(продолжение. Начало в №2-3/2020 и сл.)
Исроэл-Зеев Вульфсон (1866–1945), дядя дедушки; Беньямин Вульфович Цлаф (1892–1982) дедушка; Йосеф Дрор (род. 1932), троюродный брат мамы
Страна чудес
В принципе, нормальный читатель, прочитав такое заглавие, тут же перелистнёт страницу, чтобы избавиться от банальной патетики. Минутку! Речь идет о настоящей мистике.
1
Те невероятные совпадения событий по месту и времени, которое мы порой называем «судьбой», случались со мной и раньше, но никогда не были так непредсказуемы, как в Израиле.
Вот — один из примеров.
Дед мой, Беньямин Вульфович Цлаф, родился в 1892 году в Витебской губернии в городе Двинске — ныне латвийском Даугавпилсе. Он был бухгалтером и занимал ответственные должности, несмотря на свою религиозность — такое в советские времена случалось нечасто. По всей видимости, причиной странного «попустительства» руководства являлись исключительные личные и профессиональные качества работника. Жизнь не баловала дедушку ни покоем, ни особым достатком, но куда бы его ни кидало лихолетье (из Двинска в Рыбинск, из Рыбинска в Уфу), всюду за собой он вез книги — целое собрание талмудической литературы. Сколько помню — если он дома, то всегда за столом, на носу очки, на голове ермолка, на столе толстенный том с истертыми по краям страницами на непонятном мне языке. А незадолго перед смертью, видимо, чувствуя ее приближение, он подарил мне молитвенник — «сидур» в переплете из полированного оливкового дерева. Маленькая, с детскую ладошку, книга была ветхой от старости и от частого использования. Дед погладил гладкую желтую обложку с выжженным на ней изображением Стены Плача и сказал: «Это «оттуда» сидур. Из Палестины. Дядя прислал, а я сберег. Правда, с дядей связь потерял — переписываться с Израилем было нельзя».
Оставалось только догадываться, чего стоило сохранить подобное издание в условиях сталинской эпохи. Впрочем, в силу своей юности я не очень утруждал себя размышлениями об эпохах и их особенностях.
Дедушка Беньямин Цлаф с бабушкой Розой (урожд. Шифман). Уфа, 1971г.
*
Вскоре наступили иные времена. Привычный мир стал рушиться, все реже по телевизору гремели фанфары в честь достижений строителей коммунизма, все понятней становилось то, что жизнь не ограничена шестой частью суши. Я начал готовиться к репатриации. Израиль уже не казался нам таким недоступным, как поколению дедушки. И с багажом никаких проблем не было. Разрешалось вывозить все, что хочешь, за небольшим исключением. В исключение входили всякие художественные ценности, антикварная мебель, ещё чего-то там и.… старые книги.
Икон Рублева и подлинников Сурикова я не приобрёл, стульев работы мастера Гамбса у меня не было, а упаковывать в ящики «коллекцию» пустых бутылок из-под коньяка не собирался. Понимая перспективу неминуемого безденежья на новом месте, мы ограничились самым необходимым, чтобы поначалу максимально сэкономить. В то время, как тщательно упаковывались бытовые приборы, книги, посуда и одежда, в сторону откладывалось всё, что не имело практической ценности. Куча вещей, предназначенных для прощальной передачи друзьям, росла на глазах. С нею росла и моя тревога по поводу самых дорогих предметов. Как я смогу вывезти сидур, изданный в Иерусалиме в 1895 году? У меня не было никакого желания играть с властями в азартные игры. Но представить себе, что буду вынужден уехать без единственной оставшейся у меня материальной памяти о дедушке, казалось невозможным. Да из-за чего вообще такие препоны? Где выпущена книжка? В Палестине. Оттуда ее прислали в подарок Беньямину Цлафу. Так именно туда я, будучи законным наследником дедушки, и увожу никому, кроме меня, не нужный сидур.
Увы, закон далеко не всегда дружит с логикой.
Опущу подробности провоза книги через таможню: это целая эпопея. Впрочем, сейчас детали уже не важны — ведь с тех пор прошло более тридцати лет. Главным же в истории с многими приключениями явилось то, что в нашей первой, тогда еще съемной, квартире в Хайфе на книжной полке стоял один-единственный томик — дедушкин сидур в деревянном переплете.
А через пару недель у него появился сосед — первая книга, купленная в Израиле. Это был «Еврейско (иврит) — русский словарь» в добротной глянцевой зеленой обложке. На титульном листе большими буквами выделялось имя составителя — Михаэль Дрор.
