Встреча художников Винсента Ван Гога (1853-1990) и Антона Ван Раппарда (1858-1892) в 1880 году положила начало творческому сотрудничеству и крепкой дружбе. Письма Винсента свидетельствуют о том, как сильно он был привязан к другу и как высоко ценил его мнение. Но после неумолимой критической оценки Раппардом картины “Едоки картофеля” Ван Гог отказался от общения с ним.
Друзья и единомышленники
1879 год стал переломным в жизни Ван Гога. Его многолетняя мечта стать проповедником потерпела крах: начальство бельгийского шахтёрского округа Боринаж отстранило его от работы, оценив при этом его преданность и самоотверженность, но признав его безнадёжно плохим оратором. Неудача потрясла и сломила Винсента, на девять месяцев он полностью погрузился в себя. Но в тот же период его жизнь обрела новый смысл. Он вернулся к своему прежнему увлечению — рисованию, твёрдо решив стать художником. В октябре 1880 года, благодаря финансовой помощи брата Тео, он обосновался в Брюсселе в надежде познакомиться там с более опытными коллегами и получить от них совет и поддержку.
Антон ван Раппард. Автопортрет. 1880 год
Винсент ван Гог. Автопортрет. 1887 год
Тео считал, что Винсенту будет полезно общение с молодым успешным живописцем Антоном Ван Раппардом, с которым он сам, служащий арт-дилерской фирмы Гупиль, познакомился годом раньше в Париже. Сейчас Раппард проживал и работал в Брюсселе. Он происходил из аристократической семьи и был на пять лет моложе Винсента. Приверженец академической гаагской школы, Раппард уже получил солидное художественное образование и продолжал учёбу в Брюссельской академии искусств. Он пользовался известностью среди профессионалов и любителем живописи. В противоположность ему Ван Гог вырос в деревне, знал нужду, был самоучкой и в финансовом отношении полностью зависел от брата.
1 ноября 1880 года Винсент писал Тео:
“Был я также у господина Ван Раппарда, на улице Травестьер 6-а. Мы поговорили, и он показался мне человеком приятным. Из его работ я видел только несколько маленьких пейзажей, сделанных пером. Он довольно состоятелен, и по этой причине сомневаюсь, смогу ли с ним вместе жить и работать. В любом случае зайду к нему ещё раз. У меня создалось впечатление, что к жизни он относится вполне серьезно”.
Спустя годы, в письме матери Ван Гога, Раппард так вспоминал знакомство с Винсентом: “Помню, как сейчас, нашу первую встречу в Брюсселе, когда в девять утра он вошёл в мою комнату. Первое время мы не очень ладили. Но потом стали работать вместе и постепенно сблизились”.
Раппард любезно предложил Винсенту работать в его просторном светлом ателье. Двух художников объединили общие интересы и цели. Для Ван Гога в то время идеалом и примером был Жан Франсуа Милле[1], отказавшийся от традиционных портретов и ландшафтов и изображавший простых тружеников за работой. Подобными были и сюжеты Раппарда: текстильная мастерская, мальчик за прялкой, пожилая крестьянка на стуле у окна.
Антон Ван Раппард. Разводной мост в Лодрехте. 1880 год
Винсент Ван Гог. Дорога с обрезанными ивами. 1881 год
Отношения друзей не были безоблачными. Спокойного, сдержанного и не очень уверенного в себе Раппарда пугали бурные и непредсказуемые выпады Ван Гога. Спустя годы он писал художнику Хендрику Хаверману:
“С ним было очень и очень нелегко. Мало кто мог вынести его фанатизм и непредсказуемость. Наша дружба продолжалась пять лет. Но если бы мне не удавалось сохранять спокойствие во время его вспышек, всё закончилось бы намного раньше. Из-за его необузданного характера я часто испытывал рядом с ним скорее страх и смятение, чем дружбу. Контакт с ним давил и теснил, что было тягостно для меня — скромного студента Академии”.
Однако эти трудности не разрушили дружбу. И примечательно то, что в итоге конец ей положили неосторожные и нетактичные слова обходительного Раппарда, а не выходки вспыльчивого Ван Гога. Но это случилось спустя несколько лет. В Брюсселе же они оставались хорошими друзьями и коллегами.
