Ласкаю взором разноцветный балаган —
Дворцы, дворы, дувалы из самана,
Вдыхаю запах плова из чайхан,
Самсы, шурпы, лепешек и лагмана.
Александр Гринблат
«Ташкентский фотоальбом»
В командировку на далекую Ново-Ангренскую ГРЭС (государственную районную электростанцию) заводское начальство направило тогда конструктора и наладчика. Обоим работникам было в ту пору немногим за тридцать. Прилетев на самолете в Ташкент уже во второй половине дня, коллеги здраво рассудили, что ехать дальше в этот же день, тащась на областном автобусе, чтобы попасть к месту проживания на ночь глядя, было бы крайне неразумно. И поэтому, устроившись по-быстрому в какой-то скромной гостинице, расположенной по пути дальнейшего маршрута, и побросав вещи в номере, они поспешили в невиданный ими доселе, воспетый в веках, загадочно манящий город…
Следует упомянуть, что Ташкент описываемых времен являлся многонациональным республиканским центром, в котором мирно уживались представители разных народов, заброшенные в гостеприимный узбекский край волею своих неповторимых судеб. Об этом лучше сказать живописными поэтическими строками бывшего ташкентского горожанина Александра Гринблата, позаимствованными в Интернете автором сих записок при их написании: «Как будто глину, намесил гончар / Евреев и казахов, турок, греков, / Армян, корейцев, немцев и татар, / Таджиков, украинцев и узбеков» («Ташкентский фотоальбом»).
Дневная жара постепенно спадала, неохотно уступая место ласковому, вкрадчиво обволакивающему город, южному вечернему теплу. Приезжие северяне с удовольствием бродили по утопающим в зелени улочкам старого Ташкента, с интересом разглядывая необычные дома и постройки, буйную экзотическую растительность с громадными вековыми деревьями, повсеместно цветущими розами и всевозможными вьющимися растениями…
Во время приятной вечерней прогулки у молодых людей возникло, под настроение, желание приобрести к предстоящему — из местных национальных кушаний — ужину бутылочку какого-то достойного узбекского вина. Расспросив прохожих мужчин на предмет местонахождения соответствующего магазина, они с некоторыми трудностями (тогда, где-то в середине 80-х годов прошлого столетия, в стране наблюдалось усиление борьбы с употреблением алкоголя) все-таки купили искомый продукт. Сейчас уже, конечно, не помнится, какой марки было вино, чьих виноградников и урожая какого года…
Приобретя напиток к ужину, следовало было подумать и о самом ужине. Вскоре по пути им попался небольшой базар, где несколько восточных мужчин бойко торговали фруктами, овощами и всевозможной снедью, которую умельцы готовили тут же, под открытым небом, на расставленных по небольшой площадке жаровнях и мангалах. Дразня прохожих аппетитным видом и разнося вокруг неописуемо соблазнительные запахи, здесь были выставлены на всеобщее обозрение самые разнообразные яства: и традиционный узбекский шашлык, маняще шипящий маленькими румяными кусочками баранины, нанизанными на коротенькие палочки-шпажки, и люля-кебаб, и жареные цыплята с томатно-чесночным соусом… А рядом шустрый молодой азиат жарил свежеразделанную рыбу, по виду напоминающую навагу, тушки которой ловко обваливал в муке и выкладывал на противень, где они шкварчали в масле, покрываясь коричневой поджаристой корочкой; готовые, пышущие жаром рыбешки кулинар снимал и отправлял в кульки, быстро и умело сворачиваемые им тут же из упаковочной бумаги.
Чуть поодаль предлагали с лотков печеную, слоено-хрустящую и сочную самсу, а манты, с набухшими круглыми боками, наполненные умопомрачительной, тающей во рту нежнейшей начинкой, подавали прямо со специальной паровни. И главное, все было непривычно доступно и дешево! Никаких тебе очередей…
Парни уже изрядно проголодались и, конечно, не смогли пройти мимо подобного соблазнительного великолепия развалов всевозможных продуктов восточной кухни, невиданных ими в европейских краях СССР, — тут же на ходу они проглотили по самсе и шпажке шашлыка; затем, прихватив большущий кулек с жареной рыбой, манты из двух порций, тройку мясистых спелых помидорин и большую хлебную лепешку, поспешили в гостиницу продолжить ужин с добытым солнечным напитком неизвестной среднеазиатской лозы…
На следующий день (не впечатленные опробованным напитком) командированные гурманы добрались до автовокзала. После утомительной, муторной процедуры приобретения билетов — вдоволь натолкавшись в очереди среди разновозрастных дехкан и уважаемых аксакалов — они долго ждали свой автобус, сидя на скамейке в тени развесистой чинары; а затем еще больше часа тряслись до места высадки в его душном салоне.
