(продолжение. Начало в №10/2020 и сл.)
9.
Ирина пробудилась рано и вовсе не потому, что ея сонъ прервалъ какой-нибудь шумъ или гудокъ съ улицы. Она выспалась всласть, оттого и проснулась, а такое случается довольно рѣдко. Почему-то некстати вспомнилось: папинъ другъ, видный врачъ-патологоанатомъ, разсказалъ курьезъ изъ своей практики, когда послѣ вскрытія умершаго глубокаго старика не обнаружилъ никакого заболеванія и въ заключеніи своемъ написалъ діагнозъ «естественная смерть». Его за это начальство терзало, повторяя, что такого диагноза нѣтъ, всегда обязана быть причина. Ну, а чемъ не причина? Можно подумать, будто жизни предусмотренъ иной исходъ. Однажды случилось, очень давно, но и тогда прежде воскресенія наступила смерть. Ирина испытала неловкость за такое воспоминаніе. Андрей спалъ. Она тихо встала, надѣла халатъ и взяла съ тумбочки свой «айпадъ». На улицѣ за окномъ разсвѣло, изъ пріоткрытаго окна легко тянуло утренней свѣжестію. Небо чистое. Она сѣла въ кресло и включила экранъ. Сегодня — вторникъ, одиннадцатое октября двѣ тысячи шестнадцатаго года, на часахъ семь двадцать пять по мѣстному времени. Нужно позвонить папѣ, но она сдѣлаетъ это позже, когда Андрей проснется. Ирина начала бѣгло просматривать новостную ленту, не находя тамъ ничего интереснаго или хотя бы новаго. Обычныя, привычныя давно сообщенія. Въ цѣломъ, въ мірѣ давно установилось относительное спокойствіе. Періодически въ въ какомъ-нибудь регіонѣ возникаютъ конфликты, кое-гдѣ они регулярны и никого не удивляютъ. По мѣрѣ возможности Лига Націй старается навести порядокъ и возстановить миръ. Почти за вѣковую исторію со дня созданія организація съ перемѣннымъ успѣхомъ подтверждала свою дѣеспособность, хотя претензій къ ней накопилось много. Когда въ сороковые надъ всѣмъ міромъ нависла страшная угроза, Лига Націй смогла найти единственное правильное спасительное рѣшеніе. То былъ ея звѣздный часъ. Но это давно. А сейчасъ… Особенно безпокоило всѣхъ, что непомѣрно разрастались многочисленныя международныя агенства, находившіяся подъ ея теплымъ крыломъ. Они проѣдали немыслимые бюджеты и обрастали запутанной производящей самое себя бюрократіей. А не столь рѣдко Лига Націй оказывалась попросту безсильной. Чего стоитъ постоянно одинъ только огнеопасный Ближній Востокъ! Если бы только онъ. Послѣ распада бывшей Британской Индіи, когда ея мусульманскія части отдѣлились отъ индуистскихъ, онѣ вѣдь такъ и не нашли между собой согласія по границамъ, и военные столкновенія возобновляются весьма регулярно. Это лишь примѣры самыхъ затяжныхъ конфликтовъ.
Ирину какъ историка очень тревожилъ одинъ вродѣ бы совсемъ не научный вопросъ. Давно сложилось правило, что столѣтія чередуясь проходятъ со странной закономѣрностью: нечетные вѣка чаще болѣе спокойные, задумчивые, созидательные, мирные; зато четные — бурные, разрушительные, здѣсь разыгрываются войны, устраивается міровой передѣлъ, сокрушенія основъ. Когда Ирина впервые объ этомъ у кого-то прочитала, ее невольно успокоило, что выпало жизнь свою провести въ спокойномъ нечетномъ двадцать первомъ столѣтіи. Покуда изучала вѣкъ прошедшій двадцатый, получалось одно: онъ въ такую схему никакъ не вписывался. Какъ ни уговаривай себя, что событій всяческихъ напроисходило много, согласитесь, регіональныя войны въ началѣ, распадъ имперій, самостоятельность бывшихъ колоній — это, конечно существенно, нерѣдко очень болѣзненно но закономѣрно. Наука необычайно мощно шагнула впередъ, летаемъ въ космосъ. Да, конечно. А вотъ очень большихъ войнъ, ожидаемыхъ отъ четнаго вѣка, въ которыхъ бы милліонами погибали люди, все-таки не случилось. Какъ это понимать? Или человѣчество научилось безъ войнъ свои проблемы рѣшать, хотя и изобрѣло невиданное по разрушительной силѣ оружіе? А можетъ быть, именно своего же оружія такъ боится, страшитъ сама мысль его примѣненія? Ирина задумывалась объ этомъ не разъ сама и съ папой тоже обсуждала. Самымъ большимъ ея страхомъ становилось ощущеніе, будто не случившіяся въ прошедшемъ столѣтіи катастрофы попросту отложены на нѣкоторое время, а значитъ…
Это странное чередованіе иногда наводило Ирину на мысль, что исторія развивается по законамъ, напоминающимъ болѣзнь покойнаго отца Андрея. Она знала о ней. Эта тема никогда не обсуждалась съ мужемъ и оставалась подъ негласнымъ «табу». Ирина боялась случайно даже упомянуть. Она тайкомъ читала о биполярномъ разстройствѣ и лишь надѣялась, что такая бѣда не затронетъ семью. Очень хотѣла бы научиться прогнать свой страхъ. Онъ оставался съ ней всегда. Заставляла себя не думать о болѣзни. Вмѣсто этого стали напрашиваться иныя аналогіи въ болѣе знакомой для нея сферѣ. Череду взлетовъ и паденій въ исторіи разныхъ народовъ и государствъ наблюдали во всѣ времена. Они могли казаться естественными, какъ каждый знаетъ по своему личному опыту. Иногда такіе перепады пріобрѣтали чрезмѣрный характеръ и приводили къ самымъ неожиданнымъ перемѣнамъ. Немыслимый взлетъ и расцвѣтъ въ одной фазѣ смѣнялся полнымъ проваломъ и безсиліемъ передъ незначительной угрозой и даже склонностью къ самоуничтоженію въ другой. По такому механизму вчерашнія непобѣдимыя имперіи внезапно на глазахъ разсыпались въ прахъ. Историки находили тому объясненія, писали многостраничные труды, но оставалось всегда чувство, что помимо того, о чемъ они справедливо упоминаютъ, дѣйствуетъ еще одна сила, которую пока не могутъ или не рискуютъ назвать своимъ именемъ. А если имя ей — болѣзнь? Болѣютъ растенія, болѣютъ звери и птицы. Болѣютъ дѣти и взрослые. Свои болѣзни есть у человѣческаго общества. А страны, возможно, склонны къ биполярному разстройству, когда за маніей наступаетъ депрессія. Россія знала и то и другое, причемъ у нея нерѣдко періоды затягивались слишкомъ надолго, а смѣны ихъ сопровождались потрясеніями невѣроятной силы.
И вѣка въ своемъ чередованіи тоже не случайно остаются въ исторіи бурными и спокойными. Даже не вѣка, зачѣмъ такъ далеко брать. Каждый человѣкъ можетъ вспоминать собственную жизнь и въ ней увидѣть періоды успѣшные, когда все получается, и за ними — тоскливые, сѣрые, когда ничего не хочется, а усталось сковываетъ безо всякаго дѣйствія. Похоже, что въ каких-то предѣлахъ это нормально, а если выйдетъ за рамки-то уже болѣзнь.
Давно въ ней поселившійся страхъ вновь о себѣ напомнилъ. Какъ ни смотри, Россія почти весь двадцатый вѣкъ провела въ прежде никогда не пережитомъ благоденствіи. Если бы возможно было въ этомъ же оставаться! Опытъ говоритъ, что невозможно, такъ не бываетъ. За все приходитъ расплата. Почему такое можетъ быть? Почему съ ней, съ Андреемъ, съ папой, ихъ будущими дѣтьми можетъ неотвратимо случиться бѣда, которая залежалась въ своей спячкѣ и вспомнила, что ей пора вырваться на просторъ?
Ирина заставила себя встать, подойти снова къ окну, тихо выйти на балконъ и тамъ въ прохладѣ утра подавить столь непрошенный и неумѣстный ужасъ, который уже не впервые навѣдывался къ ней. Она замѣтила, что онъ напоминаетъ о себѣ въ послѣднее время чаще, обрастая то смутными, то весьма зримыми и пугающими картинами. Андрею она объ этомъ пока еще не говорила и сказать боялась. Она посмотрѣла на него. Мужъ повернулся на другой бокъ и продолжалъ смѣшно сопѣть во снѣ. Ирина вернулась въ кресло и снова стала читать новостные заголовки. Ближній Востокъ. Какъ же безъ него въ новостяхъ? Что тамъ? То, что и всегда, терроръ, недавно взорвали автобусъ. «Усиленныя мѣры безопасности въ Іерусалимѣ и другихъ городахъ Израиля наканунѣ Суднаго Дня, который наступаетъ вечеромъ одиннадцатаго октября…» Да, пока еще ни разу не попадалось, чтобы «ослабленныя мѣры». Вотъ ужъ мѣсто безпокойное. Ирина на второмъ курсѣ писала большой рефератъ именно объ исторіи современнаго Израиля. Столѣтіе молодого государства не за горами, наступитъ въ двѣ тысячи двадцать восьмомъ году.
