На днях, перечитывая своего любимого писателя С. Моэма, сотрудник негламурного журнала «Экспромт» обратил внимание на такую фразу: «В Бертране Расселе я открыл писателя чрезвычайно для меня ценного; понимать его нетрудно, язык у него хороший. Я читал его с восхищением». Восприняв этот отзыв как руководство к действию и набравшись храбрости, наш друг вступил с Нобелевским лауреатом в мысленный диалог.
Бертран Артур Уильям Рассел (1872—1970): английский философ, логик, социолог, лауреат Нобелевской премии по литературе (1950). Известен своими работами в защиту пацифизма, атеизма, а также либерализма и левых политических течений, внёс неоценимый вклад в математическую логику, историю философии и теорию познания. Менее известны его труды по эстетике, педагогике и социологии. Рассел считается одним из основателей английского неореализма, а также неопозитивизма.
М. – Уважаемый сэр, Вы достигли выдающихся успехов в разных областях науки и литературы, прожив без малого век и до последних лет продолжая писать книги. Как Вам это удалось?
Б. Р. – Чтобы стать долгожителем, нужно тщательно выбирать своих предков.
М. – Это разумно, но обычно выбор невелик. Вы, наверное, унаследовали исключительно крепкое здоровье.
Б. Р. – Диагностика достигла таких успехов, что здоровых людей практически не осталось.
М. – Тем не менее, многие стараются сохранить здоровье, занимаясь спортом, садясь на разные диеты, вплоть до голодания. Но это довольно трудно – кругом столько искушений.
Б. Р. – Не старайся избегать искушений: со временем они сами начнут избегать тебя.
М. – Увы, уже начинают. Если человека покинут искушения, т.е. возможности наслаждений, ему уже не быть счастливым? Или наоборот?
Б. Р. – Для счастья человеку нужны не только разнообразные наслаждения, но также и надежда, дело в жизни и перемены.
М. – Не слишком ли много условий? Похоже, в таком случае, только редкий человек может его обрести.
Б. Р. – Из беседы с ученым мужем я всякий раз делаю вывод, что счастье нам не дано; когда же говорю с садовником, то убеждаюсь в обратном.
М. – Да, прав Экклезиаст: «во многой мудрости много печали; и умножающий познания умножает скорбь».
Б. Р. – Действительно возвышенные умы равнодушны к счастью, особенно к счастью других людей.
М. – Думаете, эта возвышенность ума сопутствует некоторому бессердечию? А, может быть, она просто не дает им забыть об иллюзорности, хрупкости и ненадежности всякого счастья?
Б. Р. – Счастье не перестаёт быть счастьем, когда оно кратко, а мысли и любовь не лишаются своей ценности из-за того, что преходящи.
М. – Вы правы, с интеллектуальными ценностями все ясно, а что дает человеку любовь?
Б. Р. – Любовь – главный способ бегства от одиночества, которое мучит большинство мужчин и женщин в течение почти всей их жизни.
М. – Способ сомнительный, если учесть, что я читал в СМИ о том, как медицина трактует это чувство:
«Всемирная организация здравоохранения признала любовь психическим отклонением. Отныне международный шифр этой болезни F 63.9. Любовь отнесли к психическим отклонениям, к пункту «Расстройство привычек и влечений». Любовь оказалась в одной компании с такими заболеваниями как алкоголизм, игромания, токсикомания, клептомания. По мнению ученых, любовь можно сравнить с обсессивно-компульсивным расстройством. По тому, как человек любит, можно судить о состоянии его психического здоровья. В любви проявляются крайние черты характера, и светлые, и патологические. Наиболее болезненными любовные чувства оказываются для людей с меланхоличным складом натуры, чувствительных и депрессивных. А также для холериков, которые впадают в ярость при малейших проблемах».
Так что, если верить ученым, для многих людей с неустойчивой психикой (а в наше непростое время таких большинство) это способ бегства к еще большему одиночеству, а, возможно, к беде. Ваш современник французский ученый и писатель Жан Ростан писал: «Быть взрослым – значит быть одиноким». Может, лучше не бежать от одиночества, а привыкнуть и получить удовольствие?
Б. Р. – Любви бояться – означает бояться жизни, а кто жизни боится, тот уже на три четверти мертв.
М. – Ну что же, пусть желающие дерзают. Как Вы думаете, любовь всегда права, или есть нормы морали, которые нельзя преступать даже во имя любви?
Б. Р. – Моральные правила не должны мешать инстинктивному счастью.
М. – А если инстинктивное счастье разрушает судьбы других людей?
Б. Р. – Когда детей нет, отношения мужчин и женщин – это их личное дело, не касающееся ни государства, ни соседей.
М. – Разве человека, состоящего в браке, не должно удерживать чувство долга?
