Американские выборы 2020 года. История, настоящее и возможное будущее0

Транскрипт лекции на веб-семинаре «Семь искусств»

 

Прошло уже два с лишним месяца после выборов, совершенно сумасшедшее время, насыщенное невероятными событиями. Результаты, анализ и достоверность выборов и, конечно, события после них обсуждали, кажется, все средства массового оболванивания. Повторять сказанное — не самое интересное занятие. Тем более, что выборы 20 года сегодня уже история.

Но я вспоминаю, что президента Обаму как-то обвинили в том, что он не прислушивается к мнению оппозиции. На что он сказал: «У выборов есть последствия». И это правда. Я думаю, что сегодня, после того, как две палаты Конгресса и Белый дом оказались в руках одной партии, говорить о последствиях выборов особого смысла нет, как уже нет и какой-либо загадки. Более менее понятно, что какое-то количество последующих лет будут вторым сезоном известного сериала. Первый, как все помнят, продолжался с 2008 по 2016 год. Почти наверняка, как это обычно в сериалах, второй сезон будет хуже. Не очень ясен только уровень цензуры и мягких репрессий, которые учредят победители. Пока есть основания предполагать, что в этой новой для нашей республики сфере уже весной нас ждут большие неожиданности и не очень веселые новости.

Не думаю, что это мое утверждение является откровением, но заранее с уверенностью можно сказать, что в идеологически и партийно разделенной Америке оценивать результаты прежней и новой администрации будут по-разному на разных сторонах политического, идеологического и социального сегментов общества.

Возьму на себя смелость сказать, что последние выборы, их оценка и связанные с ними надежды и разочарования сегодня лучше понятны моим американским слушателям, чем слушателям из-за рубежа.

 

Но сегодня большинство пришедших на семинар — не американцы. Поэтому я думаю, чтобы лучше понять ноябрьские выборы, их значение и последствия интересно и полезно посмотреть на выборы несколько отстраненно, с другой, исторической стороны. Хотя бы для начала. В конце концов, что бы ни случалось в американской истории, а случалось многое, это событие регулярно происходит в США с 1788 года. Выборы в Конгресс проходили уже 117, а выборы Президента 58 раз. Я решил в начале лекции рассказать о довольно сложной и противоречивой истории американских выборов вообще.

Я покажу, что выборы федеральной власти прошли через совершенно разные, мало похожие, этапы. И постараюсь показать, что отцы-основатели нашего государства, возможно, ни в чем другом не обманулись так сильно, как в своем представлении о системе выборов. И, надеюсь, если мы поймем когда, почему и в каком направлении все менялось по мере старения нации и государства, мы лучше поймем, что произошло 3 ноября 20 года.

В моем рассказе будет три части.

Первая — о замыслах отцов и о том, что из этого получилось в первые примерно 200 лет — чисто историческая часть.

Вторая — о причине кардинальной избирательной реформы 1970-х, и что из этого получилось в последующие 50 лет — это как бы историко-политическая часть.

Третья — о ситуации непосредственно до и после 3 ноября. Это уже в основном политическая часть и мои собственные соображения, в том числе — о последствиях и возможном будущем.

Часть первая

Все президентские выборы, за исключением первых двух-трех — Вашингтона и Джона Адамса, сопровождались балаганом, скандалами, ложными обвинениям, предвзятостью прессы, враждебностью участвовавших в выборах партий, а с определенного времени еще и непомерными тратами денег. Достаточно часто результат был неубедительным, оспаривался проигравшей стороной, в том числе — в судах. В историю страны вошел кошмар неоднозначных выборов 1800, 1824, 1876, 2000 годов, и многих других, которые были только слегка поприличнее. По крайней мере с этой точки зрения ничего уникального в последних выборах не просматривается.

Но, прежде всего — почему выборы в США волнуют так много людей за пределами страны?

Ну, хотя бы потому, что США все еще финансовый, экономический и военный лидер мира. Но и потому, что признаем мы или нет, но США также политический лидер, основоположник мировых политических идей, политических тенденций западного мира. То, что происходит в США не может со временем не отразиться на базовой политической структуре остального демократического мира.

