В Эстонии у меня недавно появились друзья. Они пригласили меня на декабрьское полнолуние — повыть по-волчьи на луну, тем более, что это — самое длинное полнолуние за последние десять лет. Что из этого получилось, я надеюсь узнать вместе с вами.
Пластик и деревяшка
Ехать надо в Выру: прямой и самой лёгкий путь — поездом до Пскова, вечером сел, утром приехал, а дальше на такси 2-3 часа. Будет возможность — никогда так не делайте.
Вагоны в России теперь интенсивно обновляются. Я ехал в полупустом купейном вагоне из пластика. Исчезли титаны — теперь заваривают чай и кофе цивилизовано. Бутылочка минералки — с барского плеча РЖД, бесплатно, койки почти заправлены, полагается горячая еда — хочешь утром, хочешь вечером, почти как в самолете — в упаковке. К пакету с едой (вполне, кстати пластиковой, что обнаружилось утром) — пластиковый набор для чистки зубов и пара пластиковых тапок.
Вечером пошёл в ресторан — там тоже всё из пластика, заказал холодное-горячее, а выпивки — никакой. Три мужика (бармен, официант и повар) угрюмо обслуживали четверых мужиков-едоков — полтора часа. Ясен пень, в своё купе я вернулся не в самом радостном настроении.
Мужик, что вместе со мной внизу:
— Как по туннелю едем — полная темень, ни огонька, по полчаса ни огонька.
— В кошмарном сне только может присниться воевать и завоёвывать нашу страну.
И тут вмешивается третий, с верхней полки, интонациями Владимира Соловьёва, Киселёва и пр.:
— Ещё как хотят: и нефть захватить, и газ, и прочие ресурсы!
— Да они и так всё это имеют: и в акциях, и в том, что всё это наворованное туда вывозится и там работает, а не здесь.
— А вы в Ставропольском крае были?
— В апреле, был в Ессентуках.
— Дороги там видели?
— Неплохие.
— Чеченцы построили!
— С каких это пор чеченцы таджиками работают?
— Да нет, чеченцы на свои деньги построили!
— Откуда у чеченцев деньги? Это наши деньги, которые Путин перекачивает Кадырову, дань платит неизвестно за что.
— А в Крыму какую инфраструктуру создали!
— Вы имеете в виду дачи Путина и Медведева или военные базы?
— Путин Россию с колен поднял!
— Скорее поставил; вы вправду считаете, что Россия благоденствует?
— Зато нас всех боятся!
— Нас боятся, не любят и не хотят иметь с нами дел, потому что мы — агрессоры и оккупанты: Крым, Донбасс, Грузия, а ещё — Сирия, Венесуэла, ЦАР и далее по списку.
— Мы защищаем Родину!
— В Сирии? В Луганске, в Цхинвали?
— Вы там не были, а я там исполнял свой интернациональный долг, и ещё в Афгане, в Ираке!
— Вы там не родину защищали и даже не государство, а кучку негодяев во главе с обер-негодяем.
— Вы не можете об этом судить, потому что не проливали кровь!
— Как донор я сдал более 10 литров крови — тем, кто болен, кто попал в землетрясение, инвалидам, а вы проливали, судя по всему, не столько свою, сколько чужую кровь. Вы что-нибудь слышали о второй заповеди?
— О какой?
— «Не убий».
— Я — офицер!
— Это — не оправдание, а отягчающее обстоятельство, вы убиваете с убеждением в праве на убийство
— Потому что я готов и сам погибнуть!
— Но пока не погибли. 40 лет вы занимаетесь убийствами.
— А вы чем?
— А я за это время создал четыре университета. Немного, конечно, потому что в нашей стране деньги на образование приходится выжимать как воду из камня.
— Образованием сыт не будешь!
— Я объездил много стран и теперь точно знаю: богатство и благополучие людей зависит только от их трудолюбия и качества образования
— Мы ещё будем счастливы!
— 70% старшеклассников и студентов хотят уехать из России — навсегда.
— Что ж они не уезжают? Пусть едут!
— Всё не так плохо, как вам кажется, всё гораздо хуже: уезжают не 70%, а самые лучшие, самые талантливые, самые образованные.
— Путин — очень мудрый президент, решительный и за словом в карман не лезет!
— А надо бы — и в карман лезть и выражения выбирать, не в камере же. И ещё надо книжки читать, учиться — экономике, политике, он ведь в школе КГБ только трём вещам учился: истории КПСС, уставу строевой службы и как стрелять в затылок, ну, ещё собирать-разбирать автомат Калашникова.