Пожалуй, это одна изъ ярчайшихъ страницъ исторіи двадцатаго вѣка. По окончаніи Турецкой кампаніи въ восемнадцатомъ году Палестина осталась подъ британскимъ контролемъ. Созданная именно тогда Лига Націй выдала англичанамъ мандатъ на управленіе большой территоріей по обоимъ берегамъ Іордана на десять лѣтъ и до новаго разсмотренія по прошествіи срока. Декларація лорда Бальфура была озвучена еще раньше въ ходѣ войны. Она не понадобилась въ тотъ моментъ и ее положили подъ сукно. Поначалу о ней не вспоминали. Еврейское населеніе въ Палестине существовало всегда, оно пополнилось въ концѣ девятнадцатаго-началѣ двадцатаго вѣка, когда многіе бѣжали отъ нищеты и погромовъ. Но все равно оно еще оставалось не столь многочисленнымъ. А вспомнили ту самую Декларацію очень даже скоро. Въ только что образованныхъ арабскихъ государствахъ на территоріяхъ бывшей Османской Имперіи среди мѣстныхъ элитъ и клановъ разгорѣлась борьба за власть. Ничто такъ не объединяетъ, какъ совмѣстно исполненное преступленіе. Сначала исподволь, а позже и откровенно стали натравливать народъ на мѣстныя еврейскія общины, дескать, они служили туркамъ, а тѣ позволяли имъ наживаться за счетъ угнетаемыхъ. Тутъ и вспомнили Декларацію: она-де придумана, чтобы отобрать Священный Аль-Кудсъ и мечеть Аль-Акса. Волна грабежей и погромовъ при попустительствѣ властей пронеслась по городамъ Ирака, Сиріи и Іемена. Кому удалось, оставили все имущество и смогли уѣхать въ Палестину, гдѣ кое-какъ разселились поначалу въ палаточныхъ лагеряхъ. А въ двадцатые годы случились новыя измѣненія: англичане сперва своеобразно рѣшили судьбу территоріи на восточномъ берегу Іордана, определивъ ея новообразованному королевству хашимитской династіи. Другая династія саудитовъ получила свое королевство на просторахъ Аравіи. Палестина осталась лишь на западномъ берегу. Прибывающіе числомъ евреи уже реально требовали воплотить Декларацію въ жизнь. Назрѣвалъ тяжелый конфликтъ и съ администраціей, и съ арабскимъ населеніемъ, которое тоже неуклонно увеличивалось по мѣрѣ роста экономики. Переломило ситуацію прибытіе порядка трехсотъ тысячъ евреевъ, бѣжавшихъ изъ зоны польско-украинскаго конфликта въ серединѣ двадцатыхъ годовъ.
Англичане рѣшили тогда, что по истеченіи мандата они не станутъ просить Лигу Націй о его продленіи, въ положенный день и часъ они спустили свой флагъ и организованно ушли. Евреи, готовившіеся къ этому дню, объявили немедленно о созданіи государства и предложили арабамъ раздѣлъ территоріи, чтобы тѣ образовали свое. Лига націй однозначно высказалась именно за такое рѣшеніе. Предложеніе было отвергнуто сразу, и началась война съ участіемъ сосѣднихъ государствъ на сторонѣ, естественно, арабовъ. А результатъ общеизвѣстенъ: всѣми ожидаемый быстрый разгромъ евреевъ не состоялся, они вышли побѣдителями. Неожиданно они во второй разъ получили поддежку здѣшнихъ нѣмецкихъ поселенцевъ-темплеровъ. Прежде въ конце девятнадцатаго столѣтія они помогли пріѣхавшимъ евреямъ, в основномъ, бывшимъ горожанамъ, начать работать на землѣ.
Мѣстнымъ арабамъ было сказано, что въ новомъ государствѣ имъ гарантированы всѣ права гражданъ. Часть шейховъ приняла рѣшеніе остаться, а немалая часть призвала своихъ людей собраться, уйти, чтобы очень скоро съ новыми силами и союзниками вернуться обратно и ликвидировать это недоразуменіе. Они больше не вернулись. Молодое государство позже нѣсколько разъ успѣшно пресѣкало каждую попытку военнаго вторженія извнѣ. Но внутри такъ ни разу и не наступило подлиннаго спокойствія уже почти за цѣлый вѣкъ. Надо сказать, что это обстоятельство не помѣшало достиженію невѣроятныхъ успѣховъ въ промышленности, освоеніи самыхъ новыхъ технологій, медицинѣ, земледѣліи прямо въ пустынѣ. Въ послѣднія два десятка лѣтъ Израиль сталъ запускатъ космическіе аппараты и даже многіе самостоятельно выводитъ на орбиту.
Ирина еще въ годы учебы поѣхала туда лѣтомъ. Послѣ того, какъ она долго готовила свою работу, выступила съ докладомъ на конференціи, и ея докладъ выигралъ призъ на университетскомъ конкурсѣ, рѣшила лѣтомъ сама все увидѣть. Жила въ сельской коммунѣ. Ея удивила ихъ какая-то несерьезная жизнь, легкое отношеніе къ проблемамъ, укоренившіяся до сихъ поръ увлеченія какими-то, казалось, позабытыми соціалистическими идеями временъ бабушекъ и дѣдушекъ. Всякій разъ ловила себя на томъ, что огромные проблемы маленькой страны изнутри воспринимаются иначе, нежели извнѣ. Никакой фатальности и неудержимый оптимизмъ, не вѣдающій границъ. Она съ ними вмѣстѣ поработала жаркимъ лѣтомъ въ полѣ и на фермѣ, поѣздила и посмотрѣла города, Кинеретъ, Мертвое море. Было весело. Вспоминалось съ удовольствіемъ. Съ той поры, какъ только вернулась домой и снова стала видѣть полюбившіяся мѣста извнѣ, осталась привычка отслѣживать новости, приходящія оттуда непрерывно, тревожиться, переживать и вспоминать. Какъ они тамъ? Съ ихъ-то безпечностью до бѣды одинъ шагъ.
Конечно, Іерусалимь оставилъ самыя глубокія впечатленія. Водившій ее по улочкамъ и стѣнамь Стараго Города экскурсоводъ, немолодой уже человѣкъ, худой, голубоглазый, излучающій энергію, невѣроятно подвижный, съ сѣдой бородкой, разсказывалъ очень ярко, интересно. Онъ не дѣлалъ скидокъ на то, что навѣрняка слушатели въ большинствѣ своемъ не слишкомъ освѣдомлены въ исторіи. Какъ знатокъ онъ не позволялъ себѣ обдѣлить въ чемъ-нибудь гостей. Говорилъ по-русски, причемъ совершенно свободно, безъ всякаго акцента, что очень удивило Ирину. Она не сказала ему, что учится на историческомъ. Ея вопросы, явно выходящіе за рамки привычныхъ, его нимало не удивляли, только радовали. Почему-то Ирина постѣснялась спросить, откуда такое знаніе русскаго. Въ Израилѣ лишь одинъ разъ еще услышала отъ пожилого человѣка въ кибуцѣ, гдѣ она жила мѣсяцъ, сильно исковерканную русскую прибаутку, явно вынесенную когда-то въ дѣтствѣ изъ дома. Нѣкоторое количество, в основномъ, религиозныхъ евреевъ пріѣхали и даже продолжаютъ пріѣзжать сюда изъ Россіи, но ихъ немного. А экскурсоводъ кипы не носилъ, значитъ, къ нимъ не относился.
Андрей проснулся и теперь смотрѣлъ на Ирину, а она увлеченно двигала пальцемъ по своему экрану, изучая послѣднія извѣстія со всего свѣта. Наконецъ и она отвлеклась отъ айпада.
— Привѣтъ, я уже будить тебя собиралась. Что снилось?
— Не помню, чушь какая-то. Вредно такъ много ѣсть, вотъ что я думаю.
— Понятно, завтракать не пойдешь, правильно?
— Нѣтъ, пойду. Я голоденъ.
— Тогда тебѣ десять минутъ на сборы, — приказала строгая жена, а сама вызвала по «Cкайпу» отца.
По планамъ на сегодняшній день они при условіи подходящей погоды собирались отправиться по канатной дорогѣ на вершину ближайшей горы, откуда путеводителями были обѣщаны фантастической красоты виды на Сараево и всю долину. Съ вершины собирались спускаться внизъ пѣшкомъ по живописной туристической тропѣ, проходящей замысловатыми зигзагами мимо источника, развалинъ старой крѣпости. Остановку въ пути предлагали сдѣлать на винодельнѣ, гдѣ разскажутъ, покажутъ и угостятъ. Главное тамъ — не дать себя увлечь, потому что впереди останутся полпути извилистой тропы по горамъ. Погода съ утра хорошая и по прогнозамъ мѣстнаго сайта — безъ дождя и вѣтра, пока еще тепло. Если такіе дни и дальше продержатся, на Адріатикѣ они еще искупаются вволю.
