Сергей Леонидович относился к индейцам очень хорошо, несмотря на фильм «Костяной томагавк».
Он не знал, откуда там взяли таких индейцев – не индейцев, а голимых гестаповцев. Лично он помнил индейцев другими, с Гойко Митичем в главной роли. Гойко-Гойко! Как же они тогда с пацанами восхищались им! Черноволосый красавец с загорелой мускулатурой и неподвижным лицом – как же все хотели быть как он! Когда через пару лет появился культуризм, многие взялись за гантели и утюги, неся в душе образ Гойко.
Да-а, Гойко был Гойко! Говорили, что он, кроме всего, Мастер Спорта по плаванию и из-за этого восторгались им еще больше.
Понятно, что такой идеальный человек мог быть только заграничной кинозвездой. Гойко снимался на киностудии «ДЕФА» в ГДР, хотя сам был из Югославии. Потом Сергей Леонидович читал в каком-то журнале, что немцы, пусть и гэдээровские, по-скотски относились к югославу Митичу. Видимо, давала себя знать родовая травма проигрыша во Второй Мировой. Ведь «юги» были единственными в Европе, кто освободился сам, без посторонней помощи. А ведь там были отборные дивизии вермахта с танками и авиацией, как положено. Поэтому немцы и отыгрывались на Гойко.
Да, немцы есть немцы. Странно, что у них было столько фильмов об индейцах, ведь они тоже должны были быть наряду с неграми неполноценной расой. На Олимпиаде 1936 года в Берлине Гитлер отказался пожать руку 4-х-кратному чемпиону Джесси Оуэнсу, потому что он негр. А всем остальным жал. А может, краснокожие индейцы не считались у фашистов неполноценными, немцев ведь не поймешь – чернокожие негры у них недочеловеки, а желтокожие японцы – арийцы Азии. Короче, и вашим, и нашим.
Что бы там ни было, но в фильмах киностудии «ДЕФА» индейцы были похожи на людей, а не на исчадий ада, сбежавших из дурдома, как в «Костяном томагавке». Вообще, Сергей Леонидович всегда замечал, что у миролюбивой общественности индейцы всегда хорошие, а у поджигателей войны наоборот. Видимо, Голливуд действовал по старому принципу карманников – сперев кошелек, первому закричать: «Держи вора!», чтобы отвести от себя подозрение. Так и с индейцами – истребили почти всех, тех, кто остался, загнали в резервации, заставили заниматься игорным бизнесом – и все довольны, все как так и надо.
Нет, индейцы классные. У Фенимора Купера, Майна Рида попадаются, конечно, гуроны с команчами, но все же делаваров больше. Даже маленький Гитлер зачитывался в детстве книгами об индейцах, но не американского, а своего, немецкого, Фенимора – Карла Мая. И если потом он стал тем, кем мы его знаем, то это не вина индейцев, а сказалось тяжелое детство, усугубленное контузией.
Да-а, индейцы! Сергею Леонидовичу пятьдесят девять, но он до сих пор помнит, как мечтал на каникулах, что вот, приходит он первого сентября на линейку, вся школа зырит, а он - по пояс голый, мускулистый, волосы до плеч, невозмутимый – и на коне…
Однозначно, Сергей Леонидович настолько задержался в детстве со своими индейцами, что это попахивало уже не инфантилизмом, а слабоумием. Зато ему было легче жить, ибо истинный индеец всегда спокоен, как удав.
О ДОСТОЕВСКОМ, О «ЗЕЛЕНОЙ МИЛЕ»
И О ПРОПАВШЕЙ ПЕЧЕНКЕ
Когда я ехал на маршрутке, одна мерзкая старушонка сказала водителю:
- Счастья тебе, сынок, здоровья и вечной зеленой улицы! – и сошла, карга.
«Зеленой улицы! – злобно подумал я. – А «зеленой мили не хочешь, сынок?»
Я угрюмо глядел на этот мир в окно и внутренне кипел. Главное, что никто не был виноват, кроме меня, забывшего на полочке возле прилавка кусок говяжьей печенки весом в семьсот граммов, если, конечно, не обвесили. А когда никто не виноват, кроме вас самих, это вдвойне тяжело.
Теперь я возвращался с Житнего рынка, куда кинулся из дому по свою печенку и где, конечно же, у прилавка на полочке ничего не оказалось. Продавщица же, гадюка, посмотрела и сказала что-то классическое, вроде: «Ходют тут всякие, а потом печенки пропадают!»
Я ехал назад и казнил себя разными способами. Главное, я опасался, что это только начало и, если так пойдет дальше, то будет как в том анекдоте: «Старичка спрашивают: «А как у вас с женщинами?», а он: «За женщинами я еще гоняюсь, но когда догоню, не могу вспомнить, чего от них хотел».
Я внутренне плевал, я издевался над собой и говорил: «Господи! Спасибо, что взял деньгами!», «Приятного аппетита! – через минуту говорил я, обращаясь к неизвестному вору. – Чтоб тебе моя печенка здоровьем вылезла!»
Тут бабка и сказала шоферу про «зеленую улицу», а я подумал про «зеленую милю».
Тут же по своей привычке я задумался: «Что это за «зеленая улица»? Зачем зеленая? Что-то я припоминаю про «зеленую улицу». И сразу вспомнил. Я вообще очень хорошо помню все ненужное. Но спроси меня о чем-то действительно важном, например: «И куда ты, идиотина, мои ключи мог засунуть?» - я не отвечу.
