(продолжение. Начало в №2/2018 и сл.)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
-
Элизабет Ницше — сестра Фридриха Ницше
Граф Гарри Кесслер — летописец прекрасной эпохи
Лу фон Саломе — прекрасная дама прекрасной эпохи
Бенито Муссолини
Адольф Гитлер
Элизабет нежно погладила обложку одной из разложенных на ее столе книг. Она даже подняла другую и понюхала, с удовольствием вдыхая запах свежей типографской краски.
Какая радость — новое издание полного собрания сочинений ее дорогого брата! И принялась увлеченно паковать каждую книгу в заранее приготовленную для нее маленькую коробочку. За этим странным занятием и застал ее граф Гарри, зайдя в Архив Ницше во время короткого посещения Веймара.
— Я вижу, ты получила большой заказ! А почему ты пакуешь сама? — спросил он, целуя ее в умело подкрашенную щеку.
— Это не заказ, это подарок ко дню рождения, — ответила Элизабет, не прекращая работу.
— Кто же этот счастливец, который получит новенькие книги, выпущенные моим издательством, однако собственноручно тобой отредактированные и собственноручно упакованные?
— Один великий человек, — загадочно улыбнулась Элизабет, и граф в который раз восхитился ее неувядающим темпераментом. Ей уже перевалило за восемьдесят, а она все еще игрива, как молодая девушка. И все же он не удержался, съехидничал:
— Неужели Альберт Эйнштейн? — Гарри отлично знал, как неприязненно она относится к великому еврейскому мудрецу.
— Как ты мог такое подумать? — фыркнула Элизабет.
— Значит, Зигмунд Фрейд! Других великих людей не знаю!
— Если не знаешь, я тебя познакомлю. Это великий итальянский дуче Бенито Муссолини!
— Этого монстра ты называешь великим? Главаря бандитов в черных рубашках?
— Ты ведь знаешь, какой порядок он навел в Италии. Мы о таком порядке и мечтать не смеем!
— Еще как смеем, к сожалению, — подумал граф, но в спор с Элизабет вступать не стал. А просто переменил направление диалога:
— И какое же отношение ты имеешь к великому дуче?
Именно к этому вопросу подводила его хитрая собеседница.
— Мы уже целый год состоим в любовной переписке! — восторжествовала она.
— Мы — это ты и дуче?
— Именно так — я и дуче!
— Что же связывает тебя с этим бандитом? — граф притворился несведущим, уже догадываясь, куда она клонит.
— Не догадываешься? Мой великий покойный брат, Фридрих Ницше!
— В твоей обработке, надеюсь?
— Фрицци не существует в другой обработке. Не забывай, что слава к нему пришла, только когда он был издан в моей обработке. И великий дуче высоко оценил мою работу.
— В чем же это выразилось?
Словно сообщая великую тайну, Элизабет благоговейно прошептала:
— Он прислал мне свою пьесу, которая пока еще не шла на сцене, и хотел бы, чтобы она была поставлена в Германии.
— А почему не в Италии?
— Ему неприятно думать, что спектакль выпустят, чтобы ему угодить. И я решила организовать постановку этой пьесы в веймарском театре.
Гарри подумал, что ослышался:
— Ты займешься постановкой пьесы? Вот это новость!
— А что? Разве я плохо справилась с созданием Архива?
Гарри огляделся. Что правда, то правда — Архив был в отличном состоянии.
— Но это было давно… — пробормотал он.
— Ты хочешь сказать, что я тогда была моложе? Ну и что? Никогда не поздно начать сначала!
Ну, как не восхититься ее дерзостью — она к ста годам еще задумает заняться балетом. И все же он нашел подходящий аргумент против:
— Но ведь в создании Архива тебе помогал я!
— Ты и сейчас мне поможешь, разве нет?
— В постановке пьесы этого бандита? Ну уж нет!
— Но хоть прочесть ее ты захочешь? Ведь ты знаешь итальянский!
— Знаю, но не так хорошо, как немецкий и французский. —
И все же природное любопытство уже брало верх над осмотрительностью.
— Хотя прочесть пьесу, конечно, могу.
Элизабет поспешно, пока он не передумал, отложила в сторону очередную коробочку с книгой Ницше и вытащила из ящика пухлую рукопись, на первой странице которой крупным шрифтом было напечатано:
Бенито Муссолини.