Послѣднее лѣто дома не сильно радовало теплыми днями, и дождей выпало много. Андрей работалъ безъ устали. У Ирины было почти полтора свободныхъ мѣсяца, когда въ гимназіи наступили летнія каникулы. Но она осталась въ городѣ съ мужемъ, а папа укатилъ на дачу въ Келломяки. Онъ справлялся безъ проблемъ со всѣми домашними дѣлами. А работалось ему тамь всегда очень хорошо, лучше, чѣмъ дома. Въ выходные они иногда навѣдывались къ нему, что-нибудь привозили изъ провизіи, чтобы не обременять походами въ мѣстный «Kauppakeskus», что по-русски означаетъ «Торговый центръ». Отецъ какъ разъ ходилъ туда охотно. Hа этой дачѣ, можно сказать, выросъ. Съ поры своего малолѣтства въ играхъ съ сосѣдскими дѣтьми постигъ азы разговорнаго финскаго языка, а это — на всю жизнь. Когда приходилъ за покупками, непремѣнно любилъ посудачить о чемъ-нибудь съ кассиршей въ супермаркетѣ или пожилой вѣчно румяной продавщицей въ отдѣлѣ свѣжей выпечки, а она давно знала, чѣмъ своего давняго посѣтителя порадовать. Ирина, которая точно такъ же выросла въ Келломяки, прошла тѣмъ же маршрутомъ освоенія языка и тоже говорила свободно. Но она папу своего обошла: читала и даже въ нѣкоторой мѣрѣ освоила немыслимо трудную грамматику.
Завтракъ въ этой гостиницѣ порадовалъ изобиліемъ и даже изысками какъ мѣстной, такъ и общечеловѣческой кухни. Оказавшіеся по сосѣдству за столомъ нѣмцы, среднихъ лѣтъ пара, высказывали громкіе восторги даже по поводу совсѣмъ ужъ банальныхъ блюдъ. Андрей, конечно же, не преминулъ возможностію поболтать съ ними на своемъ второмъ родномъ языкѣ. Почему-то въ такихъ ситуаціяхъ «молчунъ» изъ него куда-то безслѣдно улетучивался. Зато узналъ кое-какія цѣнныя детали и особенности сегодняшняго маршрута, его сосѣди какъ разъ продѣлали наканунѣ.
Они, конечно же, не уложились въ предполагаемые четыре часа, но зато ничего не упустили. Съ горы любовались видами на долину и городъ, фотографировали, а потомъ отправились по дорожкѣ внизъ, петляя по склонамъ среди перелѣсковъ, долинъ, ручьевъ, пріятно журчащихъ на каменистыхъ перекатахъ. Побывали на винодѣльнѣ, оказалось, что она не старинная, а новая, но уже на этикеткахъ ея винъ красовались значки наградъ. Они посидѣли на уютной террасѣ, слушая вполуха разсказъ мѣстнаго гида на спотыкающемся англійскомъ. Дегустація пріятно удивила изысканно-легкимъ букетомъ одного изъ предложенныхъ красныхъ винъ, которое напомнило Иринѣ о чемъ-то очень родномъ. Но не вспомнить никакъ.
Они прошли по тропѣ, побывали въ старой крѣпости надъ скалой, потихоньку возвращались въ городъ съ мыслью отвѣдать снова чевали въ лепешкѣ съ овощами и приправами, особенно хотѣлось снова ощутить божественный вкусъ чуда изъ баклажанной икры, что стало вчерашнимъ открытіемъ. Ноги вели къ той же знаменитой старой рыночной площади вокругъ турецкаго фонтана. «Башъ-чаршія» ждала ихъ открытыми дверями заведеній, откуда доносились ароматы самой желанной ѣды, выбрали наугадъ и снова не ошиблись. Просидѣли тамъ очень долго и вышли только въ шестомъ часу. Наступалъ чуть прохладный осенній вечеръ. Отправились тихо гулять по улочкамъ.
Ирина замѣтила ихъ первой. Среди идущихъ по городу гостей и явно мѣстныхъ выдѣлялась особаго рода публика. Они были празднично одѣты. Женщины — въ бѣломъ, у мужчинъ, особенно тѣхъ, кто постарше, — головные уборы, напоминающіе турецкія фески, и непремѣнно бѣлыя рубашки. Они тихо шли въ одномъ направленіи. Ирина догадалась, но рѣшила провѣрить мужа въ очередной разъ:
— Андрюша, а ты не знаешь, кто это, куда идутъ?
— Догадываюсь. Посмотри на Луну.
Ирина подняла голову. На вечерѣющемъ небѣ виденъ был уже вполнѣ упитанный мѣсяцъ.
— Посмотрѣла, дорогой. Я разве про Луну спросила?
— Сегодня у насъ какое число, одиннадцатое октября?
— Да.
— По такому мѣсяцу отъ новолунія прошло дней десять, не больше.
— Да. Не темни.
— Такъ, къ чѣму я объ этомъ? Значитъ, у нихъ наступаетъ Іомъ-Кипуръ, Судный День. Это евреи, сефарды, видишь, какъ одѣты? Такъ что, элементарно, Ватсонъ.
— Слушай, а есть что-нибудь, чего ты не знаешь?
— Если честно, Иръ, я ничего не знаю, только догадываюсь. Спроси что-нибудь потруднѣе.
— Спрошу, не сейчасъ.
Они покружили по улочкамъ и вскорѣ оказались неподалеку отъ старой синагоги. Ея бѣлыя стѣны въ вечернемъ солнцѣ чуть пріобрѣли слабый оттѣнокъ розоваго, но все равно сохраняли особую строгость. Она не могла вмѣстить пришедшихъ. Люди подходили со всѣхъ сторонъ и обступали ея, давая возможность самымъ старшимъ пройти внутрь. Уже ближайшая улица оказалась заполнена. Только теперь Ирина обратила вниманіе на полицейскаго въ отдаленіи, что заботливо перегородилъ улицу барьерами отъ машинъ. Она вспомнила, какъ однажды еще школьницей въ Петербургѣ съ отцомъ оказалась случайно на Лермонтовскомъ въ Судный День, папа объяснилъ все удивленной дочери, и проспектъ возле Офицерской былъ заполненъ людьми. Но тамъ всѣ громко разговаривали, а здѣсь — приглушенный гулъ, придающій особую таинственность и строгость. Только въ этомъ городѣ ихъ исторія отсчитываетъ пятую сотню лѣтъ, и это лишь крохотная часть исторіи народа. Солнце опустилось совсѣмъ низко. Они стояли съ Андреемъ молча чуть въ сторонѣ и выше. Тихо гудящее море людей въ бѣломъ оказывало дѣйствіе почти гипнотическое. Въ какой-то моментъ Ирине показалось, что невѣдомая сила только сейчасъ открываетъ ей глаза, и она будто заново видитъ тѣ же улицы, но пустыми, люди эти исчезли, ихъ больше нѣтъ. Старые каменныя стѣны стали чуть ниже и какими-то сѣроватыми. Видѣніе продлилось нѣсколько мгновеній и растворилось безъ слѣда, а тихо гудяшая толпа снова какъ ни въ чемъ не бывало стояла на маленькой площади.
10.
Восемнадцатый годъ поначалу не предвѣщалъ никакихъ перемѣнъ. Въ маѣ Николаю Александровичу исполнилось пятьдесятъ лѣтъ. На торжества прибыли многочисленные гости со всего міра и изъ всѣхъ краевъ необъятной страны. Лѣто прошло безъ особыхъ новостей, если не считать таковымъ подписаніе соглашеній по завершеніи Турецкой войны. Зато съ осени потянулась цѣпочка событій непріятныхъ. Они случились почти одновременно въ разныхъ странахъ. Не было понятно, начинаются въ одномъ мѣстѣ и быстро распространяются или же это случается разомъ изъ нѣсколькихъ очаговъ. Въ концѣ лѣта въ Италіи появилось сообщеніе о новомъ заболеваніи. Вспышку его зафиксировали въ Миланѣ и пригородахъ. По симптомамъ болѣзнь напоминала гриппъ, но протекала тяжело, вызывая удушье, кровохарканіе. Нѣсколько больныхъ, причемъ людей молодыхъ и доселѣ здоровыхъ, поплатились жизнью. Позже выяснились, что подобное наблюдали чуть раньше и въ Англіи, и въ Америкѣ, но поскольку первая внятная статья пришла изъ Италіи, опасную болѣзнь окрестили «италіанкой». Въ теченіe мѣсяца эпидемія охватила міръ. Люди болѣли, многіе умирали. Съ приходомъ холодовъ ожидалось только ухудшеніе. Реальность превзошла всѣ ожиданія многократно. Десятки милліоновъ лишились жизни. Невольно вспомнили про «Черную смерть» четырнадцатаго вѣка.
Мало одной бѣды — другая себя ждать не заставитъ. Послѣ кончины престарелаго монарха Франца-Іосифа глубокая трещина внезапно образовалась вь мирное время на тѣлѣ «лоскутной имперіи», казалось бы, благополучной, сытой и прекрасной Австро-Венгріи. Получилось, что видимое извнѣ ея благоденствіе оказалось ложнымъ. Разныя части, охваченныя неукротимымъ подъемомъ духа національнаго возрожденія болѣе не желали оставаться вмѣстѣ. Силы, способной это остановить, не находилось.
