Владимиру Фортову
1. На поездку в Одессу
За стакан «Изабеллы» не душу продав,
А осенние несколько дней,
Я в Одессе — и весел, и счастлив, и прав,
Что свищу и скитаюсь по ней.
И смотрю, как волна, набежав на песок,
Облегченно швыряет свой груз,
Как любая из крашеных пляжных досок
Предлагает мне полный союз.
Разноцветных, кокетливых, столько их здесь,
И побыть с ними тот есть резон,
Что готовы немедленно выболтать весь
Ворох сплетен про пляжный сезон.
Здесь тогда развлекались жара и жара,
А сейчас, горьковат и высок,
От сжигаемых листьев с любого двора
Поднимается к небу дымок.
И уходит туда, где колонной-стопой,
Всех немыслимых тварей смелей,
Пробежал Индрик-зверь с небольшою семьей
По штриховке весенних степей,
Мимо жестких кустов, по которым фазан
Красоту свою скрыл от орла.
Что за дивная степь вдруг открылась глазам!
Уже первая влага сошла,
Но еще далеко до июньских дождей,
Ты пока погуляй, посвисти,
Здесь подсохла земля, здесь не встретишь людей —
Можно месяц идти и идти!
2. Письмо демиургу
Робко спускается вечер смиренный,
Тьма застилает межи,
Друг-демиург из соседней вселенной,
Как тебе там, расскажи?
Боги по крыше гремят сапогами,[2]
Их не слабеет рука,
Мы же — не боги, и дружба меж нами
Все же возможна пока.
Можем пока обменяться лучами,
Как у тебя, расскажи,
Жертвы становятся там палачами,
Точат убийцы ножи.
Как ты куешь свое гибкое пламя[3],
Чтоб получилась слюда?
Боги по крыше гремят сапогами,
Страшно тебе иногда?
Долгие годы труда и заботы,
Дымное море стыда,
Что же в награду — всего две-три ноты,
Грустно тебе иногда?
Как нам за это читается Плиний[4]
Младший в ночной тишине!
Вечер над лесом спускается синий,
Звезды горят в вышине.
3. Остров
И голубые комсомолочки,
Визжа, купаются в Крыму.
Георгий Иванов
Растворяя в сознанье своем
бестолковую тьму,
чтоб она превратилась
в шипящий настой
фейерверков, огней,
примеряя напрасно суму —
все равно не уйдешь,
да и нету дороги уж той, —
я вдруг вижу, что то,
что посыпано пеплом ночей
и оплаканных бед
безраздельной полито слезой,
стало островом.
Он в ожерелье лучей
в теплом море воздвигся
и тешит себя виноградной лозой.
Стало островом,
где поселился, гляди — Полифем,
и сатиры, и нимфы,
пастушка еще Меланто.
Дуют в дудочки,
заняты все сочинением устных поэм,
коз разводят, флиртуют —
живут, несмотря ни на что!
Наклонился я к ним,
заслоняя небесный простор.
«Погодите! — кричу,
чуть не вывихнув в спешке плечо, —
«Вы торопитесь быть!
Вы ведь только мой творческий сор,
так, набросок, узор.
Ничего не готово еще!»
И тогда Меланто
отвечает бесстрашно за всех,
и приятно смотреть
на ее физкультурную прыть:
«Погоди, демиург,
с каких пор бытие — это грех?
Мы не думаем так.
Грех, по-нашему, это — не быть!
Глянь-ка лучше вокруг!
Видишь, в волнах дельфины летят,
кружат чайки,
и плещется рыба в ручье,
в красных сумерках
бредит вином виноград,
и хрустит белизна
на просохшем на ветре белье.
А когда будет ночь
и рассыплются звезды, звеня,
светляками мерцать
и цикадами петь будет тьма.
Знаешь что, демиург,
ты, конечно, придумал меня,
но своих молодцов
я всегда выбирала сама.
Так что, ты уходи
и оставь меня с милым вдвоем.
Мы тебя позабыли,
сегодняшний воздух любя,
многим новым богам
мы давно дифирамбы поем,
где-то в Тартаре место
давно поджидает тебя».
Что до Тартара, ладно —
Что знает она о мирах!
Впрочем, совесть чиста,
пусть отныне живут как хотят.
Я же снова почувствовал
старый и скомканный страх
за себя, за друзей,
а потом и за этих котят.
Я давно уже понял:
и мы, что как в норах кроты,
напряженно живем
и лелеем душевную стать,
тоже лишь совершение
некой небрежной мечты.
Это горькое было открытие, надо сказать!
4. Зверь
Зверь был крупен, грубоват,
С округленным глазом,
Длинный хобот, рыжий зад —
Вымер как-то разом…
Вот стоит, бедняга он
Посредине луга,
По сезону был бы гон,
Только где ж подруга?!
Зверь страдал, ревел в тоске,
Где вот эта нива,
Вырыл дождь дыру в песке,
Рухнул он с обрыва!
Унесла его вода…
Век стоял — третичный.
Я же молод был тогда,
Помню все отлично!
