(окончание. Начало в №8-9/2020 и сл.)
Путь к социальной демократии
В оппозиции к правительству и его программе я порой чувствовал себя уже тогда, когда был его зампредом. Свои наиболее оппозиционные выступления я произнес именно на заседаниях правительства, когда Клаус сначала один, а позднее с Валешем и другими предложил к обсуждению кристаллизирующуюся программу радикальной экономической реформы. Тогда я сказал, что эта программа поведет к высокой инфляции, безработице, банкротству предприятий. Это было выступление примерно на три четверти часа, и поскольку все заседание записывалось на магнитофон, было бы, наверное, интересно его сегодня, спустя время, послушать и решить, оправдался ли мой тогдашний прогноз.
Уже тогда в правительстве проявилось расхождение во взглядах. И хотя другие члены кабинета продвигали радикальную реформу, я продолжал защищать программу постепенного перехода, использующего в своей первой фазе возможности смешанной экономики, комбинирования государственного регулирования с расширением и становлением рынка, программу сочетания государственной и частной собственности, развития без негативных сломов и снижения жизненного уровня населения. Программная анархия в правительстве была так велика, что я с этой своей концепцией в правительство вошел и наконец, с ней же из него вышел. С этой концепцией шел на выборы, как кандидат Гражданского Форума, который позднее принял концепцию Клауса, хотя предвыборная программа Форума содержала также концепцию мою и Земана. На всех митингах я выступал со своими представлениями об экономической реформе. Потому люди, которые меня выбирали, голосовали именно за нее.
Конечно, я свою концепцию проводил и в парламенте, на ее основе я возражал против предложенного госбюджета, который представлял министр финансов Клаус, и еще раз предупреждал, что осуществление его концепции приведет к масштабной безработице, глубокому падению уровня производства, значительному снижению реального дохода и уровня потребления населения. Помню, как депутат Ян Сокол, очень культурный и честный человек, выступающий за открытую игру в политике, однажды пришел ко мне и сказал: пан профессор, вы, наверное, эти вещи знаете существенно лучше, чем я, но прошу вас, не пугайте так наших граждан. Ведь мы все-таки правящая партия.
И я с ужасом понял, что мы снова имеем ту старую «партию и правительство», которые лояльно относятся только к одной правительственной программе, и уже нельзя иметь разные взгляды на существующие проблемы. Я понял: если я по своим убеждениям, по содержанию возражений совершенно искренне нахожусь в оппозиции по отношению к программе правительства, я должен выйти из политического движения, которое стало правящим и признало взгляды и концепции Вацлава Клауса как свои собственные. И если я хочу и далее критиковать эти взгляды и концепции, и даже обязан это сделать как экономист и как политик, то я должен перейти в оппозиционную политическую партию или занять оппозиционную платформу независимого депутата.
Само собой, больше всего мне хотелось из политики уйти, полностью посвятить себя научным исследованиям, а бесконечные дискуссии в парламенте, которые мне напоминали труд Сизифа по закатыванию камня на гору, просто бросить. Но вместе с тем я понимал, что в ноябрьскую революцию я вошел добровольно, что меня к этому никто не принуждал, что я ее всеми своими действиями, работой, публикациями, выступлениями готовил, находясь еще в Институте прогнозирования, что революция приняла меня в свой поток, что я стал одним из ее трибунов, и люди мне верили, а значит, я не могу вот так просто все бросить и уйти.
Я понимал, что не могу исчезнуть, ведь я обязан тем людям, которые мне аплодировали в ноябре 89 года на Вацлавской площади, в других местах, и сейчас, когда решается вопрос о том, удастся ли сохранить и использовать те неповторимые светлые ценности ноябрьской революции, я должен сделать все, что в моих силах, чтобы надежды людей обрели плоть, стали реальностью, чтобы шансы были использованы.
При этом я видел, что в наших условиях Чехословацкая социал-демократия — единственная политическая партия, единственная политическая партия, способная сохранить эти подлинные ценности ноябрьской революции и провести страну от консенсуса спонтанного к программному благодаря своим столетним традициям и своей современной программе социалистического интернационала, представленного такими авторитетами, как Вилли Брандт, Франц Враницкий, Франсуа Миттеран, Филиппе Гонсалес и многими другими. Потому я вступил в эту партию обдуманно, с сознанием, что ее политическая платформа отвечает моим взглядам, дает возможность выразить мои оппозиционные убеждения.