Весной 1881 года оба покинули бельгийскую столицу: Раппард переехал в Утрехт, а Винсент из-за нехватки денег вернулся в родительский дом в деревне Эттен. Но художники не потеряли связь: они обмениваясь письмами и регулярно навещали друг друга. В июне 1881 года Раппард провёл двенадцать дней с Винсентом и его родными в Эттене. Своими изысканными манерами, тактичным обращением и скромностью он произвёл необыкновенно приятное впечатление на родителей Ван Гога. Сам он тоже сохранил тёплые воспоминания о пребывании в их доме. В упомянутом выше письме матери Винсента он писал: “Часто думаю о нашей совместной прогулке в первый вечер. Помню, как мы шли узкими тропинками и любовались полями. Вспоминаю и поездки в окрестные деревни и рассматриваю мои наброски тех мест”.
Дорогой Раппард…
В течение пяти лет друзья вели переписку[2]. Раппард бережно хранил всю полученную от друга корреспонденцию, насчитывающую 58 писем. Из его же собственных писем сохранилось лишь одно — благодаря тому, что Винсент в мае 1885 года отослал его обратно. Но об этом позже.
Из писем Ван Гога можно получить приблизительное представление о том, что писал ему его корреспондент. Друзья обменивались суждениями о предназначении и развитии искусства, размышляли о технике рисования и живописи, делились мыслями о работах своих коллег, спорили о пользе учёбы в академии. И разумеется, писали о собственных достижениях и обсуждали работы друг друга, прилагая к письмам наброски и эскизы. Наряду с этим рассказывали о повседневных событиях и планах, делились впечатлениями о прочитанных книгах и беседовали о своих сердечных делах. Ван Гог скучал по другу, искренне интересовался его жизнью и высоко ценил его мнение. Он всегда обращался к нему по фамилии: “Дорогой Раппард”, а сам подписывался “Всецело твой Винсент”.
Из письма от 12 октября 1881 года, Эттен:
“Не могу выразить словами, как красивы здесь деревья. Я сделал с них семь эскизов. Уверен, что эти дни, когда опадают листья — пусть это длится всего неделю — стали бы и для тебя плодотворными. Если решишь приехать, мы все будем очень рады. Мысленно пожимаю тебе руку. Верь мне. Всецело твой Винсент”.
Сентябрь-октябрь 1882 года, Гаага:
“Очень хотелось бы взглянуть на твои работы. И разумеется, мечтаю показать тебе свои. Я знаю, что ты смог бы понять их. И более того: ты бы увидел, что разрозненные фрагменты постепенно формируют единое целое. Мы бы обсудили, какие из них включить в окончательную композицию, и какие — нет. И как их расположить”.
Май 1883 год, Гаага:
“Непременно хочу скоро встретиться с тобой. Последний год я совсем не видел твоих работ — даже в то время, когда ты гостил у меня. И ты в свою очередь видел мало моих, например, ни одной литографии. Поэтому — если ты согласишься со мной — надо быстро что-то организовать. Дай мне знать, какие дни тебе удобны, и в одно прекрасное утро я появлюсь в твоём ателье”.
[…]
”Совершенно не согласен с тем, что художник должен заниматься исключительно писанием картин. Хочу сказать этим, что в то время как многие считают чтение книг и тому подобное потерей времени, я убеждён как раз в обратном. Если художник развивает себя в области, близкой к его ремеслу, то он будет трудиться лишь интенсивнее и лучше… ”.
Апрель 1884 год, Нюэнен:
“Очень хочу, чтобы ты наконец посмотрел на мои живописные этюды — не потому что удовлетворён ими, а поскольку надеюсь убедить тебя в том, что безусловно набиваю себе руку. Если же я говорю, что не придаю большого значения технике, то это вовсе не ради избежания трудностей. Просто таков мой метод”.
Винсент часто упоминал имя Раппарада в письмах брату Тео, например:
“Только что вернулся из Утрехта от Раппарада, очень рад, что повидал его”.
“Приехал от Раппарада, полный планов и надежд”.
“У меня побывал Раппарад, он посмотрел на мои большие рисунки и тепло отозвался о них”.
