Документальная повесть
Предисловие
Cудьба профессионального художника, посвятившего себя искусству, часто бывает печальной. Судьбы еврейских художников и поэтов, живших в Европе в период между двумя Великими войнами ХХ века, печальна вдвойне. Лишь немногие, пережив ужасающую бедность и гонения, остались в памяти благодарных потомков, принеся славу и богатство оценщикам, галерейщикам, писателям и кинематографистам. Многие из них были депортированы и погибли в нацистских лагерях смерти, иные покончили с собой или умерли в застенках сталинских лагерей. Коллекции и отдельные произведения искусства погибали также, как и их создатели. Судьба объединила их с теми, кто добровольно покинул свою родину и мечтал вернуться. Но нельзя войти дважды «в одну и ту же реку».
Не многие еврейские художники, вышедшие из местечек черты оседлости, будучи совершенно ассимилированными в европейскую действительность, задумывались о своей стране. Европа первой половины ХХ века, болевшая интригами, социализмом, коммунизмом, фашизмом, антисемитизмом и прочими …измами, стала кузницей новых идей, революций и войн. Мир стремительно менялся и, чуткие к веяниям времени, художники меняли мировоззрение и манеру своего творчества. Впоследствии их работы назовут авангардом, у них будет множество последователей и подражателей, но не всем достанется мировая слава.
Те еврейские художники и деятели искусств, кто обращался в своем творчестве к еврейской теме, заняли свое почетное место в истории искусств государства Израиль. Пережив исторические катаклизмы, не все дожили до его создания. Многие вернулись в Советский Союз и попали под топор советской инквизиции. Другие отправились в США и прославились, сохранив свои жизни
По прошествии столетия на постсоветском пространстве возник интерес к этой эпохе, но река времени разделила это пространство на разные государства, а художников, родившихся на территории этих государств, стали причислять к русским, украинским, польским, немецким и др. знаменитостям. О них пишут книги и переводят их на разные языки, при этом их родной язык, идиш забыт и вышел из употребления. Опустели еврейские местечки. Они живут теперь на картинах Шагала, и других еврейских художников. Убиты Перец Маркиш, Квитко и другие поэты, писавшие на идиш, брошен под колеса грузовика Михоэлс, погиб еврейский театр ХХ века. Да разве только это?
Еврейские талантливые юноши и девушки из бывшей черты оседлости, жившие в Германии, Франции и Швейцарии в первой половине ХХ века, создали особую художественную ойкумену, впоследствии названную «русско-еврейской». Часто они жили коммуной с русскими эмигрантами, тоскующими по родине, и заражались утопическими идеями социализма.
Так случилось и с героем моего рассказа. Еврейский мальчик из местечка, своим трудом и талантом добившийся успеха и материального благополучия, вовлеченный в жизнь европейской художественной богемы, и ставший жертвой собственной утопии, оказался на обочине жизни, всеми забытый и разочарованный. Его не знают в России, не знают и в Израиле.
Глава 1. Век ХХ. Аvantgarde
Детство и юность художника
Роберт Генин родился 11 августа 1884 года в семье мелкого лавочника Лейбы Генина и Малки Гениной, урожденной Штер. Через два года родится сестра, а через 10 лет Малка родит сына Зиновия и умрет родами.
Четырехлетний Роберт по баловству или неосторожности подожжет родительский дом. От шалости с бумагой загорится соломенный настил хаты, домишко вспыхнет и займется пламенем. Позднее он опишет это событие в своей книге «Зарисовки и воспоминания»
«Вокруг все пылает. Темная ночь — мать крепко держит меня на руках. Языки пламени мощно рвутся из окон, лижут деревянные постройки, я потрясен величием разыгравшегося спектакля…»
«Нет, отчего я стал именно художником, ведь бабушка обещала мне самое мрачное будущее, еще когда мне было четыре года. Она сказала: из этого парнишки вырастет бродяга, разбойник или еще того хуже.»
Чудом отцу посчастливится вытащить через окно двухлетнюю дочь. Это событие ярким болезненным воспоминанием обожжет память Роберта. Он никогда не забудет, как брели они по дороге, нищие и убогие, оставляя позади себя пепелище родного дома. Отец разорился, семья распалась.
Жизнь была тяжелой, бесправной и безрадостной. На их долю пришелся не один жестокий погром. Поначалу основными участниками погромов были местные греки. Враждебность между греками и евреями возникала на почве торговой конкуренции. Через местечки проходил торговый путь «из варяг в греки». Не раз еврейские лавочники лишались средств к существованию, а то и жизни, при прямом попустительстве властей. Часто и сами евреи оказывались на скамье подсудимых за участие в отрядах самообороны.
После пожара Роберта взял к себе дед Янкель, живший в соседней деревне Красавичи. Любил, учил, мечтал сделать из него фотографа. Но мальчик рано начал рисовать, и получалось у него совсем не по-детски.
Дедущка послал Роберта учиться в Вильно, знаменитое Виленское художественное училище, откуда выйдут многие звезды еврейского авангарда, такие как Хаим Сутин, Михаил Кикоин, Осип Любич, Шрага Файбиш Зарфин, Павел (Пинхус) Кремень. Все они потом встретятся в Париже на Монпарнасе, в знаменитой коммуне художников «Улей». Некоторые получат французское гражданство, но никто из них не вернется на родину.
Оба юноши учились на деньги дедушки Янкеля, но после того, как тот разорился, Вениамин ушел «на свои хлеба». Роберту недолго помогала семья и еврейская община, где благотворительность была одной из важнейших заповедей.
На этом этапе жизни с родиной он расстанется навсегда. Роберта ждала слава самобытного художника, материальное благополучие, несколько браков, детей и… одиночество. Лишь через 120 лет, в Мюнхене, встретятся его потомки, пережившие все перипетии великого и ужасного ХХ века. Но рассказ об этом ждет нас впереди.
