Михаил Зильберман
Эпоха Угарита в Ветхом Завете
Потребность раскрытия истоков зарождения процессов адаптации и ассимиляции предков древних евреев на земле Ханаана обусловливает пристальное, детальное рассмотрение возможно более широкого круга аспектов культуры Угарита, в окрестностях которого расселились и долгое время проживали многие колена и племена «черноголовых», мигрантов и их потомков, оставивших Месопотамию, - хаибиру из племён «Авраам», «Лот» и «Иакуб-ел» (1.).
Итак, в 1928 году какой-то пахарь случайно нашёл длинный подземный ход, заканчивающийся царской гробницей. В 1929 году, заинтересовавшись рассказами этого крестьянина, двое французских исследователей К. Шеффер и Ж. Шене обнаружили вблизи этого склепа, почти в десяти минутах ходьбы от пляжа на Сирийском побережье Средиземного моря, заброшенный холм, на котором рос укроп. Местные жители называли этот холм "Рас-эш-Шамра" ("Укропный мыс").
Угарит - очень древнее поселение: при раскопках Рас-Шамры в нижнем, пятом, культурном слое обнаружены остатки строений времён натуфийской культуры, окружённых, как и Иерихон, мощной каменной стеной. Артефакты свидетельствуют о том, что керамическое производство на территории Угарита началось еще в V тыс. до н.э.. В частности, в Угарите, Финикии и Палестине обнаружена керамика «со штриховым лощением», встречающаяся в «протохалколитическом» слое поселения Coba Hüyük (у деревни Сакче-Гёзи, восточное подножие Курд-Дага; от начала VI тыс. до н.э. вскрыто 12 слоев; Дж. Гарстанг). В халколитическом слое этого поселения найдена тёмная левантийская керамика. Медь и бронза вошли в употребление в Угарите в конце IV тыс. до н.э (видимо, вследствие прихода куро-аракцев). Город Угарит упоминается и в документах из Эблы последней четверти III тыс до н.э.(Pettinato-Matthiae. 1976)
В результате тщательных археологических изысканий, проведённых учёными в Рас-Шамре и его окрестностях, установлено, что город-государство Угарит находился на морском побережье в 10 км к северу от совр. сирийского города Латакия, южнее устья реки Оронт (совр. Аль-Аси), и был довольно развитым торговым центром. Общая численность населения государства составляла около 30-40 тыс. человек, из которых около 4-5 тыс. проживало в самом городе, а остальные являлись жителями около 350 мелких поселений, находившихся в экономической зависимости от центра. Угаритским городом-государством (номом) правил царь, но городское самоуправление находилось в руках совета старейшин самоуправляющихся поселений и этнических общин, общего собрания граждан города.
Примечательно, что в одном из Амарнских писем (ЕА, 89,48-53) правитель Тира упрекается в том, что его дворец не похож на дворцы других финикийских правителей: он чрезвычайно богат и может сравниться лишь с дворцом царя Угарита. Последний, по-видимому, представлялся эталоном роскоши и богатства. Угаритский дворец занимал площадь в 72 тыс. кв. м, не был одноэтажным, имел пять входов и несколько дворов с садом. Под зданием дворца находились царские гробницы.
Жители Угарита являли собой совокупность, состоящую из нескольких различных этнических групп: хурриты, хетты, амореи, «черноголовые» и их потомки, древние греки (существовала фактория минойских, а затем и микенских купцов). Однако в городе, несомненно, численно преобладало автохтонное население. Самоуправляемые этнические общины города-государства были обязаны нести воинскую и трудовую (ирригационную и строительную) повинность.
«Угаритские документы показывают, что «большая семья», возглавляемая обычно отцом, выступает как определённая единица в имущественных, в том числе земельных, отношениях» (2.с373); т.е. угаритцы, подобно «черноголовым», жили большесемейными общинами. В Угарите существовала купля-продажа земли (известны факты продажи даже царской земли), а также передача её по наследству согласно воле завещателя, возможно, в пределах семьи (надпись на медной табличке из Библа, ХII в. до н.э.).
Около 1365 года до н.э. в Угарите случился сильный пожар: "Угарит... пожрал огонь наполовину" (Амарнский архив (3.с312)). Позднее землетрясения и цунами разрушили порт и половину города. Одна клинописная табличка из развалин древнего Угарита сообщает о захлестнувших город гигантских волнах (цунами), причинивших ему огромные бедствия. Предполагается, что город Угарит в конце ХIII века до н.э. (согласно результатам радиоуглеродного анализа предметов из Санторина, - не позднее 1320 г. до н.э.) был разрушен катастрофическим землетрясением (4.с253), вызванным одним из извержений (взрывом) на Санторине.
В городе, в ходе раскопок «между двумя храмами, один из которых был посвящен Балу (Ваалу), а другой - Дагону» (см. выше), среди богатых купеческих домов было обнаружено одно жилище, некогда принадлежащее верховному жрецу Угарита (возможно, жрецу храма Ваала (Алиййяну-Балу)). Служитель культа владел внушительной библиотекой: в его доме хранилось множество табличек с текстами различного содержания. Глиняные таблички с литературными текстами, найденные в слое, датируемом ХV-XIV вв. до н.э., были написаны на четырёх языках: шумерском, аккадском (слоговое письмо), ханаанейском (алфавитная клинопись) и хурритском.
Угаритские мифы и поэтические сказания, считавшиеся священными текстами, были записаны (середина XIV в. до н.э.) по приказу царя Нихмадду II писцом Илимилку со слов (под диктовку) хранителя устной традиции жреца Аттинпарлану. Литература подобного содержания была популярна в Ханаане, о чём свидетельствует факт обнаружения «клинописных» угаритских текстов в Бейт-Шемеше, Танаахе и на горе Табор. Поскольку в Ханаане писали, в основном, не на глиняных табличках, а на папирусе и на коже, для сохранности которых требовался особо сухой климат, большинство ханаанских текстов до нас не дошло. Так, от кодекса финикийского сакрального права дошли до нашего времени лишь обломки камней с надписями, найденные в Марселе и Карфагене (3.с19) и относящиеся к IV-III вв. до н.э.. Они написаны на финикийском (пуническом) наречии ханаанейского языке и по тону (как ритуальный текст) приближаются к Книге Левит (3.с19).
Угаритский язык выработал свою алфавитную систему письма, которая постепенно перестала существовать после гибели города (к концу II тыс. до н.э.) .
Существует немало свидетельств того, что именно в Угарите началось приобщение предков древних евреев к культуре Ханаана, - его письменности, мифологии, религии, нравам и обычаям, а также и к ханаанейскому языку, ставшему основой иврита, национального языка еврейского народа. В обнаруженных в Рас-Шамре текстах содержится «много важных сведений об укладе жизни» древних евреев («Библейская энциклопедия Брокгауза»).
Языком межнационального общения в многоязычной пестроте Угарита, очевидно (как французский - в Париже или немецкий - в Берлине), служил угаритский диалект ханаанейского языка коренного населения этого города-государства. Язык угаритян, по всей вероятности, содержал слова и формы как носителей культуры «керамического неолита» и куро-аракцев (говоривших на диалектах (наречиях) хатто-хуритской языковой группы), так и семитов-амореев, чей словарный вклад в язык ханаанеев возобладал.
Материалы археологических раскопок, проведённых в Угарите (Рас-Шамра), сделали очевидными параллели, связи и сходства многих религиозных и культурных элементов Ветхого Завета именно с Угаритскими образцами ханаанских прототипов. Литературные памятники Угарита способствовали разъяснению (даже правильному прочтению) целого ряда слов, понятий и отрывков в библейских текстах (например, Псалом 89.20), ранее непонятных или труднообъяснимых (5.с425).
