Сын человечий
(окончание. Начало в №4/2020 и сл.)
Сторож брату своему
Сказал Господь Каину:
Где Ѓевель, твой брат? Сказал он: «Не знаю, сторож я брату?» (Вначале, Брешит 4:9)
В отличие от предшественников, Иехезкэль не политик, не общественный деятель. Его не преследуют ни царь, ни народ. От людей не страдает. И, тем не менее, своей судьбой подтверждает: великие тексты рождает великое страдание.
Пророк — знак, символ, знамение. Он замещает народ, ставший мякиной, как было предсказано, по странам (в бывшей могучей державе Египет и нынешней — в Бавеле) рассеянный, по землям развеянный. Пророк, наделенный сердцем из плоти, наказан за прегрешенья народа с каменным сердцем. Пророк эпохи, наступившей после крушения, за грехи народа наказан неподвижностью, голодом, немотой, демонстрируя жестокосердным, что их ждет, если они не раскаются.
Пророки Израиля не предсказатели. Господь перед ними приоткрывает завесу грядущего, но главное все же не в этом. Еврейским пророкам открывается идеал, не столько то, что обязательно будет, сколько то, каким быть должно. Идеал-аллегория Иешаяѓу вряд ли доступен разуму-скепсису. Но исчезновение такого грядущего, его выпадение из настоящего сделает действительность до последнего предела разумно невыносимой. Действительность, которую на подошвах сандалий уносит пророк в Тель-Авив, включает и земной идеал Ирмеяѓу и идеал небесный Иешаяѓу. Если попытаться «исчислить» в пророчестве Иехезкэля составляющие, доставшиеся ему от предшественников, то придется признать, что едва ли не в равной степени он обязан обоим.
Иешаяѓу — пророк до крушения, которое он пытается предотвратить. Ирмеяѓу — пророк Катастрофы, которую он пытается пережить. Иехезкэль — пророк народа, из-под ног которого выбили почву, он учится жить в новом мире, на новой земле, в новом времени, с новым, не каменным сердцем.
В новом времени не будет пророков. Царь-Господь, правитель, коѓены и народ — на своей земле, в своем Городе, в своем Храме. Это — будет. А ныне сын человечий, подобно предшественникам, — Господни уста, передающий Слово народу. Но главное, в отличие от них, пророк — страж, Богом поставленный дому Израиля. А миссия стража:
«Из уст Моих слово услышав, их от Меня остережешь» (3:17).
Остережешь? Защитишь? От Бога народ? Прощение для грешника вымолишь? Но, за редким исключением о прощении грешника Иехезкэль Бога не молит, ведь Всевышний его уста затворил.
И дальше — необходимое объяснение. Задача пророка-стража не в том, чтобы человека остерегать от Всевышнего, но остерегать злодея от пути нечестивого (там же 18), а праведника от того, чтобы не согрешил. Действия Господа лишь ответ на деяния человека: за свои грехи грешник умрет, раскается — будет жить. Праведник будет жить, а согрешит — умрет, былая праведность не спасет. Роль пророка? Предупредить, предостеречь, человека от себя самого греховного уберечь.
Об этом подробно рассказали предшественники Иехезкэля. Но они не были стражами. Он — первый сторож-пророк, не предостереженный пророком злодей смертью умрет, а — внимание! — кровь его Господь взыщет с пророка.
Справедливо по отношению к согрешившему? Справедливо по отношению к стражу-пророку?
У пророка в новое время иная мера ответственности и иная, самостоятельная и опасная, роль в эпоху возросшей ответственности человека. В том, что отцы виноград ели неспелый, сыновья невиновны. Но и то, что отцы-праведники виноград ели созревший, индульгенцией не является.
Время после крушения напоминает о реальности после Потопа, ведь библейский рассказ не только о гибели, но и, прежде всего, возрождении человечества. Потоп — средство, не суть Трагедии. Ее суть в несоответствии человека образу и подобию Бога, потому-то животворящая вода обращается в умерщвляющую. Рассказ о Ноахе, о потопе близок к аналогичным вавилонскому и греческому. Но в отличие от них, в Учении акцент сделан на переломном историческом событии: прошлое (развращенное человечество) осознано причиной Трагедии, а будущее — ее последствием. Потому — какие уроки может извлечь человечество? Именно этот вопрос (а не сам Потоп) — суть библейского повествования.
После Потопа Господь принимает на Себя обязательство никогда не уничтожать все живое, даруя жизнь всему на земле, каким бы греховным не стало в дальнейшем. Парадоксальное решение! Человека, уже совершившего преступление, мы вправе в гораздо большей степени подозревать в возможности совершить новое, по крайней мере, аналогичное. Но пути Господа — не пути человеческие. Тотальная развращенность, повлекшая тотальное уничтожение, — то, что никогда не должно и не сможет еще повториться.
Перед Господом — два пути: ограничить свободу человека, и тем самым его ответственность, или увеличить ее. Человек наверняка выбрал бы первый путь. Господь выбирает второй, увеличивая меру свободы человека, неотъемлемой частью исторического опыта которого становится и память о страшном наказании-преступлении.