****
После обучения в Виленском художественном училище Роберт Генин, чьи рисунки признаны лучшими и рекомендованы к отправке в Санкт Петербургскую художественную Академию, уезжает в Одессу продолжать художественное образование. Одесское художественное училище — одно из лучших рисовальных школ Российской империи. Вместе с ним здесь учились Исаак Бродский и Теофил Фраерман. Роберт живет впроголодь, зарабатывая ретушью фотографий. После сумрачного Полесья солнечная Одесса кажется раем. Разноязыкая, теплая Одесса — это уже не мир местечек, хотя идиш звучит на каждом шагу. Хочется забыть погромы и унижения. Свобода пьянит. Он знакомится с такими же как он бедняками, социалистами, обещающими светлое будущее, в которое хочется верить. Мечтает стать настоящим художником и завоевать новый, зарождающийся мир. Он пробует себя во всем: рисует, сочиняет романы, стихи.
«Но материальная поддержка становилась все скуднее, и я превратился в неухоженного длинноволосого юнца, оправдывающего рваную одежду художественной необходимостью. В Одессе моя пища состояла из чая и хлеба, а жил я в грязных окраинных ночлежках вместе с сотнями других обитателей: алкоголиков, безработных, воров, проституток. Однако я воспринимал это горькое существование как жертву во имя искусства, именно такой представлялась мне жизнь всякого художника, осененного свыше. Бывали и такие моменты, когда мне хотелось пасть на колени и благодарить Бога за его милость ко мне. Ведь теперь я был признанным талантом, которого уважают коллеги и которому завидуют. Все хотели познакомиться со мной, я гордился этим. Теперь я уже не стыдился своей бедности, к этому времени я уже был посвящен в социализм. Более того, я совсем сбросил обувь и ходил по городу босиком, с распахнутой грудью, длинными волосами и в шляпе с полями шириной в собственный рост. Да, я был осенен свыше, и об этом следовало знать всему городу. Продолжительное голодание сделало из меня робкого, погруженного в себя и чувствительного человека. Несправедливость на Земле, прискорбная судьба проститутки, ожесточение против богатых — вот что составляло содержание стихов и романов, сочинению которых я периодически страстно предавался, а также эскизов моих будущих картин. Я зарабатывал свои гроши ретушированием заказных портретов по фотографиям и целыми днями бывал без куска хлеба. В таком настроении я бродил по парку у моря, где ежедневно давали скрипичные концерты. Я или сочинял, или позволял пролиться слезе о моей нужде, мечтая о совсем другом будущем, в котором я никогда не сомневался. Это будет прекрасная жизнь, большое искусство, огромные выставки, мое имя во всех газетах, оно передается из уст в уста, заграница, прекрасные женщины» — так писал он в своем дневнике
Мечта вела его в другой мир. Восемнадцатилетним юношей, в мягком картузе, крестьянской одежде, Роберт прибывает в Мюнхен. С ним приезжают друзья-товарищи по одесскому художественному училищу, вместе они поселяются в дешевом квартале и живут коммуной. Бавария, с ее красотами и мягким климатом, это уже совсем близко к мечте, а немецкий похож на идиш. Языки давались легко всем Гениным.
Мюнхен в начале прошлого века был столицей авангарда наряду с Парижем. Молодые художники, поспевая за бурными изменениями в жизни общества, открывали для себя новые пути в искусстве. Они отказывались от консервативных канонов, которым их прежде учили, искали новые формы художественного творчества и, главное, они стремились донести искусство до широких масс.
В 1902 году Роберт начинает знакомиться с европейскими школами живописи, и путешествовать. Первой школой была школа Антона Ашбэ, австро-венгерского художника словенского происхождения. Ашбе в то время считался значительной фигурой в художественной среде Мюнхена. Учениками Ажбе были Давид Бурлюк, Марианна Верёвкина, Игорь Грабарь, З. Гржебин, Мстислав Добужинский, Василий Кандинский, Д. Кардовский, Кузьма Петров-Водкин и Алексей Явленский. Как можно заметить, все они были выходцы из российской империи. С некоторыми из них он еще не раз будет встречаться и дружить.
Проучившись месяц, Роберт оставляет эту школу и уезжает в Париж. Здесь, так же как и в Одессе, он живет коммуной с художниками единомышленниками, свободен и нищ. Отныне его жизнь на долгие годы посвящена путешествиям.
В Париже большое впечатление на него произвел Пьер Пюви де Шаванн. С этих пор он мечтает о фресках. На будущих картинах Роберта появятся обнаженные группы людей, занятых работой на фоне природы, серо-голубая, нежная палитра, как на огромных полотнах Пьера Шаванна и раннего Сезанна.
С далекой родины приходит известие, что сестра вышла замуж за состоятельного юношу и поселилась в Каире. Та девочка, которая чуть не погибла по его вине. Ведь это он поджег родительский дом и никогда об этом не забывал. Роберт предпринимает поездку в Египет. Мечтательный юноша, евреи сказали бы про него — «шлимазл», прибывает в Каир, забыв взять с собой адрес сестры. Но «мазаль» все-таки у него есть, и в шумном многоязыком Каире он находит сестру. В Каире начала ХХ века существовала богатая и просвещенная еврейская община. Евреи вели обширную торглвлю товарами, поступающими по Суэцкому каналу. Рядом с ашскеназскими, сефардскими евреями здесь процветали литовские караимы. Все они селились в квартале Дарб аль-Барабира. Аждый знал каждого.
Сестра живет богато, принимает его как арабского шейха, предлагает остаться, работать в собственной мастерской… Но, какое там!
— «Живут как буржуи» — скажет он друзьям социалистам. Он пишет письмо в Париж, описывая жизнь сестры в неприглядном свете… и уезжает, забыв неотправленное письмо на столе. Сестра собирает ему в дорогу сухофрукты, похоже, что больше они никогда не увидятся.
