Былое величие нашей физики*0

 

Черноголовская соната 

А я все слышу, слышу, слышу,
Их голоса припоминая…
Я говорю про Павла, Мишу,
Илью, Бориса, Николая.
Давид Самойлов

Как строилась китайская стена 

В 1978 году на экранах СССР шел фильм «Расписание на послезавтра» с Олегом Далем и Маргаритой Тереховой в главных ролях. Действие фильма происходило в специализированной физико-математической школе имени Ландау, где один из школьников пытался получить металлический водород с помощью взрыва, разнесшего школьную химическую лабораторию. Я допускаю, что сценарист этого фильма, Нина Фомина, выпускница МГУ, была знакома с профессором МГУ Алексеем Абрикосовым, молодым теоретиком, занимавшимся в это время металлическим водородом. В начале семидесятых профессор Лев Владимирович Альтшулер обсуждал возможность получения металлического водорода с помощью взрыва на специальных мишенях, обеспечивающих адиабатическое сжатие. Эти обсуждения наверняка помнит Владимир Фортов, в то время аспирант МФТИ, занимавшийся свойствами вещества в экстремальных состояниях. Сам же металлический водород был впервые получен лишь в 2017 году в  Гарвардском университете США. Для  этого понадобилось создать давление свыше 5 миллионов атмосфер, что превосходит давление в центре Земли.

В период моей учебы в МГУ и в аспирантуре мне посчастливилось видеть Институт теоретической физики им. Л.Д. Ландау в первые годы его существования. Я в это время учился на физическом факультете и ходил на семинары Тамма и Гинзбурга в ФИАНе. Где-то в начале 1965 года я начал также посещать семинары Капицы и Ландау в Институте физических проблем. Причина этих посещений была чисто практическая — мне требовался научный руководитель для моего диплома. Однажды я подошел к Исааку Марковичу Халатникову с моим «открытием», сделанным в рамках квантовой теории гравитации. Открытие оказалось полной чушью, связанной с превышением точности, но Халатников оценил мою наглость и предложил мне сдать экзамен по только что опубликованной книге Абрикосова, Горькова и Дзялошинского «Методы квантовой теории поля в статистической физике». Я сдал этот экзамен в мае 1966 г., правильно ответив на вопросы, связанные с термодинамикой сверхпроводника и выводом квантового кинетического уравнения для ферми жидкости. В обоих случаях следовало суммировать цепочки диаграмм, с чем я успешно справился. После экзамена Исаак Маркович назначил мне научного руководителя для диплома в МГУ, в ту пору члена-корреспондента АН СССР, Алексея Алексеевича Абрикосова, который при первой встрече предложил мне тему для диплома «Поглощение нулевого звука в ферми жидкости».

Дипломную работу я сделал без особых усилий. В день защиты 26 декабря 1966 г., я приехал с утра к своему руководителю, чтобы пригласить его на свою защиту. Алексей Алексеевич поморщился: «Руководитель нужен для того, чтобы защищать дипломника. А я Вам дал отличный отзыв. Ваш рецензент, тоже дал отличное заключение, и он будет на защите. Так что я Вам как бы не нужен. Желаю успеха!» Академик Леонтович, заведующий кафедрой, перед началом защиты поинтересовался, где мой научный руководитель. Я объяснил, что от него будет только отзыв. Леонтович рассвирепел и продиктовал секретарше приказ: «За неуважение к Научному совету кафедры «Квантовой теории», член-корреспонденту А.А. Абрикосову, не явившемуся на защиту диплома своего студента Лукьянчука Б., объявляю выговор. Академик Леонтович М.А.» Этот приказ секретарша прикрепила кнопками к двери. Приказ не имел какого-либо административного значения, но авторитет Леонтовича был настолько высок, что моральное воздействие выговора было весьма ощутимым.

В 1967 году я стал аспирантом МФТИ с базой в Институте теоретической физики в Черноголовке. Институт теоретической физики, так же, как и сам московский Физтех, и первые физико-математические школы-интернаты (ФМШИ), появившиеся в СССР в начале шестидесятых, в числе своих предшественников отмечали легендарный Царскосельский Императорский лицей, инициатором которого был император Александр I в «либеральные годы» своего правления. Царскосельский Лицей был первым образцом учебного заведения с европейским подходом к образованию на русской почве. От прочих высших школ Лицей отличался отсутствием физических наказаний, дружеским отношением между преподавателями и учениками, насыщенной учебной программой, рассчитанной на формирование личных взглядов и многим другим. Кстати, первый набор учеников в лицей в Царском Селе осуществлялся по строгому отбору под надзором самого императора (мальчики из дворянских семей в возрасте от 10 до 12 лет должны были успешно сдать вступительные экзамены по трем языкам (русский, немецкий, французский), истории, географии, математике и физике). Список принятых лицеистов был утвержден царственной рукой. Лицей был укомплектован лучшими педагогами своего времени, все имели научные степени, любили свое дело и подрастающее поколение. Педагоги были свободны в выборе методов преподнесения знаний, неукоснительно должен был соблюдаться один принцип — никакого праздного времяпрепровождения у лицеистов не должно быть. Все (!!!) 29 лицеистов первого, пушкинского, выпуска вошли в историю России.

История Института теоретической физики АН СССР схожа с историей Царскосельского лицея. Мне посчастливилось видеть эту историю своими глазами. Будучи аспирантом, я был первым «кофейным секретарем» Института. Это была не должность, а почетная общественная нагрузка. В мои обязанности входило приготовление кофе на семинарах во время докладов приглашенных лекторов. Помню, как с утра я несся в Филипповскую булочную, чтобы купить свежайшее печенье курабье и успеть к институтскому автобусу, отходившему на Черноголовку от метро «Щелковская». А пакетик лучшего молотого кофе я покупал накануне в знаменитом магазине на Кировской. Весь списочный состав института в то время составлял 20 человек, и с каждого мне приходилось ежемесячно собирать по два рубля на кофейный семинар. При этом директор института, Исаак Маркович Халатников, которого я приноровился брать у кассы в момент получения зарплаты, время от времени сообщал мне, что самым противным человеком в древнем Египте считался сборщик налогов. Ну это так, aparté, «в сторону», как говорят в театре.

Из этой «великолепной двадцатки» первых сотрудников, лишь двое, Герасим Матвеевич Элиашберг и Юрий Николаевич Овчинников — продолжают работать в Институте, десять человек уже умерли, еще двое — покончили жизнь самоубийством, один — находится в доме престарелых, а четверо — являются профессорами престижных заграничных университетов. Исаак Маркович Халатников — недавно отметил свое столетие. А где сейчас Ляля Черникова, я не знаю. Хотя из Института Ландау только Абрикосов был удостоен Нобелевской премии по физике, в действительности, едва ли не половина сотрудников имела публикации «Нобелевского уровня». Как там в романе Булгакова Коровьев говорил: «Чтобы убедиться в том, что Достоевский — писатель, неужели же нужно спрашивать у него удостоверение? Да возьмите вы любых пять страниц из любого его романа, и без всякого удостоверения вы убедитесь, что имеете дело с писателем. Да я полагаю, что у него и удостоверения-то никакого не было!»

Вот список сотрудников ИТФ, с которых я собирал взносы на кофейный семинар в Черноголовке:

Абрикосов А.А. умер

Азбель М.Я. умер

Бычков Ю.А. умер

Высоцкий Г.Л. умер

Горьков Л.П. умер

Дзялошинский И.Е. С начала 1990-х гг. проживает в США. Профессор, а затем professor emeritus Калифорнийского университета в Ирвайне.

Иорданский С.В. умер

Казанцев А.П. умер

Ларкин А.И. умер

Левинсон И.Б. умер

Мельников В.И. самоубийство

Овчинников Ю.Н.профессор ИТФ

Покровский В.Л. В 1992 г. стал профессором университета «Texas A&M» в городе Колледж-Стейшнв Техасе, где и работает в должности «заслуженного профессора» на факультете физики и астрономии.

Привороцкий И.А. самоубийство

Рашба Э.И. С 1991 года живет в США, professor emeritus  в Гарварде, член Американского физического общества.

Рязанов Г.В. умер

Фальковский Л.А. умер

Халатников И.М.

Донара Михайловна Черникова (Ляля Черникова)

Элиашберг Г.М. профессор ИТФ 

Учителя

Да, были люди в наше время
М.Ю. Лермонтов

Ученый мирового класса это тот, чье имя вошло в историю мировой науки. Энциклопедии так перечисляют направления научной деятельности Исаака Марковича Халатникова: «Труды по теории квантовых жидкостей, сверхпроводимости, квантовой электро-динамике, квантовой теории поля, релятивистской гидродинамике, квантовой механике, общей теории относительности, релятивистской астрофизике и космологии». Имя Халатникова соседствует в открытиях рядом с именами Нобелевских лауреатов Ландау и Абрикосова. И это все изошло из маленького института в двадцать человек. То, что Институт теоретической физики им. Л.Д. Ландау представлял собой редчайшее научное сокровище — было не ясно только идейно крепким речекрякам из знаменитого Министерства, утверждавшего, что незнание — это сила, свобода — это рабство, а война — это мир. Халатников на многие годы сохранил школу Ландау. И он же первым понял (он говорил, что ему все стало ясно уже в 1987 году), что в новой России эту школу сохранить не удастся. Конечно, он боролся как лев за сохранение Института. Но государство возлагало свои надежды на менеджеров со знанием английского, а ученые, так их у нас — девать некуда. В 90-е годы государство поставило науку на грань выживания. Институт Ландау был известен во всем мире, и, как только открылись границы, за учеными началась настоящая охота. Из 80 научных сотрудников в штате Института уехало около 50 человек, причем около 30 стали профессорами, имеют свои лаборатории в лучших западных университетах. Борис Штерн в статье, посвященной столетнему юбилею Халатникова, пишет:

«При взгляде со стороны Институт Ландау видится одним из живых островков российской науки, оставшихся с ее лучших времен, причем самым зеленым из них. Он, конечно, переживет нынешние времена и дотянет до лучших, когда подобные островки будут играть ключевую роль в восстановлении национального интеллекта». Халатников вспоминал, как Петр Капица в случае возникновения проблем, говорил: «Исаак, пережили татарское нашествие, переживем и это».