В рассказе о Потопе впервые на страницах Учения появляется слово «союз». Господь считает, что Его прежние отношения с человеком более не соответствуют историческому опыту, сущность которого — тотальная трагедия. Союз даже между неравноправными сторонами — это все равно отношения, характер которых можно определить как партнерство. Отныне человек не только творение, пусть даже наделенное свободой выбора, он — партнер Господа.
На страницах Учения запечатлены союзы, заключенные Господом с праотцами Авраѓамом, Ицхаком, Яаковом и их потомками, союз с народом Израиля, заключенный на горе Синай, знаком которого становится дарование Торы. Чему это учит? Тому, что союз есть вечно обновляющаяся форма отношения Бога со всем живым миром, человеком, народом.
После Крушения Господь увеличивает степень свободы человека и его независимости от прошлого. Заключает Всевышний и новый союз — союз мира:
«Союз мира с ними Я заключу, злого зверя в стране истреблю,
спокойно жить будут в пустыне, в лесах спать они будут» (34:25).
Повтор — излюбленное средство Иехезкэля. Прозвучавшее в начале текста о страже-пророке повторяется (33:7-9) в главе, завершающейся сообщением о беглеце, принесшем весть о гибели Города (там же 21). Словно умирающий город был причиной его немоты, запрет молчания снят. Теперь Господь уста его отворяет (там же 22).
Стихи об ответственности стража-пророка Иехезкэлю чрезвычайно важны. Он не просто их повторяет. Повторяющимся стихам предшествует «увертюра», после них следует развитие темы личной ответственности человека, в которой Господь вступает с народом-заложником предубеждений в ранее немыслимый диалог.
В «увертюре» — прозрачнейшей аллегории — говорится об избранном народом дозорном, задача которого при приближении надвигающегося на страну меча предупредить об опасности звуком шофара.
Текст о дозорном завершается знакомым: страж-дозорный, увидев надвигающийся меч,
«в шофар не протрубил — народ не остережен, меч придет, возьмет его душу,
она за прегрешенье взята, с дозорного кровь Я взыщу» (там же 6).
И — диалог с пророком, выступающим представителем народа:
Сыновья твоего народа сказали: «Путь Господа невозможен!»
— Это их пути неверны.
От праведности праведник отвратится, несправедливое совершит —
за это умрет.
От злодейства злодей отвратится, будет справедливо и праведно поступать —
будет он жить.
Говорите: «Невозможен путь Господа!»
— Каждого по путям его, дом Израиля, Я буду судить
(там же 17-20).
5. Разве Я смерти злодея желаю?
Оскомина
Вначале сотворил Бог небо и землю. И земля была полой, пустой, и над бездною тьма, и над водой дух Бога веет. Бог сказал: Будет свет, был свет (Вначале, Брешит 1:1-3).
Катастрофа Израиля, Катастрофа, поставившая народ перед угрозой исчезновения, не могла не задеть самих основ народного сознания. Более того, изменение этих основ стало необходимейшей предпосылкой народного выживания. В час выбора между тотальным изменением сознания и образа жизни и тотальным исчезновением Господь постоянно устами пророков говорит с народом Своим, именно в этот час посылает Иешаяѓу, Ирмеяѓу, Иехезкэля и Даниэля.
Все пророки без устали говорили не только о преступных властителях, но и о косном народе, ответственности избегающем, требующем простого и ясного. Народ требует от пророка Шмуэля поставить царя, чтобы судить его, как у всех народов (Шмуэль 1 8:5). Согласно Учению, царь не является идеалом правления. Цари грешные и преступные привели народ к Катастрофе. Народ Израиля, созданный «не как все», став, как все, выбирает путь исчезновения: «Будем мы, как народы, племена земные, служить дереву, камню» (20:32). Добившись желанного, оказались они перед выбором: быть, как все, и исчезнуть, среди всех в изгнании растворившись, или, оставшись самими собой, выжить, очиститься и волей Всевышнего возвратиться на родину. Господь не оставил и не оставит избранный Им народ. Храм погиб? В изгнании Израилю будет дарован храм малый, синагога, место собрания, место молитвы.
Следование истинам прописным в эпоху перемен, слома, катастрофических изменений опасно. Слепо привычным ведомый становится заложником прошлого. В неизбежности, необходимости, жизненности перемен народ убеждают пророки.
Судьба всех пророков печальна. «Узнают, что пророк был среди них» (33:33). В будущем, не сейчас. А сейчас слово не слышат, поступок не видят.
Голос народа — глас Божий?
Голос народа: «Дни продлятся — прорицание любое исчезнет» (12:22).
Глас Божий: «Дни приблизятся — и прорицание любое исполнится» (там же 23).
Голос народа: «Прорицание, что он прорицает, на долгие дни,
на времена отдаленные он пророчил» (там же 27).
Глас Божий: «Впредь слова Мои не отсрочатся,
скажу слово — исполнится» (там же 28).
