(Авдотья Лопухина – жена Петра Великого)
Известна картина Г. Седова, изображающая выбор царем Алексеем Михайловичем Тишайшим супруги. Перед ним – шесть девушек. Это значит, что все предварительные этапы поиска и отбора из множества кандидаток подошли к концу. Осталось последнее слово. Оно за царем. Вот сейчас он укажет на одну из этих шести...
Не так было с Петром I-ым. В марте 1669 г. при очередных родах скончалась царица Мария Ильинична Милославская. Царю Алексею Михайловичу исполнилось тогда 42 года. Ему предстоял выбор новой супруги . В январе 1671-го г. выбрана была 19-летняя красавица Наталья Кирилловна из рода Нарышкиных. Усадьба отца Натальи Кирилловны Нарышкиной находилась в Москве, в районе нынешней Солянки. По свидетельству одного из современников, Наталья Кирилловна была женщиной доброго темперамента, доброжелательного, «токмо не была ни прилежная и не искусная в делах и ума легкого»... Впрочем, есть и другие мнения, как положительные, так и отрицательные, большей частью определявшиеся политичееским источником, из которого они исходили. Продвигаться «к трону» Нарышкины, как и ранее Милославские, стали после женитьбы Алексея Михайловича на Наталье. И все же они поначалу уступали Милославским в политическх делах и придворных интригах. Царь Алексей Михайлович своей властью еще как-то сдерживал противостоящие, ненавидившие друг друга кланы Милославских и Нарышкиных. Но вступившему после его смерти (1676 г.) на престол старшему сыну (от Марии Милославской) 14-летнему и нездоровому Федору Алексеевичу такая задача была явно не под силу. От царского двора Федору пришлось удалить и подвергнуть гонениям многих влиятельных Нарышкиных.
Смерть царя Федора Алексеевича (1682 г.) привела к новой вспышке в длительной схватке Милославских и Нарышкиных. Повод нашелся, и весьма существенный. Царь Федор не оставил после себя наследника. Преемниками могли стать двое сыновей Алексея Михайловича: младший брат Федора – Иван Алексеевич (как и Федор, сын Марии Милославской) и Петр Алексеевич (сын Натальи Нарышкиной). После смерти отца - царя Алексея Михайловича - Петру было три года. Философ (и астролог) Симеон Полоцкий, пользовавшейся большим благоволением царя Алексея Михайловича, еще до его рождения уверял, будто он-де узрел на небе, возле планеты Марс, яркую звезду и толковал это как предстоящее появление на Руси великого государя.
Стрельцы потребовали объявить царями двоих – Ивана (Иван 5-й) и Петра1-ого, а поскольку оба еще не вошли «в лета», правительницей становилась Софья. Болезненный Иван опасности для Софьи не представлял. А вот набиравший силу «нарышкинский сынок» становился для нее все большей и большей угрозой. Ясно было, что он еще покажет характер. Со своей стороны, Софья внушала большое политическое опасение Наталье Кирилловне: опираясь на своих сторонников, особенно из стрелецкого войска, не устранит ли та со своего пути ее любимого сына Петрушу?
По тем временам, мужчина считался взрослым и самостоятельным, будучи женатым. Наталья Кирилловна рассчитала, что если 17-летний Петр женится, это поможет содействовать его освобождению от софьиной опеки и ускорит его неограниченное правление. Для этого, однако, рассчитывала Наталья Кирилловна, надобно, чтобы сын побольше бывал дома, по крайней мере умерив свое ничем не обузданное стремлению к знакомству с людьми, главным образом иностранцами, которые могли удовлетворить его любопытство к тому, что еще неведомо было в России. Особенно корабли, их строительство и все, что нужно для этого, - буквально жгло душу молодого Петра. Нашли старые ботики, отремонтировали, попробовали плавать по Яузе и в Измайловском пруду. Не пошло дело. Ботики утыкались в берега: «узка вода». Надо было перебираться на большое Переяславское озеро...
Невесту для Петра выбирала лично Наталья Кирилловна. Выбор пал на 19-летнюю Прасковью – дочь бывшего стрелецкого головы, затем стольника и окольничьего (второй после боярина думный чин) царя Алексея Михайловича Иллариона Абрамовича Лопухина. И не только из-за ее особых стати и красоты. Род Лопухиных, хотя и не был захудалым, но большим влиянием не пользовался. Больше того, Лопухиных многие не любили, считали скупыми, злыми, «ябедными». Но расчет Натальи Кирилловны, по-видимому, делался на то, что, породнившись с царем, Лопухины станут верной опорой ее Петра и вообще Нарышкиных. К тому же Илларион Лопухин раньше служил в стрелецком войске, а стрельцы в массе поддерживали Софью, и иметь среди них своего верного человека – было прямым смыслом.
