или Краткий экскурс в нелегкую историю взаимоотношений американских президентов с израильскими премьер-министрами
От автора
Меня давно интересовал феномен неприязни израильтян к президенту Обаме. На мои расспросы я всегда получала один и тот же ответ: «Обама антисемит и мусульманин. Он ненавидит Израиль». На все попытки доказательств того, что это не верно, мне отвечали примерно так: «Вы многого не знаете» или «Мы знаем лучше». В этом эссе я стараюсь придерживаться основных фактов, избегая, по возможности, оценок. Надеюсь, это поможет разобраться в сложном вопросе взаимоотношений не только Нетаньяху и Обамы, но и других американских президентов с израильскими премьер-министрами на фоне главных исторических событий.
Ну что ж, пройдемся по минному полю. Как писал один известный автор: «За мной, читатель!»
Прошло пять лет со дня знаменитого визита премьер-министра Израиля Биньямина Нетаньяху в Вашингтон и его речи в Конгрессе США. Знаменитый, потому что это был визит-миссия, в которой Нетаньяху видел себя в роли Черчилля, спасающего мир от очередного агрессора. Конечно, это был смелый шаг: прибыть в страну для выступления в Конгрессе, чтобы открыто и страстно высказаться против политики, проводимой президентом этой страны. Правда, прибыл Нетаньяху по приглашению спикера Палаты представителей Джона Бейнера, возглавлявшего республиканское большинство в Конгрессе, известного сложными отношениями с Обамой. Неслучайным было и время этого выступления — разгар переговоров в Женеве между госсекретарем Джоном Керри и министром иностранных дел Ирана. Страстная, скорее даже пафосная речь Нетаньяху неоднократно прерывалась бурными овациями республиканцев. Ее классическое построение было исполнено с учетом всех тонкостей ораторского искусства. Я позволю себе изложить ее в виде конспекта.
Вступление:
-
Спасибо, Америка! Нерушимая дружба Израиля и США, «Алаверды от нашего Железного купола вашему куполу Капитолийскому».
Спасибо президенту Обаме. О личной неприязни — ни слова. Вспомнил звонок Обаме пятилетней давности во время пожара на горе Кармель и нападение на Израильское посольствов Каире в 2011 году. Обама тут же откликнулся и помог.
Основная часть:
«Я прибыл сюда как друг и хочу поделиться с друзьями мыслями и опасениями». Понятное дело, дальше речь шла об Иране. И снова — комплиментарное короткое начало «за здравие» о великом и древнем иранском народе, но переход к революции 1979 года не заставил себя долго ждать. Воинствующий джихад и поддержка террористов всех мастей на Ближнем Востоке — главная стратегия этого государства. Иран — откровенный враг, не скрывающий своих намерений уничтожить Израиль. Но это и враг Америки. За примерами далеко ходить не надо. И вот с этим государством вы собираетесь заключить договор! Почему это договор плохой? Да потому, что по его условиям Иран сохраняет всю ядерную инфраструктуру. Не уничтожается ни одна ядерная установка. Тысячи центрифуг для обогащения урана и плутония остаются в рабочем состоянии. Одного года будет достаточно для возобновления процесса обогащения. Да, они согласны на допуск инспекторов, но инспекторы фиксируют нарушения, а не предотвращают их. Вспомните опыт Северной Кореи. Камеры наблюдения отключили, инспекторов не допустили… бомбу получили. Нет ничего страшнее брака воинствующего джихада с атомной бомбой. И потом этот договор заключается на 10 лет. За это время Иран планирует создать 190 тысяч центрифуг и может получить ядерную бомбу, соблюдая все условия договора. А теперь вдумайтесь: государство, которое спонсирует мировой терроризм, получает право и все возможное для создания боевого атомного арсенала на основе законного договора.
Кто же идет на такую сделку? Всем понятно о ком речь, хотя имена не называются. Они думают, что за эти годы в Иране произойдет смена режима. Это политическая наивность. Без санкций Иран укрепит экономику и станет еще сильнее.
Главный итог выступления: «This is a bad deal» (Это плохая сделка).
Ирану эта сделка нужна больше, чем вам. Усиливая давление на Иран и его союзников, вы можете склонить его к уступкам. Пригрозите дополнительными санкциями в случае, если Иран нарушит договор (именно это предлагали сенаторы Марк Кирк (республиканец) и Боб Менендес (демократ). Кроме того, Конгресс мог бы одобрить военное вмешательство в том случае, если Иран продолжит работу по созданию ядерного оружия. Это рекомендовал Джеймс Джефри, бывший посол США в Ираке.
Заключение:
Призывая Конгресс к провалу предстоящего договора, Нетаньяху вбил еще один клин между республиканским Конгрессом и президентом-демократом, который поставил главной задачей своего второго срока денуклеаризацию Ирана. Это выступление опустило отношения между премьер-министром и Белым домом ниже плинтуса.
Республиканцы встретили речь Нетаньяху на ура. Они получили все необходимые аргументы против договора. Обама же был в ярости. Он не присутствовал в Конгрессе и ознакомился только с текстом речи. О визите Нетаньяху в Белый дом не было и речи (речи в Конгрессе было достаточно). На спешно созванной короткой конференции в Овальном кабинете, Обама не скрывал своих чувств:
«Премьер-министр не предложил ни одной ценной альтернативы. Иран просто возобновит работу по созданию атомной бомбы, и никто не будет знать, что у них там происходит».
Теперь ему предстояло преодолеть сопротивление не только республиканского большинства в Конгрессе. Речь зашла уже о сохранении дружеских партнерских отношений с Израилем, которыми Нетаньяху был готов пожертвовать в случае подписания договора. Это была открытая атака на курс внешней политики Обамы, на его видение мира, его политическое наследие.
Если республиканцы были едины в оценке договора, то демократам предстояло сделать выбор между президентом своей страны и преданностью Израилю. Не знаю, найдется ли современный Софокл для описания этого вполне трагического сюжета, который, кстати, продолжает развиваться и по сей день. Меня же интересуют его главные герои. Первое действующее лицо — Биби Нетаньяху.
Биби — человек поколения, появившегося после Катастрофы, поколения, давшего Израилю плеяду воинов-политиков, принявших на себя ответственность за судьбу своего народа. Несмотря на разноголосье, общая тема «Никогда больше!» звучала и звучит в политическом хоре Израиля мощно и непреклонно по сей день. Для Нетаньяху эта тема стала миссией его жизни. Биографы часто ссылаются на влияние Бенциона Нетаньяху-старшего (профессора истории) на мировоззрение своих трех сыновей. В его представлении мир изначально враждебен к евреям, а Холокост лишь звено в длительной цепи преследований и унижений. К счастью, не все так трагично складывалось в истории самого семейства. Семейные фотографии являют этому враждебному миру вполне счастливые лица маленького Биби и его братьев. Не получив права пожизненного преподавания в Хебру университете, Бенцион Нетаньяху перевозит жену и детей в Америку. Школа в Нью-Йорке и Филадельфии, друзья из пригородов, бейсбол и пикники, приобщение к американским традициям и культуре и, конечно же, прекрасное знание английского языка — вот краткая история американского детства Биби. В 1967 году юноша возвращается на родину для прохождения военной службы. Это был год, наполненный грандиозными событиями. Казалось, разворачивающаяся агрессия арабских стран подтверждает худшие предсказания Бенциона Нетаньяху, но успех шестидневной войны меняет не только карту Ближнего Востока. Изменилось сознание израильского народа. Теперь это народ-победитель, а Биньямин Нетаньяху — воин в элитном диверсионно-разедывательном подразделении Сайерет Маткаль (спецподразделение ЦАХАЛа). Он участвует в нескольких боевых операциях, получает ранение, награды, теряет брата Йони, ставшего национальным героем Израиля, и очень эффектно смотрится на фотографиях того времени. После завершения военной службы он возвращается в Штаты, получает прекрасное образование, закончив Mассачусетский технологический институт и Гарвард. Теперь Биби — бизнесмен, принимающий активное участие в политической жизни Бостона, частый гость на телевидении, где представлен как эксперт по терроризму. Он красноречивый и убедительный адвокат своей страны: «Никто не хочет больше мира, чем Израиль». Эту фразу он будет повторять десятилетиями (повторяет до сих пор). Можно с уверенностью сказать, что он успешен — вернее, очень успешен. Он умеет нравиться людям. Он обаятелен, умен, прекрасно образован, говорит на отличном английском языке. У него связи среди бизнесменов и просто очень богатых и влиятельных людей. Он частый гость на CNN. Что еще? Еще высокий пост в посольстве Израиля в США, а потом должность представителя Израиля в ООН. В 1988 году он решает вернуться в Израиль и вскоре становится активным лидером Ликуда.
