(Виктор Третьяков, «100 песен от А до Я». –
М.: «Монолог», 2020)
«Чистые» поэты по-прежнему чуть свысока поглядывают на бардов. Дескать, «ты помогаешь своим стихам голосом и музыкой, а это – нечестно. Мы так не договаривались. А без музыки ты что-нибудь можешь вообще?». Но вдруг выясняется, что дело не в жанре, а в глубине и точности мышления, а они на высоте у единиц. Независимо от того, в каком жанре работает человек. Виктор Третьяков – один из немногих современных бардов, чьи песенные тексты – настоящие стихи. Он – наследник по прямой Вертинского, Окуджавы, Высоцкого. Секрет успеха песен Третьякова ещё и в том, что он пишет просто, но глубоко. О самых сокровенных своих переживаниях мы судим порой тривиально и поверхностно. На мой взгляд, духовность и состоит в том, чтобы не быть поверхностным в своих суждениях. И, конечно, очень важна в искусстве острота переживаний. И вот она у Третьякова – всегда на высоте. Как и Высоцкий, Третьяков активно переосмысливает в своих произведениях идиоматические выражения, вплоть до построения на базе русских идиом собственных космогонических концепций.
Можно в точности знать, или верить слепо,
Можно это считать вымыслом простым,
Но, где-то там, наверху, есть Седьмое Небо,
Расположенное сразу над Шестым.
Это Небо Господь создал для влюблённых
(Создавать и любить – Божье ремесло),
Чтоб летали под Ним стаи окрылённых
На одной высоте, да крыло в крыло.
Впрочем, жизнь – это жизнь… вы не стали ближе,
Так и не был, увы, найден компромисс:
Кто-то не захотел подниматься выше,
Или, наоборот, опуститься вниз.
С «позолоченных» слов слезла позолота,
Каждый сам по себе по Небу летит:
Каждый выбрал свою высоту полёта,
И, вроде Небо одно, а разный сверху вид.
И ты однажды поймёшь: ну, как же всё нелепо,
Ты же всю свою жизнь не его ждала…
А он твоё со своим перепутал Небо,
А ты видела всё, и… не прогнала!
«Ой, я на седьмом небе от счастья!» – говорим мы и даже не подозреваем, что в авторской мифологии Виктора Третьякова седьмое небо – это ещё не предел человеческого счастья. Потому как некоторым, чтобы попасть на это самое седьмое небо, приходится… спускаться вниз! Виктор Третьяков выгодно отличается от многих поэтов тем, что, кажется, прошёл в личной жизни все круги ада и рая. И мерилом любви для него является сам Бог. Почему именно Бог? Вовсе не потому, что «Бог есть любовь». Бог един, в трёх ипостасях, а человек мучительно ищет это же единство, но только в двух лицах. «Они упали в любовь» – так пишет Третьяков, опровергая расхожее мнение о том, что влюблённые не падают, а «воспаряют». Подобно Льву Толстому, Виктор Третьяков приравнивает любовь к Богу. Но, если Толстой говорит о духовной любви, то Третьяков в песнях, посвящённых любви к женщине, конечно, имеет в виду любовь душевную и телесную. «Причём же здесь тогда Бог?» – резонно спросите Вы. А при том, что Бог выступает мерилом, эталоном… любви вообще. Вера в настоящую любовь на одном уровне соответствует вере в Бога ступенькой выше, причём, по мнению Третьякова, всё это страшно между собой взаимосвязано: «Если нет Любви на свете, значит, Бога нету тоже!». Вот в чём, оказывается, «окаянность» поэта, вот в чём фрондирует он с церковью. Ведь любой проповедник популярно объяснит человеку, что Бог не даёт человеку земной любви, потому что хочет испытать его дух. В такой точке зрения много мудрости, но, к сожалению, мало поэзии. Поэт хочет всё и сразу. Он готов за любовь заплатить своей жизнью, а не трусливо ждать, пока он станет «достойным» женской любви. Он считает, и считает вполне справедливо, что изначально достоин, безо всяких предварительных условий. Ведь мы с вами пока ещё в этом мире, и человеческое в нас зачастую превалирует над вечным. Поэтому «падение в любовь» у Третьякова прочитывается ещё и как участь падших ангелов.
