Система западного либерализма рушится не под собственным весом, а под воздействием направленного идеологического взрыва.
Закрывающееся общество
Развернувшаяся на Западе «борьба с расизмом», носящая выраженный расистский характер (хотя на сей раз не белый, а черный) — усугубила накапливающуюся в последние годы повсеместную нетерпимость. В СМИ и в Академии, в сетях и на площадях, как в США, так и в ЕС ведется беспрецедентная кампания травли «расистов».
«С каждым днем все более затрудняется свободный обмен информацией и идеями, составляющий жизнь и кровь либерального общества… Редакторов увольняют за публикацию спорных материалов, книги изымаются за так называемую «неподлинность», журналистам запрещают писать на определенные темы, преподаватели подвергаются «расследованиям» за цитирование в классе произведений литературы, работы лишаются ученые, переславшие академические материалы с «неподобающими» комментариями, выгоняют с работы глав организаций за неловкие ошибочные высказывания… Становятся привычными призывы к быстрой и жестокой расправе над теми, кто позволяют себе «крамольные» речи и мысли».
Приведенные слова взяты из обращения-протеста, опубликованного 8 июля 2020 года в Harper’s Magazine. Под обращением стоят подписи 150 писателей, ученых и политиков, в том числе Джоан Роулинг, Маргарет Атвуд, Салмана Рушди, Гарри Каспарова.
Письмо это, разумеется, также подверглось «быстрой и жестокой расправе» и привело к общественной обструкции «подписантов».
Что происходит? Каким образом превознесенная выше крыши толерантность запрещает и блокирует всё, что хоть на сколько-то отличается от нее самой?
Как случилось, что общество, некогда с гордостью называвшее себя «открытым», сегодня с грохотом захлопывается?
Как случилось, что Культура, столько веков строившая себя на разуме и на уважении к свободе, отрекается сегодня и от того, и от другого?
В Израиле, где, по меньшей мере в религиозной среде, принято подмечать отрицательные стороны «Эсава», где «западная культура» («тарбут маарав») издавна находится на подозрении, этот вопрос актуален дважды.
Действительно, многими традиционными иудеями нынешние катаклизмы Запада представляются ожидаемыми, и усматриваются в бесконтрольном наращивании индивидуальных свобод, в нежелании считаться с какими-либо ограничениями, с какой-либо самодисциплиной.
Происходящее сегодня кажется многим закономерным этапом развития либерализма, главный принцип которого был в следующих словах сформулирован Джоном Стюартом Миллем (1806-1873):
«Единственная цель, которая служит оправданием для вмешательства одних людей, индивидуально или коллективно, в деятельность других людей, — это самозащита. Проявлять власть над членом цивилизованного общества против его воли допустимо только с целью предотвращения вреда другим».
В самом деле, сомнительно, что, опираясь только на этот принцип, общество может продолжительно и стабильно существовать. Но дело в том, что Западное общество никогда не опиралось исключительно на один этот принцип. Наряду со свободой либеральная концепция с необходимостью предполагает также и ответственность.
Как сказал Виктор Франкл,
«Свобода, если ее реализация не сопряжена с ответственностью, угрожает выродиться в простой произвол. Я люблю говорить, что статуя Свободы на восточном побережье США должна быть дополнена статуей Ответственности на западном побережье».
Экзистенциальная философия закономерно усмотрела в ответственности сердцевину человека.
«Бытие человека, — пишет Тиллих, — онтическое и духовное, не только дано ему, оно с него спрашивается. Человек несет ответственность за собственное бытие; он призван отвечать на вопрос: что он сделал с собой. Тот, кто спрашивает, т.е. его судья, — он сам, и он же стоит перед своим судьей».
«Если существование действительно предшествует сущности, — пишет Сартр,-то человек ответственен за то, что он есть. Таким образом, первым делом экзистенциализм отдаёт каждому человеку во владение его бытие и возлагает на него полную ответственность за существование».
Что же произошло? Почему экзистенциализм вышел из моды? Почему на западном побережье США так и не появилась статуя Ответственности? Почему Западное общество действительно выглядит бесхарактерным и бездумным?
Ориана Фаллачи в своей книге «Ярость и гордость» (2002) в следующих словах описывает европейцев начала 3-го тысячелетия:
«Я имею в виду тех, кто живет в культе наслаждения, комфорта, удовольствия и подменяет свободу распущенностью. Тех, кто игнорирует понятие дисциплины и самодисциплины и, следовательно, не объединяет их с понятием свободы, не отдавая себе отчета в том, что свобода — это в том числе и дисциплина, и самодисциплина… Это о них говорил на пороге смерти мой отец:
«В Италии мы всегда рассуждаем о правах и никогда об обязанностях. В Италии мы не знаем или притворяемся, будто не знаем, что каждое право подразумевает долг и что те, кто не выполняет обязанностей, не заслуживают прав».
Я имею в виду и тех, кто всем этим порожден. Я имею в виду молодых людей, которые имеют машины за 30 000 долларов и путешествуют по миру, и как-то говорят на трех или четырех языка, но ни в одном не знают грамматики. Когда они посылают вам открытку из Диснейленда, Шанхая или Бомбея, в открытке полным-полно позорных орфографических ошибок. Я имею в виду выпускников университета, которые никогда не слышали ни о Consecutio Temporum (о согласовании времен), ни об истории. Они употребляют жуткий синтаксис, путают Муссолини с Росселини, которого считают только мужем Ингрид Бергман. Путают Чайковского с Троцким, Наполеона со знаменитым коньяком… Презренные моллюски. Ложные революционеры. Наследники шарлатанов шестьдесят восьмого года, которые грозились разрушить капиталистический мир, а сегодня управляют миланской биржей и удваивают свои капиталы на Уолл-стрит…
Я начала работать в шестнадцать лет. Мой отец в девять. Моя мать в десять. Перед тем как умереть, в возрасте 64 лет, она сказала: «Я счастлива, покидая этот мир, я вижу: нынешние дети не работают, как взрослые, а учатся в школах и университетах». Бедная мама. Она верила, что обязательная школа и доступные университеты (два чуда, о которых она никогда и не мечтала) подтолкнут молодых людей учиться тому, чему она не научилась и так хотела бы научиться. Она считала себя победительницей. Хорошо, что она умерла прежде, чем поняла, что она проиграла, что мы проиграли снова. Да, проиграли. Ибо вместо образованных молодых людей мы имеем ослов с университетской ученой степенью. Вместо будущих правителей государства — моллюсков в дорогих джинсах».
