Они тоже были праведниками0

Вступление

Праведники народов мира (на иврите ‏חסידי אומות העולם‏‎, «хасидей умот ха-олам») — почётное звание, присваиваемое Израильским институтом катастрофы и героизма национального мемориала Катастрофы (Холокоста) и Героизма «Яд-ва-Шем». Признанные получают именную медаль и Почетную грамоту, а их имена увековечивают в Яд-Ва-Шем на Горе Памяти в Иерусалиме.

Именная медаль Праведника народов мира

Звание праведников народов мира присваивают неевреям, спасавшим евреев в годы нацистской оккупации Европы, Катастрофы (Шоа), рискуя при этом собственной жизнью. Об этом говорит Закон о создании Яд Вашем, принятый Кнессетом в 1953 году. На 1 января 2017 года Институт Катастрофы и героизма «Яд Вашем» признал праведниками мира 26 513 человек из 51 страны.

Вышеприведённое определение автор выписал из Википедии, чтобы читатель ясно понимал, кого относят к Праведникам народов мира. Те люди, о которых я хочу рассказать, формально не подпадают под это определение. Но мне кажется, что их можно назвать Праведниками народов мира, поскольку они рисковали своими должностями, карьерами, зарплатами, а иногда и свободой, отстаивая истину и репутации (собственные и своих государств). Каждый раз они защищали изгоев общества, к которым окружающее большинство относилось резко отрицательно. Этих изгоев готовы были послать на эшафот только за то, что они были евреями и подвернулись под горячую руку, будучи невиновными и не имеющими никакого отношения к преступлениям, в которых их обвиняли. И, невзирая на мощное давление и доводы «разумного поведения», наши герои твёрдо стояли за правду, давая нам высокие примеры порядочности и честности.

Мы рассмотрим некоторые закономерности, связывающие воедино три знаменитых судебных процесса, опозоривших страны, их правителей и представителей правосудия, затеявших эти процессы. При проведении этих процессов были грубо нарушены основополагающие принципы правосудия только для того, чтобы осудить и покарать невиновных.

Это «Дело Дрейфуса», длившееся во Франции с 15 октября 1894 года до 12 июля 1906 года, т.е. почти 12 лет.

Это «Дело Бейлиса», всколыхнувшее Россию в период с 12 марта 1911 года до 28 октября 1913 года, т.е. тянувшееся 2,5 года.

Это «Дело Слейтера», занявшее в Британии период с 21 декабря 1908 года до ноября 1927 года, т.е. 19 лет…

Первое, что объединяет все три процесса — это, разумеется, их жертвы, обвинённые прежде всего потому, что они были евреями.

Второе — это время проведения процессов — конец XIX-начало XX века, время бурных событий, предшествующих началу Первой мировой войны.

Третье — это те люди, которые выступили против судебного произвола, рискуя навлечь на себя гнев начальства и ярых антисемитов.

В «Деле Дрейфуса» — это, прежде всего, начальник разведывательного бюро полковник Жорж Пикар.

В «Деле Бейлиса» — это в первую очередь известный сыщик, пристав Николай Красовский.

А в «Деле Слейтера» — это Джон Тренч — лейтенант-детектив полиции Глазго.

И, наконец, четвёртое — в каждом из процессов активное участие принимал известный писатель и общественный деятель, возвысивший голос в защиту невинно страдающего еврея.

В «Деле Дрейфуса» — это Эмиль Золя, отданный за свои выступления под суд.

В «Деле Бейлиса» — это, конечно, Владимир Короленко, активно защищавший Бейлиса в печати и присутствовавший на процессе в качестве корреспондента.

В «Деле Слейтера» — это Артур Конан Дойл, благодаря приверженности истине, настойчивости и упорству которого, Слейтер был освобождён после 18 лет заключения.

За рамками этих коротких списков остались многие и многие, кто активно боролся за оправдание невиновных и способствовал торжеству справедливости. В частности — это многочисленные журналисты, которые активно вели расследования в прессе и побуждали общество к справедливости.

Далее я постараюсь коротко изложить суть каждого из этих дел.

«Дело Дрейфуса»

«Дело Дрейфуса» — судебный процесс в декабре 1894 года во Франции и последовавший за ним социальный конфликт (1896-1906) по делу о шпионаже в пользу Германской империи офицера французского генерального штаба, еврея родом из Эльзаса (на тот момент территории Германии) капитана Альфреда Дрейфуса (1859-1935). Он был разжалован военным судом и приговорён к пожизненной ссылке при помощи фальшивых документов и на волне сильных антисемитских настроений. Дело получило большой общественный резонанс и сыграло значительную роль в истории Франции и Европы конца XIX — начала XX веков (Википедия).

В конце 1894 года в Генеральном штабе была обнаружена пропажа нескольких секретных документов. Через некоторое время служащий военной разведки майор Юбер Анри представил в военное министерство бордеро, вроде бы найденное в выброшенных бумагах германского военного агента, полковника Шварцкоппена (бордеро — препроводительная бумага, без числа и подписи, в которой сообщалось адресату об отправлении ему секретных военных документов). Полковник Фабр и эксперт военного министерства определили, что бордеро написано капитаном Альфредом Дрейфусом. Дрейфус был арестован 15 октября 1894 года и предан военному суду.

Суд происходил в Париже в декабре 1894 года, при закрытых дверях. На виновности Дрейфуса решительно настаивали начальник генерального штаба генерал Буадефр, его помощники генерал Гонз, Пати де Клам, Анри и другие военные. Судьи колебались — улик было недостаточно. Тогда с согласия военного министра был изготовлен фальшивый документ — записка, якобы написанная германским послом и изобличавшая Дрейфуса в сотрудничестве с немцами. Дрейфус был приговорён за шпионаж и государственную измену к разжалованию и пожизненной ссылке в Кайенну (административный центр Французской Гвианы) и в январе 1895 года отправлен на Чёртов остров (относится к Кайенне и служил тогда тюрьмой для особо опасных преступников).

Уже в процессе суда в печати высказывались мнения, что вина Дрейфуса не доказана и что имела место судебная ошибка. В «Le Matin» было напечатано факсимиле бордеро, которое у многих вызывало сомнения в принадлежности этого документа руке Дрейфуса.

В 1896 году появилась брошюра журналиста Лазара «Судебная ошибка», в которой доказывалась невиновность Дрейфуса. В том же 1896 году новый начальник разведывательного бюро, полковник Жорж Пикар, указал генералу Гонзу на сходство почерка бордеро с почерком другого офицера, майора Эстерхази, ведшего к тому же широкий образ жизни (Эстергази — сын французского генерала, потомок знатного венгерского рода). Пикар за излишнюю инициативу и самостоятельное продолжение расследования был переведён в Тунис…

Началась обширная общественная дискуссия по «Делу Дрейфуса».