Осенью 1905 Генин переезжает в парижскую колонию художников «Улей», созданную в 1902 году меценатом и скульптором Альфредом Буше. Здесь, на Монпарнасе сгруппировались выходцы из разных стран. По словам Марка Шагала, «здесь или помирали с голоду, или становились знаменитыми». А французский критик Жан Кассу писал: «В „Улье“ было полно иностранцев, слетевшихся со всех концов света, и в особенности евреев из Восточной Европы, которые были людьми, обладавшими только собственной судьбой…»
*****
Еврейские художники Монмартра вошли в европейскую культуру новой мощной силой. Их роль стала во многом определяющей в создании искусства интернациональной Европы, и в целом, глобального перелома в культуре двадцатого столетия. Достаточно назвать такие имена, как Марк Шагал, Хаим Сутин, Амедео Модильяни, Осип Цадкин, Моисей Кислинг, Хана Орлова, Мане-Кац и другие. Что же удивляться тому, что социалистическая идея с ее базовыми понятиями свободы, равенства и братства воодушевляла юношеские умы. Ведь они находились в Париже, на родине великой французской революции! От каждого по способностям — каждому по труду! И они трудились, что было сил и способностей. Трудился и Роберт Генин. Но еврейским художником он уже себя не считал, и в «Улье» надолго не задержался.
А между тем, в это же время в стенах «Улья» — существовала уже группа «Махмадим» — «драгоценности» на иврите. В нее входили Лео Кениг (Арье-Лейб Яффе), Иосиф Чайков, Марек Шварц, Беньямин-Зеэв Равицкий (Зеэв Рабан), Исаак Лихтенштейн и, позднее погибший в Освенциме Анри (Хенрик) Эпштейн. Все они, как и Роберт Генин, были выходцами из Российской империи, а двое из них, Исаак Лихтенштейн и Лео Кениг, уже имели за плечами опыт учебы в художественной школе «Бецалель» в Иерусалиме, созданной в 1906 году. В эти же годы в Германии жил и работал замечательный еврейский художник, выходец из Галиции, Эфраим Моше Лилиен, освещавший в своем творчестве сионистскую тему. Здесь же творил Герман Штрук, ,Хаим Аарон бен Давид, немецкий еврей, сионист, один из основателей школы “Бецалель”. Школа «Бецалель» в Иерусалиме станет прообразом будущей немецкой школы Баухауз, созданной в Германии в 1919 году.
“Русско-еврейская интеллигенция в эмиграции оказалась «между стульями», будучи причислена либо к деятелям исключительно русской культуры, либо к сионистам, мечтавшим о национальном возрождении в Эрец-Исраэль”-
Алек Эпштейн «Забытые герои Монпарнаса»
В эти годы Роберт Генин ближе знакомится с Марианной Верёвкиной и ее партнером по жизни и творчеству Алексеем Явленским. Объединяет их общее обучение в художественной школе Ажбэ. Оба они, Веревкина и Явленский, родом из Российской империи, и учились когда -то у Ильи Репина.
Влюбившись в Алексея Явлинского и распознав в нем художественный талант, баронесса Марианна фон Верёффкин, любимая ученица Репина, на долгие годы отказалась от своего творчества, оказывая Явленскому финансовую и моральную поддержку. Она будет поддерживать его и после того, как Явленский женится на ее горничной, родившей от него ребенка. Позже он оставит и эту семью в поисках новой протеже. Алексей фон Явленский станет большим художником, присоединив к фамилии баронский титул, еще до того, как коварный недуг, ревматоидный артрит, не одолеет его. Правая рука перестанет держать кисть, и он научится писать левой. Он останется инвалидом до конца своих дней, но будет верен избранному пути, преодолевая нестерпимую боль и душевные страдания.
****
Но, вернемся к нашему герою. Все говорило за то, что его ждет успех. Роберт полон энтузиазма, здоров и не собирается оставаться бедным. Небольшого роста, худощавый, с горящими глазами, черной шевелюрой и гренадерскими усами, похожий на цыгана, он нравится женщинам и любит их.
В 1906 году Роберт заводит семью и женится на Марте Карпов (Karpow), девушке из Белостока, почти землячке, на пару лет старше себя. Белосток, принадлежал попеременно то Польше, то Белоруссии, то Литве. Основное население Белостока в те годы было еврейским, нередко случались погромы. В 1907 году у пары рождается дочь Хельга, а через два года сын Герхард. Кажется, в эти годы он еще не забыл свои еврейские корни, но имена у детей уже немецкие.
В его работах все больше появляются женщины с детьми, группы обнаженных женщин и детей, занятых трудом, и все реже пейзажи родных местечек. На двойном портрете с женой Мартой он впервые появляется с трубкой. У него не яркая, пастельная палитра, а в глазах вечная еврейская грусть.
На самом деле жизнь складывалась совсем не плохо. Он быстро осваивает новую для себя технику литографии, работы сухой иглой, так популярной в Германия. Он прекрасный рисовальщик, графика станет его любимой техникой на долгие годы, приносящая не малый доход.
Новичок в Мюнхенской художественной среде, Роберт начинает сотрудничать с сатирическим иллюстрированным журналом Jugend, что на немецком означает « Юность». Вместе с ним там публикуется и Марта, рисуя экслибрисы к статьям на женскую тему. Иногда там появляются стихи. Журнал считается прогрессивным, модернистским, привлекавшим множество талантливых молодых художников, поэтов, писателей. Общая направленность журнала — это модерн и арт-нуво, и по манере сближаются с рисунками известных петербургских оппозиционных журналов того времени «Адская почта» и «Жупел». Красивая, стильная обложка делает журнал Jugend модным и популярным. Что-то подобное создадут потом в СССР в начале хрущевской оттепели в журналах «Юность» и «Крокодил», где также печатали и продвигали молодую талантливую молодежь.
Журнал Jugend просуществовал до 1940 года и постепенно менял направленность, приспосабливаясь к изменяющейся политике Германии. Роберт Генин активно публиковал там свои рисунки в 1907—1910 годах. Из 40 опубликованных рисунков большинство на российскую тему.
Уже в эти годы он становится в глазах публики русским художником-эмигрантом, хотя первые рисунки он посвящает теме еврейских погромов и полицейского беспредела. Впоследствии, когда Генин будет писать автобиографию, адаптированную к советской действительности, он напишет, что в журнале Jugend он критиковал самодержавие и коррупцию.