Итак, в первом приближении хочется сказать, что кризис Запада связан с дурным либерализмом, т.е. с культом свободы, густо приправленным бездумностью и безответственностью.
И все же это лишь фасад. Общеевропейская безответственность не стихийна, точнее она не только стихийна. Эта стихия имеет свое четкое идеологическое обеспечение, эта стихия сознательно культивируется и поддерживается политруками, партийную принадлежность которых совсем нетрудно установить.
Система западного либерализма рушится не под собственным весом, а под воздействием направленного идеологического взрыва.
Призрак коммунизма
Вчитаемся еще раз в слова Сартра:
«Экзистенциализм отдаёт каждому человеку во владение его бытие и возлагает на него полную ответственность за существование».
Однако при этом знаменательно и символично, что в политической сфере сам Сартр выбрал… коммунизм, даже крайнюю его форму — маоизм!
Как можно назвать ответственным человека, который из своего парижского далека, наполненного беженцами из «коммунистического рая», не мог распознать в этом «рае» зловещих черт геенны? Как такой выбор вообще мыслим?!
Он мыслим в силу того, что марксизм и экзистенциализм конгениальны в исходном «протестном» восприятии мира как глубоко чуждого человеку.
«Отец новых левых» — Герберт Маркузе учился у Хайдеггера и чтил «раннего» Маркса, порицавшего «отчужденный труд». Коммунизм, представляющий собой заявку на преодоление этого отчуждения, заявку на управление историей, представляется проявлением высшей ответственности.
Иными словами, коммунизм представляет собой такой уход от ответственности, который сопровождается ее бурной имитацией.
Никто не даст нам избавленья:
Ни бог, ни царь и не герой.
Добьёмся мы освобожденья
Своею собственной рукой.
Эти слова, сочиненные в дни разгрома Парижской коммуны, «вскипятили» немало возмущенных умов; слили в порыве высшей солидарности немало воодушевленных сердец. Эти пламенные души презрели «общество потребления», презрели бескрылое «мещанство», однако сами при этом оказались пригодны в первую очередь лишь к террору («Пойманных с поличным и вполне изобличенных спекулянтов отряды расстреливают на месте. Той же каре подвергаются и члены отрядов, изобличенных в недобросовестности». Ленин 14 (27) января 1918 г.)
Маяковский, в своем стихотворении «О дряни», не замечает, насколько его собственный лирический образ пошлее им порицаемого:
Опутали революцию обывательщины нити.
Страшнее Врангеля обывательский быт.
Скорее головы канарейкам сверните —
чтоб коммунизм
канарейками не был побит!
Представляя собой демагогическую фантазию созидания путем разрушения («до основанья»); представляя собой слепую веру в возможность достижения свободы через диктатуру, «революционная деятельность» представляет собой форму радикального ухода от ответственности… однако при одновременном поддержании в себе приятного чувства ее культивации.
Безответственность всех нынешних левых интеллектуалов заквашена на той безответственности, которая в своей крайней форме запечатлелась в коммунистическом движении. Отрицательный опыт «русских» им ничего не доказывает. Марксистские грабли остаются привлекательными на все времена.
Революционер и террорист XIX века закономерно мутировал в «правозащитника» XX-XXI-го, прославившегося своим исключительным рвением в защите прав преступников, при полном безразличии к правам их жертв.
Немало людей борются за свои права, за права других нуждающихся, и можно лишь пожелать успеха в их благом деле. Однако на фоне этих «вынужденных» борцов выделилась группа «профессионалов», у которой очень хорошо развилось «классовое чутье».
«Профессиональный правозащитник» селективен, он будет стоять за право «женщины распоряжаться своим телом», но никогда не за право на жизнь ее плода. Он собьется с ног в поиске военных преступников в генштабе ЦАХАЛа, но в то же время до последнего будет выгораживать террористов, как «бойцов национально-освободительного движения». Он будет отстаивать право «гордых» гомосексуалистов усыновлять детей, но сделает все, чтобы встать на пути того гея, который пытается избавиться от своего сексуального расстройства и создать семью.
Ниже я подробнее рассмотрю теорию и истинные цели такого рода правозащитной активности, укажу ее узкопартийную платформу. Пока же мне важно отметить моральную преемственность революционеров прошлого с правозащитниками настоящего, очертить их общий психологический профиль.
«Профессионала» отличает потребность «менять мир к лучшему», при категорическом отказе менять что-либо в самом себе. Эту публику отличает умение направлять свое «повышенное чувство ответственности» по пути наименьшего сопротивления, комфортно канализируя его в зловонную духовную яму.
Таким образом, выбор коммунистической доктрины для человека, сведущего в экзистенциальной проблематике, увы, вполне допустим.
Но насколько все же позволительно связывать общую безответственность с достаточно узким политическим течением, тем более с коммунистическим, казалось бы, еще в перестройку отправленным на свалку истории?
Попробуем разобраться.
Обычно в связи с коммунизмом вспоминают его навязчивую идею отменить частную собственность. Как сказано в «Манифесте», «коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности».
И все же это не единственная цель.
Роман Скляров в статье «Тихая революция. Возрождение марксизма в либеральном обличии» выделяет в «Манифесте» еще три — несколько завуалированные — задачи:
1. Уничтожение семьи.
«Уничтожение семьи! Даже наиболее крайние радикалы возмущаются этим мерзким намерением коммунистов… Вы, коммунисты, хотите ввести общность жен! — кричит нам хором вся буржуазия. Нет ничего смешнее высокоморального ужаса наших буржуа по поводу мнимой официальной общности жен у коммунистов. Коммунистам нет надобности вводить общность жен, она существовала почти всегда».
2. Уничтожение понятий «отечество» и «нация».
«Коммунистов упрекают, будто они хотят отменить отечество, национальность. Рабочие не имеют отечество. У них нельзя отнять то, чего у них нет».
3. Уничтожение религии
«Нам скажут… «коммунизм же отменяет вечные истины, он отменяет религию, нравственность, вместо того чтобы обновить их… Коммунистическая революция есть самый решительный разрыв с унаследованными от прошлого отношениями собственности; неудивительно, что в ходе своего развития она самым решительным образом порывает с идеями, унаследованными от прошлого».