Конечно же, Виктор Третьяков пишет не только о любви. Его музыкально-поэтическая палитра щедра и разнообразна. Однако тема любви для любого художника – это как жизнь в жизни, как искусство в искусстве. Это как раз та общечеловеческая тема, которая интересна всем без исключения. Чем больше коллизий в личной жизни испытывает художник, тем интереснее его любовная лирика. Параллельно с love story, мы узнаём кое-что и о личностном начале поэта. Наверное, любовь – одно из тех глубоких состояний человека, когда жизнь в нём впервые встречается и знакомится со смертью. И глубоко потрясает песня Третьякова «Самоубийца» – о трагическом исходе любви, о полёте влюблённой девушки на свидание со смертью. Третьяков в этой песне использует своё ноу-хау – в одной песне он соединяет спокойное и отчаянное переживание героем одного и того же события. Если отвлечься от трагичности ситуации, летящий человек – это почти Икар, это очень красиво, особенно если учесть, что летит он без крыльев! Часто в своих песнях Виктор использует простой, но очень действенный приём вокального крещендо: вот он просто «разговаривает», почти шепчет, и вдруг незаметно этот шёпот переходит в крик – и так же незаметно стихает. В этом – большое преимущество песни перед стихотворением. А Третьякову для создания атмосферы драматизма и трагический сюжет не всегда нужен. Вспоминается его «Колыбельная», тема невозвратности «золотых» мгновений детства. Вроде бы ничего в песне не происходит, а мурашки бегают по коже от осознания того, что детство осталось потерянным раем воспоминаний взрослого человека. И опять – всё тот же резкий переход в песне с доверительного шёпота на крик человека, потерявшего что-то очень важное в жизни… И – вот парадокс – меня не покидает ощущение, что «Колыбельная» Третьякова в чём-то даже трагичнее песни о разбившейся насмерть молодой девушке.
«Песни до А до Я» дают нам широкое представление о творчестве поэта. В книге есть самые разные стихи, но по большому счёту, это энциклопедия любви.
Любовь не измеряется ничем:
Ни временем, ни клятвами любыми…
Когда друг другом мы любимы были,
Свершалось волшебство, а между тем,
Не вдумываясь в правила игры,
Мы сами стали страсти палачами:
Любовь не измеряется ночами,
Ночами всё прощают… до поры.
Когда любовь устанет от забот,
Умрут и понимание и верность.
Мы лишь потом поймём несоразмерность
Любви и отвоёванных свобод.
И книги всех земных библиотек
Не объяснят случившегося с нами:
Любовь не измеряется словами,
Слова бедны, и короток их век.
(«Аритмия»)
«Аритмия» напоминает нам о том, что любовь нельзя измерить средствами науки. Отношения мужчины и женщины «ненаучны», и слава Богу. Должно же быть в мире что-то такое, чего нельзя сосчитать! Виктор Третьяков «ловит» миг, когда начинается полураспад любовных отношений. Влюблённые сначала «не замечают» сердечного разнобоя, пленённые новизной и яркостью чувств. Затем, когда чувства уже не новы, и набегают тучки разлада, они прощают друг другу эти «мелочи» за хороший секс, за радость быть вместе. Но не дай Бог когда-нибудь быту и нелюбимым обязанностям перевесить остатки былой страсти и силу влечения влюблённых друг к другу. Быть беде! Каждый начинает сражаться за личную свободу, и в этой борьбе любовь погибает. Потом, в порыве ностальгии, приходит понимание того, что любовь была «лучше» свободы. Но поздно. Разрушенное уже не склеить усилием воли. Центробежная сила в отношениях победила центростремительную. И труднее всего ответить на вопрос: «Почему?». Ведь никто из влюблённых не стремился разрушить отношения специально, нарочно. О том, почему разбегаются сердца, написаны тысячи томов. И всё равно – то, что можно объяснить словами, сущностно и мистически – необъяснимо. Физикой и математикой лирику не объяснишь. Тому, от кого ушла любовь, остаётся лишь метафизика: самые общие соображения о победе, нечаянно приведшей к поражению.
В стихах Третьякова звучит порой невероятная мощь: «Вам звонят от Бога, / Запишите номер. / Погоди немного – / Я ж ещё не помер! / Дай мне это царство/ Выпить до конца… / Жалко, нет лекарства / Супротив свинца» («Вам звонят от Бога»). И мне, откровенно говоря, бывает жалко, что стихи Виктора плохо интегрированы в современную поэзию, оставаясь «текстами песен». У поэта есть уникальная фишка, затмевающая даже отличное владение языком, формой и рифмой. Это – способность глубоко понимать вещи, которые волнуют всех без исключения людей. И – умение делиться этим пониманием. Есть человеческие судьбы, спасённые (нечаянно!) его стихами и песнями. Многие ли могут похвастать такой «обратной перспективой» своего творчества?