Поначалу энергетики устроились в придорожной гостинице Ахангарана — маленького городка, расположенного на предшествующих, или предварительных, если так можно сказать, подступах к ГРЭС. Жара стояла такая, что непривычные москвичи пытались спать совершенно нагими под влажными простынями, достигая таковой их кондиции путем смачивания в холодной воде и — чтобы не текло — несильного отжимания. На некоторое время хватало этой искусственно создаваемой прохлады. Наладчик пробовал даже спать на полу. (Кондиционеров в ту пору там еще не было.)
Каждый день коллегам приходилось утомительно добираться на работу автобусом до поселка Нурабад, расположенного непосредственно при ГРЭС, километрах в пятнадцати от ахангаранской гостиницы, долго простаивая на остановках и подгадывая поездки туда и обратно под скупое, не всегда соблюдаемое автобусное расписание. Потом молодые люди перебрались все-таки в скучный станционный поселок, где их поселили в квартиру, предназначенную как раз для командированных работников. С нового места на станцию они ходили уже пешочком. В квартире, как ни странно, было прохладнее, чем в гостиничном номере Ахангарана. (Возможно, из-за ее расположения на теневой стороне или удачной вентиляции…)
На ГРЭС братской республики прибывшие специалисты были командированы от Союзного завода «Котлоочистка», где тогда работали, касательно внедрения заводского аппарата водяной обдувки дальнобойного типа.
Далее, традиционно всего лишь только одним (!) абзацем (как и в рассказе «Мастер»*), автор, не удержавшись, позволил себе предельно кратко и упрощенно коснуться сферы деятельности своих героев с упоминанием ее цели и предыстории. (Посчитав про себя, что энергетика ничем ни хуже других сфер человеческой деятельности, которые частенько дотошно, скрупулезно — в подробностях — описываются и детально воспеваются во многих произведениях общепризнанных мастеров литературного слова, не умаляя при этом, как оказалось, их смысловой целостности и художественности, а скорее добавляя написанию оригинальности и некой жизненности.) В то же время он предположил, что этот короткий экскурс в какой-то мере сможет поспособствовать лучшему восприятию повествования терпеливым читателем (одновременно, попутно-незаметно, еще более повысив его эрудицию). Ну, а в случае отсутствия интереса к подобной информации, абзац вполне можно будет пропустить.
***
Все ТЭС (теплоэлектростанции) и ГРЭС, вырабатывающие тепло и электричество, применяют в своей работе промышленные котлоагрегаты разной конструкции и мощности, или попросту — котлы, которые часто достигают размеров многоэтажного дома. Эти устройства, оборудованные внутри, вдоль стенок своей топочной камеры, каскадом (экранами) жаропрочных труб (в которых нагревается и циркулирует пароводяная смесь, вырабатывающая в итоге требуемую энергию), используют разные виды топлива: уголь, мазут, газ. Котлы, работающие на угле, в большой степени подвержены процессу шлакования, особенно при низком качестве данного топлива; и в то время выделяющиеся при горении отложения неуклонно загрязняли экранные поверхности, снижая КПД агрегата. Интенсивность шлакования зависела от разных факторов (состава угля, режимов работы и проч.) и нередко достигала катастрофических масштабов: порой за несколько дней на отдельных участках нарастал слой отложений толщиной до полуметра, что нарушало производственный процесс, делая его малоэффективным и многозатратным. Работу вынужденно останавливали, долго ожидая остывания котла. Затем, в тяжелейших условиях экологически вредной среды — с помощью специальной бригады котлоочистов со строительными люльками, вывешиваемыми внутри топки — производили ручную расшлаковку спекшихся отложений; после чего, возобновив рабочий режим, порой уже через несколько дней вновь оказывались в той же ситуации… (Думается, с того времени мало что изменилось.) Так вот, чтобы решить эту проблему, и были созданы аппараты водяной обдувки, устанавливаемые снаружи на стенках котла и позволяющие (через специальные открывающиеся амбразуры-окна) «на ходу», не останавливая процесса горения, сбивать золошлаковые отложения струей воды, кратковременно направляемой под давлением на загрязненные топочные экраны. Конструкция заводского дальнобойного аппарата обеспечивала зигзагообразное перемещение струи воды, выбрасываемой (как в брандспойте) из сопла его ствола через всю топку на противоположную внутреннюю стенку котла, охватывая при этом значительную площадь ее очищаемых поверхностей (доходящую до четырехсот квадратных метров). При регулярном использовании подобных средств достигалась длительная полноценная работа котлов.