Такие современные явления как глобализация, ЛГБТ-правоборство и эвтаназия христианства следует рассматривать в их преемственности с Коминтерном.
Анализ этой преемственности обстоятельно представлен в труде американского публициста, побывавшего советником трех президентов США, Патрика Бьюкенена — «Смерть запада» (2001). Автор указывает на деятельность прибывших в 30-х годах из Франкфурта в США германских марксистов:
«Франкфуртская школа принялась «переводить» марксистскую теорию в культурные термины. Старые пособия по классовой борьбе были выброшены, как ненужная рухлядь, им на смену пришли новые. Для ранних марксистов врагом был капитализм, для марксистов же новых врагом стала западная культура… Победа станет возможной, лишь когда в душе западного человека не останется и малой толики христианства».
Верная наследница «ранних марксистов» — Компартия Советского Союза Франкфуртскую школу ни во что не ставила. Тем не менее сочинения Маркузе надолго пережили доклады Брежнева. Выдвигая на первый план три другие цели коммунизма (лишь вскользь упомянутые в «Манифесте»), Франкфуртская школа в конечном счете опиралась именно на Маркса, творчески развивала его деструктивный проект.
Два меча
Бьюкенен не случайно связывает победу коммунизма с его успехами в деле искоренения «религиозных предрассудков». «Душа западного человека» сформировалась под воздействием христианства не только в нравственном, но и в социальном, политическом плане.
Складывавшееся на протяжении веков либеральное политическое устройство Запада покоится на убеждении, что партийные победы должны достигаться на выборах, а не на баррикадах, что свобода совести и свобода слова должны сохраняться при любых политических изменениях.
Историки отмечают, что практика либерализма, практика уважения к правам личности и мирного сосуществования идей и властей вошла в плоть и кровь европейцев благодаря идее «двух мечей», отражающей паритетность церковной и светской власти.
На Западе исходно действовали два никак не связанных и неподотчетных друг другу свода законов — светский и церковный, римское право и право каноническое. Сосуществование властей, построенное на прагматически-паритетной основе, явилось той школой либерализма, которая привела к идеям свободы совести и свободы слова.
Итальянский исследователь Франсуа Руло в разгар перестройки в следующих словах наставлял начинающих российских либералов:
«Либерализм с его преимуществами и его опасностями восходит к традиции, которая остается чуждой для России, потому что ей неведома теория «двух мечей». И если, несмотря на это обстоятельство, принимать либерализм как способ решения всех проблем, он незаметно превращается в идеологию. Идеологу нелегко высвободиться из идеологических пут, даже когда в нем как бы произошел переворот. Обратившись в либеральную веру, он, сам того не осознавая, превращает ее в догматизм. А ведь либерализм — это прежде всего прагматизм, и превосходство либерализма над идеологией состоит как раз в том, что он постоянно подвергается критике и пересмотру, а это совершенно противоположно самой природе идеологии. Драма идеолога, возомнившего, будто он «обратился», состоит в том, что тот самый либерализм, который он стремится взять на вооружение, под его же влиянием искажается». Ф. Руло «Двуглавый орел и два меча» Новая Европа 1996
Однако, как раз в ту самую пору, когда это наставление давалось, западное общество само стало в нем остро нуждаться!
Особенность ситуации, сложившейся к началу 3-го тысячелетия состоит в том, что Запад почти полностью удалил из своей исторической памяти идею «двух мечей», одновременно все более заражаясь той самой марксистской идеологией, которую, казалось бы, наконец оставила Россия!
Декларация независимости США (1776), начинается с признания высшим сувереном Творца мироздания:
«Мы считаем самоочевидным, что все люди созданы равными, и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами».
Декларация объединенных стран Европы (2000) не только не содержит аналогичного высказывания, но не упоминает о религии вообще. Для европейских интеллектуалов христианство — это позорная страница континентальной истории, и призывы Италии и Польши указать религию среди прочих ценностей, некогда связывавших европейские народы, были отклонены архитекторами ЕС.
Опустевшие церкви Западной Европы либо сносятся, либо переоборудуются под пивные или мечети. В качестве примера пренебрежительного отношения к христианству приведу лишь одно свидетельство. Писательница Ольга Седакова передала в одном интервью свою беседу с англиканским епископом Личфилдским, имевшей место на литературном вечере:
«Мы с ним разговаривали о разном, потом он вдруг спрашивает: «Вы, наверное, верующий человек?» Я ответила утвердительно. Он был необыкновенно счастлив. Сказал: «В этом помещении нет такого ни одного, я вас уверяю». Городское начальство и профессора приходят в церковь в большие праздники, на Пасху и на Рождество, но это ничего не значит. Он рассказывал мне потом, что есть большой раскол между интеллектуалами и Церковью. Интеллектуалы не любят Церковь, не знают ее совсем, не интересуются, что там происходит. Он сказал: «Я сразу заметил: вы не показали, что вам неприятно, что вы сидите со мной за одним столом». Я удивилась: «Вроде бы наоборот, это честь». Он говорит: «Я вас уверяю, многие люди улыбнулись бы и сказали: меня так посадили, но я тут ни при чем». Общение со священнослужителями и клерикальные настроения очень не одобряются».
Хотя и в меньшей степени, аналогичные процессы происходили и в США, где еще в 60-х годах, по решению Верховного суда, христианские учреждения и символы стали вытесняться из общественного пространства.
Бьюкенен пишет:
«дехристианизация Америки — рискованная игра, ставкой в которой выступает наша цивилизация. Америка швырнула за борт «этический компас», по которому республика держала путь в течение двухсот лет, и теперь плывёт наугад».
На грани тысячелетий истинный прагматический либерализм переродился на Западе в сомнительную идеологию, превращая само слово «либерализм» в бранное.