Семейная жизнь не складывается, он много работает и много ездит. Сына Марта родит в Елгаве (Латвия). Больше трех лет этот брак не продлится. Шерше ля фам? Да, он влюбляется или в него, но кажется мечта о красивых женщинах и славе начинает сбываться.
Как удивительно быстро он превратился из местечкового еврейского мальчика, в обаятельного европейского интеллигента. Он не борец, не правдолюб, он мечтатель и идеалист. Он учится в Сорбонне, на высших курсах социалистических наук. Но денег всегда не хватает, а жажда новых впечатлений склоняет его к бродяжничеству, и он попеременно живет то в Париже, то в Мюнхене. Расписывает стены в коммунистических клубах, наездами живет в «Улье».
Путь к славе
В 1907 году Роберт Генин выставил семь картин в Париже в «Осенних сезонах». В 1913 году его персональная выставка прошла в музее Кунстхаус в Цюрихе. Затем, в числе 38 русских художников он участвовал в художественном отделе Балтийской промышленной выставки в Мальме (Швеция), где его работы были отмечены петербургским критиком Андреем Левинсоном.
В это время в Германии рождается новый интернациональный художественный стиль — экспрессионизм, как отражение нарастающего социального напряжения и всеобщей усталости.
Центральной фигурой немецкого изобразительного искусства ХIХ и начала ХХ веков, был Макс Либерман, замечательный живописец и график, зачинатель импрессионизма в Германии, президент Прусской академии искусства. Человек энциклопедических знаний, он презирал тех своих соплеменников, которые старались отречься от всего еврейского, перекреститься и перестроиться. Именно он организовал и возглавил в Берлине известное объединение «Сецессион», т.е. раскол, слом всего старого и рождение на его месте новой живописи, графики, скульптуры. Здесь в Берлине, где собрался в 20х годах прошлого века весь цвет российской эмиграции, с большим успехом прошла выставка Иссахара-Бен Рыбака, которую высоко оценил художник Леонид Пастернак, также оказавшийся в это время в Германии.
Летом 1911 года Генин стал одним из основателей художественной группы Sema вместе с немцем Паулем Клее, чехом Альфредом Кубиным и другими. В 1914 году он стал одним из учредителей Нового Сецессиона в Мюнхене.
Ряд молодых художников, в том числе Карл Арнольд, Бернхард Бликер, Адольф Эрбслех, Алексей Явленский, Марианна Верёвкина, Пол Клее, объединились по образцу новой сецессии в Берлине из других разрозненных групп. Их уже не устраивают импрессионизм и арт –нуво. Экспрессионизм больше отвечает духу времени. В группу вошли, но потом оставили ее, создатели «Голубого всадника» Василий Кандинский со своей подругой и партнером Габриэлой Мюнтер, и Франц Марк наиболее подверженные модернистским течениям. Главной идеей объединения был интернационализм и разнообразие направлений, но большинство художников работало в манере экспрессионизма. Группа получила название «Новые художники ассоциации Мюнхена» (NKVM, НКВМ)
До 1916 года группа называлась «Новый Мюнхенский сецессион». В 1937 году под давлением национал-социализма она окончательно распадется. Во времена фашистской диктатуры подвергнется остракизму и основатель Берлинского Сецессиона, еврей и патриот Германии Макс Либерман, а его жена перед отправкой в Терезиенштадт покончит жизнь самоубийством.
В 1913 году галлерея Танненхаузер заключает с Гениным контракт на постоянной основе. В этом же году в издательстве «Дельфин» выходит книга Fritz Burge «Сезанн и Ходлер. Введение в проблемы живописи», где искусство Генина получило следующую оценку:
«Картины Генина воплощают социалистический идеал. Счастье равенства и труда. Равенство дел сопровождается чувством общности и спокойствия в работе. Это судьба природы, и в ее исполнении заключается счастье существования. Генин может быть первым, кто сделал социалистическую идею художественным идеалом на этом пути. […] Для Генина работа не является чем-то героическим и трагическим, но законом и красотой одновременно. Может быть, что этим идеям принадлежит будущее, поскольку они являются признаком времени»
Ближайшее будущее наступило в виде Мировой войны, бесповоротно изменившей лицо Европы.
Первая Мировая война
Генин все еще считается поданным Российской империи, которая вступила войну, объединившись в военно-политический блок с Великобританией и Францией. Раздел противоборствующих сторон произошел между Антантой и Тройственным союзом Германии, Австро-Венгрии и Италии. И что теперь делать евреям, которые обожают все эти страны?
Почти четверть всего еврейского населения Франции и Алжира были мобилизованы или добровольно вступили во французскую армию. Многие тысячи евреев, в том числе 2000 офицеров, сражались в рядах немецкой армии. Число погибших в боях достигло 12 тыс. Религиозные евреи тоже служат, среди таких был Лео Бек. Кто-то уезжает в Палестину. Жизнь требует самоопределения: кто ты есть таков.
Война вызвала обнищание населения во всех воюющих странах. Ухудшение питания, дефицит одежды, топлива и средств гигиены привёл к эпидемиям тифа и дизентерии, распространению туберкулёза, а в конце войны к пандемии “испанского” гриппа, от которой погибли миллионы людей по всему миру.
Российские евреи массово выселяются из прифронтовой полосы, незаслуженно обвиненные в предательстве в пользу Германии. Выселение осуществлявшееся в очень тяжелых для евреев условиях: на сборы давалось 48 часов, часто не разрешали брать самые необходимые вещи. Высланные подвергались издевательствам, их перевозили в товарных вагонах с надписью «шпионы». Об этом писали в газетах, и это вызывало волну возмущения, особенно за границей.
Связь с семьей у Роберта окончательно прервана. О родителях ничего не известно. Сестра в Египте, брат, как потом выяснится, в Москве. Дядя Вениамин в Польше.