Храма нет, жертвоприношения не приносятся, грехи совершаются — как искупить? Пророки: жить по Учению, законы Всевышнего исполнять, наставлениям следовать — грехи искупать. Никто и ничто твой выбор не определит, твой грех не искупит. Человек, лишившийся Храма, остался один на один с Божественной силой, не видимой, не слышимой, наказующей. Ребенок наедине с мирозданием: ни есть, ни пить не умеет, и, что самое страшное, бессильно осознает, что этому необходимо учиться. Не научишься, не выберешь жизнь — выберешь смерть.
Распалось всё: связь с Богом, с людьми, распалась и связь времен: прервалась традиция. Человек жив ожиданием грядущего прошлого, а тут — больное грядущее настоящее. Ни судьи, ни закона, ни царя, ни вельмож, ни рода. Все строится заново. Не построится — рухнет и погребет. Перемены одна за другой, точнее, все вместе, все разом.
Нет царя, и, пророк говорит, что не будет. Нет раздела земли между коленами. И самой земли, родового удела нет и боле не будет. В стране не своей какие родовые уделы? Правят меч, голод и мор. За грехи Всевышний опору хлебную уничтожил, отдал на разор и позор. И пророк об этом твердит: Господь всё и вся истребит, останутся трое мужей: Ноах, Даниэль, Иов, которые «праведностью души свои спасут» (14:14). Если эти праведники души свои спасут, то твой единственный шанс выжить — быть с ними схожим.
Ноах. Праведник, спасенный Господом от потопа, — стать продолжателем человечества. Чем Ноах заслужил милость Господню? Тем, что был не похож на остальных. Когда преступление перестали считать преступлением, следовал законам Всевышнего.
Даниэль. Пророк-праведник, за веру брошенный на растерзание дикому зверю. Верил в Господа — был Им спасен. Молва разнесла среди вавилонских изгнанников рассказы об испытаниях, выпавших на долю пророка и его трех товарищей при дворе правителей Бавеля, их чудесном избавлении, а также о видениях Даниэля.
Иов. Праведник, великий страдалец, лишенный Господом права на смерть от страданий, обретший право на жизнь без страданий за бесконечную веру, сомнения преодолевшую.
По привычке «человек после Храма» готов искать спасение в ком-то, но не в себе, слабом, безответственном и никчемном. Три имени названы, следовательно, именно в них его ждет спасение? Спасение от зверя, мора, меча. И — «человек после Храма» слышит ответ-рефрен:
Трое этих мужей в ней — жив Я, слово Господа Бога — ни сыновей, ни дочерей не спасут,
лишь сами спасутся, а земля эта станет пустыней
(14:16, 18, с небольшими изменениями — 20).
Сами спасутся. Ни они, праведники, никто, кроме самого человека, его не спасет.
Голос народа: «Отцы виноград ели неспелый, а у сыновей оскомина на зубах» (18:2).
Глас Бога: «Все они — души Мои, душа отца, душа сына — Мои,
умрет душа грешная» (там же 4).
Голос народа ясен, понятен, привычен. Иехезкэль в точности повторяет Ирмеяѓу (31:28). В За что? (Эйха?), плаче о Катастрофе, который Традиция приписывает Ирмеяѓу, сказано то же иными словами:
«Отцы наши грешили — их нет,
а мы страдаем за их прегрешения» (5:7).
Глас Господа неясен, непонятен и непривычен. Он не воспринимается прямым ответом-опровержением народного голоса. Отрицая утвердившееся в народном сознании представление о предопределенности, Господь не отменяет ее. Значит, справедлив голос народа? Справедлив, но недостаточен. Лишь предопределенность и личная ответственность, два принципа вместе могут определять новое мировосприятие.
Новая действительность. Новое сердце. Служение Господу новое.
Праведник, человек следующий законам Всевышнего, установленья хранящий, истинное творящий, «жил и будет он жив» (18:9), но злодей, его сын, жить не будет, «смертью умрет, на нем его кровь» (там же 13). Сын грешника не грешивший за вину отца не умрет, «жил и будет он жив» (там же 17).
Разве я смерти злодея желаю, — слово Господа Бога, —
а не того, чтоб от путей своих отвратился и жил?
(там же 23)
В этом стихе Традиция увидела наиболее характерное выражение темы греха и воздаяния, включив его в молитву Неила (Закрытие) в Иом Кипур (Судный день), в центральной молитве, в разделе Исповедь.
Если отцы виноград ели неспелый, то необязательно, что на зубах сыновей будет оскомина. Более того, если сам человек, раньше евший неспелый, раскаялся, от зла отвратился, на его зубах не будет оскомины. А у согрешившего праведника на зубах оскомина будет.
Во многих стихах подробно перечислены заповеди, которые нарушает злодей, смерть себе уготовивший, заповеди, которые праведник соблюдает, жизнь выбирая. Все эти заповеди — из тех, которые мы вслед за мудрецами, благословенна их память, называем «между человеком и человеком», т.е. заповеди характера нравственно-социального. А что же заповеди между человеком и Богом? Они не отменены, хотя их количество в связи с отсутствием Храма и ограничено.