К 1988 году площадка для успешного взлета Бенджамина Нетаньяху в политический космос Израиля была расчищена. Говорят, он так торопился со стартом, что с трудом нашел время на все формальности, связанные с его отставкой с поста посла Израиля в ООН. Что отличало его от таких же молодых и честолюбивых политиков? Пожалуй, никто из них не тратил столько времени на общение со всевозможными репортерами и журналистами, сколько тратил Биби, рано понявший значение пиара. Он без конца появлялся то на телевидении, то на обложках журналов, пестревших множеством интервью с восходящей звездой Ликуда. Всегда выбрит и подтянут, в свежей голубой рубашке. Обаятелен и энергичен. Часто вспоминает анекдотические случаи из своей работы в ООН. Это помогает разрядить обстановку, расположить к себе людей. Интересно, что, когда наконец один из журналистов задает ему вопрос, собирается ли он выставляться на пост премьер-министра, Нетаньяху убедительно восклицает: «Конечно, нет! У нас уже есть превосходный премьер-министр, Ицхак Шамир». Ну что ж, все правильно. Не всё сразу, пока только Кнессет. Рядовые однопартийцы очарованы Биби. Он ездит по стране, останавливаясь в их домах или квартирах, они платят за его обеды, снимают ему помещения для встречи с избирателями, оказывают тысячи мелких услуг. А вот у лидеров Ликуда отношение к Нетаньяху осторожное. Шарон вообще заявил, что не доверяет молодой звезде. Да кто его слушает? Даже из Америки сыплются дотации на предвыборную кампанию Биби. Если вы думаете, что все политики такие же, как он, то ошибаетесь. За год до него в Ликуд вступил «кронпринц» Бенни Бегин (сын Менахема Бегина, бывшего премьер-министра Израиля). Фанатично честный и щепетильный во всех финансовых делах, он отказывался оплачивать свои поездки деньгами, собранными на его избирательную кампанию, и ездил по стране в автобусе. Судьба (или правила политической игры) столкнет Бенни и Биби позднее, а пока они оба проходят в Кнессет, потому что на выборах 1988 года партия Ликуд побеждает — правда, с незначительным преимуществом. Нетаньяху рассчитывает на должность. Какую? По словам Шамира парень звонит ему по три раза в день, да и его отец Бенцион тоже просит за сына. Ну что ж, должность получена, называется замминистра иностранных дел. За этой должностью не закреплены определенные обязанности. Это что-то вроде «человека на побегушках» при министре. Но это то, к чему Биби совершенно не приспособлен. Он занимается тем, что считает чрезвычайно важным для политика — создает свой лагерь.
Между тем президентом США становится Джордж Буш-старший, а госсекретарем Бэйкер, которые были далеко не поклонниками политики Шамира. И тут наступает время темы, ради которой я и начала писать эти заметки: отношения США и Израиля, а вернее, политики, проводимой американскими президентами по отношению к Израилю.
Не надо думать, что Америка всегда и во всем поддерживала Израиль. Было время, когда они не были стратегическими партнерами. Роль маленького государства, сражающегося за свою независимость, казалась американским президентам незначительной в сложных перипетиях холодной войны. А вот Франция, ведущая войну в Алжире, нуждалась в союзнике на Ближнем Востоке. До середины шестидесятых годов прошлого века она и была главным поставщиком оружия Израилю. Дружба пошла на убыль после ухода правительства де Голля из Алжира. Восхищение величием замыслов Бен-Гуриона по воссозданию «национального дома евреев» не помешало генералу приобрести внушительный пай в ливанской авиакомпании «Middle East Airlines», что само по себе было уже тревожным знаком. Стало понятно, что французы меняют приоритеты на Ближнем Востоке. В 1968 году в ответ на захват и обстрел палестинскими террористами израильских самолетов, ЦАХАЛ разработал операцию возмездия. Предполагалось уничтожить самолеты арабских авиакомпаний в международном аэропорту Бейрута, чтобы заставить правительство Ливана отказаться от сотрудничества с палестинскими террористами, расположившимися на его территории. Израильский десант прибыл в аэропорт на французских вертолетах и уничтожил тринадцать пассажирских самолетов «Middle East Airlines». Я могу только догадываться о том, что именно вызвало бурную реакцию де Голля, но, так или иначе, он наложил эмбарго на продажу вооружения Израилю. Настало время поиска нового союзника. Таким союзником стали США. Правда, был уже 1967 год — вернее, были те шесть дней, которые перевернули представление мира об Израиле. Тут уместно вспомнить Никсона.
Многие высказывания этого президента об евреях стали известны благодаря рассекреченным стенограммам. Сейчас он считался бы отъявленным антисемитом. Посудите сами: «Евреи страдают от комплекса неполноценности и поэтому все время пытаются что-то доказать». И что-то еще в том же духе. В честь визита Голды Меир в 1973 был устроен банкет в Белом доме. Естественно, были приглашены евреи, но только те, кто поддерживал Никсона. «Я не хочу видеть на этом приеме ни одного еврея, который не поддерживал нашу предвыборную кампанию. Вам понятно? Ни одного!» Я бы назвала такое отношение прагматичным, ну или циничным. Но что на свете циничнее политики? Значит, пришла пора Киссинджера.
Несмотря на весь свой антисемитизм, Никсон то ли чутьем, то ли расчетом умного политика понял, что поддержка Израиля в интересах государства, президентом которого он был. Это было время, насыщенное бурными событиями на Ближнем Востоке. Впрочем, а когда оно там было другим? После Шестидневной войны 1967 года арабские страны выработали тактику под названием «мир за землю». Идею поддержали в ООН. Открылся коридор для дипломатической работы. Но особого энтузиазма не проявляла ни одна сторона. За спиной арабских стран прочно встал СССР, снабжая своих союзников оружием, с которым американцы уже имели дело во Вьетнаме. Тут не обойтись без упоминания палестинских беженцев, смещенных со своих земель после образования Израиля и Шестидневной войны. Двести тысяч этих самых беженцев обосновались на территории Иордании. Уже само размещение такого количества новых поселенцев — испытание для любого государства, не говоря о том, что территории, занятые палестинцами, стали оплотом всевозможных террористических организаций, продолжавших нападения на Израиль. Ответные операции Израиль проводил на земле Иордании. Королю Хусейну пришлось решать, против кого начать военные действия. Он выбрал ООП с Арафатом во главе, претендующим на власть в чужом государстве. Иорданская армия провела зачистку в лагерях беженцев. Пострадали тысячи. В память об этом страшном событии, которое палестинцы назвали «Черный сентябрь», была создана террористическая организация. Миру предстояло еще не раз услышать это название. После того, как Сирия пригрозила вмешаться и поддержать палестинцев, конфликт грозил разгореться с новой силой. И тут происходит достаточно интересный поворот: король Хусейн тайно обращается за помощью к… Израилю. Самолеты ЦАХАЛа низенько пролетают над сирийскими (советскими) танками, а Никсон заявляет о готовности послать морпехов на помощь Иордании. В результате Сирия не ввязывается в войну. Арафату пришлось бежать в Ливан и уже оттуда продолжать операции против Израиля. Ну, хорошо, скажете вы, а где же Никсон и обещанный Киссинджер? Скоро появятся. Потому что теперь настал черед событиям 1973 года под названием «Война Судного дня». Если верить многочисленным источникам, Израиль к этой войне был не готов. Позволю себе цитату — уж очень она мне кажется интересной:
«Страной управляла “мать народа” Голда Меир, решавшая государственные проблемы в кухонном фартуке на своей знаменитой кухне в компании близких друзей. Автократией это не называлось, хотя самонадеянная “кибуцница” порой даже не посвящала никого, или почти никого, в такие судьбоносные известия, как предупреждение короля Иордании о грядущей Войне Судного дня. Армия оказалась не готова к войне, солдаты синайских укреплений у самого Суэцкого канала стирали в нем носки и так узнали, что египтяне переходят канал».
Короче, как вы поняли, неожиданный удар Египта и Сирии застиг Израиль врасплох. Не буду отвлекаться на объяснения, хотя это и очень интересно. А какая замечательная картина: солдаты, стирающие носки в Суэцком канале! Но через два дня ЦАХАЛ смог-таки переломить ситуацию: сирийцев снова оттеснили с Голанских высот. Началось наступление и против египетской армии.
Вот тогда-то Никсон и дал распоряжение о немедленном снабжении Израиля американским оружием, а следить за выполнением этого распоряжения должен был Киссинджер. Так этот человек плотной наружности, в роговых очках и с тяжелым еврейским акцентом появляется в нашей истории.
Есть мнение, что Киссинджер намеренно придержал поставку оружия Израилю в завершающий период «Войны Судного дня». Евреи не должны были выглядеть победителями — тогда их было бы трудно склонить к уступкам на мирных переговорах. К тому же СССР пригрозил открытым вмешательством на стороне Сирии и Египта, если Израиль не прекратит наступление. А вот это была уже серьезная угроза. Американская армия была приведена в боевую готовность номер три по шкале DEFCON (воздушные войска готовы к мобилизации в течение 15 минут) после того, как разведка донесла о приближающемся к Египту советском судне с ядерным оружием на борту. Дальнейшая судьба этого корабля остается засекреченной — известно только, что советский десант так и не высадился. К тому же введение арабскими странами эмбарго на нефть так больно ударило по американскому налогоплательщику, что решение арабо-израильского конфликта стало для Никсона первоочередной задачей. Генри Киссинджер стал частым гостем на приемах то в Москве, то в Каире, то еще в какой-нибудь ближневосточной столице. Ему было трудно — труднее, чем кому-либо. Конечно же, потому что он был евреем и, конечно же, в Израиле с этим были связаны определенные ожидания. Но он был еще и госсекретарем США и должен был действовать в интересах своего государства. А интересы Израиля и США совпадали далеко не всегда. Киссинджер прекрасно понимал неразрешимость конфликта, с которым ему предстояло иметь дело. Бывают кризисы, которые невозможно разрешить. Единственной достижимой целью служит частичное соглашение, при котором каждый добьется меньше желаемого, но больше того, что имеет в случае продолжения конфликта. В результате замирения палестинцы могли бы рассчитывать на расширение собственной территории, а израильтяне на сохранение Иерусалима и поселений, кроме периферийных. Остальные вопросы могли бы остаться предметом переговоров в отдаленном будущем. Поддержка США может дать умеренным арабским лидерам стимул вырваться из замкнутого круга, обрекающего их народы на ужасы войны.
Голда Меир была недовольна условиями мира. Многие знают ее знаменитую фразу “Лучше бы Никсон сделал госсекретарем гоя!” Ее возмущение можно понять: Израилю не давали закрепить успех в тот самый момент, когда его армия одерживала победу. Но одно дело отстаивать интересы Израиля и совсем другое дело — воевать с СССР. В июне 1974 года Никсон посетил Египет, Сирию, Иорданию и, конечно же, Израиль. Через два месяца разразился Уотергейт. Киссинджеру пришлось работать с новым президентом Фордом.