Б. Р. – Чувство долга необходимо в работе, но оскорбительно во многих других отношениях. Люди хотят, чтобы их любили, а не переносили с терпеливой покорностью.
М. – Большинство людей считает, что брак следует сохранять любой ценой, а так как «любовь – продукт скоропортящийся», то ее заменяет терпение.
Б. Р. – Учитывая глупость большинства людей, широко распространенная точка зрения будет скорее глупа, чем разумна.
М. – Может быть. Пусть любовь проходит, зато с нами остаются дружеские привязанности.
Б. Р. – Ненавидеть врагов легче и увлекательнее, чем любить друзей.
М. – Вот как? Почему Вы так думаете?
Б. Р. – Не многие могут быть счастливы, не испытывая ненависти к другому человеку, нации, вероисповеданию.
М. – Какой ужас! Неужели людям без ненависти скучно?
Б. Р. – Скука – серьезная проблема для моралиста, ибо со скуки совершается по крайней мере половина всех грехов человечества.
М. – Вот и Шопенгауэр считал, что у людей есть две главные проблемы, мешающие счастью: нужда и скука. Как только человек перестает бороться за выживание и достигает определенного достатка, он начинает томиться от скуки и делать глупости. Хотя, казалось бы, тут-то и жить в свое удовольствие.
Б. Р. – Жить свободно и благородно людям больше всего мешает чрезмерная озабоченность своим имуществом.
М. – Да, чем больше богатство, тем больше страх его потерять. Но даже если у людей есть возможность иметь все необходимое и при этом свободно располагать своим временем, многие совершенно теряются и впадают в депрессию.
Б. Р. – Умение с умом распорядиться досугом есть высшая ступень личной культуры.
М. – Если кто-то на досуге занимается тем, что доставляет ему удовольствие, но не приносит ощутимой пользы: например, рукоделием, стихосложением, рисованием, собиранием различных коллекций и тому подобными увлечениями, можно ли сказать, что он попусту тратит время?
Б. Р. – Время, затраченное на удовольствия, – не потерянное время.
М. – Вы согласны, что человек, живущий скромно и уединенно, проводя время за чтением, размышлением, а, возможно, и творчеством, ближе к счастью, чем люди, постоянно гоняющиеся за успехом?
Б. Р. – Счастливая жизнь должна быть в значительной степени тихой жизнью, ибо истинная радость может существовать лишь в атмосфере тишины.
М. – Но если он ничего не добивался и прожил в безвестности, значит ли, что его жизнь лишена смысла?
Б. Р. – Те, кто живет благородно, хотя и незаметно, могут не бояться, что прожили жизнь впустую.
М. – А может быть, просто лень мешает им добиться чего-то большего: успеха, популярности или денег?
Б. Р. – Побывав в Китае, я расцениваю лень как одно из самых главных достоинств человека. Верно, благодаря энергии, упорству человек может добиться многого, но весь вопрос в том, представляет ли это «многое» хоть какую-то ценность.
М. – Это удивительно! Мне с детства внушали, что лень – ужасный порок, а трудолюбие – высшая добродетель.
Б. Р. – Полезно время от времени ставить знак вопроса на вещах, которые тебе давно представляются несомненными.
М. – Безусловно. Ведь это и значит – мыслить самостоятельно. Почему-то я встречал не так уж много людей, склонных предаваться этому увлекательному занятию.
Б. Р. – Многие люди предпочитают умереть, чем начать думать. Обычно им это удаётся.
М. – А ведь начинать надо с детства. Научить детей думать – казалось бы, главная задача педагогов, но на деле учеников просто нагружают определенным набором сведений, необходимых для сдачи экзаменов. В нашей стране за последние годы была разрушена довольно хорошая система образования, и уровень подготовки школьников катастрофически снизился. Как Вы думаете, почему так происходит?
Б. Р. – Некоторые дети имеют привычку мыслить – одна из целей образования состоит в том, чтобы избавить их от нее. Неудобные вопросы замалчиваются, за них даже наказывают. Коллективные эмоции используются для того, чтобы привить нужные взгляды, особенно националистического толка. Капиталисты, милитаристы и церковники сотрудничают в деле образования, потому что всем им выгодно, чтобы у людей развивалось эмоциональное отношение к действительности, а не критическое мышление.
М. – Вы перечислили тех, кто занимается государственной идеологией.
Б. Р. – Идеология на самом деле одно из орудий образования стада.
М. – Что делать, человек – стадное животное, а невежественными и не рассуждающими людьми легче манипулировать. Для этого и существует пропаганда.
Б. Р. – В каждой стране пропаганда контролируется государством и представляет собой то, что нравится государству. А что нравится государству, так это ваша готовность совершить убийство, когда вам прикажут.