И мир не может не беспокоить, что во время предвыборного цикла, который иногда растягивается на полтора года, эффективность и предсказуемость работы Администрации и Президента существенно уменьшается. В это время Президент под политическими ударами со сторон оппозиции, прессы и даже диссидентов своей партии практически всегда теряет возможность эффективно выполнять свои конституционные обязанности.

Поэтому, если воспринимать за чистую монету критику, прямые оскорбления и весь балаган в прессе, а это часто переходит все разумные пределы, то глядя, например, из Европы, кажется, что политическое устройство США находится накануне полного коллапса. Или создается впечатление, что государственная машина страны работает совершенно отвратительно.

И это — по мнению многих — вот-вот отрицательно отразится на всем мировом порядке.

Внутри же страны каждая из сторон уверена, что противоположная сторона придя к власти обязательно предаст Американскую мечту и сверкающий в лучах солнца образ Града на Холме.

Все это достаточно серьезно. Если добропорядочный мир видит в избирательной системе самой сильной страны мира длительный, непрерывный и непредсказуемый балаган, то закрадываются обоснованные сомнения в жизнеспособности самой страны.

Людям не знакомым с историей США трудно поверить, но в чем-то важном этот хаос и балаган есть следствие замысла отцов-основателей американского государства.

Известно, что отцы, организуя в Конституции взаимодействие трех ветвей власти, очень боялись усиления любой из них, поэтому максимально их рассредоточили и ослабили. Среди этих трех ветвей они больше других боялись усиления власти исполнительной, напрямую связывая ее с такой понятной и такой ненавистной им властью английского короля. Но еще больше они боялись суммарной силы законодательной, исполнительной и судебной ветвей, то есть — власти государства.

Поэтому при создании конституционных основ отцы принципиально и после долгих дискуссий приняли решение о создании… слабой федеральной власти и слабого государства. И главное — слабой исполнительной власти, власти Президента.

Еще раз: обеспечение слабой власти Президента было целью отцов при создании нашего государства.

По этому поводу у американских юристов нет никаких сомнений — достаточно прочесть Американскую Конституцию.

Не будем забывать вышесказанное и пойдем дальше.

Почти все отцы в своей колониальной жизни прошли или через законодательные собрания штатов или через первые Континентальные конгрессы и многому там научились.

Конечно, они прекрасно изучили и знали всю политическую историю прежних лет, все самые современные теории государства, все политические тенденции и идеи своего времени. Но кроме теоретического у них был и свой собственный опыт, ценность которого для каждого человека очень важна. На своем опыте они видели страсти и эксцессы политической борьбы, бесконечные обсуждения, необязательность и пустую говорильню по любому поводу. Поэтому в важнейшем вопросе о типе государства они решительно отказались от прямой демократии.

США — федеративная репрезентативная республика, в которой главная ветвь федеральной власти — законодательная — кстати, уже ослабленная самим фактом федерализма — была сосредоточена в Конгрессе Соединенных Штатов. А еще более реальная — особенно в то время — законодательная власть штатов — в конгрессах штатов. И там и там власть принадлежала небольшому количеству представителей. Представителей, избранных прямым народным голосованием, и избранных на очень короткий срок.

При этом оставалось еще избрание верхушки федеральной власти, куда отцы отнесли сенаторов и Президента. Их выбор осуществлялся по сложной непрямой схеме.

Не такой многоступенчатой, как в Венецианской республике, но в любом случае — не прямым общенародным голосованием.

Для президента был придуман Электоральный Колледж. Его создание преследовало две цели: Первая — снизить, нивелировать чрезмерную политическую страстность электората; Вторая — ограничить политическое влияние больших по населению штатов. Сенаторов же выбирали отдельно в каждом штате, выбирали штатные конгрессмены,-то есть, уже до того избранные представители народа в штатных конгрессах. Людей, которые выбирали сенаторов, было совсем немного, а уж самих сенаторов вообще было считанное количество — по два от штата.