В ноябре 1897 года брат Дрейфуса Матье выдвинул формальное обвинение против майора Эстерхази как автора бордеро. 11 января 1898 года Эстерхази был оправдан военным судом при активной поддержке Генштаба.

Через 2 дня, 13 января 1898 года, в газете «Аврора» появилось письмо знаменитого писателя Эмиля Золя к президенту республики Феликсу Фору («Я обвиняю»), в котором очень решительно утверждалось, что бордеро сфабриковали Эстерхази и Анри. А генеральный штаб и военное министерство сознательно губили ненавистного им Дрейфуса, чтобы выгородить виновного Эстерхази. Письмо Золя и во Франции, и в Европе произвело впечатление взрыва.

Реакция властей была немедленной и жесткой: писателя привлекли к суду за клевету, лишили ордена Почетного легиона и приговорили к году тюремного заключения и штрафу. Золя опротестовал приговор и в ожидании повторного суда уехал в Англию.

С этого момента «Дело Дрейфуса» захватило общественное внимание Франции и всего мира и приобрело громадное значение. Франция раскололась на 2 части — на дрейфусаров и антидрейфусаров, между которыми началась ожесточённая борьба. Среди дрейфусаров были радикалы, социалисты и такие разные по своим взглядам известные люди, как писатели Эдмон Гонкур, Эдмон Ростан, Анатоль Франс, Марсель Пруст, художники Клод Моне, Камиль Писсаро, Поль Синьяк, актриса Сара Бернар, а среди антидрейфусаров — почти всё военное сословие Франции, клерикалы, националисты (особенно — антисемиты), писатели Жюль Верн, Морис Баррес, Леон Доде, художники Эдгар Дега, Поль Сезанн, Анри Матисс.

Различия во взглядах на «Дело Дрейфуса» разводило вчерашних друзей и единомышленников, вносили раздор в семьи. Для одних Дрейфус был изменником, врагом Франции, а его сторонники — евреи, иностранцы и люди, продавшиеся евреям, чтобы очернить честь французской армии. Для других Дрейфус, отчасти — случайная жертва, на которую пало подозрение только потому, что он еврей и чужак, отчасти — жертва злобы людей, действовавших сознательно, чтобы выгородить Эстерхази и других.

На разбирательстве дела Золя генерал Пелье представил новое доказательство виновности Дрейфуса, а именно — перехваченные 2 письма Шварцкоппена к итальянскому военному агенту Паницарди, в которых говорилось об «этом еврее» (указана была только первая буква Д.). В третьем перехваченном письме говорилось об «этой каналье Дрейфусе». На эти письма сослался, как на абсолютное доказательство виновности Дрейфуса, Кавеньяк, военный министр, в речи, произнесённой им в палате депутатов 7 июля 1898 года, и эта речь произвела сильнейшее впечатление. Она была расклеена во всех коммунах Франции. Общественное мнение явно и, казалось, бесповоротно склонилось на сторону осуждения Дрейфуса. Между тем, подложность документов, написанных по-французски, была ясна уже из того, что их составитель, считая Шварцкоппена немцем, специально сделал несколько грубых ошибок, тогда как Шварцкоппен, будучи уроженцем Эльзаса, прекрасно владел французским языком.

Полковник Жорж Пикар публично высказал, что этот документ подделан Анри. За это Пикар был арестован и лишён военного звания. Через несколько недель уже у Кавеньяка возникли сомнения, он провёл дополнительное расследование, а затем допросил полковника Анри и принудил его сознаться в подлоге. Анри был арестован и в тюрьме покончил собой (?). Виновность Дрейфуса ставилась этим под сильное сомнение. Однако, военная партия и антисемиты настаивали на своём, утверждая, что Анри совершил подлог лишь для того, чтобы прекратить агитацию, позорящую честь армии.

Новым событием стал побег Эстерхази за границу и признание, что именно он автор бордеро. Этому заявлению антидрейфусары не желали верить, уверяя, что оно сделано за деньги. Уголовная палата кассационного суда признала доказанным подложность одного документа и на этом основании назначила пересмотр приговора, вошедшего в законную силу.

При рассмотрении дела в кассационном суде выяснилось, что в «Деле Дрейфуса» имеется не один, а множество подложных документов, и что первый обвинительный приговор был вынесен на основании данных, сообщённых судьям в их совещательной комнате и не предъявленных ни обвиняемому, ни защитнику. Резолюция кассационного суда почти предрешала оправдание. Вторичный разбор дела военным судом происходил осенью 1899 года в маленьком Ренне. Общественное возбуждение и напряжение страстей достигли таких пределов, что во время процесса было совершено покушение на жизнь защитника Дрейфуса Фернана Лабори. Свидетелями обвинения выступили пять бывших военных министров, генералы Буадефр и Гонз, которые, не приводя доказательств, настаивали на виновности Дрейфуса.

Защита настаивала на вызове Шварцкоппена и Паницарди, но в этом ей было отказано. Шварцкоппен сделал заявление через печать, что документы им получены от Эстерхази, а германское правительство напечатало в газете официальное заявление, что с Дрейфусом оно никогда не имело дел. Процесс тянулся с 7 августа по 9 сентября 1899 года. Большинством 5 против 2 голосов судей Дрейфус был вновь признан виновным, но при смягчающих вину обстоятельствах, и приговорён к 10 годам заключения.

Приговор этот произвёл на сторонников Дрейфуса тягостное впечатление. Если Дрейфус виновен, то ничто не могло смягчить его вины. Значит, приговор свидетельствует о неискренности судей, которые хотели угодить военному сословию. В то же время, признавая наличие смягчающих обстоятельств, каждый судья пытался примириться со своей совестью.

Президент Эмиль Лубе по предложению правительства помиловал Дрейфуса, который помилование принял (после 5 лет заключения). Этим он оттолкнул от себя многих из своих сторонников, в том числе и адвоката. Дрейфусары хотели продолжать борьбу, настаивая на предании суду всех виновных лиц, но правительство, чтобы покончить с делом навсегда, внесло проект общей амнистии для преступлений, совершённых в связи с «Делом Дрейфуса». Проект был принят обеими палатами в декабре 1900 года. После амнистии в деле Дрейфуса Пикар был восстановлен в военном звании и стал дивизионным генералом.

Альфред Дрейфус

Полковник Пикар

Эмиль Золя

В апреле 1903 года Жан Жорес прочитал в палате депутатов попавшее ему в руки письмо генерала Пелье к Кавеньяку, написанное 31 августа 1898 года, то есть после «самоубийства» Анри, в котором Пелье говорил о бесчестных обманах в «Деле Дрейфуса». С этого началась новая кампания по пересмотру. Бриссон резко заявил о недобросовестном поведении во всей этой истории Кавеньяка, который утаил от него, премьера, это письмо Пелье, как он утаивал и многое другое. В 1903 году новый военный министр, генерал Андре, ознакомился с «Делом Дрейфуса» и склонился к мнению о необходимости его пересмотра. В ноябре 1903 года Дрейфус подал новую кассационную жалобу, и дело перешло на новое рассмотрение кассационного суда. В марте 1904 года кассационный суд постановил произвести дополнительное следствие, и 12 июля 1906 года новый процесс признал Дрейфуса полностью невиновным (ещё через 7 лет!). Все обвинения с него были сняты, он был восстановлен в армии и награждён орденом Почётного легиона.