Сотни тысяч евреев Польши мобилизованы в русскую, немецкую или австрийскую армии, многие погибли на поле боя. В районе боевых действий евреи стали жертвами погромов, расправ со стороны военных властей и массовых депортаций.
Многие евреи в Германии были настроены против войны. Решительный противник милитаризма, Лион Фейхтвангер в 1915 г. опубликовал первое в немецкой печати антивоенное стихотворение «Песнь павших».
Мы здесь лежим, желты, как воск.
Нам черви высосали мозг.
В плену могильной немоты
Землёй забиты наши рты.
Мы ждём ответа!
Плоть наша — пепел и труха,
Но, как могила ни глуха,
Сквозь глухоту, сквозь сон, сквозь тьму
Вопрос грохочет: «Почему?»
Мы ждём ответа!
Пусть скорбный холм травой зарос,
Взрывает землю наш вопрос.
Он, ненасытен и упрям,
Прорвался из могильных ям.
Мы ждём ответа!
Мы ждём! Мы только семена!
Настанут жатвы времена.
Ответ созрел. Ответ идёт.
Он долго медлил. Он грядёт,
Мы ждём ответа!
Стефан Цвейг стал страстным противником войны и подружился с фламандским графиком, экспрессионистом и монументалистом Францем Мазерелем, взгляды которого на войну, как на преступление, полностью разделял.
Взгляды и чувства немецкой интеллигенции на исходе войны, в начале существования Германской республики, были идеалистическими. Они мечтали своим искусством изменить мир, уничтожить в нем зло и установить справедливость. Горечь и безысходность охватила многих.
Стать добрым! Кто не хочет добрым стать?
Но вот беда — на нашей злой планете
Хлеб слишком дорог, а сердца черствы.
Мы рады жить в согласье и совете,
Да обстоятельства не таковы.
Так писал Бертольд Брехт в одном из своих зонгов.
Подданные воевавших с Германией стран, оказавшиеся во время войны на её территории, были интернированы. Некоторые из них были высланы в нейтральные страны, некоторые попали в тюрьмы, большинство просто оставалось под надзором в тяжёлом материальном положении.
*****
Компания художников интернационалистов распалась, все, кроме Генина, покинули Германию. Роберт Генин высылается в Вальдтрудеринг под Мюнхеном, как гражданин враждебного государства. Власти Баварии интернировали молодых мужчин в возрасте от 17 до 45 лет, чтобы предотвратить их использование в качестве шпионов против Германии у себя на Родине. Явленский уехал в Швейцарию, Кандинский вернулся в Россию, оба они старше 45-ти.
Более молодой Генин находился четыре недели под наблюдением в деревне Вальдтрудеринг. Условия проживания вполне сносные, и он продолжает работать, даже создает себе небольшую мастерскую. Кажется, здесь не обошлось без женщины и ее покровительства. Он рисует ее портрет с дочерью пронзительной нежности. Кажется, что эта женщина из другого мира, мира его мечты. Здесь кроется какая-то волнующая тайна.
Он чувствует, что его утопии больше не находят отражения в реальной жизни. В 1915 году он публикует серию рисунков «Женщина на войне», «Вдова», а в 1917 году — серию гравюр. Женщины, дети, тема страдания и сострадания надолго будут водить его рукой.
В 1917 году галерея Таннхаузер проводит его вторую, а затем в 1919 году третью персональную выставку. На его картинах, женщины, обнимающие искалеченных людей, окруженные детьми матери, кормящие грудью, страдания беженцев. Очень неприятный, волнующий, неправильный мир. Можно ли его спасти?
Несмотря на послевоенную разруху, культурная и художественная жизнь Германии не прекращается, хотя над всей Европой опускается «серый занавес». Генин сближается с русской парой Фон Вереффкин (Марианна Верёвкина) и Алексеем Явленским, а также с русско-немецкой парой Василий Кандинский и Габриэла Мюнтер.
Еще в 1909 году Габриэла Мюнтер купила дом в Мурнау, куда они с Кандинским наезжают в летние месяцы. Сюда же она приглашают пожить Веревкину и Явленского. Творческий союз друзей вдохновляет их на углубленное погружение в экспрессионизм. Здесь рождается замысел «Синего всадника». Летом 1911 года в этом доме в Мурнау состоится встреча будущих звезд экспрессионизма: Кандинский, Мюнтер, Кубин, Франц и Мария Марк, Компендонк и Гельмут Маке, двоюродный брат знаменитого художника Альфреда Маке, погибшего во время Первой мировой войны. Погибнет в этой войне и Франц Марк. Вскоре Кандинский и супруги Марк покинули группу и выставили в галерее Танхаузер своего «Синего всадника», который впоследствии станет визитной карточкой немецкого экспрессионизма.
Экспрессионизм вообще не предполагал общности. Генин держится особняком, но он, конечно, со всеми знаком, знает кто чем дышит, и явно находится под их влиянием.Франц Марк сочетал в себе символизм и экспрессионизм, названный впоследствии философским анимализмом. Марк смотрел на реальный мир глазами животных, считая их более чистыми существами, чем человек. Возможно под его влиянием, Генин включает изображение животных во многие свои картины. Особенно он любит лощадей, а на автопортретах–кошек. Любовь в системе ценностей экспрессионистов — химера, она не приносит счастья, только непродолжительные и иллюзорные надежды.
Представляя Генина, критики тех времен делают глубокомысленный анализ его творчества:
«Формы окружающей природы становятся символом элемента, создающего жизнь и доминирующего в жизни. Это тоже цель творчества Генина. Но там, где Ходлер и художники, которых он связывает с жизнью первобытных сил, подчиняются гордому гимну божественной силы закона, Генин в пианиссимо целомудренной манере и преданности рассказывает о воле, которая проявляется во всех вещах, во всем малом и всем великом, во всех проявлениях ненависти и любви, суммируя все ужасы и все удовольствия в одной безмолвной гармонии. По другую сторону добра и зла, он делает жизнь лишь живописным событием со своим тихим, тайным счастьем, со своим тайным штормом и любящим, нежным проявлением высшей силы. Это событие, однако, никогда не становится интеллектуально ясным действием, „скелетом“ события, его содержанием, а скорее приобретает особый облик».
