В начале ХХ века многие увлекались графологией – по почерку определяли характер возможного жениха и невесты, надёжность торгового партнера и многое другое.
Те же из одесситов, кому с почерком не повезло – то ли корявый был, то ли выдавал дурную натуру – могли обратиться к профессору каллиграфии Адольфу Коссодо.
Реклама его уроков была пышной и многословной:
«КРАСИВО ПИСАТЬ изящным конторским шрифтом преподаёт ЛИЧНО И ЗАОЧНО (иногородним посредством переписки) А.И. КОССОДО, удостоившийся звания профессора КАЛЛИГРАФИИ в Париже и получивший за блестящее исправление почерков УЧЕНИКОВ И УЧЕНИЦ в 10 уроков золотую медаль и диплом на звание почётного члена Парижской и Берлинской академий искусств. Иногородние выучиваются заочно изящному и красивому почерку в 15 уроков. За 2 семикопеечные марки высылается ПРОБНОЕ ПИСЬМО и подробные условия. Адрес: Одесса, Дерибасовская ул., дом Жульена, № 19, кв. № 9. Проф. каллиграфии А.И. Коссодо».
Не все имели возможность или желание исправить почерк. Ни того ни другого не было у ученика реального училища Жуковского Эдуарда Дзюбина. Главное – написать стихотворение, а каким почерком – дело десятое.
В 1914 году Эдуард Дзюбин избрал себе псевдоним и стал Эдуардом Багрицким, известным поэтом. В Одессе известным, а затем и в Москве. Но почерк его от этого не улучшился.
В 1935-м, после смерти Багрицкого, Институт мозга, куда был передан его мозг, собирал свидетельства близких и современников и систематизировал их. Было там и о почерке:
«Писал очень неразборчиво, почерк носил небрежный характер, буквы несколько разбросаны и растянуты, расположены неровно в отношении линии строки и наклона. Расписывался просто, без завитушек. В грамматическом и синтаксическом отношении писал правильно, <…> лишь, своеобразно строил фразы. Письменная речь вполне связная и логичная. Бывали частые пропуски букв. Сокращения в письме не употреблял, лишь не дописывал в словах конечные буквы, что можно отнести к общей небрежности почерка».
Прошло ровно тридцать лет. В очередном томе «Литературного наследства» были опубликованы письма Эдуарда Багрицкого – всего тридцать. Статья начиналась такими словами: «Письма Багрицкий писал мало и неохотно. Это обстоятельство само по себе является любопытным штрихом в портрете поэта. Характерная особенность публикуемых писем, сразу же бросающаяся в глаза, – их чрезвычайная лапидарность. В отличие от стихов письма писались без черновиков, в большинстве случаев карандашом, сплошь и рядом на первых же подвернувшихся под руку клочках бумаги».
В фондах Одесского литературного музея три рукописи Багрицкого – два письма и записка, адресованные одесским друзьям-поэтам. И они действительно написаны на первом подвернувшемся клочке бумаги.
Одно из писем в 1980 году передал в музей Эмиль Александрович Фурманов (нач. 1900-х - 1980), Милька, как называли его одесские друзья. Он был членом двух литературных кружков – «Потоков Октября», где царил Багрицкий, и «Юголефа», где буйствовал юный Сёма Кирсанов. В середине двадцатых годов он был известным человеком: входил в одесскую делегацию на Первом московском совещании работников левого фронта искусств 16-17 января 1925 г. в Москве, позднее делегатом Первого всеукраинского съезда пролетарских писателей 1925 г. в Харькове. В членском билете он назван «писателем и поэтом». В 1927 году Фурманов переехал в Москву, в 1927-29 гг. работал в газете «Правда». Он был знаком с Ариадной Цветаевой и ухаживал за ней. Злые языки поговаривали, что он работал на «органы». Так ли, нет, уже не узнать. Но письмо друга юности он бережно хранил.
Письмо Эдуарда Багрицкого Эмилю Фурманову
Милый Миля! Я вообще никогда не пишу писем, и поэтому моё письмо будет кратким. О себе писать нечего. Живу так же одиноко, как в Одессе. Птицы, стихи и всё.Написал одну новую вещь – «Устина», будет в февральской книжке «Молодой гвардии». Пишу вторую вещь – поэму о махновце, которая нигде не будет напечатана.Москва – хороший город, декоративный и безалаберный. Холода здесь порядочные, так что 80 мороза мы считаем теплом и гуляем в белых брюках и с фиалками в заднем проходе. Благодарю тебя за портвейн, который бы был, конечно, ещё вкуснее, попав по назначению. Несчастного Олендера одесские гении засыпают своими произведениями, и он как человек деликатный только тем и занимается, что ходит по редакциям, получая их обратно с надписями: «возвратить!». Единственные хорошие стихи прислал только Мочан, да и то над ними нужно ещё поработать.Если написал что-нибудь – пришли. Не устраивать где–нибудь, а так – просто почитать.Шраб на адрес!