И мы уткнулись, каждый в свою подушку. Койка, пусть и пластиковая, шире не стала, поезд делает остановки каждые полчаса — в пустоте, сосед, тот, что не участвовал в разговоре, теперь храпел — беспрерывно. Короче, ночь бессонно протопталась до самого Пскова.
В 8 часов ночи я с помощью проводницы заказал такси до Выру и стал ждать чёрный «форд» под вокзальными часами.
Машина пришла через полчаса вместо обещанных диспетчером 15 минут. Оказалось, что у шофера нет загранпаспорта, «зеленой карты» и страховки на машину — всё это мы собирали в разных концах города в течение часа, а потом ещё час добирались сквозь хмурую лесотундру до Печёр. Границу в Печёрах пересекли быстро и без приключений: по обе стороны границы были потрясены тем, как выглядит американский паспорт. Сразу за российским погранпостом стоит Duty free. Местный пипл отоваривается там — исключительно алкоголем, качественным и дешёвым. Люди набивают мешки и пакеты пойлом, доходят до середины моста в нейтральной зоне, разворачиваются и, не касаясь Эстонии, возвращаются к себе в Россию, чтобы пить, пока не кончится.
Тем не менее, мы подъехали к протестантской церкви святой Катарины в Выру первыми. Я забрёл в кафе, откуда связался с Агу, а через 10 минут появилась латвийская машина…
Выру — уездный центр, аккуратный симпатичный городок на берегу озера, преимущественно деревянный и низкоэтажный, но есть и каменные дома, и кирпичные, очень скромной и строгой архитектуры, типичной для всей Скандинавии — от Урала до Гренландии. Здесь живет 13 тысяч человек, преимущественно представителей народа выру, отличающегося от соседнего этноса сето вероисповеданием: выру — протестанты, сето — православные язычники.
Должен сразу оговориться: все говоримое и сообщаемое нам эстонцами, понималось, по крайней мере, мною весьма предположительно, чему есть как минимум три причины:
— эстонцы, как и все северяне, интроверты и привыкли разговаривать прежде всего с собой, а потому и не заботясь о взаимопонимании;
— эстонцы уже тридцать лет, слава Богу, живут без тесного контакта с русскими и потихоньку теряют русский язык, а правильнее — освобождаются от него;
— с юмором у эстонцев всё в порядке, они охотно и часто шутят, но именно юмор и менее всего понимаем.
Мы едем вчетвером: Агу, Игорь, Дима и я — к сето, то есть возвращаемся к границе, той же дорогой, по которой я и приехал. Рельеф — выразительный и живописный ледниково-моренный: озы, камы, друмлины, совершенно как в университетском учебнике по геоморфологии, много озёр. Земля распахана процентов на 20, но то, что превращено в сельхозугодья, действительно работает и плодоносит, а не заброшено, как в соседней Псковщине. Там и сям попадаются остатки и руины советских колхозных ферм, но в целом Эстония за 30 лет полностью избавилась от этого наследия, даже ментально, не только фундаментально.
Сетумаа — заметный восточный кусок Выруского уезда. С печёрскими сето я познакомился в 2015 году. Вот отрывок из дневника июня 2015 года, когда я мотался по Псковской области:
Проблема сето
Даже в научной литературе Пскова явно слышится неприязнь к эстонцам, на которых сваливают все беды и проблемы сето.
На территории Псковской области доживает угро-финское православное и одновременно языческое племя сето. Когда-то их здесь было 13 тысяч, столько же, сколько и русских, теперь всего 177 человек (на территории Эстонии около 2000). Они бесплатно учатся в знаменитом университете Тарту, имеют в Эстонии массу льгот и привилегий, и поэтому многие русские начинают косить под сето, чтобы свалить в Эстонию и получить бесплатное образование. Эстонцы давно уже перестали говорить о возвращении им их земель, потому что на этих землях практически не осталось угро-финнов.
На одном из хуторов имеются два музея народа сето — государственный и частный. В первом экскурсию ведет настоящая сетойка, по-русски говорящая с легким акцентом, очень приветливая и с хорошим чувством юмора. Помимо всего прочего здесь нас накормили очень вкусным и дешёвым обедом, гвоздём которого оказался мятный чай с пышным яблочным пирогом.
Частный музей составился из вещей сето, уезжавших в Эстонию. Музей хранит и представляет учительница из Ленинграда, давно уже на пенсии.
Обе барышни трогательно бескорыстны и влюблены в исчезающий народ.