В. Буковский в лекции, прочитанной в 2011 году в Тбилисси, в следующих словах описывает этот процесс, синхронизируя его с процессами в Восточной Европе:
«Идеи создания унитарного государства из всей Европы никто не предполагал. Такой идеи не высказывалось. Она не стояла на повестке дня. Появилась она к концу 80-х годов. Горбачёв очень быстро понял все выгоды, которые сулит ему такое новое формирование, и он согласился с европейцами, с левыми партиями и запустил этот проект под названием «Общий европейский дом». При этом, конечно, он не добавлял, что этот дом будет социалистический. Западные лидеры об этом тоже умалчивали. И вот начиная с этого момента идёт процесс захвата европейского проекта левыми партиями… Систематически урезаются наши свободы, демократия исчезает, наш Парламент, который мы выбираем, на 80% проштамповывает решения Брюсселя. Он уже не парламент, он уже своих решений не принимает, только то, что решили в Брюсселе. А тем временем происходит всё большее и большее нагнетание рестриктивных, запретительных законов, через вот эти евроструктуры нам навязывается политкорректность, нам вводятся законы о так называемой hate speech — речи ненависти («подстрекательство»). Сегодня, если ты пошутил, скажем, о каких-то меньшинствах в Европе, ты пойдёшь в тюрьму, это уголовное преступление. Несколько христианских проповедников были приговорены за то, что они, скажем, осуждали гомосексуализм с точки зрения Библии. У нас, в Англии, например, отменили общественное празднование Рождества: это нельзя делать, будет обидно мусульманам. Английский национальный флаг, в отличие от британского, — это крест Святого Георгия — красный крест на белом фоне. Так вот, этот флаг запретили публично показывать, поскольку это будет обидно мусульманам, будет им напоминать про крестовые походы».
Итак, на наших глазах произошло замещение либеральной прагматической системы Запада системой идеологической, крайне истинному либерализму враждебной.
Британская культуролог Хелен Плакроуз пишет:
«Наш нынешний кризис не в том, что левые борются с правыми, а в том, что солидарность, здравый смысл, скромность и универсальный либерализм противостоят непоследовательности, иррационализму, фанатизму и первобытному авторитаризму.
Стремление нарушить статус-кво, оспорить общепринятые ценности и институции и поддержать маргинализированных людей вполне либерально по своему этическому посылу. Противостоять этому — означает впасть в крайний консерватизм. Такова историческая реальность, но мы находимся в исторически уникальной точке, где статус-кво вполне последовательно либерален; причем этот либерализм ставит во главу угла ценности свободы, равенства прав и возможностей для всех независимо от гендера, расы и сексуальной ориентации. Результат — путаница: те, кто всю жизнь были либералами и хотят сохранить этот либеральный статус-кво, объявляются консерваторами; те же, кто хочет избежать консерватизма любой ценой, оказываются в рядах борцов с культурой и здравым смыслом… Свобода слова под угрозой, потому что сама речь стала опасной. Настолько опасной, что люди, считающие себя либералами, теперь готовы оправдывать насилие в ответ на чужую речь».
Новояз
Вопрос речи, ее эволюции в контексте подавления свободы слова, дополнительно позволяет осмыслить происходящие на Западе процессы в свете влияния на них классической революционной этики.
Действительно, так называемая «политкорректность», зародившаяся на Западе в начале 90-х и проявляющаяся в табуировании ряда самых базисных слов, конгениальна коммунистической пропаганде, славящейся не только цензурированием и затыканием ртов, но и использованием своеобразных эвфемизмов.
Так, например, всякое очередное ограничение, вводимое властями, именовалось в СССР «упорядовачиванием», преследования — «принятием мер»; забастовки в Польше в 80-81 годах советские СМИ прозвали «временными перерывами в работе». А вот какой перл советской политкорректности приводит Довлатов: «По ленинградскому телевидению демонстрировался боксерский матч. Негр, черный как вакса, дрался с белокурым поляком. Диктор пояснил: — Негритянского боксера вы можете отличить по светло-голубой каемке на трусах». Записная книжка «Соло на ундервуде», из которой взят этот пример, велась Довлатовым с 1967 по 1978 год.
Но после того, как в Восточной Европе от этого словоблудия, наконец, отказались, ему с энтузиазмом стали предаваться в Европе западной!
Из лексикона Западного мира политкорректность день за днем изымает очередные слова, заменяя их безвкусными эвфемизмами: вместо «хромой» или «глухой», теперь говорят «лица с ограниченными возможностями», вместо «отец» и «мать» в анкетах появились графы «родитель номер 1» и «родитель номер 2». А женщин, как мы недавно узнали, и вовсе стали величать «людьми, которые менструируют».
Разумеется, политкорректность не чисто коммунистическое изобретение, оно восходит к более универсальному явлению, о котором пишет Оруэлл в статье «Политика и английский язык»: «Если вы не знаете, что представляет собой фашизм, как вы можете против него бороться? Надо осознать, что современный политический хаос связан с деградацией языка, и тогда, возможно удастся внести некоторые улучшения и предотвратить надвигающуюся кончину. … Политический язык (это можно отнести практически ко всем политическим партиям, начиная с консерваторов и заканчивая анархистами) создан, чтобы заставить ложь выглядеть правдоподобно, и вынуждает нас, позабыв обо всех приличиях, признать непоколебимой истиной то, что является чистейшим вздором».
И все же в своем романе «1984» Оруэлл гиперболизирует этот подход в идее «новояза» — языка, строящегося на изъятии одних слов, и их заменой другими. Герой романа так и говорит о сокращающемся (за счет новояза) лексиконе нового языка: «Это прекрасно — уничтожать слова».
Западная политкорректность, хронологически зародившаяся в годы перестройки, пошла именно этим «гиперболическим» путем лжи, обнаруживая свое внутренне сродство коммунистической риторике.
В последние годы стало окончательно ясно, что былое доброкачественное противостояние «либералов» и «консерваторов», сохраняя то же самое наименование, превратилось в злокачественное противостояние «марксистов» и «консерваторов», принимающих под свое знамя шокированных происходящим истинных либералов.
Красный Запад
К такому выводу подводит не только общий, но и спектральный анализ Западных идеологий. Политические силы, узурпировавшие на современном Западе бренд «либерализма», все как на подбор относятся к марксистскому спектру.
Бьюкенен раскрывает как внутреннюю эволюцию самого марксизма, так и его революционную стратегию.