М. – Пожалуйста, объясните поподробнее.
Б. Р. – Вместо того, чтобы убивать своего соседа, пусть даже глубоко ненавистного, следует с помощью пропаганды, перенести ненависть к нему на ненависть к какой-нибудь соседней державе – и тогда ваши преступные побуждения, как по волшебству, превратятся в героизм патриота.
М. – Разве патриотизм не является лучшим качеством гражданина?
Б. Р. – Патриотизм – готовность убивать и быть убитым ради заурядных причин.
М. – Не могу согласиться. Разве не патриотизм и сознание своей правоты принесли нам заслуженную победу в последней мировой войне?
Б. Р. – В войне побеждает не тот, кто прав, а тот, кто остался в живых.
М. – Ваше отвращение к войнам известно, Вы активно участвовали в движении борцов за мир. К несчастью, люди продолжаются воевать и сегодня, в ХХI веке.
Б. Р. – Если бы мысли и силы человечества перестали тратиться на войну, мы за одно поколение смогли бы положить конец нищете во всем мире.
М. – Об этом на протяжении всей истории человечества говорили философы и мудрецы всех народов, но кто их слушал?
Б. Р. – Плохие философы могут иметь определенное влияние в обществе, хорошие – никогда.
М. – В том то и дело. Как говорят нам историки, вся история человечества – это история войн.
Б. Р. – Всемирная история есть сумма всего того, чего можно было бы избежать.
М. – Однако, если не удалось избежать, возможно, в этом Божий промысел?
Б. Р. – Мир, в котором мы живем, может быть понят как результат неразберихи и случая; но если он является результатом сознательно избранной цели, то эта цель, видимо, принадлежит врагу рода человеческого.
М. – Вот и Шопенгауэр так считал. И на человеческий удел смотрел с немалым пессимизмом.
Б. Р. – Род людской – это ошибка. Без него вселенная была бы не в пример прекраснее.
М. – Но тогда некому было бы видеть и называть ее прекрасной или ужасной. И нельзя отрицать, что в развитии человечества имеет место прогресс, хоть и более медленный, чем хотелось бы.
Б. Р. – Путь от амебы к человеку казался философам очевидным прогрессом, хотя неизвестно, согласилась бы с этим мнением амеба.
М. – Думаю, амебе такой вопрос показался бы нелепым. А Вы разве не находите человека «венцом творения»?
Б. Р. – Человек доказывает свое превосходство перед животными исключительно способностью к занудству.
М. – Видимо, некоторые представители сапиенсов изрядно Вам досаждали, и мне это тоже понятно. Но если говорить о человечестве в целом, думаете, оно не удалось?
Б. Р. – Я не знаю ни одного живого существа, за исключением разве что насекомых, которые бы отличались большей неспособностью учиться на собственных ошибках, чем люди.
М. – Вот это верно! Но поскольку все знают Вас как выдающегося гуманиста, наверняка, Вы относитесь к людям сочувственно и не так уж плохо о них думаете.
Б. Р. – О человечестве мы думаем хорошо только потому, что человек – это, прежде всего, мы сами.
М. – И, что ни говори, душа человека настолько сложна, что мы не всегда понимаем не только других, далеких и близких, но и самих себя.
Б. Р. – Душа человека – своеобразный сплав бога и зверя, арена борьбы двух начал: одно – частичное, ограниченное, эгоистическое, а другое – всеобщее, бесконечное и беспристрастное.
М. – С этими сложностями пока не вполне успешно справляются психология и психиатрия, а также философия.
Б. Р. – Наука — это то, что вы знаете, философия — то, чего не знаете.
М. – Что Вы имеете в виду?
Б. Р. – Смысл философии в том, чтобы начать с самого очевидного, а закончить самым парадоксальным.
М. – Оригинально. А еще душами людей ведает религия. Вы человек религиозный?
Б. Р. – Вот здесь, на этой полке, у меня стоит Библия. Но я держу ее рядом с Вольтером – как яд и противоядие.
М. – Насчет яда понятно. В СССР религию называли «опиумом для народа», но времена так круто изменились, что, как только рухнула держава, почти все население оказалось глубоко и исконно верующим.
Б. Р. – Если я предположу, что между Землёй и Марсом вокруг Солнца по эллиптической орбите летает фарфоровый чайник, никто не сможет опровергнуть моё утверждение, особенно если я аккуратно добавлю, что чайник настолько мал, что не виден даже самыми мощнейшими телескопами. Но если бы я затем сказал, что если моё утверждение не может быть опровергнуто, то недопустимо человеческому разуму в нём сомневаться, мои слова следовало бы с полным на то основанием счесть бессмыслицей. Тем не менее, если существование такого чайника утверждалось бы в древних книгах, каждое воскресенье заучиваемых как святая истина, и насаждалось бы в умах школьников, то сомнение в его существовании стало бы признаком эксцентричности и привлекло бы к усомнившемуся внимание психиатра в наш просвещённый век, или же инквизитора в прошлом.