«Наполеон» (пьеса)
— Вот и отлично. Бери и отправляйся читать. А завтра скажешь мне свое мнение.
Слегка удивленный собственной покладистостью, Гарри неохотно взял пьесу и оправдал себя: — ладно, прочту, а потом помою руки.
Пьеса оказалась довольно умелой, ее идея даже показалась графу оригинальной — император Франции был представлен честным доблестным человеком, погубленным злодеями и клеветниками. По дороге на вокзал граф на минутку зашел в Архив, чтобы вернуть Элизабет рукопись. Коробочек с книгами Ницше на столе уже не было.
— Что, ты книги уже отправила? Ну и темп! — восхитился он.
— Со специальным нарочным. Через десять дней у дуче день рождения, и я хочу, чтобы мой подарок прибыл точно в срок. Ну, а как тебе пьеса?
— Пьеса интересная, — признался граф. — Для бандита он неплохой профессионал.
— Ты ведь знаешь, что он был главным редактором газеты и написал несколько романов?
— Я что-то слышал, но, признаюсь, читать его писанину никогда не стремился. Прощай, дорогая, я должен спешить, чтобы не опоздать на берлинский поезд.
Но из клещей Элизабет не так-то легко было вырваться. Когда Гарри наклонился, чтобы чмокнуть ее в щечку, она ухватила его за лацкан пиджака на удивление сильными маленькими пальчиками:
— Так ты поможешь мне с постановкой?
И Гарри сдался, он не мог устоять перед соблазнительной художественной задачей — участвовать в первой постановке пьесы самого Бенито Муссолини!
— Так и быть, помогу!
Гарри имел большой опыт по созданию спонсорских фондов для разнообразных художественных проектов. И на этот раз он умело организовал финансовую поддержку спектакля по пьесе итальянского диктатора. Непросто было найти режиссера. Конечно, Гарри не мог согласиться на посредственного постановщика, но все истинные мастера театра были ненавистниками фашизма. И наверняка недоброжелателями итальянского дуче.
И все же графу Гарри удалось привлечь известного режиссера с именем к постановке спектакля по пьесе Муссолини но только при условии, что его имя останется неизвестным публике. Сговориться с веймарским театром, на сцене которого должна была идти пьеса Муссолини, тоже было непросто. Эту задачу взяла на себя Элизабет и блестяще выполнила, что подтверждает: за последние годы она стала одним из столпов города. И даже, возможно, интернациональной звездой. Ведь недаром к ней зачастил посол Италии, господин Орсини. Недавно она пригласила Гарри на обед, который давала в честь посла. Глядя на своего почетного гостя снизу вверх — с возрастом Элизабет стала совсем крошечной, — она произнесла речь, в которой сравнила Муссолини с Бисмарком.
Из дневника графа Гарри
31 декабря 1931 года
Печальный новогодний вечер. Последний вечер одного катастрофического года и начало другого. Возможно, еще более катастрофического. После ужина я лег спать в состоянии отчаянной депрессии.
1932 год
И вот, через два года после того, как я согласился помочь Элизабет с постановкой пьесы дуче, в газетах появились объявления о спектакле. Я отправился в Веймар вечерним поездом. Все вагоны были заполнены молодчиками Стального шлема. — они ехали в Кобленц на какой-то праздник.
Всю дорогу они распевали патриотические песни.
Л У
Лу очень любила свой дом в геттингенском пригороде, но все же иногда на нее наваливалась необъяснимая тоска, которая заставляла ее вызывать такси и мчаться в город.
Там она, сливаясь с толпой, без особой цели бродила по магазинам, забегала на пару сеансов в кинотеатр и заканчивала свой выезд в свет посещением любимого итальянского кафе. На этот раз, в ожидании заказанных ею ньекки с горгонзолой, она лениво перебирала газетные листки, оставленные кем-то на соседнем стуле. И неожиданно увидела набранное крупным шрифтом объявление о спектакле по новой пьесе Бенито Муссолини «Наполеон».
Оказывается, Бенито пишет пьесы! А как понять утверждение, что пьеса новая? Неужто он среди своих государственных дел находит время для сочинительства? Лу стала внимательно изучать объявление и с интересом прочла, что это первая постановка пьесы дуче на немецком языке, и будто есть большая надежда на то, что знаменитый автор может лично приехать в Веймар на премьеру.