Электоральный Колледж для выбора Президента с небольшими изменениями дошел до нашего времени. О нем несколько позже. С выборами в Сенат произошли принципиальные изменения, и об этом позже. Это — первое.

Второе, как я уже сказал, у отцов, с одной стороны, было глубокое недоверие к государству и понимание того зла, которое неминуемо с ним придет, но вместе с тем было ясное понимание его необходимости. Поэтому отцы сделали все возможное для уменьшения роли и силы Государства. Его функции были максимально рассредоточены, ограничены и находились под жестким контролем.

Американская Конституция — сравнительно короткий документ, из которого неоспоримо следует, что главным политическим институтом страны является не исполнительная президентская власть, а законодательный орган — двухпалатный Конгресс. То есть, то самое изначально незначительное количество мудрых людей, которых выбирало население определенного географического района. Выбирало по одиночке, штучно. Первоначально одного конгрессмена выбирали сроком на два года от 30 тысяч человек, — не избирателей, а общего населения. Понятно, что добрая половина избирателей хорошо его знала если не лично, то по делам и по характеру. Понятно, что когда сегодня одного представителя в Конгресс выбирают от 710 тысяч, то это не более, чем некая абстрактная личность, неизвестная абсолютному большинству избирателей.

Но вернемся к Конституции.

В Конституции во 2-м разделе Первой статьи совершенно очевидно, совершенно однозначно сказано, что вопрос выдвижения кандидатов, практическая организация и порядок выборов в национальный Конгресс отданы на откуп отдельных штатов.

Отцы несколько утопически предполагали, что представители народа:

во-первых, будут создавать и утверждать законы;

во-вторых, эти представители НЕ будут профессиональными политиками, что и было нормой в конце 18 века;

в третьих, как не профессиональные политики, они не будут стремиться к переизбранию и поэтому они не будут подвластны давлению народа, требованиям народа, но будут ориентироваться на свои представления о смысле законов и основывать свои решения на честном, эрудированном здравом смысле. Если угодно — на своей мудрости.

Все эти три составляющие или три надежды не прошли испытание временем.

Чтобы иметь мудрых представителей, надо было иметь более-менее мудрых избирателей. Для этого по Конституции каждому отдельному штату давались широкие полномочия. А именно: каждый штат мог ограничить круг избирателей сроком проживания в штате, возрастом, полом, религиозными предпочтениями и что важно — материальным положением. Как правило, только владельцы собственности могли быть избирателями или, что то же самое — избираться. Если сказать крайне неполиткорректно, отцы предпочли создать класс законодателей и, соответственно — избирателей, из людей дела, занятых в основном не политикой.

То есть, людьми, для которых занятие политикой было временной мицвой, вынужденным делом, если угодно — одолжением узкому кругу своих соседей. Еще раз, отцы предполагали создать сменяемый класс избираемых мудрых людей, в нашем понимании — политиков, который был бы достаточно большой и разнородный, но подобный себе. Они явно опасались чрезмерной увлеченности политикой простого народа.

Как следствие, они опасались создания политических партий, и тех экстремальных эмоций, которые возникают в партийной борьбе.

В этом — в ожидания бесстрастной и вне партийной избирательной кампании — надежды отцов, безусловно, не оправдались.

Требования к наличию у избирателей собственности (разные для разных штатов) были отринуты довольно быстро, уже к середине 19 века. Сенат — после принятия 17 Поправки в 1912 году — стали избирать прямым голосованием населения штата. А концентрированные идеологические предпочтения “мудрых людей” вылились в создание партий.

Начальные версии партий были созданы уже к третьим президентским выборам, а к четвертым — выбору между Джоном Адамсом и Джефферсоном в 1800, завертелась с тех пор обычая грязная политическая партийная карусель. Но роль партий в Америке, кроме обычного форума для дискуссий и продвижения идей, как ни странно, была шире и, возможно, уникальной.

* * *

Партии создавались не по указке сверху, но самостийно снизу — в городах, графствах, штатах. У американских партий были особенности, которые не ограничивались исключительно идеологией и партийными дискуссиями. У них в то далекое время кроме выработки программы, было две роли.