Алексей Алексеевич Абрикосов (1928-2017) однажды спросил Ландау — может ли не гений, а обыкновенный человек, вроде него самого, получить когда-либо Нобелевскую премию?  Ландау ответил, что, в принципе, может, но для этого нужно, чтобы этому человеку повезло. Есть ученые мирового класса, не получившие Нобелевскую премию лишь потому, что в нужное время не оказались в нужном месте. Абрикосову и Гинзбургу в конце концов повезло, хотя задержку в несколько десятков лет вряд ли следует относить к большому везению. Везение в науке — это тема для большого и серьезного исследования. Я думаю, что на работы Абрикосова ученые будут ссылаться и век спустя, сверхпроводники II рода и абрикосовские вихри — это очень важные открытия. Мне нравятся работы Абрикосова с Халатниковым по определению кинетических коэффициентов в жидком He3, а также работы по металлическому водороду. Ну и конечно в науке останутся его книги, в особенности та, которую по словам Андрея Варламова, студенты называли «зеленым чудовищем». «Зеленым» — за цвет обложки, а «чудовищем» —за то, что одолеть ее могли далеко не все. Именно эту книгу я до сих пор считаю одной из лучших книг по физике. Самым ругательным словом у Абрикосова было «халтура». Халтурщиков он терпеть не мог. К себе самому он относился довольно критически. Мне он сказал, это было в 2005 году, уже после получения им Нобелевской премии: «Боря, я давно обратил внимание на то, что Вы всех идеализируете. Вы даже меня идеализируете!» Речь шла о книге Коры Ландау. Я сказал Абрикосову, что я бы к ней поставил эпиграф из Бродского «И кости в ней белей, чем просто перемыты». Я, впрочем, уже писал о своем отношении к этой книге. Про Абрикосова ученого в Интернете много материалов. Часто упоминают, что он был хорошим рассказчиком, умел, как говорится, держать аудиторию. Игорь Фомин говорил, что Абрикосов ему Рэтлифа (героя трилогии Фолкнера) напоминает. Об Абрикосове есть много воспоминаний за пределами чисто научных. Говорят, он даже участвовал в написании оперы «Прекрасная стажерка», где действие происходило в селении Белоголовка. Все как в пушкинской строчке «И гений, парадоксов друг».

Горьков Лев Петрович (1929-2016), академик АН СССР, академик РАН, член Национальной академии наук США. Горьков опубликовал фундаментальные работы по теории сверхпроводимости (уравнения Горькова). На базе этих уравнений он вывел  из «первых принципов» феноменологические уравнения Гинзбурга — Ландау. Говорили, что Горькова побаивался сам Ландау. В 1966 году Горьков, Абрикосов и Гинзбург получили Ленинскую премию за разработку теории сверхпроводящих сплавов. Многие ожидали, что именно эта тройка ученых получит Нобелевскую премию за создание ГЛАГ (Гинзбург-Ландау-Абрикосов-Горьков) теории, развивающей теорию БКШ (Бардина-Купера-Шриффера), отмеченную Нобелевской премией 1972 года. Получение Нобелевской премии Гинзбургом, Абрикосовым и Леггеттом многие ученые встретили с недоумением, обнаружив имя Леггетта на месте ожидаемого имени Горькова. Лев Петрович был одним из отцов-основателей Института теоретической физики АН СССР. В 1991 году Горьков эмигрировал в США, где до конца дней работал в университете Иллинойса. В 2015 году он был награжден престижной золотой медалью Уго Фано Римского международного центра материаловедения. На мое поздравление Лев Петрович ответил, что считает мета поверхности самой интересной темой в современной оптике. Именно этой темой он бы хотел сейчас заниматься. И с грустью заключил: «Но мне уже не догнать». Он умер в декабре 2016 г. возрасте 87 лет.

В Институте теоретической физики им. Л.Д. Ландау член корреспонденты ни в чем не уступали академикам. Игорь Ехиельевич Дзялошинский — ученик Л.Д. Ландау и его сотрудник на протяжении более 20 лет, один из основателей и многолетний сотрудник Института теоретической физики АН СССР. Дзялошинский открыватель псевдодипольного обменного взаимодействия и взаимодействия Дзялошинского-Мори. На базе этого взаимодействия создают магнитные скирмионы — спиновые наноструктуры с упорядоченной вихревой структурой спинов. Благодаря малым размерам и высокой подвижности такие структуры являются одними из наиболее перспективных систем для создания сверхплотной и сверхбыстрой магнитной памяти. Кстати, недавно, в 2018 г., были получены трехмерные скирмионы (устойчивый клубок электрического и магнитного полей), которые можно рассматривать в качестве квантового аналога шаровой молнии. За эти работы еще могут дать Нобелевскую премию. Так что Игорю Ехиельевичу просто следует запастись терпением. Дзялошинский обладает огромным личным обаянием. В институте половина аспирантов заикалась, подражая ему. Среди сотрудников у Дзялошинского была кличка «лошадь», во-первых, потому, что он работал как лошадь, а, во-вторых, потому что он мог пить тоже как лошадь. На одном из банкетов он подсел к нашей группе аспирантов и сказал: «Ребята, мне вас искренне жаль! Вы обречены на трудную жизнь. Все простые задачи мы уже решили, а вам остались только сложные». Я этот эпизод описал в редакторском предисловии к книге «Laser cleaning». Алексей Алексеевич Абрикосов, прочтя мой пассаж про Дзялошинского, неодобрительно сказал: «Небось пьяный был!» Да ничего подобного! Искренний! Я бы не сказал что Игорь Ехиельевич обременен наградами, хотя он получил премию имени М.В. Ломоносова и Государственную премию СССР, а так же премию им. Л.Д. Ландау. Он соавтор великой книги, упоминавшегося выше «зеленого чудовища»: А.А. Абрикосов, Л.П. Горьков, И.Е. Дзялошинский «Методы квантовой теории поля в статистической физике». В 1991 г. Дзялошинский был избран почётным иностранным членом Американской академии искусств и наук. С начала 1990-х годов Дзялошинский проживает в США. Профессор, а затем professor emeritus Калифорнийского университета в Ирвайне.

Академик Герасим Матвеевич Элиашберг — один из первых сотрудников Института теоретической физики. Он трудится в Институте с 1965 г. по настоящее время. Он только что отметил свой 90-летний юбилей. Первые аспиранты ИТФ обожали Элиашберга и ласково звали его Симой. Он на такое нарушение субординации никак не обижался и охотно объяснял аспирантам сложные теоретические вопросы. Мы с Митей Семизом полвека назад ссылались на теорию Элиашберга по затуханию нулевого звука в ферми жидкости. Герасим Матвеевич известен работами в областях статистической физики, теории сверхпроводимости и физики твердого тела. Он вывел уравнение для сверхпроводников с сильной связью электронов, названое его именем. Элиашберг развил теорию электрон-фононного взаимодействия в сверхпроводниках при конечных температурах (уравнения Элиашберга для параметра порядка сверхпроводника). Он также обобщил теорию ферми-жидкости Ландау на случай конечных температур и объяснил, почему не был обнаружен предсказанный Ландау специфический «нуль-звук» в Не3, и указал область температур и частот, в которой можно его наблюдать (экспериментально обнаружен в указанной области в 1965). Можно долго перечислять научные достижения Герасима Матвеевича.  В этом году у Элиашберга юбилей.  Он продолжает работать в Институте, участвует в научных обсуждениях, в работе научных семинаров. На его примере хорошо видно, что ценность ученого не может быть просто оценена по универсальной «наукометрической» формуле. Например, он за свою долгую научную жизнь опубликовал всего 50 научных статей. Практически у всех докторов наук сейчас вдвое больше публикаций. Сейчас многие учёные публикуют более  сотни работ за год. Правда академик  Игорь Евгеньевич Тамм в списке своих публикаций и вовсе указывал 25 наименований. Самой слабой работой в этом списке он считал ту, за которую он получил Нобелевскую премию по физике.

Член корреспондент РАН Анисимов Сергей Иванович (1934-2019). Он являлся ученым мирового класса в области взаимодействия лазерного излучения с веществом. В Институте теоретической физики Анисимов  работал с 1965 года. Он, конечно, был энциклопедически образованным ученым, способным работать в любой области физики. В курсе теоретической физики Ландау и Лифшица есть ссылка на работу Анисимова и Дзялошинского по топологическим дефектам в нематических жидких кристаллах. Один из учеников Анисимова сказал: «Если мы не могли понять какую-то теорию, мы просто дожидались очередного банкета и невзначай задавали Анисимову интересующий нас вопрос. После этого внимательно слушали его часовую лекцию, после которой все становилось кристально ясным». О научных достижениях Анисимова можно прочесть в этой статье. Мне посчастливилось работать вместе с Сергеем Ивановичем и я могу только позавидовать его ученикам. Николай Васильевич Гоголь подчеркнул колоссальную разницу между дамой, просто приятной, и дамой, приятной во всех отношениях. Анисимов был человеком, разносторонним во всех отношениях. Он был чемпионом Белоруссии по теннису в парном разряде. Он прекрасно играл на фортепиано, знал насколько языков, читал в оригинале Шекспира и Гёте и указывал на ряд неточностей в переводах Пастернака. Кроме того, он был замечательным рассказчиком в стиле Довлатова.

Как же не упомянуть Валерия Леонидовича Покровского, открывателя масштабной инвариантности (скейлинга). Он разработал эту теорию вместе с Александром Паташинским еще до работ Кеннета Вильсона, который в 1982 году получил Нобелевскую премию за теорию критических явлений в связи с фазовыми переходами. В действительности, этой премией стоило бы наградить всех троих. В этом году Валерию Леонидовичу исполняется 89 лет. Он продолжает активно работать «заслуженным профессором» на факультете физики и астрономии в Университете «Texas A&M» США.  Профессор Покровский отмечен рядом престижных наград: премией имени Л. Д. Ландау (1984, 2018), премией Гумбольдта  (2000),  премией Ларса Онсагера  Американского физического общества (2005). Абрикосов говорил: «Есть две школы обучения плаванию. Я лично сторонник той школы, которая просто бросает не умеющего плавать в воду на глубоком месте. Кто выплывет — тот и научится!» Покровский был представителем другой школы. Таких в институте было всего несколько человек. Я считаю, что Валерий Леонидович счастливый человек — он вырастил достойных учеников, начиная с Саши Дыхне.

Ландау считал академика Мигдала (1911-1991) самым умным из своих учеников, но и самым ленивым. Его именем назван эффект Ландау — Померанчука — Мигдала. Это про то, как электрон с очень высокой энергией пробивает плотный металл (свинец). Мигдал говорил: «Интуитивная оценка вероятности успеха всегда субъективна и требует большого научного опыта». Аркадий Бейнусович был ярким человеком, заводилой и автором многих розыгрышей. В Институте помнят его пикирования с Абрикосовым и Зельдовичем. Самому Мигдалу от академиков тоже доставалось. Зельдович, как-то процитировал в журнале Успехи Физических Наук стихотворение якобы Хлебникова: «Могучий И Громадный Далёк Астральный Лад. Желаешь Объясненья — Познай Атомосклал».