5. Смерть демиурга
Это лава, теряя остатки огня,
Вспоминает минувшие дни,
А бредущего кончилось тление дня,
На дорогах сырые огни.
Скрыто новое счастье по новым домам,
Вышло новое зло на разбой,
И рассеяна мудрость по многим томам,
И ее не ухватишь с собой.
Встали тени на белом квадрате стены
Для Пунической новой войны,
С Ганнибалом пришли боевые слоны,
Смотрит время привычные сны.
Вот и крайний в строю затрубил элефант,
И глашатай читает указ:
«И зарытый, и пущенный в дело талант
Пусть предъявит на общий показ!
Мы узнаем, умел он смирить дурака
И одернуть творящего зло,
Или чаще его затекала рука,
А струя вырывала весло».
Но судимый ответит, что время темно,
А пространство лишь щель между скал,
Вспоминая родное песчаное дно
Той реки, где он в детстве нырял.
Вспоминая беспечный полет мотылька
В снопе света, пронзившем сарай,
Зная — узки врата, а душа велика,
Трудно будет ей втиснуться в рай.
И поэтому выроют яму они
И уйдут в предрассветной тоске,
Там и будет душа все грядущие дни
Громоздиться в посмертном песке.
Им ведь нужно еще покорять города,
Перед ними года и года…
Будет белая птица кружиться всегда
Здесь, над горестным местом суда.
(1994-1998)
Послесловие
Слово о Владимире Евгеньевиче Фортове
(речь, произнесенная на прощании с академиком Фортовым
2 декабря 2020 года)
Дорогие друзья!
Сегодня скорбное время. Очень грустно провожать в последний путь близкого друга. А мы с Владимиром Евгеньевичем, действительно, были ближайшими друзьями. Мы познакомились, страшно сказать как давно — в 1976 году. При выходе из ВАКа, где мне вручили диплом профессора, а ему — диплом доктора наук. Мы пошли отметить эти события и с тех подружились. Я часто приходил к нему для обсуждения разных проблем и всегда получал от него самые разумные советы. В одном отношении он был незаменим — он до тонкостей понимал механизм работы государственной машины.
Академик Фортов
Безусловно, он был выдающимся ученым. Еще полвека назад, в двадцать пять лет, он защитил кандидатскую диссертацию о ядерных ракетных двигателях. Сегодня эта тема опять на слуху, и старые работы Фортова снова востребованы. Потом он стал учеником Зельдовича и Семенова, стал заниматься экстремальными состояниями вещества и скоро приобрел большую научную славу. Стал членом не только Российской академии наук, но и нескольких зарубежных академий. Заслужил ряд самых престижных российских и международных наград.
При этом Фортов обладал качеством, для крупного ученого редким — он был государственным человеком, в самом высшем и благородном смысле этого слова. Когда в 1992 году для российской науки наступили труднейшие времена, он стал стремиться к занятию высших государственных должностей, понимая, что только на этих постах он сможет максимально помочь сохранению научного потенциала России. Будучи председателем Российского фонда фундаментальных исследований, он превратил этот фонд в самую эффективную организацию, обеспечивающую финансированием многие тысячи ученых разных специальностей. Он стал министром науки и технологий и заместителем премьер-министра. Вместе с правительством Черномырдина он подал в отставку, но успел за эти годы обеспечить существенное увеличение финансирования науки. Как он шутил потом: “фортовский пичок”.
Дальнейшая его деятельность связана с Академией наук. Он был выбран академиком-секретарем, затем вице-президентом. Мы, большая группа академиков, именно на него возлагали надежду восстановить статус Российской академии. Мы долго и упорно стремились избрать его президентом РАН, но это удалось только в 2013 году. И тогда сразу же на Академию обрушилась разрушительная реформа. Фортов отчаянно боролся с вызванными ею проблемами до конца своего срока, а на новый срок переизбраться ему не разрешили, причем весьма иезуитским образом. Он бы продолжил свою борьбу.
Владимир Евгеньевич Фортов был человеком удивительно ярким. Он был замечательным спортсменом, выдающимся яхтсменом, отличным теннисистом. Еще в студенческие годы он стал мастером спорта по баскетболу и одновременно кандидатом в мастера по шахматам. Согласитесь, это уникальная комбинация. Следует добавить, что он был уникален еще в одном качестве — отзывчивости и благожелательности ко всем, кто обращался к нему за помощью.
Сегодня мы скорбим о нем. От нас ушел не просто великий, но и великой души человек.
Владимир Захаров,
Академик РАН
Примечания
[1] Автор благодарит Александра Семеновича Кушнера за ценные замечания.
[2] В виду, конечно, имеются не античные боги, а «партийные боги», то есть секретари ЦК и члены Политбюро. Обычно слово из лексикона советских партийных работников.
[3] ”Демиург” означает, в буквальном переводе, «народный умелец» То есть, прежде всего кузнец. Слюда в старое время была очень ценным товаром. Она формируется в глубинах Земли при высокой температуре и давлении. Почему бы демиургу не выковать ее из пламени?
[4] Имеется в виду переписка Плиния младшего с императором Траяном. Это памятник литературы, интересный во многих отношениях.
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2020/nomer12/vzaharov/