Достоин внимания следующий отрывок из письма брату от 28 октября 1883 года:
“Я знаю двух людей, которых неизменно терзает дилемма: ‘Я художник? Или я не художник?’. Речь идёт обо мне и Раппарде. Эта борьба, порой отчаянная, проводит резкую грань между нами и другими людьми, кого этот вопрос занимает не так серьёзно. Нам же двоим приходится очень нелегко, однако каждый приступ меланхолии приносит с собой немного света и немного движения вперед…“
Антон Ван Раппард. Художники. 1883 год
Винсент Ван Гог. В церкви. 1882 год
Едоки картофеля
С декабря 1883 по ноябрь 1885 года Ван Гог проживал в деревне Нюэнен, на юге Нидерландов, где дни напролёт проводил за работой: много рисовал карандашом, мелом и, прежде всего, чернилами. Но при этом всё чаще использовал кисть и краски. Совершенствовал свою технику, изучая теоретические труды. Основные темы его полотен составляли местный ландшафт, крестьяне в поле, ткачи за станками. Он использовал главным образом тёмные цвета. Напрасно брат Тео пробовал склонить его к светлой палитре импрессионистов. Согласно теории, которой Винсент придерживался в те годы, тёмный цвет становился светлым и ясным, если рядом с ним поместить краску ещё более тёмную.
17 мая 1884 года в Нюэнен приехал Антон Ван Раппард. Двумя месяцами раньше Винсент послал ему три посылки со своими рисунками в надежде, что тот — благодаря своему широкому кругу знакомств — сможет их продать. Однако из этого плана ничего не вышло, и гость вернул ему все работы. Предположительно именно в тот период Ван Гог нарисовал портрет Раппарда, от которого сейчас сохранилась лишь верхняя половина. Художники вместе посещали ткацкие мастерские, где делали зарисовки. Раппард провёл в Нюэнене десять дней. 14 октября он приехал снова и оставался до конца месяца. Это была их последняя встреча.
Первые месяцы 1885 года Ван Гог упорно трудился над своим первым большим полотном “Едоки картофеля”, которое сам называл “тест на мастерство”. Моделью служила семья Де Гроот-Ван Роой в домашней обстановке. Окончательной версии картины предшествовали многочисленные наброски и этюды и два её первых варианта.
Винсент Ван Гог. Едоки картофеля. 1885 год
Некоторые биографы Ван Гога считают, что на создание “Едоков картофеля” художника вдохновила картина Йозефа Исраэлса[3] с тем же сюжетом: семья за ужином. Но знакомый Винсента, телеграфист почтовой конторы Нюэнена, Виллем Де Ваккер, полагал, что вдохновение пришло внезапно: “Однажды вечером, после целого дня работы на свежем воздухе, он решил немного отдохнуть в доме Де Гроот, где и раньше часто бывал и делал зарисовки. Семья как раз приступила к ужину. Винсент спонтанно развернул чистый лист бумаги, взял кисть, палитру и принялся за их групповой портрет”. 30 апреля 1885 года Ван Гог писал брату Тео: “Я старался выразить то, что люди, поедающие картофель при свете лампы, копали землю теми же руками, которые сейчас протягивают к блюду. И что они заработали свою еду честным трудом”.
Законченную картину Винсент послал брату Тео, однако тому не удалось привлечь к ней внимание профессионалов и любителей искусства. Сам же Ван Гог понимал, что создал шедевр. Так думал он и несколькими годами позже, хотя к тому времени кардинально изменил свой стиль. В октябре 1887 года он писал сестре Виллемине: “Что касается моих работ, считаю картину с крестьянами, поедающими картофель, написанную мной в Нюэнене, своим лучшим произведением”.
Общеизвестно, что признание пришло к Ван Гогу посмертно. Спустя год после его смерти голландский журналист Адрин Обреен[4] писал о “Едоках картофеля”:
“Некоторым это полотно может и не понравится, но оно никого не оставит равнодушным. Сельские труженики за ужином, при тусклом свете керосиновой лампы. Их лица преувеличено некрасивы, их взгляды выражают покорность и усталость. Они полностью сосредоточены на своей дешёвой трапезе. Невольно ощущаешь сострадание к этим честным труженикам, обречённым судьбой на безрадостное, монотонное и полное забот существование. Эта необычная и уникальная картина так прочно сохранилась в моей памяти, что лишь подумав о ней, я вновь испытываю глубокое и живое впечатление, которое она на меня произвела“.
Поверхностно и небрежно…
В конце мая 1885 года Ван Гог написал Раппарду самое короткое из всей их корреспонденции письмо: “Дорогой Раппард. Твоё послание, только что полученное мной, возвращаю обратно. Всего лучшего. Винсент”. Накануне Ван Гог послал другу литографию “Едоков картофеля” и теперь был глубоко оскорблён его уничтожающей реакцией. Вероятно, именно в тот день он и разорвал нарисованный им в октябре 1884 года портрет Раппарда.