Тогда и такое услышав слово Господне, снедаемый скепсисом перед новым, народ воскликнул: «Возможен путь нашего Господа?» На это Всевышний ответил: «Не Мой путь невозможен, дом Израиля, невозможны ваши пути!» (там же: 25, 29)
Все преступления, которые совершили, от себя отшвырните, сотворите себе новое сердце и новый дух,
зачем вам, дом Израиля, умирать?
(там же 31)
Сравним со сказанным ранее:
Дам вам сердце единое, дух в вас новый вложу,
сердце каменное извлеку, дам сердце из плоти
(11:19)
Крушение: народ полый, пустой, и над бездною тьма.
Изгнание: сотворение нового неба, новой земли, нового света.
После разрушения Второго храма сказал рабби Акива:
Все предвидено, и свобода дана,
и добром мир судится,
и все — по множеству дел
(Авот 3:15).
Свобода выбора — дана человеку. Все предвидено — Господом.
Преступление-наказание
Не через запятую или союз — через дефис, означая: сотворил Господь мир, а в нем человека, сотворил для праведности, не для греха, не для смерти — для жизни, даровав Учение, Землю и Храм. И выбор между добром и злом, праведностью и греховностью, жизнью и смертью даровал человеку.
Через дефис означает: за преступлением неизбежно следует наказание. Господь может простить, с наказанием повременить, но переполнится чаша гнева Его — наказание неотвратимо.
Из формулы выпадает: праведник и плохо ему. Во-первых, человеку мера праведности не открыта. Во-вторых, в исключительных ситуациях всеобщей греховности следует коллективное наказание: даже безгрешные дети и праведники будут наказаны. Возможный аргумент: в таком обществе детям безгрешным не вырасти, а праведнику не выжить. В-третьих, казус Иова. Ни объяснений, ни аргументов — пути Господни.
Предложенная формула точно охватывает то, что трудно понять, осмыслить и объяснить. И еще: она недостаточна. Если ее не продолжить, то все бы ограничилось Адамом и Хавой: явившись в мир, согрешили.
Поэтому: преступление — наказание — искупление и прощение.
Внутри этой схемы человек выбирает праведность-жизнь. В ней — связь с Богом (святость) и связь с людьми (мораль): не распадается космос, превращаясь в хаос, народ в противостояние всех каждому и каждого всем не впадает, человек не предается отчаянию. Человечество, народ, человек должны знать о существовании запредельного, знать: за границей Всевышним очерченного — смерть, избранная человечеством, народом и человеком. Этому знанию служат инвективы Господни, переданные пророками: предупредить, спасти, отвратить. Предшественники Иехезкэля преступление-наказание не предотвратили, поэтому за грехи народа несет страж-пророк наказание голодом, неподвижностью, немотой.
Тире и союз требуют комментария. Тире: если преступление влечет «автоматическое» наказание, то между первой и второй парой диаметрально противоположных по смыслу понятий всегда — временной зазор.
Союз. Указывает на причинно-следственную связь между деянием человека и действием Бога. Заметим, движение всегда начинается человеком. Определив законы природы и человека (святость — по отношению к Богу; мораль — по отношению к человеку), Господь не изменяет законы, в исключительных случаях за Собой оставив право на чудо, на которое, как скажут мудрецы эпохи Талмуда, человек не в праве рассчитывать.
В каждую эпоху законы преступления-наказания, воздаяния наполняются содержанием, исторически предельно конкретным. В еврейском клочке «осевого времени» (К. Ясперс) эта схема может быть представлена так:
Преступление (против Бога и человека) — наказание (изгнание) —
искупление (страданием изгнания) и прощение (возвращение)
Иехезкэль в самом начале заявляет основные мотивы пророчества. Об изображении осады на кирпиче (здесь и звучат повеления, обрекающие пророка на ужасающее отчуждение) мы читает в 4-ой главе. По мере движения Текста страшное знамение набухает новым смыслом и содержанием, охватывая время большее, эпоху большую, обозначая весь период изгнания, который — Вселенная расширяется — охватывает всю историю Израиля до наших дней. Изгнание — неподвижность, безмолвие, голод.
Не согласившись со сказанным: что же делать с плодами изгнания, скажем, с Талмудом, зачеркнуть, замолчать, позабыть? На гипотетический вопрос не грех дать такой же ответ: изгнание со всеми плодами — очищение для жизни праведной и плодотворной по берегам потока живой воды, истекающей из-под порога Храма.
Не согласившись: быть может, еще уход семьи праотца Яакова в Египет стал спасением не только от голода, но и исчерпанности, ведь вернулась уже не семья — народ? Точно такой же моделью было изгнание вавилонское?
Никто, самые праведные праведники грешника не спасут. Таков закон бытия человека. Таков закон народного бытия:
«Сын человечий, если вероломно передо Мной земля согрешит, Я руку к ней протяну, опору хлебную Я разрушу, голод нашлю, человека и скот истреблю» (14:13).