По обычаю, чтобы порча не коснулась новой царской родни, Иллариона переименовали в Федора, а невеста из Прасковьи стала Евдокией, Дуней, Дуняшей. Это имя казалось благозвучней для царицы. Венчание состоялось 27 января 1689 г. Жениху было 17 лет, невесте – на 2 года больше. Сохранившиеся отрывочные воспоминания о молодой царице разнятся. Есть сведения, согласно которым она была замкнута, малоразвита, молчалива, но в то же время честолюбива. По другим данным, Евдокия была не только очень хороша собой, но отнюдь не глупа, вполне самостоятельна.
Как свидетельствуют современники, приблизительно около года любовь между Петром и супругою его была «изрядная», но потом пресеклась .К тому же и царица Наталья Кирилловна невестку свою невлюбила. Чем это объяснить, со всей определенностью сказать трудно. Возможно, Наталю Кирилловну некоторое постигло разочарование .Она надеялась, что молодая жена сумеет накрепко привязать мужа к дому. Но вскоре стало известно, что часто посещавший Немецкую слободу (Кукуй) молодой Петр через своего приятеля Ф. Лефорта познакомился с местной красавицей Анной Монс, и она стала его любовницей. Впрочем, надо полагать, что не это внушало особую заботу Наталье Кирилловне. Главную роль играли политические расчеты. Венчание Петра и Евдокии состоялось в январе, а в апреле Петр уже находился на «большой воде», на Переяславском озере. Матери писал: - Сынишка твой, в работе пребывающий, Петрушка, благословения прошу, и о твоем здравии слышать желаю, а у нас молитвами твоими здорово все... Суды все, кроме большого корабля, в отделе, только за канатами станет, и о том милости прошу, чтобы те канаты по семисот сажен из Пушкарского приказу, не мешкав, присланы были. А за нами дело не станет, и житье наше продолжается. По сем паки благословения прошу.
Получая такие письма, Наталья Кирилловна могла думать, что сын по молодости лет недооценивает интриги Софьи и ему следовало быть поближе к дому на случай возможных попыток переворотов.
Напрасно и Евдокия взывала к Петру, позднее находившемуся в Архангельске: - Здравствуй, свет мой, на множество лет. Просим милости, пожалуй государь, буди к нам, не замешкав. А я при милости матушкиной жива. Женишка твоя Дунька челом бьет...
И в другом письме, уже после смерти Натальи Кирилловны: - Здравствуй, свет мой, на многие лета. Пожалуйста, мой батюшка, не презри, свет, моего прошения: отпиши, батюшка мой свет, чтоб мне, слыша о твоем здоровье, радоваться. А сестра твоя царевна Наталья Алексеевна в добром здравии. А про нас, изволишь милости своей памятоствовать, и я с Алешенькой жива. Женка твоя Дунька.
«Женишке Дуньке» Петр, однако, не отвечал. Писем Петра к ней, во всяком случае, не сохранилось. «Женка Дунька», конечно, была в курсе дела о существовании, как она ее презрительно называла, «Монсихи». Но что она могла поделать? Прельстить Петра обволакивающей стариной она была не в силах. И знала, что ее царственный муж уже не один год близок с этой немецкой «Монсихой».
Конец 80-х годов можно, пожалуй, считать датой развязки борьбы Милославских и Нарышкиных. Это время стало совершеннолетием Петра и Ивана. Царский «тандем» больше не нуждался в Софье как правительнице. Срок ее регентcтва истекал. Однако властолюбие не покидало Софью. Своего однородного брата Ивана-5-го она, как и раньше, серьезным противником не считала: он давно уже фактически не царствовал, а лишь представительствовал. Но Петр (она хорошо это знала) никаких правительниц близ себя не потерпит. В Кремле - резиденции Софьи и Преображенском дворце, где жил Петр, отчетливо понимали: их столкновение неизбежно. Оно произошло весной-летом 1698-го г., когда Петр под именем бомбардира Петра Михайлова в составе «Великого посольства» находился заграницей. Тут он знакомился с европейской жизнью, обучался различному мастерству и ремеслам, особенно кораблестроению, вел дипломатические переговоры. Но не забывал и о «Дуньке». Мысль о том, чтобы расстаться с ней навсегда, крепла в его душе. Он все глубже понимал, что для него, всей своей неудержимой волей устремленному вперед, «Дуняша» навсегда останется тормозом старины. Верным людям было поручено «тонкое дело»: уговорить, убедить Евдокию уйти в монастырь. «Сделайте для Бога», - писал Петр доверенным лицам. Ему отвечали, что она всячески упрямится, страшась худшего будущего.