***
Нурабад со своими малочисленными старыми постройками и каскадом новых панельных корпусов был небольшим поселением, созданным в основном во время строительства ГРЭС для ее обслуживающего персонала, большую часть руководящего состава и дипломированных работников которого тогда составляли русские специалисты. Вокруг поселка и станции простиралась голая, каменистая, иссушенная безжалостным солнцем пустынная местность. Ходить особенно было некуда, да и бродить по нещадному пеклу командированным москвичам не очень-то хотелось.
Вечернее времяпровождение в поселке после работы не отличалось разнообразием. Купив в магазинчике при дороге что-то из еды, они спешили скорее спрятаться от жары в квартире, где, раздевшись до трусов, готовили на кухне, ужинали... а потом, валяясь на постелях, читали книжки, прихваченные с собою из Москвы... (Телевизоров в «номерах» там тогда тоже не было.)
Иногда молодые люди ходили окунаться в арык — водный поток, бегущий в узком бетонном желобе по краю поселка. Поплескавшись в прохладных струях, они с удовольствием лежали на полотенцах и наблюдали, как остывающий желтый диск солнца медленно скатывается к линии горизонта, постепенно гася пылающие краски знойного и раскаленного (как топка котла) дня.
Наконец время пребывания их на этом объекте подошло к концу. Согласовав места установки аппаратов со специалистами КТЦ (котлотурбинного цеха), конструкторами и другими службами, командированные подписали сопутствующие договорные бумаги у руководства ГРЭС, распрощались с сотрудниками и покинули станцию. Согласно обратным билетам на самолет, приобретенным заранее еще в Москве, вылетать им надлежало из Ташкента на следующий день.
Напоследок, на прощание, молодые люди, чтобы скоротать оставшееся время, решили посетить Ахангаран и к вечеру приехали в городок прогуляться. В тот раз они почему-то без особого удовольствия прошлись по его малолюдным, пересохшим и запыленным улицам, стараясь держаться в тени. По инерции — ради любопытства — заглянули на опустевший рынок, где несколько местных старушек в разноцветных халатах и платках терпеливо восседали недалеко от входа, разложив кучки красноватой мелкой картошки, стрелки зеленого лука, пучки укропа, кинзы, базилика и еще какой-то пахучей экзотической зелени. Глядя на вошедших, торговки о чем-то, казалось, недовольно переговаривались на своем языке, поминая, наверное, этих двух молодых русских шайтанов, зачем-то, совершенно без толку, забредших к ним на базар.
Далее энергетики (без сожаления) миновали закрытый винный магазин с большущим раскаленным от жары амбарным замком на двери… после чего им чертовски захотелось прохладного свежего пива — пошли к известному ларьку вблизи знакомой гостиницы, по дороге приостановившись у газетного киоска. И тут вдруг, словно в бессознательном предвосхищении последовавших вскоре событий и как будто по какому-то необъяснимому велению свыше, наладчик приобрел выложенные на прилавке — среди сопутствующих галантерейных побрякушек — приглянувшиеся ему темные пляжные очки от солнца. Конструктор еще выразил недоумение: «Зачем они тебе, пижон?.. Завтра уже прилетим в пасмурную Москву». Но роковое наитие, или потусторонние силы Востока, заставили-таки товарища купить данное изделие (с оправданием: «Пригодятся для отпуска в Сочи»), заодно прихватив газету с кроссвордом и еще какую-то спортивную.
После этого коллеги прошли еще немного по центральной шоссейной улице и свернули в переулочек, обогнув упомянутую гостиницу. Там, за домами, огороженная с трех сторон серым деревянным забором, скромно пряталась небольшая утоптанная площадка, при входе на которую и стояла палатка с бочкой, торговавшая пивом в розлив. Получалось какое-то местное подобие пивного зала под сенью деревьев на свежем воздухе, но без единого столика и каких-либо лавок. Опереться, присесть, положить что-то и даже поставить кружки с пивом было совершенно не на что. Сама собой напрашивалась поговорка: «Все свое ношу с собой».