Первая, обычная для всех партий — выделять из своих рядов и готовить новых лидеров, которых партия будет предлагать на выборах всех уровней. Вторая — сглаживать противоречивые отношения между классами граждан, между богатыми и бедными, между гражданами и государством. То есть, американские партии не были партиями классовыми или секторальными, как это было и есть нормой в Европе. Американские партии достаточно долго были в большей степени административно-хозяйственно-политическими машинами, которые в конкурентной борьбе с другими партиями получали возможность управлять определенными регионами. В основном они были городскими и штатными политическими машинами. Именно они по факту стали важнейшей частью американской республиканской системы. Именно они вскармливали, выдвигали и поддерживали класс законодателей. Самый важнейший и реально влияющий на жизнь класс, который обеспечивал обратную связь по принципу “ты мне, я тебе”.

Политическая машина в США, по определению энциклопедии Британика — это:

Партийная организация, руководимая единственным лидером или небольшой авторитарной группой, которая заручается достаточным количеством голосов избирателей для сохранения политического и административного контроля города или штата.

Партийные лидеры политических машин не были упертыми идеологами. Политические машины под их руководством куда больше и серьезнее занимались хозяйственной деятельностью, иногда, почти не отличались от мафии, но действительно зависели от избирателей своего города или штата, и от того, насколько их обещания перед выборами соответствовали реальным делам.

Партийные боссы были не теми людьми, которых предпочитали в своих конституционных планах отцы-основатели. Но они по факту стали профессиональными политиками. Именно они в прокуренных комнатах партийных штабов назначали своих людей кандидатами на выборы и делали все для их победы.

Отсюда следует главный и принципиальный вывод: избранные законодатели того времени были полностью обязаны выдвижением своим боссам, подотчетны им, а соответственно боссы во многом и определяли законодательные инициативы и их результат.

Конечно, это была политическая коррупция, но, с другой стороны, политическая часть их деятельности не могла существовать без строительства коалиции с разными слоями и классами населения. В больших городах это означало создание рабочих мест, организацию помощи малоимущим, поддержку городской инфраструктуры, строительство школ и больниц. Они были вынуждены заниматься реальным делом и реальной хозяйственной работой, реальным улучшением условий жизни своих избирателей — если хотели сохранить власть. Когда такой босс отдавал выгодный контракт на строительство школы или дороги дяде своей жены, то он жестко требовал выполнения работы в срок. В противном случае всегда находился другой родственник или старый друг.

В сельскохозяйственных районах было во многом то же самое. Мы все хорошо помним историю Вилли Старка из “Вся королевская рать”, реальным прототипом которого был партийный босс — губернатор Луизианы.

Самые важные боссы, самых важных политических машин страны сначала назначали кандидатов в президенты, а после на партийных конференциях в конкурентной борьбе между собой выбирали одного кандидата в президенты из кандидатов в президенты.

Здесь совершенно необходимо отметить, что в Конституции нет абсолютно ничего о системе выдвижения кандидатов в президенты.

Абсолютно ничего. Эти кандидаты как бы возникают из ниоткуда. В Конституции и в 12 Поправке есть подробное описание выбора президента из нескольких национальных кандидатов, но ни слова о том, по какой системе они должны изначально выдвигаться.

Но вернемся к Конституции. Вот что она говорит по этому поводу:

Каждый штат назначает в порядке, установленном его легислатурой, выборщиков, число которых должно быть равно общему числу сенаторов и представителей, которых штат имеет право направить в Конгресс …

Это и есть знаменитая система Электорального Колледжа. В Конституции ничего не сказано об обязанности выборщика в штате отдавать свой голос за того или иного кандидата согласно количеству голосов за него поданных. В Конституции ничего не сказано даже о необходимости всеобщего голосования для выборов президента. И до 1824 выборщиков в основном выбирали в штатных конгрессах без какого бы то ни было голосования избирателей штата. И только к 1840 году голосование на президентских выборах стало общей нормой.

Не удивительно, что всевластные боссы политических машин в 19 веке и вплоть до 1970 годов воспользовались лакунами в законодательстве и заполнили пустующую нишу — именно они реально занялись выдвижением и избранием президента.