Петр вернулся в Москву 25 августа 1698-го г. Сразу же он посетил не законную супругу, а свою фаворитку Анну Монс. Побывал в Преображенском и лишь 28-го августа встретился с Евдокией. Между ними состоялся долгий разговор. Убедить жену постричься в монахини по доброй воле Петру, видимо, не удалось. Какие меры были применены в дальнейшем - неизвестно. Но через 3 недели простая карета увозила бывшую русскую царицу Евдокию Федоровну из Москвы. Путь лежал в Суздальский монастырь. Там, в келье монастыря, она отныне должна была жить под именем инокини Елены.
Первые годы после заточения Евдокии в монастыре, Петр редко вспоминал о ней. Заставила вспомнить жизнь, причем с самой неожиданной стороны. Когда подрос сын Алексей, Петр стал было приобщать его к делам своим, ради коих, как он говорил, «не жалел живота своего»: преобразованию России. Но уже скоро выяснилось: сын почти ничего не унаследовал из отцовских качеств и отцовских реформаторских идей. С горечью Петр писал Алексею: - Всем известно есть, паче ненавидишь дел моих, которые я для людей народа своего, не жалея здоровья, делаю. И, конечно, по мне, разорителем оных будешь.
Он предлагал сыну: либо «отменить свой нрав», либо уйти в монахи. Алексей заявлял, что выбирает монашество, но сам, также по советам своего окружения, особенно бывшего адмиралтейского интенданта А. Кикина, осенью 1716-го тайно бежал в Вену. Там он рассчитывал найти защиту и поддержку австрийского императора Карла 6-го, на сестре жены которого – Шарлотте - женился еще в 1711-ом (вскоре она умерла при рождении сына и царевич сошелся с крепостной девицей Ефросиньей). В Вене он пробыл недолго. Оттуда его секретно переправили в Неаполь. Не исключено, что Запад рассматривал Алексея как фигуру, противостоящую петровской модернизации России. Скрыть следы Алексею, однако, не удалось. Петр потребовал у австрийцев выдачи сына, а ему обещал прощение в случае раскаяния и честных признаний его намерений. Царевич решился вернуться «на милость батюшки». Это было в начале 1718-го г. Петр сразу же лишил сына права наследовать престол. Уже в самом начале розыска дела о бегстве за границу Алексей стал показывать на других, якобы вынуждавших его к этому бегству и настраивавших против деяний отца. После пыток всех им названных казнили (Кикина колесовали).
Алексей на допросах подтверждал, что и он жаждал смерти отца, когда тот тяжко болел, замышлял в России всеобщее восстание, а если бы царь попытался ликвидировать его сторонников, не остановился бы ни перед чем. Он показывал, будто намеревался двинуться в Россию с австрийскими войсками, а также устанавливал связи со шведским королем Карлом 12-ым и т.п. Все эти поразительные признания на очных ставках подтверждала искренне любимая царевичем «девка» Ефросинья, которую даже не пытали. Высказывается мнение, что ее могли, так сказать, «заагентурить», подкупив с целью содействия возвращения царевича. Так или нет, но это была та самая Ефросинья, которой несчастный царевич, видимо, от всего сердца писал: - Слава Богу, что от наследства отлучили, понеже останемся в покое с тобою. Дай Бог благополучно пожить с тобою в деревне, понеже мы с тобой ничего не желаем только, чтобы жить в Рождественке. Сама ты знаешь, что мне ничего не хочется, только бы с тобой до смерти жить.
Конечно, признания царевича Алексея во многом были следствием дикого страха и пыток, если вообще не в состоянии психического расстройства. Его мозг мог быть потрясен грозным предупреждением отца: «А ежели что утаено будет, то лишишься живота своего». Суд, составленный из высших светских и духовных чинов, приговорил Алексея к смертной казни. Но казнь не состоялась. 26-го июня 1718-го г. царевича нашли мертвым в Петропавловской крепости...