«Новые марксисты рассчитывали добиться своего, не прибегая к насилию, через десятилетия кропотливого труда. Победа станет возможной, лишь когда в душе западного человека не останется и малой толики христианства. А это произойдет, лишь когда новый марксизм завладеет всеми средствами массовой информации и общественными институтами. Достаточно захватить «крепость с могучими стенами» — и государство, «внешний ров», по выражению Грамши, падет без боя»… Среди тех новых вооружений, которые разработала Франкфуртская школа, была и так называемая критическая теория. Само название звучит вполне цивилизованно, однако под ним скрывается деятельность, не имеющая ничего общего с устоями нашей цивилизации. Один из адептов этой теории определил ее как «обоснованную критику всех без исключения элементов западной культуры, в том числе христианства, капитализма, авторитета семьи, патриархата, иерархической структуры, традиции, сексуальных ограничений, верности, патриотизма, национализма, этноцентризма, конформизма и консерватизма». Используя критическую теорию, марксисты не устают обвинять Запад в геноциде против всех цивилизаций и культур, с какими мы только сталкивались на протяжении истории. Согласно критической теории, западные общества — «скопища» расизма, шовинизма, национализма, ксенофобии, гомофобии, антисемитизма, нацизма и фашизма. По той же теории, преступления Запада вытекают из характера западного общества, сформированного в пространстве христианства»
Эту оценку разделяет журналист и создатель консервативного сайта Breitbart News Эндрю Брайтбарт (1969-2012):
«Пусть марксистский диалектический материализм оказался насквозь ложным, а СССР расправлялся с собственными гражданами. Для интеллектуалов этого было недостаточным доводом, чтобы отказаться от мировой революции. Эта скучная претенциозная публика могла кануть в Лету, как большинство теоретиков марксизма. Гитлер помешал. Когда он пришёл к власти, им пришлось бежать. И только Штаты приняли их… Мы встретили Франкфуртскую школу с распростёртыми объятиями. Они воспользовались нашим гостеприимством. Вошли в культурные институты и начали насаждать своё лидерство, свой язык и свои правила… Они сбежали от нацистов в рай на земле и не смогли оценить этого… Марксисты приехали сюда уничтожить лучший образ жизни из созданных человеком… Маркузе понимал, что в Америке не будет восстания рабочего класса. И он выбрал другие группы для атаки на капитализм. Расовые, этнические и сексуальные, ненавидящие старый порядок… Миссией Маркузе стало последовательное разрушение американского общества… Он хотел настроить чёрных против белых, а все вышеперечисленные группы против общества… Вот только у него была проблема: американская идеология куда сексуальнее марксизма, настаивающего на тирании насильственного равенства в противовес свободе и личной ответственности. Пусть Маркузе обещал секс, наркотики и рок-н-ролл. Для американцев важнее свобода и семья в обществе, ценящем добродетели и труд, а никак не разврат с промискуитетом. Тогда и появилась «репрессивная толерантность» — утверждение, что идеи меньшинств должны процветать, но только при условии, если идеи большинства преследуются… Иными словами, если вы не соглашаетесь с Маркузе, вам должны силой заткнуть рот. Согласно Маркузе. И политические дебаты сразу стали очень удобными для Маркузе и его союзников. А подобная тоталитарная система сегодня царит в университетских кампусах, в СМИ и Голливуде — тех самых местах, которые хотела контролировать Франкфуртская школа».
Говоря о процессе разрушения Западной цивилизации, невозможно не упомянуть также и о вкладе французских постмодернистов — Дерриды, Фуко и Лиотара.
Ими так же продвигалась идея, что «расизм меньшинства по отношению к большинству невозможен» (Деррида), а кроме того, нагнетался общий релятивизм, как моральный, так и интеллектуальный.
Хелен Плакроуз в статье «Как французские «интеллектуалы» Запад развалили» пишет:
«Отвергается императив ясности речи и аргументации: ведь отрицается сама потребность понять точку зрения другого во избежание неправильных истолкований. Намерения говорящего несущественны — важно лишь впечатление, которое производит на слушателя его речь… Жан-Франсуа Лиотар, увязывая науку и полученное благодаря ей знание с правительством и властью, оспаривает претензии науки на объективность…
У Лиотара мы видим явно выраженный гносеологический релятивизм, видим, что в продвигаемой им версии плюрализма точка зрения любого меньшинства приоритетна по сравнению с общим консенсусом ученых или либеральной демократической этикой, которые объявляются авторитарными и догматическими.
Эти взгляды характерны для постмодернистской мысли в целом. Постмодернисты ополчились на науку с ее целью обретения объективного знания о реальности, существующей независимо от человеческого восприятия: наука была для них не более чем еще одной формой сконструированной идеологии, в которой доминируют западные буржуазные предпосылки». В этой связи Хелен Плакроуз приводит воспоминание философа Дэвида Детмера о его разговоре с философом-постмодернистом Лори Калхун: «Когда я улучил момент спросить у нее, справедлив ли тот факт, что жирафы выше муравьев, она ответила, что это не факт, а, скорее, присущая нашей культуре разновидность религиозного верования».
Но, как бы то ни было, руководящая роль марксизма в деле разрушения Запада несомненна.
Вот свидетельство профессора Макгильского Университета (McGill University) Филипа Карла Зальцмана:
«возрождение марксизма в 70-х, расовая активность от “Черных Пантер” до Black Lives Matter, движение за освобождение геев, пропалестинское антиизраильское движение — были приняты в университетах и развились там в самых крайних и максималистских формах. Профессора перестали считать себя учеными, стремящимися к беспристрастным и объективным знаниям, вместо этого они стали сторонниками предпочитаемых групп и движений, а также активистами, продвигающими «прогрессивные» и крайне левые темы. Обучение стало в значительной степени политической индоктринацией, а администрация включает в себя идеологический контроль и подавление нежелательных мнений.
Западная цивилизация… характеризуется как империалистическая, колониалистская, капиталистическая, сексистская, расистская, гомофобная, трансфобная и исламофобская, порождение злых белых людей, которых следует вычеркнуть из памяти.
Студенты больше не будут осквернять себя изучением позорных произведений авторов ТАНАХа и Евангелия, Гомера, Эсхила, Софокла, Еврипида, Платона, Аристотеля, Августина, Данте, Чосера, Шекспира, Сервантеса, Мольера и, пропуская многих, Йейтса, Пруста, Джойса, Кафки и Камю.