Даже по своей ритмической структуре поэзия Танаха сходна с угаритской. С точки зрения видов стиха, как в угаритской, так и в библейской поэзии наличествуют биколон, триколон, тетраколон и пентаколон, разделение на стопы из трёх слогов или трёх слов, используются равные и неравные ритмы. Например:
угаритский текст: «Роса небес, тучность земли»; текст на иврите: «От росы небесной, и от тучности земной» (оба выражения в рамках одной и той же традиции означают «плодородие»).
Для обеих литератур характерно широкое применение стилистического принципа параллелизма (выравнивание темы) в его разных вариантах. Более того, существует большое сходство между семантическими парами, используемыми для создания параллелизмов. Многие устойчивые словосочетания (эпические формулы), речевые обороты, художественные идиомы и тропы, обнаруживаемые в угаритской литературе, встречаются и в древнейших прозаических повествованиях Ветхого Завета (прежде всего в Книгах Бытие и Самуила).
В частности, сопоставление рассказа о покупке Авраамом участка земли с пещерой в Хевроне с угаритскими актами о купле-продаже земли XIII в. до н.э., обнаруживает идентичность структуры, стилистики и содержания сравниваемых текстов (И.Ш.Шифман).
Язык поэм Угарита по этимологии и синтаксису "удивительно родственен" (Jack.The Ras-Shamra. Tablets. p10) языку Танаха, "есть поразительное сходство в словарном составе". Например, на угаритском диалекте ханаанейского языка слово "мандрагора"- "ddym", очень похоже на ветхозаветное - "dudym" (на арамейском - "yabruhim", на арабском - "saadin" (6.с330)). В поэмах (мифах) во множестве встречаются выражения, используемые, в частности, в псалмах, такие, как "Я оросил свою колесницу слезами". "Стиль (угаритских мифов) особенно напоминает поэтические книги Ветхого Завета, в частности, Книгу Исайи" (Jack.The Ras-Shamra. Tablets. p7). В Песне Песней и в Притчах есть даже сложные определения, такие, как, например, выражение "Бетир" ("Дом единства"), которое встречается и на глиняных табличках Угарита (Dussaund. Les Decouvertes. p105,106). Для описания изменений в природе при воскресении бога растительности Балу, в угаритской поэзии используется выражение: "Небеса изливают елей. Ручьи наполняются мёдом (о свежей, сладкой, пресной воде)" (7.с82) или (в переводе И. Шифмана) «Но вот, жив Алиййяну Балу, но вот, есть Владыка, Хозяин Земли... (и) небеса елей дождем изливают, реки текут медом», по красоте и форме созвучное с описанием "земли обетованной": "земля, текущая молоком и мёдом". Образность этих ветхозаветных стихов близка и к шумерскому тексту: "Вокруг столов из злата... где мёд и прекрасные сливки" (как счастливый удел (8.с225)). Словесные приёмы и сравнения, подобные угаритским, описывающие победу богини Анат над змеем (ANET 138b), использованы и при библейском повествовании о Левиафане - это "перекрученный змей" (Ис.21.1), у которого несколько голов (Пс.74.14). Латану угаритских мифов - "быстрый скрученный змей с семью головами", "повелитель", морское божество; бог "Балу поразит его, ударит копьём".
Важнейший угаритский мифологический цикл связан с именем Ваала (Балу, Алиййяну-Балу). В древнееврейской доиудаистской традиции Господь Бог, подобно этому божеству, борется с Морем (Йамму, Йево) и одерживает победу над самой водной стихией и её порождением - левиафаном. Описание этой победы Господа, по-видимому, вошло в песнь Моисея (Исх.15.8): "От гневного дыхания Твоего взгромоздились воды, стали, как стог, струи, смёрзлись (от страха) пучины в сердце моря ". Древность этой песни доказывается не только архаичностью языка, выявляемой при сопоставлении её лексики с лексикой других частей Книги Исхода, но и большой тематической близостью к мифам Угарита, где победа Балу над Йамму описывается в сходных выражениях (9.с161). Этот же мотив звучит и в псалме (Пс.88.7): "Ты владычествуешь над яростью моря (Йамму); когда вздымаются волны его, ты укрощаешь их". Воля Господа непреложна (Иов (38.8-11)):
И Я объявил о нем Мой закон...
И сказал: доселе придешь и не более,
И здесь будет остановлена надменность твоих волн.
В честь царя богов Ваала слагались многочисленные торжественные гимны, образность которых типологически сходна с метафорикой и стилистикой наиболее архаичных псалмов Священного Писания (10.с157). В частности, Пс.28, согласно современным воззрениям, принято считать, основанным на гимне Ваалу.
Когда звенит священный глас Ваала,
Когда раздаются раскаты Ваалова грома,
Земля сотрясается, горы трепещут,
Пляшут холмы и скалы.
Враги его прячутся за склонами гор...
От востока до запада в диком смятении,
Они бегут от лица его,
Каждый, кто будет спорить с Ваалом,
Будет сражён его мощью.
Падут сильные и высокие кедры
Перед порывом гнева его.
Образ Господа Бога, который "шествует на небесах" (Пс.67/68.5,34) в псалме Давида (Пс.18.7-10) содержит явственные реминисценции угаритского образа бога-громовика Алиййяну-Балу (Баал-Хаддада), "ездящего на тучах" (4.с297):
И услышал Он голос мой из чертога Своего,
И вопль мой дошёл до слуха Его.
Содрогнулась и загудела земля,
Задрожали основания гор от гнева Его.
Описательно, как громовик, Господь Бог близок к Баал-Хаддаду (Пс.17):
И... взгремел на небесах Господь,
И Всевышний дал глас Свой...
Пустил стрелы Свои... множество молний.
И явились источники вод.
Или как податель влаги (Ос.6.1-3.): "Он придет к нам как дождь, как поздний дождь оросит землю".
Строки из мифа «Дом для Балу»:
Баал пришлёт обильные дожди,
Вместе со снегом придет много влаги,
И раздастся его голос из-за облаков,
И разразится он молнией...
созвучны стихам и из Книги Иова (37.2-6):
Слушайте голос Его и гром, исходящий из уст Его.
Под небом раскат Его, и блистание его до краёв земли...
Снегу Он говорит: «будь на земле»;
Равно мелкий дождь и большой дождь в его власти.
Много параллелей к описанию образа бога Балу и в отрывке из пророчества Аггея (1.8-11): «Поднимитесь на Гору, и принесите дерево, и постройте Дом, и Я буду благоволить к нему и прославлюсь, - сказал Господь... вы (же) бежите каждый к своему дому. Поэтому вам небеса не дают росы, а земля не дает урожая. И Я призвал засуху на Страну, и на горы, и на хлеб, и на вино, и на масло, и на то, что выращивает земля, и на человека, и на скотину, и на всякий ручной труд».
Стихи из Книги Исайи (25.6-8) о победе Господа над смертью, - о том, что «поглощена (проглочена) будет смерть навеки», а также текст: «Оживут мертвые Твои - восстанут мертвые тела (народа) моего! Пробудитесь и радуйтесь, покоящиеся во прахе, ибо роса света (оживляющего) - роса Твоя, и земля (воз)родит почивших» (26.19), - по содержанию перекликаются с угаритским мифом о борьбе Балу с Муту (И.Ш. Шифман). Отголоски этого ханаанейского сказания, полагает И.Р. Тантлевский, обнаруживаются и в Книге Осии (13.14): «Из руки Шеола Я освобожу их, от Смерти избавлю их. Где твое жало, Смерть? Где твоя победа, Шеол?».