Твой Эдя
Даты в письмах Багрицкий ставил не всегда, можно лишь сказать, что письмо это написано до февраля 1926 года. Багрицкий пишет о стихотворении «Песня об Устине», опубликованном в третьем номере журнала «Молодая гвардия» в 1926 году. «Поэма о махновце» – это «Дума про Опанаса». В том же 1926 г. в июне-июле отдельные главы были напечатаны в газете «Комсомольская правда», полностью её опубликовал журнал «Красная новь» в № 10, в 1928 г. Багрицкий включил «Думу про Опанаса» в свой первый сборник стихов «Юго-запад». Семён Юльевич Олендер (1907-1969) – одесский поэт. Мочан – поэт Рувим Давидович Моран (1098-1986). И Моран, и Олендер начинали в «Потоках Октября».
«Шраб на адрес» – пиши по адресу.
Это письмо было напечатано в «Литературном наследстве», но без первой части, написанной самим «несчастным Олендером»:
Письмо Семёна Олендера Эмилю Фурманову. Из-за старой, выгоревшей, а местами истлевшей бумаги текст письма полностью прочесть невозможно:
Здесь иногда тоскливо, иногда весело. Я слишком выделялся за [неразб.] мороза в моём вузовском [неразб.]
Теперь меня засыпают письмами и стихами. Не всем я сумел помочь. Бродскому устроил стихи в «Комс. правде». Когда пойдут – не знаю.
У меня такая обширная корреспонденция, ей думаю, позавидовал бы сам Чичерин. Ну, в общем, пока конец. К Мейерхольду, в МХАТ. Из всех театров мы с Колычевым сделали себе вторую Массодраму.
Сёмка – байструк, танцует и подженился. Весьма неприятный субъект. Ну, прощай. Пиши о своём новом быте. Что написал? Что задумал? Жду письма Грибоноса.
Твой Сёма
P.S.
Я хотел написать тебе это послание четырехстопным ямбом, но позабыл…
Не беда. Даю место Багрицкому.
А дальше шло приведённое выше письмо Багрицкого. Олендер упоминает одесских поэтов – Давида Бродского, Осипа Яковлевича Колычева и Семёна Кирсанова (байструка Сёму). Чичерин – не поэт Алексей Чичерин, которого Багрицкий знал по Одессе, а нарком иностранных дел Георгий Васильевич Чичерин. Театр Масодрам (Мастерская социалистической драматургии) действовал в Одессе с 1920 по 1926 годы.
Второе письмо более загадочно. Долгое время считалось, что адресовано оно Виктору Шкловскому, автору рецензии на первую книги Багрицкого «Юго-запад» – ведь именно о книге стихов идёт речь в письме. Но на обороте сложенного вчетверо письма простым карандашом, еле заметно для глаза, был написан адресат «Витя Саянов».
Виссарион Михайлович Саянов (1903-1959) в 1926-1929 годах возглавлял группу молодых поэтов «Смена», с 1931 года был заместителем М. Горького в журнале «Литературная учёба» и одним из организаторов серии «Библиотека поэта». Неудивительно, что именно к нему посылает Багрицкий своего ученика и друга, в прошлом «потоковца» (члена «Потоков Октября») Сергей Бондарина. Публикуется впервые, с сохранением орфографии оригинала.
Письмо Эдуарда Багрицкого Виссариону Саянову
Дорогой Витя!
Пользуюсь случаем передать тебе привет. Недавно вышла моя книжка, прочти и напиши мне, что ты о ней думаешь. Податель сего – Бондарин – поэт, и при том хороший. Пусть прочтёт тебе стихи, интересно, как они тебе понравятся.
В Москве всё попрежнему: такая же неразбериха и
Напиши мне. Жду. Мой адрес: Кунцево <неразб>. 17. тел. 61.
Жду письма
Э. Багрицкий
Сергею Александровичу Бондарину (1903-1978), который был, как и Фурманов, одновременно членом «Потоков октября» и «Юголефа», адресована и записка Багрицкого, похоже, ещё одесского периода:
«Серёжа!
Прошу тебя непременно быть у меня к 2 часам дня по <неразб>. Ты не пожалеешь. Твой
Багрицкий».
Письмо и записку Багрицкого, как и почти весь свой огромный архив, сохранившийся вопреки революции, гражданской войне, переездам и аресту в 1944 году, Сергей Александрович передал в 1977 году Одесскому литературному музею.
И теперь посетители могу увидеть, какой почерк был у автора «Контрабандистов» и «Последней ночи».
Во первых строках
Моего письма
Путь открывается
Длинный, как тесьма