Меж тем в Израиле на смену Голде Меир пришел Ицхак Рабин. Страна кипела многотысячными антикиссинжеровскими демонстрациями. Чего только стоило выступление Бегина (будущего премьер-министра) в Кнессете:
«Будьте осторожны, доктор Киссинджер! Помните, что вы не первый еврей, достигший высокого положения в стране проживания(!). И до вас были евреи, которые опасаясь упреков в потворстве своему народу, действовали ему во вред».
Многие и в Америке не испытывали особой любви к Киссинджеру, презрительно называя его «jew-boy» — кличка, данная Киссинджеру еще Никсоном (что-то вроде «еврейчика»).
Братья Биби, находившегося в то время в Америке, принимали участие в демонстрациях. Их возмущало все, что делали США, включая двухнедельную ковровую бомбежку Ханоя в целях принуждения Северного Вьетнама к подписанию мирного договора: «Так вот “наши друзья” подготовят мирное урегулирование и для нас» — писал в одном из писем Йони (старший брат Биби).
Тем не менее война во Вьетнаме закончилась. Это позволило Форду сосредоточить все внимание на Ближнем Востоке. Отказ Рабина принять очередные предложения по урегулированию отношений с арабскими соседями, вызвало у американского президента бурную реакцию: он рассердился. Как сердятся президенты? По-разному. Форд, например, дал распоряжение Киссинджеру пересмотреть политику в отношении Израиля и заморозил поставку оружия. Что оставалось делать Рабину? Да то же, что через несколько лет сделает Нетаньяху. Помните, с чего началась вся моя история? Рабин обратился к демократическому Конгрессу, противостоящему президенту-республиканцу. Уж так это устроено в Америке. И вот семьдесят шесть сенаторов (двадцать пять из них были республиканцами) написали письмо протеста президенту. Интересный момент. В конце концов, опустив подробности, можно сказать, что упрямцев с обеих сторон удалось склонить к компромиссу. Израильтяне отступили с Синая, оставив буферную зону между своей и египетской армией, а благодарный Форд заключил с ними сделку на поставку новейших истребителей. К тому же были даны гарантии на обеспечение Израиля нефтью. Запомним эту тактику. Она нам пригодится для понимания действий будущих президентов. Кроме этого, Америка обещала не признавать ООП до тех пор, пока та не признает Израиль. Но так уж повелось в демократических странах, что на смену одним президентам и премьер-министрам приходят другие. Картер и Бегин — следующая пара для нашего рассмотрения.
Картер был первым американским президентом, поставившим образование Палестинского государства в центр Ближневосточной политики. Бегин же стал премьер-министром, пообещав избирателям неделимый Израиль, что означало право евреев на Иудею и Самарию и освоение Западного берега Иордана. Эти две позиции были взаимоисключающими. Политическое шоу на глазах всего мира разыгрывалось во время первого визита Бегина в Вашингтон. Несмотря на взаимные комплименты и кошерный обед в Белом доме, чувствовалось растущее напряжение между двумя сторонами.
Джимми Картер совершенно искренне считал (и считает до сих пор), что строительство еврейских поселений и блокирующих дорог вокруг палестинских районов, лишает палестинцев всякой надежды на восстановление своих территорий, утраченных после двух войн (1947-1949 и 1967 годов). Такая политика называется «оккупацией и апартеидом» и не может проводиться правительством, называющим себя демократическим. Этот взгляд был и остается до сих пор довольно распространенным в мире. Если евреи создали свое государство, то и палестинцы имеют право на свое государство. Примерно к этому сводились речи и резолюции ООН, осуждающие нарушения Израилем норм международного права. Добавлю, что Картер неоднократно посещал палестинские территории. Всё увиденное вызвало у него шок. В Израиле он был и, думаю, остается до сих пор одним из самых ненавистных американских президентов.
Но вернемся к Бегину. Конечно, он прекрасно понимал, о чем пойдет речь в Вашингтоне — поэтому накануне своего визита отправил Моше Даяна с секретной миссией в Марокко для тайной встречи с вице-президентом Египта. К переговорам об уступках земель исторического Израиля Бегин был не готов. Иное дело — Синай. Секретная миссия принесла плоды: Анвар Садат заявил в египетском парламенте, что готов идти на край земли и даже в Кнессет для того, чтобы предотвратить смерть своих солдат. Сигнал был услышан. После тридцати лет непримиримой вражды и четырех кровавых войн, лидер самой большой арабской нации прибыл в Израиль для встречи с Менахемом Бегином — представителем националистического ревизионистского крыла, лозунгом которого было «Два берега у Иордана — и оба наши!». В 1978 году эти бывшие враги начали переговоры, на которые уйдут труднейшие восемнадцать месяцев, а потом понадобятся еще семнадцать драматических дней в Кэмп-Дэвиде, за которыми последует подписание мирного договора и рукопожатие на лужайке Белого дома в марте 1979 года.
В договоре упоминалось желание продолжить мирные инициативы на Ближнем Востоке, но это была скорее дань усилиям Картера по решению палестино-израильского конфликта. Здесь ничего конкретного предложить президенту США Бегин не хотел, да и не мог. Он и так достиг многого: мир на южной границе своего государства и разрыв враждебного Израилю арабского конгломерата. Египет получил Синай.
Как отнеслись к подписанию этого договора в Израиле и Египте? Садат был убит через три года в отместку за этот мир. Нетаньяху, о котором пойдет дальше речь, осудил действия Бегина, считая, что нельзя отдавать все земли, завоеванные в военных действиях. А вот комментарий неизвестного мне Карни Эльдада, который, как мне кажется, отражал мнение многих израильтян:
Фотография: три человека пожимают друг другу руки. Справа стоит израильский премьер-министр Менахем Бегин, отдавший три четверти Израиля, со всеми ресурсами и пляжами, и сегодня эта территория стала оплотом террора. Слева — радостный президент Египта Анвар Садат, получивший миром Синайский полуостров после того, как не сумел отвоевать его силой. В центре стоит тот, кто давил, пугал, угрожал, толкал — Джимми Картер. На этой фотографии Картер буквально заливается смехом. Он знает, что передача Синайского полуострова и насильственное выселение евреев служат отличным прецедентом для всех, кто хотел бы уничтожить Израиль.
В Америке принято считать Картера неудачным президентом. Его неудачи во внутренней и внешней политике перевешивают то, что всегда ставилось ему в заслугу: Кэмп-Дэвидский мир.
Бегин очень надеялся на то, что ему будет легче работать с новым американским президентом Рональдом Рейганом, который еще в ходе избирательной кампании подчеркивал возросшее значение союза с Израилем после Исламской революции 1979 года в Иране. Решение о заключении договора о взаимном стратегическом партнерстве было принято в первом же его визите в Вашингтон. Такой документ под названием «Меморандум о взаимопонимании в области стратегического сотрудничества» был подписан через год.
Но и от Рейгана Израиль не получал полной поддержки в усилиях обезопасить свое существование. Бегину не удалось пролоббировать в Сенате запрещение продажи Саудовской Аравии разведывательных самолетов AWACS (Airborne Warning and Control System). Запомним слова Рейгана, сказанные перед голосованием по этой сделке: «Не другим государствам формулировать нашу внешнюю политику». По-английски это звучало гораздо жестче: «It is notthe business of other nations to make United States foreign policy».
Еще более резкая реакция последовала вслед за бомбардировкой израильской авиацией иракского ядерного реактора в Осираке в десяти милях от Багдада. Рейгана возмутило, что в операции участвовали американские F-16, которые предназначались для защиты Израиля, а не для действий на территориях других государств. Продажа F-16 была заморожена. Можно вспомнить и вспышку взаимного недовольства после того, как Кнессет утвердил закон о Голанских высотах, закрепив право Израиля на эти земли. Такая прямая демонстрация силы была крайне нежелательна Вашингтону, пытающемуся наладить связи с арабскими странами для противовеса Ирану. Дело дошло до приостановки действия Меморандума и заморозке денежного потока в 100 млн долларов. Тогда-то и были сказаны известные слова уже больного Бегина:
«Мы что, ваши вассалы? Банановая республика? Народ Израиля 3700 лет прожил без меморандума с Америкой и проживет без него еще 3700 лет!».
Известна и реакция Рейгана на этот всплеск негодования старого политика:
«Этот парень Бегин делает все, чтобы с ним не дружили»
(перевод мой). Кстати, Рейган был не так уж и неправ, потому что буквально через несколько дней после приостановки меморандума, Израиль начал военную операцию в Ливане. Этот сложнейший период израильско-американских отношений заслуживает отдельного освещения и не является целью моего обзора. Скажу только, что Израиль в итоге Ливанской войны не смог решить ни одной своей проблемы. Бегин ушел в отставку. «Я больше не могу», — сказал старый человек в ответ на уговоры не покидать свой пост.
У Рейгана был свой план урегулирования Ближневосточного конфликта.
Оказывается, в трудные моменты не только премьер-министры Израиля обращались за поддержкой к Сенату, оппозиционно настроенному к президенту. Рейган, например, встречался с Шимоном Пересом, соперником тогдашнего премьер-министра Шамира, зная, что у того большая вероятность победить на следующих выборах в Израиле. Президенту было важно выяснить отношение Переса к его плану урегулирования Ближневосточного конфликта, в который Америка была втянута уже непосредственно после взрыва террориста-смертника, унесшего жизни двухсот пятидесяти морских пехотинцев, расквартированных в казармах Бейрута. Никто не поддержал эту попытку компромиссов и уступок, но все поняли стремление Штатов усилить позиции в этом регионе в противовес Ирану. Америке нужны были союзники среди арабских стран (для этого их нужно было вырвать из-под влияния СССР), но важно было и сохранить отношения с Израилем, а уже для этого нужно было обсудить (хотя бы) будущее палестинских беженцев. И что же предлагал Рейган? Да прекращение строительства поселений на Западном берегу, ибо
«дальнейшее развитие поселенческой деятельности в любом случае не способствует безопасности Израиля, а только ослабляет веру арабов в то, что переговоры по конечному результату возможно будет вести свободно и справедливо».