Единственный западный автор, которого чтут в современных американских университетах — Карл Маркс. Фактически, марксова модель общества на основе конфликта классов была принята в общественных и гуманитарных науках, образовании, социальной работе и юриспруденции… Цель — социалистическая утопия…
Меня очень поражало, когда я преподавал в элитном университете, как много моих коллег с гордостью объявляли, что они коммунисты, предлагая Северную Корею в качестве образца для подражания и защищая коммунистический Китай, и как мало из них считали достижения американской культуры и западной цивилизации предметом для гордости. Фактически, они, похоже, гордились тем, что подрывают Америку и Запад. Как и основные средства массовой информации (New York Times, Washington Post, CNN и MSNBC), которые страстно работают над тем, чтобы представить Америку как можно более негативно, американские колледжи и университеты являются врагами Америки и американского народа».
Вадим Давыдов в статье «Некуда бежать» (2017) отмечает, что до перестройки процессы эти шли под активным патронажем СССР.
«Невероятное по масштабам и с трудом поддающееся осмыслению по интенсивности воздействие идеологической машины СССР привело к тому, что гуманитарные кафедры ведущих западных университетов оказались в буквальном смысле слова приватизированы марксистами всех мастей, от кондовых просоветских коммунистов — солдат Коминтерна до грамшистов и маркузаров пополам с маоистами и троцкистами, разбавленных анархистами, автономистами и бесы их знают кем ещё. Птенцы гнезда Суслова (в его задачи входило руководство идеологической подрывной деятельностью на Западе) к концу семидесятых годов ХХ века уже банально не допускали в академическую среду людей, придерживающихся здравого смысла. Их питомцы, в свою очередь, расползались по общественным институтам Запада, как саркома Капоши, поражая оные глубоко и всесторонне. Благодаря тому, что зараза развивалась в условиях довольно свободной дискуссионной атмосферы, её боевые штаммы получились на редкость зубастыми, и вот уже ни один гуманитарный специалист не может получить докторскую степень, не оснастив свои труды марксистскими завитушками, — а уж о том, чтобы получить преподавательскую кафедру и возможность влиять на податливые умы пытливой молодёжи, и речи не может быть: это вам не Совдепия, где достаточно мимикрии в виде регулярных заклинаний, тут всё-по взрослому — требуется искренняя, настоящая вовлечённость.
И вот уже выкормыши розовой и откровенно красной профессуры оказываются в большинстве буквально везде — в прессе, в школе, в корпоративном консалтинге, в искусстве и даже в среде естественнонаучных работников! (Всех их вместе едва ли больше вышеупомянутых 10% населения, но очень активны, а их крики слышны отовсюду!) Молодой человек или девушка, осмелившиеся усомниться в абсолютной истинности господствующего нарратива, уже не могут получить полноценного фундаментального образования, — во-первых, потому, что к началу нынешнего века фундаментальное образование как таковое, как система, практически уничтожено, а, во-вторых, потому, что травля идеологических нонконформистов — любимое занятие сусловских выползков, занятие, в котором они достигли высочайшего мастерства».
«Происходит — на наших глазах — по сути дела, уже произошла — подмена просвещения индоктринацией. Сегодня обрести диплом об образовании — в какой угодно области — без того, чтобы не получить прямо в мозг укол безумных теорий о всеобщей равнозначности культур, о безусловной одинаковости всех людей и т.п., просто-напросто невозможно. Катастрофа случилась: специалист любого профиля в гуманитарном, общеобразовательном плане является продуктом левых идей, а те, кто идеологической накачке по той или иной причине не поддался, остался без образования. Выражусь ещё яснее: красно-левые заблокировали доступ к гуманитарному знанию, без которого невозможна гармоничная личность, просвещённый Homo Sapiens, и нонконформистская, не-левая, молодёжь, растёт en masse невеждами, в поисках мировоззренческой опоры копаясь в окаменевшем зигуано мамонта и разводя конспирологическую чепуху».
Пепелище
Не удивительно, что те, кто десятилетия назад сбежали из СССР, сегодня чувствуют себя в США так же, как некогда на своей покинутой родине.
Вот свидетельство (2016 года) ученого и публициста Марка Зальцберга:
«Самую оскорбительную картину являет теперь система нашего образования. С детского сада и до университета детей воспитывают крайне левыми либералами и социалистами. С пятого-шестого класса дети тренируются в произнесении политических речей социалистического содержания. Четырнадцатилетний сын моих друзей яростно кидался на меня, старого университетского преподавателя, когда я говорил о том, что государство не должно содержать миллионы здоровых бездельников вместо того, чтобы заставить их работать. Вместо того чтобы пускать в страну миллионы иммигрантов из Мексики на работы, не требующие квалификации. Он подолгу произносил бессмысленные речи о засилье капитала, о национализации частной собственности и угнетённом рабочем классе, не имея при том представления о тех школьных предметах, которыми положено владеть юношам его возраста. И это притом, что рос он в семье российских иммигрантов, социализма отнюдь не любившей.
Дочь моих ближайших друзей превратилась буквально в коммунистку, получивши образование в средней школе и в чудовищно дорогом, крайне либеральном Brandies University. Похоже, что ничему кроме классовой ненависти этих детей не учили! А о морали и уважении к традициям эти “высокообразованные” люди и слышать не хотят! Они просто не знают, что это такое. Свободу гомосексуалистам в пропаганде их образа жизни, свободу им же в усыновлении детей, признание гомосексуальных браков, почёт и уважение людям, хирургически меняющим свой пол… долой семью! Свободу порнографии, оргиям и неслыханному разврату! И всё это вовсе не из-за её приверженности к этому, а из принципа. Сама она вполне нормальная женщина. Но ничто, как она считает, не должно быть запрещено! Никакое безобразие! Ничто?
О нет! Следует немедленно запретить патриотизм, неприятие разврата, свободное предпринимательство и прежде всего, запретить самую возможность критиковать этих “свободолюбцев” и их социалистическую пропаганду. И вот практически вся наша пресса, все государственные школы и все вообще университеты стали рассадниками социализма, жестокой цензуры для противников его, и я, проработавши в университете почти 15 лет, всё время удостаивался кличек расист, консерватор, сексист, ксенофоб, исламофоб и прочих подобных. Мои коллеги-либералы, профессора гуманитарных предметов, перестали дружить со мной, узнавши о моих “реакционных взглядах”. Но это было давно, а сегодня меня бы просто выгнали с работы под давлением “прогрессивных” коллег и общественности. Всё это сильно напоминало мне СССР с его жесткой идеологией и травлей инакомыслящих».