Въ Германіи обозначился кризисъ послѣ пораженія турокъ. На помощь османамъ было выдѣлено гораздо больше средствъ, чѣмъ страна могла себѣ позволить. Къ тому же из-за все той же поддержки и открытаго военнаго сотрудничества Англія учинила нѣмцамъ большія ограниченія морскихъ перевозокъ. Сократилось производство, упали доходы людей. Въ такой ситуаціи, откуда ни возьмись, вылѣзли затихшіе было на нѣкоторое время соціалисты. Въ самой Германіи ихъ всегда водилось немало. А въ послѣдній годъ Швейцарія рѣшила выпроводить вонъ обосновавшихся тамъ тѣсной колоніей русскихъ соціалъ-демократовъ, которые въ пятомъ-седьмомъ годахъ бѣжали изъ бурлящей Россіи. Возвратиться домой тѣ никакъ не могли и переѣхали въ Германію, гдѣ свои нерастраченныя силы объединили съ мѣстными. Начались выступленія рабочихъ. Забастовки охватили Гамбургъ, города Рурской области, Бременъ, другіe города. Соціалисты не смогли захватить власть, хотя въ отдѣльныхъ промышленныхъ центрахъ, казалось, были къ тому близки. Шла ожесточенная борьба между ихъ сторонниками и непримиримыми противниками. Въ моментъ, когда соціалъ-демократы замѣтно «покраснѣвшаго» регіона Рура готовы были пойти на отдѣленіе отъ остальной Германіи ради установленія новой власти, случилось какое-то внезапное повсемѣстное коллективное отрезвленіе. Оказалось, что новаго раздѣла народъ допускать не согласенъ. Всѣ бурныя событія, происходившія въ Германіи въ восемнадцатомъ году сильнѣе всего повліяли именно на представленія нѣмцевъ о своемъ государствѣ и желанномъ порядкѣ. За короткое время германское общество рѣзко измѣнило отношеніе къ основамъ государственнаго устройства, что были заложены Бисмаркомъ послѣ объединенія. Единство не подвергалось сомнѣнію, но при этомъ имперія неуклонно въ глазахъ гражданъ становилась чѣмъ-то отживающимъ свой вѣкъ, непріемлемымъ и даже неприличнымъ.
Въ ноябрѣ восемнадцатаго года на Гороховой улицѣ въ Санктъ-Петербургѣ случилась одна смерть. Въ столицѣ Россіи уже стало по-зимнему холодно, эпидемія «италіанки» охватила страну, а въ городѣ сыромъ, продуваемомъ, нездоровомъ, конечно же, болѣзнь косила людей безпощадно, только успѣвай хоронить. Но та смерть, о которой тутъ же заговорили повсюду, а въ газетахъ начали публиковать одну за другой нелѣпицы, не укладывалась въ версію очередной жертвы злѣйшаго недуга. Въ своей квартирѣ на Гороховой утромъ былъ найденъ мертвымъ Григорій Распутинъ. Въ часъ, когда онъ уже давно долженъ былъ проснуться и встать, въ спальнѣ его оставалась ненарушенной полная тишина. Прислуга обезпокоилась, потому что хозяинъ велъ образъ жизни размѣренный, привычекъ своихъ не мѣнялъ и каждое утрo онъ вставалъ въ одинъ и тотъ же часъ. Если бы они читали газеты, немало бы оказались удивлены. Тамъ про ихъ хозяина будто наперегонки такія небылицы печатались, что едва ли повѣрить можно даже несвѣдущему. А ужъ тѣмъ, кто въ домѣ этомъ работалъ, такія глупости читать вовсе незачемъ. Они тихую и очень однообразную жизнь Григорія Ефимовича видѣли изо дня въ день. Онъ наканунѣ былъ совершенно здоровъ, спать ушелъ въ свой привычный часъ. А утромъ его обнаружили въ постели мертвымъ. Вызвали полицію, медиковъ. Ни малѣйшихъ слѣдовъ насилія не нашли. Какъ стало извѣстно позже, ни вскрытіе, ни экспертиза крови и содержимаго желудка не показали никакихъ слѣдовъ травматическихъ поврежденій и ни одного изъ извѣстныхъ ядовъ. Умеръ во снѣ. Однако и очевидной причины смерти тоже не обнаружили. «Старцу» отъ роду было всего лишь сорокъ девять лѣтъ, пару мѣсяцевъ оставалось до пятидесяти. Поводовъ для разнаго рода кривотолковъ возникло много. Еще похоронить не успѣли, а газеты начали такой шумъ вокругъ покойнаго, какого при жизни не случалось. Въ смерть ненасильственную упорно вѣрить не желали, горячиe споры вертѣлись вокругъ догадокъ, въ чьихъ же интересахъ совершено загадочное убійство или злонамѣренное таинственное умерщвленіе столь замѣтной фигуры.
Семью императора охватил ужасъ. Александра Ѳедоровна, узнавъ о случившемся, удалилась въ свои комнаты, гдѣ пожелала остаться одна. Она не готова была ни съ кѣмъ говорить, только сидѣла въ креслѣ въ полнѣйшемъ оцѣпененіи. Она слышала рыданія младшей дочери Анастасіи въ сосѣдней комнатѣ, но встать и подойти къ ней не нашла въ себѣ силъ. Николай Александровичъ обнималъ сына, который плакалъ совсѣмъ по-дѣтски, не стараясь въ эти минуты казаться старше и взрослѣе. Отецъ цѣловалъ его макушку, пытался успокоить какими-то нѣжными словами, но внутри вырасталъ такой ужасъ, что его уже ничѣмъ не успокоишь. Да, у Алексѣя давно не случалось кровотеченій. Этотъ безусловно отрадный фактъ нужно считать простымъ везеніемъ и ничѣмъ инымъ. Отнынѣ сынъ остается безъ защиты. Невольно приходится уповать лишь на божью милость или на то, что медицина научится лѣчить гемофилію въ ближайшее время, а послѣднее маловѣроятно.
Валентинъ Сергѣевичъ будто невидимкой проникъ въ царскіе покои и своими глазами увидѣлъ государя и его семью, услышалъ плачъ дѣтей, замѣтилъ застывшую маску на блѣдномъ лицѣ Александры Ѳедоровны, ея побѣлевшіе пальцы, сжимавшіе подлокотники небольшого кресла. Если онъ оказался тамъ, то долженъ объ увидѣнномъ повѣдать и въ книгѣ. Профессоръ понималъ прекрасно, что ступаетъ на тонкій ледъ. На немъ можно не только нечаянно поскользнуться, но и провалиться насквозь въ черную холодную воду, откуда не выберешься. И все-таки рѣшилъ довѣриться себѣ и рискнуть. Если увидѣлъ онъ, то скрывать отъ читателя права не имѣетъ, даже если придется нѣсколько измѣнить форматъ и даже жанръ.
Похороны Распутина могли превратиться въ мѣропріятіе шумное, скандальное, привлечь слишкомъ много нежеланной публики. Стоило значительныхъ усилій и даже ухищреній, чтобы устроить ихъ въ тайнѣ. Григорій Ефимовичъ былъ похороненъ на маленькомъ кладбищѣ недалеко отъ Царскаго Села. Николай Александровичъ съ семьей наканунѣ выѣхали обычнымъ способомъ съ Царскосельскаго вокзала, какъ дѣлали это постоянно, потому что въ своей загородной резиденціи проводили даже больше времени, чѣмъ въ Зимнемъ дворцѣ. На другой день они отправились въ закрытомъ экипажѣ на прогулку. Погода совсѣмъ не располагала къ ѣздѣ верхомъ, и автомобиль утомилъ въ городѣ. Экипажъ поначалу отправился по привычнымъ кругамъ въ паркѣ, затѣмъ покинулъ его предѣлы и малозамѣтными дорожками добрался до того маленькaго кладбища, гдѣ ихъ уже ждали только самые близкіе. Въ церкви прошло отпѣваніе. Когда вышли, зарядилъ холодный дождь. Похороны закончились быстро, люди разъѣхались. Семья государя вернулась въ Царское Село. Уже вдогонку на другой день газеты скупо сообщили о состоявшихся похоронахъ. Ни въ одной изъ нихъ, даже прежде печатавшихъ самыя сенсаціонныя подробности «бурной жизни старца», не сказали и слова помимо скупой строчки о похоронахъ. Еще бы, все удалось утаить даже отъ нихъ, газетчикамъ оставалось кусать себѣ локти. Въ свидѣтельствахъ самыхъ довѣренныхъ персонъ, что присутствовали, остались расхожденія насчетъ участія или отсутствія тамъ Александры Ѳедоровны. Одни сказали увѣренно, что видѣли ее, другіе — что нѣтъ, а третьи попросту уклонились отъ отвѣта. Однако уже послѣ того ни разу она передъ публикой не появилась. Сообщать о ней тоже перестали. Ходили слухи, что очень больна.
Сколько-нибудь серьезныя свидѣтельства состоянія государыни бы-ли преданы огласкѣ намного позже, но это не имѣло значенія. Каждому понятенъ страхъ матери, когда ребенку ея угрожаетъ повседневно смерть отъ случайнаго ушиба. Жить съ такимъ грузомъ не каждому по силамъ.
Однако до двадцать перваго года съ цесаревичемъ ничего не случилось. Прошедшіе почти три года для Россіи по-прежнему оставались весьма благопріятными. Страна вновь увеличила объемъ экспорта отъ хлѣба и металла до новѣйшихъ паровозовъ, аэроплановъ, уникальныхъ машинъ для земледѣлія. Стали неактуальными прежніе барьеры для полноцѣнной торговли съ Германіей.