В Институте теоретической физики Мигдал появился где-то в 1970 году. Я выступал на семинаре Мигдала в МИФИ с докладом о явлениях самоорганизации в поле лазерного излучения. Мигдал сказал: «Вероятность случайного зарождения жизни невероятно мала. Собрать случайным образом молекулу ДНК из атомов — это как обнаружить роман «Война и мир», случайным образом вытаскивая буквы из мешка.  Что Вы думаете по этому поводу?»  Верил ли он в Бога? На его могильной плите креста нет, как, впрочем, нет и звезды.

Академик Ларкин Анатолий Иванович (1932-2005) — советский, российский и американский физик-теоретик, широко известный своими работами в области теории конденсированного состояния, признанный учитель нескольких поколений теоретиков. Он создал научную школу, сопоставимую со школой самого Ландау. Он и сам учился у блестящих учителей — академиков Тамма, Леонтовича, Померанчука и Мигдала, а свою первую научную работу он выполнил под руководством академика Сахарова. Ларкин хорошо знал и понимал все разделы теоретической физики, что позволяло ему успешно работать в самых различных областях (в Википедии перечислены полтора десятка таких разделов от ядерной физики и физики элементарных частиц до теории фазовых переходов, теории сверхпроводимости и многих других). Ларкин был первооткрывателем, он сделал несколько открытий класса Нобелевской премии. Здесь достаточно упомянуть теорию Ларкина-Хмельницкого о фазовом переходе в пространстве четырех измерений или теорию Ларкина-Асламазова о флуктуационном спаривании. Я помню, как на конференции в Затоке в 1968 году Ларкин за рекордную сумму 25 рублей выкупил на аукционе портрет своего ученика Лёвы Асламазова. С другим своим учеником, Андреем Варламовым, Ларкин написал замечательную книгу «Теория флуктуаций в сверхпроводниках». Эта книга на английском языке была опубликована вскоре после внезапной смерти Ларкина во время семинара в Аспене, штат Колорадо, США в 2005 году. Ларкин похоронен на кладбище в Черноголовке неподалеку от родного Института теоретической физики им. Л.Д. Ландау.

Эммануил Иосифович Рашба — тут нужно вспомнить про спин-орбитальное взаимодействие, это когда движущийся по орбите электрон создает магнитное поле, воздействующее на его собственный спин. Ключевые открытия в физике спин-орбитального взаимодействия были выполнены в работах Э.И. Рашбы (1959), а также М.И. Дьяконова и В.И. Переля (1965). Все трое — представители отечественной науки. Эммануил Иосифович — исключительно культурный человек. Правда у него отец тоже мог в случае чего написать стихотворение на исландском языке. Рашба с 1966 г. работал в Институте теоретической физики имени Л.Д. Ландау. В настоящее время он профессор emeritus в Гарвардском университете, США. На базе эффектов Рашбы и Дьяконова-Переля развивается спинтроника — область электроники, основанная на спиновых токах. Сейчас, когда нанотехнологии стремятся к физическому пределу для устройств традиционной микроэлектроники (размеры устройств порядка одного нанометра), считается, что на смену им придут устройства спинтроники, спиновый транзистор и др. Вполне возможно, что это направление отметят Нобелевской премией. Недаром Гинзбург говорил, что для того, чтобы получить Нобелевскую премию, надо очень долго жить. В любом случае, два классика спин-орбитального взаимодействия — еще живы!

Александр Петрович Казанцев (1934-1989) — один из пионеров лазерной физики, заложивший основы современной теории резонансного светового давления. Я не нашел в Интернете его фотографии. Мне довелось разговаривать с профессором Коэном-Таннуджи. Он считает, что Казанцев мог бы стать одним из кандидатов на Нобелевскую премию по физике в 1990-е годы. Сам Коэн-Таннуджи в 1997 г. получил Нобелевскую премию за эффекты резонансного светового давления. Вместе с ним (или вместо его) должен был бы получить премию Саша Казанцев, замечательный ученый и очень скромный человек. Впрочем, некоторые считают, что вместе с Коэном-Таннуджи следовало бы дать премию также и другому физику из России —Владилену Летохову.

Марк Яковлевич Азбель (1932-2020) — советский и израильский физик, учёный в области теоретической и эволюционной биологии. Доктор физико-математических наук, профессор. Окончил Харьковский университет. В 23 года защитил кандидатскую диссертацию под руководством И.М. Лифшица. Еще через три года защитил докторскую диссертацию. Ландау на его защите сказал: «У диссертанта есть только один недостаток, но от него он избавится без нашей помощи. Это — молодость». В 1956-1958 годах Азбель совместно с Э.А. Канером экспериментально продемонстрировал циклотронный резонанс в металлах и разработал его теорию. Это явление получило название циклотронного резонанса Азбеля — Канера и было зарегистрировано как открытие в Государственном реестре открытий СССР. Азбель был хорошим лектором. Я слушал его лекции по физике твердого тела на физфаке МГУ в 1965 году. Часть этих лекций вошла в книгу: И.М. Лифшиц, М.Я. Азбель, М.И. Каганов. Электронная теория металлов. М.: Наука, 1971. В годы аспирантуры я часто встречал Азбеля  на семинарах в Москве и в Черноголовке, где он заведовал сектором в Институте теоретической физики имени Ландау. Про Азбеля в институте рассказывали анекдотические истории. Одно время он задался проблемой возможности птичьего полета для человека и предложил оригинальную идею для увеличения подъемной силы махолета. Идея состояла в том, что при движении крыла вниз его площадь увеличивалась, как у книжки со страницами, раскрываемыми воздушным потоком. Директор института создал специальную комиссию для проверки идеи Азбеля. Члены комиссии проверять длинные вычисления не стали, но доказали более общую теорему, которая дезавуировала идею Азбеля. Заслушав доклад комиссии, Азбель начал взмахивать книжкой, восклицая: «Но я же слышу, что сопротивление возрастает, когда страницы раскрываются!» Председатель комиссии отпарировал: «Марк, но ты же при этом не взлетаешь!» В 1972 году Азбель решил эмигрировать в Израиль. В этом же году подали заявления на выезд еще несколько известных физиков — В.Г. Левич, А.В. Воронель, В.М. Файн и др. Всем им в эмиграции отказали, а с занимаемой работы уволили. На митинге с осуждением этих «так называемых ученых» выступающий рабочий воскликнул: «Они бегут, как крысы с тонущего корабля!»  Над институтами с сотрудниками еврейской национальности возникла угроза расформирования. Это была нешуточная угроза для существования Института теоретической физики. Халатников  был в ярости и назвал Азбеля жопой. Кстати, Ландау ведь тоже отрицательно относился к невозвращению Гамова, поскольку это создало препятствия для выезда за границу другим ученым из СССР. В русском языке возникло слово «отказник». В конце концов, через несколько лет, и Азбель и другие из СССР выехали. Первого апреля 2020 года на сайте Jewish.ru появилась статья “Физик, хам, антисоветчик”, в которой говорилось: “Он отказался работать над атомной бомбой с Курчатовым и был рад, что остался без Ленинской премии. А когда его не выпустили из Союза, стал читать лекции «онлайн» — по телефону. Вчера на 88-м году жизни умер физик и диссидент Марк Азбель”.

Я здесь не обо всех ученых из «первого состава» института Ландау рассказал.  А ведь все они были учеными первого класса: Володя Мельников, автор квантового кинетического уравнения; Леня Фальковский — ученик Абрикосова, у него почти за полвека до графенового бума, в спектре квазичастиц возникли дираковские фермионы; Сережа Иорданский — автор теории образования вихрей в сверхтекучей жидкости за счет тепловых флуктуаций, Юра Овчинников — представитель звездного поколения учеников Ларкина, его вклад в теорию сверхпроводимости достоин восхищения…

Ученые, пришедшие в институт Ландау после 1970 года тоже не были «вторым составом», они были дальнейшим усилением «первого состава». Это как если бы в футбольную «Барселону» пришел Роналду из «Реала».

Говоря об академиках Института Ландау, невозможно пройти мимо Владимира Евгеньевича Захарова, хотя он пришел в институт пришел в Институт только в 1974 году. Но он с 1993 по 2003 год руководил этим институтом, причем на его долю выпал самый трудный период в жизни Института. Владимир Евгеньевич — личность легендарная. Когда-то я писал, что он восходящая звезда теоретической физики из новосибирского Академгородка. Это он придумал название бренд «Под интегралом» для знаменитого кафе-клуба в Новосибирском Академгородке, оазисе гласности в начале 1960-х годов. Этот клуб прикрыли еще в 1968 году. Помогать нужно людям талантливым — бездарности пробьются сами. Талантливому Захарову помогали: академик Будкер спасал его от судебных преследований, а Ученый Совет Института теоретической физики им. Л.Д. Ландау АН СССР в 1974 году пригласил Захарова стать своим сотрудником. Следует отметить, что к этому времени Захаров был уже ученым с мировым именем, ему принадлежали важные открытия в теории солитонов, достаточно упомянуть метод обратной задачи рассеяния. Профессорский уровень он давно перерос, и стоял вопрос об его выборах в Академию. Однако для того, чтобы стать членом-корреспондентом АН СССР ему понадобилось еще десять лет. В 1987 году он получил Государственную премию СССР за исследования по физике плазмы, а в 1991 году был избран в академики Российской Академии наук. Во время выборов его поддержал академик Гапонов-Грехов. Он сказал: «В академии наук всегда был ученый, известный одновременно как великий физик и математик. Раньше это место занимал академик Фок. После его ухода это место пустует уже семнадцать лет. Я предлагаю избрать на это место Владимира Евгеньевича Захарова». В 1993 году Захаров получил вторую Государственную премию (уже не СССР, а Российской федерации). Наконец, в 2003 году он был удостоен медали Дирака за достижения в теории турбулентности. Эта медаль входит в число самых престижных наград научного сообщества, таких как Нобелевская премия и Филдсовская медаль (аналог Нобелевской премии по математике). Захаров входит в четверку наиболее цитируемых в мире российских ученых. Он также известен как поэт. О нем писали Фазиль Искандер, Евгений Евтушенко и Евгений Рейн. Дмитрий Быков при знакомстве с Захаровым сказал: «А ведь я Ваши стихи давно знаю. Но поскольку стихи были без имени автора, то я решил что это либо Сергей Гандлевский, либо неизвестный, но гениальный спившийся бомж». На юбилее Захарова, отмечавшемся в кафе «Комарик» в Черноголовке, о нем тепло отзывались друзья и ученики, а также поэты и люди от искусства. Ученые произносили теплые, но всё-таки сдержанные по части лести тосты, а поэты, которые, как выяснилось, пьянеют существенно раньше ученых, требовали, чтобы Захарову немедленно поставили памятник нерукотворный и включили его произведения в учебник для 1 класса школ общего среднего образования с русским языком обучения.