Часть картины
То самое роковое письмо Раппарда, датированное 24 мая 1885 года, начиналось словами “Дружище! Был рад весточке от тебя, пусть и не такой, какую ожидал“. Далее Раппард выражал Винсенту соболезнования по причине недавней смерти его отца. Он узнал об этом случайно, от общих знакомых, и сейчас мягко упрекал друга за то, что тот не поставил его в известность: “Наверно, ты думаешь, что твой отец и вообще вся твоя семья мало интересуют меня. И поэтому не потрудился послать мне хотя бы формальное извещение о вашей потере? Так вот: ты глубоко заблуждаешься… ”. Далее Раппард рассуждал о том, что в устной речи ему гораздо легче выражать мысли, чем в письменной: “То, что я писал раннее о твоей манере работать, отражает в точности моё мнение об этом предмете. Вот только стиль моего послания был далёк от идеального по той причине, что я не уделил ему должного внимания. Как бы то ни было, я надеялся и надеюсь до сих пор, что изложенные мной тогда мысли были ошибочны. Однако то, что ты прислал мне сейчас, лишь безусловно подтверждает их правоту. Я очень сожалею об этом, более того — шокирован!” Ясно, что в последнем предложении речь шла о “Едоках картофеля”.
И далее:
“Ты должен признать, что такую работу невозможно воспринимать всерьёз. К счастью, ты способен на большее. Но почему ты всё разглядел и отобразил так поверхностно? И плохо изучил движения? Ведь они позировали перед тобой. Почему же так неправдоподобна кокетливая ручка женщины на заднем плане? Где взаимосвязь между столом, кофейником и рукой, приподнятой над кофейником? И что вообще с этим кофейником случилось? Он не стоит, и в то же время никто его не держит. Где же он тогда? Почему мужчина слева лишён коленки, живота, да ещё и лёгких? Или они у него на спине? Почему его рука неестественно короткая? И отсутствует половина носа? Почему у женщины слева вместо носа что-то вроде мундштука с игральной костью? И ты хочешь сказать, что работая в таком духе, следуешь по стопам Милле и Бретона[5]? Опомнись! Я слишком высоко ценю искусство, чтобы согласиться с таким небрежным отношением к нему.
До свидания, и не сомневайся в моих добрых намерениях.
Всегда твой друг А.Г.А. Ван Раппард”.
Полтора месяца спустя после этого письма и своего короткого ответа, Ван Гог вновь написал Раппарду. И выразил свою глубокую обиду: “…Как ты можешь попрекать меня Милле и Бретоном […] И как низко с твоей стороны указывать мне на недостатки фигур. Низко и оскорбительно. Ведь мы знакомы уже не первый год, и ты знаешь, как много времени и труда я потратил, рисуя людей за работой […] И я утверждаю, что корректное в академическом смысле изображение моделей мало соответствует потребностям современного искусства…”. Оскорблённый Винсент рассматривал теперь свою прежнюю и такую важную для него дружбу с Раппардом в чёрном цвете: “Ты был плохим другом… Ни с кем у меня не было такой сухой дружбы…”. В то же время он завершил письмо словами: “Скажу тебе как художник художнику. Если захочешь приехать ко мне работать, то приезжай. И всё будет как прежде…”.
Попытка посредничества. Воспоминания Виллема Венкебаха
Что думал Раппард, остаётся неизвестным. Но наверняка тоже переживал, поскольку послал к Ван Гогу посредника: своего хорошего знакомого, художника Виллема Венкебаха[6]. Тот посетил Винсента 16 июля 1885 года и позже написал об этом воспоминания.
«Мой друг Раппард был чрезвычайно удручён из-за серьёзной ссоры с Ван Гогом. Он попросил меня поехать к нему и поговорить с ним, надеясь восстановить их дружбу. Вот я и отправился в Нюэнен, где Ван Гог тогда жил. Эту поездку я запомнил навсегда, до мельчайших деталей. Я бы назвал её самым значительным событием моей жизни.
Винсент проживал в доме, стоявшем на земельном участке пономаря католической церкви. Когда я вошёл, то сразу обратил внимание на его характерные экспрессивные рисунки, развешанные по стенам. И ещё на гигантский беспорядок в первой и довольно просторной комнате. Она была заполнена различными вещами и предметами. Я увидел птичьи гнёзда и яйца, теснившиеся на многочисленных столах. И ещё башмаки, старые кепки и дамские шляпки — большей частью грязные и поношенные. А также старые стулья без сидений с поломанными ножками. В одном углу лежали вперемежку различного рода инструменты. В задней маленькой комнатке стоял натюрморт. ‘Слишком тесное помещение для ателье,’ — подумал я.