Когда мне в марте 1991 года было очень дружески, искренне, охотно было предложено членство в этой партии, я это без раздумий принял и практически сразу по вступлении был выдвинут в президиум съезда социал-демократов, который проходил в начале апреля в Остраве. На съезде мне был предложен пост заместителя председателя партии, но я не счел корректным сразу после вступления, без наработки контактов и взаимного доверия принять эту должность.
Но тем не менее, я был избран в президиум партии и начал в нем работать. По поручению партии участвовал в нескольких митингах, сначала в Карловых Варах, затем в Зноймо, Брно и других городах. Меня очень тронуло, как по-доброму отзывалась аудитория на мои позиции с их социальным ощущением и социальной ориентацией. Вскоре я, действительно, чувствовал себя в партии как дома, и не стеснялся выступать в президиуме как полноценный активный член, участвовал в острых дискуссиях и спорах. Я пришел к убеждению, что оказался среди очень приличных людей, поскольку был искренне и открыто принят, мое мнение ждали, к нему прислушивались, с ним считались.
Думаю, в этой партии мне была предоставлена возможность осуществить свои взгляды, пользоваться истинным авторитетом, и использовать его в функции лидера, в ситуации, уже достаточно трудной для меня, если говорить о физической нагрузке. Ведь я был выдвинут накануне выборов и должен был, кроме прочего, выдерживать разные грязные выпады людей, которым я не нравился и которые никак не могли осознать время, которое мы переживаем, как цельный процесс, из которого, как из песни, слова не выкинешь, а они пытались искажать историю, выдергивать отдельные факты из цельного контекста.
Возникновение фракции, или как мы говорим в Чехии, клуба депутатов социал-демократической ориентации сопровождалось целым рядом неясностей. Оказала сильное влияние злая воля некоторых людей, которые стремились навредить, развязали кампанию против «перебежчиков», против «людей, меняющих свои убеждения, как перчатки», но надо заметить, что эти атаки исходили от групп, которые сами тогда основывали партию, только другую, Гражданскую демократическую и буквально безоглядно разбивали Гражданский Форум. Мы же, напротив, в обстановке этой дифференциации шли туда, куда нас вело социальное чутье и социальная ориентация и решительно никакому разрушению Гражданского форума не способствовали и его не искали. Наоборот, нас скорее, наполняло сожаление в связи с его распадом.
Несмотря на это должен признать, что многие люди искренне расценивали наш переход, как неправильный, поскольку речь шла о переходе из политической партии, которая была избрана людьми и имела определенную программу, которую ее депутаты должны были проводить, в другую политическую партию, которая в парламент избрана не была. Как мог, я стремился это объяснить, но, возможно, не все здесь удалось. И тем не менее, думаю, что после определенных неясностей в начале, кампания вокруг перехода депутатов в социал-демократический клуб хотя и несколько ослабила позиции социал-демократии, но затем все улеглось, и даже наоборот, Чехословацкая социал-демократичекая партия начала от деятельности пришедших депутатов получать новый кредит доверия.
Искажать историю — себе дороже
Как меня раздражают эти сегодняшние радикалы, которые убедили сами себя, что жизнь начинается только сейчас, когда они ухватили за хвост свою первую (или новую) удачу и теперь навязывают обществу представления, будто до этого, до них была сплошная эпоха темноты. Некоторые полагают это всерьез, иные только притворяются, и этим зарабатывают очки или компенсируют ощущение собственной неполноценности, а то и просто надувают щеки и набирают себе важности.
Примерно через полгода после революции мне довелось быть в узком кругу с некоторыми знаменитыми спортсменами, которые в прошлом обрели всемирную славу и соответствующие финансовые вознаграждения. За обычным столом в пивной председательствовал наш пан президент, и я радостно ожидал обычных теплых человеческих застольных разговоров. Но к ужасу своему я увидел, что наши спортсмены перед нами и пред самими собой выставляют себя великими борцами за права человека, какими они, оказывается, были с детства. На языке у меня вертелся острый вопрос, так это я или они с благословения чехословацкой коммунистической власти получали сотни тысяч долларов, но я вопрос проглотил и включился в какой-то банальный разговор. И хоть я люблю горькое пиво, оно стало для меня таким горьким, что я ушел. Я был свидетелем подобных ситуаций и с некоторыми известными актерами. Меня шокировала встреча с одной, и раньше и сейчас признанной актрисой, которая входила в узкий круг людей искусства, и прежде и теперь вполне общественно признанных и финансово успешных, но сейчас прошлую жизнь она представляла бесконечными мучениями и юдолью слез.