Изображение же того, как богиня-воительница Анат убивает своих врагов (6.с33), -
По колени вошла она в кровь воинов,
Вот уже по шею ей озеро крови,
Но не насытилась она
И бьётся в доме... -
напоминает второе видение Исайи о мести Бога врагам Израиля (Ис.63.3):
Я пинал их в гневе
И топтал их в ярости;
Кровь на платье Моём,
Вся в (кровавых) пятнах одежда Моя.
В поэме «Рождение богов» бог-отец Эл (Илу) вступает в брак с двумя своими дочерьми (более хурритская, нежели египетская традиция) и от этого брака рождаются «боги благие и прекрасные», ставшие родоначальниками племен, основавших Угарит. Академик В.Струве, сравнивая этот угаритский миф с библейским рассказом о праведном Лоте и его дочерях, делает вывод об их мифопоэтической связи. Считается даже, что библейское предание более точно сохранило память о тех исторических событиях, о которых в ханаанейском (угаритском) мифе говорится в искаженной, иносказательной форме.
В угаритских текстах, в частности, нередко упоминается культ бога Кемоша (Камоса), слившегося на земле Ханаана с аккадским Астаром (Ашером) в единого Астар-Камоса (как следствие местной адаптации и ассимиляции «черноголовых») и сделавшегося родоплеменным богом (родоначальником) моавитян, их главным божеством (библейский Моав - сын Лота от одной из его дочерей).
Существует мнение (6.с360), что сюжет инцидента, произошедшего с Диной, дочерью праматери Лии (Дина насильно захвачена ханаанеем Сихемом, уведена в его город и обесчещена). Хотя Сихем любит Дину и готов жениться на ней, Симеон и Левий, её братья, осаждают и разрушают город Сихем. В заключение Симеон берёт Дину в жёны), заимствован из угаритского эпоса - "Поэмы о Карату" (7.с98), в котором бог Илу приказывает царевичу Карату осадить город Удум (Эдом) Великий, где его будущая супруга, красавица-хурритянка, удерживается влюблённым в неё царём города (параллель: Эдом-Исав и Иаков - братья).
Заметим, что согласно фабуле мифа, царь Удума - либо хуррит, либо (пра- хуррит) потомок носителей кирбет-керакской культуры (процветавшей и в Угарите).
Племена Евера-Авраама жили в Угаритском номе не одну сотню лет, обосновавшись там на рубеже III-II тыс. до н.э. в качестве беженцев. Характерно, что ещё Геродот (2.104) по старинной традиции называл евреев Ханаана "палестинские сирийцы". За долгие годы общения с автохтонным населением Угарита предки древних евреев переняли не только язык, но и многие другие элементы местной культуры. Так, в месопотамской системе мер и весов талант был разделён на 3600 шекелей. В текстах из Угарита талант делится на 3000 шекелей. И предки древних евреев, находившиеся в постоянных в деловых и торговых отношениях с остальным населением Угарита, переходят на "дробление" таланта по-угаритски (Исх.38.25-27). В Угарите выявлена система весов, "позже использованная израильтянами и описанная в некоторых фрагментах Книги Исхода" (Schaeffer.Cuneiform Text.p27).
Известно, что основной линейной мерой древности являлся локоть (длина линии от локтевого сгиба до верхнего конца ладони). Как показывают исследования древних памятников (11.), величина локтя, как мера длины древних евреев, наиболее близка по значению к аналогичному мерилу египтян. Существовало два вида локтя как меры: локоть священный (или царский) - большой, и локоть народный - малый.
Евреи
522 мм
448 мм
Египтяне
525 мм
450 мм
Ассирийцы и вавилоняне
550 мм
498 мм
Греки и римляне
444 мм
По-видимому, величина значения локтя, используемая евреями, была заимствована ими у ханаанеев, а теми - у своих «братьев».
Примером глубины и устойчивости проникновения угаритской культуры в быт пришлых племён "черноголовых" может служить выбор лекарства, которое Исайя рекомендовал прикладывать к воспалённой ране царя Езекии - "debelah" (сделанного из фиг). Это лекарство зарегистрировано в фармакопее медиков Угарита ("Ветеринарный лечебник"). В этом же лечебнике обнаруживаются также и некоторые специальные термины, точно соответствующие аналогичным выражениям Ветхого Завета (Schaeffer.Cuneiform Text. p41). В текстах упомянуты и три типа золотых подвесок (украшения для девушек) под названиями "Асират", "Солнце (Шапаш)" и "Луна (Йарих)". Подвеска "Шапаш" отождествлена с наименованием "shebish", упомянутом в Книге Исайи (3.16 -25). Исайя же упоминает и об украшениях (подвесках) в форме полумесяца. Такие украшения, перечисленные в проклятиях пророка и бывшие в обиходе "у высокомерных дочерей Сиона", были извлечены при раскопках Угарита (Scher Cun.. Texts, Plate 32.Fig.1).
Отмечено (6.с55), что в угаритской мифологии, как и в древнееврейской (и шумеро-аккадской), вода всегда обладает двойственной сутью (вероятно, как пресная и солёная): два Потока, два Океана, две Бездны.
Религиозная практика, отражённая в мифах, поэмах и других текстах из Угарита, имеет определённые параллели с отправлением доиудаистического культа древних евреев. Так (помимо ритуала (о козлёнке), описанного в тексте KTU 1. 23), верховный жрец ханаанеев Угарита носил название "Rav Cohanim". При раскопках Рас-Шамры была извлечена ладья (струг), на которой выгравировано посвящение "Rav Cohanim".
В приведённом выражении слово " Cohanim" (на иврите "коhаним (khnm)" - "жрецы") стоит во множ. числе, но прилагательное "Rav" - "большой, сильный, важный", ивр., поставлено в един. число. По этому поводу И.Ш. Шифман заметил, что придание слову в форме множ. числа смыслового значения един. числа - «не редкость в древних ближневосточных текстах» и, в частности, отмечено в финикийской надписи Пирея (12. с251, пр.2). В Танахе подобным же образом использовано слово «Элоhим».
Термин «жрицы» у ханаанеев ставился в форму множ. числа женск. рода - «коhанот(khnt)». Этот лингвистический факт может указывать на то, что изначально первыми жрецами (обслуживающим персоналом культа божества) были «слуги» Великой богини.
Жертвоприношения угаритцев, называемые как "matton tam", известны по одноимённым богослужениям в Иерусалимском храме (Schaeffer. Cuneiform Texts. p47). В Книге Левит (7.31,32) сказано, что при "мирных жертвах" всесожжения правое плечо приносимого к алтарю животного следует отдавать священникам. При раскопках же доизраильского слоя города Лахиша (ныне - Телль-эд-Дувейр; первое поселение на этом месте возникло в III тыс. до н.э.), среди развалин языческого храма, найдено много костей быков и овец, причём, "все опознанные кости были верхней частью правой передней ноги" (13). Значительно позднее также обнаруживается сходство между жертвенным культом в т.н. Священническом кодексе и жертвенной обрядностью и ритуалами культа Баала-Цафона («Марсельский» тариф жертвоприношений (KAI 69) храма Баала-Цафона в Карфагене). В частности, наличествуют параллели между типами жертв; видами животных, приносимых в жертву; частями жертв, оставляемых коhаним (A. Branden. Levitique 1-7 et Tarif de Marseille. 1965; D.W. Baker. Leviticus 1-7 and the Punic Tariffs: A Form Critical Comparison. 1987).