По дороге домой она, еще сидя в такси, продумала все детали будущей поездки. Первым делом завтра с утра надо будет заказать три билета на спектакль — себе, Маришке и ее парню Юнгеру. Главное — заполучить билеты, а в согласии Маришки Лу не сомневалась. Только бы не опоздать — на такую приманку, как имя дуче, должны слететься все немецкие снобы. Наверняка не только его поклонники, но и ненавистники тоже, даже скорей — именно ненавистники, чтобы увидеть собственными глазами и законно обругать. Нужно спешить, хоть время еще есть, до премьеры остается почти месяц.
***
Элитарный веймарский театр не похож на другие театры: он предназначался не для простой публики, а для избранной и был возведен одним из эрцгерцогов для себя лично и для своих верных вассалов.
Галерка для студентов и второй партер для среднего класса отсутствовали. Все обито алым бархатом, а кресла спускаются вниз к сцене элегантным амфитеатром, создавая в центральном проходе пологую лестницу из широких ступеней. Для эрцгерцога и его свиты над сценой расположены комфортабельные ложи с глубокими креслами и столиками для закусок.
Муссолини на премьеру не приехал. Но Лу не пожалела, что затеяла поездку в Веймар. Во-первых, она провела несколько приятных часов в обществе Маришки и Юргена, а ведь после смерти Райнера Маришка стала последней любовью Лу. Во-вторых, пьеса Бенито оказалась не такой уж плохой, вернее, даже просто хорошей, и Лу было приятно вспомнить их несостоявшееся приключение на озере. В ее памяти хранится немало воспоминаний о блестящих поклонниках, но поклонник и одновременно диктатор там только один — правда, если не считать Старика, который тоже оказался диктатором, хотя и не поклонником.
Но главное, — даже не в-третьих, а в первом из первых, — она стала свидетелем невероятного исторического спектакля, сплавившего воедино ее незабвенного Фридриха с самым страшным монстром современности. Немного обидно, что это действо было срежиссировано не ею, законным соавтором великих идей Фридриха, а наглой самозванкой, даже не понимающей, каким аппаратом мышления она оперирует.
Но это свершилось уже много лет назад, и Лу сегодня даже не слишком огорчалась, хотя было немного унизительно сидеть в восьмом ряду, среди простых смертных, тогда как самозванка Элизабет горделиво восседала в бывшей эрцгерцогской ложе среди сильных мира сего.
Странно, графа Кесслера Лу рядом с ней не заметила — неужто его усадили где-то в партере? Нет, он, скорее, не хочет слишком громко афишировать свою роль в создании этого сомнительного спектакля.
Зашуршал занавес, и представление началось. Оно не очень захватило Лу, скорее, по причине внутренних неурядиц, Режиссура предусмотрела слияние действия в один длинный акт: возможно, опасаясь отсутствия главной приманки в виде итальянского дуче, организаторы не хотели, чтобы изрядная часть публики ушла во время антракта.
Зазвучали дружные аплодисменты. И под их четкий ритм откуда-то сверху, из последних рядов амфитеатра, вниз к сцене по пологим ступеням сбежал моложавый человек в коричневой кожаной куртке с букетом алых роз в руке.
Его верхнюю губу украшали маленькие усики, а блеск куртки соперничал с блеском ярко начищенных сапог. Он поднес букет Элизабет, и зал ахнул — все узнали лидера набирающей силу национал-социалистической партии Адольфа Гитлера.
— Благодарю вас за вашу роль в постановке пьесы моего друга Бенито Муссолини, — произнес он внятно.
Потрясенная Элизабет вскочила на ноги, прижимая к сердцу букет, который был ненамного меньше ее крошечного тельца. И Лу подивилась ее жизненной силе — ведь ей далеко за восемьдесят, а она сумела организовать постановку этого очень неплохого спектакля. Неудивительно, что она выиграла у Лу партию за наследие Фридриха Ницше. А сейчас постарается еще выиграть партию за симпатии нацистской партии. И если судить по языку жестов, то обязательно выиграет, — подумала Лу, наблюдая, как Гитлер любезно подает руку хрупкой фрау Ницше, чтобы помочь ей спуститься в зал по ступенькам ложи.
Как Лу ни всматривалась в лица публики, в поле ее зрения так и не попало лицо графа Кесслера, хотя его роль в постановке пьесы друга Гитлера была широко известна. Где же он? От кого спрятался?
Элизабет шла вслед за Адольфом, высоко подняв голову и не глядя под ноги, хотя страшно боялась оступиться.