Бог праведен абсолютно. «Плод праведника — дерево жизни» (Притчи, Мишлей 11:30). «Человек в злодействе не утвердится, корень праведников неколебим» (там же 12:3).
Праведность — смысл и свет бытия. Греховность — удаленность от Бога, осквернение образа и подобия, с Творцом расподобление. Греховность есть несвобода.
Праведность — греховность: гармония — дисгармония.
Прощать, миловать может только Господь. Он, помиловав, в страну Израиля народ Израиля возвратит. Но, в отличие от предыдущей Традиции, у Иехезкэля народ, согрешив, против Бога восстав, всегда будет нести отметину совершенного и прощенного: стыд за деяния. Прощая и возвращая, Господь говорит брошенной, чистой водой не омытой:
«Чтобы, вспоминая, стыдилась, рта от стыда не открывала,
когда прощу тебе все, что натворила, — слово Господа Бога» (16:63).
О том же — народу:
Вспомнив пути ваши злые и деянья недобрые,
проникнитесь отвращением к прегрешениям и мерзостям вашим.
Не ради вас совершаю, — слово Господа Бога, — знайте,
совеститесь, дом Израиля, путей ваших стыдитесь (36:31-32).
Это место престола
Что было с Иехезкэлем сыном Бузи, коѓеном из рода Цадока до того дня, когда вместе с царем Иеѓояхином был уведен в Бавель, где на реке Кевар ему было видение?
Был летний зной и проливные дожди зимой, был предвечерний с запада ветер, несущий с далекого моря ливень или прохладу. Был голос радости и голос веселья, голос его, жениха, и голос его невесты, голоса, сернами скачущие по горам Иеѓуды.
Было ежедневное служение в Храме. Его, как и других отпрысков коѓенов, приучали к службе с раннего детства. Были трапезы коѓенов, жертвенный хлеб и мясо жертв поедавших. Было огромное стечение народа по праздникам и цари, один другого сменявшие. Был Главный коѓен в одеяниях великолепных.
И были голоса, слухи и шепотки об угрозах стране и народу — с юга огромный могучий Египет, с севера Ашур, а затем надвигавшийся тучей Бавель. И — было падение. Не уберег город Господь. Переполнилась чаша терпения. Даже в Храме — идолы. Предав Господа, им служили: им курили, им возлияли. Многое в жизни сына Бузи произошло такого, что из памяти не изгладится, и счастливое, и печальное — то, что никуда никогда не уйдет, не сотрется, не позабудется. Ведь память, как глина: на сырой начерти, обожжешь — не сотрешь, разве что разобьешь.
Был стыд унижения, когда их у городских ворот собирали: воинов, коѓенов, мастеров, писарей с семьями и царских вельмож, даже тех, кого доводилось ему лишь изредка видеть издалека. Всех их вместе с молодым царем, его матерью и семьей в Бавель повели.
Шли долгие месяцы. Даже самые молодые и сильные не выдерживали. Умирали от болезней и холода, растерзанные диким зверьем погибали. Он прошел эту дорогу, которую никто из них никогда не сможет забыть. И вот, они на этой реке начали новую печальную жизнь, ежесекундно вспоминая свой город, страну и Храм.
Сыном став человечьим, он все это забыл? Или не счел достойным поведать наравне с видениями живых и Вечно живого?
В отличие от предшественников, о «внепророческой» жизни Иехезкэля нам не рассказано ничего. Жена упомянута, и то лишь потому, что ее смерть и предписанное «ненормативное» поведение мужа-пророка — это знамение: так вскоре будет со всеми. Некому будет мертвых оплакивать. Некому будет горю выживших посочувствовать.
Ничего сам пророк о себе не рассказал. Учеников у него, по-видимому, не было. А другим, чужим, до него дело какое? Слова Бога в его устах? Мало ли кто пророком себя объявляет. Сколько твердили, что все обойдется, что враг не придет, что Господь не попустит. Говорили пророки. Им верили.
Многое мог пророк о жизни своей рассказать. Но выбрал передать только слово Господа и видения. Об остальном умолчал. Неважным считал, не заслуживающим на дорогом пергаменте места? Мол, ничем, кроме дара пророчества, ничем от других не отличен, ничем иным не отмечен. Или желал свою вне пророчества жизнь от глаза чужого сокрыть?
Как, кем отстроится Храм? Как, каким образом вернутся изгнанники? Господь заключит новый союз, союз мира, даст сердце новое — и свершится: отстроится и вернутся. Эти чудеса не чудесней уже открытых пророку. Потому о грядущем чуде рассказывает буднично, без патетики.
Храм отстроится? Вот его план, вот измерения. Пророк-архитектор ведет подробный рассказ. Вернутся изгнанники? Географ-пророк рисует карту расселения всех колен. У Иехезкэля нереальное столь реально, что от него даже в самых нереально реальных видениях громоподобных откровений не ждешь: ни грома, ни молнии, только дух-ветер, влекущий, возносящий, несущий.