И тут, если подумать, то и неудачник Картер добился-таки кое-чего для страны, президентом которой был, пусть и всего один срок. После Кэмп-Дэвида Египет стал важным арабским союзником Америки — правда, получая за это огромные деньги. Да и возвращение оккупированных земель Рейган, как и Картер, считал необходимой уступкой в переговорах с палестинцами. А вот к этому в Израиле никто не был готов.
Здесь я могла бы и закончить писать про Рейгана, если бы не скандал Иран-контрас, про который почему-то сейчас не вспоминают, а мне он кажется очень важным.
Мне интересны несколько аспектов скандала Иран-контрас:
-
Стремление ограничить проникновение «deep state» в жизнь не только американцев, но и в политику иностранных держав.
В середине семидесятых годов прошлого века, особенно после прихода в Белый дом президента Картера, были созданы несколько комиссий для расследования деятельности ЦРУ. Разоблачения привели к принятию законов, ограничивающих полномочия этой организации. Управлению запрещалось принимать участие в политических убийствах, вести слежку за людьми, устанавливать прослушку (сразу оговорю: без специального разрешения прокурора) и т.д. Специальные комитеты в обеих палатах Конгресса начали контролировать его деятельность.
Но не надо забывать, что это было время, насыщенное всевозможными событиями «холодной войны», которой новый президент, пришедший на смену Картеру, решил положить конец. Я говорю, конечно же, о Рейгане. Ему пришлось иметь дело с революционным Ираном, возжелавшим уничтожить Америку вместе с Израилем и с Латинской Америкой впридачу, где развернулось партизанское движение с целью сместить дружественные Штатам правительства: в Никарагуа победили сандинисты, настроенные на введение социализма. Допустить вторую Кубу на своем «заднем дворе» Рейган не мог. Конечно же, ЦРУ было удобным инструментом для свержения сандинистов, но у него оказались связаны руки после запрещения комиссией Конгресса финансирования переворота в Никарагуа (деньгами-то распоряжался Конгресс).
-
Поиски необходимых денег привели к интересному решению.
Рейган благословил ЦРУ на свержение сандинистов, подписав секретный декрет. Так родилась операция «Иран-контрас». Это была настоящая многоходовка, когда одна операция решала сразу несколько проблем: освобождение американских заложников, захваченных в Бейруте группой, контролируемой Ираном. За это Ирану продавали американское оружие в обход эмбарго, наложенного Конгрессом после 1979 года, а полученные от сделки деньги переправлялись на свержение сандинистов. Посредником этой сделки стал Израиль, при посредничестве которого в Иран начали поставляться противотанковые ракеты TOW. Первая партия ракет была передана Ирану в августе-сентябре 1985 года. В обмен на это были освобождены то ли все, то ли только один американский заложник (у меня нет точных данных). Помимо ракет TOW иранцам поставлялись также запчасти к ракетам «Hawk» (дело в том, что Америка была главным поставщиком оружия Ирану до революции 79-го года, и там оно сохранилось, но к нему требовались запасные части). Провал операции и работу комиссии Конгресса по разоблачению Иран-контрас заслуживает написания целого романа, но мне остается только сказать, что в политике довольно часто, если не всегда, цель оправдывает средства. Заклятые враги могут забывать о своей вражде, когда им это выгодно.
Жизнь снова сведет участников этой аферы, но уже в другое время и при других обстоятельствах.
Но пора вернуться из исторического экскурса к Нетаньяху. Не надо думать, что президентам-республиканцам всегда было легче наладить контакт и взаимопонимание с Израилем, чем президентам-демократам. Во-первых, в самом Израиле отношение к проблеме урегулирования было неоднозначно, а во-вторых, стремительность происходящих изменений в регионе диктовала необходимость разработки и новых подходов к возникающим проблемам.
В конце 80-х годов такой проблемой стала интифада. Она вспыхнула в декабре 1987 года в секторе Газа и быстро перекинулась на Западный берег. «Пули в ответ на камни» привели к многочисленным жертвам среди палестинцев на глазах сотен иностранных корреспондентов. Не составит труда представить себе имидж Израиля в это время в мире.
Интифада застала Нетаньяху еще в Нью-Йорке. В многочисленных интервью он обвинял ООП в подстрекательстве ко всем выступлениям, что было неверно. Первая интифада вспыхнула стихийно. Мир не верил тому, что подростки с камнями — террористы, обученные сирийскимиили советскими агентами. Более того, новая администрация президента Буша-старшего признала ООП и была готова начать с ней переговоры. Это, конечно, не встретило особой поддержки в Израиле, но президент был прямолинеен в частных разговорах:
«Израиль мог бы быть и посговорчивее, получая от нас такие деньги».
Госсекретарь Бейкер был более дипломатичен, говоря о том, что пора отказаться от нереалистичного видения Великого Израиля и прекратить строительство еврейских поселений на Западном берегу. Премьер-министр Шамир особенно не любил Бейкера и называл его «палачом еврейского народа». Бейкер, в свою очередь, однажды разразился гневной филиппикой, закончившейся словами:
«Кто там у вас знает телефон Белого дома? Когда серьезно подумаете о мире — звоните!»
Нетаньяху как мог отстаивал позицию Израиля. Когда он заявил, что США строят свою политику на Ближнем Востоке, используя ложь и неточности, Бейкер закрыл для него доступ в Госдепартамент. Помощник советника по национальной безопасности Роберт Гейтс написал о Нетаньяху:
«Я был оскорблен той бойкостью, с которой он критиковал нашу внешнюю политику, не говоря уже о его высокомерии и чрезмерных амбициях».
Гейтс посоветовал советнику по национальной безопасности Скоукрофту не допускать Биби в Белый дом.
Короче, отношения между двумя странами заметно осложнились. Вам это ничего не напоминает?
После распада СССР у Буша-старшего и его администрации возникла необходимость разработки новой стратегии в области внешней политики, освещение которой не входит в задачу моих заметок. И все же напомню, что если США стали в это время глобальным игроком на мировой арене, то перед Израилем оставалась все та же задача — задача выживания. Обстановка на Ближнем Востоке, где один «конфликт спешил сменить другой», не стихала. На этот раз речь пойдет о Саддаме Хусейне, высказавшем довольно определенное желание «сжечь половину Израиля». Угроза подкреплялась наличием советских ракет Скад. Хуже того: разведка предполагала, что у него имеются боеголовки с химическим оружием. Израильтянам раздали противогазы и шприцы с атропином. В январе 1991 года войска США и коалиция начали операцию «Буря в пустыне». В ответ Скады полетели в сторону Тель-Авива. За сорок дней войны по Израилю было выпущено тридцать девять ракет.
В эти напряженные дни Биби Нетаньяху дал множество интервью, сравнивая химическое оружие Саддама с газовыми камерами нацистов. Один из обстрелов застал его на радио в Иерусалиме, где в то время находилась журналистка CNN. Нетаньяху уговорил ее провести с ним интервью в респираторах. Та согласилась. Это был отличный пиар ход. Слова, сказанные Биби, были отчетливо слышны. Он говорил о том, что Израиль обязательно ответит и Саддаму, и палестинцам, обстреливающим Западный берег, но не может сказать, когда и как будут нанесены эти удары. Ответные удары так и не последовали. Президент Буш-старший требовал от правительства Шамира соблюдения нейтралитета. Американцам было важно сохранить коалицию с арабскими странами, участвующими в этой войне, вступление Израиля могло вызвать нежелательную реакцию союзников. Израильские самолеты были готовы к началу операции, но она так и не началась: американцы не открыли воздушный коридор. Обстрелы Тель-Авива Скадами продолжались до конца войны. Известно, что ЦАХАЛ готовил высадку десанта на территорию западного Ирака для уничтожения пусковых установок, но Буш был неумолим в запрете любых ответных израильских ударов. Шамир уступил — возможно, надеясь на ослабление дипломатического давления на Израиль после окончания войны. В любом случае, эта надежда не сбылась, давление не ослабло.
Если у вас сложилось впечатление, что Америка бросила Израиль на произвол судьбы во время «Войны в заливе», то оно неверное. Американские войска и военная техника, размещенные на его территории, обеспечивали защиту от ракет Саддама. Более того, Израилю была обещана компенсация в размере 650 млн. долларов за причиненный войной ущерб. Но ожидаемого ослабления дипломатического давления на правительство Шамира со стороны администрации Дж. Буша-старшего не произошло.
Здесь уместно вспомнить, что после развала СССР только в 1990-91 годах в Израиль прибыло 332 тыс. бывших граждан этой страны. Чтобы справиться с таким наплывом новых граждан, Израиль попросил у Штатов заем в 10 миллиардов долларов. Взамен Буш и Бейкер хотели гарантий того, что вновь прибывшие не будут расселены на Западном берегу. Тема поселений, настойчиво звучавшая на всех переговорах, вызывала, мягко говоря, непонимание в израильском обществе.
Это было время, когда Биби Нетаньяху решил, что настал подходящий момент для продвижения вперед. Пять лет в партии Ликуд, растущая популярность в стране, прекрасные связи в различных кругах — разве этого недостаточно, чтобы стать лидером партии? Может, кому-то и казалось, что недостаточно, но только не ему. Он-то был уверен, что станет премьер-министром еще через пять лет. Об этом вспоминал офицер ЦАХАЛа, возвращавшийся на родину из Америки в одном самолете с Нетаньяху. Они разговорились. «Кем вы себя видите через десять лет?» — спросил офицер. Биби ответил в тот же миг, не задумываясь: «Премьер-министром». «Да бросьте, для этого вам для начала надо справиться с партийными динозаврами — такими, как Шамир, а потом на очереди еще и «принцы» (сыновья прославленных генералов и лидеров страны). «Динозавры вымрут, а у “принцев” кишка тонка бороться за трон». Думаю, случайному попутчику представилась возможность не раз вспомнить этот разговор.