Она уже была не так молода, как когда-то в Парагвае, где могла часами шагать по опасным тропкам среди болот. Теперь, далеко за восемьдесят, она сама удивлялась, как ей удается идти в ногу с молодым народным вождем.
Ее мощная интуиция подсказывала, что в ее жизни должен случиться новый счастливый поворот, такой, какой произошел, когда много лет назад ей пришло письмо от графа Кесслера. Только сейчас она сообразила, что в конце спектакля не видела Гарри — он даже не подошел к ней после бурных оваций. И вдруг ясно поняла, что эпоха графа Гарри Кесслера кончилась и начинается новая — эпоха Адольфа Гитлера.
— Раз вы уже в Веймаре, господин Гитлер, не хотите ли посетить Архив Ницше? — спросила она у его блестящей коричневой спины.
Спина ответила, не оборачиваясь:
— Для вас — просто Адольф.
— Герр Адольф, не хотите ли вы посетить Архив Ницше?
Хозяин спины, не опасаясь оступиться, обернулся через плечо:
— С удовольствием, фрау Ницше.
Они, как нож сквозь масло, прошли сквозь потрясенную толпу в вестибюле — впереди она с герром Адольфом, за ними — два широкоплечих молодца в коричневых рубашках. Один из них нес ее огромный букет роз: Элизабет было не под силу поднять такой розовый куст. Кто-то набросил ей на плечи пальто — она не заметила кто, как не заметила бы, что на улице было еще по-зимнему холодно, если бы вышла из театра без пальто. В дверях их встретил еще один молодец в коричневой рубашке. Он щелкнул каблуками начищенных сапог и выбросил вперед руку в салюте:
— Машина подана, господин Гитлер.
У входа был припаркован блестящий, как начищенный сапог, черный мерседес, который за несколько минут домчал их до Архива. В окнах было темно.
— Но Архив уже закрыт! — огорчился герр Адольф, — а завтра утром мы должны быть в Берлине.
— Ничего, мы его сейчас откроем, — утешила его Элизабет.
Один из спутников герра Адольфа снял ее с сиденья, как ребенка, и поставил на тротуар. Она почти побежала к Архиву и настойчиво нажала кнопку звонка. Из двери одноэтажной пристройки поспешно вышел высокий седой человек в махровом халате.
— Что-то случилось, фрау Элизабет?
— Быстренько открывай двери, Штефан, и включай все огни! У нас важный гость!
Штефан всмотрелся в гостя, тихо ахнул и помчался отпирать двери и зажигать свет. Гитлер со своей свитой начал почтительно оглядывать экспонаты Архива. Обилие рукописных документов в витражах, на стеллажах, на полках и на стенах восхитило гостя:
— Это все — подлинные письма Фридриха Ницше? И подлинные рукописи его великих книг?
Элизабет забыла об усталости — она рассказала Гитлеру, как отсудила письма брата у всех его корреспондентов, как по листку собрала его записи и наброски, как дни и ночи напролет подбирала по строчке разрозненные афоризмы в единое целое. Гость сразу оценил силу ее воли, рвение и преданность светлому имени брата. Едва переведя дух, вдохновленная его одобрением, Элизабет неожиданно для себя выпалила:
— Не откажетесь ли вы посетить со своими спутниками наш буфет и выпить по чашечке кофе?
Сгоряча предложила и сама испугалась своей дерзости.
Но герр Адольф охотно согласился: похоже, он действительно высоко ценил идеи Фридриха. Все вместе они двинулись к кафе, и только тогда Элизабет заметила, что Штефан, как был в халате, ходил за ними по Архиву, будто впервые был здесь — он хотел увидеть все глазами высокого гостя.
Она тут же воспользовалась его восторгом и, несмотря на поздний час, попросила приготовить хороший кофе, такой, как только он умеет. Польщенный Штефан тут же взялся за дело, а гости не спеша расселись — Элизабет с герром Адольфом за круглым столиком у окна, а трое в коричневых рубашках почтительно поодаль за длинным столом у двери.
Штефан поставил перед каждым по чашечке кофе и тарелочке с яблочным штруделем.