Главные политические машины США были в Бостоне, Чикаго, Кливленде, Канзас Сити, Нью-Йорке, Филадельфии, Сент Луисе, Мемфисе. Самая известная из них была в штате Нью-Йорк: знаменитый Таммани Холл, навсегда связанный с именем Уильяма Твида. На границе веков одним из главных боссов этой машины был Теодор Рузвельт, будущий президент. Нью-Йоркская политическая машина работала с невероятной эффективностью до 1940 года и начала разваливаться только после того, как ее непререкаемый авторитет и выдающийся организатор президентских кампаний Джеймс Фарли решил не участвовать в выдвижении Франклина Рузвельта на третий срок.

Самыми известными лидерами политических машин в 20 веке были Джеймс Фарли в НЙ, организатор побед ФДР, Джеймс Пендергаст в Канзас Сити — из под его крыла вышел Гарри Трумэн и, конечно, династия Дейли в Чикаго, которая привела к власти Джона Кеннеди.

Чикагская и сан-франциская, пожалуй, последние, продолжающие работать эффективно и сегодня. Сан-франциская была уже в наше время воссоздана Вилли Брауном, легендарным лидером калифорнийского сената и двукратным мэром Сан-Франциско.

Нынешний губернатор Калифорнии, лидер Конгресса Нэнси Пелоси и будущий (возможный) американский президент Харрис — из политической машины имени Вилли Брауна. Чикагская же имеет в Америке репутацию самой интегрированной с мафией. Есть мнение, что кандидатом этой машины, к примеру, был Президент избранный в 2008 и 2012 годах.

Итак, каждые четыре года главные боссы собирались на партийные конференции для того, чтобы назначить своего человека кандидатом в президенты. Кандидату разрешалось иметь свою идеологию и после победы создавать межпартийную коалицию, но при этом за боссами политических машин оставалось право назначать людей на местах на реальные “хлебные” должности судей, почтмейстеров, федеральных чиновников в штатах и получать выгодные федеральные контракты. Собственно говоря, основная работа конгрессменов, с точки зрения назначающих их партийных боссов, заключалась в максимальном возврате федеральных денег и должностей обратно в штаты и в свои округа, а президента — следить за тем, чтобы никто не жульничал.

Эта система была, безусловно, коррупционной. Но она дала стране — среди прочих — Джексона, Линкольна, Вильсона, Теодора и Франклина Рузвельтов, Гарри Трумэна и Эйзенхауэра. И она косвенно отвечала идеалам отцов-основателей — она была как бы репрезентативно республиканской, но не была демократической.

Вторая часть

Систему партийных боссов и партийный машин сломала система первичных партийных выборов — праймериз. Формально она возникла на волне прогрессивных реформ Теда Рузвельта и Вудро Вильсона в нескольких малочисленных и малозначимых штатах в 1910-х годах. Она более-менее заявила себя на выборах 1948 и 52 годов, но решительно овладела политическим процессом к повторным выборам Никсона в 1972 году.

В общем, понятна причина ликвидации политических машин крупных городов и штатов.

Со временем аппетиты боссов росли, количество скандалов увеличивалось, вместе с тем падал уровень компетентности и умения руководить все более сложным хозяйством растущих городов. Кроме того, федеральная власть со времени ФДР значительно усилилась, укрепила свои позиции в городах и штатах, и уже не хотела терпеть параллельную власть и делиться своими привилегиями.

Очень многие боссы пошли в тюрьму, например, босс Гарри Трумэна из Канзас Сити, но важно еще и то, что послевоенное поколение смотрело на мир и на систему американской демократии другими глазами. Значительно вырос образовательный уровень, упало влияние профсоюзов, произошел массовый исход среднего класса из городов в пригороды. С переходом президентских дебатов на телевидение, национальное политическое телешоу и его результат стало невозможно контролировать на местном уровне даже самых крупных городов. После реформы выборов 1971 года, начиная с 1972, и окончательно после скандала Уотергейта и ухода Никсона в 74-м, праймериз были распространены на всю страну и на все уровни.