Там же и тогда же родилась сказка, которая, я надеюсь, понравится банному клубу Полнолуния:
Сказка об исчезающем народе сето
Вот, собрались как-то деревья, камни, звери, травы и птицы на своё вече.
Все пришли, даже источники со своими ручьями, а уж эти-то — и домоседы ужасные и друг с другом никогда не разговаривают. А что им между собой разговаривать? Они привыкли журчать и шептаться с камнями, деревьями, травами, птицами, зверьём, со всеми, но только не между собой.
Те, что бьют из-под земли и текут на восток, целебные, могут ото всех ран и болезней вылечить, продлить годы жизни. Это потому, что припадающий к такому ключу, обращён к Иерусалимскому храму и волей-неволей принимает молитвенное положение.
Текущие на запад дарят бодрость, прибавляют сил и энергии, выпив отсюда воды, можно горы свернуть, за любое дело взяться, казавшееся до того непосильным.
Текущие на север — сонные, они дарят глубокий и чистый сон, они приносят с собой самые светлые и заветные мечты, самые тихие и мирные грёзы. Спокойствие, спокойствие, спокойствие… упокоение, упокоение, упокоение. В этих источниках омывают мертвых перед погребением.
Ключи, что гонят свои воды на юг, утоляют любую, даже очень сильную жажду, ведь на юге безводно и жарко, а потому так важно перед дальней дорогой испить этой воды.
Есть у нас такая гора, у подножия которой бьют ключи, ориентированные на все четыре стороны. Потому она и называется Святой Горой. С её вершины всё окрест видно до самых дальних и синих краёв.
Здесь-то и собрались все.
Чтобы другим не загораживать просторы, на самом верху женские деревья, те, что с сережками, шишками, носиками и другими цветами— плодами-украшениями. Они у нас самые главные и называются богородицкими. За ними — мужские деревья, иисусовы. Они защищают своих матерей, сестёр, жён — от злых ветров, от напастей и хвороб, они дарят сень и прохладу, укрытие от дождя и непогоды всему живому.
На ветвях деревьев — беспечное племя птиц, и больших, и малых. Это они по утрам будят своим пением солнце, а по вечерам — луну. Без птиц наш мир пуст и тосклив — это время зимы, земной смерти.
Окоём — травы да звери, кусты и всякая прочая мелочь: пчёлы, бабочки, букашки.
Вот, собрались они все вместе и стали думать, что с сето делать, как им помочь.
Вымирают сето, всё меньше и меньше их остаётся, вытесняют их другие, пришлые и приезжие, рушат их дома и устои.
А сето — народ нарядный, тихий, мирный, незлобивый, трудолюбивый, их обидеть и притеснить очень даже легко, на их хозяйство всегда найдется охочий позариться.
Жалко их, а как спасти и уберечь? Крутолобые дубы и стройные сосны, мудрый медведь и осторожный лось, красногрудая смородина и рябенькая рябина, шёлковые травы и золотистые колосья — все думали и своё предлагали, всяк пытался помочь и защитить сето, а тех всё меньше и меньше остаётся. Плакали горючие росы, и даже угрюмые замшелые камни сочились жалостью к сето.
И тогда решило вече обратиться к матушке-земле и просить её принять последних сето в себя, обратить их в грибы лесные и полевые.
Так матушка-земля и сделала.
С тех пор много грибов вокруг стало, на радость всем, и людям также.
И эти грибы, в память о сето, носят нарядные шляпы и поклоняются им как своим далёким предкам, охотно жертвуют собой, становясь вкусной и полезной едой — только не ленись и ходи собирай эти грибы.
В отличие от России, где сето подлинно вымирают, эстонские сето (11 тысяч человек) процветают и не просто процветают: они восстановили свой язык и теперь преподают его в школах, они издают свою газету «Setomaa», открыли свой музей и ресторан, более того, они объявили себя королевством и теперь вся Эстония гордится ими, потому что они стали мировой этнической достопримечательностью, пообщаться с которой приезжают не только европейцы, но даже японцы.
Христианство они приняли относительно недавно, поскольку были приписаны к Печёрскому монастырю. Исконно же они — язычники, чудь белоглазая. Новгородцы «мирно» завоевали их: чудь вырывала огромную яму для всего своего поселения и из этой ямы палками отбивалась от вооружённых пришельцев. Когда сопротивление иссякало, несчастные выбивали колья, держащие дерновину, и хоронили себя заживо. Этот исторический эпизод отразился в сказании о невидимом граде Китеже, ушедшем под воду, чтобы не достаться врагу. Чудь сохранилась в русском языке длинным шлейфом слов: «чужой», «чу!», «чудак», «чудо» и множеством производных. Третий том своего Пополняемого Собрания Сочинений (книгу мистификаций, фантазий и миниатюр) я назвал «Чу!», памятуя об этом странном народе.