Я не люблю юдолей плача. Во время немецкого фашизма и последовавшей за ним тоталитарной системы мы прожили большую часть своей жизни. И она не была только темной долиной печали. Какие были проблемы, деформации и опасности, мы хорошо знаем. Сегодня об этом убедительно и каждодневно говорят и те, кто никаких деформаций видеть не хотел. Я себе такой роскоши не мог позволить, многие годы находясь в положении «на грани фола». Потому мне было дано много счастья — огромное ощущение взаимной любви с моими родителями и великая, ответная, равная самым высоким чувствам, описанным мировой поэзией, любовь к моей девушке, позднее ставшей моей женой, четыре десятилетия счастливой семейной жизни, двое прекрасных (как, конечно же, думают большинство родителей) детей и много радости от каждой их удачи, и в этой полной жизни, я еще учился сам и учил других, много читал и писал.
Высшие школы не были, как во время немецкого фашизма, закрыты, наоборот, работали в полную силу, и система бесплатного образования имела свои преимущества. Конечно, была и цензура, были кадровые ограничения, и полицейская слежка, но были и тысячи честных и знающих педагогов, выдающихся, пусть и политически, с точки зрения власти, не совсем «правильных» ученых в области естественных и технических наук. За тех 40 коммунистических лет высшие школы воспитали сотни тысяч специалистов, которые лечили больных и спасали умирающих, учили детей, конструировали машины, обеспечивали производство и делали еще многое, многое другое. Народ просто жил и вместе с современным миром шел навстречу своему освобождению.
Сотни тысяч студентов выучились, и многие из нас потом учили других или писали для них книги. И пусть это знают все те, кто сегодня задумывается о том, как охарактеризовать то время. Было бы нужно им объяснить, что время имело свои заклинания и ритуалы, которым должен был отдать дань каждый, кто хотел продвинуться в какой-либо политически чувствительной области или, например, писать книги. Правда, мне могут возразить, зачем тогда писать, не лучше ли молчать или протестовать, рискуя попасть в тюрьму. Но я хотел писать, чтобы делиться тем, что замечал и о чем думал, чтобы внести и свой скромный посильный вклад в улучшение жизни людей.
А если конкретнее, то речь шла о реформистской деятельности, о распространении соответствующих мыслей, чтобы найти пути для будущего. И я платил эту обязательную идеологическую дань. Надеюсь, это не покоробит и молодого читателя, мы к этому привыкли и уже имели иммунитет. Никто из нормальных людей ни заклинания о партии и правительстве, ни теорию марксизма-ленинизма не принимал всерьез. Это было нужно для цензуры. Умные люди искали, что было написано после и между заклинаниями. И можно было писать многое. Пусть это многое было о новых полезных данных из мировой прогностической науки, о теории систем и экономико-математических методах и моделях, макроэкономике и макроэкономическом анализе рыночной экономики, или о конкретных проблемах структуры и эффективности народного хозяйства, его отраслей и предприятий.
Правда, нередко все-таки не хватало и идеологической дани. Несмотря на то, что я в книге «Структура чехословацкой экономики (прогноз)», которая вышла в издательстве Academia в 1985 году, привел в начале цитаты из Маркса и Ленина, предостерегающие против крайностей — как крайностей бюрократического централизма, так и пред анархией и вседозволенностью, подозрительных идеологов это не усыпило. Наоборот, содержание они очень хорошо поняли, и оно их так испугало, что они за день до начала продажи книги запретили ее распространение. Но большинство мыслей и приведенных данных все-таки удалось довести до читателей, например, о структурных деформациях и способах их решений, о проблеме децентрализации и о рыночной экономике, о низкой экономической эффективности и способах решения этой проблемы.