В конце концов, защитники Дрейфуса добились полной реабилитации безвинно оклеветанного капитана-еврея.

«Дело Бейлиса»

«Дело Бейлиса» — судебный процесс по обвинению еврея Менахема Менделя Бейлиса в ритуальном убийстве 12-летнего ученика приготовительного класса Киево-Софийского духовного училища Андрея Ющинского, совершённом в Киеве 12 марта 1911 года (Википедия).

При расследовании убийства полиция достаточно быстро вышла на Веру Чеберяк. Она была хорошо известна правоохранительным органам, как держательница воровского притона и скупщица краденых вещей. Следователи пришли к выводу, что истинными убийцами были именно Чеберяк и «тройка» уголовников из её притона.

Но активистами черносотенных организаций и рядом крайне правых политиков и чиновников, было инициировано обвинение евреев в ритуальном убийстве. На этом скользком пути им и подвернулся Мендель Бейлис.

Бейлис родился в 1874 году в Киеве и был сыном глубоко религиозного хасида, но сам к религии был безразличен. Он не соблюдал большинства обрядов (даже работал по субботам). Отбыв военную службу, Бейлис женился, у него было пятеро детей. Большую часть взрослой жизни он проработал на Подоле приказчиком на кирпичном заводе Зайцева, друга его отца. Он получал 50 рублей в месяц, но, оплачивая обучение сына в русской гимназии и имея на содержании многочисленную семью, был весьма беден и работал с утра до позднего вечера. Бейлис находился в хороших отношениях с христианским населением и, в частности, с местным священником. Его репутация была настолько высока, что во время октябрьского погрома 1905 года к нему пришли местные члены «Союза русского народа» с уверением, что ему бояться нечего.

22 июля 1911 года по подозрению в убийстве Ющинского 37-летний Бейлис был арестован и провёл в тюрьме 2 года (!) до завершения процесса. Вместе с ним был задержан и 3 дня содержался в охранном отделении его 9-летний сын Пинхас, друживший ранее с Ющинским.

Изначально розыск проводил начальник Киевского сыскного отделения Евгений Мищук; предварительное следствие осуществлял следователь по особо важным делам Киевского окружного суда Василий Фененко, а наблюдение — прокурор киевского окружного суда Николай Брандорф. Они не отрицали возможность ритуального характера убийства, но, при проверке не нашли этому никакого подтверждения. На первом этапе основной версией были корыстные мотивы: родственников Ющинского. Позже выяснилось, что улики против них были сознательно сфабрикованы, а признания — выбиты следствием. Правые при этом открыто заявили, что евреи подкупили полицию, чтобы направить следствие по ложному пути.

В лагере активных обвинителей Бейлиса первые скрипки играли: Щегловитов, Чаплинский, Машкевич, Виппер и Голубев. Коротко опишем каждого из них.

Иван Щегловитов — криминолог и государственный деятель, действительный тайный советник, министр юстиции Российской империи.

Георгий Чаплинский — юрист, сенатор, член Госсовета, тайный советник. Чаплинский — поляк, перешедший в православие, охотно демонстрировал свою близость к крайне правым. По отзывам его сотрудника, «в своих беседах поражал… крайним юдофобством и той ненавистью, с какой он говорил об евреях».

Николай Машкевич — судебный следователь по особо важным делам петербургского окружного суда.

Оскар Виппер — юрист, действительный статский советник, обвинитель по делу Бейлиса.

Владимир Голубев — монархист, председатель общества «Двуглавый орёл».

По выражению Брандорфа, «первым изобрёл виновность Бейлиса» Голубев. Он обследовал местность и выяснил, что усадьба, где было найдено тело, примыкает к еврейскому заводу, на котором работал Бейлис. Голубев сначала устно заявил Чаплинскому, а потом, на двух допросах показал, что вблизи пещеры расположена «усадьба некоего жида Зайцева», в которой проживает «его управляющий, какой-то еврейчик Мендель… Лично моё мнение, что убийство, скорей всего, совершено или здесь, или в еврейской больнице. Доказательств, конечно, этому я представить не могу».

Далее розыск сосредоточился в руках сыщика Николая Красовского. Ему помогали околоточный надзиратель Кириченко и два сыщика, Выгранов и Полищук. Красовский вёл себя дипломатично: заявляя черносотенцам и связанным с ними лицам, что не сомневается в ритуальном характере убийства. Сам же вёл розыск в направлении, казавшемся ему правильным.

Параллельно с подготовкой ритуального процесса Чаплинский дал поручение начальнику Киевского жандармского управления полковнику Александру Шределю негласно провести розыск истинных виновников убийства. Аналогичное поручение Шредель имел и от министра внутренних дел Столыпина.

20 января Шредель докладывал начальнику Департамента полиции Белецкому, что у него есть «твёрдое основание предполагать, что убийство мальчика Ющинского произошло при участии названной выше Чеберяковой и лишённых прав уголовных арестантов Николая Мандзелевского и Ивана Латышева». Интересно, что в это же самое время дело по обвинению Бейлиса в ритуальном убийстве Ющинского было закончено производством и передано в суд.

Администрации необходимо было скрыть, что ей известно о виновности Чеберяк и «тройки». Если бы это стало известно, то разразился бы скандал. Тут на карту ставился вопрос не только о конспирации и о порочности правосудия, но и весь придуманный миф ритуального убийства. Создатели его лишались бы возможности увековечить кровавый навет, и провалилась бы затея бурного проявления в народе антисемитских чувств.

Вот чем объясняется увольнение и преследование начальника розыска Мищука, а затем и более важного лица — прокурора Брандорфа. Вот почему чиновник уголовного розыска Красовский тоже был снят с дела и отправлен в провинцию на свою прежнюю должность. В течение четырех месяцев его не трогали; но в январе 1912 года он был уволен…

При этом способный и находчивый чиновник освобождался от обязанности сохранять служебную тайну. Он принял решение продолжать следствие по «Делу Бейлиса» частным порядком. В апреле 1912 года Красовский снова появился в Киеве и приступил к розыскам. Он стал очень опасен. Появились подозрения, что он общался со своим бывшим помощником Кириченко, и что тот тайно помогал Красовскому. Таким образом, Красовский получил двойное преимущество — свободу своих действий и доступ к планам правительственных заговорщиков.