В библейские времена среди евреев были широко распространены теофорные имена, содержащие ханаанский термин «Баал»: «Ишбаал - Человек Баала», «Баалияд - Баалу ведомо» или «Баалийя - Мой Баал - Йаhу», подобное более древнему наименованию «Элийаhу - Мой Эл - Йаhу» («Йаhу» - как одно из наименований Сина, эквивалентное «Цаваот»).
Культурная ассимиляция евреев Ханаана прослеживается, практически, во всех сферах жизни. Судя по археологическим материалам, древнееврейские мастера ХIII-Х вв. до н.э. изготовляли художественные изделия, аналогичные ханаанейским и трудно отличимые от них (в этот период ещё сильно влияние египетской традиции). Расписная бытовая керамика VIII-VI вв. до н.э., как установлено (14.с835), сходна с ханаанейской по формам и изобразительным мотивам. Сооружение Первого храма финикийскими мастерами из Тира и Библа, детально описанное в Ветхом Завете, безусловно привнесло национальные ханаанейские мотивы в художественное оформление здания. Отметим также и то, что в Самарии, во дворце династии Омри, стены и мебель были отделаны рельефными плакетками из слоновой кости в характерном для Финикии Х-IХ вв. до н.э. смешении изобразительных и орнаментальных мотивов хетто-хурритского и египетского стиля (14.с836). В резьбе по кости местных мастеров VIII в. до н.э. (из раскопок Хацора, Тель аль-Фариа (в одиннадцати км к северо-востоку от Шхема) и Мицпе (к северу от Иерусалима)) преобладают мотивы ханаанейских культов в интерпретации, близкой к североассирийской манере.
Рассмотрим любопытный отрывок из мифа "Балу и Муту", повествующий об эволюции некоторых воззрений ханаанеев Угарита на подземное царство начала II тыс. до н.э.. Когда побеждённый в битве со Смертью (Муту) бог Балу и сопровождающая его свита (ассоциация с человеческими жертвоприношениями в "царских гробницах" Ура), достигнув в недрах преисподней подземных полей Муту, вступили в его вотчину, в его ущелье, и узрели самого Муту, царя и судью ханаанейского подземного мира (Шеола), восседающего на высоком троне; тот повелел Балу спуститься ещё глубже, и покинуть его, Муту, владения в Авадоне (в недрах земли). И покорный судьбе Балу "сошёл на поля, какими владел Лев, супруг богини Мамету", т.е. в "дом мрака, жилище Иркаллы" -Нергала, - двуглавого льва и мужа Мамету, - в Кур (Страну без возврата), преисподнюю "черноголовых". Владыка же Шеола бог Муту царствовал в городе-государстве «Хамрай» (2.с49), расположенном в неком подземном ущелье (возможно, Хамрай - один из синонимов Шеола). Очевидно, что в осознании ханаанеев, подземный мир (мир иной), был также разделен на царства, как и земля (этот мир).
В дополнение к существующим переводам названия «Хамрай («Хам(а)раи»), таким как «место проливания слёз» или «место крушения», может быть предложено ещё одно. Поскольку корню этого ханаанейского слова [хмп] - [חמר] на иврите, соответствует глагол «хамар» - «обжёг, обжигать», то название города бога Муту можно интерпретировать, как «Обжигающий», что также вполне соответствует представлениям о свойствах Шеола (1.).
Вызывает недоумение, кажется странным, почему Муту не счёл Балу, (эпохи создания мифа) ханаанейским богом (ханаанеем), и не оставил того в своём царстве, а выдворил в шумеро-аккадский Кур.
Далее, как повествуется в мифе "Балу и Муту", царь богов Балу, пребывающий у Нергала, вступает в брак с "Коровой" (он «возлюбил телицу на выгоне, корову на поле льва Мамету»), и от этой связи у них родится телец. Хотя и существует угаритский миф о любовной связи Балу в образе быка с богиней Анат, но не в преисподней, а на цветущем лугу, - «потусторонний» эпизод брака ханаанского царя богов с "Коровой" рядом штрихов воспроизводит шумерский миф о пребывании в Куре Энлиля, царя богов «черноголовых», его супруги Нинлиль и рождении их первенца - "тельца" Наннара (Сина). Характерно, что в угаритских текстах Энлиль встречается под именем Эль-Шаддай, как и в Ветхом Завете (Исх.6.3).
В мифе описана и такая "история": когда угаритский царь богов Алиййяну Балу гибнет, то его трон занимает (буквально садится на трон) древнесемитский бог Астар (по тексту сын Астарты Морской), но со временем Балу воскресает, выходит из Кура, а не из Шеола (т.е. уже не совсем как ханаанеянин), изгоняет Астара (трон был велик для него) и возвращает себе власть над миром под ханаанейско-аккадским именем «Баал-Хаддад».Эта мифопоэтическая ситуация может быть интерпретирована следующим образом. Численность племени "Лот", ("Моав", "Аммон", "Ашир" и "Иссахар") надолго осевшего на землях Угарита, была такова, что культ Астара (Мельк-Астар),- бога плодородия и орошения, первоначально вытеснил поклонение подобному местному богу Балу (Баал-Цафону); ибо на Древнем Востоке ментальности верующих во все времена была присуща высокая восприимчивость к почитанию (и заимствованию) богов завоевателей или сильных соседей. Отношение местного населения к присутствию чужеземцев в Угарите четко выражено через характеристику деградировавшего в угаритском пантеоне бога племени «Лот» («Славу мою забрал у меня Бык, Илу, отец» (И. Шифман), - жалуется Астар, ибо «он слаб силой»): «покорен он (Астар) высшим богам («умеет быть покорным», как и племя его), а по отношению к людям [соседям] творит насилие» (Миф «Муту и Балу»; (2.с99)). В мифе высказана надежда на то, чтобы навязываемый автохтонному населению аккадский Астар «вернулся в ту землю, где он (раннее) был господином» (чтобы хаабиру оставили Угарит и вернулись в Месопотамию).
О пребывании племён хабиру в Угаритском номе свидетельствуют местные клинописные тексты, в которых, например, название племенного объединения «Йакуб-ел» встречается в форме «ia-qub-ba'l» или «ya'qub-ba'l» (15.).
В ту смутную пору, когда "черноголовые" - мигранты, покинувшие дома отцов, постоянно находились в диаспоре в состоянии войны, для них особенно важно было расположение и покровительство божества войны (и как можно более могучего).
Вероятно, длившаяся десятки лет ситуация неуверенности и опасений, в которой на землях Угарита оказалось племя «Лот», и обусловило слияние ёмкого образа древнеаккадского бога Астара (эпифания иштари племени «Лот») с образом воинственного Хаддада (илу, согласно египетским текстам (16.), по меньшей мере, рода «Иссахар»), "дикого быка ярости", бога битвы, сражения (его оружием были копья молний), тем самым, суммируя мощь Иштар и Хаддада, мобилизуя всю божественную силу племени для возможного противостояния.
(Как отмечалось в (1.), личной богиней (иштари) родов племени «Лот» почиталась мужская ипостась богини Иштар - бог Астар).