В 2019 году на праздновании дня рождения Захарова в  «Комарике» по правую руку от него восседал академик Сергей Петрович Новиков, выдающийся математик, заведующий отделом математики ИТФ. Новиков работал в ИТФ с 1971 года. Сергей Петрович — представитель замечательной династии ученых. Известно, например, что кафедру математики Базельского университета более ста лет занимали представители семьи Бернулли. Среди академиков Петербургской Академии наук — пятеро академиков были из той же семьи. В 1953 году в Московском университете случилась анекдотическая история. Пропагандист из Отдела ЦК читал лекцию и убеждал математиков о том, что социалистическая система во всех отношениях превосходит капиталистическую. Перед ним сидел молодой человек, который внимательно слушал лектора. Лектор восклицает: «Взгляните сами, чего мы достигли за период со времени свершения нашей великой Революции! Разве не видно каждому, как преобразилась наша жизнь?» Тут пропагандист спрашивает молодого человека: «Вот, к примеру, Вы. Кем Вы здесь работаете?» Молодой человек отвечает: «Профессором Московского университета». Пропагандист спрашивает: «А вот кем работал Ваш отец?» Молодой человек (это был Сергей Васильевич Фомин) отвечает: «Профессором Московского университета». О том как хохотала аудитория, Московский цирк в те годы мог только мечтать. Так вот о династии. Хотите верьте, хотите — нет, но отец Сергея Петровича Новикова тоже был математиком и академиком. Мать Сергея Петровича, сестра Президента АН СССР М.В. Келдыша, в академики не выбилась, но была известным математиком, профессором МГУ, специалистом по геометрической топологии и теории множеств. А дальше, сами понимаете «яблочко от яблони…» —можете в Википедии сами прочесть, что именно математик Сергей Петрович Новиков открыл и какие важные теоремы доказал. В результате в возрасте 28 лет Новиков был избран членом корреспондентом Академии наук СССР, в 29 лет он становится профессором МГУ и удостаивается Ленинской премии, а в возрасте тридцати трех лет получает Филдсовскую премию за выдающиеся работы по топологии. Он, правда, на церемонии вручения этой премии в Ницце не присутствовал, поскольку ему было отказано в выездной визе (почему-то у выдающихся ученых часто оказываются сложные отношения с властью!). Новиков получил премию имени Н.И. Лобачевского за цикл работ по теории слоений, премию Вольфа, золотую медаль имени Н.Н. Боголюбова за выдающиеся результаты в области математики, теоретической физики и механики и золотую медаль имени Леонарда Эйлера за глубокий вклад в применение топологических методов в квантовой физике. Сергей Петрович переживал за распад науки в России и деградацию родного института. Своему другу однажды с горечью сказал: «Раньше в Институте Ландау работали физики первого класса, а теперь работают математики второго класса. Почему второго? Потому что математики первого класса — занимаются другими проблемами!»

Новиков знает историю на профессиональном уровне. Когда-то он предложил пари одному математику, что на любой странице книги Фоменко он найдет исторический ляпсус. Пари состоялось. Книгу раскрывали три раза. Новиков выиграл. В первый раз он указал на отождествление Древней Ассирии с Германией. Во второй раз — на идентификацию вавилонского пленения древних иудеев с авиньонским пленением пап. В третий раз — на идентификацию германского вождя Одоакра (Одовака-ра), убившего в 476 г. последнего западно-римского императора, с Отто Кайзером, императором Германской империи, жившим несколько столетий спустя.

Еще один замечательный ученый — академик Яков Григорьевич Синай — советский и американский математик, работающий в области теории динамических систем, эргодической теории и математической физики. Так же как и Новиков, Синай принадлежит династии ученых. Его дедом был В.Ф. Каган, русский и советский математик, доктор физико-математических наук, профессор МГУ. Мать и отец Синая — известные микробиологи. Брат Синая по матери, профессор Г.И. Баренблатт — известный советский и российский учёный, соавтор академика Я.Б. Зельдовича, иностранный член Лондонского королевского общества и Национальной академии наук США. Тесть Синая, академик Б.М. Вул, — тоже известный физик, автор идеи полупроводниковых лазеров. Сам Я.Г. Синай — ученик академика А.Н. Колмогорова, окончил механико-математический факультет МГУ. После защиты кандидатской диссертации Синай работал в МГУ, где стал доктором физико-математических наук и профессором. Также он работал по совместительству в Институте теоретической физики им Л.Д. Ландау где-то с середины шестидесятых. С 1993 года Синай стал профессором Принстонского университета, США. Он почётный иностранный член Американской академии искусств и наук и иностранный член Национальной академии наук США. В 2009 году Синай избран в иностранные члены Лондонского королевского общества, а с 2012 года он является действительным членом Американского математического общества. Наконец, в 2014 году Я.Г. Синай стал лауреатом Абелевской премии, которая имеет репутацию «Нобелевской премии по математике» и денежный размер, близкий к Нобелевской премии. Премия присуждается выдающимся математикам современности.  За 17 лет существования этой премии ее получили три математика с русскими корнями: Михаил Громов (2009 г.), Я.Г. Синай (2014 г.) и Григорий Маргулис (2020 г.). Кстати, Маргулис был учеником Синая. В 1978 году он был награжден  Филдсовской премией, но не смог быть на церемонии вручения — в выездной визе тогда ему, как и ранее Новикову, отказали. Синай прекрасный докладчик. Мне довелось слушать его доклады на Горьковской школе нелинейных колебаний. Сам я тоже однажды выступал на семинаре Синая в МГУ в 1987 году. Синай получил полтора десятка престижных научных наград, кроме премии Абеля, можно также упомянуть медаль Больцмана (1986), медаль Дирака (1992), премию Вольфа (1996), медаль Колмогорова (2007), премию Пуанкаре (2009) и премию Марселя Гроссмана (2015). Я вспомнил про порядок упоминания премий по этическим канонам в СССР. Про академиков Басова и Прохорова, в частности, указывалось, что они лауреаты Ленинской, Государственных и Нобелевской премий. Наверное, по такой же советской иерархической этике следует перечислять вначале заслуги академиков. Но на таком уровне уже не существует иерархии.

Вот такие учителя из школы Ландау.

Поколение «детей, друзей и внуков Ландау»

Академик Старобинский Алексей Александрович. Он окончил физический факультет МГУ в январе 1972 года (ученик Я.Б. Зельдовича). В Институте теоретической физики им. Л.Д. Ландау работает с 1972 г.  Старобинскому принадлежат пионерские работы по созданию теории инфляционной Вселенной. Об этом рассказывается в увлекательной книге Бориса Штерна «Прорыв за край мира» (см. журнал «Семь искусств» №№ 85-94). Старобинский — лауреат премии имени А.А. Фридмана. Он также награжден  золотой медалью им. А.Д. Сахарова. Старобинский — член комитета по номинированию на Нобелевские премии. Его самого считают одним из вероятных претендентов (наряду с А.Д. Линде и В.Ф. Мухановым) на Нобелевскую премию по физике за создание теории инфляционной Вселенной. Я несколько раз слушал лекции Старобинского на конференциях. Он все-таки не из школы Ландау, а из школы Зельдовича. Наверное это хорошо, потому что как говорил Капица, однополое существо обречено на вымирание.

Академик Кузнецов Евгений Александрович, советский и российский физик-теоретик. Свою научную жизнь начинал в Новосибирском академгородке как ученик В.Е. Захарова. Кузнецов оказал существенное влияние на развитие нелинейной физики.  Как сообщает Википедия — при активном участии Е.А. Кузнецова развита теория бифуркаций солитонов — аналогов фазовых переходов — с приложениями к нелинейной оптике и гидрофизике. Е.А. Кузнецов внёс крупный вклад в развитие гамильтоновой теории нелинейных сред и исследования устойчивости солитонов, в том числе оптических. Установил неустойчивость трёхмерных солитонов в средах со слабой дисперсией и исследовал её нелинейную стадию. Предсказал (совместно с Сережей Турицыным) неустойчивость тёмных оптических солитонов, которая впоследствии была обнаружена экспериментально. Я неоднократно слушал его доклады на различных конференциях. У меня такое впечатление сложилось, что школа Мандельштама ему ближе школы Ландау.

Александр Маркович Поляков —советский и американский физик-теоретик, работал с 1969 до 1989 года в Институте теоретической физики имени Л.Д. Ландау в Черноголовке, а с 1989 года — в Принстонском университете. Он член Национальной академии наук США (2005), член-корреспондент Академии наук СССР (1984), иностранный член Французской академии наук (1998). Когда-то мне посчастливилось разговаривать с Олегом Ефремовым и его литературным директором во МХАТе — Анатолием Смелянским. Ефремова интересовали русские ученые, получившие Нобелевские премии до революции, а Смелянский спросил меня про современных русских ученых, которые могут получить Нобелевские премии. Я назвал нескольких человек из Института Институте теоретической физики, в том числе Сашу Полякова. Смелянский заинтересовался — а он случайно, не сын литературоведа Полякова? Я тогда Смелянскому на этот вопрос не смог ответить, а сейчас посмотрел Википедию, действительно Александр — сын литературоведа, профессора Марка Яковлевича Полякова и химика, профессора Ады Александровны Поляковой. В 1961 году Александр Поляков вместе с Александром Мигдалом занял первое место на физико-математической олимпиаде и, будучи девятиклассником, был допущен к вступительным экзаменам в  Московский физико-технический институт, где в дальнейшем учился на факультете общей и прикладной физики. Кеннет Вильсон большой объем своей нобелевский лекции 1982 г. посвятил конформному бутстрапу Мигдала — Полякова. (Ефим Фрадкин как-то сказал в ФИАНе, что бутстрап — это идея самосогласования, доведенная до абсурда). Поляков известен рядом основополагающих вкладов в квантовую теорию поля. Он открыл монопольные и инстантонные решения в теории Янга-Миллса. Он награжден медалью Дирака (1986), медалью Лоренца (1994) и медалью Оскара Клейна (1996). Он также удостоен ряда престижных научных премий: премии Дэнни Хайнемана в области математической физики (1986), премии Харви (2010) и премии Ларса Онсагера (2011) (эту премию он получил совместно с двумя сотрудниками Института теоретической физики им. Ландау — Александром Белавиным и Александром Замолодчиковым; три Александра, кстати, все ученики Тер-Мартиросяна, нашли очень красивый вариант двумерной квантовой теории поля: в этом варианте исчезали всяческие расходимости, появлялись красивые симметрии). Наконец, в 2013 году Поляков получил «премию Мильнера» (Fundamental Physics Prize) за труды, ставшие одним из оснований теории струн. Кстати, по величине приза эта премия — 3 млн долларов, чуть ли не в три раза превосходит Нобелевскую премию.