Въ самой Германіи кризисъ, возникшій въ восемнадцатомъ году, привелъ къ отреченію кайзера Вильгельма. Общество оказалось готовымъ къ подобному повороту событій. Снявъ съ себя полномочія, императоръ рѣшилъ твердо, что страну покинетъ. Онъ уѣхалъ въ сосѣднюю Голландію, гдѣ, окруженный самыми близкими, провелъ остатокъ жизни въ тихомъ помѣстьѣ до самой смерти въ началѣ іюня сорокъ перваго года. А Германія превратилась въ республику, что прежде и даже еще недавно нѣмцамъ казалось чѣмъ-то попросту немыслимымъ. Имъ же, какъ показало время, новое устройство вполнѣ пришлось по нраву, правда, отнюдь не сразу. Весь предшествующій періодъ cтрана развивалась въ теченіе нѣсколькихъ десятковъ лѣтъ невѣроятно скоро. Прежнее устройство государства становилось тормозомъ. Объ этомъ и говорили, и болѣе осторожно писали. Когда установилась парламентская республика, рѣшенія многихъ вопросовъ явно облегчились. Особенно важно было, что обновленная страна заявила однозначно: важнѣйшій пріоритетъ отдается всѣстороннему развитію, улучшенію качества жизни народа, никакихъ внѣшнеполитическихъ претензій къ европейскимъ сосѣдямъ у Германіи нѣтъ, армія и флотъ продолжатъ модернизацію строго по плану и не въ ущербъ инымъ важнымъ программамъ.
Получилось, что Россія оказалась въ весьма благопріятной ситуаціи, когда за много лѣтъ безъ войны удалось осуществить серьезнѣйшія реформы, и вмѣстѣ съ тѣмъ она осталась въ своемъ родѣ реликтовой самодержавной монархіей. Такое противорѣчіе становилось очевиднымъ слишкомъ многимъ. Для Николая оно такъ же не было тайной за семью печатями. Онъ на тронѣ находился уже очень много лѣтъ и зналъ, что покуда людямъ живется хорошо, въ голову не придетъ (разве только самымъ отчаяннымъ) требовать перемѣнъ или даже просто замѣчать изъяны общаго устройства. Но стоитъ лишь чему-то покоситься или упасть — всѣ претензіи всплывутъ мгновенно. Самодержецъ всерьезъ сталъ задумываться о глубокихъ реформахъ, о возможномъ отреченіи, но даже не зналъ, какъ къ этому подступиться. Помня о томъ, что за годами тучными рано или поздно придутъ годы тощіе, онъ понималъ, что перемѣны аккуратно придется осуществлять въ ближайшее время. Другого шанса не будетъ.
Дѣла семейные обстояли уже самымъ печальнымъ образомъ. Александра Ѳедоровна не нашла въ себѣ силъ одолѣть сковавшее ее оцѣпененіе послѣ кончины добраго друга и заступника Григорія Ефимовича. Она постоянно хотѣла оставаться одна, почти перестала говорить съ близкими, а если удавалось ее разговорить, то лишь повторяла, какъ боится каждаго новаго дня. Приглашали лучшихъ врачей — не помогло. Пытались лѣчить средствами, способными одолѣть депрессію, — только хуже стало. Знаменитый Владиміръ Михайловичъ Бехтеревъ проводилъ сеансы гипноза, послѣ которыхъ ненадолго она выходила изъ сумеречнаго состоянія, но упорно возвращалась въ него заново. Николай Александровичъ, наблюдая происходящее, лишь укрѣплялся въ своемъ намѣреніи снять съ себя непосильную ношу огромной власти. Рядомъ никого, кто бы понялъ его, поддержалъ и помогъ, не находилось. Если взять во вниманіе, что его мать, вдовствующая императрица Марія Ѳедоровна, недавно неожиданно для многихъ нашла свое позднее второе счастье на склонѣ лѣтъ, сочеталась морганатическимъ бракомъ съ княземъ Георгіемъ Шервашидзе и черезъ нѣкоторое время уѣхала съ мужемъ въ родную Данію, Николай остался только съ двумя дочерьми и сыномъ да больной женой.
Онъ сдѣлалъ попытку въ качествѣ пробнаго шара своей волей провести нѣкоторые давно назрѣвшія реформы. Изъ тѣхъ, которые очевидны, не бьютъ откровенно по чьим-либо интересамъ, не требуютъ существенныхъ затратъ. Онъ высказалъ намѣреніе перевести наконец-то Россію въ девятнадцатомъ году на общепринятый григоріанскій календарь. Что тутъ началось! Церковь встала горой на пути реформы. Съ ея подачи въ Зимній Дворецъ были доставлены письмa «отъ всѣхъ сословій», которыя подписаны были огромнымъ числомъ подданныхъ. Показалось мало. Вслѣдъ помчались къ государю новыя письма отъ представителей всѣхъ народовъ огромной Россіи. Составлены были почти дословно одинаково: «мы, казанскіе татары (вотяки, черемисы, мордва), просимъ заступничества и недопущенія…» Даже обсуждать не стали. А было много чего посерьезнѣе, чѣмъ этотъ невинный календарь. Николай понялъ, что впредь, если захочетъ добиться результата, придется не мнѣніе высказывать, а волею своей мѣнять все, что сочтетъ нужнымъ. Такъ появились Высочайшіе указы объ окончательной отмѣнѣ пресловутой «черты осѣдлости» для гражданъ іудейскаго вѣроисповѣданія, объ устраненіи послѣднихъ ограниченій для старообрядцевъ, которыя прежнимъ указомъ пятаго года еще не были сняты. Общество приняло ихъ, а если и высказывались возраженія, то лишь кулуарно. Николай Второй задумалъ всерьезъ еще болѣе рѣшительную мѣру: объявить о полной свободѣ вѣроисповѣданія и строгомъ запретѣ малѣйшаго ущемленія правъ по признаку религіозной принадлежности ли отсутствія такового. Но это требовало подготовки. А съ двадцатаго года Николай Второй все же ввелъ въ Россіи григоріанскій календарь, оговоривъ при этомъ, что Церковь продолжитъ пользоваться привычнымъ юліанскимъ.
11.
Наступилъ двадцать первый годъ. Въ августѣ цесаревичу должно исполниться семнадцать лѣтъ. Уже три дочери были выданы замужъ, осталась дома лишь младшая Анастасія. Цесаревичъ Алексѣй выгляделъ почти взрослымъ. Онъ ростомъ вышелъ въ отца, фигура ладная, лицомъ хорошъ. Его добродушная улыбка невольно притягивала. Стало необходимостью пользоваться бритвой, но сколько из-за этого возникло новыхъ страховъ! Къ Алексѣю Николаевичу приставили самаго искуснаго брадобрея, который славился умѣніемъ брить безъ единой царапинки, что онъ отнынѣ продѣлывалъ съ цесаревичемъ каждое утро въ одно и то же время, а отецъ въ тотъ часъ заняться ничѣмъ не могъ, испытывая неукротимый ужасъ. Но сынъ выходилъ каждый разъ къ отцу побритый аккуратно, усики оставлены были въ ростъ, улыбался, и отецъ лишь съ той минуты могъ приступить къ дѣламъ.
Продумывали, каъ отмѣчено будетъ семнадцатилѣтіе. Онъ уже не ребенокъ. Онъ — мужчина, наслѣдникъ. Его портреты, его фотографіи, какъ правило, съ той же улыбкой появляются повсюду. Возникла очень серьезная проблема: цесаревичъ долженъ рано или поздно овладѣть если не искусствомъ, то хотя бы обычными навыками верховой ѣзды. Его сверстники это осваивали съ малолѣтства. Алексѣй грозился, что самостоятельно научится, если ему не позволятъ старшіе. А удержать повзрослевшаго цесаревича становилось все труднѣе и труднѣе. После долгихъ колебаній Николай согласился, что сына станутъ обучать. Выбрали самаго опытного наставника, самаго покладистаго коня. Для Алексѣя тщательно подобрали сѣдло, чтобы ни въ одномъ мѣстѣ не создавало неудобства, не натирало. Соблюдая полную предосторожность, начали занятія три раза въ недѣлю. Позаботиться пришлось и о томъ, чтобы поблизости никакихъ случайныхъ звуковъ, способныхъ испугать коня, возникнуть не могло. Пришлось удалиться отъ желѣзной дороги, потому что тамъ — гудки паровозовъ. Нельзя было приближаться къ охотничьимъ угодьямъ, гдѣ могли ударить выстрѣлы или сильно залаять собаки. По той же причинѣ нельзя было оказаться близко отъ поля, гдѣ проходило обученіе солдатъ. Нашли подходящее тихое мѣсто. И теперь въ часъ каждаго урока Николай Александровичъ уходилъ въ отдаленный кабинетъ или уединялся въ саду и терпеливо дожидался, когда пройдетъ отведенное на урокъ время.
Но бѣда все равно пришла. Въ концѣ іюня солнечнымъ утромъ начиналось очередное занятіе. Алексѣй Николаевичъ, который къ тому времени успѣлъ почувствовать увѣренность и уже некоторый навыкъ, вышелъ къ коню, потрепалъ его слегка по холкѣ, поставилъ лѣвую ногу въ стремя, поднялся, легко перекидывая правую черезъ лошадиную спину, и въ этотъ моментъ незамѣтно подъѣхавшій близко автомобиль дяди Михаила Александровича громко подалъ сигналъ. Конь дернулся въ испугѣ, сбросивъ съ себя всадника, еще не успѣвшаго внести вторую ногу въ стремя. Алексѣй упалъ, ударившись головой о небольшой камень, что лежалъ въ томъ мѣстѣ на дорогѣ. Къ нему подбѣжали. Цесаревичъ былъ безъ сознанія, но дышалъ. Изъ раны на темени появилась кровь. Повинуясь давнему солдатскому инстинкту, наставникъ изъ первой попавшейся подъ руку тряпицы сдѣлалъ подобіе повязки, взялъ раненаго на руки и понесъ къ автомобилю. Шоферъ, сознававшій свою вину, хотѣлъ только довезти царевича живымъ до врача, онъ мчалъ, казалось, быстрѣе, чѣмъ это возможно.