Посетители данного заведения размещались по периметру вдоль забора, оставляя середину свободной, как на танцплощадке в перерыве между танцами. Контингент был самый разнообразный, как и всегда в подобных местах. Здесь присутствовали и простые работяги — возможно, с ГРЭС — европейской и восточной наружности, державшиеся большой шумной компанией; и пожилые азиаты, пристроившиеся отдельной кучкой; и стайка молодых чернявых ребят; и какие-то интеллигентного вида граждане средних лет, похожие на служащих-инженеров, смешанного, если так можно сказать, типа внешности: с присутствием целого букета европейско-азиатско-монголоидных черт…
Обустраивался народ, — кто как мог, исходя из своих возможностей и подручных средств. Большинство поглощало заветный напиток приземленно, на нижнем ярусе (выражаясь фигурально). Некоторые сидели на корточках, другие — на обломках каких-то ящиков или досок, подстелив газеты, а менее притязательные клиенты — прямо на твердой, спрессованной и высохшей до окаменения почве.
Командированные москвичи взяли по паре кружек и пристроились около забора — поблизости от ларька — рядом с одиноко сидящим прямо на земле странноватого вида молодым парнем восточной внешности, одетым в полинялый полосатый халат на голое смуглое тело, какие-то штаны-шаровары и тюбетейку. На ногах аборигена виднелись потрескавшиеся сандалии, выглядывающие из-под прикрывающих их штанов.
Столичные клиенты расстелили на ровном возвышении спортивную газету (правильно говорят, что спорт всегда помогает) и поставили на нее наполненные кружки, шутливо посетовав на отсутствие воблы. Переговариваясь между собой и устраиваясь на корточках, они с удовольствием сделали по глотку прохладного, приятного напитка, аккуратно сдув от края белую пушистую пену. Как говорится, ради приличия угостили и «отстраненного» соседа, предложив одну из наполненных запасных кружек, что стояли перед ними на газете и выделяли на толстых стеклах маленькие прозрачные бриллиантики влаги, превращающиеся в тоненькие струйки-ручейки, сбегающие вниз по запотевшим выпуклым гладким бокам.
Сосед, поблагодарив, воспользовался, не мешкая, предложением и без лишней скромности и ложного стеснения принял угощение. Отхлебнув из кружки, он одобрительно отозвался о вкусе пива и заметно оживился. Постепенно разговорились. Ребята поведали о своей командировке на ГРЭС.
Парень же сказал, что является местным жителем, чабаном. Добавил, что с детства в семье он помогал смотреть за овцами, гоняя их со своими родственниками по холмистым окрестностям Ахангарана, в долине реки с одноименным названием (но в тот момент почему-то временно был не удел). Обмолвился также мимоходом, что по роду своему он — Хранитель, Хранитель путников, чему ребята тогда не придали особого значения. И предки его по мужской линии, прапрапрапрапрадеды, тоже были Хранителями еще со времен Великого шелкового пути, одна из ветвей которого проходила где-то в тех местах, на северо-востоке Узбекистана. С виду парень был возрастом немного моложе командированных.
Новый знакомый (имя забылось, хотя он и представлялся угощающим) оказался вполне интересным собеседником и рассказчиком. За разговорами и разгадыванием кроссворда в купленной газете компания быстро допила первоначально взятое пиво. Принесли еще по кружке, не забыв и про чабана. А тот увлеченно рассказывал, удивляя своей эрудицией, что в древности в их местности применялось искусственное орошение, и Ахангаранская долина входила в Ташкентский оазис, который еще образно назывался кузницей Средней Азии… Что в Алмалыке добывали медь, серебро, а в горах — и золото; а на территории современного Ангрена разрабатывали железную руду и вовсю использовали плавильные печи…
Говорил по-русски рассказчик с небольшим азиатским акцентом, не совсем правильно выстраивая предложения и подыскивая нужные слова, что, впрочем, совсем не портило впечатления, производимого от общения с ним, и не убавляло интереса к его повествованию, придавая тому даже определенное своеобразие и некую пикантность. Чабан-Хранитель еще много с упоением рассказывал о своем крае, его истории, традициях, упоминая о легендарном Александре Македонском и вездесущих арабах…
В общении время пролетело незаметно. Они еще несколько раз пополняли кружки. Вечерело, жара понемногу спадала. Пора было идти к автобусной остановке, чтобы с последним рейсом вернуться в скучный (спальный) Нурабад. По дороге от пивного ларька конструктор с Хранителем шли немного впереди, о чем-то переговариваясь. Наладчик чуть замешкался при покупке пачки сигарет и следовал сзади, в двух десятках метров от них; затем приостановился, чтобы дать закурить каким-то проходившим мимо ребятам... И тут вдруг после нескольких произнесенных слов парень, стоящий спереди, неожиданно ударил его в лицо. Наладчик отшатнулся от полученного удара и упал навзничь на землю. Конструктор что-то громко закричал и, махая руками, мгновенно ринулся к месту происшествия, не успев даже еще сообразить, что сможет предпринять в данной ситуации. Но нападавшие, увидев вдруг бегущего на помощь и орущего человека, сразу же бросились врассыпную (видимо, не ожидая, что их жертва окажется не в одиночестве).