Кандидатов после 74 года уже действительно каждый второй год выбирали прямым голосованием на местах, а не назначали, как прежде. Сначала — из многих кандидатов избиратели-партийцы выбирали на партийных праймериз одного, а затем на общих выборах определяли победителя.

Произошло то, чего так боялись отцы-основатели — на всех уровнях избирательной системы возникла система прямой демократии.

Кандидаты стали подотчетны не боссам партии, но только избирателям.

Эта система, назовем ее — демократической, замечательно выглядит на бумаге, но сразу же возникли непредвиденные последствия. Точно по русской пословице — “гладко было на бумаге, но забыли про овраги”.

Первым из двух самых тяжелых последствий стало резкое увеличение важности денег во время избирательной кампании.

В самом деле, в старые времена политических машин кандидат — человек с политическими амбициями — должен был убедить партийных боссов в своей лояльности, показать определенные политические навыки, завоевать определенный авторитет среди боссов и избирателей, дать определенные обещания. На это нужно было время, но не нужны были большие деньги со стороны кандидата и, тем более, со стороны боссов. Большинство избирателей голосовало по указке боссов. Чрезмерная активность не приветствовалась, целью было набрать чуть больше 50% голосов. Цена избирательного голоса была минимальна.

По системе праймериз кандидат на национальную должность, а у нас такая одна — Президент, должен обращаться напрямую к избирателю во всех штатах. В случае выборов штатных — к населению штата. Для этого — если говорить о национальных выборах — ему необходимо создать политическую организационную машину из работающих функционеров в каждом штате, в каждом городе. Это уже само по себе требует громадных денег — просто посмотрите на размер страны и численность избирателей. Для кандидата основным видом общения с избирателем и способом его убеждения становится реклама в СМО, в основном на телевидении, и в наше время — в соцсетях. Рекламу надо покупать в каждом штате, что стоит очень больших денег. Аренда огромных помещений для встреч с избирателями и перелеты по всей стране с десятками помощников и охраной тоже обходится в копеечку. И многое-многое другое.

Коррупция политических машин городов и штатов была почти ликвидирована, но взамен возникла еще более страшная политическая коррупция доноров, спонсоров, лоббистов и стоящих за ними организаций по сбору денег для кандидата. Вначале, по реформе 71 года, законодатели пытались создать систему, ограничивающую вливание денег в поддержку кандидата, но все их усилия оказались бесплодными.

Во-первых, на создание и эффективную работу так называемых избирательных комитетов во всех 50 штатах, то есть, на создание политических оперативных организаций, которые заинтересуют миллионы избирателей обещаниями и идеями кандидата и обеспечат ему массовую поддержку, действительно нужны огромные деньги.

Во-вторых, желание отдельных людей, организаций и секторов экономики купить политическое влияние в своих интересах практически невозможно ограничить. Теми или другими способами всегда будут найдены возможности оплатить расходы кандидата — пресловутое “я тебе” — в расчете на его “ты мне”. Крайне неудачное решение ВС, т. н. “Ситизен Юнайтед” 2010 года открыло все шлюзы для перетока корпоративных и профсоюзных денег в предвыборные фонды. По этому решению корпорации, профсоюзы и даже общественные “нон-профит” организации приравнивались к простым избирателям. Дополнительно возникла практически неограниченная возможность для перекачки темных денег от организаций, в том числе от мгновенно созданных многочисленных Political Action Committee. Эти как бы бесприбыльные (“нон-профит”), как бы общественные организации с многомиллионными бюджетами не обязаны строго и вовремя отчитываться о политических дотациях, в том числе о денежных вливаний из-за пределов штата для штатных кандидатов. Последнее полностью изменило саму суть избирательной кампании внутри штатов.

Но если бы только деньги.

Появилась вторая проблема. Новая система привела к экстремальной поляризации общества.

Партийные боссы не были людьми эмоциональными и излишне страстными в политике. Но те, кто идет голосовать на праймериз — да. Отцы-основатели сделали, кажется, все возможное, чтобы снизить политический пыл избирателей. Выборы в Америке по закону назначены на будний день, когда люди заняты работой, другими рутинными делами, например, им надо забрать детей из школы, приготовить ужин.