Образ нового синкретического божества "Хаддад-Астар" в эпифаниях бога грома и дождя (Хаддад) и бога плодородия (Астар), постепенно слился с образом местного, угаритского, громовержца, бога дождя и плодородия Силача Балу (Алиййяну-Балу) в единое божество "Баал-Хаддад", что возродило Балу, подняло его имидж до царя богов Ханаана (возвращает себе власть над миром). В мифе "Балу и Муту" и других угаритских текстах бог Балу (Баал-Цафон) уже именуется как Хаддад - "Снова на царстве бог Хаддад" (7.с89); а Хаддад - как "Могучий Ваал" (название, являющееся постоянным эпитетом Балу ("Алиййяну-Балу")). При этом, в процессе слияния в единое божество "Баал-Хаддад" (17.с39) возобладала аккадская компонента (на хорошо известном рельефе Балу (шлем с фаллосом и рогами быка, в руке - копьё-молния) божество одето в одеяние "черноголового"- юбку, нижний край которой украшен шумерской бахромой), (7. Рис. на с89). Именно по этой причине Муту и отправляет Балу (Адду), уже более "черноголового", чем ханаанеянина, в Кур, к его мёртвым месопотамским соплеменникам.
Поскольку профессор Шеффер относит данный рельеф к 2000 г. до н.э. (18.с189), уместно связывать это влияние с месопотамскими мигрантами Первой волны. По-видимому, ко времени создания окончательной редакции (ок.1900 г. до н.э.) мифа "Балу и Муту" в Угарите и его окрестностях уже проживало много ха-ибири.
Представление угаритян о состоянии мира и благоденствия (которое принесёт царствование Балу, победившего смерть (Муту)), вполне перекликается с изображением рая в библейском Эдеме или на шумерском Дильмуне: эра всеобщего мира наступит, когда у быка будет «(нежный) голос газели, а у сокола (не устрашающий клёкот, а весёлый) голос (чириканье) воробья» (Driver, Caquot et Sznycer, p.199.).
В Угаритском номе шумеро-аккадский бог-отец Энки (Эа, Абба) отождествлялся с Элом (Илу), как хранителем мирового порядка (2.с264), а также с Хусаром (18.с153) и Гадом (см. выше). Следовательно, можно полагать, что в Угаритском номе, помимо племени «Лот», находились и некоторые колена из племени «Абраам» («Завулон», «Реувен», «Нафтали», «Гад» или «Манассия»), для которых Энки был личным и родоплеменным богом.
На знакомство предков древних евреев с содержанием мифа "Балу и Муту" указывает, в частности, знаменитая библейская метафора о земле, текущей молоком и мёдом (например, Втор.26.9), которая явно перекликается с описанием торжества природы после возврата к жизни Балу, правителя земли: из небес вновь полился елей (масло), русла ручьёв наполнились мёдом.
Примечательно, что при раскопках Угарита открыто под сенями домов и под землёй во дворе немало (2.с225) захоронений того же типа, что и в городе Уре (19.), а также клинописные документы текущей хозяйственной отчётности, составленные на аккадском языке.
Обнаруженное в архиве Угарита описание ритуала священного брака ханаанского бога Луны Йериха (Йарих) с супругой аккадского бога Луны Сина Никкаль (20.с287), также указывает на влияние шумеро-аккадской культуры «черноголовых» на ханаанеев Угарита при их длительном сосуществовании.
То же высвечивается в угаритских воззрениях на сотворение мира:
О рыбак... возьми большой невод в руки свои,
И забрось его в Йам (море), любимый Илу;
В Йам - (сына) Илу милосердного,
В Бездну (вод солёных - т.е. в Тиамат)... (6.с37).
Влияние шумеро-аккадской литературы и мифологии ощутимо и в сюжете картины болезни и выздоровления Карату («Сказание о Карату»). Когда герой непочтительно обходится с Великой матерью, богиней Неба Асират, та проклинает его и Карату смертельно заболевает. Весь текст повествования пронизан «небесной» символикой. Так, Карату не отдал Асират золота весом в треть и серебра весом в две трети веса своей новой жены. Имя главной плакальщицы умирающего на четвёртом месяце царя (его дочери) - Восьмая. С болезнью Карату в природе нарушился обычный миропорядок: не идут дожди, не наполняются реки (Небо гневается), наступила засуха. Вся природа скорбит. Никто из богов не в состоянии помочь умирающему. И тогда отец богов Илу сам создаёт из глины богиню-целительницу - «Облегчающую страдания, излечивающую (Шатикату)», которая и спасает Карату от неминуемой смерти. Великая Асират не возражала «и вся природа возродилась с выздоровлением Карату».
В "Сказании об Энки и Нинхурсанг" Великая мать, богиня Неба Нинхурсанг выращивает восемь растений, которые Энки съедает. За этот проступок богиня проклинает имя Энки. Он заболевает (восемь его органов поражены) и, умирая, теряет силы. В мире наступает хаос, всё смешалось, миропорядок нарушен. Боги стенают, но никто из них не в силах помочь Энки. И лишь отцу богов Ану удаётся уговорить богиню простить его. Нинхурсанг создаёт (порождает) восемь богинь-целительниц, которые и излечивают Энки, владыку судеб мира (когда Энки выздоровел, обычный миропорядок возвращается).
Отметим также, что в мифе «С великих небес к великим недрам» Энки, неолитический бог-отец, для оживления Инанны создаёт из грязи, глины под своими ногтями, двух божеств-целителей.
Существует мнение (21.), что угаритский мифопоэтический мотив отламывания крыльев у орлов в борьбе с ними в легенде об Акхате («Балу... Быстро орла он схватил, крылья ему обломил») возник под влиянием Месопотамского эпоса (Адапа ломает крылья ветру, а Нингирсу - орлу Анзуд).
Тот мифический факт, что Карату считает себя потомком Илу, т.е. полагает этого бога первопредком своего царского аморейского рода, указывает на появление (внедрение) в Угарите института личных богов, типичного для «черноголовых» (у амореев Вавилонии институт личных богов существовал), но у ханаанеев отмеченного применительно лишь к (аморейским) царским семьям (так, в мифе об Акхате говорится о царском сыне, как о «воздвигающем статуи бога отца его в Святыне»). Твёрдая уверенность, высказанная в поэме о Карату по поводу того, что потомок бессмертного (бога) - бессмертен, и умереть не должен, указывает на начальный этап формирования института личных богов у угаритян той эпохи. Личной богиней рода Карату вполне можно полагать Асират (Анат), супругу Илу, ибо она вскармливала своим молоком старшего сына Карату (у шумеров многие герои были вскормлены богинями).
С Месопотамским влиянием можно связать и упоминание в «Сказании о Карату» необходимости «решать дела вдовы... убогих, защищать слабых от сильных, кормить сирот». Положение о защите сироты и вдовы, слабого против сильного, бедного против богатого, - содержатся ещё в "Прологе " законов Шульги.
Примечательно, что генеалогия богов-цивилизаторов, изложенная в Финикийской истории, состоит из десяти родов (поколений), подобно генеалогиям, отображённым в Танахе или же в "Царском списке" истории Вавилонии у Бероэса. В частности, Енох, потомок Адама в седьмом поколении, при описании его деяний уподоблен (как уже отмечалось) седьмому "допотопному" царю города Сиппара Енмедуранна, первому магу и прорицателю (19.с65); каким (как Енмедуранна) представлен и Хусар, седьмой член генеалогии у Санхунйатона-Филона (т.е. налицо влияние шумерской культуры). В той части текста Финикийской истории (19.с77,п.31), где говорится о богах, царствующих над страной, в качестве царя богов значится Адод (Аддад, Ад(д)у, акк.). Это имя указывает на время оформления (формирования) мифологии Финикийской истории - начало II тыс. до н.э. (бог Аддад, вероятно, занесён в Ханаан "черноголовыми" Месопотамии, хотя адаптирован он был и хурритами).