Ввергая пророка в зыбкое, между существованием и исчезновением бытие: немота, голод и неподвижность, в воспаряющей легкости бытия Господь открывает человечьему сыну от человека сокрытое.
Тон Иехезкэля в видениях, в которых описывается неописуемое, поражает спокойствием и взнузданными эмоциями. Чем объяснить? Квиетизмом, почти летаргическим состоянием? Или же это обычное состояние человека, которому не надо соревноваться со временем: оно для него остановилось.
Первое видение на Кеваре предшествует безмолвию и бездвижности. Возможно, видение и его описание разделяют долгие годы? Как бы то ни было, такой, явлением тайны не пораженный, тон унаследует Кабала, которая будет рассказывать о невероятном, учить невозможному.
У предшественников Иехезкэля есть ощущение опасности, надвигающейся неотвратимо. У Ирмеяѓу крушение совершается на глазах. Оба предшественника во власти цепкого настоящего. Иехезкэль не знает опасности: все случилось, все совершилось. Он вне времени, изредка, на мгновение в настоящее оступаясь.
Иехезкэль — пророк видений и притч. У его предшественников взор упирается в горизонт, от земли отделяющий небо — у Иешаяѓу, землю от неба — у Ирмеяѓу. Иехезкэль невесом, его перемещения законам гравитации неподвластны. Его дух — в притчах-видениях.
Иехезкэль скрупулезен в деталях — движений, действий, он пестует скрупулезность, приучая читателя. Если у предшественников вначале были слушатели, за которыми последовали читатели, то Иехезкэль изначально обращается скорее к читателю, знаком чего становится съеденный по велению Господа свиток.
О пророке Иехезкэле мы знаем всё. О человеке кроме совершенно необходимого для понимания его видений, плачей, пророчеств совсем ничего. Таков замысел Текста, представившего пророка витающим между Тель-Авивом и Иерушалаимом, между рекой Кевар и Господней горой.
О сторонах жизни Иешаяѓу и Ирмеяѓу, непосредственно не связанным с их пророческой миссией, мы знаем немало. Иешаяѓу — глава семьи, его дети носят знаковые, «пророческие» имена. Иешаяѓу — часть истеблишмента, в силу пророческого призвания, как правило, оппозиционная. Ирмеяѓу — изгой от рождения, принадлежащий к жреческой ветви, в царствование Шломо удаленной от храмовой службы. Провинциал, в столицу явившийся обличать. На что мог претендовать изгой без семьи, без поддержки, преследуемый не только царем и вельможами, но и родным Анатотом?
В отличие от них, Иехезкэль лишен каких-либо связей. Социальная роль неясна. Облик туманен. Размытость намеренна. У него нет прошлого, нет и будущего. Что мы знаем? Имя отца? То, что он коѓен, потомок Цадока? То, что была у пророка жена, которая умирает, исполнив свою функцию в тексте, став знамением, не слишком понятым современниками? Это всё. И больше не нужно. Незнанием сказано: настоящее человека по имени Иехезкэль — в будущем, когда он будет прочитан в длящемся бесконечно пророческом откровении.
Если о предшественниках Иехезкэля можно сказать, что, по крайней мере, частично, повествуют о них, то наш пророк говорит о себе исключительно сам. Его аудитория — все, значит, никто. Он говорит, обращаясь к старцам, не названным по именам. Он видит шестерых мужей, у каждого из которых в руке орудие разрушения. Муж, в льняное одетый, с чернильницей у чресл имени не имеет (9:2). Вергилий ведет Данте по прошлому. Иехезкэля проводят по будущему. У Данте читатель совершает экскурсию среди мертвых людей. У Иехезкэля — среди оживающих стен.
В Храме, служением идолам оскверненном, Иехезкэлю показаны женщины, оплакивающие Тамуза, бога растительности, рождавшегося весной и умиравшего в жаркий месяц (8:14), и мужи, поклоняющиеся солнцу, востоку (там же 16). Все без лица, единое целое.
Раньше пророку показана группа: с кадильницею в руках семьдесят мужей из старейшин дома Израиля, среди которых стоит Яазаньяѓу сын Шафана (там же 11). Лишь об одном из десятков увиденных в Храме сказано нечто, даже названо имя. О самом Яазаньяѓу свидетельств нет. Но названо имя отца. Возможно, Яазаньяѓу — сын Шафана-писца, о котором есть подробный рассказ в книге Цари (2 22:8-14), где сообщается, что он читал Тору царю Иошияѓу. В пророчестве Ирмеяѓу (26:24) говорится о сыне Шафана Ахикаме, который спас пророка от смерти. Если Яазаньяѓу действительно сын Шафана, то он — яблоко (скверное), которое далеко упало от яблони. Так далеко, что этот оскверненный мерзостью Храм права на существование не имеет. Этот Храм, обреченный на гибель, переставший быть земным подножием Бога, исчезнет.
