Найти его дом было нелегко. Сколько раз приходилось водителю останавливаться и ходить по замусоренным переулкам, наводя справки в табачных ларьках и питейных забегаловках.
– Ну что, разобрался?
На этот мой вопрос вернувшийся из очередного похода водитель ответил с недоуменным видом:
– Да вроде здесь уже недалеко. Не пойму только, почему друг господина президента изволит жить в таком месте.
Я закончил университет и двадцать лет вкалывал, в итоге стал управлять хоть и небольшой, но своей компанией. Похоже, водителю было невдомёк, почему мой друг живёт на отшибе в таком ужасном месте. Я и сам не мог понять, почему он так прогорел.
– Да я и сам не понимаю. Мы с ним в университете учились на одном курсе и были очень близки. Может, оттого что рано лишились матерей. Мы завидовали своим друзьям, у которых матери были живы, рассказывали друг другу о мимолётных, смутных воспоминаниях про своих мам.
– А после учёбы чем изволил заниматься ваш друг?
– Он пошёл работать в торговую компанию. Объездил все европейские и американские страны. Как говорили в бизнес-кругах, был очень активным и предприимчивым. И потому не могу понять, почему он неожиданно уволился и переехал в такое место.
– А вам доводилось с ним встречаться после его возвращения в Японию?
– Да, довольно-таки давно он ко мне пришёл и просил дать денег в долг. Потом уже больше не приходил. И хотя он и приходил просить деньги в долг, у него не было несчастного вида прогоревшего, – наоборот, он всё время улыбался, был такой радостный, да и по внешнему виду нельзя было сказать, что у него какие-то проблемы со здоровьем. Согласись, понять здесь что-либо нельзя. Каждый раз, когда я о нем вспоминал, то начинал сердиться, но благодаря тому, что в тот раз я записал его адрес, сегодня и получилось съездить.
Тем временем машина медленно продвигалась по узенькой улочке и, наконец, остановилась.
– Похоже, это находится здесь, – сказав это, водитель открыл дверь автомобиля. В машину хлынула застойная вонь.
– Ужасное место.
Я вылез из машины, достал из кармана долговую расписку и сверил адрес, указанный в ней, с табличкой, прибитой к дому на дощечке. Это оказался накренившийся дом с дешёвыми съёмными квартирами. Поднявшись по скрипучей лестнице, я стал рассматривать фамилии жильцов. Перед одной из комнат увидел наконец его фамилию.
В ответ на мой стук изнутри донесся знакомый мне голос:
– Заходите.
Я открыл дверь и вошёл. Это была плохо освещённая, грязная комната. В середине её, на стуле, сидел он. Увидев меня с нежностью сказал:
– А, это ты! Давно не виделись. Хорошо, что ты решил меня навестить.
– Да брось ты… Скажи лучше, что случилось, почему ты живёшь в таком месте? Провал на работе? Потерял здоровье?
– Да нет, всё вроде…
Я не дослушал его ответ. По виду, у него не было ни подавленного состояния, ни какой-то измождённости, напротив, было какое-то светлое, невинное выражение, которое никак не вязалось с этой комнатой. Причем, дисгармонировало не только его выражение лица, но и ещё кое-что – стул на котором он сидел. Это был большой стул с налетом старины, его мягкие изгибы создавали ощущение полноты, контрастирующей с окружающей убогостью.
Я не мог удержаться и спросил:
– Стул неплохой, да?
– Его я приметил и купил в магазине старой мебели в немецкой глухомани, когда ездил в Германию. На нём действительно сидеть очень удобно.
– В Германию ты ездил как раз перед тем, как уволиться из компании, а почему ты уволился? Тебе ж ещё работать бы да работать.
– Да никакой особо причины не было. Как-то просто расхотелось мне работать, – отвечал он с чувством полного удовлетворения, сидя на стуле.
– Смотрю я на тебя – полная безмятежность. Ты что, денег накопил?
– Нет, разве стал бы я жить в таком месте? Сам можешь догадаться.
Я вспомнил о деньгах, данных ему в долг.
– В таком случае мог бы пойти работать. Тебя с твоими способностями везде бы приняли с распростёртыми объятьями.
– Благодарю за совет, но работать не хочу. Меня сейчас всё вполне устраивает.
Я начал понемногу злиться – из-за лени он загнал себя в такое положение, не вызывающее никакого сочувствия.
– Не думал, что ты докатишься до такой жизни. Похоже, я заблуждался относительно тебя. Полностью разрываю с тобой отношения.
– Вот как, – ответил он, продолжая улыбаться как и прежде. Это окончательно вывело меня из себя.
– А что ты думаешь? Ты скатился на самое дно. Отдавай мне деньги и конец дружбе. Мы общаемся с тобой со времён университета, если бы у тебя были какие-то особые обстоятельства, конечно же, я и не стал бы требовать деньги. Но ты вальяжно сидишь на этом стуле и намерен жить, ничего не делая… Быстро отдавай деньги!!!
– Требуй, не требуй – денег у меня нет!
– Если денег нет – заберу этот стул с собой, – я сделал ударение на последнем слове и тут, у него, впервые, появились признаки беспокойства.
– Погоди-погоди, бери что хочешь, только стул оставь.
Сумма, которую я ему одолжил, была незначительной для меня, но я продолжал закипать.
– Мне что, нужен твой стул? Хорошо бы ты деньги вернул. А если тебе этот стул так дорог, то тогда возвращай деньги.
– Вряд ли получится отдать деньги. Бери что хочешь, но стул не трогай.
Я не соглашался.
– Так дело не пойдёт. Я позабочусь об этом стуле. Со здоровьем проблем у тебя не вижу, со способностями всё в порядке. Тебе надо с головою разобраться, перенастроиться и хорошо бы пойти работать. Тогда сможешь купить таких стульев сколько захочешь.
Похоже было на то, что именно этот стул и был причиной его падения. Чтобы помочь ему перестроиться, надо было забрать у него этот стул.
Ради дружбы я пошёл на грубые действия: выглянул в окно, позвал ожидавшего там шофера, вместе с ним мы сбросили на пол сопротивлявшегося друга и унесли этот стул.
Вот он – этот стул.
Я приказал принести его в мой президентский кабинет. В одиночестве я стал внимательно его рассматривать. Этот старинный стул – с мягкими, плавными линиями словно соблазняя, приглашал меня сесть на него, – я сдался.
Мягкий, пухлый, откуда-то доносилось ощущение тепла. Это ощущение было похоже на то, к чему ты давно стремился.
Я пытался вспомнить это чувство и, наконец, мне удалось. Я понял, что стул и был причиной того, почему мой друг пришёл в такое состояние. Это – было такое же чувство, как испытываемое на коленях у мамы. Это было давно забытое ощущение из детства, сохранившееся где-то в уголке памяти: ты ото всего защищен, на маминых коленках ты забываешь обо всём.
Я закрыл глаза и стал наслаждаться.
– Господин президент, похоже, вы чем-то наслаждаетесь, но уже скоро время начала совещания, – донёсся голос секретарши. Но теперь, совещание… Совещание, да бог с ним… Уйдёшь со стула, вдруг что ещё и произойдёт, да и вообще могу ли я теперь покинуть его…
Перевод с японского Игоря Сиренко
