***
Вот такое пространство: редкая суша,
В основном же – повсюду стоит вода.
Закричать бы, да горло сделалось уже,
Убежать бы, да как – по воде, куда.
Иногда заплывут случайные лодки,
Но пока осмелеешь – их след простыл.
Горизонт прорисован линией плотной,
И маршруты к нему, как всегда, – просты,
И к нему устремились вечные струи.
Только солнце не выглянет ни на миг.
Не случилось оставить местность сырую,
Не пришлось тосковать о себе самих.
И догадка мелькнёт, что эта промозглость
Есть одна из причин изменений тел:
Кто себя ощущал сонливым, громоздким –
Тот становится странным: насквозь «не тем».
На каком берегу бы мы ни лежали –
Так похожи на чудищ из старых книг:
У меня под одеждой выросли жабры,
У тебя, полагаю, растёт плавник.
Мы тихонько сползаем к кромке безвестной,
Всё ловчей и свободней за разом раз.
Это место такое, гиблое место,
Все здесь сгинут, как водится, – кроме нас.
***
Долготерпеньем, любовью, обманом, войнами
Без мечей –
Как территория эта была освоена
И зачем?
Кто без ошибки не суше придал значение –
А воде?
Местный таинственный морок тобой, кочевником,
Овладел.
Ты сомневаешься: снова идти на поиски –
Есть ли смысл?
Только откуда (так быстро, что даже боязно)
Ни возьмись
Боль по груди разливается – здесь и выше. То
Есть судьба.
Необходимым становится что-то вышептать
Из себя.
Ходишь по кромке замёрзшей воды рассеянно,
Ищешь ритм.
Что существует снаружи ландшафтом северным –
То внутри:
Острые камни у берега, сосны-выскочки,
Лес-гротеск…
Скоро найдётся – на внутренних скалах высечен –
Верный текст;
Скоро покажется невероятной прежняя
Немота.
Каждое слово как будто всё так же режется –
Но не так.
Это пространство звучит бесконечной жалобой
Неспроста:
Не оставляй меня, не оставляй, пожалуйста,
Не оста…
***
Как многозначна эта темнота:
Она одновременно – наказанье
И дар; немилосердна и добра.
Вот застаёшь себя внезапно там,
Где вовсе и не думал оказаться, –
В особой точке, где нельзя соврать.
Я озираюсь: пересохший грунт,
Тоскливая, огромная равнина,
Куда ни глянь – погасшие костры.
И смоляная темнота вокруг
Тревожна, но, конечно, не сравнима
С той темнотой, что у меня внутри.
С той темнотой, что не щадит тела,
Густой, лиловой, вязкой, как чернила,
Предельно обостряющей чутьё;
К чему б она меня ни подвела
И что б она со мной ни учинила –
Я обязуюсь вышептать её.
Сначала это словоблудье, но
Потом – словопоток, с которым больно
Справляться, не утрачивая суть;
Потом – всё чётче русло, и оно,
Заполненное подлинным тобою,
И есть – единственно возможный путь.
Шепчи, шепчи чернильные слова:
Из чрева, через меру, через силу,
Вычерпывай, части и отчуждай.
И голос-то пока что – слабоват,
И дышишь-то – неровно, некрасиво,
И в выдержке-то – вечная нужда,
Однако, нет опасней ничего,
Чем перестать звучать. Спроси иначе –
Что есть определенье тишины?
Целебное, чудное вещество,
Что возникает между слов, а значит –
Слова должны быть произнесены.
Всё прочее – безмолвие. Его
Непросто изживать, и это вправду –
Преодоленье и искусство сметь,
А с ними очевиднее всего
Сопряжена мучительная радость,
Которая оспаривает смерть.