Русский дом в Мурнау
Русские художники, холостые мужчины и не замужние женщины, разгуливающие с мольбертами по живописных баварским деревушкам, вызывают подозрения и кривотолки у бюргеров. Вскоре виллу в Мурнау окрестили «русским домом», а то и «домом терпимости». А между тем, личные отношения художников не всегда складываются по-дружески. Нередко возникают споры и противоборство амбиций.
В годы войны, когда Кандинскому грозило интернирование и высылка в Россию, преданная Габриэла увезла его в Швейцарию. В 1914 году Василий Кандинский все же возвратится в Россию, и будет отрицать всякую связь с Габриэлой Мюнтер. Только через много лет Габриэла узнает, что он женился на Нине Алексиевской, красивой, молодой женщине, не претендующей на лавры в искусстве. В 1922 году он возвратится в Германию с разрешения Советского правительства, разумеется, «не просто так»
:— «Мы посылаем вас в Германию не лечиться от диабета, а работать, учить сытых немцев революционному искусству. Ждем от вас положительных результатов. Подъемной валютой на три месяца вас обеспечит наш кассир, расписку о получении денег оставьте в конторе товарища Бела Куна — напутствовал его на баварском диалекте Карл Бернгардович Радек.
Валентин Воробьев. «Голая Валька»
.Вместе с Паулем Клее Василий Кандинский войдет в состав организованной в Веймаре Вальтером Гропиусом авангардной школы Баухаус. Он получит гражданство Германии, будет преподавать в этой школе фреску, станет символом абстрактного искусства, и больше никогда не вернется в Россию. Нина Кандинская будет распоряжаться его наследием в свое удовольствие.
Пауль Клее, живущий на содержании своей жены Лили, концертирующей пианистки, впервые за долгие годы обретет материальное благополучие в школе Баухауз. Он будет преподавать искусство витража. Созданная в 1919 году, как симбиоз искусства и ремесел, эта школа в 1933 году само— распустилась под давлением гитлеровского режима, и была признана «дегенеративным искусством» также, как и картины художников экспрессионистов. Пауль Клее, как и другие художники этой школы, эмигрирует из Германии. Эмигранты из школы Гропиуса оказали огромное влияние на современную архитектуру и дизайн в США и Англии. В Москве возник ВХУТЕМАС, в Израиле архитектура Баухаус сохраняется, как историческое наследие.
Здесь уместно упомянуть Николауса Певснера, сына еврейских эмигрантов из России. Получив хорошее образование в Лейпциге, Мюнхене и Берлине, он стал известным в Германии историком искусства и архитектуры. В молодости он был «больше немцем, чем немцы», поддерживал Гебельса в его стремлении к «чистому», не декадентскому искусству. В 1933 году, после прихода к власти нацистов, он был включен в «черный список» как «вражеский элемент», уволен со всех должностей и эмигрировал в Англию, став английской знаменитостью. Одну из своих первых публикаций в Англии Певснер посвятил зарождающемуся в Германии модернистскому движению Баухаус.
Габриэла Мюнтер, пережив депрессию после расставания с Кандинским, вернулась к живописи. Считается, что она соединила в своем творчестве немецкий экспрессионизм и баварское прикладное искусство. Тридцать ее картин составляют гордость музея в Мурнау. Во времена национал-социализма, ее искусство признают «дегенеративным», а в 1956м она получит высшую награду за изобразительное искусство города Мюнхена. Ее дом в Мурнау до сих пор широко известен как Мюнтер-Хаус или «Руссенхаус».
Немецкая революция
Первая мировая война переломила хребет истории. Бавария, столь милая сердцу Роберта, стала ареной революционных событий, распространившихся на всю Европу, включая Россию.
Еврейское происхождение лидеров Германской революции и тот факт, что оба вождя баварских коммунистов были иммигрантами из России (Евгений Левине), а один из них, Леви, был этническим евреем, дало мощный толчок антисемитизму. Гитлер, начинавший свою политическую карьеру летом 1919 года, нашёл в послереволюционном Мюнхене идеальную почву для распространения ультраправых идей. Еще не утихли страсти по делу Дрейфуса во Франции, а в России по делу Бейлиса, как новый виток антисемитизма начинал раскручиваться в Германии.
Провозглашение Советской республики в Венгрии, руководителем которой стал еврей Бела Кун, и Советской республики в Баварии, революционные выступления в Берлине, во время которых была убита еврейка Роза Люксембург и погиб Карл Либкнехт, женатый на еврейке, создавали у лидеров еврейских социалистических партий в России впечатление, что грядет мировая революция.
Роберт Генин, еще со времени своего одесского ученичества и нищеты, сочувствовал социалистам. Он добился успеха благодаря собственному труду и таланту. Однако, революционная борьба, еврейские ценности его мало интересовали. Его религией был труд, верой –искусство. Он, как и многие идеалисты и братья по цеху, верил, что искусство может преобразить мир и чувствовал себя «над схваткой». Он все еще верил, что грядет мир, в котором деньги не будут иметь значение, где исчезнут национализм, войны и религии, где классы, титулы и прочие бесполезные различия между людьми исчезнут сами по себе.
А между тем, Веймарская Германия, где послевоенная разруха и нищета соседствовали с фантастическим богатством, сосуществованием коммунистов, капиталистов, националистов, масонов, где рушились вековые традиции… этот мир был интересным и ужасным, рождая фантом экспрессионизма.
Война породила в Европе настроения отчаяния и потребности в новой силе, дающей надежду. Такой силой казался многим «большевизм». Он обещал покончить с несправедливостью богатства и бедности, войной. Обещал мир, где все мужчины и женщины очищаются посредством труда .
«Наша апатия — это не грех, не клиническая ипохондрия, а состояние ума, навязанное судьбой»
И. Головачева. Путеводитель по «Дивному новому миру»
Век мой, зверь мой,
Кто сумеет заглянуть в твои зрачки?