Встретиться с «принцами» Нетаньяху-таки пришлось. Одним из них был Бенни Бегин. Борьбу между Бенни и Биби называли борьбой за душу партии. Между ними было много общего: оба бескомпромиссные сионисты, хранящие верность идее священного Израиля, оба против каких-либо уступок, касающихся переговоров с палестинцами. Но сионизм в понимании Биби был более прозападный, который можно было скорее назвать консерватизмом Рейгана и Тэтчер.
Одним утром оба давали интервью на радио. Биби спросили, что он ел на завтрак (ничего себе вопрос в ходе избирательной кампании!). «Йогурт», — ответил тот. «Ага! — взвился Бенни, — это именно то, что они хотят сделать с Ликудом: йогуртонизацию!» Он был категорически против американизации Израиля в любом направлении. Биби же вел свою избирательную кампанию, опираясь на опыт американских политиков, с которыми он познакомился, пока работал в ООН.
Тем не менее «йогуртизация» избирательной кампании принесла Биби свои плоды. Волонтеры из его предвыборного штаба принимали желающих вступить в партию Ликуд прямо на улицах, где повсюду красовались портреты Нетаньяху. Это была доинтернетная эра, но в штабе уже использовалась новая технология для составления базы данных всех членов партии. По официальным данным волонтеры Нетаньяху зарегистрировали 70 тыс. новых ликудовцев. Конечно, такой мощный приток был возможен только благодаря растущей популярности Биби, его харизматичности, умению убедить людей в своем лидерстве. У Бенни с этим было намного хуже. Он даже не пытался привести в партию новых членов. Зато его кампания прошла без секс-скандалов, чего нельзя было сказать о Биби.
В самый разгар предвыборной гонки кто-то по телефону сообщил Саре Нетаньяху о неверности ее мужа и о том, что существует пленка, подтверждающая эту неверность, которая будет опубликована в случае, если Биби не сойдет с дистанции. Понятное дело, Сару этот звонок не обрадовал. Биби не отрицал связь с некоей дамой, имя которой не имеет для нас значения. Но момент был решающий: рушился его третий брак, да еще накануне выборов. Разъяренный Нетаньяху обратился в полицию. Он хотел знать, кто из его политических врагов стоит за шантажистом. В первом же интервью Биби, не называя имен, обрушился на «динозавров» Ликуда, которые используют преступные средства (шпионаж, воровство, шантаж), чтобы скомпрометировать политического противника, вытаскивая на свет его интимную жизнь. Кстати, эти методы были довольно непопулярны в Израиле, где измены и семейные скандалы не затмевали оценку деятельности политика. Но на этот раз скандал-таки разгорелся, потому что Леви, тогдашний лидер партии (один из динозавров), потребовал от Нетаньяху публичных объяснений, кого конкретно тот обвиняет в криминальной деятельности. В Бибби-гэйт активно вмешалась пресса. Полиция не смогла найти ни шантажиста, ни подтвердить существование такой пленки, которую в любом случае использовать противники Нетаньяху не смогли бы. Не могло быть и речи о показе ее на телевидении, а интернета тогда не было. Сложнее обстояло дело с Сарой: она требовала развода. Мне неизвестны подробности, но Биби удалось сохранить и брак, и свою репутацию. Более того, он победил на выборах, став лидером Ликуда. В ночь победы его сторонники держали плакаты «Биби — король Израиля!». Рядом с принимающим поздравления «королем Израиля», скромно стояла счастливая Сара.
Но вернемся ненадолго к Дж. Бушу-старшему, чтобы сказать, что, пожалуй, он был один из немногих, если не единственный американский президент, осмелившийся открыто высказать недовольство еврейским лобби на специально созванной для этого пресс-конференции (сентябрь 1991 года). Раздражение президента вызвали усилия AIPAC и других еврейских организаций лоббировать в Конгрессе в обход администрации заем в 10 млрд. долларов, на финансирование строительства жилья в Израиле для евреев, прибывающих из бывшего СССР.
«Я здесь выступаю против некоторой влиятельной политической силы, и считаю, что должен высказать американскому народу, что я чувствую по этому поводу… Сегодня я узнал, что где-то тысяча лоббистов работает в обход нашего решения. Кто я против них? Одинокий маленький парень… За этот финансовый год, несмотря на наши экономические трудности, Соединенные Штаты предоставили Израилю более 4 млрд долларов экономической и военной помощи, это около 1000 долларов на каждого израильтянина — мужчин, женщин и детей».
«Одинокий маленький парень» добился-таки от Конгресса постановления о замораживании на 120 дней плановой помощи по уже выделенным ассигнованиям. Более того, он добился введения эмбарго на предоставление гарантий по займам Израилю, которое оставалось в силе до тех пор, пока Шамир не потерпел поражения на выборах 1992 года. Но и Дж. Буш-старший уступил Белый дом победившему на выборах молодому кандидату от Демократической партии Биллу Клинтону.
В августе 1993 года израильтяне узнали о секретных переговорах с членами ООП, проводившихся в течение последних семи месяцев под крылом норвежского правительства. Выяснилось, что инициаторами встреч с посланниками Арафата были два еврейских академика (не думаю, что их имена важны для нас сейчас), отчитывающихся заместителю министра иностранных дел Йосси Бейлину, сменившему на этом посту Нетаньяху.
Поначалу премьер-министр Рабин был настроен весьма скептически к самой идее переговоров, но дал себя «уговорить» Шимону Пересу, тогдашнему министру иностранных дел. В результате в августе было достигнуто соглашение, по которому ООП официально признает Израиль и прекратит против него террор. Израиль, в свою очередь, признает ООП официальным представителем палестинского народа и предоставит Арафату самостоятельность в решении ряда вопросов местного самоуправления в секторе Газа и Иерихоне. В случае соблюдения договоренностей, Израиль уйдет с территорий Западного берега.
Израильское общество было шокировано: Арафат, заклятый враг в течение десятилетий, стал равноправным партнером в мирном урегулировании, а ООП, поддержавшей на глазах всего мира Саддама Хусейна, разрешается занять территории, принадлежащие Израилю.
Для Нетаньяху этот поворот был такой же неожиданностью, как и для всех других. Он приложил все свое красноречие в Кнессете, чтобы показать всю пагубность такого договора. Но что может сделать лидер оппозиции?
Через месяц на глазах у всего мира Рабин и Арафат пожали друг другу руки. Чего это стоило обоим, мы уже не узнаем. Президент Клинтон был счастлив. Ему казалось, что на полянке перед Белым домом свершается мировая история, и он — главный режиссер финальной сцены затянувшейся трагедии. Но трагедия продолжилась.
В Израиле многие не доверяли палестинцам, считая любые соглашения с ними неправедной уступкой. Не доверял палестинцам и Нетаньяху. Он стал центром притяжения всех недовольных политикой Рабина, формируя оппозицию с партией Ликуд во главе. Страсти разгорались. Появились плакаты с изображением Рабина в нацистской форме с надписью «Предатель». Рабин пытался сохранять хладнокровие и порядок в стране. Но ни о каком порядке уже не могло быть и речи после того, как в разгар Пурима человек по имени Барух Гольдштейн ворвался в мечеть Ибрагима в Пещере Патриархов и открыл огонь из автомата, убив двадцать девять молящихся мусульман и ранив сто пятьдесят. Известно, что он был доктором скорой помощи и безуспешно пытался спасти жертв непрекращающихся терактов, среди которых были и его близкие друзья. Отношение Гольдштейна к мирному процессу стало красноречивым без слов после того, как он в знак протеста стал носить желтую звезду Давида. Аллюзия понятная всем, знавшим о Холокосте. В поселениях на Западном берегу вспыхнули протесты среди евреев и палестинцев, которые Бегин еще пытался утихомирить, но то, что началось через сорок дней после убийства мусульман в мечети Ибрагима, утихомирить было невозможно: ХАМАС, пришедший на смену ООП, начал кровавую серию атак террористов-самоубийц. Можно только догадываться, каким испытанием для Рабина было соблюдение условий договора в такой обстановке. Тем не менее войска ЦАХАЛа покинули сектор Газа, куда прибыл Арафат. Израиль забурлил. Десятки тысяч поселенцев съезжались на демонстрации в Иерусалим. Отголосок происходящего докатился до Вашингтона. В Конгресс поступило предложение заблокировать помощь Арафату (2.4 млрд долларов) для создания Палестинской администрации. Республиканский Конгресс наложил запрет на эти деньги. Сторонники Нетаньяху в Америке сыграли свою роль в этой трагедии с нарастающими жертвами. Справедливости ради надо отметить, что большинство американских евреев поддерживали мирные соглашения в Осло. Да и не только они. В 1994 году Рабин и Арафат получили Нобелевскую премию мира. Несмотря на продолжавшиеся атаки, опросы показывали высокий рейтинг Рабина. Территориальные уступки палестинцам продолжились, продолжились и многотысячные демонстрации протеста на Сионской площади в Иерусалиме. Выступления Нетаньяху прерывались криками «Смерть Рабину!», «Изгнать Рабина огнем и кровью!» «Нет! Не огнем и кровью, а голосованием!» — призывал Нетаньяху. Страсти бушевали и в Кнессете.
«Это правительство вырвало себя из еврейского наследия Израиля. Поэтому Хеврон для них —арабский город, Иудея и Самария — Западный берег, Голаны — арабская земля».
Рабин не выдержал этого обвинения и крикнул в ответ Нетаньяху:
«Заткнитесь! Когда Бегин решил уйти с Синая, вас здесь не было. Вы не имеете представления о том, что такое ответственность за безопасность и жизни людей!»
Рабин поплатился жизнью за приверженность своим взглядам — участь многих политиков. Лея Рабин обвинила Нетаньяху в том, что тот разделяет ответственность за смерть ее мужа. Иерусалим, воистину город контрастов, покрылся плакатами «Биби, кровь Рабина на твоих руках!».
Это было трудное время для Нетаньяху. А когда оно было легким? Это было трудное время и для страны. Но Израиль не знал легких времен. И все же обвинение в подстрекательстве к убийству Рабина тяжелым облаком повисло над головой Нетаньяху. Да, он останавливал тех, кто кричал «Рабин — предатель!», говоря:
«Нет, он не предатель, но он совершает большую ошибку. Мы политические противники, но не враги. Мы одна нация!».