Уже по первым переводам хуррито-хеттских текстов были отмечены аналогии их теогонии с финикийской, представленной Санхунйатоном-Филоном (общие истоки).
Сделанное предположение о том, что финикийская версия мифа о смене божественной власти происходит (создана под воздействием) от хурритского мифа (22.), подтверждается, в частности, присутствием в финикийском мифе некоторого числа мифопоэтических элементов, подобных старовавилонским из «Энума Элиш». Так, среди прочего, в месопотамской поэме также повествуется о ряде божественных поколений и о борьбе молодых богов против старых (как известно, многие же хурритские мифы не избежали заметного шумеро-аккадского влияния).
Ханаанейские надписи и Ветхий Завет "заставляют видеть в финикийской религии странное сочетание ясно и рельефно выраженного обоготворения воспроизводительных или разрушительных сил природы с именами и культами, общими с астральной религией вавилонян (Месопотамии)" (3.с372).
Влиянием культуры "черноголовых" можно объяснить и факт популярности шумерского сакрального числа семь в угаритской мифологии (в отличие от предпочтений остального Ханаана). Так, в мифе "Волшебный лук" (7.с94): "Из мальчика вырос муж", когда минуло "дважды по семь" лет; по милости бога жена мудреца Данниилу "отяжелела" на седьмой день; бог-кузнец Хусар изготавливает волшебный лук за семь дней; и, наконец, угаритский Левиафан (Лаббу) - Латану предстаёт как могучее семиглавое чудовище (21.с43).
В Финикийской истории сообщается, что одному из богов, названному (по-гречески) как «Агруэр, Агрот», была посвящена древняя (уже во времена Санхунйатона) деревянная и весьма почитаемая статуя. У библян Агрот «выделяясь из богов, называется Величайшим» (19.с74). Святилище этого бога «возят животные, запряжённые в ярмо» (возможно, так поступали месопотамские скитальцы).
Орелли, Ренан и другие учёные (19.с94) полагают имя «Агрот» переводом библейского (Эл) Шаддай (שדי), употреблявшегося и у библян, и у евреев.
Эпизод, описанный у Евсевия: «Крон (Эл) имел сына Шадида, которого он сам убил мечом, питая к нему подозрения» в намерении узурпировать власть (19.с243),- может указывать на вооружённое сопротивление ханаанеев непомерному притоку "черноголовых" беженцев первой волны, верховный бог которых (Шаддай) санкционировал захват их исконных земель. «Покладистые» ханаанеи, восприняв и этого бога и включив его в свой пантеон, естественно, занесли Энлиля (бога Шаддида, Эл-Шаддая (1.), Величайшего) в разряд сыновей Эла. На монетах Библа встречается изображение бога Эла с четырьмя (шестью) крыльями (как его описывает Филон Библский); и это, как полагает Б.Тураев, "несомненно" указывает на месопотамское влияние. К знакам царской власти (19.с77-78), которыми наделён Эл (помимо четырёх крыльев), относятся и его четыре глаза. В поэме "Когда Вверху" подобным образом описан и бог Мардук: "Четыре было у него глаза" (и четыре крыла).
Весьма примечательно (какая аналогия!!), что от Агрота (Шаддая), согласно Финикийской истории, произошли (перевод с греческого (19.с74,94)) так называемые «Скитальцы» - «земледельцы и охотники», т.е. боги (люди), вынужденные в силу определённых причин скитаться.
Со временем в религиозных воззрениях хаибри Ханаана образ Всевышнего «черноголовых» - Энлиля (Эл-Шаддая) слился как с образом Эл-Элиона, так и с образом Эла - Всевышнего ханаанеев. Позднее (в начале II тыс. до н. э. Балу ещё не царь ханаанейских богов) Всевышний (Эл-Шаддай (Бел), но не Цаваот или Йаhуе (Син)) был отождествлён с образом угаритского Баал-Хаддада (Баал-Цафона), который по значимости, особенно после эпохи гиксосов (когда слились в единый образ Сетх и Баал-Хаддад), "вышел" в Ханаане и Сирии на первое место (16). Этот факт нашёл отражение в мифологии древних евреев (23.с79): когда гордыня лишила разума Люцифера, он задумал: "Я... воссяду на Цафоне, Горе собраний (богов), и стану подобен Всевышнему" (Ис.14).
Поскольку Гора Цафон - престол Баал-Цафона (Баал-Хаддада), царя богов, следовательно, здесь Всевышний - Баал-Хаддад. Многие характеристики последнего в дальнейшем были экстраполированы и на более поздний (после Исхода из Египта) образ Господа, Бога ветхозаветного монотеизма. В частности, гора Цафон была соотнесена со Святой горой Господа (Пс. 48.2-3).
Обратимся к неоднократно упоминаемому в Библии имени бога «Римон (Ремфан)». Использованное в Священном Писании (Синод. пер.) имя «Ремфан» восходит к Септуагинте, где оно употребляется вместо еврейского «Кийун» (аккадское - «Кийавану»).
Следы поклонения этому божеству довольно хорошо сохранились (в свете борьбы с его культом) в Библии: «Вы носили... звезду бога вашего Ремфана, изображения, которые вы сделали для себя» (Ам.5.26); или «В тот день поднимется большой плач в Иерусалиме, как плач (города) Гадад-Римона (Хаддад-Римон) в долине Мегиддонской». В Древнем Израиле известны и другие объекты, названия которых содержат имя этого божества: «Римон» - город колена Завулонова (И.Нав. 19.13 и др., 1Пар. 6.77); селение «Ремон (Рамун)» на вершине холма, между Бет-Элем (Вефилем) и Иорданом, гора (скала) «Римон» в земле колена Бениаминова близ Гевы; «Гат-Римон» (перевод - «Давильня Римона») - наименование дважды упоминается как название городов в колене Дановом (Нав. 19.45) и в роде Манассии (Нав.21.25); «Е(й)н-Римон» («Источник Римона») - город колена Иудина (Нав.15.21; Зах.14.10), и Римон-Фарец («Пе-арец» - «уста земли») (Чис. 33.19,20). Следует отметить, что на землях колена «Иуда» находились и города Хацор-Хаддат и Хацор-Гад (Нав. 15.25,27).
Весьма примечательно, что и в настоящее время, в целях синагогального богослужения, применяются предметы под названием «Римоним» (которые, судя по названию, см. ниже, исторически связаны с культом бога грозы Хаддада).
Книга Царств (4Цар 5.17-19) свидетельствует о том, что в Дамаске функционировал храм Римона: «только вот в чем да простит Господь раба твоего (Неемана, военачальника царя Сирийского): когда пойдет господин мой (царь Сирии) в дом (храм) Римона для поклонения там и обопрется на руку мою, и поклонюсь я в доме Римона, то, за мое поклонение в доме Римона (бога языческого), да простит Господь раба твоего в случае сем. И сказал ему (пророк Елисей, излечивший Неемана, потомка сирийских «черноголовых», от проказы): иди с миром. И он отъехал».
Рассмотрим сакральное наименование «Римон» (Рим-он). Очевидно, что поскольку здесь шумерское «Рим» означает - «дикий бык», а «он» - уменьшительно-ласкательное ханаанейское окончание (словообразование термина «Римон» свидетельствует о его шумеро-ханаанейской этимологии; (1.)), то библейское имя «Римон (Ремфан)» может быть переведено, как «дикий бычок», и может являться модернизированной в Угарите частю шумеро-аккадской фразы «Хаддад - рим» (Хаддад - «дикий бык ярости»).