В экспозиции музея основное ядро — хозяйственный двор: совершенно интровертное сооружение, не имеющее окон вовне. Английское window — глаз ветра, немецкое Fenster связано с обороной и бойницей, русское «окно» — око, глаз дома, здесь же, как и в мусульманских дувалах, в староверческих хозяйствах Сибири хозяйство свёрнуто внутрь себя, сельхозинвентарём наружу.
По двору гуляют два здоровенных гуся — в предвкушении рождественского застолья, главными персонажами которого они себя и видят.
Сето внешне заметно отличаются от эстонцев — более широколицые, более скуластые, более приземистые.
Две девушки сето весьма учтиво и расторопно обслужили нас в этно-ресторане: солянка, пусть и без каперсов, маслин и лимона, но вполне вкусная, на второе — приличное мясо с лисичками.
— А самогон у вас есть?
Девушки переглянулись:
— Есть.
— Мне 150 грамм, пожалуйста.
— Только 100 — очень крепкий самогон, 65 градусов.
Не размениваясь на мелочи, самогон нам подали не рюмками, а увесистыми стаканами.
Надо заметить, что многие шоссе в Эстонии сопровождаются освещёнными вело-лыжными дорожками.
Вернувшись в Выру, мы отметились в кафе «Катарина», знатном и очень уютном, популярном местечке. Впрочем, кажется, это было лишь на следующий день.
Вечер же и ночь имели эпохальное, экстремальное значение. Собственно, ради этого мы и были приглашены в Эстонию.
Мы поехали в горы Хаанья, сразу названные мною Ханаанскими, среди которых есть самый высокий во всей Балтии холм Су́ур-Му́намяги (318 метров над уровнем моря), но не это было нашей целью.
По дороге мы прихватили местного жреца по имени Алвар, человек леса, о котором я непременно расскажу отдельно.
Вот уже 30 лунных лет собирается местное небольшое сообщество любителей повыть на луну в полнолуние. Собрания проходят в финской бане, естественно, деревянной, на берегу небольшого озерца.
На первом этаже — довольно просторная, с окном, выходящим на озерцо, гостиная, с камином и кирпичной стеной, обогреваемой каменкой сауны. Это — по левую руку, по правую — санузел и собственно сауна, предваряемая душевой с двумя душами, прямо перед входом — крутая винтовая лестница, ведущая в несколько спален: одноместная, где я разместился на правах самого тяжеловесного гостя, трёхместная (для латвийских гостей) и шестиместная, оставшаяся, кажется, так не заселенной.
«А поутру они проснулись». Слева направо: Дима, Агу, шесть томов «Небольшой Советской Энциклопедии», Алвар, автор
Часам к 7-8 собралось человек 15, от сорока до 70 лет, некоторые выглядели вполне цивильно, но большинство — откровенные лешие. Были и старожилы, и новенькие, и совсем новенькие, вроде нас. Каждый представился либо рассказал о себе и своих делах между полнолуниями. В бане хорошо и говорится, и думается — не потея и не стыдясь своей обнажённости. Застолье было хоть и нестандартное, но вполне съедобное, обыкновенная складчина, гвоздь программы — кролик тушеный в молочном соусе с отварной картошкой — и то и другое — в двух объёмистах вёдрах; напитки — в приятном разнообразии от домашнего кваса до ирландского виски:
— Добрый виски стаканом не портят: мы, протестанты, предпочитаем пить без посредников, из бочки в бочку.
В ходу был также крепчайший самогон, пускавшийся по кругу, бесстаканно.
Я несколько раз нырял в сауну, а потом отмокал под душем: пар отменный, но не рекордный, а сама сауна настолько компактна, что, кроме меня, там уже ничто не помещалось.
Во мне всегда и по любому случаю шевелятся анекдоты. Прекрасно понимая, что мне никогда не быть таким же как эти преданные полнолуниям лешие, вспомнил анекдот:
Бежит по лесу стайка ёжиков. Старый Ёж командует:
— Стоять! Пасёмся!
Ёжики пасутся, а Старый Ёж лежит под берёзой, мечтательно смотрит в небо: «ну, чем мы не кони?»