Иехезкэлю открыто грядущее. Народ помилован, в землю праотцов возвращен. Но, в отличие от Иешаяѓу и Ирмеяѓу, грех этого поколения, как и грех праотцов, не забыт. Если вечен грех праотцов, о котором Господь не устает повторять, то почему грех потомков исчезнет? Иное дело, что появилось новое поколение, освобождения-возвращения достойное и удостоенное. Что же в грядущем изменится?
Оно не столь утопично, как у Иешаяѓу. Законы природы и общества не изменятся. Иехезкэль подробно, в деталях описывает будущий Храм и раздел страны между коленами, который ни в малой степени не соотносится с исторически сложившейся реальностью. Ибо такую реальность-оскомину необходимо со всей очевидностью изменить.
Иехезкэль определяет, что из Эрец Исраэль при разделе земли между коленами будет выделен квадрат длиной-шириной в двадцать пять тысяч измерительных тростей. С востока на запад эта территория простирается между рекой Ярден (Иордан) и Великим (Средиземным) морем. Точка отсчета — Храм, Святое святых. В зависимости от степени святости квадрат делится на три участка, при этом длина каждого с востока на запад одна. Внутри территории — полоса, отведенная Храму и коѓенам-потомкам Цадока. К северу от этой, обладающей максимальной святостью земли, располагается владение левитов и коѓенов, служащих в Храме, потомками Цадока не являющихся. К югу от Храмовой горы отведено место городу (Иерушалаиму).
Такое разделение важнейшего, центрального, самого святого участка земли Эрец Исраэль заставляет думать, что в основе его не география, а религиозная философия. Пространство расширяется от святого к профанному, а земли правителя примыкают ко всем участкам, символизируя, что его власть распространяется на все слои населения.
Подобно видению, бывшему пророку в долине, на реке Кевар, подобно видению, бывшему человечьему сыну, когда он приходил город разрушить, — видение новое. Пал Иехезкэль на колени — «Слава Господа вошла в Дом через ворота, на восток обращенные» (43:4).
Он мне сказал: Сын человечий, это место престола, место ступней Моих, где обитать буду вечно среди сынов Израиля… (там же 7)
Иерушалаим и Тель-Авив
Завершив свиток, свою миссию сын человечий исполнил: облек в непрочное варварство речи Господни слова. Пророк, в которого Святой благословен Он дух Свой вдохнул, переложил слово Божье в идеи и образы, делая доступными постижению, внятными человеку.
Великие пророки Израиля принадлежат большому времени, названному Карлом Ясперсом осевым. Ось истории философ располагает около 500 г. до н.э. Между 800 и 200 гг. до н.э. осевое время означено появлением типа человека, сохранившегося до наших дней. Таким образом, по К. Ясперсу, мы подобны великим пророкам Израиля, Конфуцию и Лао-цзы, Будде и Заратустре, Гомеру, Пармениду, Гераклиту, Платону, Фукидиду и Архимеду. Этот «человек осознает бытие в целом, самого себя и свои границы. Перед ним открывается ужас мира и собственная беспомощность. Стоя над пропастью, он ставит радикальные вопросы, требует освобождения и спасения. Осознавая свои границы, он ставит перед собой высшие цели, познает абсолютность в глубинах самосознания и в ясности трансцендентного мира»1.
На фреске Сикстинской капеллы Микеланджело изобразил всех трех великих пророков. Молодой, порывистый, готовый оттолкнуться от земли и воспарить, верящий в будущее Иешаяѓу противопоставлен грузному седобородому старцу, вросшему в землю, воплощению обреченности — Ирмеяѓу. Иехезкэль у Микеланджело седобород и грузен, как Ирмеяѓу, порывист, стремителен, как Иешаяѓу.
С обоими схож, обоим подобен. Скрупулезно земной в описании Храма, который изгнанием будет выстрадан. Впрочем, и в видениях пророк скрупулезен. Видит детали, которые до него увидеть никто не сумел и — не посмел. Пророк услышал не услышанное другими и сумел об увиденном и услышанном рассказать.
Глаз пророка нового времени в видениях зорок, язык в плачах точный и острый, слово в притчах ясное и объемное. Но видения, притчи и плачи — отражения отражений. Иехезкэль смотрит на воду, в которой отражается мир. Его дар — уловлять отраженное, в зыбкой ряби, в голодном, бездвижном безмолвии привидевшееся в Тель-Авиве, возникшее на вавилонских или на иерусалимских руинах, вернее сказать, и на тех, и на этих.
Тель-авивская реальность, которая по всему должна быть физически зримой, запредельно условна, а запредельность иерусалимская предельно реальна, слышима, зрима.
Слово Иехезкэля — первое слово изгнания, определившее его суть. О его физической смерти ничего неизвестно. Умер в Бавеле, согласно преданию, гробница находится в центральном Ираке, в селении, расположенном неподалеку от города Хилла. Апокрифический текст Иехезкэля лишь упоминается Иосифом Флавием, цитируется в раннехристианских писаниях. Дописав свиток, пророк растворился в тумане.