Белавин Александр Абрамович — член-корреспондент РАН, главный научный сотрудник Института теоретической физики им. Л.Д. Ландау, доктор физико-математических наук, профессор Московского независимого университета, ведущий научный сотрудник лаборатории квантовой физики и информации Института проблем передачи информации РАН, доктор физико-математических наук. Лауреат премии им. Померанчука 2007 года — ежегодной международной премии Института теоретической и экспериментальной физики (ИТЭФ). Лауреат премии Ларса Онсагера 2011 года (вместе с Александром Поляковым и Александром Замолодчиковым) — ежегодной премии Американского физического общества в статистической физике. Собственные воспоминания Белавина, изданные в Нижнем Новгороде, можно было бы назвать «Белавин или тяжкий путь познания». Он учился в Горьковском университете в период с 1960 по 1964 г. Профессор Миллер, читавший на радиофизическом факультете курс электродинамики, как-то сказал Белавину во время занятия: «Котел есть. Надо его наполнять». Прослушав лекцию приезжего лектора, Е.Л. Фейнберга, Белавин решил «наполнять котел» знаниями по физике элементарных частиц на факультете теоретической ядерной физики в МИФИ. Потом была аспирантура в ИТЭФ, где аспирант Александр Белавин познакомился с аспирантом Александром Поляковым, их совместная работа привела к открытию инстантонов. С 1976 года Белавин работает в Институте теоретической физики им. Л.Д. Ландау РАН. Белавин верит в чудо бытия, в чудо устроенности, в чудо существования человека. На него большое влияние оказал отец Александр Мень, который его тайно окрестил. Это было уже после аспирантуры, так что Александр сделал осмысленный поступок. Эта история с крещением рассказана на сайте Правмир. Белавин считает что для ученого очень естественно верить в Бога. Красота мироздания подталкивает его к этому — слишком уж логично все устроено.

Лебедев Владимир Валентинович — доктор физико-математических наук, член-корреспондент РАН. В 2003 году он был избран директором Института теоретической физики им. Л.Д. Ландау и возглавлял этот институт более полутора десятка лет. В семейной саге школы Ландау с ним связывают поколение внуков школы Ландау. Лебедев учился в знаменитой второй физико-математической школе. В годы оттепели в конце 60-х эта «школа гениев» была самой престижной и знаменитой школой столицы. Из ее стен вышел ряд известных людей, например, профессор Николай Желудев, директор Исследовательских центров в Англии и Сингапуре, член Лондонского Королевского общества и иностранный член Национальной инженерной академии США, или —внук латышского стрелка, он же — советник Министерства иностранных дел СССР, он же —бывший министр внешних экономических связей в правительстве Ельцина — Гайдара, он же —президент «Альфа-Банка», он же — «олигарх» (в списке по версии журнала Forbes), а ныне — российский государственный деятель, предприниматель и коллекционер, Петр Олегович Авен. Про вторую школу снят фильм «Вторая и единственная». Ныне она преобразована в лицей «Вторая школа». После школы В.В. Лебедев учился в Московском физико-техническом институте (МФТИ) — традиционном питомнике кадров для физических институтов Академии наук. Кандидатскую диссертацию Лебедев защищал под руководством Халатникова. В дальнейшем он занимался жидкими кристаллами, квантовыми жидкостями, теорией турбулентности и теорией передачи больших объемов информации на большие расстояния. Он преподает в МФТИ и ВШЭ и является заведующим кафедры физики и технологии наноструктур факультета общей и прикладной физики МФТИ.

Махлин Юрий Генрихович — российский физик, доктор физико-математических наук, член-корреспондент Российской академии наук. Он закончил в Москве 57 школу, которая для 90-х была столь же легендарной, как 2-я школа для 70-х. Махлин — лауреат премии имени Софьи Ковалевской фонда Гумбольдта и правительства Германии. Это уникальная премия. Во-первых, она никогда не присуждалась раньше и не будет присуждаться в будущем. Она была вручена единственный раз в конце января 2002 г. в Берлине 29-ти учёным из 13-ти стран, и среди них — шестеро россиян (с одним из них — Глебом Сухоруковым, я работал в институте в Сингапуре). Эта премия адресована молодым исследователям (Юрий Махлин получил эту премию в возрасте 31 года). Уникальна сумма премии — каждый из лауреатов получает до 1,2 миллиона евро, т.е. по призовой сумме эта премия превосходит Нобелевскую. Флориан Клебс, глава отдела по связям с общественностью, так формулирует идею фонда Гумбольдта и премии имени Софьи Ковалевской:

«Наша цель — создание своего рода разветвлённой партнёрской сети, охватывающей весь мир. Мы не стараемся переманить иностранных учёных, склонить их к тому, чтобы они остались в Германии. Нам гораздо важнее, чтобы они плодотворно поработали в одном из немецких научно-исследовательских институтов какое-то время — скажем, год, — но потом на всю жизнь сохранили с нами тесные дружественные контакты».

Этим премия Софьи Ковалевской отличается от программы мегагрантов Министерства науки и высшего образования Российской Федерации, в роли которого с 2018 года выступает упраздненное ФАНО, отличившееся преобразованием Академии наук России. Махлин также является лауреатом премии имени В.А. Фока (2019) за цикл работ «Квантово-когерентные явления и квантовые вычисления в системах на основе сверхпроводниковых контактов».

В 2019 году членом-корреспондентом РАН был избран Иногамов Наиль Алимович, ученик Сергея Ивановича Анисимова. Наиль Иногамов известен своими работами по физике лазерного воздействия с веществом. Он внес важный вклад в исследовании комы кометы Галлея, им изучена аккреция на сверхмассивную черную дыру, а также описаны звуковые волны в ранней Вселенной. Ему принадлежат важные исследования, относящиеся к лазерному термоядерному синтезу. Я помню его первые работы с Анисимовым, относящиеся к развитию Рэлей-Тейлоровской неустойчивости при изэнтропическом сжатии сферической капли. Из этой работы  выросли многие направления научной деятельности Иногамова. Более сорока лет Иногамов трудился бок о бок с Анисимовым и есть историческая справедливость в том, что именно он в непростое для российской науки время сохранил для родного института школу Анисимова.

Аспиранты

Куда бы нас ни бросила судьбина
И счастие куда б ни повело,
Всё те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.
А.С. Пушкин

Вообще-то я собирался написать статью о первых аспирантах Института теоретической физики. Потом решил добавить про их учителей, и так, мало по малу, растекался мыслию по древу, возникла большая вводная часть. При этом я ещё не рассказал про школу Ландау, которая осталась в Институте физических проблем — про Лифшица, Питаевского, Андреева… Что мне всегда нравилось в мушкетерах — независимо от того кому они служили — королю, королеве, или кардиналу, в критические моменты раздавался клич «Один за всех и все за одного!» ИТФ и ИФП продолжали активное общение, теоретики докладывали свои работы на семинарах в Москве и в Черноголовке; я помню замечательные доклады Андреева о квантовых кристаллах. Защиты аспирантов обоих институтов вначале происходили в Институте физических проблем, требовалось некоторое время для регистрации нового диссертационного совета в Черноголовке. Первая защита на этом совете состоялась в 1968 году. Защищался Игорь Фомин.

Фомин Игорь Акиндинович — советский и российский физик-теоретик, член-корреспондент РАН, профессор,  доктор физико-математических наук. Игорь был рецензентом моей дипломной работы в МГУ в декабре 1966 года. От был аспирантом Льва Петровича Питаевского. Кандидатская диссертация Игоря называлась «Исследование оптических и звуковых явлений в квантовых жидкостях». В школе Ландау были высочайшие требования к качеству научной деятельности сотрудников. Ошибки в статье рассматривались как уголовные преступления. Игорю по окончании аспирантуры едва не отменили защиту кандидатской диссертации — у него в одной статье обнаружилась пропущенная двойка в формуле (это притом, что в диссертации все формулы были правильные). Лев Петрович Горьков по этому поводу сказал: «А чтобы другим неповадно было!» Сама же защита прошла у Игоря блестяще. Я видел как он настрадался из-за этой злосчастной двойки и подарил ему двухтомник, в котором были переплетены все вышедшие к этому времени в СССР книги Бёлля.  В 1968 году в Москве проходила Международная конференция по физике, организованная институтом Ландау. Нас, аспирантов, приставили для сопровождения гостей, в числе которых было много зарубежных знаменитостей.  Я встречал в аэропорте Лео Каданова, который с восторгом рассказывал о недавних студенческих волнениях в Париже, где он стоял за баррикадами в университете вместе со студентами. Игорю Фомину досталось сопровождать Президента Американского физического общества Джона Арчибальда Уиллера, легендарного ученого, работавшего вместе с Нильсом Бором, Энрико Ферми, Юджином Вигнером и Лео Сцилардом. Уиллер был научным руководителем Ричарда Фейнмана. Это он, Уиллер, придумал термины «черная дыра» и «кротовая нора». Когда Игорь с Уиллером проезжали в такси мимо площади Дзержинского, Уиллер спросил — а чей это памятник стоит на площади? Игорь ответил. Изумлению Уиллера не было границ: «Что! он у вас героем считается!» Реакция Уиллера была такой, будто он увидел памятник Джеку потрошителю. Однажды Уиллер попросил Игоря отвезти его на Казанский вокзал, чтобы посмотреть как люди уезжают в Сибирь. Уиллеру эти люди представлялись космонавтами, улетающими на луну. Я истории про Игоря истории могу часами рассказывать. Для меня Игорь и по сей день является идеалом для подражания. В прошлом году он отметил свой юбилей (80 лет!), но он продолжает активную научную деятельность в Институте физических проблем  им. П.Л. Капицы РАН, где он является главным научным сотрудником. Фомин — лауреат Государственной премии России «за цикл работ по обнаружению и исследованию магнитной сверхтекучести», премии имени А.Г. Столетова  за серию работ «Спиновые токи и когерентная прецессия намагниченности в нормальных ферми-жидкостях», а также премии Фрица Лондона «за открытие и объяснение фазово когерентной спиновой прецессии и спиновой сверхтекучести в 3He-В». Кстати, лауреатами премии Фрица Лондона были Нобелевские лауреаты Лев Ландау, Джон Бардин, Брайан Джозефсон, Алексей Абрикосов, Энтони Легетт, Дэйвид Таулесс и др. Игорь, дорогой, я тебе желаю «бороться и искать, найти и не сдаваться!»