Кульминацией торжества стало вручение почётной доски Алвару в знак высоких заслуг перед обществом, клубом и местностью. Весь ритуал сопровождался неоднократным обнажением меча и высокими словами о том, что меч не должен оскверняться ничьей кровью. Я слабо и не очень чётко понимал происходящее — не в силу выпитого, а по слабости понимания местного русского, который и говорящим давался с трудом.
Например, Алвар часто повторял, что он, как представитель поганизма и язычества, является человеком не то древним, не то деревянным, не то деревенским. Мне даже показалось, что он утверждал и то, и другое: людям деревья должны казаться именно древними, просто из большего долголетия.
Моя этическая теория вина, кажется, имела успех, во всяком случае Алвар на правах награждённого заставил меня повторить её.
К полуночи почти все разъехались по своим домам: луна присутствовала на заседании клуба, но слегка заочно.
Спалось мне очень неплохо — в компенсацию предыдущей железнодорожно-пластиковой ночи и в результате выпитого + хорошей парной.
Правда, вынужденные спуски-подъемы по винтовой лестнице оказались серьёзными испытаниями воли и тела.
Утром мы как-то позавтракали, отвезли деревянный хард-диск с софт-остатками выпивки к Алвару.
Алвар показал мне свои жреческие угодья, но я не уверен, что имею право разглашать смыслы и содержание его деревянного капища, хотя это очень любопытно. Где-то неподалёку от этого места находится Большое Яйцо — центр местного мироздания: чем, в сущности, это отличается от Очага Мира Гестии греческой мифологии и Раскалённой Капли пра-Вселенной, что была до Большого Взрыва, А. Эйнштейна? Даже масштаб, относительно Космоса, один и тот же. Алвар — человек интересный, социально отвязанный и свободный, органичный своему миру, учит детей и других людей вещам сокровенным и значимым — дай Бог его богам и ему самому сил противостоять миру сему, явно неудачному и неудавшемуся.
— Я знаю, мы больше никогда не увидимся, — попрощался он со мной рядом со своим домом, а точнее, баней, которая стала его домом и домом его семьи.
Мы расстались, жалея, что делаем это.
— Деревяшка, — подумал я на прощание, — насколько эта деревяшка искренней, естественней и интересней наших пластиков.
На университетской волне
Древний Тарту (почти 100 тысяч жителей) более чем на столетие старше Москвы. Но это — город, а не нагромождение — всё очень гармонично и разумно: на террасах одного берега университет и старый город, на пологом противоположном берегу — современная селитьба, берега соединены мостами. Всё функционально и компактно.
Нас разместили в отеле Pallas — с пятого этажа в окне во всю стену — потрясающий вид на город. Что такое «университетский город»? — это не Пало-Альто, крохотный довесок к огромному Стэнфордскому университету, и не новосибирский Академгородок, где университет — не самая важная функция. Университетские города — это Итон, Кембридж и Оксфорд в Англии, Трир, Фрайбург, Гейдельберг и ещё сотни германских городов и городков, это Черновцы в Украине и Тарту в Эстонии: города, находящиеся в реципрокных отношениях (отношениях взаимоподдержки и взаиморазвития) со своими университетами, имеющими единую историю и судьбу с ними, имеющие внутри себя буферную зону интенсивного взаимодействия с университетом.
Мы начали свой обзор с университетской библиотеки, перед которой — абстрактная скульптура, посвящённая Юрию Лотману. Первый этаж — вестибюльный. Второй этаж библиотеки — компьютерное пространство: очень удобно и свободно размещены рабочие места в общем зале, множество небольших семинарских аудиторий, у студентов — по два-три ноутбука и ни одной книги. Никто никому не мешает и вместе с тем стоит атмосфера единства, включённости в некий процесс — познания? размышлений? образования?
Третий этаж — книжный: строгие ряды стеллажей с книгами, тематика обозначена крупно и ясно — не запутаешься.
В подвалах — фонды и архивы.
Библиотека отделена от собственно университета парком, даже в эту декабрьскую неприглядность привлекательным и уютным.
Университет основан в 1632 году, задолго до МГУ. На территории, занимаемой или когда-то принадлежавшей России, таких университетов было гораздо больше, чем собственно российских: Вильнюсский, Кёнигсбергский, Дерптский\Юрьевский\Тартуский, Хельсинкский, Варшавский, Краковский, Харбинский — сейчас это забыто и не вспоминается до неприличия, и в историю отечественных университетов не вписывается, как, впрочем, и все украинские: Львовский, Киевский, Харьковский, Одесский и другие, более мелкие — их нет и не было.
Университет в декабре этого года отметил столетие своей эстонизации — собственно, с университета начинается формирование независимости Эстонии, как с пяти университетов началась история независимости США.
