***
Не пойду я, братцы, по миру,
До тех пор, пока одна
Колокольня Князь-Владимира
Из окошка мне видна.
Пока тихая Пушкарская
Мне дождями ворожит,
Пешеход, по лужам шаркая,
От инфаркта убежит.
И, хранимый Петроградскою
Непарадной стороной,
Обрисует белой краскою
Посеревший профиль свой.
***
Завод «Вулкан». Кольцо трамвая.
Забор кирпичный. Двор глухой.
Здесь улица, как неживая,
И чахлый сквер, как неживой.
Задворки города. Репейник.
Лопух. Бездомная трава.
Ромашки не фармакопейной
Отягощённая глава.
Вот остов эллинга гребного.
Бетонный, в ржавчинах, откос.
Устои моста Колтовского,
Река, знакомая до слёз.
Здесь небо пасмурно и мглисто,
Туман безрадостен и сер.
Здесь делать нечего туристу
Аборигенам не в пример.
Но мне такое неустройство
Родного, в рытвинах, лица
Дороже праздного геройства
Себя забывшего дворца.
Ведь эта, сирая до дрожи
Земля, не ждущая наград,
Зовётся тоже, тоже, тоже
Забытым словом — Ленинград
***
Чугунная решётка.
Свинцовая вода.
Вот зелени щепотка:
Её кладём — сюда.
Вот в серых тучах — небо.
Твой зонт над головой.
Подробностей не требуй,
Не будет ни одной.
Рисую я ненастье,
Дождливый город наш.
Подписываю: «Счастье»
Сей пасмурный пейзаж.
***
Висела туча, как медуза,
И дождь косой на крыши падал.
Моя простуженная муза
Приехала из Ленинграда.
Её за худенькие плечи
Я обнял, зонтик раскрывая.
Она сказала: «Время лечит,
Но до конца не убивает».
Она сказала: «Не бывает
Напрасных и случайных строчек…»
И вздрогнул поезд, остывая
От долгой гонки среди ночи.
***
Мы мир соорудили из преград,
В нём только многоточия понятны…
Из Петербурга еду в Ленинград
И возвращаюсь поездом обратно.
И две мои души летят за мной,
Относит ветер жалобные крики…
Две чайки, две бесспорные улики
Любви небесной и вражды земной.
Борьба разнонаправленных стихий,
К гармонии напрасное стремленье…
И лишь в молчанье чудится спасенье,
И мочи нет дописывать стихи.
***
Мой город — мой брат, мой отец, мой ребёнок!
Ты мне улыбнулся сегодня спросонок,
Когда я, сойдя на перрон
Такого родного для сердца вокзала,
Подумал: тебя-то мне и не хватало,
Мой скучный, мой правильный Тон.
Ты славно служил, архитектор придворный,
И мелочной воле монарха покорный,
Ты строгие грани чертил.
Твой царь-лицедей был в душе инженером,
И хоть был обучен изящным манерам,
Но прочность превыше ценил.
Мы скажем обоим спасибо за это,
Когда в моросящем тумане рассвета
Уроним дорогу с плеча.
Ведь если б не труд архитектора Тона,
Какой бы кошмар из стекла и бетона
Нас мог бы здесь нынче встречать!
***
Не пугайся, то всхлипнула старая дверь,
Не пугайся, ведь ночь за окном так бела!
И не смерть у меня за спиной, нет, не смерть —
Два крыла у меня за спиной, два крыла.
Я хранитель твоих безутешных утрат,
Виночерпий твоих участившихся тризн…
И не смерть у меня за спиной, бедный брат —
Твоя жизнь у меня за спиной, твоя жизнь.
Не пугайся, что пламя чадит и дрожит, —
Свои окна в жемчужное небо открой!
Ты доверься мне, только покрепче держись!
Полетаем с тобой до утра над Невой.
Чтоб потом, возвратившись в себя без потерь,
Понял ты, что не так уж печальны дела,
Что не смерть у тебя за спиной, нет, не смерть —
Два крыла у тебя за спиной, два крыла.
Медному всаднику
Змея раздавлена. Кто гадину пришиб?
Кто на дыбы коня уздою вздёрнул?
Чью бронзу снег январский порошит?
Кого забыть не можем и сегодня?
Ужель Петра, который полстраны
Заставил лечь в угрюмые болота?
Чтоб позабыть преданья старины,
Чтоб к новой жизни родилась охота?
Насильно осчастливить никого
И никому ещё не удавалось.
И снег летит на голову его
И тихо шепчет: жалость, жалость, жалость.
***
Корпуса на Морском и на узком проспекте Динамо
Посносили давно. И зачем им, убогим, стоять?
Просто жизнь подлинней оказалась, и, знамо,
Попрочнее, чем их довоенная, хрупкая стать.
Жалко? Может и жалко, а может — не слишком:
Время мчится вперёд, нам его нипочём не догнать.
А ему не до дел наших важных, не до наших неважных делишек,
На его безразличие нам бесполезно пенять.
Хорошо, — здесь хоть что-то осталось, чтоб памятью нашей
Неподробной мы могли зацепиться за утлое наше житьё.
Видишь, кто-то знакомый в окошке снесённого дома нам машет?
Патефон хрипловатый нам старую песню поёт?