— Какой замечательный кофе! — воскликнули гости хором. Штефан смиренно поклонился и ушел, напомнив Элизабет, чтобы она не забыла погасить свет в музее. Гитлер засмеялся и разговорился:
— Вы знаете, где я впервые познакомился с творчеством вашего брата? В окопах, да-да, в окопах войны. Главный ужас сидения там — не страх, не голод и даже не пули и снаряды, а ужасающая бесконечная скука. И вдруг среди этой безнадежности у меня в ранце появляется тоненькая книжечка Фридриха Ницше «Так сказал Заратустра».
— Представляешь, он, оказывается, прочел в окопах ту самую книжечку, которую купило у меня военное министерство по наводке твоего еврея Вальтера Ратенау.
Этими словами Элизабет встретила Гарри, когда тот наутро после спектакля зашел ее проведать. Но граф не улыбнулся в ответ на ее колкость, он не был настроен дружески.
— Ну да, ты вся таяла от восторга, что главный злодей Германии почтил тебя своим вниманием!
Элизабет неловко дернула плечом — она ожидала недовольство своего старинного друга и благодетеля, предвидя при этом, что вынуждена будет его предать. Но возможность приобрести нового, более могущественного благодетеля, пускай не друга, но почитателя, всерьез увлекала ее, тем более что, похоже, эпоха графа Кесслера себя исчерпала.
— Не могла же я отвергнуть его внимание, правда?
— И ты разогналась открыть Архив среди ночи и устроить для знатного гостя полночную пирушку?
— Значит, тебе уже донесли? Кто, интересно, поспешил с доносом?
Тут ко входу в Архив подкатил мотоцикл. Водитель соскочил с седла и бегом направился к двери, держа в руке большой белый пакет. Через секунду в кабинет вбежал взволнованный Штефан:
— Он говорит, что может вручить послание только лично фрау Ницше!
Мотоциклист бесцеремонно оттеснил его, одним рывком оказался у кресла Элизабет и протянул ей пакет:
— Телеграмма! Лично вам из Италии! Мне велено распечатать у вас на глазах!
И, выхватив из кармана разрезной нож, он ловко вскрыл пакет и извлек из него букет фиалок и элегантный конверт.
— Эти фиалки присланы телеграфом из Италии? — усомнился граф.
— Нет, фиалки было велено купить в местном цветочном магазине! — откровенно признался посыльный, вручая Элизабет букет и телеграмму. Зажав цветы в одной руке, она растерянно попыталась вскрыть конверт другой, но не смогла.
Граф Гарри бесцеремонно вынул конверт из ее беспомощной ладони и распечатал — из конверта на стол выпал лист глянцевой бумаги и чек.
— Посмотрим, что нам пишут из Италии, — сказал Гарри, разворачивая телеграмму, и прочел торжественным голосом:
Дорогая, глубокоуважаемая фрау Фюрстер-Ницше!
У меня не хватает слов, чтобы выразить свою благодарность за то, что вы поставили мою пьесу в замечательном театре культурной столицы Германии. Мой друг Адольф Гитлер сообщил мне, в каком он восторге от спектакля, от вас и от Архива имени вашего брата, великого философа Фридриха Ницше.
В знак благодарности прилагаю чек на двадцать тысяч лир на имя Архива Ницше.
Ваш преданный почитатель,
Бенито Муссолини.
Наблюдая, как на щеках Элизабет вспыхнул счастливый румянец, граф не выдержал:
— Поздравляю с очередным преданным почитателем! — съязвил граф.
Пытаясь скрыть огорчение, он начал нервно шагать по залу, вглядываясь в экспозицию, — ему все время казалось, что чего-то недостает. И вдруг он увидел: изящный стеклянный ящик, содержащий самый ценный экспонат, личную трость Фридриха Ницше, был пуст.
— Трость Фридриха украли! Уж не твои ли это ночные визитеры? — воскликнул он— Нужно срочно сообщить в полицию!
Элизабет втянула голову в плечи и прошептала:
— Ее не украли. Я подарила ее одному человеку…
— Ты подарила одному человеку главную материальную ценность Архива? Я, кажется, догадываюсь, кто этот человек, да?
— Да, Гарри, да! Он сказал, что это будет его путеводный посох, указывающий ему дорогу в истории.
Гарри схватился за голову:
— Ты связала светлое имя своего брата с самой грязной колесницей в истории Европы!
(продолжение следует)
Примечание редакции
В издательстве «Семь искусств» вышел в свет роман Нины Воронель «Былое и дамы».
Приобрести роман можно в твердом переплете и в мягком.
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2020/nomer12/nvoronel/