Чудесъ не случилось. Царевичъ въ себя такъ и не пришелъ. Черезъ недолгое время дыханіе его стало рѣдкимъ, зрачки расширились, руки странно изогнулись. Онъ уже пересталъ дышать, и исчезъ пульсъ. Докторъ объявилъ о наступленіи летальнаго исхода, а изъ-подъ пропитанной насквозь повязки кровь все продолжала стекать на полъ. Николай Александровичъ зачемъ-то упорно смотрѣлъ на эту лужу, будто въ ней искалъ душу-бѣглянку, что только что оставила его сына.
Валентинъ Сергѣевичъ позволилъ себѣ взглянуть еще разъ на людей, стоявшихъ вокругъ цесаревича и тихо оттуда уйти, потому что вынести такое передъ своими глазами попросту невозможно. Нѣтъ, онъ лишь еще разъ одной фразой сообщитъ читателю, что «двадцать шестого іюня двадцать перваго года, какъ вы знаете, отъ несчастнаго случая погибъ наслѣдникъ Алексѣй Николаевичъ».
На похоронахъ цесаревича Николай Александровичъ шелъ объ руку съ дочерью Анастасіей. Александры Ѳедоровны тамъ не было. Больше ея нигдѣ и никогда не видѣли. Судя по всѣму, послѣ случившагося болѣзнь перешла въ состояніе полной потери разсудка. Можно было не видѣть тогда неживое, будто воскомъ покрытое лицо постарѣвшаго Николая Второго, чтобы понять: эти похороны — не только прощаніе съ сыномъ, съ погибшимъ наслѣдникомъ. Со всей очевидностью заканчивается долгій періодъ исторіи, если не отъ Михаила Романова, то ужъ точно — отъ Петра. А дальше? Либо страна ради призрачной самобытности рѣшитъ отказаться отъ пути, выбраннаго двѣсти лѣтъ назадъ, либо найдетъ силы и желаніе продолжить, развить его въ обновленномъ видѣ.
Валентинъ Сергѣевичъ былъ увѣренъ, что при всемъ немыслимомъ многообразіи и многослойности россійскаго общества, оно оказалось охвачено пониманіемъ неизбѣжности наступленія перемѣнъ. Многіе заговорили объ этомъ открыто. Многимъ не хотелось мысли свои озвучивать, и они, никакъ не высказываясь вслухъ, внутренне все прекрасно осознавали. Николай Александровичъ счелъ необходимымъ прежде принять рядъ важныхъ указовъ, которые подготовили бы страну къ перемѣнамъ, а уже послѣ того объявить о своемъ отреченіи. Братъ Михаилъ помимо горя испытывалъ за все случившееся чувство страшной собственной вины, отъ котораго нѣтъ избавленія. Николай долженъ былъ и ему выразить поддержку. Горе даже сблизило братьевъ. Старшій настаивалъ, чтобы всѣ проблемы они обсуждали другъ съ другомъ. Они во многомъ нашли пониманіе. Младшій братъ первымъ узналъ о намѣреніи Николая оставить престолъ. Онъ сразу заявилъ объ отказѣ наслѣдованія. Они обсуждали, имѣетъ ли смыслъ сохранить монархію въ видѣ конституціонной, наподобіе британской. Рѣшили, что такъ лучше не дѣлать, двоевластія и просто двусмысленности избѣжать, потому что Россія слишкомъ привычна къ самодержавію. По-англійски не получится. Лучше — республика. Будетъ трудно, особенно поначалу.
Валентинъ Сергѣевичъ подробнейшимъ образомъ написалъ объ указахъ и рѣшеніяхъ Николая Второго, появившихся именно во второй половине двадцать перваго года. Народъ, почувствовавшій неизбѣжность глубокихъ реформъ, увидѣлъ, какъ пережившій страшное горе царь принимаетъ одинъ за другимъ указы, которыми закладывается основа для новаго будущаго устройства огромной страны, одной изъ самыхъ могущественныхъ, вліятельныхъ и богатыхъ въ мірѣ. Какъ разъ въ декабрѣ былъ принятъ тотъ самый указъ о предоставленіи полной независимости Финляндіи. Впереди у тѣхъ, кто впослѣдствіи принялъ власть въ странѣ, будетъ еще очень много болѣе трудныхъ рѣшеній, но уже накопленный опытъ предшественника нерѣдко подсказывалъ болѣе предпочтительныя, даже если очень трудныя.
Въ двадцать второмъ году Николай Второй объявилъ объ отреченіи отъ престола и высказался однозначно въ пользу упраздненія монархіи. Предложилъ созывъ Учредительнаго Собранія, которое определитъ все будущее устройство. Николай попросилъ прощенія за свои прегрѣшенія въ прошломъ. Отреченіе было принято съ пониманіемъ. Оно произошло не въ ситуаціи войны, возстанія или разоренія хозяйства. Огромная страна достигла прежде даже въ мечтахъ не грезившихся успѣховъ. Россія давно не знала голода, реформы послѣднихъ полутора десятковъ лѣтъ дали очевидные плоды, а связанныя съ ихъ проведеніемъ въ жизнь трудности уже преодолeны. Ростъ производства, особенно машинъ различнаго предназначенія, прямо-таки поражалъ воображенія даже знатоковъ состоянія міровой экономики. Россійская наука ни въ чемъ не уступала достиженіямъ лучшихъ міровыхъ изслѣдовательскихъ центровъ, а во многихъ направленіяхъ играла ведущую роль.
Наконецъ, за пятнадцать лѣтъ удалось преодолѣть казавшееся прежде неодолимымъ напряженіе въ обществѣ, порождавшее насиліе, политическія убійства, благодатную почву для ядовитаго искушенія идеями ограбленія, обобществленія и призрачной легкой жизни. Политическіе ссыльные были возвращены домой. Въ основномъ, ихъ идеи оказались невостребованными. Тѣмъ, кто уняться не cмогъ и ничѣмъ инымъ помимо своей пропаганды заниматься не пожелалъ, предоставили возможность покинуть страну. Удивительно, что эту мѣру общество не сочло проявленіемъ излишней жестокости. Въ тюрьмахъ остались исключительно уголовники. Каторга какъ институтъ наказанія была упразднена.
Николай съ дочерью и безнадежно больной женой уѣхали въ Шотландію, чтобы тамъ провести остатокъ жизни. Не было никакихъ проводовъ. Бывшій монархъ попросилъ этого не дѣлать. За ними прибылъ пароходъ, спеціально отправленный въ Санктъ-Петербургъ двоюроднымъ братомъ, англійскимъ королемъ Георгомъ Пятымъ. Отъ Николаевской набережной, названной когда-то въ честь Николая Перваго, пароходъ навсегда увезъ его правнука изъ Петербурга и изъ Россіи. Какъ это уже бывало въ исторіи, буквально черезъ полгода родился и поползъ по городамъ и весямъ слухъ, будто Николай не уѣхалъ, увезли только государыню въ клинику, а отрекшійся царь обратился старцемъ и ушелъ то ли въ странствіе, то ли въ дальній скитъ. А дочь Анастасія исчезла безъ слѣда. Какъ говорится, не прошло и ста лѣтъ… Хотя бы не явленіе самозванца, и то хорошо.
На самомъ же дѣлѣ въ удаленномъ замкѣ Николай Александровичъ провелъ нѣсколько лѣтъ, что были ему еще дарованы. Черезъ полгода, не испытавъ ни разу ни малѣйшаго просвѣтленія разсудка, скончалась его жена. Онъ похоронилъ ее неподалеку въ зеленой долинѣ подъ склонами пологихъ горъ съ видомъ на живописное озеро. Николай приходилъ къ ней чуть ли не каждый день, одинъ или съ Анастасіей Николаевной. Самъ же Николай Александровичъ Романовъ скончался отъ сердечнаго приступа въ одна тысяча девятьсотъ двадцать шестомъ году. По завѣщанію его похоронили рядомъ съ Александрой Ѳедоровной. Анастасія Николаевна тамъ жить не осталась. Она рискнула напрочь измѣнить свою судьбу. Тайно заручившись поддержкой родныхъ въ Виндзорскомъ замкѣ, взяла другое имя Джейнъ Макъ-Дауэллъ, придумала иную шотландскую біографію, получила образованіе, вышла замужъ по любви, родила троихъ дѣтей. Исторія этого замужества сама по себѣ достойна написанія романа или сценарія художественнаго фильма. Какъ разъ Валентинъ Сергѣевичъ Мартыновъ и сталъ однимъ из тѣхъ, кому удалось тайну черезъ много лѣтъ раскрыть.