Все основные интеллектуальные достижения Западной цивилизации, некогда хранимые Академическим миром, в наши дни остаются достоянием лишь кучки стареющих аутсайдеров. Их мысли невозможно услышать с профессорских кафедр, но пока еще их можно обнаружить в мировой паутине. Пока.
Вот оценка сложившейся (к 2004 году) ситуации, произведенная выдающимся философом Лионом Черняком, бежавшим из СССР в США в 1985 году:
«Провозглашаемый закат идеи всемирно-исторического прогрессивного развития, возглавляемого Европой, объявление этой идеи чуть ли не мифологемой — не величайшее достижение мысли 20-го века, а величайшая катастрофа культуры. Хотя и победной, но дурной мифологемой является сама эта мысль (тоже, впрочем, европейская, а не китайская и не нигерийская, и даже не народа банту). Именно эта дурная мифологема, ставшая неоспоримой догмой университетов и масс-медиа, несет ответственность за самоубийство философии, за беспрецедентную деградацию университетов Запада, за одураченных американских (предполагаю, не только американских) школьников, которые учат несколько лет какие-то цивилизации ацтеков, или тех же нигерийцев, но на всю классическую античность тратят не больше чем пару уроков за все 12 школьных лет, а на уроках французского изучают всю французскую поэзию (англо-американскую поэзию они и совсем не изучают) на примере двух стишков какого-нибудь поэта республики Чад — “Я люблю слушать шум воды, шелест листвы. Это голоса наших предков. Они не умерли”. О, мой Бог! Пожалей школьников! И эта же мифологема несет ответственность и за высмеивание самой мысли, что западная либеральная демократия может иметь общечеловеческую значимость. Эта же мифологема несет ответственность за подмену свободы слова свободой самовыражения. Свобода слова, писал Кант, есть свобода “публичного пользования собственным разумом”, когда человек “рассматривает себя как члена всего общества и даже общества граждан мира”. Просвещение верило, что этому публичному пользованию разумом можно учиться у философов, что можно приблизить характер политической дискуссии к характеру обсуждения проблем в сообществе ученых. Свобода слова — и следствие и предпосылка разума, созданного философией и создающего философию… А свобода самовыражения?.. Было бы что выражать. Ну хоть на Распятие помочиться. Чем не самовыражение? Иску-у-усство! И это же отрицание идеи возглавляемого Европой всемирно-исторического прогресса подменяет на современном Западе права человека правами этнических групп или (спаси нас Боже!) правами “сексуальных меньшинств” (предполагается, что мы должны, хотя бы из вежливости что ли, не заметить, что права группы — это привилегии, а не права)». [ Теоретическая культурология. Академический Проект; РИК, 2005. — с 40. ]
Новые гегемоны
Итак, хотя неомарксизм и не отказался от задачи национализации производства, главного своего врага он узрел не в капитализме, а в самой Западной культуре, в ее взращенных на христианстве и рационализме ценностях.
Маркузе разуверился в революционных способностях мирового пролетариата. Признав, что общество потребления развратило всех поголовно («опутали революцию обывательщины нити»), он стал искать новых гегемонов и нашел их в лице «меньшинств». В своей программной работе «Одномерный человек» (1964) Маркузе пишет:
«Однако под консервативно настроенной основной массой народа скрыта прослойка обездоленных и аутсайдеров, эксплуатируемых и преследуемых представителей других рас и цветных, безработных и нетрудоспособных».
Именно эти группы превратились в боевые отряды революции, стали главной надеждой современных марксистов, и этот их узкополитический интерес — важнейшая из причин, по которой права, а точнее привилегии этих групп отстаиваются.
«А для того, чтобы эти привилегии выбивать, — поясняет Остап Кармоди в статье «Великая левая схизма» — новые левые стараются консервировать найденные меньшинства. Каждый или каждая, кто не хочет относить себя к униженному меньшинству, объявляется предателем, и, наоборот, каждый из большинства, кто пытается к этому меньшинству как-то “примазаться”, объявляется подлым грабителем (см. cultural appropriation). Мужчины не имеют право писать книги от лица женщин, белые не имеют права присутствовать на мероприятиях, организованных черными, англо-саксы не имеют права готовить мексиканскую еду — и т.д. и т.п. Вместо солидарности на знамя поднята сегрегация. Борьба идёт не за равенство, а за позитивную дискриминацию всё большего количества всё более узких групп».
Стремительное распространение ислама в Европе многие объясняют недальновидностью европейских политиков. Между тем в первую очередь это результат как раз противоположного — дальновидности, дальновидности Маркузе, замыслившего уничтожить Западную демократию.
Введение Европарламентом закона, запрещающего «оскорблять религиозные чувства», такая же сознательная происламская акция, как политика переоборудования пустующих церквей в мечети. Пробивавшие этот закон красные парламентарии прекрасно сознавали, что их «химиотерапия» будет бить исключительно по здоровым, а не злокачественным клеткам: ведь никакой европейский суд не станет рассматривать жалобу об оскорблении христианства или иудаизма, уже давно заплеванных с ног до головы, но чтущих свободу слова. В то же время разогреваемое правозащитниками «мусульманское меньшинство» болезненно реагирует даже на появление любого не исламского символа в общественном пространстве. Успехи джихада на Европейском континенте — это в первую очередь заслуга выучеников Маркузе.
Говоря о «меньшинствах», привилегиями которых неомарксисты расшатывают уклад «буржуазного общества», невозможно отдельно не коснуться ЛГБТ-сообщества, внесшего неоценимый вклад в успехи «сексуальной революции».
Общие задачи этой революции были сформулированы тем же Маркузе еще в 1955 году в его сочинении «Эрос и цивилизация». Идею «освобождения» через гедонизм и сексуальную раскрепощенность высоко оценила около-университетская шпана по обе стороны Атлантического океана. В 1968 году в Париже повсюду красовались плакаты, на которых были начертаны три имени: Маркс, Мао, Маркузе.
Но настоящий прорыв в сексуальной революции был совершен в следующем десятилетии: выбитое в 1974 году из Американской Психиатрической Ассоциации признание, что гомосексуализм не является сексуальным расстройством очень скоро переродило само понятие семьи, выставив на повестку дня вопрос о ее полном уничтожении. Как выразилась именитая представительница ЛГБТ-движения Маша Гессен:
«Ежику понятно, что гомосексуалисты имеют право на создание брачных союзов, однако я также считаю не менее очевидным и то, что институт брака вообще не должен существовать».