Одним из первых аспирантов Черноголовки был Ефим Кац. Помню, как в институте вначале давали теоретикам каждый месяц по пачке хорошей белой бумаги, потом стали давать по пачке в полгода, и, наконец, по пачке в год. Сотрудники ропщут — что за безобразие! Фима говорит, а зачем теоретику вообще бумага? Ему нужно на самом деле всего два листа: на одном — заявление на отпуск написать, на другом — ходатайство на материальную помощь. Шутки Фимы разлетались по институту как фразы Фаины Раневской. Научным руководителем Ефима был Игорь Ехиельевич Дзялошинский. Кандидатская диссертация Ефима называлась «О сверхпроводимости в нитевидных и слоистых структурах». Сколько я помню, Кац вместе с Дзялошинским исследовали ограничения, обусловленные неравенствами Хоэнберга, на температуру сверхпроводящего перехода в одномерных и квазиодномерных системах. Эти ограничения ставили крест на идее высокотемпературной сверхпроводимости. Высокотемпературная сверхпроводимость, однако, была обнаружена в сверхпроводящей керамике, а сотрудники IBM Карл Мюллер и Георг Беднорц за это открытие получили Нобелевскую премию по физике. Однако теоретического понимания того, как осуществляется высокотемпературная сверхпроводимость в керамике до сих пор не достигнуто, хотя этой проблемой занимались все корифеи в области теории сверхпроводимости. Ученые до сих пор не понимают, каким образом природа обходит ограничения, найденные Кацем и Дзялошинским. «Следить за руками» природы — это счастье, подвластное гениям. Недаром академик Мандельштам говорил, что науку движут парадоксы. Библией теоретиков, как известно, является десятитомный курс теоретической физики Л.Д. Ландау и Е.М. Лифшица. Попасть в ссылки этого тома — все равно, что обеспечить себе научное бессмертие. В томе 7 этого курса можно найти ссылки на работы С.И. Анисимова, И.Е. Дзялошинского и, что особо приятно, ссылка на работу Е.И. Каца по динамике жидких кристаллов. Ефим Иосифович преподает в МФТИ. В Интернете есть отзыв его студентов: «Слушать Каца одно удовольствие, так что хочется ходить на семинары даже при наличии методички по курсу. Пытается приучать к теорфизу, но делает это достаточно строго и деликатно. Так же учит оценивать по порядку и забивать на несущественные вещи. И конечно, что «за всё нужно платить»». Я студентов хорошо понимаю. Я и сам лекции Фимы всегда с восторгом слушал. Меня только удивляет, что он до сих пор не академик. Я помню как в аспирантские времена Фима подрабатывал репетитором и учил физике сына академика Зельдовича. Яков Борисович Фиме записочки оставлял: «Ефим Иосифович, я с сыном прошел законы сохранения, так что Вы можете через эту тему перескочить». Владимир Маяковский когда-то говорил: «Я найду физика, который мне по пунктам растолкует книгу Эйнштейна. Ведь не может быть, чтоб я так и не понял. Я этому физику академический паек платить буду». Я считаю что Фиме давно пора академический паек платить. Когда Абрикосов получил Нобелевскую премию, Фима послал ему поздравительную телеграмму: «Ура, мы ломим; гнутся шведы!»

Асламазов Лев Григорьевич (1944 — 1986) — ученый, профессор, доктор физико-математических наук, заместитель главного редактора журнала «Квант». Лева окончил Московский физико-технический институт. Еще будучи студентом, он начал подрабатывать репетиторством и достиг в этом деле высочайшего уровня. Он учил тому как с помощью школьной физики можно решать сложные научные задачи. В серии журнала «Квант» опубликованы книжки — «Задачи по физике» и «Удивительная физика», где Асламазов вместе со своими соавторами этот замечательный талант демонстрирует. Книга Асламазова и Варламова «Удивительная физика» за 35 лет выдержала 16 изданий на 8 языках. Многие люди моего поколения вспоминали, что их путь в науку начинался с чтения книг Якова Перельмана «Занимательная физика» и «Занимательная математика». У Лёвы был талант популяризатора такого же уровня. Деньги, которые приходили от репетиторства, позволяли ему снимать квартиру в шестиэтажном доме на Сивцевом Вражеке — знаменитом переулке вблизи Арбата, прославленном классиками русской литературы. В аспирантуре научным руководителем Асламазова был Анатолий Иванович Ларкин. Они вдвоем сделали работу по флуктуационному спариванию, работу  Нобелевского класса. Эта работа вошла в главу кандидатской диссертации Асламазова «Вопросы теории слабой сверхпроводимости». Другим замечательным результатом было исследование джозефсоновских вихрей в сверхпроводнике, опубликованное в работе Асламазова, Ларкина и Овчинникова. Защита диссертаций Ефима Каца и Левы Асламазова состоялась в один день и явилась запоминающимся событием в жизни Черноголовки. На защите Ларкин в своем выступлении сказал: «Я понимаю, что как научный руководитель я обязан сейчас говорить, что Асламазов все работы делал сам, а я только совместные статьи подписывал. Но это лучшая научная работа в моей жизни, хотя все, что касается сравнения теории с экспериментом — делал Лев». Ларкин для Асламазова был не просто научным руководителем, он был его научным отцом. Он его (Лёва был совой) будил по утрам, поил кофе и работал с ним несколько дней в неделю. В кинофильмах и в литературе встречаются сюжеты про то, как тренер из мальчишки замухрышки делает звезду мирового спорта. А теперь перенесите эту ситуацию со спорта на науку. Конечно, Лёва не был замухрышкой, но его уровень как ученого сильно вырос к моменту защиты кандидатской диссертации. Для представителя школы Ландау у Левы был нетипичный недостаток, — он был робок в отношениях с девушками. Лёва защищал диссертацию не имея московской прописки и, в отличие от Ефима Каца, не мог рассчитывать на получение работы в Институте теоретической физики. Друзья пытались познакомить его с представителями женского пола, но Лёва красоток пугался и говорил: «А жена не должна быть красивой. Ночью ее всё равно не видишь, а днем ведь весь день на работе сидишь». В конечном счете Лева женился на дочери Халатникова. Не знаю, кто был инициатором этой женитьбы, может, сам Исаак Маркович, которому не хотелось терять ценного сотрудника. В результате три первых кандидата физико-математических наук, Фомин, Кац и Асламазов стали научными сотрудниками ИТФ. В институте обнаружились большие способности Асламазова к организационной деятельности, он в течение семи лет был ученым секретарем института теоретической физики. Вся документация у него была в идеальном порядке. Секретарши Льва паче огня боялись. В 1976 году Алексей Алексеевич Абрикосов стал заведующим кафедрой теоретической физики в Московском институте стали и сплавов (МИСиС). Он тут же переманил к себе Асламазова на должность доцента. Лёва быстро защитил докторскую диссертацию и стал молодым профессором кафедры теоретической физики. Ожидалось, что его вскоре изберут в Академию. Но случилось 23 апреля 1986 года. Я лучше процитирую отрывок из своего эссе «Заметки по национальному вопросу».

Мои друзья Фима Кац и Лева Асламазов, еще когда они аспирантами были, пошли в библиотеку иностранной литературы записываться — ею тогда дочка Косыгина заведовала, поэтому очень хорошая библиотека была, не хуже той Британской, из которой писатель Анатолий Кузнецов на историческую родину не вернулся.

Фимочка анкеты заполнил, билет читательский получает, в нем наверху крупно буква «Е» напечатана. Лёва у Фимы спрашивает — а это что такое? Фима говорит — ну ты что, сам не понимаешь?! Тут и Лёве билет читательский дают, и в нем тоже наверху буква «Е». Левочка говорит: «Простите, барышня, вы не тот штампик взяли, я армянин, вот — проверьте по паспорту!» Барышня ему отвечает: «Причем тут то, что вы армянин, я вас в зал Естествознания записала!»

Вот как серьезно к национальному вопросу раньше относились, хотя у нас тогда дружба была между всеми народами, включая кавказские.

Фимочка, как выдающийся ученый в области жидких кристаллов, теперь чаще приглашенным профессором в Вайцмановском центре пробивается, но юмора своего не теряет, е-мэйлы в родной институт шлет: «Обрезания пока не делал, а у Володи Воробьева операция прошла успешно!» Я Володьку знаю — фиг он даст себе что-нибудь обрезать!

Лёва тоже выдающимся ученым стал, может слышали, есть такая теория Ларкина-Асламазова про флуктуационное спаривание. К Левочке все с уважением относились. Если кто читал библиотечку «Квант» (была у нас такая библиотечка), то должен был обратить внимание, что в ней все авторы, кроме Фарадея, в конце своих произведений благодарность профессору Асламазову выражают.

Но на заре перестройки Левочке, можно сказать, совсем не повезло — зарезали его в собственной квартире, на заре, с целью ограбления. И взяли-то всего лишь один видеомагнитофон.

Добро бы Panasonic какой-нибудь или там Philips, так нет же — был у Левочки первый отечественный видеомагнитофон, который в формер совьет юнион какое-то жутко секретное предприятие начало выпускать по конверсии. Напряженка у нас тогда была с видеомагнитофонами, а тот бандит, который Левочку зарезал, очень уж видео любил.

Шума в прессе по этому поводу никакого не поднималось, поскольку, как пророчески выразился писатель Хемингуэй: «Ну кто же из-за армяшки трам-тарарам поднимать будет!»

(Левочка, дорогой, если прорастает на могилке твоей новый василек от пролитой над тобой слезы — прими от меня этот скромный дар! Помнишь, как Павлов определял, какая собака умная, а какая глупая? Умная собака быстро приобретает новые рефлексы и быстро теряет их, когда в них пропадает необходимость. А глупая собака — наоборот. Я собака глупая, до сих пор все помню — клич Маугли и вкус братства!