Случалось иногда, что идеологическая дань была слишком высокой, в моем случае так было с книгами, которые с помощью моих друзей я попытался издать в «Библиотеке марксизма». Там обсуждение идеологии материалов было особенно пристрастным. Но это издание должно было мне помочь снова перейти к экономическим исследованиям и, как я надеялся, дать возможность работать внештатным преподавателем в Высшей экономической школе, что мне было после нескольких семестров работы в этом ВУЗе запрещено. Несмотря на то, что «дань» в этих книгах была значительно выше обычной, я думаю, что и здесь мне удалось 80 — 90 % содержания посвятить критическому разбору чехословацкой экономики и необходимости изменений в структуре, макроэкономике, говорить и об общих политико-экономических подходах, именуемых необходимым переходом от экстенсивного к интенсивному развитию. Поэтому, может быть, слишком субъективно, но абсолютно искренне полагаю, что, например, моя книга «Основные факторы развития социалистической экономики», которая в этой библиотеке вышла в 1980 году, была бы небесполезна, а возможно, заинтересовала бы своей глубиной и современного читателя-экономиста.
Я, конечно, не собираюсь здесь делать обзор всех своих книг и статей, оценивать их сильные и слабые стороны, защищаться от возможных искажений и т. п. Вся моя работа, все мышление и поведение имело один единственный стержневой ((?) нерв, росла, как от корня, от реформ и направлялась к реформам. От первой обширной реформы управления народным хозяйством 1956-57 годов, от структурных, направленных на интенсивное развитие реформ начала 60-х лет, реформу 68 года и опять к реформам, к так называемому комплексу мероприятий по совершенствованию управления экономикой на рубеже 70-х — 80-х лет, к реформе и прогнозу второй половины 80-х лет, и наконец, к реформе — революционному переходу рубежа 80-90-х годов.
Конечно, с позиции тех, кто и не пытался ничего сделать, сегодня можно воротить нос от некоторых слов или цитат. Конечно, есть у нас и пара десятков авторов самиздата, которые никакую идеологическую дань не платили. Честь им и хвала. Но для меня важнее всего были реформы, и для этого надо было использовать легальные издательства и школы с сотнями тысяч слушателей. Этих целей я также пытался добиться своими статьями в экономическом еженедельнике ЦК КПЧ «Хосподарске новины», который печатался и распространялся стотысячными тиражами, хотя еще очень большой вопрос, соответствовали ли по своему содержанию эти статьи легальной или нелегальной печати, (см. например, мои материалы в номерах 42 и 43 за 1989 год). Все это не было моей особенной заслугой, скорее, заслугой тысяч и десятков тысяч людей, которые в этой стране, несмотря на немалый риск, стремились провести реформу. Знаменем и символом этого пути стали Горбачев и перестройка. Что бы и кто бы о них сегодня не говорил, я твердо убежден, что без них и без всего предыдущего пути развития реформ сегодняшний день мы бы еще долго ждали.
Всегда найдется много людей, которые после больших исторических переломов хотят живых свидетелей истории убедить или принудить говорить, что история была другой. Ведь это бывает очень выгодно. Но память людей и народов живет, отмечая злое и доброе, и если мы не хотим, чтобы нас в будущем упрекали в шкодливом примитивизме, будем объективными и на чаше весов нашей жизни взвесим все по справедливости. Это наша обязанность пред миром, который многого не знает, но имеет право знать о том, как мы прожили те сложные времена.
Потому мне, конечно, приятно, что в мире издают и издают мои работы, пишут о них и обо мне. Я мог бы гордиться статьями в «Corriere de la Serra», «La Republica», «Financial Times», «New-York Times», «Frankfurter Zeitung» и т. д., вышедшими именно в те тяжелые годы. Но зачем мне это? Слава богу, что, несмотря на разные излишние эмоции, в конце концов, побеждает и непременно победит объективный взгляд — как на нас, хрупких людей, так и на нашу более закаленную, скорее неумолимую, историю.
Искажать историю — может это и пройдет у отдельных хитрецов, но не у народов. Искажать историю — себе дороже. Сколько лет это пытались сделать идеологи прошлого, и известно, чем се это кончилось. То же самое уже пытаются делать новые пропагандисты, но и они кончат тем же. Сейчас они этому, конечно, не поверят, как и те, что были до них, не верили, но как у нас говорят: «Божья мельница, мелет помалу, но верно».
Будущее перед нами
Вглядываясь в будущее…
Какое оно, будущее?
Думая о будущем…
Свои воспоминания я заканчиваю в середине апреля, а когда книжка выйдет, избирательная кампания уже будет в разгаре.