В 1944 году здание было капитально отремонтировано — при фашистах. Следующий такой же ремонт произошёл уже после возвращения независимости Эстонии.
Аула — главное место в университете, а вовсе не ректорат, как почему-то думают у нас. И это — принципиально не запираемое пространство, как, впрочем, и сам университет, открытый и не охраняемый. Сюда никто никогда не ворвётся, если он, конечно, не десантник российских ВДВ
Хинтерланд (окружение) университета, та самая буферная зона — это и парк, и церкви, и многочисленные ресторанчики, кафешки и пивнушки — для профессуры и для студентов, для профессуры и студентов вместе, и школы для детей — талантливых и одарённых, и мастерские, и магазинчики, и сувенирные лавки. Небольшое кондитерское кафе «Вернер» — очаг интеллектуальной жизни не только Тарту, но и всей Эстонии. Здесь до сих пор собираются местные любители поразмышлять о России.
Ещё немного стемнеет — и появятся писклявые стаи университетских летучих мышей, носителей университетской мистики и чернокнижия
В этом хинтерланде мы с помощью Агу отыскали полуподвальный пивной магазин, принадлежащий университетскому политологу, совмещающему оба эти свои увлечения, весьма родственные, между прочим.
Хозяин прекрасно говорит по-русски (в северной Эстонии по-русски говорят, кажется, все — и русские, и эстонцы). От него мы узнали много любопытного о пиве, пивной торговле и пивопитии. Совсем недавно у него за 83 евро купили последнюю бутылку пива крепостью в 62 градуса. Мы приобрели пиво крепостью в 22 градуса: нечто между дёгтем и асфальтом, нокаутирующий удар по печени.
Тёмное пиво с перцем и солью требует размышлений
Вечер мы провели в доме Валдо, в компании его жены и младшего сына, театрального актёра, режиссёра и драматурга. В окружении разнообразных и весьма аппетитных канапе разговор начался с презентации «Путешествия по бессмертию» (Греция), а затем заострился на типах и видах бессмертия. Чего бы я сильно хотел избежать, так это физического бессмертия в своём возрасте, наполненном болезнями и немощами.
Позабыв дома по привычке свой текст, я быстро свернул свою презентацию, но, так как эта мыслетолока — вторая цель нашей поездки, то воспроизвожу этот текст, включив в него иллюстративный материал из презентации:
Путешествие по бессмертию
Афины
В Афинах мы заказали автобус и экскурсовода и совершили обзорную поездку по городу. Наш гид, Андрей, оказался большой удачей — это был не патетический захлёб и декламация записных экскурсоводов, а рассказ историка-профессионала, чуткого не только к истории, но и языку, мифологии и философии. Ему очень понравилась тема нашего путешествия и он, как мог, импровизировал о бессмертии. Собственно, мы ничего нового в бессмертии не открывали, всё это достаточно банально, но мы искали бессмертие в себе, мы самоопределялись относительно его, вообще-то многоликого:
— физическое (биологическое), которое, как обещают генетики, биологи и геронтологи, будет достигнуто для человека в ближайшие 20-30 лет, а в природе уже имеется несколько моделей бессмертия, например, растущие здесь оливы;
— творческое;
— героическое (достаточно всего лишь совершить подвиг, у лучше, для верности, дюжину);
— божественное;
— духовное (яркий пример — святые и их нетленные мощи);
— душевное (здесь необходимо допустить и наличие души и ее бессмертность);
— чародейное (Колумб отправился искать источник вечной молодости Бимини, алхимики пытались создать эликсир вечной молодости);
— хозяйственное (о. С. Булгаков считал, что хозяйство — деятельность по преодолению смертности) — приобщение ко всякой деятельности бессмертно, поскольку бессмертна сама деятельность: виноделие, хлебопечение, врачевание…
Мы посетили римские развалины храма Зевса, в саду Ликея были близки к школе перипатетиков Аристотеля (в саду Академа на месте школы Платона строится городской музей), видели арку, отделяющую город Тезея от города Адриана, были у стадиона, построенного к первым современным олимпийским играм, взобрались на Акрополь с видом на Ареопаг, холм Муз, древний амфитеатр и другие вечные ценности — всё дышало бессмертием и свидетельствовало о бессмертии. Вечером мы поднялись на вершину горы св. Георгия — и понаслаждались под холодное белое сухое ночной панорамой великого города, колыбели нашей европейской цивилизации.