А тут, пожалуйста, сразу вспомнил. Как говорится в детективных романах: «Услужливая память сослужила майору Саблину добрую службу». Это у Достоевского, в «Записках из Мертвого дома», рассказывается про «зеленую улицу». Так в старые времена назывался прогон сквозь строй, когда приговоренного били шомполами, шпицрутенами, батогами, кнутами и просто розгами.
Между прочим, это большая ошибка считать розги более легкими, чем батоги. Как говорил Швейк: «Представьте, господа, что вам бы самим предложили выбрать орудие вашей казни. Поверьте, господа, это был бы тяжелый выбор». И вы бы крупно ошиблись, выбрав розги вместо, допустим, палок. Достоевский, который знал это из первых рук, отсидев десятку в Омском остроге, писал, что палок некоторые каторжные личности выдерживали до тысячи и даже до двух тысяч и, бывало, выживали. Но под розгами не выживал никто.
Вот такой факт от Достоевского. Угораздило его с этим Петрашевским. Нашел друга. Один древнегреческий философ, не помню какой, то ли Зенон, то ли Хрисипп, но точно не Стильпон, писал, что мыслитель ничего не должен обществу и погибнуть за родину с его стороны было бы великой глупостью, ибо его жизнь намного важней. Совершенно с философом согласен. А Сократ-то, дурак, сражался в пешем строю, на пару с Алкивиадом.
Да, вот такие вот бывали «зеленые улицы». Пожелала бабка шоферу, от души. А «зеленая миля» это туфта. Ну, сидят, ну, ждут, переживают, естественно; казнят их время от времени, а как они хотели? Но ничего сверхужасного тут нет. По сравнению.
Вдруг, когда я думал, что русская «зеленая улица» по сравнению с американской «зеленой милей» это небо и земля, меня пронзила догадка. Как при замедленной киносъемке я увидал, что вот, укладываю я куриные спинки в рюкзак, примащиваю сверху мороженые селедки хвостами вверх, а никакой печенки на прилавке и под прилавком нет. Тут же я вспоминаю, что когда запихивал куриные спины в морозилку, они были что-то слишком тяжелые. «Ну, так и есть! – всплеснул я мысленно руками. – Жена права – ну не идиотина ли я? Ну не князь Мышкин? Так и есть, торговка положила печенку в один пакет со спинками, и теперь они лежат дома вместе». А я катаюсь на маршрутках и трачу шестнадцать гривен, как будто я судья или прокурор и мне некуда девать деньги! А это, между прочим, полдоллара. А может, и пол-евро. Я не до конца в курсе курсов. Конечно, это довольно унизительно, поднимать шум из-за каких-то несчастных денег, но ведь сам Джонатан Свифт, декан и теневой премьер-министр – даже тот убивался в письме: «Пришлось потратиться на новый парик. Старый был просто неприличен. Черт побери, два фунта десять шиллингов. Я совершенно разорен».
Конечно, он прикалывался, фигурял своей честностью. Но, как говорил Ницше: «Кто умаляет себя, мечтает возвыситься». Свифт и возвысился. Кто там вспомнит этого Георга Второго, а Гулливера будут помнить, пока Солнце не станет белым карликом.
Но все же, что ни говори, деньги очень приятная штука. Покупаешь на них что хочешь, то, се. Нет, деньги это друг человека. Пусть даже счастье и не в них. И где их только берут? У меня, например, всю жизнь было мало денег. Однажды, задумавшись над этим, я решил разбогатеть. Перебрав все доступные мне способы обогащения, я остановился на азартных играх. И пятнадцать лет с азартом играл в лотерею «Кено». Я отказывал себе в самом необходимом, не покупал лишней чекушки, растягивал пачку сигарет на два дня, но деньги на ставку находил. Приблизительно на десятом году меня посетило прозрение. Я понял, что в государственную лотерею играют не из-за денег, а ради надежды. Надеяться, все время надеяться, что завтра твоя жизнь изменится к лучшему – это дорогого стоит. Джек же пот ждет нас в мире ином.
Да, я не выиграл, но только потому, что Господь меня любит. Представляю, в какую бы свинью я превратился и каким грешником стал, дай мне только денег! Наверное, половина смертных грехов были бы мои – и чревоугодие, и алкоголизм, и лень, и возжелание жен и наложниц. Черт возьми, какая же все же заманчивая штука, эти деньги. Но зато с ними и попасть в рай гораздо труднее…
Тут мои благочестивые рассуждения прервались, потому что я приехал и сошел на своей остановке. Как тигр бросился я к холодильнику, когда взбежал к себе домой, залез в морозильник и, конечно, нашел эту вшивую печень в пакете с куриными спинками.
Между прочим, это вопрос, а может быть и ответ – не потому ли обнаружилась утрата, что я пожелал врагу своему аппетита?
Об этом стоит хорошенько задуматься.
Зельдин Сергей, родился в 1962 г. в станице Ярославская Краснодарского края, Россия. С 1972 проживаю в городе Житомир, Украина. Закончил школу, служил в армии, работал стеклодувом, инкассатором,был бизнесменом и даже политиком. Сейчас работаю сторожем. Публиковался в журналах «Радуга» (Украина), «Крещатик» (Германия), «Волга» (Россия), «Новый берег»(Дания).