А время шло. Началась ставшая длительной Северная война со Швецией. В 1702 г. Петр сблизился с некой Мартой Скавронской, служившей в Мариенбурге у местного пастора Глюка. После взятия города русскими солдатами, по рассказам современников, она стала пленницей офицера, фельдмаршала П. Шереметева, затем «полудержавного властелина» А. Меншикова и, наконец, самого царя.[1] Ее характер удивительным образом воздействовал на вспыльчивую и суровую натуру Петра. Никто лучше и быстрее ее не мог успокоить, умиротворить царя. В 1706 г. Марта Скавронская приняла православие под именем Екатерины, а еще через 6 лет Петр официально бракосочетался с ней (в 1724 г. она была коронована как императрица Екатерина). Только в сказках такое случается...
Казалось, о бывшей «женишке Дуньке» забыто навсегда. Но в 1717-м г., в ходе допросов царевича Алексея и его подельников, выяснились такие факты, которые к «делу царевича Алексея» добавили так называемое «Суздальское дело». В центре его оказалась мать Алексея, бывшая царица Евдокия, теперь инокиня Елена.
В Суздаль был направлен доверенный Петру офицер, капитан-поручик Г. Скорняков-Писарев с предписанием произвести обыски, дознания, аресты и доставить все в Петербург. Выяснилось, что по прибытии в монастырь Евдокия недолго носила монашескую одежду, сняла ее и жила как мирянка. И дело не ограничилось только одеждой и другими чертами быта. Евдокия всегда с неодобрением относилась к поведению и деятельности Петра, отвергавшего старинные обычаи жизни. Связь мужа с «немкой Монсихой» сыграла в этом, конечно, немалую роль. И тут, в монастыре, и за его стенами нашлось немало людей, жалевших бывшую царицу и так же, как она, отвергавших нововведения Петра, которые безжалостно ломали вековой уклад русской жизни. Некоторые из этих людей - духовных и мирских - поддерживали с ней письменную связь, ободряли, уверяя, что все еще может перемениться. Так, ростовский епископ Досифей предсказывал, будто царь откажется от своих «антихристовых действий», вернется к прежнему и снова призовет бывшую жену в царицы. А брат Евдокии - Абрам Лопухин, возможно, на нетрезвую голову даже пророчил сестре или ее сыну царскую корону. Многие верили в это и старались держаться к инокине Елене поближе. Некоторые письма попали в руки Скорнякова-Писарева. Среди них - переписка Елены и некого майора Степана Глебова, свидетельствовавшая о том, что еще с 1709 или 1710 г. они «жили в блуде».
По имеющимся данным, родительские дворы Степана Глебова и тогда еще (до выхода замуж за Петра) Прасковьи Лопухиной находились рядом (на Солянке), и не исключено, что молодые люди тогда знали друг друга. В 1709 г. Степан Глебов был уже в офицерском чине и прибыл в Суздаль по делам рекрутского набора. Ему исполнилось 37 лет, он был женат (жена тяжело болела) и имел детей. Евдокия перешагнула за сорокалетие. Ввел Глебова к Евдокии ее духовник Ф. Пустынный. Скорее всего, по ее просьбе, что могло подтвердить их давнее знакомство. В письмах, написанных Евдокией Глебову, не содержалось и намека на какой-то заговор против Петра или «хулу на него». Все, что в них имелось, - это любовные признания бывшей царицы петровскому офицеру. Даже удивительно, что на такую страсть могла быть способна уже немолодая (особенно по тем временам) женщина, так много страдавшая и пережившая: «Уж нет тебя милее, ей-Богу! - писала она в одном из писем. – Ох, любезный друг мой! За что ты таков для меня мил?.. Носи, сердце мое, мой перстень, меня любя...»
Как знать, может быть, читая такие слова своей бывшей супруги, сказанные другому, судьбу которого он мог решить одним кивком головы, Петр приходил в особый гнев. Ведь инокиня Елена призналась: - Я с ним (Глебовым) блудно жила в то время, как он был у рекрутского набора, и в этом я виновата...