Помню, как Толя Ларкин выкупал твой портрет, кисти Лени Максимова, чтобы на собранные на аукционе деньги купить новый пиджак Саше Бланку, который, в свою очередь, больше всего сокрушался о том, что вместе с пиджаком в море шквалом унесло и записную книжку. Помню, как Саша, честно пропив аукционные деньги, говорил нам, молодым, — потерять записную книжку — все равно что начать новую жизнь. При этом голос его был тихим и гордым, как флаги в пыли — все мы тогда безумно любили Фолкнера.

Я помню, Левочка, как ты учил меня класть в чашку только одну ложечку кофе, а не две, — как я и поныне делаю! И Кауровку помню, как баб с горок катали, как соком томатным друг друга угощали, как на лыжах бегали. Прости мне, дорогой, что мы с Юркой Овчинниковым — жаворонком ранним — сов, вроде тебя, утренним пеньем будили.
Володю Мельникова на велосипеде в лесу, среди берез белых, помню — он тогда квантовое кинетическое уравнение написал, всем рассказывал…

Сегодня в Италии праздник пьяниц — день святого Мартина. Поделил свою овчину в ноябре этот солдат империи Римской для мерзнущего в Галлии, поделил — ножом пополам разрезал.

Прости мне, Левочка, дорогой, долгое молчание…)

Некролог «Памяти Льва Григорьевича Асламазова» в Успехах Физических наук подписали А.А. Абрикосов, А.Ф. Андреев, А.С. Боровик-Романов, Б.К. Вайнштейн, Л.П. Горьков, А.И. Ларкин, С.П. Новиков, Ю.А. Осипьян, Л.П. Питаевский, А.М. Поляков, А.М. Прохоров.

Следующие кандидатские диссертации у нас в институте в 1969 г. защищали аспиранты Тер-Мартиросяна, восходящие звезды российской науки — Мигдал и Поляков. Мигдал Александр Аркадьевич, сын академика Аркадия Бейнусовича Мигдала, — российский и американский физик и предприниматель, как о нем сообщает Википедия. Его кандидатская диссертация называлась «Рассеяние адронов при сверхвысоких энергиях». Мигдал, будучи еще студентом, совместно с Поляковым разработал теорию генерации масс в калибровочных теориях. Мигдал внёс важный вклад в теорию критических явлений, квантовую хромодинамику и конформную теорию поля. Я помню как он был переводчиком доклада Кеннета Вильсона, будущего Нобелевского лауреата (это на той самой конференции, где Игорь Фомин возил Джона Арчибальда Уиллера на Казанский вокзал). После доклада Саша попросил меня проводить Вильсона до гостиницы академии наук. Мне было по пути, я проводил. По дороге Вильсон рассказал про то как он работал в какой-то важной правительственной компании. «Можете себе представить, уже через год (!) они заставили меня писать отчет о проделанной работе. Тогда я сказал, что найду такую работу, где меня по крайней мере пять лет никто не будет спрашивать о том, чем я занимаюсь». Я потом обнаружил эту историю в Нобелевской речи Вильсона, правда там говорилось что его заставили отчет через месяц писать. Через месяц — это еще ничего, мне иногда приходилось отчеты каждую неделю писать! А по поводу пяти лет — Вильсон прав, для действительно сложной работы примерно такой промежуток времени и требуется. Можно вспомнить как Кеплер обещал Тихо Браге решить проблему орбиты Марса за восемь дней. В реальности ему пришлось затратить на это восемь лет напряженного труда, в ходе которого он открыл законы Кеплера. В 1973 году оба Александра, Мигдал и Поляков, защитили докторские диссертации. Докторская диссертация Мигдала называлась «Самосогласованные уравнения квантовой теории поля и их применения». Когда началась перестройка Поляков первым получил престижный контракт в Принстонском университете США. Он не забыл своего друга и поспособствовал тому, что Мигдал в 1988 году также получил профессорский контракт в Принстонском университете. Оба они, Мигдал и Поляков, будучи в Принстоне, не прекращали сотрудничать с учеными из России. Мигдал, например, в 1996 году опубликовал вместе с Г.А. Фальковичем, И.В. Колоколовым и В.В. Лебедевым в Physical Review E статью про негауссовские хвосты в решениях стохастических дифференциальных уравнений. Про Лебедева я уже рассказывал, он был директором Института теоретической физики после Захарова. На этом посту его год назад сменил Игорь Валентинович Колоколов. Мне пришлось в последние годы делать доклады в Черноголовке на конференции памяти Абрикосова и на Ученом совете Института теоретической физики им. Л.Д. Ландау. Со стороны видно было, что институт переживает не лучшие времена своей жизни, пропала аура. Григорий Фалькович, ныне профессор Вайсмановского института в Израиле, в своем интервью сказал: «Наука в России пребывает в режиме свободного падения». Мои знакомые сказали: «А сейчас все институты академии не наукой занимаются, а борются за выживание. Это плата за построение капитализма в России». Как там у Высоцкого в песне: «И ни церковь, ни кабак — ничего не свято! Нет, ребята, все не так, Все не так, ребята!» С Принстоном, конечно, не сравнить. Ну и в завершении истории про Мигдала. Оставив Принстон, Саша в 1996 году стал изобретателем и основал свой бизнес. В настоящее время он является генеральным директором компании Migdal Research LLC. А про Полякова я уже рассказал.

Еще один аспирант Халатникова, защитивший в 1969 г. кандилатскую диссертацию, был Белинский Владимир Алексеевич. Его диссертация называлась «Исследование сингулярностей в общих решениях СТО». Оппонентом у него был знаменитый среди физиков профессор В.В. Судаков. Белинский прославился трудами по космологии и общей теории относительности. Во втором томе курса теоретической физики Ландау и Лифшица можно найти ссылки на работу Белинского и благодарность ему за помощь в работе над этим томом. В теории относительности известна сингулярность Белинского-Халатникова-Лифшица, а также преобразование Белинского-Захарова, определяющее что черные дыры представляют собой особый пример гравитационных солитонов. В 1980 году Белинский защитил докторскую диссертацию на тему «Проблемы релятивистской космологии и метод обратной задачи рассеяния в теории гравитации». Он награжден золотой медалью имени Л.Д. Ландау (1974) и премией Марселя Гроссмана (2012). Он продолжает работать в должности профессора в Национальном институте ядерной физики (Италия), а также преподавать в Римском Университете Ла Сапиенца.

В числе первых аспирантов института теоретической физики был и Слава (Вячеслав Георгиевич) Каменский. Его научным руководителем был Валерий Леонидович Покровский. Слава был плейбой и лучший игрок в покер и преферанс среди аспирантов. Кроме того, он играл на гитаре и пел песни на музыку собственного сочинения. В 1970 году Слава защитил кандидатскую диссертацию на тему «Вопросы теории распространения звука в области фазовых переходов». Оппонентами у него были Александр Федорович Андреев и Александр Яковлевич Бланк. В 1988 году Слава защитил докторскую диссертацию на тему «Динамические явления в жидких кристаллах». Ему принадлежит идея о генерации вихрей в ходе распространения фазового перехода второго рода.  В 1989 году, когда Алексей Алексеевич Абрикосов году стал директором Института физики высоких давлений имени Л.Ф. Верещагина РАН, Слава перешел к нему в институт на должность зам. директора. В настоящее время он работает заместителем директора Института физических проблем им. П.Л. Капицы РАН. И никто не скажет что он администратор. Он до сих пор свои научные статьи публикует.

Дима (Давид Ефраимович) Хмельницкий был аспирантом у Анатолия Ивановича Ларкина. Уже по первым публикациям Димы было видно, что он — восходящая супер звезда теоретической физики. В 1969 году Дима вместе с Ларкиным опубликовал статью, в которой содержалось решение проблемы фазового перехода второго рода в пространстве четырех измерений. Эта статья явилась первым успешным применением ренормгруппы в теории конденсированного вещества и явилась краеугольным камнем в теории 4-ε —разложения Вильсона, за которую он был удостоен Нобелевской премии в 1982 году.  Ларкин и Хмельницкий были удостоены в 1993 году Europhysics Prize — международной премии Европейского физического общества. Это престижная премия, которую получили полтора десятка Нобелевских лауреатов. В 1971 году Дима защитил кандидатскую диссертацию по теме «Некоторые особенности фазовых переходов в сегнетоэлектриках». Ему за эту работу можно было бы сразу докторскую степень дать. Но он не торопился и защитил докторскую диссертацию в 1982 году по теме «Аномальное магнетосопротивление и когерентные эффекты в неупорядоченных проводниках». С 1991 года Хмельницкий получил профессорскую позицию в знаменитой Кавендишской лаборатории Университета Кембриджа. Сотрудники и выпускники этой лаборатории получили 33 Нобелевских премии. Первым директором Кавендишской лаборатории был гениальный  Джеймс Клерк Максвелл. В лаборатории некогда работали Юлий Харитон, Лев Ландау и Петр Капица. Выпускниками Кембриджского университета были Исаак Ньютон и лорд Байрон. Стать профессором Кавендишской лаборатории — это как приобщиться к именам лорда Релея, сэра Дж. Дж. Томсона и лорда Резерфорда. В 2008 году академик Гинзбург пригласил Хмельницкого войти в состав редакторов журнала «Успехи физических наук». В науке известны два типа ученых. Один тип условно представляет Огюстен Коши (1789–1857) — французский математик, член Парижской и Петербургской академий наук, Лондонского королевского общества и других академий. Его имя внесено в список величайших учёных Франции, помещённый на первом этаже Эйфелевой башни. Коши написал свыше 800 работ, полное собрание его сочинений содержит 27 томов. Другой тип условно представляет Карл Гаусс (1777–1855) — немецкий математик,  физик и астроном, который считается одним из величайших математиков всех времён, «королём математиков». Гаусс был членом Лондонского королевского общества, Парижской, Шведской и Петербургской академий наук и др. Гаусс чрезвычайно строго относился к своим печатным трудам и никогда не публиковал даже выдающиеся результаты, если считал свою работу над этой темой незавершённой (например, статью о методе наименьших квадратов он переписывал в течение пятнадцати лет). За всю жизнь он опубликовал лишь двадцать с небольшим работ, большинство же его открытий осталось в его архиве. Гаусс терпеть не мог Коши и говорил что у Коши математический понос. А Коши по этому поводу замечал, что у Гаусса — математический запор. Однако в науке оба ученых оставили соизмеримый след, даже в Google число страниц с их именами соизмеримо — один миллион и семьсот тысяч. Так что я не знаю, что для жизни важнее — жарить картошку или готовить уникальный торт. Наверное правильный ответ состоит в том важны оба предельных случая. Дима Хмельницкий, как и Игорь Евгеньевич Тамм — это, конечно, реинкарнации Гаусса. Дима в Кембридже читает многочисленные курсы по физике. Один из его курсов называется «Fairy  tales» (сказки). Более подробно этот курс именуется «Сто одна Кавендишская сказка по математической физике». Это как «сказки для научных сотрудников младшего возраста» в бессмертном произведении братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу». У Димы в его сказках чего только нет! Он ухитрился включить в этот курс все десять томов Ландау и Лифшица и еще много чего. Это, конечно, популяризация, но популяризация особого рода. Я помню как Сергей Иванович Анисимов говорил, что будь бы у него время и силы, он бы написал книгу «Уроки мастерства». Дело в том, что большие ученые часто пишут фразы типа «как легко показать» и каждый, кто продирался через это «легко» знает истинную тяжеловесность этой легкости. Все дело в том, что авторы пропускали какой-то элемент, который они считали очевидным. А то что очевидно для Ландау может быть совсем не очевидным для Петухова. Кеннет Вильсон в Нобелевской лекции рассказал с каким трудом он  продирался сквозь решение двумерного Онсагера. Вот Дима Хмельницкий и дает в своих лекциях такие уроки мастерства, обучая начинающих студентов решать сложные физические задачи. Будь бы я директором издательства научной физико-математической литературы, я бы на коленях перед Лимой стоял, умоляя, чтобы он свои лекции мне в виде книжки представил. Ясно же, что она весь мир обойдет!