Бессмертный Парфенон
Сильное впечатление произвел и Пирей, принимавший когда-то пентакантеры с вином и хлебом, а теперь превращенный в оживленный пассажирский порт с бесконечными паромами и гигантскими круизерами. Рядом — бывшая рыбацкая бухта, ныне — фешенебельная марина, порт яхт и катеров богатеньких буратин, вырастивших на поле чудес в стране Дураков свои несметные деревья с денежками вместо листьев.
Пирей
Жара от сосен, камней и неба,
пылает в зное десница Феба,
антично море, античен говор,
рука вгрызает в бутылку штопор:
тут всё затихло, ушло в колючки,
коты гуляют: кощеи-злючки,
никто не знает великий город,
полны помойки, но в людях — голод,
торговец мясом зашелся в крике:
«всего три евро — скорей берите!»
а сверху в эту людскую кашу
Акрополь смотрит как на парашу,
и гордо в небо глядит Георгий
но не Петрович, а просто Божий.
Метеоры
Метеоры — огромные, в несколько сотен метров высотой, серые монолитные столбы, на макушках которых разместилось почти сорок православных монастырей. Захватывающее зрелище и потрясающее восхищение людьми, ради уединения и отрешения от суеты мира совершившие это строительное чудо.
Теперь здесь много туристического шума и гама, но монахи умудряются увертываться и от этой напасти.
Простая мысль — духовное бессмертие достигается в кропотливой тиши одиночества.
А нам остается только восторгаться этой красотой и этим подвигом человеческого духа.
Метеоры
Олимп
В один из дней те, кто физически был более или менее подготовлен, отправились на восхождение, остальные предприняли путешествие на мини-вэне.
Благодаря навигатору, мы поехали явно не в ту сторону, сильно покружили по Фесалии, пока не купили карту и не выбрали правильное направление.
Как и предполагалось, Олимп оказался отдельным, очень крупным, доминирующим, даже величественным над мелкими горными хребтами, массивом. Верх массива — несколько примерно равных между собой вершин, посвященных, по-видимому, сонму главных богов-олимпийцев. Главная вершина, естественно, посвящена Зевсу, низвергшему своего отца Хроноса в Тартар, освободившего своих братьев и сестер, которых пожирало ненасытное Время. Заключение Хроноса в Ад, под груду огромных камней, сделало бессмертие богов-олимпийцев весьма хрупким: от богини Фетиды должен был родиться тот, кому суждено свергнуть Зевса. Дабы избежать своей участи, Зевс выдал Фетиду замуж за одного из героев-аргонавтов Пелея. Плодовитая, но безрассудная нереида сама уничтожила почти всех своих детей, в живых остался лишь Ахилл, и то только для того, чтобы бесславно погибнуть под Троей от стрелы сластолюбивого Париса, а без него ахейцы победить не могли.
Судя по дальнейшей истории, Зевса и других олимпийцев это не спасло: пришел Распятый, и ради Него люди отвернулись от своих богов. Сегодня Олимп пуст и истоптан смертными.
Предгорья массива заселены весьма слабо, туристическая инфраструктура почти отсутствует, а местные жители настроены не очень гостеприимно.
Олимп
над Олимпом — небеса,
на Олимпе — чудеса…
собрались боги,
теперь убоги:
нектар и манна
не по карману,
бараньи ребра
жуются бодро,
салат с фетою,
запив водою,
фраппе немного
для чистки слога,
потом — сиеста
на спальном месте,
а в целом — тихо
пока спит лихо,
чинить дороги
не любят боги,
и по ухабам,
с нерусским матом
плетутся «Нивы»,
в конец разбиты,
а где-то выше,
над горной крышей
живут иные,
совсем святые,
с крестом и ризой,
и с Моной Лизой…
над Олимпом — небеса,
на Олимпе — чудеса…
Аргонавты
Мы жили высоко в горах, на 750 метров над уровнем Эгейского моря, и отсюда, в ясную погоду, можно было видеть и город Волос, и чашу бухты, и порт.
Я пристально вглядывался в эту застывшую даль и всё пытался рассмотреть пеструю пентакантеру «Арго». Напрасно…
Ясон собрал хорошую команду и затеял любопытное дело — расширить пределы Ойкумены на Восток, а заодно импортировать технологию добычи речного золота.
Ойкумену он расширил, технологию украл, однако этот промышленный шпионаж не пошел грекам впрок: для того, чтобы в овечьей шкуре задерживалось речное золото, надо иметь золотоносные горы и реки, а этого в Элладе до сих пор не нашли.