Великие пророки, современники, со-очевидцы и со-творцы, они из обломков изолганных, извращенных и грязных слов извлекли слово истины, правды и чистоты, вручив его человечеству. Последний из них произнес и последнее слово: в грядущем пророков не будет и не будет царей — будут правители. Не для всех и не всегда до них очевидный закон Учения пророки утвердили на все времена: за грехи уничтожу, рассею, развею, но не истреблю, сохраню, возвращу.
Великие пророки подвели итог юности человечества, на их глазах в страдании повзрослевшего. Так что самый юный из них Иехезкэль на поверку истории оказался самым умудренным и своим и чужим страданием-опытом.
Пророк избирается Богом, вырастая одновременно из прошлых слов, снов и судеб предшественников. Даже отдаляясь, отталкиваясь, порывая, генетическую связь с ними он сохраняет. Связь между ним и предшественниками неоспорима: идеи, мотивы и образы, устойчивые выражения.
Все трое — Господни уста, все трое призваны на служение, все трое к себе беспощадны. Иешаяѓу и Ирмеяѓу — пророки звучащего слова. У Ирмеяѓу — Барух, ученик и писец, не только записавший, но и, надо думать, отредактировавший книгу учителя. Свиток Иехезкэля — не отредактированное устное слово, но изначально организованная книга, в которой ощутимы слои, литературные жанры: слово прямое, слово Господне; видения, притчи и плачи. Конечно, между ними нет непреодолимой преграды: плач-притча и притча-видение — все пронизано словом Всевышнего. Отдельные фрагменты у предшественников Иехезкэля объединены лишь местом, временем и самими событиями. У Иехезкэля фрагменты изначально выстроены-объединены в крупные блоки. Всё не только услышано и перенесено на пергамент, но четко скроено и основательно сшито, поэтому Иехезкэля можно назвать первым письменным, литературным пророком.
О том, что происходило с евреями в Эрец Исраэль, Бавеле, Египте вплоть до возвращения в Сион почти ничего неизвестно. Иехезкэль — это слово из бездны. Жажда терзает, огонь пожирает, голод гложет, потеря Бога делает жизнь бессмысленно невыносимой. Затихающий голос из бездны забвения был услышан и сохранен. Вместе с Иешаяѓу и Ирмеяѓу человечий сын стал предвестником возрождения, заявив: себя в Боге найдите, отыщите Бога в себе, вместе с Ним найдете вы родину.
Подобно предшественникам, Иехезкэль прорицает возвращение дома Израиля, хотя, в отличие от них, делает это тоном иным. У них обетование звучит в тональности милости и прощения, ответом на мольбу народа Израиля. У Иехезкэля:
«Не ради вас, дом Израиля, совершаю —
ради святого имени Своего, которое вы осквернили в народах, куда добрались» (36:22).
Освятив Имя среди народов, среди которых изгнанники пребывали, Господь народ возвратит:
Водой очищающей окроплю — и очиститесь,
от всей вашей скверны, от идолов ваших очищу.
Сердце новое дам, дух новый вложу,
сердце каменное из тела вашего вырву, дам сердце из плоти.
Мой дух в вас вложу,
свершу: законам Моим следовать будете, хранить и блюсти Мои наставления.
Будете жить в земле, отцам вашим дарованной,
будете Мне народом, а Я буду вам Богом
(там же: 25-28).
Пророк — человек сильной воли. Он бесстрашен и мужествен, резок в действиях и поступках, противостоит царю и толпе, не желающим слышать пророческое речение. Избранный Богом пророк обращается к не желающим слышать: по мере неверия их — его мощь потрясения.
Изгнание, сломав народу хребет, пророка воли лишило. Иехезкэль — пророк тотального изнеможения. Уцелевшие устали грешить. Оказалось: с сегодняшним злом бороться не надо. Крушение уничтожило дома, обмазанные негодной обмазкой, во все стороны камни прошлого расшвыряло.
У Иехезкэля нет перед будущим страха. У него — страх перед прошлым, страх, который порождает надежду. Наступило время собирать камни, смиренно и терпеливо дома новые строить, Храм возводить. Новое время, новое сердце: не оскомина — терпкое бремя смирения, труда и терпения.
Цари отнимали у подданных землю? В будущем изначально все должно устроить иначе. Не будет царя, но будет правитель со своим личным земельным уделом, его он вправе в наследие отдавать или дарить. Прошлое можно и нужно оплакать, а жить нужно будущим. Это — миссия Иехезкэля, пусть не строителя-устроителя, но строителя-измерителя. Прежде, чем строить, надо знать как.
В универсальной, несколько раз в день повторяемой молитве Кадиш (Освящение, арамейский) звучат слова Иехезкэля. Но если в его стихе (38:23) они в первом лице произносятся Богом, то в молитве их в повелительном наклонении произносят молящиеся:
Да возвеличится и освятится великое Имя Его!
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2020/nomer8_10/kovsan/