Сидур и словарь
Начало новой жизни… Мне тогда казалось, что самое трудное — это освоение языка. Наиболее читаемой книгой на какое-то время стал словарь. Он истрепался, обложка отвалилась. Но несмотря на то, что молитвенник отличается от него намного более почтенным возрастом, обе эти книжки до сих пор стоят на полке особняком среди своих нарядных соседок в новеньких переплетах.
2
С той поры прошло немало лет. Как-то мне позвонила мама и рассказала, что во время поездки на экскурсию в Яд-Вашем (Мемориал Катастрофы европейского еврейства в Иерусалиме) она добавила имена своей бабушки Голды, а также дяди Залмана с семьей в список евреев, погибших от рук нацистов. Я пожал плечами, подумав: «Зачем? Только душу зря бередить. Кто может ими заинтересоваться? Ведь никого, кроме нас, не осталось», но промолчал, чтобы понапрасну не расстраивать.
Голда Цлаф (урожд. Вульфсон) с внуками Вуликом и Беллой. Витебск, 1937г. Погибли в гетто. Фотография передана в «Яд-Вашем» Фаиной Лиснянской, внучкой Голды и двоюродной сестрой Вулика и Беллы
А спустя какое-то время после этого разговора ей позвонил незнакомый человек и на иврите начал объяснять, что они родственники через погибшую бабушку. Мама очень разволновалась, да к тому же и беглая речь собеседника показалась ей не совсем понятной, поэтому она немедленно переадресовала новоявленного «родственника» к сыну — то есть ко мне.
Вскоре у меня дома раздался телефонный звонок. Немолодой мужчина представился: «Йоси Дрор». Из разговора выяснилось, что он родился в подмандатной Палестине в 1932 году, что разыскивая своих родственников в списках Яд-Вашем, натолкнулся на знакомые имена, и поэтому решил связаться с мамой напрямую.
Надо сказать, до того времени я пребывал в уверенности, что генеалогию своей семьи знаю неплохо и никаких белых пятен в ней не обнаруживается. Поэтому к его сбивчивому рассказу отнесся не то, чтобы недоверчиво, но не без скепсиса. Мало ли чудаков-пенсионеров, которые от скуки начинают исторические раскопки и жаждут общения? Поэтому сразу же ответил, что несмотря на моё уважение к собеседнику вряд ли мы для него представляем интерес и на встречу в ближайшее время рассчитывать не придется ввиду занятости.
Однако отделаться от незнакомца оказалось непросто. Не оставляя ни малейшего шанса на быстрое сворачивание интересующей его темы, он потребовал адрес электронной почты и пообещал перезвонить через полчаса.
*
Лампочка компьютера натужно моргала, а я завороженно смотрел на медленно загружавшиеся фотографии. Внезапно стали появляться лица, знакомые с рождения. Вот дедушка с бабушкой, совсем молодые, вот тетя Фира — старшая мамина сестра, в доме которой я провел все свое детство, вот дедушкина мама, погибшая в Витебском гетто — прабабушка Голда, её я видел лишь на снимках. А вот величавый старик в хасидской ермолке, с роскошной белой бородой. И вот тут ещё, в большой группе. И здесь с детьми, и на следующей фотографии …Он мне был не знаком.
Беньямин Вульфович Цлаф с женой Розой и дочерью Фирой. Рыбинск, 1927г. Фотография была послана Беньямином в Палестину дяде И.-З. Вульфсону
Так я сидел молча, пока не вздрогнул от телефонного звонка.
— Это Йоси Дрор. Ты кого-нибудь из них узнал? (Он говорил по-военному — четко и отрывисто, не тратя времени на излишние междометия).
— Узнал всех. Кроме старика с белой бородой.
— Это мой дед Исроэл-Зеев Вульфсон. Родной брат Голды, дядя Беньямина.
— Беньямин Цлаф — это мой дед, Голда — его мама, моя прабабушка.
— Значит, ты — мой племянник или что-то вроде этого. Только погоди, я очень волнуюсь. Подожди минутку!
Исроэл-Зеев Вульфсон с женой Гитл-Бат Шевой(урожд. Гельцер). Палестина, 1930-е годы
— А что ты знаешь о своем деде Вульфсоне?