Вскоре после появления Красовского в Киеве, его вызвал к себе судебный следователь. К этому времени честный и упрямый Фененко был уже снят с дела. Его заменил посланный Щегловитовым из Санкт-Петербурга знаменитый антисемит Николай Машкевич, ставший ключевой фигурой в подготовке ритуального процесса. Красовский прямо заявил Машкевичу: «Благодаря вмешательству правых организаций это дело не могло нормально развиваться; они думают, что это убийство было ритуального характера, а я убежден, что это обыкновенное убийство, совершенное из мотивов мести профессиональными убийцами».

Через четыре дня Красовский был арестован по обвинению в присвоении имущества подсудимого при исполнении служебных обязанностей. По этому обвинению Красовский отбыл в тюрьме шесть недель, затем его судили и оправдали в киевском окружном суде. После чего он возобновил свои розыски с удвоенной энергией и со значительными результатами.

В процессе своего расследования Красовский получил такие неопровержимые доказательства вины Чеберяк и «тройки», что администрация была вынуждена уничтожить первый вариант составленного обвинительного акта, отказаться от назначенной на 25 мая 1912 года сессии суда и начать дополнительное расследование, чтобы найти новые материалы для обвинения Бейлиса.

13 мая 1913 года доследование было закончено, и дело вновь передали в суд. Переписка высших чиновников свидетельствует о том, что они осознавали слабость улик против Бейлиса и его очевидную невиновность.

Летом 1913 года Щегловитов вызвал в Петербург начальника московского уголовного розыска Аркадия Кошко, считавшегося лучшим сыщиком в России, и поручил ему ознакомиться с материалами дела и выявить «возможно выпуклее всё то, что может послужить подтверждению наличия ритуала». После месячного изучения материалов дела Кошко заявил министру, что он бы «никогда не нашёл возможность арестовать и держать его (Бейлиса) годами в тюрьме по тем весьма слабым уликам, которые есть против него в деле».

Некоторые члены Киевской судебной палаты считали, что дело должно быть прекращено за отсутствием улик. Председатель Киевского окружного суда Николай Грабор отказался вести дело. Он был заменён специально переведённым из Умани Фёдором Болдыревым, которому Щегловитов пообещал место председателя окружной судебной палаты. Среди сотрудников киевской прокуратуры не нашлось желающих выступать в суде в роли государственного обвинителя, поэтому Щегловитов был вынужден отправить в Киев товарища прокурора Петербургской судебной палаты Оскара Виппера.

Но было и много людей, несогласных с ритуальным уклоном процесса. 30 ноября 1911 года в прессе был опубликован протест, озаглавленный «К русскому обществу (по поводу кровавого навета на евреев)», составленный Владимиром Короленко и подписанный писателями, учёными и общественными деятелями. Среди 82 известных литераторов и общественных деятелей воззвание подписали: Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский, Александр Блок, Максим Горький, Фёдор Сологуб, Леонид Андреев, Вячеслав Иванов. В этом воззвании напоминалось, что изначально «кровавый навет» возводился на первых христиан, и упоминалось, что греческий патриарх Григорий назвал легенду об употреблении евреями христианской крови «внушающим отвращение предрассудком нетвёрдых в вере людей».

Кампания протеста против «Дела Бейлиса» носила и мощный международный характер. В марте 1912 года в Германии появился протест, подписанный 206 представителями немецкой интеллигенции, включая Томаса Манна и Герхарда Гауптмана. Вслед за тем появился протест 240 английских общественных деятелей, который подписала вся верхушка церкви во главе с архиепископом Кентерберийским, спикер палаты общин, бывший президент Академии Художеств Эдвард Джон Пойнтер, Герберт Уэллс, Остин Чемберлен, Артур Бальфур, Джеймс Джордж Фрэзер, Томас Харди… Во французском протесте, содержавшем 150 подписей, приняли участие Анатоль Франс и Октав Мирбо.

На стороне Бейлиса были даже видные русские националисты и антисемиты, редакторы газеты «Киевлянин» Дмитрий Пихно и Василий Шульгин. Пихно 30 мая 1912 года под заголовком «Вы сами приносите человеческие жертвы!» опубликовал в газете разоблачения Красовского, тотчас ставшие предметом обсуждения в Думе. Шульгин с первого же дня суда начал публикацию в «Киевлянине» серии статей с резкой критикой обвинения: «Не надо быть юристом, надо быть просто здравомыслящим человеком, чтобы понять, что обвинение против Бейлиса есть лепет, который любой защитник разобьёт шутя. И невольно становится обидно за киевскую прокуратуру и за всю русскую юстицию, которая решилась выступить на суд всего мира с таким убогим багажом».

Процесс начался в Киеве 23 сентября 1913 года и длился более месяца.

Кроме Виппера, обвинение представляли член фракции правых в 4-й Государственной думе Георгий Замысловский и известный адвокат-антисемит Алексей Шмаков.

Бейлиса защищали киевский адвокат Дмитрий Григорович-Барский. Но первую роль на процессе играли защитники, составлявшие цвет столичной адвокатуры: Александр Зарудный, Николай Карабчевский, Василий Маклаков и Оскар Грузенберг (единственный еврей среди защитников). В числе доверенных лиц подсудимого в суде участвовал также Владимир Набоков, присутствовавший как корреспондент газеты «Речь».

Ни один из представителей православной церкви не согласился выступить экспертом обвинения, и подтверждение наличия ритуальных убийств в еврейской религии было поручено католическому священнику из Ташкента Иустину Пранайтису. Тот был направлен (фактически сослан) в Среднюю Азию за аферы и судился по обвинению в шантаже. Пранайтис доказывал, что иудаизм предписывает ненависть ко всем неевреям и ритуальные убийства, цитируя при этом Талмуд и каббалистические трактаты. Однако защита уличила его в полном незнании еврейской религиозной литературы. Например, он не смог ответить на целую серию вопросов, содержавших названия частей Талмуда. Он не смог указать в еврейском тексте Талмуда названные им места и, в конце концов, признался, что цитировал Талмуд по фальсифицированному немецкому переводу.

В итоге обвинение полностью проиграло на процессе и богословский, и психиатрический диспуты.

Власть целенаправленно манипулировала отбором присяжных заседателей в расчете на обвинительный приговор. В присяжные специально были назначены малообразованные граждане; и представители властей стремились к тому, чтобы среди присяжных были люди, заранее настроенные против евреев.

В результате в число присяжных вошли семь крестьян, два мещанина, три мелких чиновника. Впоследствии выяснилось, что пять присяжных, включая старшину, были членами «Союза русского народа».

За присяжными была установлена непрерывная слежка (как до начала, так и во время самого процесса).

Председатель, вначале ведший процесс достаточно корректно, под конец придал суду откровенно обвинительный уклон. По мнению Короленко, председательское резюме по делу было необъективным и фактически напоминало новую обвинительную речь, что вызвало протест защиты.