М. – Действительно, большая часть человечества принадлежит к той или иной религии.
Б. Р. – Большинство людей верят в бога просто потому, что эту веру в них вдалбливали с младенческих лет.
М. – Однако не всегда люди, пришедшие к вере, были в ней воспитаны. Некоторые граждане у нас приняли крещение в зрелом возрасте. Возможно, это глубинная потребность людей – верить в Бога.
Б. Р. – Религия основана, на мой взгляд, прежде всего и главным образом на страхе. Частью это ужас перед неведомым, а частью, как я уже указывал, – желание чувствовать, что у тебя есть своего рода старший брат, который постоит за тебя во всех бедах и злоключениях. Страх – вот что лежит в основе всего этого явления, страх перед таинственным, страх перед неудачей, страх перед смертью.
М. – Думаю, что не только страх. Мне кажется, что вера – это жажда справедливости и утешения. То, чего в жизни человек не получает, он мысленно переносит в мир иной. И тут сомнения не допускаются. А Вы не опасаетесь, что за подобные высказывания на том свете Вас ждет наказание?
Б. Р. – Если бы бог и существовал, вряд ли он был бы столь тщеславен, чтобы обижаться на тех, кто сомневается в его существовании.
М. – Допустим. Но вера придает силу. Истинно верующие люди всегда были готовы умереть за свои убеждения. Вы можете сказать такое про себя?
Б. Р. – Я никогда не отдам жизнь за свои убеждения, потому что я могу заблуждаться.
М. – Вот видите, Вы не вполне уверены в своих взглядах.
Б. Р. – Проблема этого мира в том, что глупцы и фанатики слишком уверены в себе, а умные люди полны сомнений.
М. – Наверное, первых сильно раздражают скептически настроенные мудрецы.
Б. Р. – Люди ненавидят скептиков гораздо больше, чем они ненавидят страстных защитников мнений, враждебных их собственным.
М. – Конечно, своими сомнениями они нарушают «сон разума», который, как показал нам великий Гойя, «порождает чудовищ». Но многие люди чувствуют себя в таком состоянии вполне комфортно.
Б. Р. – Человек всю жизнь видит сны. Иногда, правда, он пробуждается на минуту, осовело смотрит на мир, но затем вновь погружается в сладкий сон.
М. – А для пребывания во сне ему нужны некие убеждения, поставляемые существующей идеологией.
Б. Р. – Каждый человек окружает себя успокаивающими убеждениями, что вьются вокруг него, словно рой мух в жаркий день.
М. – Конечно. А что может утешительного предложить ему наука?
Б. Р. – Наука может научить нас – и этому, я думаю, нас могут научить наши собственные сердца – перестать озираться вокруг в поисках воображаемых защитников, перестать придумывать себе союзников на небе, а лучше положиться на собственные усилия здесь, на земле, чтобы сделать этот мир местом, пригодным для жизни.
М. – Хотелось бы надеяться. В завершение нашей беседы скажите нам, сэр, что Вы думаете о судьбах человеческих и как следует достойно пройти свой путь?
Б. Р. – Коротка и бессильна жизнь человека; на него и на весь его род медленно и неумолимо падает рок беспощадный и темный. Не замечая добра и зла, безрассудно разрушительная и всемогущая материя следует своим неумолимым путем; человеку, осужденному сегодня потерять самое дорогое, а завтра самому пройти через врата тьмы, остается лишь лелеять, пока не нанесен удар, высокие мысли, освещающие его недолгие дни; презирая трусливый страх раба судьбы – поклоняться святыне, созданной собственными его руками; не боясь власти случая, хранить разум от бессмысленной тирании, господствующей над его внешней жизнью; бросая гордый вызов неумолимым силам, которые терпят до поры его знание и его проклятия, держать на себе мир, подобно усталому, но не сдающемуся Атласу. Держать – вопреки давящей все на своем пути бессознательной силе – мир, сотворенный его идеалами.
На этой высокой ноте закончилась беседа с выдающимся ученым, писателем и гуманистом, и, поблагодарив нашего собеседника, мы с ним простились.
Елена Пацкина. Окончила Московский авиационный институт по специальности инженер-экономист. Автор нескольких книг стихов (Уходящая натура, Фотография минуты, Счастливый дилетант и др.) Автор серии «Беседы с мудрецами» (более семидесяти персонажей, начиная с Эпикура, Демокрита и других античных авторов до Курта Воннегута, Агаты Кристи и пр.).