Однако от нее, но прежде всего от Глебова, те, кто вел розыск в Тайной канцелярии, требовали признаний того, что они «изливали безчестные укоризны» царю и «возмущали против его величества народ». Отводя от Евдокии возможные политические обвинения, Глебов признавал только факт ее «блуда» с ним. Нечеловеческие муки принял этот человек. В Преображенском приказе говорили: «кнут - он не Бог, а правду скажет». «Правду» уже в полубессознательном состоянии обычно говорили после 20-го удара кнутом. Больше не били: пытаемые не выдерживали. Глебов получил 34 удара, но не отступил от своих показаний. Невозможно, да и ненужно описывать дальнейшие кошмарные пытки, которые были применены к Глебову. Это не для слабонервных. Он умер, почти 15 часов просидев на колу - пытка, которая не применялась даже в те жестокие времена. Существует предание, будто, умирая, Глебов плюнул в лицо Петру. Так это или нет, но факт остается фактом: через 3 года царь приказал Синоду предать Глебова анафеме как «злолютого закона Божьего преступника».
Казнили и других, «угождавших и утешавших» Евдокию, пророчивших ее возвращение к Петру или, тем более, на царство. Епископ Досифей был колесован, Абраму Лопухину и Федору Пустынному отрубили головы. Многих сослали. Евдокия написала бывшему супругу письмо с мольбой о прощении: - Припадая к ногам вашим, - писала она, - прошу милосердия того моего преступления, чтобы мне безгодною смертию не умереть. А я обещаю попрежнему быть инокою и пребыть в иночестве до своея смерти и буду Бога молить за тебя, Государь.
Приказав выпороть ее кнутом, «за некоторые ее противности и подозрения», Петр все же пощадил бывшую царицу. Она была переведена в Ладожско-Успенский монастырь, где под охраной прожила 7 лет. После смерти Петра, при Екатерине I, ее заточили в Шлиссельбургскую крепость как преступницу, официально называвшуюся «известной особой». Екатерина понимала: эта «особа» имела несравненно больше прав на престол, чем она - бывшая служанка пастора Глюка. С вступлением на престол (в 1727 г.) сына Алексея и внука Петра I юного Петра II страдания Евдокии Лопухиной кончились. Царствующий внук поселил свою бабушку в Новодевичий, а затем в Воскресенский монастырь, положив ей содержание «в 60 тыс. рублев». При сменившей Петра II Анне Ивановне положение Евдокии Лопухиной не изменилось.
Она скончалась в 1731 г., пережив мужа - императора Петра 1-го, его вторую супругу - императрицу Екатерину 1-ую, сына - царевича Алексея и внука - императора Петра 2-го. Она - последняя русская царица и последняя из заточенных в монастырь - была похоронена на Новодевичьем кладбище. Россией правила тогда императрица Анна Иоановна - дочь уже почти забытого царя Ивана 5-го.
Что такое была слабая «женишка Дуняшка» против могучего колосса, царя Всея Руси, Петра Великого? Как писал знаменитый русский историк С. М. Соловьев, «следя за деятельностью Петра, мы не можем ни на минуту забывать, что имеем дело не с государем только, а с начальником нового государства, с вождем дружины, основывающей новое государство, с человеком, проникнутым исключительно одной мыслью, служащим одному началу. Она, да и многие такие, как она, неизбежно должны была пасть перед ним безвинными и виновными жертвами...» (т.14, с.445).
Генрих Зиновьевич Иоффе. Родился в Москве (1928 г.) Был учителем истории в Костромской обл., затем в Москве. Далее работал в Биб-ке им. Ленина, редактором исторической литературы в издательстве «Наука». С 1968 г. – в Институте истории СССР (Отечественной истории) АН СССР (РАН). Доктор исторических наук, профессор. Живет в Канаде (Монреаль).
[1] Связь Петра с Анной Монс продолжалась примерно до встречи с Екатериной. У Монс были найдены любовные письма к саксонскому посланнику. Потрясенный царь засадил фаворитку в тюрьму, откуда она, правда, вышла через 3 года и вскоре вышла замуж за прусского посланника Кайзерлина, а по его смерти за шведского офицера Миллера. Умерла А. Монс в 1714 г. в Немецкой слободе.
От сестры не отставал и брат – Вильям Монс. Будучи камер-юнкером Екатерины I, этот красавчик дал повод для подозрения в том, что состоял с ней в любовных отношениях. В ноябре 1724 г. ему отрубили голову.