Присяжным было задано два вопроса: о факте убийства и о виновности Бейлиса; при этом в первом вопросе были объединены вопрос о факте, месте и способе убийства. Получилось, что, признавая факт убийства, присяжные должны были одновременно признать, что оно было совершено на заводе Зайцева путём многочисленных ударов колющим оружием, вызвавших обильное кровотечение и обескровливание.

Присяжные по первому вопросу вынесли положительный вердикт, а по второму (о виновности Бейлиса) — отрицательный, и 28 октября 1913 года в 6 часов вечера Бейлис был оправдан и немедленно освобождён.

Мендель Бейлис

Николай Красовский

Владимир Короленко

Отметим, что даже специально подобранные присяжные не смогли вынести обвинительный вердикт в отношении невиновного человека, не смотря на все старания властей…

«Дело Слейтера»

Оскар Слейтер — жертва судебной ошибки, произошедшей в Англии в 1908 году и длившейся до 1927 года. Еврея Оскара Джозефа Слейтера (родившегося в Германии) обвинили в жестоком убийстве 82-летней затворницы Марион Гилкрист. Возможно, дело осталось бы неизвестным, если бы на него не обратил внимание Артур Конан Дойл, развернувший большую кампанию в прессе в поддержку обвиняемого (Википедия).

Мисс Марион Гилкрист давно жила в Глазго. Она была состоятельной дамой и отшельницей. Единственной, с кем она общалась, была её молодая служанка Хелен Ламби. 21 декабря 1908 года Хелен вышла из дома, чтобы купить вечернюю газету и отсутствовала менее десяти минут. Вернувшись с газетой, Ламби увидела у двери мисс Гилкрист взволнованного жильца нижней квартиры Артура Адамса. Он объяснил, что услышал какой-то шум в квартире соседки, а затем глухой удар и поднялся наверх.

Хелен открыла дверь своим ключом. В тот момент из внутренних комнат показался незнакомый (?) мужчина. Он оттолкнул Ламби и Адамса и убежал. Служанка и молодой сосед осторожно вошли в квартиру. Мисс Гилкрист лежала в гостиной перед камином, прикрытая ковром. Голова её была разбита. Коллекция драгоценностей мисс Гилкрист, оценённая более чем в три тысячи фунтов стерлингов, оказалась почти нетронутой. Пропала только бриллиантовая брошь стоимостью примерно пятьдесят фунтов. Но ящик с бумагами был открыт, его содержимое разбросано вокруг, словно искали какой-то документ. Адамс побежал в полицию, а Ламби заторопилась в дом миссис Маргарет Биррелл, племянницы мисс Гилкрист. Там служанка сказала, что узнала убийцу!

Полиция оказалась под давлением общественности, требующей ареста преступника. К сожалению, полиция стала настойчиво разрабатывать единственную версию — убийцей является уехавший в Америку 36-летний еврей Оскар Слейтер.

Оскар Слейтер

Оскар Джозеф Слейтер родился 8 января 1872 года в городе Ополе в Верхней Силезии. Приблизительно в 1893 году, уклоняясь от военной службы, он уехал в Лондон, где работал букмекером. Он часто переезжал и успел пожить в Нью-Йорке, Лондоне, Париже и Брюсселе. В 1899 году он переехал в Эдинбург, а в 1901 в Глазго. Слейтер утверждал, что был преподавателем гимнастики и дантистом, но полиции считала его игроком и сутенёром, который к тому же имел связи с ворами, грабителями и продавцами краденого. Тем не менее, Слейтер не был судим до обвинения в убийстве Марион Гилкрист.

Семья Слейтера была бедна. Его родители жили в обветшалом доходном доме в Бейтене (Германия). Отец, инвалид с заболеванием позвоночника, не работал уже многие годы. Мать Паулина страдала частичной слепотой. Во время странствий Слейтер регулярно посылал им деньги. «Никаким родителям я не могла бы пожелать лучшего сына, — сказала Паулина репортеру Glasgow Herald после ареста Слейтера — Он мой сын, мой лучший из сыновей».

Арест Слейтера и разбирательства по его делу выявили антиеврейский настрой шотландцев. Дело было основано на 2-х антисемитских предубеждениях: крови и деньгах…

Даже еврейская община Глазго дистанцировалась от Слейтера. Но после вынесения смертного приговора одним из немногих его защитников остался Елеазар Филипс — глава еврейской общины в Гарнетхилле.

Доводом в пользу виновности Слейтера было то, что подозреваемый отдал в залог бриллиантовую брошь, по стоимости равную той, что пропала у Мисс Гилкрист. Сделал он это перед тем, как отправиться в Америку на океанском лайнере вместе с любовницей-француженкой. По запросу из Англии Слейтер был арестован по прибытии в Нью-Йорк и отдан под суд.

Во время судебного процесса по делу об экстрадиции Слейтера британские судебные обвинители прибегли к откровенной лжи, чтобы добиться возвращения Слейтера в Шотландию. Но, поскольку у обвинения не было весомых доводов, адвокаты Слейтера не сомневались, что выиграют дело. И всё же Слейтер сам решил отказаться от дальнейших слушаний, вернуться в Шотландию и предстать перед судом. Это было его ошибкой.

Быстро выяснилось, что брошь, которую Слейтер заложил, принадлежала ему многие годы и была отдана в залог более чем за месяц до убийства. Тем не менее, полиция проигнорировала это обстоятельство — ведь Слейтер был единственным подозреваемым. У него было алиби, которое подтвердили и любовница, и его служанка. Однако полиция оставила эти доводы в стороне.

«Дело Слейтера» было глубоко несостоятельным. Обвинение так и не смогло продемонстрировать никакой связи между Оскаром Слейтером и Марион Гилкрист. Однако преступление уже стало газетной сенсацией, и полиция обязана была найти виновного (!).

Для поствикторианской морали возмутительным оказался факт, что Слейтер был иностранцем, евреем и жил на средства от занятий, считающихся неприличными. Еще больше раздражало публику то, что в эпоху ощутимой зависимости от социальных традиций Слейтер не подпадал под общепринятые классификации. По внешнему виду он был элегантным представителем обеспеченного класса, но при этом не был джентльменом. При всей приписываемой ему распущенности, он во время судебного расследования не впадал в отчаяние — по сути, он демонстрировал жизнерадостность, близкую к природной. Весь облик Слейтера, на который он не имел права, не соответствовал тем привычным стереотипам, по которым обычно выносились общественные суждения.

Фальсифицированное «Дело Слейтера выстроилось на вопросах опознания преступника двумя основными свидетелями. И власти Глазго продемонстрировали, что это опознание может фабриковаться по мере необходимости.

Слейтера защищали барристер Александр Макклюр, его помощник Джон Мэйр и адвокат Юинг Спирс. К сожалению, защитники проявили себя слабо, не сосредоточили внимание присяжных на явных промахах и предвзятостях следствия.