Судя по тому, что я читаю сегодня в разных заявлениях КАН и других подобных организаций, меня еще несколько раз разоблачат, как агента КГБ или жидобольшевика. Что ж, как я заметил в предыдущих главах, для меня это не будет большой неожиданностью. Подобное уже случалось много раз, и я к этому готов. Сейчас речь не о прошлом. Мне не надо никого убеждать, что моя совесть чиста. Это МОЕ дело, ведь точно также, как человек умирает сам, он сам и лучше всех знает, жил ли он честно или хотя бы стремился поступать так.
Меня беспокоит не прошлое, не вопрос, подвергнусь ли я за него нападкам. И как политика, и как ученого, и просто как думающего человека меня беспокоит будущее. Выдавать себя в мои 61,5 лет за политического простачка я не могу. Потому, не желая себя переоценивать, я все-таки думаю, что западные политики в значительной мере сделали ошибку, когда впали в триумфальный восторг после серии революций в конце 1989 года и начали провозглашать, что кончился этап биполярного развития и наконец, настала новая эра счастливой жизни народов.
Возникшая эйфория была сродни той, в которой Европа жила после уничтожения фашизма и победы союзников во второй мировой войне. Эту эйфорию я и сам переживал. Потому, хотя и понимаю политиков, но все же думаю, что им непростительно в такие эйфории впадать. Но буду более конкретным.
Территория бывшего Советского Союза, где недавно жили 285 миллионов человек, и из них 140 миллионов работали, где была гигантская промышленность, выпускающая 165 миллионов тонн стали (что вообще-то само по себе не предмет гордости, но я привожу это как факт, ведь это вдвое больше, чем выпускается в США), где в машиностроении работало примерно 16 миллионов людей, и это снова вдвое больше, чем в США, так вот эта территория была абсолютно бессмысленно открыта для зарубежной конкуренции. При абсурдной игре в конвертируемость прежние шестьдесят копеек за доллар сменились двумястами рублей, затем понизились до ста рублей, и цену тонны нефти можно было приравнять к цене одной или двух пачек сигарет Мальборо. Сегодня это уже лучше, пятьдесят рублей за доллар, но что же в этом хорошего? В этом открытом мире гигантские производственные комплексы Уралмаша, Азовстали и других предприятий с десятками тысяч работников естественно, окажутся неконкурентоспособными, пойдут ко дну, возникнет 20-процентная, а может быть, о еще более высокая безработица, но это означает, что без средств к существованию окажутся 30-40 миллионов человек, а с членами их семей — около 100 миллионов. И они в своем стремлении выжить потянутся на Запад, возможно и через нас, или будут в каких-то бандах слоняться по огромному пространству бывшего Советского Союза, открытому религиозным, политическим, националистическим и прочим вихрям. Создадутся условия для взрывного, неконтролируемого развития, для гигантской дестабилизации, которая может поставить под угрозу все развитие Европы и всего цивилизованного мира. Естественно, эти территории могут быть колонизированы и тогда целые поколения их жителей будут принесены в жертву. Но тогда это будет означать потерю достоинства и цивилизованного лица Европы и Америки и принесет глубокое моральное и гуманитарное торможение в мире. И это была бы слишком высокая цена за экономический фанатизм последних монетаристов, которые хотели на рубеже 20 и 21 веков обновить капитализм 19 столетия.
Потому я думаю, что для будущего Чехословакии, которая является часть этого региона, а также одним из действующих лиц исторической эпохи, ее исторического движения, здесь начинается огромная драма. Нужно видеть панораму будущих перемен, связанных с великими шансами, но и с большими рисками и ужасными пропастями. Как говорится, все поставлено на карту. Нам ясно, что бессмысленны тезисы марксизма о том, что развитие человечества является только постоянным прогрессом и никогда не бывает движения назад, тезисы, которые выкрикивались тем громче, чем более мы в нашем развитии шли назад. Оказывается, можно идти назад, можно потерять целые десятилетия развития, можно странам региона, представляющим, если говорить о Средней Европе, какой-то гибрид между развитыми и развивающимися, какой-то другой мир, находящийся между первым — развитым и третьим — отстающим, начать возвращаться целиком в третий мир, к развивающимся странам. Можно потерять перспективу, часть своей истории.