— Ну… он был уже старый. Он иммигрировал в Палестину в 1925 году. Сначала его посадили в Москве за сионизм. Это в первый раз тогда арестовывали за такое, году в 1921-м, кажется, а может, даже в 1920-м. Он приехал из Витебска в Москву и участвовал в каком-то сионистском съезде. Ну так он посидел немного в тюрьме, а потом его выпустили. Знаешь, как это было? Cледователь все никак не мог взять в толк, почему сионисты выступают против Советской власти. И дедушка ему сказал, что ничего подобного: они просто стремятся в Сион. —А где это? —Сион в Палестине. Чекист удивился и вышел консультроваться. Потом дедушку еще вызывали к нему, а вскоре выпустили. Напоследок следователь дал совет: «Раз ты такой сионист, то езжай в свою Палестину. Чего тебе здесь делать? Вас всех здесь прикончат». Так он и уехал с семьей. А потом его дочь — моя мама, вышла замуж за парня из Ялты Михаила (Михаэля) Файнберга. Да, папина фамилия была Файнберг и моя поначалу. Но в Израиле тогда было принято брать ивритские имена. Мы же все хотели быть новыми евреями. Поэтому мы с папой стали Дрорами. Вообще-то, папу многие репатрианты знают. Он иврит-русский словарь написал. Он всегда хотел, чтобы я русский знал, а я ни словечка не желал учить. Я ведь в Пальмахе был. Ты знаешь что такое Пальмах?
Михаил Файнберг с женой Кэти-Фейгой (урожд.Вульфсон) и сыном Йоси. Палестина, 1935
Про Пальмах — ударные роты еврейской обороны, я, конечно, знал, но не дал себя увести от более важной темы.
— А что-нибудь, связанное с моим дедушкой Беньямином, ты помнишь? Может, тебе твой дед рассказывал про него?
— Ты понимаешь, мы же в молодости все немножко дураки. Ну и мне дед казался несовременным, религиозным таким… Что мне тогда были его рассказы о галуте? Мы ж собирались строить новую жизнь. А сейчас жалею, что ничего не знаю. Вот родственников разыскиваю. Давай, встретимся?
— Да встретимся, конечно. Только скажи мне: ты что, совсем ничего не помнишь?
— Нет, ну что-то было такое… О! Вот слушай: как-то он взял меня, совсем маленького, гулять и мы зашли в книжный магазин «Синай» на Алленби в Тель-Авиве. Ты знаешь, где это? Ну вот, мы зашли, там у него был хозяин знакомый. Тоже, наверное, из России откуда-нибудь. Ну так вот, значит, мы зашли, и дедушка купил два молитвенника. Один, сказал, любимому племяннику в Рыбинск пошлю, а другой, чуть побольше, внуку пусть будет. Так у меня он до сих пор сохранился. Красивый очень. У него обложка деревянная и…
— Ты где живешь? Я к тебе немедленно выезжаю.
*
Через час я стоял в прихожей, держа в руках дедушкин сидур.
Хозяин дома, вытирая глаза и держась за сердце, провел меня в библиотеку, где среди огромного количества разноцветных томов стояли особняком две книги: «Еврейско (иврит) — русский словарь» Михаэля Дрора и старый молитвенник в желтой обложке из оливкового дерева.
Йоси Дрор и Илья Лиснянский со словарями и молитвенниками на ул. Алленби в Тель-Авиве (на этом месте находился книжный магазин «Синай». Израиль, 2008
3
Эта семейная прогулка оказалась длинной не только потому, что парой книг связала воедино четыре поколения. В 2013 г. рассказ о ней был опубликован в международном еврейском журнале «Мишпоха»[i]. По материалам этого рассказа режиссер Игорь Шнейдерман снял фильм в рамках многосерийного цикла «20 лет и вся жизнь», и в конце всё того же 2013 года на израильском телевидении прошёл показ премьеры киноновеллы под названием «Иудейский детектив»[ii].
Но, главное, знакомство с Й. Дрором оказалось счастливым. Мы подружились и даже слетали вместе в Белоруссию, на родину общих предком. Собственно, лететь-то я собирался один, по приглашению родственников из Минска. Мы собирались вместе пересечь Витебскую область на машине, заезжая во все места, связанные с историей семьи. Но как только Йоси узнал о моих планах, он тут же пожелал присоединиться к нам. Честно говоря, я заколебался — ведь сам ехал туда в первый раз и совершенно не представлял местных условий. Как немолодой человек перенесет тяготы длительных переездов, непривычную еду?