В 1909 году Оскар Слейтер большинством голосов был признан присяжными виновным и приговорён к смертной казни. Приговор был окончательным, т.к. судебные решения в Шотландии того времени не обжаловались.

Адвокат Слейтера Спирс отправил Джону Синклеру, министру по делам Шотландии, официальное письмо с просьбой о смягчении приговора для Слейтера. Этот документ был эталоном юридической аргументации, который последовательно воспроизводил процесс над Слейтером со всеми его изъянами. К прошению прилагалась публичная петиция в пользу Слейтера, подписанная более чем 20 000 человек (!). За два дня до исполнения казни министр Синклер по поручению короля Эдуарда VII изменил приговор на пожизненную каторгу.

Слейтер провел в заключение 18 лет (!). Он сидел в одиночке Питерхедской тюрьмы при весьма суровых условиях, забытый почти всеми. Слейтер был занят на тяжелых работах, вырубая огромные глыбы гранита.

В 1925 году из Питерхедской тюрьмы был освобождён Уильям Гордон. Он смог вынести из заключения (под зубным протезом) записку, которую Слейтер написал карандашом на клочке тонкой обёрточной бумаги. Этот короткий вопль о помощи Гордон сумел передать Конан Дойлу и писатель возобновил настойчивые попытки освободить невиновного. Вот отрывок из рассказа Гордона о Слейтере и их совместной работе в заключении:

«Он был спокойным, его уважали заключенные, и я почувствовал к нему инстинктивную приязнь. Каждый работавший в нашей группе должен был за день проделать 30 отверстий глубиной более фута в сплошной гранитной глыбе. Это тяжелая дневная норма… Мы со Слейтером работали в каменоломнях бок о бок день за днем целыми месяцами».

Все долгие годы заключения нашего героя поддерживали, прежде всего, письма от матери Паулины. Вот отрывок из одного такого письма:

«С тобой, мое дорогое дитя, я начинаю день, и ты никогда не уходишь из моих мыслей. Я считаю дни до того времени, когда вновь должно прийти письмо от тебя. Я часто вижу тебя во сне свободным и наслаждающимся благами этого мира. О, если бы так было в действительности… Да, дорогой Оскар, человек ко всему привыкает.
Мы смирились с твоим несчастьем и радуемся вестям, что ты здоров… Мое единственное желание — чтобы Всевышний дал нам хотя бы на четверть часа свидеться до того, как закончатся дни нашей жизни…»

Оскар писал в ответ:

«Твои письма, дорогая матушка, я сложил вместе, как молитвенную книгу, и когда мои мысли — а такое бывает часто — обращаются к дорогому дому, я вновь перечитываю твои письма и нахожу большое утешение… Я также, дорогой отец, всем сердцем стараюсь оставаться радостным, и добродушие моей дорогой матушки очень мне помогает».

Увы, письма служили Слейтеру не очень надежной опорой. В первые несколько лет после прибытия в Питерхед Слейтеру разрешали отправлять письма домой только раз в полгода. Из-за необходимости переводить их на английский время растягивалось еще сильнее.

Вот отрывок из другого письма матери сыну:

«Мой любимый невинный Оскар… Читаю твое письмо и благодарю Бога, что ты чувствуешь себя хорошо. Сейчас нас окружает только одиночество… Я единственная жива из всех моих братьев и сестер…

Если бы только Бог сделал так, чтобы твои ужасные неприятности развеялись, тогда мы непременно могли бы радоваться всю оставшуюся нам жизнь. Отец по-прежнему не здоров. Конечно, он ежедневно возносит молитвы за своего любимого Оскара и благословляет тебя каждый раз, когда произносит твое имя».

Ответы Слейтера были полны участия:

«Мне очень тяжело знать, дорогие мои, что вы обо мне печалитесь, — написал он однажды матери. — Я здесь пробыл так долго, что мне теперь разрешили получать письма от вас каждые два месяца… Лист бумаги слишком мал и не вмещает всей моей любви к вам».

Во время Первой мировой войны переписка Слейтера с родными была прервана, и он не знал о смерти родителей.

Лишь в 1919 году он получил первую весточку от сестры Малхен. Сестра будет для Слейтера главной нитью, связывающей с семьей, вплоть до выхода из тюрьмы.

«Добрая Мальхен, я буду регулярно тебе писать каждые шесть недель, а если придется писать кому-то еще, я попрошу специального позволения, — сообщил ей Слейтер в письме, отправленном в начале 1920-х годов. — Я очень рад узнать, что тебе 44 года и ты 25 лет замужем. Я выгляжу как старый седой кот». Позднее он стал получать письма и от другой сестры Феми.

Однако посланий из дома не всегда хватало для поддержки Слейтера. В мае 1910 года он пишет другу семьи доктору Мандовскому, юристу в Бейтене:

«Это непростое дело… С самого начала меня сделали козлом отпущения, и на всех уровнях были приложены усилия, чтобы проявленная ко мне несправедливость не вышла на свет… Мое дело — второе дело Дрейфуса… Я сломлен и погублен, и я — сколько буду жить — приложу все усилия к тому, чтобы избавить мою семью от этого позора».

Адвокат Слейтера Спирс, чьё прошение помогло предотвратить смертный приговор, умер в 37 лет от инсульта. Его сменил адвокат Александр Шонесси, который и убедил Конан Дойла заняться «Делом Слейтера».

Артур Конан Дойл

Артур Конан Дойл получал письма о помощи в большом количестве. Он редко отзывался на них. Но в 1906 году он добился оправдания Джорджа Эдалжи, адвоката из Бирмингема, индийца по происхождению, который был осужден на 7 лет за убийство домашних лошадей. Конан Дойл написал памфлет о невиновности адвоката, смог убедить суд пересмотреть дело и добился оправдания Эдалжи.

Писатель узнал о «Деле Слейтера» во время предварительного заключения Оскара. «Когда я ознакомился с фактами, я понял, что этот несчастный человек имеет такое же отношение к убийству, как и я» — написал Конан Дойл в автобиографии. Писатель выпустил памфлет «Дело Оскара Слейтера», в котором привел ряд доводов о невиновности Слейтера. Несмотря на убедительность его аргументов, добиться пересмотра «Дела Слейтера» не удалось. Конан Дойл начал настойчивую кампанию в прессе. В конце концов, было назначено официальное правительственное расследование.

«Дело Оскара Слейтера» было издано Конан Дойлем в 1912 году.

«После публикации я получил многочисленные письма со всей страны, меня просили употребить все мое влияние на то, чтобы убедить власти назначить повторное расследование, — писал он. — Полагаю, что, указав британской публике на возможность и вероятность судебной ошибки, я пробудил более широкий интерес к случаю Слейтера, и если общественность согласна с моим мнением, то ей остается добиться пересмотра дела».