На мой взгляд, противоречит историческому анализу представление, что в нашем случае достаточно будет простой адаптации к условиям Западной Европы. Население нашей страны познало условия особого существования, пусть и деформированного, но существования, при полной занятости, при выровненных зарплатах, дающих многим людям ощущение равенства, познало солидарность людей, которые, испытывая давление тоталитарной системы, работали так, чтобы помогать друг другу. Врачи действительно лечили, несмотря на свои низкие зарплаты, учителя действительно учили, не оглядываясь на свои смешные заработки, ученые развивали науку, актеры создавали выдающийся, признанный Европой театр, и все хотели помочь друг другу, все хотели прославить свою родину, хотели прожить это время, как великий народ.
Думаю, что эти вещи не могут быть забыты. Они живут в исторической памяти народа и надо понимать, что если мы хотим создать здесь нормальную жизнеспособную систему, она должна впитать все то великое, жизнеспособное и доброе, что сегодня существует в Западной Европе, под чем я понимаю сбалансированный синтез рынка, свободного предпринимательства с социальной справедливостью, высокими стандартами жизни, солидарностью и взаимопомощью, но в то же время впитать и часть реальной истории Центрально и Восточноевропейского региона вместе с тем, что укоренилось в сознании людей, и что показало себя, несмотря на все тяжелые деформации, преступления и искривления коммунистической системы, как интересное, достойное внимания, обнадеживающее, что должно стать частью гигантской цивилизации и культурных достижений человечества, если речь идет о его будущем развитии. В этом смысле я бы хотел быть оптимистом.
Отдаю себе отчет в том, что путь, лежащий перед нами — долог. Приближающиеся выборы всего не решат. Они лишь, если это удастся, выровняют политическую структуру в нашей стране, создадут большее равновесие и дадут возможность вести демократический диалог, более широко учитывать взгляды оппозиции, приблизят нас к настоящей демократии, когда политические партии в их взаимном споре и равновесии, собственно, являются сторожевыми псами, охраняющими личную свободу каждого человека. А она нам нужна. Но я думаю, это будет пока максимум того, что у нас может получиться.
Притом, не хотел бы недооценивать риска пути назад. А именно, рецидива как некоммунистических, так и каких-то экономических реформ, которые бы продавливались по-пиночетовски, сильной рукой, без оглядки на мнение людей, с чувством, что это миссия провидца. Не хочу эти проблемы исключать, тем не менее, я думаю, что произойдет определенное выравнивание, улучшение, хотя еще долго мы будем жить без окончательного решения и развязывания узлов. Может быть пять, шесть, восемь лет, но это я не считаю плохим, и это время — не потерянным напрасно. Верю, что высокая образованность нашего народа, его демократические традиции, его реформистское чутье, все-таки проявит себя так, что наконец, новые шансы, которые открыла ноябрьская революция, ее светлые, подлинные ценности, то есть, ценности сотрудничества, терпимости, общей веры в наше новое будущее, будут использованы, сохранены и развиты.
Впереди — многие риски. Недавно у нас был опубликован документ Европейской экономической комиссии ООН о возможных угрозах в связи с будущим развитием восточноевропейского региона, в частности, России, Украины, Белоруссии, прибалтийских государств. Речь идет о возможных следствиях гигантского падения уровня производства, о росте безработицы, возможных социальных волнениях, растущем на этой почве национализме. Притом, не надо закрывать глаза на то, что и мы не находимся вне этой группы риска.
В конце концов, надо рассчитывать, что и здесь может дойти к обострению ситуации потому, что в самой Западной Европе и мировой экономике накопились очень значительные, внешне пока не заметные, но глубинные проблемы, образовались очень финансово сильные мафии, которые сегодня владеют сферой развлечений, контролируют наркобизнес, занимаются иного рода преступлениями. Этот «бизнес» сегодня располагает 500 миллиардами долларов капитала, и некоторые признаки свидетельствуют, что именно этот капитал, на который можно купить всю Среднюю Европу, передвигается в восточно-европейский регион, и очень привлекательной ему кажется Чехословакия, как ключ ко всей Средней Европе, как своего рода земля обетованная, потому что обеспечена инфраструктурой, живет в ней мирное население, и отсюда можно проникать во всех направлениях на территорию континента.