Винсент был рад познакомиться со мной. Мы пожали друг другу руки, он показал мне свои работы и увлеченно поведал о планах на будущее. Поделился тем, как трудно найти модели, уговорить крестьян позировать. Говорил он об этом очень резко и недовольно, что меня несколько удивило — ведь речь шла о людях, среди которых он жил. Между тем он горячился всё больше, ругая местных обитателей на чём свет стоит[7]. В гневе наносил удары по натюрморту, из-за чего несколько полотен упали на пол. Я бросился подбирать их, и тогда Винсент заметил золотые запонки на моих манжетах. Его взгляд тут же наполнился презрением, и он возмущённо сказал: ‘Не терплю людей, которые носят такие шикарные штучки!’. Это преувеличенное, грубое и обидное замечание привело меня в немалое замешательство. Я однако никак не выдал себя и продолжал вести себя так, словно ничего особенного не услышал. Впрочем, Винсент и сам, казалось бы, мгновенно забыл о своём негодовании и любезно предложил мне прогуляться.
Во время этой прогулки я узнал другие его стороны: возвышенный дух и обострённую наблюдательность художника: он замечал все окружающие нас цвета, чувствовал малейшее движение воздуха. Во всём он видел красоту: в засеянных полях, в солнечном свете, в ветвистых деревьях, в плывущих облаках и крестьянских хижинах. Ничто не ускользало от его пытливого взгляда: он замечал малейшие тонкости света и тени как в поле, так и на стенах домов. Я постепенно осознавал, что встретил удивительного художника!
Я не забывал о цели моего визита и решил, что именно сейчас будет уместно заговорить об этом. Винсент, казалось, прочитал мои мысли: он рассказал, что часто совершал длительные прогулки с Раппардом, и что очень сожалеет об их разногласии. Тогда я сказал: ‘Антон вовсе не хотел Вас обидеть, он просто без обиняков, по-дружески высказал своё мнение. И он просит простить его’. ‘Разумеется, — ответил Винсент, но при условии, что он возьмёт свои слова обратно’. Больше мы к этой теме не возвращались.
[…]
В этот же день мы ужинали в Эйндховене, у друзей Ван Гога, и во время трапезы разговор зашёл о художнике Альфонсе Стенгелине, с которым я познакомился в Дренте. Я рассказал, что тот не очень ладил с крестьянами. И тут, к немалому всеобщему испугу, Винсент буквально взорвался. Он бросил вилку на пол, крепко выругал крестьян, пожелав им всевозможных бед, и покинул дом. Я чрезвычайно растерялся, но хозяин дома — очевидно, привычный к подобным вспышкам — хранил полное спокойствие. ‘Не волнуйтесь, — сказал он, — с ним всё в порядке, скоро он снова объявится, как ни в чём не бывало’.
Так и случилось. Когда я прибыл на вокзал, откуда намеревался уехать обратно в Утрехт, то увидел Ван Гога. Тот пришёл попрощаться со мной. ‘Надеюсь, Вы скоро приедете снова,’ — сказал он. И помахал рукой, когда поезд тронулся».
Так Виллем Венкебах описал свою поездку в Нюэнен, которую предпринял, чтобы уладить ссору между Ван Гогом и Раппардом.
Раппард был прав?
Ван Гог отправил бывшему другу ещё шесть писем, в которых неоднократно возвращался к предмету их ссоры. Обида и гнев в нём были ещё сильны, что в частности видно из следующего фрагмента: “Ты ещё утверждаешь, что мне необходим наставник, чтобы направлять мои мысли в нужное русло? Думаешь, я сам на это не способен? И уж точно я не нуждаюсь в твоих поучениях и назиданиях!”
Однако Винсент не всегда был так категоричен. В своих письмах он явно пытался восстановить былые доверие и понимание. Как и прежде рассказывал о своих планах, посылал рисунки, делился впечатлениями о произведениях коллег. И давал советы Раппарду по поводу его наброска к будущей картине, выражаясь при этом деликатно и доброжелательно.