И своею кровью склеит двух столетий позвонки?
Но разбит твой позвоночник
Мой прекрасный, жалкий век…
Осип Мандельштам
Русская эмиграция
Бездомность и неприкаянность начинают надоедать нашему герою. В 1919 году он покупает небольшой дом с садом в швейцарской Асконе, на берегу озера Лаго Маджоре. Здесь он планирует проводить летние месяцы, а на зиму уезжать в Берлин. Сюда же переезжают Верёвкина с Явленским.
В Асконе с давних пор существовала русская коммуна. Здесь время от времени селились русские анархисты Михаил Бакунин и князь Кропоткин, танцовщик Александр Сахаров (Цукерман), поэт Максимильян Волошин, писатель Вечеслав Иванов.
Здесь любили бывать психоаналитик Карл Густав Юнг, немецкий писатель Герман Гессе, танцовщица Айседора Дункан. Эрих Мария Ремарк после успешной публикации своего романа «На западном фронте без перемен» купил здесь дом. Сюда же он убежит в 1933 года от преследований фашистского режима в Германии. Именно здесь в 1936 году он напишет «Трех товарищей», проживет долгие годы, и будет похоронен, неподалеку, в Локарно.
После переезда Марианна Верёвкина (Marianne von Werefkin) основала в Асконе творческое объединения «Братство святого Луки», чьи художественные идеи во многом предвосхитили устремления «Синего Всадника» Кандинского. Салон Марианны Веревкиной «Большая Медведица» привлекал многих русских. Здесь она начала собирать коллекцию работ других художников коммуны, в том числе Явленского и Пауля Клее. В салоне Веревкиной часто бывал Генин, и пожертвовал ее коллекции одну из своих картин. В общем, это было богемное местечко.
После Октябрьской революции в России в Швейцарию и Францию хлынули русские белоэмигранты. Здесь поселился художник Рафаил Фальк, семейство Эфрона, Марина Цветаева и Ариадна Эфрон. Вслед за эмигрантами сюда зачастили «товарищи» из НКВД, и заиграла дудочка Крысолова. Жить стало легче, жить стало веселее. Завербованный Сергей Эфрон под эту дудочку агитировал «за возвращение на Родину». Аля Эфрон вступила в комсомол, брала уроки рисования и позировала Фальку.
Наивный, сбитый с толку Сергей Эфрон, участвовавший в убийстве, похищении и интригах новой власти. Он отчалит из Гавра в Россию на теплоходе «Андрей Жданов» и, заманив сюда же семью, через несколько лет будет расстрелян. Через полтора года его жена, Марина Цветаева, великая русская поэтесса, попрощается с любимой Францией с борта корабля «Мария Ульянова». Как в воду глядела:
Мне Франции нету
Нежнее страны.
На долгую память
Два перла даны.
Они на ресницах
Недвижно стоят.
Дано мне отплытье
Марии Стюарт
(1938)
В 1921 году Международный Красный Крест признал Красный крест СССР, и в Швейцарии открылось его отделение. Нетрудно догадаться, что оно исполняло и другие функции не прямого назначения. Представителем советского Красного креста при Международным комитете Красного Креста в Женеве был врач, Сергей Юстинович Багоцкий, социал-демократ с 1904 года, политкаторжанин, организатор возвращения Ленина в бронированном вагоне из Швейцарии в Россию. Именно он и помогал эмигрантам получать советские паспорта. Роберт Генин, живший, как и все эмигранты, по нансеновскому паспорту, сдружился с Выгодским и его семьей. Сергей Богоцкий, поляк, женатый на еврейке, Регине Эдуардовне Биренбаум, был практическим помощником Ленина в бытовых и денежных делах и помогал ему в конспиративных контактах с немцами. Именно он впоследствии помог Роберту получить советский паспорт
Головокружение от успеха
Роберт иногда захаживал в этот советский «Наш Союз», где русские эмигранты танцевали под дудочку Крысолова, но мысли его были далеко. Он опять женился. Жена Маргарита, в девичестве Гурт, немка, увлекалась прикладным искусством и выставлялась в галереях. Два художника в одной семье — тяжелый случай. В 1920 году он развелся с Мартой и женился на Маргарите, в 1921-ом в Асконе у них родился сын Марио.
В 1920 году издается автобиографическая книга Роберта Генина «Эскизы и впечатления». В эти годы он много и плодотворно работает. У него масса заказов, в основном на графику, он выставляется в знаменитых галереях, иллюстрирует книги друзей — поэтов и писателей экспрессионистов. Издает портфолио: «Женщина», «Люди», «Цирк», иллюстрации к книгам: Я. Вассермана «История графа Эрдмана Промница», К. Эдшмида «Ангелы с заскоком», поэтическому сборнику Г. Бетге «Песни с китайского к симфонии», «Песня о земле» Густава Малера, и др. Берлинское издательство Гурлита выпустило книгу его воспоминаний «Эскизы и впечатления». Он пишет портреты и пейзажи, фрески для фасадов общественных и частных зданий в Берлине, Берне и Асконе. Расписывает помещения коммунистических клубов во Франции. Совместно с Михелем Фингештейном издает цикл гравюр сухой иглой «Из Берлинских притонов». Его гравюры печатаются в роскошно изданном журнале «Marsyas».
В 1922 году Роберт сдает в аренду свой дом в Асконе и переезжает в Берлин. Непоседливый характер не дает ему покоя. Со дня приезда в Мюнхен в 1902 году он 25 раз меняет адреса. На этот раз в Берлине он живет и работает в студии, которую ему предоставил знаменитый коллекционер и любитель произведений искусства еврейского происхождения Альфред Флехтейм. Здесь же он создает свой очередной «Автопортрет», пастель в яркой экспрессионистской манере.