Но при этом продолжал появляться на демонстрациях, где разносились крики с призывами убить Рабина. Не все ликудовцы следовали его примеру. Кто-то из лидеров партии был против подобного экстремизма, кто-то — нет. Несмотря на то, что Шарон опубликовал в одной из газет:
«Какая разница между Еврейскими комитетами в гетто и этим правительством? Те были вынуждены сотрудничать, а эти сотрудничают добровольно»,
его имя не связывали с убийством Рабина, а имя Нетаньяху, хотя он никогда не высказывался подобным образом, связали — возможно,потому, что он был лидером оппозиционной партии. Как лидер оппозиции он должен был бороться против пагубного решения правительства, которое в его представлении подрывало основы Израиля. Нетаньяху считал своей обязанностью возглавить протестное движение, хотя протестующие были не только членами его партии и не ликудовцы сжигали портреты Рабина. Отказ от объединения с правыми стоил бы Ликуду мест в Кнессете и политического влияния в стране, но не предотвратил бы смерть Рабина.
«Я всегда верил в то, что большинство нации хочет мира. Насилие съедает основы демократии нашей страны. Оно должно быть осуждено и изолировано. Не насилие лежит в основе Израиля. У нас могут быть разногласия, но они разрешаются путем демократических выборов»,
— слова Рабина на последнем митинге в центре Тель-Авива…
Первым, кто сообщил Нетаньяху о смерти Рабина в госпитале, был американский посол Мартин Индик. После нескольких часов обсуждения со своими советниками Нетаньяху выступил с коротким официальным заявлением:
«Народ Израиля прекратил политические убийства две тысячи лет назад. Мы не меняем правительства на основе rule of gun».
Его потрясение было очевидно. Понимая, как на него обрушится пресса, он был абсолютно уверен в своей невиновности. «Дело премьер-министра объединить нацию, а не расколоть ее», — заявил он в частном разговоре.
Не удивительно, что через несколько дней после смерти Рабина опросы показали падение популярности партии Ликуд. Да и в самой партии послышались голоса не в пользу союза с правыми. Бенни Бегин заявил, что настала пора расстаться с Нетаньяху. Качнувшись влево, Ликуд поддержал кандидатуру Переса на пост премьер-министра.
Надежды левых на то, что Арафат сумеет повлиять на ХАМАС и продолжить мирный процесс, не оправдались. В марте 1995 года в Израиле произошла серия террористических атак, унесшая жизни десятков людей. Теракты были осуществлены ХАМАСом, обещавшим открыть ворота ада в отместку за ликвидацию одного из своих лидеров. О чем тут можно было говорить? Только о боли и негодовании. Иерусалим опять наполнился протестующими людьми, скандирующими: «Ваш мир убивает нас!», «Перес — гоу хоум!» Вера в возможность мира с палестинцами исчезла. На стенах появились надписи «Ликуд был прав!».
В этой обстановке Биньямин Нетаньяху стал набирать очки. Гнев и отчаяние людей он обратил в свою политическую силу. А разве не так поступают настоящие политики? Описание драмы избирательной кампании 1976 года не входит в задачу моих записок.
Президент Клинтон, продолжая дело Рабина, настаивал на необходимости примирения и поддерживал Шимона Переса. Если когда-нибудь Америка и вмешивалась в выборы премьер-министров Израиля, то именно в тот раз. Клинтон лично принял участие в избирательной кампании Переса. И все же Перес проиграл. Нетаньяху обещал безопасность, и это было именно то, чего хотели его избиратели.
Дик Моррис (советник Клинтона) приводит слова президента, сказанные после поражения Переса:
«Ты не можешь заставить людей идти быстрее туда, куда они не готовы идти».
Нетаньяху стал самым молодым премьер-министром Израиля в возрасте сорока шести лет, Клинтон был только на три года его старше. Оба молоды, умны, харизматичны. Уже через месяц после выборов премьер-министр Израиля прибыл в Вашингтон для встречи с президентом Америки. Как и любой лидер, каждый из них представлял интересы своей страны. К тому же президент был оппонентом Нетаньяху еще месяц назад — оба это хорошо помнили. Их первая личная встреча прошла в большом напряжении. За закрытыми дверями Клинтон потребовал от Нетаньяху продолжения мирного процесса, начатого в Осло. Тот в свою очередь занял позицию, которую наблюдатели назвали «давай-ка я тебе лучше расскажу, что такое Ближний Восток и Арабский мир». Клинтон выслушал его достаточно терпеливо, понимая, что Нетаньяху не может игнорировать требования президента США.
Да, Нетаньяху пришлось уступить Клинтону, для которого была важной хотя бы символическая демонстрация мирного соглашения двух враждующих сторон. Еще несколько лет назад Биби не мог даже представить себе, что когда-либо встретится с Арафатом за столом переговоров. Но Нетаньяху-политик — уже не тот человек, кем был Нетаньяху-солдат (как тут не вспомнить пушкинского Савельича: «Плюнь да поцелуй у злодея ручку!»). Их встреча долго готовилась, а когда наконец состоялась, Клинтон получил то, что хотел: рукопожатие.
За одним рукопожатием последовали другие. Потом палестинцам был отдан Хеврон, потом пришлось дать обязательства продолжить соглашения, подписанные в Осло, за которые Нетаньяху еще недавно яростно критиковал Рабина. Идея заключения мира во имя безопасности, была ему глубоко чужда. Он-то всегда считал, что наоборот — безопасность принесет мир. Но что он мог поделать? Американцы жаловались на то, как трудно работать с премьер-министром Израиля. Он несговорчив, упрям, чрезвычайно медлителен. Переговоры шли напряженно. Саиб Эрикат (глава палестинских дипломатов, ведущих переговоры) вспоминает о том, как в 4 утра он услышал из-за двери негодующие крики Клинтона. Что вызвало такую реакцию президента, знает только тот, кто был с ним в это время в комнате: Биби Нетаньяху.
Госсекретарь Мадлен Олбрайт в свой первый визит на Ближний Восток в сентябре 1997 года приготовилась отчитать Нетаньяху за медлительность и несговорчивость. Взрыв в центре Иерусалима изменил ее намерения, и она отчитала Арафата. Оправдываясь, тот промямлил, что не может держать борцов ХАМАСа под контролем, пока Нетаньяху разрешает строительство новых поселений.
«Убивать невинных людей и строить дома — не одно и то же! Здесь не может быть эквивалента», — парировала Олбрайт.
Тем не менее переговоры продолжались. В январе 1998 года Нетаньяху прибыл с визитом в Вашингтон. Время оказалось далеко не подходящим. Во время встречи Клинтон все время отвлекался и выходил из кабинета для каких-то секретных разговоров. На следующий день весь мир узнал о Монике Левински.
Секс-скандал не причинил урона политической карьере Нетаньяху. Стараясь подбодрить Клинтона, он тем не менее встретился с республиканскими лидерами, которые заверили его в неизбежности импичмента. Теперь время было на стороне Нетаньяху. Он и до этого, как мог, затягивал исполнение условий договора. Клинтон же, несмотря на угрозу импичмента, имел поддержку 80-ти процентов американских евреев и был решительно настроен на продолжение переговоров. Торг вокруг новых поселений и контроля над территорией Западного берега тянулся месяцами. Полтора года ушло на соглашение, которое удовлетворило все стороны. Теперь Клинтону нужна была встреча на высшем уровне для демонстрации достижений в труднейших переговорах. Арафат на такую встречу согласился. Согласился и Нетаньяху, но откладывал приезд два раза. Наконец, в октябре 1998 года все съехались в Уайт-Ривер для подписания меморандума. Американцы рассчитывали на четыре-пять рабочих дня, но не тут-то было. Снова началась борьба по каждому вопросу, как будто не было принято никаких соглашений до того. На седьмой день Нетаньяху дал распоряжение своей команде собирать чемоданы. Американцам удалось уговорить его не срывать переговоры и остаться. На следующий день уже сорвался Клинтон. Израильтяне потребовали от палестинцев ареста нескольких человек, подозреваемых в терроризме. Среди них был высокопоставленный офицер, которого Нетаньяху предложил просто убрать по приказу Арафата. «Вот это уже дерьмо! — взорвался Клинтон, — вы что думаете, я пойду на это?». Позднее Нетаньяху жаловался одному из американских представителей: «Чем я заслужил такое отношение? Почему вы так к нам относитесь?».
Перед подписанием меморандума Клинтон преподнес неприятный сюрприз Нетаньяху, попросившему оказать ему личную услугу и выпустить Джонатана Полларда, отбывавшего пожизненный срок в Америке за шпионаж в пользу Израиля. Этот жест помог бы премьер-министру преподнести на родине тяжкие условия меморандума. Поначалу Клинтон согласился, но директор ЦРУ Тенет заявил, что подаст в отставку в случае освобождения Полларда. Нарушение обещания шокировало Нетаньяху: он был готов сорвать подписание соглашения. Шарон, принимавший участие в переговорах, уговорил его остаться. Премьер-министру пришлось снова уступить.
То, что было неизбежной уступкой за столом переговоров, многие в Израиле восприняли как невыполнение предвыборных обещаний.
«Кто дал ему право обещать арабам еще больше земель Иудеи и Самарии? Чем он лучше Рабина или Переса? — гневно вопрошал Шамир. — Ему нужна власть как таковая, для себя самого!»
И все же Кнессет одобрил меморандум. В ноябре 1998 года еще два процента земли на Западном берегу были отданы палестинцам. Через несколько недель прибыл Клинтон. На этот раз президент не торопил Нетаньяху — видимо, рассчитывая на то, что в следующий раз уже не с ним будет иметь дело. Зато он посетил Вифлеем и Газу, где произнес эмоциональную речь:
«Для меня большая честь быть первым американским президентом, обращающимся к палестинскому народу в палестинском городе, управляемом палестинцами».