Другой источник риска — проблема немецкой колонизации. Не так давно в специальном немецком журнале Wirtschaftswoche был опубликован прогноз перспектив размещения немецкого капитала в ЧСФР. Авторы приходят к выводу, что впереди — большая экспансия немецкого капитала на территорию Чехии и подтверждают свои заключения следующими аргументами: в Чехии часовая оплата руда — примерно одна марка 30 пфенингов, тогда как в Германии, особенно в западной ее части, эта плата выше более, чем в 20 раз. В Чехии минута работы в текстильной промышленности существенно дешевле, чем в бывшей Югославии, Португалии и более чем на треть дешевле, чем в ФРГ. Притом, добавляет Wirtschaftswoche, чехи показывают очень качественную работу, такого же качества, как и немцы, но они смирные, их профсоюзы кроткие, и на экологию здесь не обращают особого внимания.
Как председатель комитета по международным делам Народной палаты парламента, я имел возможность обратить внимание господина канцлера Гельмута Коля на этот вопрос Я думаю, что он его тоже волнует. Гельмут Коль сказал, что заинтересован в притоке иностранного капитала в Германию. На что я ненавязчиво напомнил ему, что, как мы говорим, если двое делают одно и то же, то получается не одно и то же. Когда иностранный капитал идет в Германию, несмотря на то, что там платят работнику 25–30 марок в час и, несмотря на это вложения выгодны, нет причин, чтобы мы его, этот капитал, привлекали к нам, на так сказать, среднеафриканский уровень зарплаты примерно в полторы марки. Господин канцлер, в связи с этим выразил уверенность, что мы один из наиболее образованных народов в Европе и мире, и у нас обязательно дойдет до изменения размера зарплаты и стоимости работы, а также к подъему уровня жизни.
Между тем, проблема все-таки есть, и в данной ситуации, при снижении реальных зарплат в нашей стране, совершенно не идет речь о каком бы то ни было механическом переносе соотношения между производительностью и зарплатой, и нет необходимости так поступать, поскольку речь идет о необыкновенно сложных перипетиях, обусловленных девальвацией и экономическим спадом. Наши заработки сегодня должны быть минимально одной третью средних заработков в западной части ФРГ, или даже выше, а их сильнейшее снижение до уровня развивающейся страны абсолютно экономически не оправдано. Я вижу здесь политический просчет, ведущий к слому экономической концепции. Проблема в том, что объективные условия не исключают тенденций и стремлений к колонизации чешского пространства. И хотя, конечно, сегодняшняя Германия — демократическое государство, и его граждане привыкли жить в условиях развитой демократии, я не могу игнорировать объективные экономические условия, которые просто лежат на поверхности, а как гласит народная мудрость, случай да легкая добыча делают преступника.
Хочу еще раз подчеркнуть, что ставки очень высоки и нельзя наивно смотреть на нынешнее развитие сквозь розовые очки. И думать, что если эта страна будет иметь рыночную экономику, которая работает в большинстве стран, мы всё разом решим, и всё будет хорошо. Мы не можем ни в коем случае недооценивать сложные вопросы всего восточно-европейского региона, о которых я упоминал, точно также не можем недооценивать возможные тенденции колонизации и отсутствия долговременной национальной политической, культурной и экономической концепций. Об этой последней мы как раз и говорили.
Революция 1989 года не означала ни возврат в Европу, ни в 30-е годы. По двум простым причинам. Мы к Европе всегда принадлежали, никогда ее не покидали. Наш народ, несмотря на все давления и деформации, как раз благодаря своим качествам в Европе выжил и сохранил в ней свое место. Во-вторых, речи нет о возврате в прошлое, но о возврате в будущее. О возврате к рубежу 20 и 21 столетий, о возвращении в современный мир с его необыкновенными, неописуемыми возможностями электроники и информатики, всей современной техники, но также в мир с его опасными рисками кризиса ценностей цивилизации.
От нас зависит, чтобы мы в этом мире не потерялись, чтобы нашли себя и поняли, что творить историю в этих сложных условиях вовсе не просто. Думаю, у нас есть для этого силы, мы можем больше, чем сегодня делаем, мы должны пробудить самосознание в чешском и словацком народах и действительно идти навстречу великому историческому призыву, со всеми его шансами и рисками, притом, не утонуть и никому не дать нас утопить в псевдопроблемах фальшивых эмоций и насильственных акций.
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2021/nomer1/vkomarek/