ЛГБТ-сообщество — это передовой отряд Коминтерна, это поистине его ударная сила, рубящая библейскую цивилизацию под самый корень.
Благодаря деятельности сексуальных революционеров оказались уничтожены такие слова как «муж», «жена», «брак», «отец», «мать», и даже «женщина» и «мужчина» — отныне это менструирующие и эякулирующие гуманоиды.
Что же касается «семьи», то сегодня на маркузевском новоязе этим словом обозначается любое (сколь угодно многочисленное) сообщество людей, ведущих общую сексуальную жизнь.
Я затрудняюсь объяснить, каким образом мечты Маркузе о разрушении культуры («буржуазного») большинства таранами маргинальных субкультур немедленно нашли себе применение, но факт остается фактом: через год после того как Маркузе написал «Одномерного человека», президент Линдон Джонсон впервые в истории ввел «позитивную дискриминацию», т.е. установил, что чёрные имеют перед белыми преимущество при получение социальных благ, при поступлении на работу, учёбу, и т.д.
Остается фактом и то, что вскоре после того Маркузе издал свою «Репрессивную толерантность», призывающую к применению двойного стандарта, к проявлению «нетерпимости к правым движениям и терпимости к движениям левым», Верховный Суд США принял десятки решений ограничивающих в правах христианские церкви, и наделяющих привилегиями маргинальные группы.
За пол века пламя революции полностью спалило мозги американской нации. Вот какую печальную картину рисует ученый и публицист Марк Зальцберг, подводя итог Обамовской восьмилетке:
«Свобода слова оставалась только для хулиганов и ненормальных, публично сжигавших американские флаги, бегающих голыми по улицам с политическими лозунгами, нарисованными на их телах. Свобода слова предоставлялась тем, кто не уважал традиций и истории своей страны, кто называл Джорджа Вашингтона рабовладельцем, и даже требовал изъять его имя из учебников истории. Даже уличные погромщики, разорявшие свои города под прикрытием борьбы за права меньшинств (читай чёрных) не преследовались за свои “подвиги”, поскольку принадлежали к чёрной расе, давно поставленной в привилегированное положение во всём по сравнению с иными расами и народами. Все эти “борцы” за свободу отличались возмутительной наглостью, громкими воплями и затыкали рот любому оппоненту, часто пуская в ход кулаки и бейсбольные биты. А пресса и правительство поощряли это безобразие как только могли! Меньшинства всех мастей правили бал! Они буквально насиловали большинство, состоящее из порядочных, работящих людей, обычно не вступающих в шумные разборки с ними».
Взгляд в будущее
В завершении Зальцберг желает «Дональду Трампу успеха в возвращении Америки в нормальное состояние, в возрождении её прежнего величия и истинных демократических свобод»
Но, как мы видим, ситуация только ухудшилась. На протяжении нескольких недель черные расисты громили магазины своих белых сограждан, в то время как весь «либеральный» Запад не просто солидаризировался с погромщиками, а поднял градус своей священной ненависти к «белому большинству» до точки кипения!
В 1965 году в своем эссе «Репрессивная толерантность» («Repressive Tolerance») Маркузе писал:
«реализация объективной толерантности требует нетолерантного отношения к господствующим формам политики, установкам, мнениям, а также распространения принципа толерантности на политику, установки и мнения, которые подавляются или даже объявлены вне закона… В настоящее время не существует такой власти, такого правительства, которые могли бы реализовать на практике идею освобождающей толерантности, но всё же я верю, что задача и обязанность интеллектуала состоит в том, чтобы напоминать об исторических возможностях».
И вот возможность открылась, час «Зет» пробил: Обамовская восьмилетка довела теорию Маркузе до ума миллионов. В результате на волне антитрамповской кампании марксистам удалось расширить «репрессивную толерантность» до планетарных масштабов!
150 писателей, ученых и политиков, шокированные отдаленными последствиями «положительной дискриминации», ошеломленные вышедшей из берегов нетерпимостью «терпимости», писали:
«С каждым днем все более затрудняется свободный обмен информацией и идеями… Редакторов увольняют за публикацию спорных материалов, книги изымаются, журналистам запрещают писать на определенные темы».
Им это показалось чем-то неслыханным и небывалым. Между тем это давным-давно запланированная неомарксистская акция, десятилетиями отрабатывавшаяся в университетских кампусах и имеющая свое имя — «репрессивная толерантность»!
Следующие выборы в США, несомненно, очень важны. Если делу Свободы второй раз выпадет такой небывалый, такой немыслимый джокер, каковым является Трамп, это, несомненно, застопорит мировую революцию.
Однако, если победит Джо Байден человечеству не поздоровится. На западном побережье США возможно, наконец, будет возведена статуя Ответственности, однако либо в виде монумента Рабочего и Колхозницы, либо вовсе в виде двух лобзающихся мужиков.
Но в целом «антирасистские» погромы внесли некоторую ясность, подвели черту, после которой либеральные и консервативные силы Запада должны объединиться и начать новый отсчет своей истории. Подобно тому, как худо-бедно возрождается независимая пресса (именуемая, разумеется, «консервативной»), должно начаться также и возрождение системы образования. СМИ и Академический мир потеряны для разумных обитателей нашей планеты на долгие годы, но не думаю, что навсегда.
Даже если когда-нибудь Коминтерн полностью возьмет под свой контроль Силиконовую долину и в Гугле нельзя будет найти ничего кроме трудов Маркса, останутся еще печатные издания, по которым человечество будет способно восстановить адекватное представление о себе.
Впрочем, даже и при самом худшем развитии событий красное дело обречено. Действительно, демографические прогнозы показывают, что через несколько десятилетий «мусульманское меньшинство» в Европе превратится в большинство, а значит поганая метла ислама выметет политкорректную нечисть.
Общество станет наглухо закрытым, но по крайней мере, «мужчин» опять будут звать «мужчинами», «женщин» «женщинами», а обласканные ныне «меньшинства» займут свою обычную социальную нишу. А что же марксисты? Они, по-видимому, осознают, что не все религии представляет собой опиум народа, что имеется среди них одна здравая и Магомет пророк ее.
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2020/nomer11_12/barac/