В эти годы Генин знакомится с Карлом Им Оберштагом, предпринимателем из Базеля, коллекционером и любителем искусства. Пять «русских» художников, Шагал, Генин, Явленский, Кандинский и Сутин составили основу коллекции Оберштага. Благодаря его дружбе и переписке с художниками, мы многое узнаем о их жизни и настроениях. В одном из писем Генина к Оберштагу из Берлина он изливает душу:
.«Я пишу тебе под влиянием настроения, годами владеющего моей душой. Вот уже дюжина лет прошла с тех пор, как я стоял весь в цвету, пышный, многообещающий, а весь мир ждал предстоящего урожая. Плод до сих пор еще не созрел, и миру скоро надоест его ждать — и мне скоро тоже! Что случилось? Пришла война, которая оглушает, а то, что пришло потом — еще много хуже. Цветы засохли, я чувствую, как я увядаю в мертвящей атмосфере, окружающей меня здесь. Мои друзья и сам я вовремя заметили необходимость сменить воздух, отсюда асконский период, который не удался (по причинам, о которых я не могу написать). И вот я приехал два месяца назад из Базеля сюда, полный силы, надежды и определенных замыслов, я захватил денег, чтобы летом не беспокоиться о заработках, чтобы целиком отдаться живописи. К осени я хотел привезти некоторые картины к выставке в Цюрих. И где я теперь? Те франки, что я привез, лежат не обмененные, меня заваливают графическими заказами, которые я стойко отклонял две недели, а потом все-таки принял один за другим — и вот я уже в старом водовороте! Все остальные, для кого живопись не так священна, пишут на заказ так же, как я гравирую, но для меня живопись — это все мое будущее — и я жду солнечных лучей, под которыми плоды враз созреют. Действительно, я еще полон сил, я непоколебимо верю в свое большое будущее. И потому делюсь с тобой моими мыслями. Для меня еще есть спасение, до тех пор, пока я не перешагнул за 40-летний порог. С головой окунуться в живопись, ничего не отдавать, пока не появится та коллекция, которую ждут бесконечно многие, готовые проглотить ее. Как только я закончу работы — 40 картин, тогда я состоялся, пресса и покупатели вынуждают меня к этому шагу. А сегодня я должен отказываться от статей в искусствоведческой прессе из-за того, что у меня нет материала, и я не хочу, чтобы на основании имеющихся фотографий с рисунков и пастелей меня окончательно заклеймили как графика. Итак: прочь на воздух, которому я обязан своим цветением, в Италию. Там, в уединении, я хочу родить плод, который я ношу внутри себя уже многие годы и скоро задохнусь от этого! Я пишу тебе как доверенному другу с глубоким чувством, что буду правильно понят. Ведь я уже сделал здесь нечто очень красивое, что, несмотря на бесчисленные заказы и предложения, не выпущу из рук, потому что это чистый материал для иллюстраций. Доктор Осборн хочет писать монографию, но что мне толку от книги, в которой не будет такого изобразительного материала, за который я смогу отвечать целиком и полностью?»
Одноногий странник
Планы поездки в Италию пришлось отложить, жизнь распорядилась иначе. Тяжелый грипп буквально свалил его с ног. Грипп осложнился тяжелым ревматоидным артритом, невыносимыми болями и ограниченностью в движениях. Он передвигается теперь не иначе, чем опираясь на две палки, и то в хорошую погоду. Полгода он проводит в Берлинской клинике. Лечение не помогает, все, что могут предложить врачи— это морфий.
Надо сказать, что морфий в начале века очень широко применяли как болеутоляющее средство. Его продавали без рецепта во всех аптеках. Генин был заядлым курильщиком, не расставался с трубкой даже на своих автопортретах, любил рисовать курильщиков. Мечтательный, экзальтированный, легкомысленный и прекраснодушный, он не заметил, как пристрастился. Так не хочется понимать, что происходит вокруг…
В Германии финансовый кризис, гиперинфляция, зарождение фашизма. Еще в 1920 году в мюнхенской пивной Hofbrдuhaus Гитлер, не признанный художник, выступил со своей первой программной антисемитской речью. Знал ли архитектор, еврей Макс Литман, построивший это здание, ставшее местом паломничества в наши дни, что отсюда начнется грядущий Холокост? Думается, тогда этого еще не знал и сам Гитлер. В 1923 году он скрывался на вилле в окрестностях Мурнау после не удавшегося путча.
Врачи рекомендуют Генину продолжить лечение на водных курортах Германии, и он путешествует в сопровождении жены Маргариты и маленького сына Марио, посещая Бады и СПА.
Нога не сгибается, но не сгибается и наш трудоголик. Роберт решает продолжить лечении в Италии и уезжает на Сицилию. Здесь тоже есть курорты и много солнца. Ничего не поделаешь, два года лечения не принесли заметных результатов. Теперь уже ясно, что он на всю жизнь останется инвалидом. Работа почти остановилась. И это его мучает. Но не тот у него характер, чтобы остановиться. Нужно предпринять что-то дерзкое, неординарное, чтобы выйти из творческого кризиса. Нет лучшего способа, чем отправиться в путешествие.
На этот раз путешествие было дерзким, но плодотворным. Почти весь 1926 год он путешествует «на одной ноге» по южным морям. Подражая Гогену и другим художникам недавнего прошлого, он искал другого воздуха, другой «экзистенции». Многие западные художники увлекались Востоком, играя в «примитивность». Фантазии, утопическое мышление уводили Роберта подальше от тяжелой действительности.
Из Берлина его путь лежит через Геную, Порт-Саид, Коломбо, Сингапур, Яву и, наконец, остров Бали. Сюда он прибывает как раз к началу празднования местного Нового года.
Он впечатлен красотой местных женщин, их танцами, костюмом. В нем проснулся живописец, всегда любивший рисовать людей, цирк, театр. Он рисует головки местных красоток в ярких одеяниях, украшенных цветами, с обезьянками на руках. Проснулся в нем и писатель. Вернувшись в Европу в конце 1926 года он скажет друзьям, что балийские работы — это лучшее, что ему удалось сделать в жизни. Впечатлений оказалось достаточно на целую книгу. В 1928 году «Далекий остров» выйдет большим тиражом, почти 200 тысяч экземпляров.
(окончание следует)
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2020/nomer8_10/sovstrovskaja/