Ему даже удалось снова свести Арафата с Нетаньяху. Это была их последняя встреча, не принесшая никаких результатов.
В Вашингтоне Клинтона ждали дела, связанные с импичментом, бомбардировкой Сербии, ударами по Ираку. Но от решения проблем Ближнего Востока, Израиля и Палестины он отказаться не мог. Слишком много туда было вложено сил и денег. Он отказался от Нетаньяху.
Тем временем в Израиле поддержка Нетаньяху стала угасать. Он не устраивал правых за слишком большие уступки палестинцам, а левых не устраивала его несговорчивость и затягивание мирного процесса. В итоге Нетаньяху сокрушительно проиграл выборы Эхуду Бараку, лидеру партии Авода (левоцентристская партия). Новый премьер-министр Израиля, когда-то командир Биби по Маткалу (Сайерет Маткаль — элитная часть спецназа), хотел завершить мирные переговоры с Арафатом как можно скорей. Это же входило в планы Клинтона, заканчивавшего свой президентский срок. Тройка встретилась в Кэмп-Дэвиде в июле 2000 года.
Весь мир увидел президента США (страсти по импичменту позади), направлявшегося в резиденцию в сопровождении малорослого, но крепко сбитого Барака и Арафата в традиционной куфии. Улыбки и замешательство перед узкими входными дверями, неприятно поразившее зрителей (Барак подталкивал вперед Арафата, Арафат пытался пройти вторым), не предвещали полного провала. И все же полный провал случился. Странные это были переговоры. На любые предложения Барака Арафат отвечал отказом. В конце второй недели речь шла уже обо всем Секторе Газа, более девяноста процентов территории Западного берега, районах Восточного Иерусалима и Старого города. Были предложены и другие значительные уступки. Арафату понадобился контроль над Стеной плача и еврейским кварталом. Это было за пределами того, чем мог поступиться бывший генерал Эхуд Барак. К тому же требование возвращения беженцев на места бывшего проживания (до 1948 года) означало, по сути, конец Израильского государства. Конечно же, Арафат понимал, что ни один премьер-министр Израиля на это не пойдет. Свой отказ от принятия предложений он кратко объяснил американцам:
«Если я подпишу, в следующий раз вы увидите меня уже в гробу».
Конечно, такой результат крайне разочаровал Клинтона. Достижение мира на Ближнем Востоке было одной из задач внешней политики его администрации. Видел ли он в этом свою историческую миссию? Возможно. Был ли он антисемитом, как кто-то представлял его в Израиле? Вряд ли. Смерть Рабина потрясла Клинтона. Они были друзьями и единомышленниками, объединенными одной важной целью. «Я полюбил его, как мало кого в моей жизни», — кто еще из американских президентов написал что-либо подобное об израильском премьер-министре? Я таких не знаю.
При их первой встрече Рабин сказал замечательные слова: «У меня есть мандат на риск установления мира». На что Клинтон ответил не менее замечательно: «Если хотите, моя роль будет заключаться в том, чтобы минимизировать этот риск».
Думаю, Клинтон считал себя лично обязанным Рабину в этом начатом тяжелом деле. Оно не завершено до сих пор.
Если первая интифада стихла после соглашений в Осло, то вторая разгорелась после неудавшейся попытки переговоров в Кэмп-Дэвиде. До сих пор существует вполне обоснованное предположение, что она готовилась Арафатом еще до встречи с Эхудом Бараком. Неслучайно Клинтон, передавая дела Бушу сказал, что его расчет на здравомыслие Арафата был ошибочным. Исправлять ошибку своего предшественника президент Джордж Буш-младший не собирался. Вмешательство в израильско-палестинский конфликт не входило в его первоначальные планы. Но, видимо, довольно скоро он получил представление о возможных последствиях не утихающей интифады: волнения и нестабильность в Египте, Саудовской Аравии, Иордании, Ливии, Марокко, свержение дружеских Америке режимов, рост цен на нефть. Дальше больше: непредсказуемость реакции всего мусульманского мира. Вот почему уже в конце февраля 2001 года госсекретарь Колин Пауэлл отправился с визитами по Ближнему Востоку с посещением всех уже перечисленных ранее стран, включая Израиль, Сектор Газа, Сирию и Кувейт. Конечно, его главной задачей была дипломатическая разведка будущей коалиции против Саддама Хусейна. В Израиле Пауэлла встретили вежливо и с большим вниманием отнеслись ко всему, что он говорил о Саддаме, но за стол переговоров с палестинцами там были готовы сесть только после прекращения террора. Арафат от переговоров отказался. Интифада продолжалась до его смерти в 2004 году. В итоге Пауэллу пришлось сказать:
«Мы не можем хотеть мира больше, чем обе участвующие стороны».
Ответ на террористическую атаку 11 сентября изменил ситуацию не только на Ближнем Востоке, но и во всем мире. Интересно, что, когда журналист газеты «Нью-Йорк Таймс» спросил Нетаньяху о значении этого события в отношениях между Америкой и Израилем, тот ответил:
«Так это очень хорошо! — но вовремя исправил оговорку. — В смысле укрепления связи между нашими народами».
В какой-то степени это укрепление произошло, потому что террор, так хорошо знакомый израильтянам, был объявлен Бушем главной угрозой мирного существования, борьба с которой будет вестись по всей планете. Не важно, где находятся террористы и что они планируют, они за это ответят. Израиль услышал эти слова с большим воодушевлением, но уже в октябре на встрече с журналистами в Овальном кабинете Белого дома Буш заявил о поддержке создания Палестинского государства:
«Я твердо верю в то, что палестинцы имеют право на самоопределение и на мирную жизнь в их собственном государстве».
Как тут не вспомнить ненавистного Картера. Клинтон решился на подобное высказывание в последние дни своего президентства. А тут, пожалуйста, президент-республиканец! Правда, у Буша-старшего тоже были сложные моменты в отношениях с Израилем, когда речь заходила о необходимой поддержке арабских стран в войне с Саддамом. Такая же поддержка понадобилась Бушу-младшему накануне войны в Афганистане и Ираке. Ну а что же Израиль? Несмотря на яростную критику правых, Ариэль Шарон был готов рассмотреть условия создания Палестинского государства, но только после прекращения интифады. Нельзя забывать, что Израиль оставаясь стратегическим партнером, получал от США колоссальную денежную помощь. (в 2001 году около 3 млрд долларов) На этот раз пришлось научиться выживать в условиях непрекращающейся интифады.
Пока Израиль выживал в условиях интифады, отгораживаясь бетонным забором от бесконечных атак палестинцев, и проводил антитеррористические операции, американцы были заняты войной в Ираке. Я помню, как Дик Чейни, не большой любитель раздавать интервью, на вопрос одного из журналистов, стал ли мир безопаснее без Саддама, с уверенностью ответил: «Да». Для Израиля, во всяком случае, одним врагом стало меньше.
Буш пронесся с визитами по странам Ближнего Востока на крыльях победы. Сейчас его несокрушимая вера в торжество демократии, разносимой американцами по всему миру, кажется более, чем наивной — а тогда казалась убедительной. За арабо-израильский конфликт принялись с новым воодушевлением. Появилась «дорожная карта», которую остроумцы тут же переименовали в «бездорожную». Что бы на этой карте не было, закончив со стеной, Шарон вывел из Газы все еврейские поселения. Вполне возможно, что это решение стоило ему жизни. Вскоре после этого он впал в кому, успев, правда, категорически высказаться против возвращения палестинцев на земли уже отгородившегося от них Израиля. Интересно, что Буш со свойственной ему прямотой, высказался о беженцах так: «No shit — here come three million people!». В переводе это означает: «Да ни за что! (Вот дерьмо!) Сюда рванут три миллиона человек!».
Между тем дела в постсаддамовском Ираке шли не так уж и хорошо. Освобожденным от диктатора народам демократия давалась с трудом. После ухода Колина Пауэлла в отставку его место заняла Райс, которой, как и ее шефу, пришлось сильно разочароваться в результатах муниципальных выборов в Палестинской автономии, где победил ХАМАС. «Зато они были выбраны демократическим путем», — сказала она в одном из интервью. Утешение слабое для Израиля, получившего набирающего силу врага. Потом еще добавилась и Хезболла. В 2006 году Израиль был атакован с двух сторон: из Газы и Ливана. Началась вторая Ливанская война.
Стоило ЦАХАЛу уйти из Газы и Ливана, как эти территории обратились в полигоны, откуда ХАМАС и Хезболла начали обстреливать Израиль ракетами. Оставить атаки безответными Израиль не мог. Тут премьер-министр Ольмерт, сменивший впавшего в кому Шарона, встретил полное понимание президента Буша-младшего. Его высказывание было прямым и незамысловатым:
«У израильтян появилась возможность нанести сокрушительный удар Хезболле и ее спонсорам в Иране и Сирии».
Точка. И он очень на это надеялся. Обстрелы Израиля с территории Ливана совпали с началом саммита Большой восьмерки, для которого Райс подготовила совместное коммюнике с осуждением действий Хезболлы и признанием за Израилем права на ответные удары. Условиями для прекращения огня были названы разоружение Хезболлы и всех других партизанских отрядов с выдворением их с территории Ливана. Дипломатический фронт был на стороне израильтян, но военные действия надежд американского президента не оправдали. Бомбежки территорий Ливана оказались не действенными в борьбе с партизанскими отрядами, но наносили большой ущерб местному населению. Многострадальных ливанцев можно было понять. Американцы считали важным сохранить у власти премьер-министра Ливана Фуада ас-Синьора, с которым у них были связаны определенные надежды. Райс, навестившая регион, пыталась договориться с израильским правительством о допустимом компромиссе, но получила в ответ: «Мы не заинтересованы в Фуаде ас-Синьоре. Он слишком слаб и падет в любом случае» (слова Ципи Ливни — министра иностранных дел). Между тем, эскалация войны продолжилась, когда ЦАХАЛ начал наземную операцию. Буш ее тоже поддержал, заявив, что прекращение войны на данном этапе будет победой Хезболлы. Но дальше произошла катастрофа: Израиль по ошибке разбомбил школу, и погибли дети. После этого Райс сказала Ольмерту, что «она не может позволить своей стране падать в яму вместе с его страной. Остановитесь!» Президент потом в своих мемуарах записал, что он «хотел дать время Израилю для разгрома его врагов… Но, к сожалению, Израиль только ухудшил ситуацию». Теперь речь шла только о скорейшем перемирии и отходе ЦАХАЛа из Ливана. Для Израиля это было поражением, всю вину за которое спецкомиссия возложила на Ольмерта, министра обороны Переца и начальника генштаба Халуца.
