспоминаний, там, где размотан клубок субъективного образа, запечатлевшегося в памяти.
Скажу, что не могу сказать.
Свяжу, что не могу связать,
Неизлечимо залечу,
Плечом и плачем заплачу.
Дубнов пишет словосочетаниями: время-пространство-память. Краски неизбывны — сущность и мысль. Возможность выйти за пределы, за черту собственной биографии — это другое измерение себя вне времени, вне-долго, вне-языка, вне-реальности.
Ощутил и о месте любви
В вечной жизни подумал…
Каждое состояние души корнями уходит в проливы слов, уходит в медовый тайник среди скал. Так уходят ценители антикварных находок, но разве
«Может ли кто положить себе огонь за пазуху, чтобы не сжечь своих одежд?»1
И опять, стиснув грудь и гортань,
Возвращается боль,
Как бессмертный припев…
Из щемящей неповторимости хрупкого бытия Евгений Дубнов выносит бессмертный припев, который и есть жизнь поэта.
Евгений Дубнов
«Ты окружен словами,
И значит — совсем один».
Готфрид Бен
Для одних одиночество — стоячая вода. Для других — зыбучие пески до мельчайших крупинок памяти там, где слабость оборачивается силой, — (как производное душевных качеств), — это и есть интеллектуальная сторона видения, глубинное движение духа, творчество почти в изгнании, — один на один с сутью и сущностью. Загадочное и вместе неожиданное состояние, исходящее из точки знания божественного до точки осознания себя в этом мире, словно птица, сила которой в ее крыльях.
Я к пустому дому подхожу,
Где когда-то слышал смех детей,
Я, вернувшись, в прошлом нахожу
Слишком много жизней и смертей.
Шекспир однажды сказал, что «музыка — это хлеб для души».
Что делают ангелы в свободное от миссии время? — Слушают музыку.
Легкокрылые пальцы летят светотенью,
Из тени торопятся в свет,
Здесь играет Шопен.
Поэзию Евгения Дубнова не назовешь лирической. Лирика его несколько смещена, нет четких границ, и смещение это напоминает игру светотени. Стихи не раскованы, а скорее занесены в памятный ассоциативный багаж. Реальные события условны и проходят сквозь призму абстрактного мира, проходят сквозь призму необыденного мышления, поднимаясь по ступеням иерархии воображения — к совершенствованию своего «я».
В книге «Пней мелех хаим» рав Амнон Бардах пишет:
«Воображение — это орудие, с помощью которого возможно узнать глубокие пласты реальности. Пласты, которые даже ум не всегда способен опознать». (Перевод с иврита)
Поэзия сродни пророчеству и допускает максимум времени и пространства. Духовная нота приближает поэта к бóльшему пониманию Вселенной, созданной Творцом, и тогда элегическая поэзия перерастает саму себя, обретя тот единственный, только ей присущий, смысл.
Эти неравномерные по своей силе вспышки, летающие искры времени постигаются воображением, интуицией и опытом поэта. Поэтический опыт, как духовная ценность, как проявление истины, есть — подтексты Души, — ее воплощение в вечности.
Ты знаешь горный кряж — путь в
Облаках?
Страну, где все цветет? Недалека
Она, за пропастью и за рекой
В теснинах до нее подать рукой.
Ты знаешь ли ее? Туда, туда
Из этих мест уйдем мы навсегда.
05-2020
Ариэль
Примечание
1 Царь Соломон; Притчи. 6(27)
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2020/nomer7/espasternak/