Исторически, примерно половина избирателей не появляется на избирательном участке, — частная жизнь важнее. Важно и то, что избиратели-центристы скорее пойдут голосовать на итоговые выборы, а не на праймериз. На праймериз обычно ходят самые идеологически обеспокоенные, самые эмоциональные.

Эмоции и страсти редко кипят в центре, но обычно — на краях политического спектра. Это означает, что на праймериз обычно побеждают два типа кандидатов.

Первые — это набитые деньгами, что, кстати, делает сбор денег еще более важным. Вторые — радикальные, идеологически упертые кандидаты, отвечающие на запросы таких же идеологически упертых избирателей на краях партийного спектра. Поскольку на праймериз идет борьба за крайние группы избирателей, именно за тех, кто на них и ходит, то на агитацию условного центра денег и времени не остается.

В результате побеждают партийные идеологические меньшинства, у которых после праймериз возникают существенные проблемы — им надо убедить на основных выборах большинство избирателей, центр. То есть, у радикальных кандидатов, оказывается больше шансов достичь главных выборов, но они в качестве представителей всей партии ко времени главных выборов теряют популярность, или, скорее — авторитет, а, может быть, еще точнее — уважение.

Образовалась система, по которой, чтобы получить больше голосов на праймериз надо быть радикалом, а чтобы победить на главных выборах надо резко сдвинуться в центр. Что не могло в целом по стране не привести к усилению лицемерия, как новому важному фактору общественной и политической жизни, и к усилению маргинальных политических групп.

Вышесказанное еще в большей мере относится и к выборам в Сенат и Конгресс. Кандидаты до выборов, а после победы уже члены Конгресса прекрасно понимают, что к следующей избирательной кампании, им надо собрать свои миллионы, серьезные миллионы. Большую часть своего рабочего дня они этим и заняты. Иначе их шансы на переизбрание близки к нулю. Я не думаю, что в современном мире найдется достаточно людей и организаций, которые внесут деньги в избирательный фонд любого политика — а их в США только на национальном уровне 537 — просто из соображений высокой нравственности кандидата.

Деньги по-прежнему покупают влияние. И как показали выборы 2020, деньги создают эффективную организацию управления выбором избирателей или, как это произошло в ключевых штатах, где и были в основном потрачены огромные деньги, деньги значительно увеличили количество “правильно” — для данной партии — голосующих избирателей.

Итак, быстро пробежав от 1788 до наших дней, мы имеем следующее:

Влияние денег на избирательный процесс после реформ 1970 годов резко возросло.

При отсутствии модераторов в виде партийных боссов новая система праймериз привели к еще большему идеологическому разделению как электората, так и кандидатов.

После 1972 года Америка выбрала Картера, Рейгана, двух Бушей, Клинтона, Обаму, Трампа, Байдена. За возможным исключением Рейгана, эту группу лидеров трудно сравнить с предыдущей.

Я не пытаюсь убедить слушателей, что система партийных боссов была лучше или она отвечала идеалам отцов-основателей. Она точно не отвечала. Но институт политических машин и партийных боссов в определенной степени контролировал соблюдение справедливости с точки зрения центрального ядра избирателей данной партии и сглаживал интересы своих избирателей во взаимоотношениях с исполнительной и законодательной властью.

Сегодня избранный лидер, особенно это касается конгрессменов и сенаторов, в большей степени контролируется интересами не избирателей, но денежными мешками крупных доноров и секторальными, лоббистскими денежными интересами. Сегодня избранный лидер в гораздо большей степени зависит от маргинальных, крайних групп в партии, которые имеют гораздо больше влияния на поведение законодательной и исполнительной власти. И как вишенка на торте — праймериз резко удлинили избирательный процесс.