Cтараніями одного корреспондента, который подошелъ слишкомъ близко къ разгадкѣ этой хитроумной подмѣны, Анастасія чуть не оказалась разоблаченной. Поскольку ей продолжали покровительствовать королевская семья и ея охранная служба, бывшую принцессу вовремя предупредили о разслѣдованіи молодого журналиста Роберта Мерфи изъ газеты «The Manchester Guardіan». Она поняла изъ предупрежденія, что тотъ уже разузналъ почти все. У Анастасіи не оставалось иного выхода, какъ самой съ нимъ встрѣтиться. Анастасія узнала адресъ и послала корреспонденту приглашеніе. Робертъ Мерфи былъ въ полнѣйшемъ смятеніи, когда получилъ письмо отъ той, чья жизнь стала предмѣтомъ его тайнаго изученія. Онъ прежде всего испыталъ страхъ, будто его переиграли, и онъ оказался застигнутымъ врасплохъ за своимъ занятіемъ. Какимъ-то шестымъ-седьмымъ чувствомъ корреспондентъ Робертъ Мерфи ощутилъ, что обязанъ пойти на эту встрѣчу и никакой опасности для него нѣтъ. Онъ все равно крайне взволнованнымъ появился въ ея скромномъ домѣ. Показалось, что хозяйка искренне рада его приходу. Она встрѣтила гостя улыбкой, плѣнила съ первыхъ минутъ своимъ тепломъ, обаяніeмъ. Состоялся долгій разговоръ, онъ занялъ весь вечеръ. Анастасія все ему разсказала и даже не пыталась ничего утаить. Робертъ слушалъ ея разсказъ, и лишь одна мысль не покидала весь вечеръ: онъ ни за что больше не хочетъ съ ней разставаться. Свое разслѣдованіе онъ на томъ и закончилъ. Зато черезъ полгода состоялась скромная свадьба. Они счастливо прожили жизнь. Джейнъ стала женой, а позже — мамой сына и двухъ дочерей. Мужъ сдѣлался однимъ изъ столповъ британской лѣволиберальной журналистики. Она стала писать книги для дѣтей, которые въ свое время получили заслуженные успѣхъ и признаніе. Послѣ кончины мужа Джейнъ Мерфи написала новую повѣсть, не похожую на прежнія, но тоже близкую къ полусказочному жанру, гдѣ разсказала исторію бывшей принцессы, чей отецъ подъ грузомъ тяжкихъ обстоятельствъ непреодолимой силы оставилъ тронъ, уѣхалъ далеко, а дочь его какъ бы заново начала жизнь и нашла счастье. Въ книгѣ всѣ имена ни о чемъ не говорили, сказка и сказка. Книга пользовалась успѣхомъ, особенно у юныхъ читательницъ, потомъ со временемъ забылась.
Одинъ англійскій коллега Валентина Сергѣевича, тоже спеціалистъ по русской исторіи недавно обратилъ вниманіе на повѣсть давно почившей Джейнъ Мерфи, въ свое время популярной дѣтской писательницы. Обстоятельства жизнеописанія героини наводили на опредѣленныя догадки. Коллега сообщилъ объ этомъ своему другу профессору Мартынову. Они продолжили разслѣдованіе уже совмѣстно. Получалось, какъ ни крути, что повѣсть излагала исторію канувшей давнымъ-давно въ полную неизвѣстность Анастасіи Николаевны. Это было очевидно. Но кто же тогда Джейн Мерфи, въ дѣвичествѣ Макъ-Дауэллъ, единственная на свѣтѣ, кому судьба эта оказалась вѣдома? Стали выискивать хотя бы какую-нибудь подсказку въ архивѣ ея мужа, нѣкогда извѣстнаго журналиста. Не нашли ничего, кроме пожелтевшаго дневника, гдѣ записано было о знакомствѣ съ очаровательной Джейнъ, дѣвушкой изъ Шотландіи, дочерью погибшаго въ сраженіи на Галлиполійскомъ полуостровѣ полковника. Робертъ Мерфи не оставилъ въ доступности для кого-либо записи своего прежняго разслѣдованія, которое привело его если не къ ранней славѣ, то къ счастію. А ужъ отъ тайныхъ службъ, охраняющихъ покой королевскаго двора, ничего узнать нельзя. Ниточкой для историковъ стало то, что жизнеописаніе дочери полковника шотландскихъ стрѣлковъ, да и самого храбраго офицера не находили никакихъ подтвержденій въ документахъ. Послѣ долгаго изученія данныхъ, сопоставленія обстоятельствъ, излюбленныхъ маршрутовъ поѣздокъ (непремѣнно чтобы побывать въ одной и той же долинѣ возле живописнаго шотландскаго озера), былъ сдѣланъ выводъ о томъ, что Джейн Мерфи и Анастасія Романова — одно лицо.
Въ Санктъ-Петербургѣ супруги побывали одинъ разъ въ пятьдесятъ восьмомъ году. Пошли первымъ дѣломъ въ Петропавловскій соборъ, затѣмъ — въ Эрмитажъ. На другой день они поѣхали въ Царское Село. Визитъ пары привлекъ вниманіе журналистской братіи Петербурга, потому что Робертъ Мерфи былъ извѣстенъ далеко за предѣлами Соединеннаго Королевства. Особенно прославился нѣсколькими громкими разслѣдованіями, вызвавшими политическія бури. Студентовъ, будущихъ журналистовъ, учили на его примѣрѣ. Съ такой репутаціей знаменитый человѣкъ невольно вызывалъ повышенный интересъ. Возникалъ резонный вопросъ: а они пріѣхали красотами полюбоваться или здѣсь тайно вершится очередное разслѣдованіе? Шоферъ такси, которого пара арендовала на цѣлый день, разсказалъ любопытному обозрѣвателю «Вечерняго Петербурга», что изъ Царскаго Села гости попросили его отвезти на одно маленькое полузаброшенное кладбище неподалеку. Шоферъ его не зналъ, хотѣлъ по телефону кому-то позвонить и выяснить дорогу, но женщина вдругъ заговорила съ нимъ на русскомъ и подсказала путь. Онъ оставался въ машинѣ, не видѣлъ, куда гости пошли. Пара вернулась къ автомобилю, женщина была печальна и утирала слезы платкомъ.
Когда удалось разыскать въ оцифрованномъ архивѣ газеты давній репортажъ о пріѣздѣ въ Санктъ-Петербургъ прославленнаго англійскаго журналиста, Валентинъ Сергѣевичъ сразу же обратилъ вниманіе на странное уклоненіе отъ обычнаго маршрута гостей. Что тому репортеру было совершенно неизвѣстно, для Мартынова прояснило все окончательно.
12.
Августа Густавовна Успенская должна была уйти въ этотъ день съ работы раньше обычнаго. Сегодня по своему графику она съ утра проводила экскурсіи по музею. Всѣмъ сотрудникамъ научнаго отдѣла полагалось нѣсколько дней въ каждомъ мѣсяцѣ посвятить этой самой важной сторонѣ музейнаго существованія. Къ научной работѣ приступали только послѣ того, какъ нѣкоторое количество лѣтъ водили экскурсіонныя группы или одиночныхъ гостей, своихъ или иностранныхъ. Слѣдующимъ этапомъ становилась работа съ дѣтьми либо на выѣздномъ тематическомъ музейномъ урокѣ, либо въ работавшемъ у нихъ вечерами кружкѣ, что было и труднѣе, и интереснѣе всего прочаго. И лишь тѣ, кто исправно такую работу продѣлывалъ, да еще и сочеталъ ея съ изслѣдованіемъ, получалъ шансъ оказаться въ научномъ отдѣлѣ, но и тамъ не забывать основного ремесла. Утромъ ея первая команда экскурсантовъ оказалась очень пріятной. Группа учителей изъ Екатеринбурга. Они пріѣхали въ Санкт-Петербургъ на курсъ повышенія квалификаціи по примѣненію компьютерныхъ новшествъ въ процессѣ обученія. Люди преимущественно въ возрастѣ около или больше шестидесяти. Пока всѣ собирались въ холлѣ, Августа успѣла поинтересоваться, откуда они, чѣмъ занимаются. Они наперебой начали разсказывать о своемъ обученіи, на которое отвели такъ мало времени. Дается съ трудомъ. Преподаютъ люди молодые, сверстники ихъ дѣтей, имъ-то все легко дается. Они проводятъ занятія терпеливо, объясняютъ снова, когда необходимо, но своего раздраженія тугодумствомъ обучаемыхъ скрыть могутъ не всегда. Великовозрастные курсанты смущаются, когда разсказываютъ. И у всѣхъ одна присказка: «ничего, домой вернемся, сынъ или дочка помогутъ». Музей сталъ отдушиной въ очень плотномъ расписаніи занятій. Они радовались увидѣннымъ картинамъ Бенуа, Бакста, Сомова. Одна женщина не могла отойти отъ миніатюрной работы Добужинскаго — маленькаго петербургскаго дворика. Смотрѣла на него, думая явно о чемъ-то своемъ. Августа замѣтила это и не торопила перейти въ другой залъ. Когда женщина отошла отъ картины, Августа не удержалась.
— Простите, а вы случайно не петербурженка, можетъ быть, въ какомъ-то поколѣніи?
Та улыбнулась, точно понявъ вопросъ.
— Если честно, то нѣтъ. Но я смотрѣла долго на эту работу, а въ головѣ тотъ же самый вопросъ появился къ себѣ. Будто что-то родное встрѣтила изъ дѣтства. Но знаю вѣдь, не была я здѣсь прежде ни разу.
— Въ музеѣ?
— Нѣтъ, я въ Петербургѣ раньше не была никогда. Даже совѣстно. Ну, не получилось. Отецъ работалъ въ Сибири, потомъ его надолго отправили въ Китай. Вся семья съ нимъ повсюду. Вернулись оттуда, я пошла въ университетъ въ Екатеринбургѣ. Тамъ замужъ вышла, работаю всѣ годы. А сейчасъ смотрю и будто помню какую-то не свою жизнь, а еще одну.