***
Где волны балтийские мерно
Качают тяжёлый бушприт,
Где узкая тень Крузенштерна
Ложится на мокрый гранит,
Где солнце, пройдя сквозь преграды
Отточенных шпилей и туч,
Кидает в лицо Петрограду
Последний безжалостный луч, —
Там ночь, просквозив под мостами,
Их руки воздев к небесам,
Негромко стуча дизелями,
Кружится по старым следам.
Так время крадётся за нами!
И, не опуская лица,
Незрячими смотрят глазами
Сиротские стены дворца.
***
Где лязг Адмиралтейского завода
Фонтанку отделяет от Невы,
Тобой, овеществлённая природа,
Наполнено дыхание главы.
Здесь Город не параден и не бросок —
Видны черты усталого лица…
Он словно углем сделанный набросок,
Забытый в папке старого творца.
Но даже здесь, под этим серым, куцым,
Недобрым небом на краю земли,
Он спит, не помня войн и революций,
Но и во сне всё строит корабли.
Отцу
Я на Каменном острове. Лето.
Тихо плещется Невка у ног.
И звучит в отдалении где-то
Духовой басовитый вальсок.
Это в парке оркестр играет,
Он в военную форму одет.
Незабытая музыка рая,
Детских лет недвусмысленный свет.
Я у неба пока под охраной,
В сердце музыка плавно кружит,
И былая сиротская рана
Зажила. Но ещё заболит.
***
Лёне Коновалову
На карте отчёркнут он сереньким карандашом,
Гулять вдоль него не положено, глупо, нелепо.
Конечно, красот никаких не найдёшь и притом,
Стоячей своею водой он мне кажется склепом.
Обводный канал, вдоль домов твоих время летит,
Следы оставляя на старых, натруженных стенах.
И кровь революций, и корочка хлеба в горсти —
За всё ты платил ленинградскую страшную цену.
И в дни наводнений, пытаясь беду отвести,
Ты переполнялся по самое горло несчастьем,
Спасибо, Обводный, и нас, если можешь, прости,
Что мы в суете о тебе вспоминаем не часто.
***
Боре Лифляндчику
Листья шуршат. Асфальт.
Колокол — звон шагов.
Ветра могучий альт —
Песня богинь, богов.
Это же Летний сад,
Всех твоих дней причал.
Разве ты не узнал?
Разве ему не рад?
Осень пройдёт. Придёт
Нет, не зима — весна.
Нас она не найдёт —
Выпито всё до дна.
Так что шурши, шурши,
Звоном озвучь шаги.
Не обижай души —
Разве вы с ней враги?
***
Среди колонн Казанского собора,
Как среди сосен царственного бора,
Орган прохладной осени поёт.
А в двух шагах неугомонный Невский,
И тишиною поделиться не с кем:
Шумит, гремит людской водоворот.
Открою томик в синем переплёте —
Кого певцом сегодня вы зовёте?
Кого возносит торопливый суд?
Читать стихи не то же ль, что молиться?
И та молитва будет длиться, длиться,
Пока вперёд ногами не снесут.
И я молюсь своим и чужими,
Не повторяя всуе Бога имя,
А лишь неповторимое — твоё.
И глубина Казанской колоннады —
Моя защита и моя ограда,
Последнее прибежище моё.
Труба
Гул толпы стихает, переходит
В плавную гармонию молчанья.
Кто в подземном плачет переходе,
Крылышки развесив за плечами?
Это городской чумазый ангел
Флейту неумелую терзает.
Он, видать, пока ещё в неважном ранге,
Чем ещё помочь, не понимает.
А над головой грохочет Невский…
Перестань! Зачем ты так? Довольно…
Жизнь и так мне кажется довеском,
Мне расстаться с ней совсем не больно.
Больно только слушать эти звуки,
Странную испытывая жалость…
Крылья — это всё-таки не руки,
Им иная свойственна усталость.
Стихло всё в подземном переходе.
Никого. Лишь ветер за плечами.
Гул души стихает, переходит
В строгую гармонию молчанья.
Сфинксы
1.
Устали гранитные лапы,
Их путь сквозь века далёк.
И левый смотрит на запад,
А правый глядит на восток.
Острее суровой стали
Точёный пролёт моста,
Глаза их полны печали
И сомкнуты их уста.
Свои огневые воды
Уносит в закат Нева,
И тем, кто хочет свободы
Совсем не нужны слова.
2.
Из жарких Фив в балтийский неуют…
Снега, дожди секут, грохочет колоннада.
Свинцовая Нева не ослабляет пут
И солнце точит луч о шпили Петрограда.
Их каменным сердцам нет дела до людей,
Хоть вековая грусть в их сущности разлита:
Трагедия земли, трагедия идей,
Неспешных этих вод и древнего гранита
***
У башен Чернышова моста
С его чугунными цепями,
Я понимаю — всё непросто
И с этим городом, и с нами.
Едва ползёт вода Фонтанки,
Бензина радужны разводы,
И мы с тобою, как подранки,
Бредём сквозь прожитые годы.
Слова и транспаранты лживы,
И глупо верить в миражи…
Но Город, это знавший, жив,
И мы с тобой как будто живы.
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2020/nomer8_9/kukulevich/