Принято полагать, что сирийский Римон являлся божеством бури. В современной демонологии он также - князь молний и гроз. Одно из теофорных названий израильских городов - «Хаддад-Римон (Гадад Римон)», может быть переведено, как «Хаддад - дикий бычок», где «бык» - традиционный эпитет Хаддада, как бога грома, бури, вихря и дождя (он - месопотамский «дикий бык ярости»). Из выражения: «Хаддад Римон», явствует, что термин «Римон» - эпитет к имени бога грозы «Хаддад» («Гадад, Хадата» Веткого Завета), приобретший статус одного из популярных синонимов к его имени (подобной точки зрения придерживается ряд учёных-историков), а наименование «Римон пе Арец» (связь с землёй) уточняет, что ханаанский Римон это - Баал-Хаддад. Подтверждает это предположение и факт посвящения богу Римону граната (гранат - символ плодородия утробы богини-матери, богини Неба (1.)), а протоханаанейский бог-рапаит Балу - эпифания Великой богини). Наименование «Давильня Римона» могло быть связано с производством гранатового сока.
Бытует представление, что «Люцифер» («Несущий свет») это - «(у пророка Иезекииля упоминается как дневная) звезда (ассоциация с планетой Венера), сын зари», имя которого в древнееврейском оригинале (Танахе) - «Гилель бен Шахар».
Обратимся к древнеиндийскому (на санскрите или дравидийском) названию планеты Венера: "Шукра" (мифопоэтическое детище зари Ушас). Данное имя не только фонетически близко к наименованию: "Шахару, Шакару" (также сын Зари), но является с ним однокоренным словом [шкр, шхр]. В таком случае, "Шахар(у)" может означать, быть синонимом, и Венеры, а выражение "Гилель бен Шахар" возможно интерпретировать, как "Гилель сын (звезды) Венеры (т.е. Люцифера)". Итак, Гилель бен Шахар - дитя сына Зари, т.е. не Люцифер.
У протоханаанеев же, как излагалось выше (возможно, постнеолитическое представление), дети Анат (Рахмайу): Шахару - бог вечерней зари (заката солнца; на иврите «шахор» - «чёрный, тёмный»), в то время как Шаллиму - бог утренней зари (рассвета).
Божество под именем «Гилель бен Шахар» в данном случае не идентифицируется с хурритским (первоначально) богом Гилелем («владыкой серпа»), пытавшимся занять трон Балу. Здесь это - синкретическое божество Астар-Гилель, тоже претендовавший на трон Баал-Хаддада, где компонента «Астар» - мужская ипостась семитического Двуединого божества, для которого женской составляющей являлась богиня Неба Астарта (Иштар), ассоциировавшаяся с планетой Венера. По-видимому, сама Астарта соотносилась с утренней Венерой (известно, что вавилоняне и ассирийцы называли утреннюю звезду, соответственно, Белит и Иштар), а мужское проявление божества Астар ассоциировалось с вечерней планетой Венера (звездой), т.е. представлялось «сыном» вечерней зари, заката (Гилель также сын Шахару - бога заката). Богиня Астарта же - «дочь» утренней зари, сама - утренняя заря (в ведийской мифологии богиня утренней зари «Usa(s)» - «свет, свечение, утренний свет» рождает «Утреннюю звезду» - планету Венеру на рассвете). И тогда Астар (Астар-Гилель) - «Вечерняя звезда», несущая свет на закате (Люцифер).
В свете вышеизложенного (с точки зрения мифологии ханаанеев) рассмотрим отрывок из Книги Исайи (14.12), относящийся к Навуходоносору: «Как упал ты с неба, [денница, сын зари (в Библии), и «Гилель бен Шахар» (в Танахе)]! разбился о землю, попиравший народы». Как «Гилель бен Шахар», Навуходоносор, поработитель народов, - сын зловещего заката (именно вечерней зари). Поскольку этот вавилонский царь прославился своими победами, то он был любим богиней войны Иштар, точнее, её мужским проявлением - богом Астаром, и мог считаться сыном последнего (древнесемитское божество Астар почиталось как бог войны, (1.)).
С позиций ещё не утраченной приверженности Авраама ниппурскому культу величайшего бога "черноголовых" Эл-Шаддая (Энлиля), Всевышнему бывших месопотамцев, может быть понято и то, почему Авраам принимает благословение Мелхиседека и отдаёт ему «десятую часть из всего ("маэсер" - не "десятая часть", а "каждое десятое")», добытого на войне (по-видимому, храмовую десятину). "Мелхиседек, царь Салимский, вынес хлеб и вино. Он был священник Бога Всевышнего (Эл-Элиона - "אל-עליון", ивр.), Владыки неба и земли" (Быт.14.18-20). "Мелькицедек" - "Святой царь" (традиционный перевод), но как теофорное имя предпочтительнее (и точнее) - "Мой царь - (бог) Цедек" (который из поколения богов Ханаана, предшествующего рождению демиургов Тота и Усу).
События, отображенные в этом отрывке текста Ветхого Завета, связаны с деяниями племен "Авраам" и "Лот", ха-ибри первой волны эмиграции (с 2025 по 2003 гг. до н.э.) и, согласно еврейской традиции, произошли незадолго до Содомской катастрофы. В этом эпизоде упоминается царь Хаммурапи, как один из участников войны. Следовательно, описываемые события происходили не позднее 1760 г. до н. э., т.е. задолго до эпохи изгнания гиксосов, основавших, согласно Манефону, город Иерусалим.
Первое упоминание в Танахе одного из семи холмов Иерусалима (горы Сион, Мориа, Цофим-Скопус и т.д.) - Храмовой горы (Мориа, другое название - Ариель), в то время безлюдной и удалённой от поселений (Быт. 22.14), связывается с жертвоприношением Авраамом своего сына (Быт. 22.1,2), которое, согласно еврейской традиции, произошло в 2085 г. от сотворения мира (в 1675 г. до н.э.) - за сто лет до изгнания гиксосов.
Если оценка времени Содомской катастрофы верна (1.), то жертвоприношение Авраама на ещё незаселённой горе Мориа может быть датировано (учитывая возраст Исаака) началом ХХ в. до н.э.. Следовательно, тогда Мелхиседек, благословивший Авраама и поздравивший его с победой в ок. 2000 г. до н.э., - царь и верховный жрец не Иерусалима (не Салимский, - город, согласно Манефону, заложен бежавшими гиксосами), а какого-то другого крупного ханаанского города, возможно, Тира (Цедек - отец бога Усу) или Угарита, в котором мифопоэтически засвидетельствовано единство светской и духовной власти.
Ханаанеянин Мелькицедек и ещё не ассимилированный ха-ибири, еврей, Авраам, исповедуют культ одного и того же Эла (Бога) Всевышнего (Элиона, хан.), веруют в единого Владыку неба и земли задолго до эпохи Моисея и торжества идей монотеизма. Если допустить, что ко времени этого знаменательного события, описанного Ветхим Заветом, у племён ха-ибири произошло отождествление (а это могло начаться в Сирии или в Угаритском номе) верховных богов Энлиля (Эл-Шаддая) и Эл-Элиона в образе единого Всевышнего, то тогда "черноголовые" из племён "Авраам", "Лот" и "Иакуб-ел" могли воспринимать Мелхиседека, как ниппурского священника, жреца храма бога Энлиля, - и тогда всё становится на свои места.
Как известно, в Финикии угаритский бог моря Йамму назывался беритским именем - "Йево", и широко почитался. В Берите, который Эл (Илу) отдал богу Моря (19. с256), бог Йево был главным богом и считался покровителем и владыкой (Баалом) города.