Зато Ясон нашел себе жену, волшебницу Медею, которая привезла с собой снотворное зелье, известное сегодня как Саперави (греки привыкли до того пить слабые вина, разбавленные водою). Кахетинские вина противопоставились всем остальным винам мира, но, кажется, и этот тип вина угасает под напором технического прогресса и человеческой алчности.
Склочная Медея принесла с собой в Грецию бесчисленные несчастья, но именно благодаря ей и ее злодействам мы имеем теперь такой жанр драматургии как трагедия.
Знал бы Ясон, зачем плыл, утопил бы свою лодку еще в проливах.
Мы отплываем — и наши кентавры
Нас провожают, махая хвостами,
Мы не вернемся — не бейте в литавры,
Нас раскидает смерть за морями.
Море Эгейское — тихое море,
Горы, туманы, привычные склоны,
Мы отплываем — на подвиг и горе,
Вам не услышать плачи и стоны
Дальние страны, Руно и Медея —
Всё так бессмертно, не нужно, без смысла,
Мы потеряем Геракла, Пелея,
Много героев, иллюзий и мыслей
Кентавры
Достаточно нелепые истуканы, изображающие кентавров, встречаются в Волосе довольно часто. Неистовые и бессмертные, теперь они застыли маленькими изваяниями, скорее смешными, чем осмысленными. И не навевают никаких идей и мыслей. И табуны их уже не будят росными утрами затихших и притихших людей, и никому уже не мнятся их великолепные торсы.
Волос
Салоники и Фермопилы
Мы не были здесь… не доехали…как и до многих других, славных и дивных мест… какая жалость!
Пятница, 13-ое число — такое не может пройти без приключений хоть на какую-нибудь часть тела. Уже поздно вечером, возвращаясь от Валдо, на мосту мы попали в полицейскую облаву на пьяных водителей. Наш Дима с честью прошёл тест на алко-детекторе, а у меня родилась счастливая мысль для Собянина: устраивать регулярные облавы в Москве на пьяных пассажиров. И всех дел-то: соединить в одном приборе измеритель алкогольных промилей и списыватель сумм с кредитных карточек — в зависимости от степени опьянения пойманный с поличным пассажир платит по карточке штраф от одной (под шафэ) до десяти (в дратву) тысяч рублей и лишается пассажирских прав соответственно на срок от десяти дней до пожизненного.
Таллиннская культурная программа
Её обеспечивали музыкант-пианист Юрий и учительница физики и астрономии, методист и методолог образования Эне, мягкие интеллигентные люди, подлинная, а не СМИ-элита эстонского общества.
Сначала мы поехали на реставрированную усадьбу Болконского, что километрах в 30-ти от Таллинна.
Ревель и Лифляндия, начиная с Петра I, были ближайшей Европой, цивилизацией и одновременно — дальними рекреационными угодьями, и одновременно — военной угрозой Европе. Да, говорил Пётр об «окне в Европу», о торговле с Европой, а строил только военный флот (который сгнил в полном составе и был списан при Екатерине II) и только военные сертификации — на острове Котлин (Кронштадт) и здесь, на выходе из Финского залива. За царями сюда потянулись двор и знать. Волконский, Бенкендорф и пр. — вот, кто осваивал местное рекреационное пространство и побережье.
Недавно отреставрированный замок Волконского тщательно, но ещё не до конца восстановлен и снаружи, и внутри. Барский дух восстановлен — это точно. Но мне всегда были чужды все эти барские затеи, как и затеи новых российских властителей, утопающих в роскоши на костях и нищете властвуемого народа. И нет во мне благоговения при виде этих богатств, только гнев и презрение.
Чопорно, аристократично, изысканно, бессмысленно
Мы отобедали здесь, явно не по деньгам: в стоимость блюд несомненно вкралась и стоимость реставрации.
Единственное, что здесь действительно достойно наблюдения и созерцания — водопад.
Маленькая эстонская Ниагара
Второй объект — центр Арво Пярта.
Арво Пярт — эстонский композитор первого мирового ряда, очень разнообразный и продуктивный, безусловное национальное достояние. В знак признания его заслуг в 40 километрах от Таллинна на лесистом (сосняк) полуострове построен современный музыкальный центр, включающий многочисленные аудитории, концертный зал, библиотеку, часовню, смотровую башню и множество других функциональных мест.
В гостях у Арво Пярта (второй слева) в Центре Арво Пярта
Уже вернувшись домой, я послушал некоторые его произведения и прежде всего «Плач Адама» и теперь уверенно могу рекомендовать эту красивую и глубокую музыку.
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2021/nomer1/levintov/