Ну а что американцы? Что Кондолиза Райс, так много сделавшая для поддержки Израиля в трудный период ливанской войны? Она продолжала свои многочисленные встречи с лидерами Ближневосточных стран. Израиль никого больше не интересовал, все говорили об одной и той же стране — Иране!
Вот и пришло время им встретиться: президенту США Бараку Обаме и премьер-министру Израиля Биньямину Нетаньяху. Позднее им придется работать друг с другом долгие годы. Нетаньяху вернулся в офис премьер-министра через два месяца после инаугурации Обамы и оставался там, когда срок президентства Обамы закончился (в январе 2017 года). Их первая встреча произошла на ежегодной конференции AIPAC (Американо-израильский комитет по общественным связям) в Вашингтоне, где молодой сенатор от Иллинойса, начавший три месяца назад кампанию по выдвижению на пост президента США, выступал перед еврейским про-израильском лобби. Стать американским президентом от демократической партии без поддержки этого лобби практически невозможно. Поэтому речь Обамы была разыграна как по нотам. Были сказаны сакральные слова о том, что Израиль самый главный союзник Америки на Ближнем Востоке, единственное демократическое государство в регионе. Иран же — величайшая угроза не только Израилю и США, но и всему миру. Не думаю, что большинство присутствовавших на этой конференции отнеслось к Обаме с должным вниманием. В то время явное предпочтение отдавалось Хиллари Клинтон, которая говорила то же самое (или почти то же самое). Скорее всего, Нетаньяху также не отнесся серьезно к амбициозному намерению Обамы, но встретился с ним, уважив просьбу того о встрече, чтобы прочитать свою обычную лекцию о расстановке сил на Ближнем Востоке.
Вторая встреча произошла уже через полтора года в Иерусалиме, когда Барак стал официальным кандидатом от демократов в президенты. Нетаньяху в то время был лидером оппозиции, уверенным в предстоящей победе над Ольмертом. При расставании Биби дипломатично пошутил: мол, в следующий раз встретимся, когда каждый из нас займет офис — понятное дело какой. Обама нисколько не сомневался в том, что Нетаньяху предпочел бы встречу с Маккейном. Шелдон Адельсон, щедро дававший деньги Биби, спонсировал также и Маккейна — старого и надежного союзника Израиля. Но разведка донесла Нетаньяху о связях Обамы с влиятельными еврейскими фамилиями. Среди них Пенни Прицкер, ставшая позднее министром торговли США в кабинете Обамы, представительница одного из самых богатых семейств, владельцев отельной сети Hyatt. Среди советников Обамы были известные в Америке люди: Дэвид Аксельрод — главный стратег предвыборного штаба, Джейсон Фурман — главный советник по экономике, Майкл Фроман, с которым Обама был в дружеских отношениях еще со времен их обучения в Гарварде, ставший торговым представителем США в его кабинете, Роберт Рабин — один из советников по экономике. Но все они были леваками-либералами из противоположного Нетаньяху лагеря. Один из старых друзей Нетаньяху, Малькольм Хонлайн, руководитель Конференции президентов крупнейших американских еврейских организаций, сказал Биби, что, конечно, Обаму поддерживает множество евреев и их полно в его окружении, но есть в его президентской кампании что-то, что настораживает — какой-то враждебный дух.
О Бараке Обаме я услышала еще до его появления на большой политической сцене Америки. Один из знакомых, живущих в Чикаго, сказал, что у них есть прекрасный молодой сенатор, который (вот увидишь) непременно станет президентом. «Что же в нем такого прекрасного?» — я всегда отношусь скептически к подобным прогнозам. «Он умеет объединять людей — причем, разных религий, возраста, цвета кожи. У него в офисе работает невероятное количество волонтеров». И что-то еще было сказано об этом замечательном сенаторе, имя которого,созвучное с русским словом, я-таки запомнила. Первый раз я услышала Обаму на съезде Демпартии в июле 2004, номинировавшем Джона Керри кандидатом в президенты. И не пожалела, потому что его речь затмила всех выступавших. Она была вдохновенна. «Для меня большая честь представлять на этой сцене штат Иллинойс, перекресток нации, родину Линкольна, — начал Обама. — Это еще и особая честь, потому что мое появление здесь еще совсем недавно было маловероятным». Такое вступление заставляет прислушаться. История жизни Барака Обамы, сейчас уже хорошо знакомая, тогда была мне неизвестна. Сын кенийца из маленькой деревушки и белой уроженки Канзаса, встретившихся в Гавайском университете и веривших в то, что в Америке достижимы все их мечты. Они дали ему африканское имя Барак, означающее «блаженный», в уверенности, что оно никогда не будет препятствием на его пути к успеху. И вот теперь уже он сам передает эту веру своим дочерям…
Большая часть его речи была посвящена Америке, надежде, которая нужна ее людям для продвижения вперед.
«Я говорю о надежде рабов, сидящих у костра и поющих песни о свободе, о надежде иммигрантов, отправляющихся к дальним берегам… о надежде худощавого паренька с необычным именем, который верит, что в Америке найдется место и для него».
Сколько раз и на сколько ладов была уже перепета эта песня, но в устах Обамы она прозвучала вдохновенно и доверительно. Она слушалась на одном дыхании. Говорил прекрасный оратор. Сейчас, через много лет, я понимаю, что было главным в той речи. Это была тема единства.
«Не существует либеральной Америки и консервативной Америки, есть лишь Соединенные Штаты Америки. Нет черной Америки или белой Америки, латиноамериканской или азиатской Америки, есть лишь Соединенные Штаты Америки… Мы все — один народ, мы все присягаем звездно-полосатому флагу и защищаем Соединенные Штаты Америки…».
Казалось бы, в этих словах не было ничего особенного, что это лишь красивый демагогический прием, но идея единства Америки стала тогда настолько насущной и страстно желаемой, что мгновенно нашла отклик у его слушателей. Так говорил политик с большим будущим. Так говорил лидер, получивший «звездный билет» своей партии.
Откуда же появился Барак Обама? Известно, что его отец, рано исчезнувший со сцены, не оказал на него какого-либо влияния, в отличие, скажем, от Бенциона Нетаньяху, во многом передавшего свое мировоззрение сыновьям. Четыре года, проведенные в мусульманской Индонезии, куда переехала его мать, следуя за вторым мужем, будут позднее истолкованы противниками, как «длительное пребывание в антисемитской среде». Правда, с десяти лет он снова на Гавайях уже в семье белой бабушки. Потом престижная школа, игра в баскетбол. Долговязость и марихуана, словом, путь обычного подростка. Но и первая попытка самоидентификации. Об этой проблеме говорят многие дети межрасовых родителей. Успеваемость была не на высоте, но позволила ему поступить в колледж, а потом перевестись в Колумбийский университет в Нью-Йорке — одно из самых либеральных учебных заведений Америки, обучение в котором оказало колоссальное влияние на его мировоззрение. Интересно, что позднее, когда поднялась волна ненависти к президенту Обаме, раздутая радиоведущими правых ток-шоу, даже его пребывание в этом университете подвергалось сомнению, хотя сам университет считает его своим почетным выпускником. Контроверсы будут преследовать его в течении всех восьми лет президентства.
Обама не остался в Нью-Йорке. Через два года после окончания Колумбийского университета он переехал в Чикаго — столицу черной Америки. Здесь располагались штабы Луиса Фаррахана (лидера радикальной организации «Нация ислама») и Джесси Джексона (религиозного деятеля, правозащитника). Это был город, который избрал чернокожего демократа Гарольда Вашингтона мэром. Для человека мало посвященного в историю движения за гражданские права, перечисленные имена не о чем не говорят, но в 80-е годы прошлого века в общественной жизни Америки они были у всех на слуху. Выбор двадцатитрехлетнего Обамы, конечно же, неслучаен: Чикаго — не просто его место проживания, это и окончательная расовая идентификация. Далеко не престижная работа общественным организатором в неблагополучном районе города тоже неслучайна. И вообще, что это такое: общественный организатор? Джерри Келлмэна (я намеренно обращаю внимание читателей на фамилии людей, сыгравших ту или иную роль в жизни Обамы), заинтересовало резюме молодого человека, и после собеседования он предложил ему работать в бедном районе, населенном чернокожими. Обама был холост, худ и достаточно чернокож, чтобы быстро найти общий язык с одинокими мамушками, охотно приглашавшими его на всевозможные семейные обеды и праздники. Другое дело — пасторы различных конгрегаций, не желавшие прислушиваться к чужаку из Нью-Йорка с дипломом Колумбийского университета. Я не могу сказать, насколько успешным был первый опыт общения Обамы с теми, кого он выбрал «своими», но кто, вполне возможно, таковым его не считал. Скорее всего, он остро ощущал свою несостоятельность в попытках помочь этим людям вырваться из бедности и расового бесправия. И все же у него были основания для оптимизма: избрание в первый раз в мэры Чикаго чернокожего Гарольда Вашингтона (юриста по образованию), сумевшего создать коалицию черных, белых, латиноамериканцев, евреев и победить на выборах. Значит, перемены возможны. Значит, нужно следовать примеру тех, кто добился успеха там, где у него не получилось. Пока не получилось. Обама поступает в юридическую школу при Гарвардском университете.
(продолжение следует)
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2020/nomer8_10/dubrovskaja/