Подбежав, он приподнял голову лежащему товарищу, который несколько секунд находился без сознания, но затем открыл глаза и зашевелился. Подоспевший Хранитель помог усадить его на ближайшую скамейку. Держась за покрасневший глаз, наладчик медленно приходил в себя. Хранитель взял у него носовой платок, сбегал, намочил холодной водой в ларьке, после чего приложил к ушибленному месту подобие компресса. Расспросы пострадавшего о причине неожиданного нападения так ничего и не прояснили: скорее всего — хулиганство… а может быть, попытка ограбления…
Хранитель сочувственно переживал неприятный эпизод вместе с новыми знакомыми и заверял их, что не знает этих шакалов; искренне возмущаясь, он называл нападавших сыновьями Иблиса**. Из-за этого происшествия было потеряно время, и гуляки опоздали на последний автобус. Быстро смеркалось… Они вышли на пустынную дорогу, безрезультатно пытаясь поймать попутку.
И здесь Хранитель, не покинувший чужестранцев, проявил гостеприимство, напомнив о своем родовом предназначении. Парни галантно отказывались, выражая боязнь стеснить хозяина с его родственниками и надеясь поймать подходящий попутный транспорт, но тот настаивал, объясняя, что скоро наступит непроглядная тьма, и здесь — на дороге — долго оставаться нельзя; что тревожить кого-либо им не придется: в настоящее время в его караван-сарае никого нет, он совершенно пуст и свободен. И после недолгих колебаний (учтя состояние «подбитого» товарища, а также чувствуя усталость и глядя на стремительно сгущавшиеся сумерки) приятели поддались уговорам и последовали за проводником по дорожке в сторону обширного скопления приплюснутых друг к другу одноэтажных мазанок с плоскими крышами, расположенными за шоссе, по другую сторону от пивного ларька.
Дорожка постепенно сменилась тропинкой, стиснутой с обеих сторон сплошными глинобитными стенами. Виляя между ними, узкая стежка уводила троицу все дальше и дальше от цивилизации и одинокого, тускло маячившего у шоссе фонаря. Путники долго шли за Хранителем, потеряв в лабиринте поворотов ориентировку в направлении, а также ощущение пройденного расстояния; в головы их начинали лезть разные неприятные мысли. Несмотря на мириады искрящихся звезд, рассыпавшихся по черному покрывалу восточного неба, плотная темень почти полностью окутала все окружающее пространство, и идущим приходилось пробираться практически на ощупь в повисшей тишине, нарушаемой, а точнее — сопровождаемой, лишь нескончаемым стрекотанием цикад и сверчков. Изредка со стороны неожиданно врывался испуганный лай потревоженных собак.
Наконец они дошли до места и остановились около проступающего из мрака стены прямоугольника. Хранитель подсветил себе зажженной спичкой, колеблющийся огонек которой выхватил из темноты пятно деревянной дощатой поверхности, оказавшейся дверью; поднял засов на ней, толкнул низенькую створку и, пригнувшись, ступил внутрь. Повозившись в сенях, он повторно чиркнул спичкой и через мгновение уже держал, приподняв вверх, разгорающуюся керосиновую лампу с подкопченными стеклами. «Аладдин, елки-палки», — мелькнуло в голове конструктора. Запахло керосином, и стало понятно, что электричеством там, напротив, как раз и «не пахнет». Открыв вторую дверь, они прошли в комнату, предварительно оставив обувь — по примеру хозяина — при входе. Комнатка размером где-то три на три метра была совершенно пуста. Как и обещал Хранитель, караван-сарай был «пуст и свободен»: голые побеленные стены, небольшое окно, и лишь на полу — по всей площади — лежала тонкая циновка, прямо на которой и разместились хозяин и его гости; немного поговорили о чем-то, расспрашивая хозяина, затем погасили лампу и уснули.