Но почувствовав мою нерешительность, Йоси заявил с присущей ему решительностью: «Ты за меня не волнуйся, я очень непритязательный и тренированный: до сих пор тягаю штангу и являюсь чемпионом Израиля в своей возрастной категории. Я вам в тягость не буду».
Это не было хвастовством: мой восьмидесятилетний родственник абсолютно спокойно справлялся со всеми нагрузками. Ему оказались по плечу и многочасовые хождения по пересеченной местности, и крутые подъемы, и еда в придорожных кафе, и ночевки в провинциальных гостиницах. Все увиденное и услышанное вызывало у него неподдельный интерес и радость. Мне же оставалось лищь поражаться его наблюдательности, живому уму, огромному жизненному опыту и широкому кругозору. И, конечно же, безграничному обаянию. Нас было пятеро мужчин разного возраста, но встречные женщины обращали обращали внимание только на него, а очаровательная экскурсовод из Полоцка даже прислала мне в Израиль письмо с просьбой «пожалуйста, передайте от меня привет Осеньке, он такой интересный…». Вот, спрашивается, откуда она могла узнать — ведь он не произнес ни слова по-русски, лишь улыбался и слушал? Напрасно говорят, что женщины любят ушами… Сердцем они чувствуют, сердцем.
У памятника жертвам Витебского гетто, установленном в Туловском яру. Йоси Дрор и Илья Лиснянский с Аркадием Шульманом, витебским краеведом, писателем, главным редактором журнала «Мишпоха»
Поездка нас сблизила. Йоси много рассказывал о своей жизни, о взаимоотношениях в семье дедушки, с которым был близок, о боевой юности. В неполные 16 лет его мобилизовали в Хагану, военизированную организацию, из которой впоследствии выросла израильская армия. Не верится? Но таково было веление времени. В конце 1947 в Палестине царило тревожное настроение. Ни для кого не являлось секретом, что как только британские солдаты сядут на пароходы, арабы сделают всё возможное для осуществления своей мечты «скинуть евреев в море». Руководство ишувом («ишув» — еврейское население страны) восприняло всерьёз угрозу и призвало в армию всех, кто мог держать в руках оружие. Так Йоси со своим классом попал в Пальмах и воевал почти до самого окончания Войны за независимость.
Йоси Дрор (второй слева в ерхнем ряду) в отряде Пальмаха
В конце 1948г. по приказу Д.Бен-Гуриона молодых людей вернули в учебные аудитории. Й. Дрор закончил сельскохозяйственную школу Кадури в Нижней Галилее, потом университет, докторат, защитил диссертацию и, в конечном счете, приобрел международную известность как авторитетный специалист в области биохимии пищевых продуктов.
*
Он работает всю жизнь. Буквально на днях крупнейшее научное издательство «Шпрингер» выпустило его книгу с соавторами, в которой доказывается, что продукты из цельнозерновой муки крайне важны для поддержания здоровья. Употребление такого хлеба уменьшает риск заболеть распространёнными в западном мире сердечными болезнями, атеросклерозом, различными видами рака, сахарным диабетом, гипертонией и ожирением. Кроме того, углеводы в цельнозерновом хлебе расщепляются медленнее, что способствует дольше концентрировать внимание и сохранять бодрость.
Теперь учёным предстоит новый этап: убедить израильское правительство в целесообразности перевода пекарен на изготовление полезной продукции. Нет сомнения в том, что эта задача будет потруднее, чем выпуск книги, но Йоси полон решимости довести дело до победного конца.
Обложка книги Й. Дрора с соавторами, выпущенной в мае 2020г.
В свои 88 Й. Дрор вовсе не собирается почивать на лаврах и ограничиваться лишь «пробиванием» достижений. Острый ум исследователя не дает ему покоя. Теперь он занялся актуальнейшей проблемой — пандемией COVID-19. По его предположению, коронавирусная инфекция каким-то образом связана с дефицитом некоторых витаминов в организме человека. Если это подтвердится…
А что, очень даже может быть. Лично я верю, Израиль — страна чудес.
Примечания
[i] «Мишпоха», №32 http://www.mishpoha.org/
[ii] https://www.youtube.com/watch?v=3DZJCd9ClqA
Выражаю глубокую благодарность Ф. Лиснянской и Й.Дрору за помощь в сборе материалов для очерка, Аркадию Шульману и Игорю Шнейдерману за участие в семейной прогулке и освещение её в печати и на экране, Д. Брикману за традиционную подготовку фотодокументов к публикации.
(продолжение следует)
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2020/nomer8_10/lisnjansky/