— Какъ не свою? — Августа зачемъ-то переспросила, хотя сама начала смутно понимать.
— Не знаю, какъ объяснить. Мнѣ показалось, что дворъ этотъ помню, и всякія мелочи на немъ, и кошку съ котятами за той бочкой возлѣ угла, и на стенкѣ этой еще надпись была съ ошибкой, я запомнила. На картинѣ ея нѣтъ. Я была здѣсь. Или не я, другая, но помню я за насъ обѣихъ. Такъ получается.
— А я васъ понимаю, — больше Августа не нашла что сказать.
Она продолжила экскурсію. Они задавали много вопросовъ, хорошихъ, интересныхъ. Августа провела съ группой гораздо больше времени, чѣмъ на это обычно отводилось. Передъ разставаніемъ каждый подошелъ, поблагодарилъ. Пожелала имъ удачи въ учебѣ и чтобы оставалось немного времени на прогулки по Петербургу.
А вторая группа уже собралась и ждала ее. Эти — полная противоположность. Молодые люди. Одѣты немного странно, вроде бы просто, но будто кичась этимъ. Оказалось, что они пріѣхали на историческій семинаръ изъ разныхъ городовъ. При словѣ «историческій» Августа оживилась, спросила не въ университетъ ли? Молодые люди на это брезгливо поморщились и отвѣтили, что семинаръ проводится подъ сѣнью какого-то общества. Августа не очень поняла подобную реакцію и начала свой разсказъ обычнымъ образомъ объ исторіи Петербурга съ первых лѣтъ: замыселъ Петра, ранніе планы, трудное строительство. И тутъ же услышала реплику:
— Еще бы. На костяхъ городъ появился. Такое не забудется, — произнесъ молодой человѣкъ съ бородкой, подчеркнуто окая.
Это приходилось слышать довольно часто. Привычно въ такомъ случае Августа отвѣчала, что да, конечно, строительство было очень нелегкимъ. Люди и болѣли, и умирали, но полагалось работать определенный срокъ, потомъ пріѣзжала смѣна. Такой ужъ массовой гибели строителей на самомъ дѣлѣ не было. Это стало однимъ изъ излюбленныхъ миѳовъ для тѣхъ, кто не принялъ появленія новой столицы. А позже, въ тотъ долгій періoдъ почти въ сотню лѣтъ, когда Петербургъ воспринимался каменнымъ чудовищемъ, враждебнымъ русскому человѣку, снова тотъ же миѳъ обрѣталъ новыя пугающія подробности. Августа продолжала:
— А художники объединенія «Міръ искусства» заново заставили увидѣть красоту города, понять значеніе воплощенной мечты Петра. Я очень совѣтую прочитать объ этомъ въ замѣчательной книгѣ об исторіи петербургской культуры, которую написалъ…
— Знаемъ, этотъ. Бывшій музыкантъ. Русскій человѣкъ такого не написалъ бы. А этотъ. Какъ же. Понимаетъ онъ.
— Послушайте, молодой человѣкъ, о чемъ вы? — Августа оглянулась вокругъ. Остальные стояли съ лицами, ничего не выражающими. Всѣ они были похожи на того, кто выдавалъ эти реплики.
— О чемъ я? О томъ, о чемъ такъ или иначе давно пора думать всерьезъ.
Хотѣлось развернуться и уйти прочь. Нашла въ себѣ силы зачѣмъ-то отвѣтить:
— Этотъ городъ съ первыхъ дней сталъ домомъ для самыхъ разныхъ людей, отовсюду пріѣзжали и оставались, строили и торговали, науками занимались и всѣми ремеслами.
— Вотъ и построили. Городъ, столица, а какой страны эта столица? Русскихъ людей спросили, нужна имъ такая столица или нѣтъ? Да насъ вообще когда-нибудь спрашивали? — онъ терялъ всякій контроль надъ собой, глаза блестѣли, потъ выступилъ.
Остальные стояли и безучастно наблюдали сцену.
— Простите, я обязана спросить, вамъ экскурсія нужна или нѣтъ?
— Нужна, — отвѣтилъ высокій типъ съ сѣрыми глазами какъ у судака, выловленнаго въ Финскомъ заливѣ. — Продолжайте, мы послушаемъ.
Къ своему великому удивленію Августа смогла продолжить. Разсказала какъ обычно, не пытаясь о чемъ-то спросить, что-то уточнить. Они слушали молча, вопросовъ не задавали. По окончаніи поблагодарили сухо и разошлись. Тотъ, что поначалу выступилъ, больше ни слова не произнесъ.
Августа Густавовна пошла въ кафетерій, взяла крѣпкій кофе и потихоньку смогла успокоить себя. Сегодня она позже должна еще была пріѣхать въ Академію художествъ. Въ двѣ тысячи семнадцатомъ году предстояло отмѣтить тридцатилѣтіе выпуска. Зачѣмъ-то рѣшили загодя созвать организаціонный комитетъ и продумать всѣ подробности грядущаго праздника встрѣчи однокашниковъ. Почему такъ рано? Ладно, разъ ужъ рѣшено, никуда отъ нихъ не спрячешься. Отпросилась уйти раньше обычнаго. Съ залива тянулъ холодный осенній вѣтеръ. Августа дошла до станціи метро «Площадь зодчаго Ѳомина», спустилась по эскалатору внизъ, чтобы проѣхать всего одинъ, но продолжительный перегонъ до «Андреевской». Тамъ вышла къ Большому проспекту, обогнула рынокъ справа, пошла въ обходъ по Седьмой линіи, чтобы потомъ переулками выйти къ Академіи. Ей захотѣлось взглянуть на аптеку доктора Пеля.
Днемъ раньше всѣхъ изумила городская новость: на эту старую аптеку совершили нападеніе неизвѣстные погромщики. Они выбили стекла въ окнахъ, вышибли двери, поломали внутри сколько смогли, забросили и разбили бутылки съ особой вонючей смѣсью, измалевали стѣны отвратительными надписями о мести русскихъ людей отравителямъ-нѣмцамъ. Семья Августы Густавовны и семья Пеля были похожи. Обѣ занимались однимъ дѣломъ изъ поколенія въ поколеніе на одномъ островѣ уже больше ста лѣтъ. Когда-то дѣдъ Августы оказался на грани разоренія. Кто помогъ? Докторъ Пель. А вчера позвонилъ братъ Генрихъ и дрожащимъ голосомъ разсказалъ, что случилось на Седьмой линіи. Онъ поклялся, что поможетъ во всемъ. Братъ старше ея намного, въ послѣдній годъ болѣетъ часто, боязно за него.
Августа взглянула на разоренную аптеку. Разбитыя окна затянули пленкой. Надписи на стѣнѣ снаружи уже отмыли. Говорятъ, внутри тоже все изгадили. Возлѣ зданія останавливались ненадолго прохожіе и сокрушенно качали головами. На всякій случай оставили постъ полицейскаго, онъ стоитъ, понимая собственную безполезность. Это вряд ли надолго. Если вчера, услышавъ новость, Августа сильно удивилась, то послѣ сегодняшняго — уже нѣтъ. Одно къ другому. А почему? Откуда вдругъ снова и снова выползаетъ и травитъ людей эта соблазнительная дурь? Неизвѣстно. Августа Густавовна пошла въ сторону Академіи переулками.
Васильевскій островъ знаменитъ проспектами и линіями. Ихъ порядокъ строгъ. Но есть маленькіе переулки, которые этотъ порядокъ деликатно нарушаютъ. Августа ихъ знала и любила туда заходить. Въ каждомъ изъ узенькихъ переулковъ царило свое особое настроеніе и виталъ загадочный и неуловимый академическій василеостровскій духъ, который словами не объяснишь. Когда маленькій Андрей уже составлялъ ей компанію въ прогулкахъ по городу, она привела сына сюда, чтобы повѣдать о некоторыхъ секретахъ, притаившихся въ темныхъ лабиринтахъ. Въ одинъ день они обогнули Румянцевскій скверъ и зашли на Соловьевскій. Августа только начала разсказывать про самый узкій во всемъ городѣ переулокъ, какъ Андрей заплакалъ и опрометью побѣжалъ оттуда прочь. Они больше не только не приходили туда вдвоемъ, она и въ одиночку уже не смѣла туда ступить. И ее тоже охватывало чувство необъяснимаго ужаса, который понять такъ и не смогла, но пережила явно, причемъ не сама, а подобно той женщинѣ изъ Екатеринбурга помнила за кого-то другого. Дѣйствительно, почему мы помнимъ то, чего съ нами не было никогда? Однажды Августа Густавовна услышала разговоръ сына съ невѣсткой. Та говорила, вспоминая одного университетскаго профессора, что исторія подобна рѣкѣ. Она ведетъ себя непокорно, мѣняетъ русло, образуетъ заводи, но всегда помнитъ всѣ свои повороты, даже тѣ, которые запустѣли, застоялись, заросли травой. Она умѣетъ возвращаться къ нимъ безъ предупрежденія. Значитъ и мы тоже можемъ помнить, но не знать.
Подходя къ Академіи, Августа сообразила, что дѣти наверняка вечеромъ позвонятъ на «Скайпъ». Лучше не задерживаться на этомъ дурацкомъ комитетѣ.
(продолжение следует)
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2020/nomer12/serglevin/