В письме, написанном в сентябре 1885 года, он подробно разъяснял Раппарду, из чего исходил при выборе цветов и сочетания света и тени для “Едоков картофеля”. И далее писал:
“Согласен, что в той литографии, как и в других моих работах, есть недостатки. Но своим творчеством я ясно даю понять, что несправедливы те люди, которые при оценке картины не видят в ней единого целого и судят однобоко. И ещё не принимают во внимание её задачи, в данном случае: изобразить крестьян в их повседневном окружении. Ты считаешь мою композицию крайне слабой, ты долго и подробно разбираешь её недостатки, превышающие по твоим понятиям её достоинства. Так ты судишь о моей работе, а значит и о моей персоне, что я решительно не принимаю!”
После этого резкого заявления Винсент перешёл на другие темы, а потом вновь затронул наболевший вопрос, но уже совсем в другом тоне: “Говорю искренне: я хотел бы остаться друзьями, поскольку вижу твои стремления и высоко ценю их”. Это было предпоследнее письмо Ван Гога. А последнее, отправленное в тот же месяц, он посвятил исключительно профессиональным вопросам.
Нам неизвестно, что отвечал Раппард. Похоже, что он не отказался от своей первоначальной беспощадной критики. Но кто знает: может, и отказался. Тем не менее примирение не состоялось: встречам и переписке двух художников пришёл конец. Их дружба перетерпела слишком серьёзное испытание и уже не подлежала восстановлению.
После смерти Ван Гога в июле 1990 года[8] Раппард писал его матери: “Хотя мы с Винсентом в последние годы не общались из-за недоразумения, о котором я глубоко сожалею, я всегда думал и думаю о нём как о близким друге”. Антон Ван Раппард пережил Винсента ненадолго, он умер 21 марта 1892 года в возрасте 33 лет.
Нидерландский историк и писатель Мартен Ван Россем сказал недавно:
“Должен признать, что в своём нелестном отзыве о “Едоках картофеля” Раппард был прав. С академической точки зрения это и в самом деле небрежная работа. Но разве смог бы сам Раппард так пронзительно изобразить беспросветность существования бедных крестьян? Как художник, он сейчас почти забыт. Его имя сохранилось в истории лишь благодаря переписке с Ван Гогом и ссоры с ним из-за его первого шедевра”.
Литература
-
VanGoghsintimi: vrienden, familie, modellen, Wbooks, ’s-Hertogenbosch, 2019 BrievenvanVincentvanGoghaan Anthon G.A. Ridder v. Rappard 1881-1885, N.V. Wereldbibliotheek, Amsterdam, 1937 De Brieven Van Vincent Van Gogh, Bakker, Amsterdam, 2003 Johan P. Nater “Vincent van Gogh. Een biografie”, Ad Donker, Rotterdam, 1998 Vincent van Gogh. Ooggetuigen van zijn lange weg naar wereldroem, Singel Uitgeverijen, Amsterdam, 2013
Примечания
[1] Жан-Франсуа́ Милле́ (Jean-François Millet, 1814-1875) — французский художник, один из основателей барбизонской школы.
[2] Оригиналы писем Ван Гога к Ван Раппарду хранятся в музее Винсента Ван Гога в Амстердаме.
[3] Картина голландского жанрового живописца Йосефа Исраэлса (Jozef Israëls, 1824-1911) находится в музее Винсента Ван Гога в Амстердаме. Картина называется “Крестьянская семья за трапезой“ (на нидерландском: “Boerengezin aan de maaltijd“)
[4] Адрин Обреен (Adrien Louis Herman Obreen, 1845-1915) — нидерландский журналист, основатель популярной газеты Telegraaf.
[5] Жюль Адольф Эме Луи Бретон (Jules Adolphe Aimé Louis Breton 1827-1906) — французский художник, жанрист и пейзажист, представитель реализма.
[6] Людвиг Виллем Реймент Венкебах (Ludwig Willem Reymert Wenckebach, 1860-1937) — голландский художник, иллюстратор и график.
[7] Возможно, Ван Гог злился на местных жителей из-за распространявшихся в деревне ложных слухов о том, что незамужняя дочь крестьян Де Гроот (позировавших ему для «Едоков картофеля») беременна от него.
[8] 27 июля 1990 года Ван Гог совершил самоубийство, выстрелив из пистолета в область сердца. Он умер 29 часов спустя, ночью 29 июля. Есть и (мало достоверные) версии о том, что художник был убит.
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2020/nomer8_9/mogilevskaja/