Несмотря на то что «каждая улика против Слейтера при проверке разваливается на куски» (писал позже Конан Дойл), книга почти не оказала влияния на дело, и Слейтер остался в заточении.

Теперь вернёмся к расследователям. Через четыре года после смерти мисс Гилкрист в городке Броти-Ферри к северу от Эдинбурга, была найдена убитой 65-летняя шотландка по имени Джин Милн. По случайному совпадению многие детали убийства перекликались с делом мисс Гилкрист.

Полиция заподозрила в убийстве Чарльза Уорнер, канадского бродягу. Тот отбывал двухнедельное заключение в мейдстонской тюрьме за неоплату счета в местной гостинице.

Джон Томсон Тренч

Лейтенант-детектив Джон Томсон Тренч принимал участие в этом расследовании. И хотя Уорнера опознали 12 свидетелей (!), и местный прокурор начал против него дело, внимательный к мелочам Тренч сумел доказать, что в день убийства Уорнер находился в Антверпене…

Тренча все уважали. По словам майора, под командованием которого он служил в Первую мировую войну, Тренч «пользовался любовью товарищей, не позволял себе неприглядных поступков, желал справедливости для всех». Он был женат и имел шестерых детей.

После того как зимой 1908-1909 годов Тренч поучаствовал в расследовании убийства мисс Гилкрист, он затаил глубокие сомнения в справедливости приговора. Со временем он тайно скопировал из полицейского архива документы, которые были изменены или положены под сукно. В 1914 году, после пяти лет сомнений, Тренч выступил публично. Это решение повлекло за собой юридический пересмотр дела Слейтера, который обернулся горьким фарсом. Оно также стоило Тренчу карьеры.

Расследование по вопросу приговора Слейтеру должно было состояться в Глазго под руководством Джеймса Гарднера Миллара — юриста, занимающего в Ланаркшире пост шерифа графства.

Оно было так обставлено, что Конан Дойл отправил в печать яростное письмо. «Слушания велись при закрытых дверях перед одним-единственным местным шерифом, свидетели не были приведены к присяге, — писал он. — Все отдавало скорее русской, чем шотландской юриспруденцией». Он добавил: «Все дело, по моему мнению, останется бессмертным среди отборных злодеяний в качестве примера некомпетентности и упрямства должностных лиц».

Для Тренча и Кука начинался новый, мрачный виток «Дела Слейтера» (Дэвид Кук — юрист из Глазго, друг и единомышленник Тренча).

14 июля 1914 года лейтенант-детектив Тренч был отстранен от исполнения служебных обязанностей, 14 сентября его уволили из департамента полиции Глазго. Дискредитированный, он ушел в армию и стал инструктором по строевой подготовке, а затем сержантом в Королевском шотландском пехотном полку. В мае 1915 года при подготовке к отправке к Дарданеллам в составе своего батальона, он был арестован глазговскими полицейскими, в тот же день арестовали и Кука. Их обвинили в перепродаже вещей, украденных при ограблении ювелирного магазина в Глазго в январе 1914 года.

Суд над Куком и Тренчем состоялся в августе 1915 года. К счастью, судья счел дело почти анекдотичным и велел присяжным вынести оправдательный вердикт. Присяжные повиновались, вердикт был единогласным. Тренч с честью прошел Первую мировую войну и был уволен из армии в октябре 1918 года. Им с Куком не суждено было дожить до старости: Тренч умер в 1919 году 50-летним, Кук умер в 1921 году в возрасте 49 лет.

В начале 1925 года, после получения микроскопического послания от Гордона, Конан Дойл написал Джону Гилмору, министру по делам Шотландии:

«После тщательного анализа дела я лично убежден, что Слейтер не знал о существовании погибшей женщины прежде, чем его обвинили в убийстве. Однако исходный вопрос о вине или невиновности еще не все: осужденный уже отсидел 15 лет, а это, насколько я понимаю, является обычным пределом пожизненного заключения в Шотландии при хорошем поведения заключенного. Я настоятельно просил бы вас любезно проявить личное внимание к данному делу, которое, вполне вероятно, войдет в анналы криминологии».

Конан Дойл надеялся на ответ: он привык, что высокопоставленные лица в Британии к его словам прислушивались. На этот раз ответа не было. Но он получил письмо от Уильяма Парка, журналиста из Глазго, с которым переписывался о деле Слейтера с 1914 года, когда Парк стал пылким сторонником Тренча и Кука. Теперь Парк продолжал расследовать дело самостоятельно. «Можете быть уверены, никаких шагов к освобождению не будет, — писал он. — Слейтер никогда не выйдет. И все же я намерен позже опубликовать новую книгу об этом деле. Опишу фальшивых свидетелей с их лживыми заявлениями. Можно доказать, что власти выставили на суд как минимум одного явного лжесвидетеля».

Тронутый письмом Парка, Конан Дойл вновь написал Гилмору, и 28 февраля 1925 года один из подчиненных Гилмора прислал лаконичный ответ:

«Министр по делам Шотландии уполномочил меня сообщить, что он не считает целесообразным рекомендовать какое бы то ни было вмешательство в приговор Слейтера».

«Излишне говорить, что я разочарован, — отозвался Конан Дойл. — Я сделал все возможное для исправления этой несправедливости. Теперь ответственность переходит на вас».

Посвященная Тренчу книга «Правда об Оскаре Слейтере» вышла в июле 1927 года. Как и Конан Дойл в предыдущих случаях, Парк выстроил целую цепь нелогичностей и нестыковок в «Деле Слейтера», имеющую огромный накопительный эффект. Его репортерские поиски позволили найти факты, которые не обнаружил даже Конан Дойл, в том числе два случая подтасовок со стороны полиции и обвинителей.

Конан Дойл снабдил книгу убедительным предисловием.

«Ясно, что дело пришлого немецкого еврея, носившего псевдоним Оскар Слейтер, будет жить в истории криминологии как судебная ошибка необычного для наших судов характера».

Далее он спрашивает: «Кто виновен в этой крупной и продолжительной судебной ошибке?» — и после этого идет список в духе статьи «Я обвиняю!», в котором фигурируют судья лорд Гатри, лорд-адвокат Александр Юр, несколько министров по делам Шотландии и шериф Миллар, «а более всего — местный прокурор и полиция».

Рамсей Макдональд (глава Лейбористской партии) стал для Конан Дойла влиятельным союзником. «Я занялся делом плотнее и вполне убежден, что этот человек столкнулся с тяжелейшей несправедливостью и что со всей историей нужно покончить — не просто освободить его, но и оправдать, — писал он Конан Дойлу 26 сентября. — Все должны быть неизмеримо благодарны вам за поразительную преданность делу при всех препятствиях и явном отсутствии успеха».

Книга Парка также подтолкнула к действиям английского журналиста Эрнеста Клефана Палмера. Выступая под псевдонимом Пилигрим, он опубликовал целую серию материалов о «Деле Слейтера».