Рано утром конструктор проснулся от крика петуха, орущего где-то по соседству. Сквозь окошко на пол падал лучистый сноп света, четким квадратом выделяя и очерчивая в экзотический портрет темноволосую голову наладчика, лежащую на полинялой зеленоватой циновке с обращенным вверх бледным лицом и синюшно-фиолетовым пятном под левым глазом, вписавшимся точно по центру этой красочной композиции.
В комнате находились только они вдвоем. Хранителя не было. Но у двери на подносе стоял глиняный кувшин с компотом, две лепешки и емкая чашка с урюком. Когда сей волшебник-Аладдин успел организовать для своих путников этот трогательный завтрак и куда подевался сам — так и осталось загадкой. Наладчик тоже проснулся и привстал. Морщась, он ощупывал синяк и примерял купленные накануне очки, пытаясь разглядеть свое отражение в стекле запыленного окна; затем, полуобернувшись, спросил: «Ну как, Сань?». Конструктор тягостно вздохнул и, молча приподняв руку вперед, обнадеживающе отогнул вверх большой палец.
Позавтракав и не дождавшись Хранителя, они оставили ему на прощание записку с благодарностью, написанную на развернутой обертке сигаретной пачки, подсунув ее под край опустевшего кувшина. После этого путники покинули приютивший их караван-сарай, преодолели лабиринт прохода между колоритными старинными мазанками, которые при свете дня выглядели вовсе не так пугающе мрачно, как накануне в темноте; прошли еще немножко и выбрались на дорогу к остановке. Подруливший вскоре, как по заказу, автобус доставил их в Нурабад, где искатели приключений быстро привели себя в порядок, собрались, рассчитались за жилье и отбыли в Ташкент.
В Ташкенте путешественники оставили вещи в камере хранения аэропорта и проехали поближе к центральной части города. Времени было в достатке, и они решили еще раз воспользоваться представившейся им возможностью просто побродить по улицам, бесцельно фланируя и созерцая окружающий их необычный и полусказочный мир. Молодые люди неторопливо шагали по тротуару, минуя разные старые здания, большие и малые площади, оживленные перекрестки и тихие переулки. Прогуливаясь по зеленым аллеям парков и скверов, они подолгу останавливались у многочисленных чудесных фонтанов, которые (подобно дальнобойным аппаратам) мощно выбрасывали ввысь тугие, искрящиеся в солнечных лучах водяные струи, стремясь соединить их прозрачность с голубизной небес восточного неба…
Как-то в другой раз, оказавшись в командировке на этой ГРЭС в одиночестве, конструктор перед отлетом домой тоже долго бродил по городу. В конце прогулки он заглянул на Алайский базар и купил серую торпеду чудесной дыни с восхитительным запахом, прихватив вместе с замечательной сумкой, сплетенной из тростника и до сих пор сохраняемой где-то у него на даче. По прибытии командированного в Москву крайней спелости плод они с супругой хранили подвешенным (от пролежня) в сетке до возвращения из пионерского лагеря их дочери. Провисев дня два и наполняя тонким ароматом детскую комнату, дыня вдруг за день до ее приезда отвратительно запахла, испортившись и совсем чуть-чуть не дотянув до момента дочерней дегустации…
Наладчик вяло ступал по тротуару и все больше молчал. Вид у парня был скучноватый, вся эта окружающая красота не очень-то его радовала: настроение было подпорчено наличием порядочного фингала под глазом, скрываемого темными стеклами очков.
Чтобы отвлечь товарища от грустных мыслей и чуть развеять его хандру, конструктор предложил зайти перекусить в какое-нибудь кафе, тем более что условное время обеда уже миновало и чувство голода напоминало о себе все заметнее. Выбрали небольшое заведение, где из репродуктора негромко звучала восточная музыка, а столы располагались прямо на открытой террасе под навесом, в обрамлении буйной зелени. Посетителей было мало, и они заняли свободный столик, что гостеприимно поджидал их с краю, у раскидистого куста шиповника, сплошь усеянного необычайно крупными и чуть узорчатыми, пурпурно-красными с желтой серединкой, блямбами цветков.