Примечательно, что по причине фонетической близости имён «Йево» и «Йаhве» (Господь), а также из-за того, что одно из колен Израилевых в эпоху Судей (Суд.8.33) поклонялось Йево (см. ниже), последнего (бога Моря) нередко отождествляют (19.) с Йаhве.
Как известно, святое имя «Йаhве» сообщено миру Моисеем. Мало вероятно, чтобы пророку, которому при жизни не довелось вступить на «Землю обетованную», удалось (хватило времени) так «популяризовать» среди ханаанеев это Имя, чтобы оно «широко почиталось» в Финикии, а Господу бы выстроили храм в Берите (да и в случае отождествления божеств Богу Йаhве пришлось бы вести борьбу с самим собой (с Морем)). Существуют смутные намёки на то, что прототип Йаhве (Йаhу), бог Луны Син в Угарите мог считаться одним из сыновей Эла (в пору длительного пребывания там племенного объединения «Йакуб-ел»).
Наименование «Йево» фонетически (и по содержанию образа) более близко к имени (и функциям) бога «Йао» (если это не одно и то же божество). «В угаритских текстах, - пишет И.Ш. Шифман (19.с271), - (слово) «Йао, Йау» было обозначением бога, параллельным «Йамму» - «море». По сообщению же Ренана (12.с45), древние греки были убеждены, что классическое "IAU" ("IAO") - слово аккадского (вавилонского) происхождения. Не исключено, что названия богов: аккадское «Йао» (соотнесён с морем) и аккадское же «Эа», - фонетически близки из-за смысловой связи образов этих богов («Йао» может быть и вокализацией «Эа» в Ханаане). Поскольку в Угарите проживало много «черноголовых», для которых богом вод (и моря) традиционно являлся Эа, то многозначность в обозначениях жителями Угарита бога моря («Йамму», «Йево» и «Йао, Йау» (Эа)), может быть объяснена как пестротой населения города, так и влиянием культово-мифологических воззрений месопотамских мигрантов. Характерно, что в Рас-Шамре найдены списки не только угаритских, но месопотамских и хурритских божеств.
Согласно сообщению Ветхого Завета, в эпоху Судей древние евреи поклонялись какое-то время богу Йево (Суд. 8.33): "Когда умер Гедеон (род "Манассия"), сыны Израилевы (из этого рода)... поставили себе богом Баал-Берита". Поскольку личным богом рода «Манассия» был Энки (Эа), (1.), следовательно, отождествление бога Йево (Йао) с богом Эа (Энки, Абба) могло произойти в Угаритском номе задолго до эпохи Судей.
Небезынтересен и такой грамматический факт. Предполагается (24.), что первоначально в афразийских языках должны были существовать и различаться единственное, двойственное и множественное число имени существительного. «Однако двойственное число оставалось продуктивным из исторически засвидетельствованных языков лишь в ранних: в семитских - староаккадском, эблаитском, угаритском (но не в финикийском диалекте ханаанейского языка)... а также в староегипетском». Позднее это грамматическое явление (двойственная форма существительного) «сравнительно хорошо засвидетельствовано лишь в древнееврейском (иврите)» и литературных формах арабского языка (т.е. у потомков «черноголовых»).
Поскольку в представлениях выходцев из царства Шумера и Аккада (25.с159) дух-охранитель людей «шеду благой» воплощал способность человека «производить потомство», он был заимствован ханаанеями (например, финикийцами) и, судя по теониму (sdrp), приобрёл у них статус божества-целителя («sd-rp» (Шадрапа) - «шед рапе/рафе» - «шед-целитель») и иное обличье (идол Шадрапы (не обнаружен, но, наверное, не сфинкс) был преподнесён по обету пуническому храму Цида в Антасе). Упоминания об этом божестве, в частности, встречаются на пуническом Западе (грот-святилище на Сицилии) в четырех надписях, датируемых между V и III вв. до н.э. (26.).
Отметим также и то, что угаритяне заимствовали у «черноголовых» различные музыкальные термины, и их музыку (2.с338), а также (и финикийцы, и карфагеняне) кое-что из ниппурского календаря (Э. Дриди предполагает, что у хурритов). Так, некоторые из названий месяцев лунного календаря ханаанеев (часто связанных с отдельными культами и их обрядностью, как у шумеров или египтян) совпадают с еврейскими (например, «bl», «zvb, zw»).
В Карфагене VII-VI вв. до н.э., археологи обнаружили "семигорловые" терракотовые "вазы", явно испытавшие влияние мотива "семисвечник" (27. с229, Рис.59). На продольном (диметром ок. 4см и длиной 30 см) стержне (с круглой подставкой на широком, плоском венчике основания, высота ок.10 см), плотно друг к другу, расположено семь "тюльпанных" ваз (высотой ок. 8 см каждая, внутренний диаметр венчика - ок. 4 см). "Ваза" (в центре, на фоне среднего "тюльпана" вверху подставки) украшена головой богини Хатхор-Астарты, помещённой между рогами коровы (вместо солнца) - символа Хатхор. Такие "вазы" найдены (в Дуимесе) как в самом нижнем слое святилища богини Тиннит Пане Баал (Тиннит - "лицо Баала" (Баал-Цафона) - позднейшее проявление Анат-Астарты), так и в финикийских (пунических) могилах того же периода.
Итак, достаточно длительное пребывание предков древних евреев, покинувших Месопотамию, в Угаритском номе, послужило решающим фактором, обусловившим их культурную адаптацию и значительную ассимиляцию, столь типичную для этносов Древнего Ближнего Востока.
Список литературы в дополнение к работам, прямо указанным в тексте
-
М.И. Зильберман «Отцы Авраама». 2006 г. www.hapiru.ru
Ю.Б. Циркин «Мифы Угарита и Финикии». 2003 г.
Б.А. Тураев «История Древнего Востока». 2002 г.
История Древнего мира. Древний Восток. Минск.1999 г.
Краткая еврейская энциклопедия. Иерусалим. Т1. 1976/1992 гг.
Роббер Грейвс «Иудейские мифы». 2002 г.
А.И. Немировский «Мифы и легенды Древнего Востока». 1994 г.
«От начала начал. Антология». Под ред. В.К. Афанасьевой. С-П.1997 г.
М.А. Коростовцев «Религия Древнего Египта». 1976 г.
Г.В. Синило «Древние литературы Ближнего Востока и мир Танаха». 1998 г.
И.Г. Троицкий «Библейская археология». 1913 г.
Эрнест Ренан «История израильского народа». 2001 г.
Д.Э. Райт. «Библейская археология».
Краткая еврейская энциклопедия. Иерусалим. Т3. 1976/1992 гг.
И.Р. Тантлевский «История Израиля и Иудеи до разрушения первого храма». 2005
М.И. Зильберман «Гиксосы и их потомки». 2006 г. www.hapiru.ru
Мифы народов мира. Энциклопедия. Т1.1998 г.
Джон Грей «Ханаанцы». 2003 г.
«Финикийская мифология». Под ред. Ю.С. Довженко. С-П.1999 г.
Грант Майкл «История Древнего Израиля. М.1998 г.
Мифы народов мира. Энциклопедия. Т2.1998 г.
М. Элиаде «История веры и религиозных идей». ТI.
С.Н. Крамер «История начинается в Шумере». М. 1965 г.
И.М. Дьяконов. «Афразийские языки».
А.Л. Оппенхейм «Древняя Месопотамия» 1990 г.
Э. Дриди «Карфаген и Пунический мир». 2008 г.
Дональд Харден «Финикийцы». 2002 г.