После того, как прессе удалось добыть признания Хелен Ламби и Мэри Барроуман (главных свидетельниц в опознании виновного), что они меняли свои первоначальные показания под давлением полиции, невиновность Слейтера стала очевидной.

В свете таких откровений правительство больше не могло игнорировать голоса тех, кто выступал за Слейтера. Сэр Джон Гилмор 10 ноября сделал заявление:

«Оскар Слейтер отсидел более 18 с половиной лет от пожизненного срока, и я считаю себя вправе санкционировать его досрочное освобождение сразу после необходимых формальностей».

Таким образом, только в ноябре 1927 года, через 18 лет после осуждения, Слейтера освободили.

В 1928 году, после учреждения в Шотландии апелляционного суда по уголовным делам (в частности, благодаря усилиям Конан Дойла) «Дело Слейтера» пересмотрели. Был назначен повторный суд. В июле следующего года он был помилован (реабилитирован он так и не был) и получил 6 тысяч фунтов стерлингов в качестве компенсации.

Хелен Ламби так и не сказала, кого — как она говорила первоначально — узнала в выбежавшем с места преступления мужчине.

Многие были убеждены, что убийца — Фрэнсис Чартерис — известный и уважаемый в Глазго врач, племянник мисс Гилкрист, с которым полиция не захотела связываться.

Конан Дойл публично никогда не высказывал своих подозрений, однако незадолго до своей смерти он заявил, что знает, кто на самом деле был убийцей:

«Полиция прикрывала этого человека, поскольку он был известным горожанином, который почему-то очень хотел добраться до личных бумаг мисс Марион Гилкрист. Он ушёл от наказания, но для меня гораздо важнее, что невиновный на свободе».

Убийство Марион Гилкрист остаётся нераскрытым до сих пор…

Я, возможно, уделил слишком много внимания «Делу Слейтера», но мне показалось это оправданным, если учесть тот срок, который невиновному пришлось отсидеть до освобождения.

Выводы

Кратко описывая каждое из трёх знаменитых дел, я ещё раз обратил внимание на разительное сходство между ними. Кроме того, что было отмечено в самом начале, невольно поражаешься тому, насколько однообразны были действия властей. Они многие годы и с редким упорством выстраивали свои официальные противозаконные линии, старательно выгораживая виновных, и не соглашаясь пересматривать дела для оправдания страдающих невинно…

В этом негласном позорном соревновании 3-х стран царская Россия заняла последнее место (!). Не смотря на специально подобранный состав присяжных и мощное давление на суд, Бейлис был оправдан и провёл в тюрьме только (!) 2 года под следствием.

Франция заняла почётное 2-е место — её жертва провела в заточении на Чёртовом острове 5 лет.

Британия уверенно вышла на 1-е место, т.к. Слейтер провёл в заключение 18 лет.
Всё же стоит отметить, что именно английский писатель продолжал борьбу за справедливость почти все эти 18 лет и, в конце концов, смог победить…

Тем важнее для нас оппоненты властей, для которых приверженность правде была выше приказов сверху, выгоды и перспектив карьеры. Надо заметить, что из троих следователей (полковник Пикар, пристав Красовский и лейтенант Тренч) и из троих писателей (Золя, Короленко и Конан Дойл) только Владимира Галактионовича можно заподозрить в симпатиях к евреям. Но все они отстаивали, прежде всего, истину и дорожили собственным достоинством. Каждый из них просто выполнял свой долг. А это дорогого стоит.

Закончить мне хочется знаменитой притчей о 36 праведниках.

В еврейской мистической традиции есть притча, что в каждом поколении на Земле есть 36 праведников (ламедвавников), ради которых Б-г поддерживает жизнь этого мира даже в самые варварские времена. Ничто не отличает их от простых смертных, и никто из них не знает, что он таковым является. И это блаженное неведение заставляет всех нас жить так, как должен жить праведник. Кто знает, может, вы и есть один из 36?

Источники

Трём затронутым процессам посвящено множество работ. Я отмечу только некоторые, на которые стоит обратить внимание сегодняшнему читателю.

По «Делу Дрейфуса» — это 4 дореволюционных издания, два из которых принадлежат перу самого Дрейфуса:

Я.Х.Шерман, «Дело Дрейфуса, Эстергази и подробное разбирательство процесса Эмиля Золя, С портретами и снимками бордеро и почерка Дрейфуса». Одесса, 1898 год Дрейфус. «Письма невинно осуждённого кап. Дрейфуса из Чёртова острова». Варшава. М.Грозденский, 1898 Дрейфус. «Пять лет моей жизни. 1894-1899». СПб. «Знание». 1901 «В пучине измены! Новейшее единств. достовер. описание процесса Дрейфуса [и Зола (до послед. дней)]». Варшава. Ковнер, 1898

И более доступная современная работа:

Роберт Харрис, «Офицер и шпион», пер. с англ. Г.Крылова. Санкт-Петербург: Азбука, 2017

По этому роману в 2019 году Романом Полански был снять фильм, недавно вышедший в российский прокат под тем же, названием. Настоятельно рекомендую его, как глубокое и отлично снятое произведение киноискусства, дающее вполне правдивое представление о «Деле Дрейфуса». Отмечу, что и сам роман написан мастерски, очень увлекательно и содержит массу деталей и подробностей, которые нет возможности вместить в кинофильм.

По «Делу Бейлиса» есть 2 отличные книги, имеющие документальную основу и написанные очень ярко:

А.С.Тагер, «Царская Россия и дело Бейлиса». М. ОГИЗ, 1934 М.Самюэл, «Кровавый навет. Странная история дела Бейлиса» пер. Р.Монас. Нью-Йорк. Waldon Press, 1975

По «Делу Слейтера», кроме материалов Википедии, я использовал недавно вышедшую книгу:

Маргалит Фокс, «Конан Дойль на стороне защиты. Подлинная история, повествующая о сенсационном британском убийстве, ошибках правосудия и прославленном авторе детективов», пер. с англ. И.Майгуровой. Альпина нон-фикшн. Москва, 2020

Надо признаться, что из этой книги я впервые узнал о «Деле Слейтера» во всех подробностях. Она очень содержательна и написана с искренним вниманием к судьбам основных героев. Автор умудрилась на полутора сотнях страниц изложить достаточно подробно биографии главного героя Слейтера, детектива Тренча и основные вехи жизни Конан Дойла. Само дело изложено весьма дотошно и полно. Именно по этой книге я цитирую отрывки из переписок Слейтера и Конан Дойла. Необходимо отметить и богатые иллюстрации, и отлично выполненный перевод.

Признаюсь, что именно при прочтении книги Маргалит Фокс мне пришла идея написания статьи. Могу настоятельно рекомендовать прочесть эту замечательную книгу всем.

 

Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2020/nomer7/sgoldberg/