Сразу появился официант средних лет монголоидного типа внешности. По желанию и выбору наладчика заказали лагман. И еще… конструктор доверительно приблизил голову к угодливо изогнувшемуся служителю чревоугодия, заговорщицки понизил голос и, состроив (как ему казалось) глубокомысленно-убедительное лицо, настоятельно попросил выполнить по тем временам невозможное: подать им к обеду… водки! Удивленно вскинув брови, служитель внимательно посмотрел на русских клиентов, опасливо оглянулся по сторонам и, сделав без того хитрые глаза еще хитрее, еле заметно утвердительно кивнул головой и удалился, не вымолвив ни слова.
Через некоторое время восточный хитрец принес на подносе две большущие порции дымящегося, посыпанного зеленью лагмана в огромных кассах (глубоких узбекских керамических мисках), салаты из зеленой редьки, лепешки, заварочный фарфоровый чайник внушительных размеров и две пиалы. Грациозно расставив все это на столе, ресторанный умелец ловко подхватил чайник и, наполнив пиалы по половинке прозрачной жидкостью, уважительно поклонился и исчез. Они уже слышали рассказы о таком лукавстве, применяемом тогда для конспирации в азиатских заведениях общепита, чтобы маскировать реализацию и употребление алкоголя под процедуру традиционного чаепития...
Выпив (из непривычной посудины) русского напитка, приятели принялись за горячий лагман, приготовленный безукоризненно вкусно и аппетитно. Даже конструктора данное блюдо не оставило равнодушным, хотя лапша и вермишель в супах не являлись его любимыми составляющими (за единственным исключением — супов грибной лапши или грибного вермишелевого, приготовленных — как в детстве, его бабушкой — только из сушеных грибов).
Насытившись, путники сидели и курили, с удовольствием слушая музыкальную среднеазиатскую композицию в сопровождении причудливых переливов женского голоса (напомнивших конструктору булькающую флейту из песни «Cross-Eyed Mary» своеобразной группы Jethro Tull), оказывающую умиротворяющее воздействие после замечательного обеда. Наладчик заметно повеселел, косясь поверх очков с довольной улыбкой на фарфоровый чайник и постукивая пальцами по плоскости стола в сложный такт замысловатого восточного произведения… Щедро рассчитавшись с угодившим официантом, ребята проследовали в сторону аэропорта…
В летящем самолете конструктор сидел у иллюминатора и поглядывал на бесконечную рваную, белую перину облаков; его спутник дремал рядом, спрятав глаза под темными стеклами (незабвенного) ахангаранского сувенира. Они тогда еще не знали, что через несколько лет судьба разведет их. Конструктор уйдет с завода в частную производственную фирму (со звучным названием «ДАКТ-Инжиниринг», основателем которой будет энергичный и деятельный руководитель, ставший его соратником на отрезке жизненного пути длиною более четверти века). Там он продолжит работу в области энергетики по изготовлению и усовершенствованию «устройства для струйной обработки поверхностей» с использованием своих изобретений, оснащению его современной автоматикой, а также по внедрению аппарата (уже под названием «Джет») на котлах объектов СССР и ближнего зарубежья; но во время кризиса 90-х вынужденно оставит это направление, переключившись на другие, так как государство, являясь тогда основным заказчиком, заморозит его финансирование для своих объектов. А наладчик, покинув завод позже — в кризисные времена, по слухам, будет участвовать в книжном бизнесе…
Как сложилась дальнейшая судьба Хранителя, к сожалению, доподлинно неизвестно. Быть может, он продолжил привольно гонять стада овец по окрестностям родного Ахангарана, заодно гостеприимно — по совместительству — храня подвернувшихся по жизни путников... или, может, перешел работать в энергетику своего края, заменив уехавших русских специалистов...
А с некоторых пор бывший конструктор, увидев как-то в телевизионных новостях одного из степенных депутатов узбекского парламента, чертами лица своего очень напомнившего ему почему-то того молодого Хранителя, думает уже по-другому... Но ведь прошло столько лет!.. Хотя… кто знает…
--------------------
* Рассказ «Мастер» опубликован в газете «Волоколамский край» (№ 49 от 20.12.19) и размещен на ее сайте.
** Имя злого духа, демона из семейства джиннов, ставшего врагом Аллаха и людей.
Февраль 2016 г.