Березинский Вадим Львович (1935-1980) — в 1971 году в Институте теоретической физики им. Л.Д. Ландау АН СССР в возрасте 36 лет защитил кандидатскую диссертацию на тему «Низкотемпературные свойства двумерных систем с непрерывной группой симметрии». С 1977 года работал в Институте теоретической физики. Идеи В.Л. Березинского оказались плодотворными в различных областях. Его высшим достижением явилась идея о топологических дефектах, получившая ряд интереснейших приложений как в физике конденсированного состояния, так и в физике элементарных частиц. В 2016 году Джону Костерлицу и Дэвиду Таулесу была присуждена Нобелевская премия по физике «за теоретические открытия топологических фазовых переходов и топологических фаз материи». В основе этого открытия лежал фазовый переход Березинского-Костерлица-Таулеса. Березинский первым понял, что топологический фазовый переход радикально меняет физику двумерной сверхпроводимости. Он развил сложный математический аппарат и написал весьма трудную для понимания статью. Заслуга Костерлица и Таулеса состояла в том, что они в этой статье разобрались, добавили кое-что своё и познакомили широкое физическое сообщество с этим результатом. По существу, Костерлиц и Таулес выступили в роли популяризаторов: они подтвердили результат, изложенный в статье Березинского и пересказали эту статью более простым языком. Конечно эту Нобелевскую премию по физике в 2016 году получил бы и Вадим Березинский, доживи он до этого дня. Одна из заметок в Интернете, посвященная этой Нобелевской премии и роли Березинского называлась «Уморили великого ученого». В заметке сообщалось, что у потенциального нобелевского лауреата явно были карьерные проблемы в советской научной среде, его не хотели продвигать: социальный лифт не работал для человека с потенциально нобелевским уровнем достижений.

Лёша (Алексей Владимирович) Бялко — «Исследование возмущенных моделей релятивистской космологии», Кандидатская диссертация, научный руководитель: Халатников И.М. Дата защиты: 1971 г. Докторская диссертация «Исследования долгопериодной динамики тепловыделяющих геофизических структур» в 1975 г. Алексей Бялко является первым заместителем главного редактора журнала «Природа». Область его научных интересов — теоретическая физика, науки о Земле. Бялко посчастливилось участвовать в океанографической экспедиции на научно исследовательском судне «Дмитрий Медведев». В экспедициях на этом судне работали многие известные ученые, например, академик Л.М. Бреховских, академик А.Н. Колмогоров и др. Лёша написал три замечательных отчета об экспедиции 1973 г.: «Рассеяние Релея-Ганса в случайной среде», «О контрасте яркости неба и моря» и «О связи статистических характеристик отраженного и преломленного света со спектров волнения поверхности». В ходе этой экспедиции Лёша обнаружил, что наша планета Земля очень маленькая. Это открытие его так поразило, что он написал замечательную книгу «Наша планета — Земля». Эпиграфом к книге Лёша взял строчки из Игоря Северянина «Мы живём, точно в сне неразгаданном, На одной из удобных планет…» Книга была издана в библиотечке «Квант» и впоследствии переиздавалась. Лёша также внес большой вклад в теорию происхождения Луны.

Дрейзин Юрий Арнольдович — ученик А.И. Ларкина. Аттестация аспирантов в школе Ландау происходила в кабинете Халатникова, куда аспирантов запускали по одному. Перед дверью стоял Фима Кац, который входящим аспирантам рассказывал анекдот про еврейскую девушку, которая выясняла у ребе, как ей следует себя вести в первую брачную ночь — со смехом или же со слезами.  Произнеся финальную фразу: «Хоть ты смейся, хоть ты плачь…», Фима распахивал дверь в кабинет директора. Я помню как Юру за какой-то год не аттестовали «для острастки». Его не отчислили, но перенесли аттестацию на осень. В конце концов  он защитил в 1971 году кандидатскую диссертацию на тему «Явления переноса в средах со случайными макроскопическими неоднородностями». Потом он работал в Троицке в филиале Курчатовского института  Атомной энергии. Его научный руководитель, академик Александр Михайлович Дыхне, говорил что Юра входит в число сотрудников, которые гораздо умнее его самого (в это число входили также Толя Напартович, Андрей Старостин и Леня Большов).

Я не про всех первых аспирантов ИТФ рассказал, поскольку не нашел их фотографий в интернете, но я всех помню: Гену Уймина и Митю Семиза, Мишу Фелорова и Сережу Бенеславского, Рому Минца… Иных уж нет.

Вот список первых защит в ИТФ, в скобках фамилия руководителя:

Фомин Игорь Акиндинович                 (Питаевский Л. П.)
Кац Ефим Иосифович                         (Дзялошинский  И. Е.)
Асламазов Лев Григорьевич                (Ларкин А.И.)
Мигдал Александр Аркадьевич            (Тер-Мартиросян К.А.)
Поляков Александр Маркович             (Тер-Мартиросян К.А.)
Хмельницкий Давид Ефраимович        (Ларкин А.И.)
Бялко Алексей Владимирович             (Халатников И. М.)
Семиз Дмитрий Михайлович                (Халатников И. М.)
Федоров Михаил Алексеевич               (Горьков Л. П.)
Каменский  Вячеслав Георгиевич         (Покровский В. Л.)
Уймин Геннадий Витальевич                (Покровский В. Л.)
Бразовский Сергей Александрович      (Дзялошинский  И. Е.)
Белинский Владимир Алексеевич         (Халатников И. М.)
Дрейзин Юрий Арнольдович                (Ларкин А.И.)
Бенеславский Сергей Дмитриевич        (Абрикосов А.А.)
Минц Роман Германович                      (Азбель М.Я.)

Вместо заключения

Сегодня, когда проявляется желание подчинить интересам рынка то, что никак не следует его законам — фундаментальную науку и культуру… Быть может, нам важнее всего сохранить себя.
 С.П. Капица

27 марта 2008 года, на «Эхе Москвы» состоялась передача под названием «Разрушение науки», в которой участвовали два бывших министра — Борис Салтыков и Евгений Ясин. Ведущий Сергей Бунтман привел два контрастных мнения. Первое: «Огромная процветающая система советской науки, которая была разрушена в 90-е вместе со всей страной». И второе: «Советская наука — это большой, большой миф». Вокруг этих двух мнений и шло обсуждение, причем Борис Салтыков говорил об идее тогдашней реорганизации науки в начале 90-х, которая отправлялась от конкурентных критериев (сохранить таланты, лучшие, самые сильные и т.д.). Спустя тридцать лет негативный эффект этой реорганизации очевиден. Но мне хотелось бы остановиться на позитивном эффекте, который, как ни странно, мало обсуждается в СМИ. Сотни тысяч эмигрировавших ученых из СССР обеспечили реальное врастание советской науки в мировую. Едва ли не каждая десятая из наиболее цитируемых публикаций в лучших научных журналах содержит имена русских авторов. Откройте такие журналы, как Nature, Science, Physical Review Letters и др., — они прямо-таки кишат русскими фамилиями. Поэтому следует говорить не об упадке, а о небывалом расцвете советской науки в университетах и институтах Америки, Европы, Азии и Австралии. Так что советская наука — не миф. Она не была разрушена, а реально встроилась в мировую, именно на базе тех самых конкурентных критериев, о которых мечтал Б.Г. Салтыков. Кстати, получить профессорскую позицию в Западном мире — это примерно как российскому футболисту попасть в высшие футбольные лиги Европы. Мы, правда, свою Силиконовую долину уже десять лет под Москвой в Сколково возводим. Помните, как товарищ Хренов говорил в школьном стихотворении (полвека назад его наизусть учить заставляли): «Через четыре года здесь будет город-сад!» Город-сад для теоретика — это что-то типа IHES.

Институт высших научных исследований (IHÉS) — французский научно-исследовательский центр, поддерживающий передовые научные исследования в области математики и теоретической физики. Расположен в пригороде Бюр-сюр-Иветт к юго-западу от Парижа. В Институте работает небольшое количество постоянных профессоров, назначаемых на всю жизнь, и около 200 приглашённых исследователей каждый год. Институту принадлежит легендарная «математическая» деревня Ормай, в которой живут гости института. IHÉS был основан по образцу принстонского Института перспективных исследований в 1958 году французским бизнесменом и математиком-любителем российского происхождения Леоном Мочаном при поддержке Роберта Оппенгеймера (в то время директора Института перспективных исследований в Принстоне) и знаменитого французского математика Жана Дьёдонне. Леон Мочан стал первым директором IHES. Основные направления исследований лежат в области математики, теоретической физики и математических аспектов молекулярной биологии. В IHÉS работали (или работают) соотечественники: постоянные профессора — Максим Концевич, Василий Пестун, Слава Рычков,  заслуженный профессор — Михаил Громов, постоянный профессор с 2000 по 2013 год — Никита Некрасов. Контракт на работу профессором в Институте высших научных исследований состоит всего из двух пунктов. В первом сообщается, что профессорская позиция дается пожизненно. Во втором предъявлялось требование, чтобы обладатель контракта присутствовал на рабочем месте не менее четырех месяцев в году.

 

Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2020/nomer8_9/lukanchuk/