Третья часть

Каждая демократическая страна в мире имеет свои отличия политической системы и по-разному решает проблему избирательных кампаний. Все системы опираются на особенности национальной культуры и политические традиции. Политическая система США основана в конце 18 века группой лидеров, равных которым — особенно в совокупности — трудно найти пример в истории. Конституция 1787 года создавалась для страны того времени. Для страны этнически, расово и религиозно однородной. Как вы знаете, отцы для сохранения Союза отложили рассмотрение вопроса рабства на 20 лет, просто вывели его временно за скобки. То есть, Конституция действительно создавалась для белого, протестантского, в абсолютном большинстве бывшего западно — и северо-европейского народа. Но отцы заложили в Конституцию необычайную гибкость и возможность реформирования. Реформы не только традиция — это плоть и кровь национального политического сознания американцев. Вера в реформы — непоколебима. США страна удивительно динамичная и одна из самых быстро изменяющихся социально и демографически. Миллионы новых иммигрантов из стран различных культур еще больше подталкивают политических лидеров к реформам.

В Конституции заложена частая, может быть, слишком частая смена власти. Периодически сменяющаяся власть, как законодательная, так и исполнительная, видит в реформах главное доказательство выполнения обещаний своим избирателям. Все сказанное как бы подчеркивает видение отцов и жизненность американской политической системы. В конце концов, кто может противиться адаптации политической системы к изменившимся обстоятельствам?

Но у реформ есть последствия. Иногда совершенно непредвиденные. Определенный уровень политической коррупции невозможно избежать в любом обществе. C первой половины 19 века до 70 годов 20-го избирательной системой Америки управляли партийные машины. Система была коррумпированной, становилась со временем более коррумпированной и была решительно реформирована. Новая система праймериз, как быстро стало понятно, оказалась не менее коррумпированной, но по-другому. Сейчас, особенно после выборов 2008 -2020 года, все больше людей в стране думают об очередной реформе. И согласно американской традиции, реформа последует.

* * *

Сейчас о том, как раскладывались карты перед 3 ноября 2020 года.

За четыре года до этого, в 2016 году, впервые в истории страны Президентом стал не политик и не военный лидер, но человек из бизнеса, не знакомый на собственном опыте с работой огромного государственного механизма. Человек, который, как нам сейчас ясно, плохо относился к писанным и еще чаще не писанным законам существования и деятельности гигантской бюрократической и политической машины под названием Соединенные Штаты Америки.

Любому вновь избранному президенту нелегко собрать и организовать работу своей Администрации, а для начала найти и назначить только на самые главные должности около сотни человек, проведя большинство из них через утверждение Конгрессом (а всего через утверждение Конгрессом проходит около 8 тысяч должностей!). Американская история полна анекдотов, когда из-за нехватки конкретных кандидатов даже на важные министерские должности попадали в последнюю секунду совершенно случайные люди, незнакомые почти никому, включая президента.

Но все же человеку из системы, человеку проведшему внутри политической государственной машины много лет, лично знающему сотню-другую чиновников из высшего эшелона, человеку, который опирается на известные политические организации, на свои многолетние связи и знакомства, куда легче. Но новому президенту без всякого политического опыта не дали даже минимального времени на сбор команды и организацию работы. Как сказал конгрессмен из Джорджии Дог Коллинз, 116 Конгресс:

“Started with nothing, ending with nothing, and all they did was trying to attack this president in the middle”.

Известно, что в нарушение 200 летней традиции, одна часть американского политического спектра не признала результат выборов 2016 года. Движение “Резистанс — Сопротивление” возникло, кажется, даже раньше победы Трампа. Уже через две недели после выборов одна из высокопоставленных юристов в прежней администрации потребовала импичмента Трампа. Долгих четыре года политические оппоненты пытались любым конституционным и неконституционным способом опротестовать, не признать результат выбора 2016 года, но так и не добились успеха. Я не буду обсуждать решающую, на мой взгляд, роль пандемии коронавируса и массового голосования по почте в победе демократов, и сразу перейду к вопросу денег.

Предвыборная гонка 2020 года была рекордной по затратам. Но просто сказать — рекордной, мало что сказать. Она оставила позади все представления о стоимости предвыборной кампании.

Смотрите.

2008–5.5/3 (общие затраты/президентская гонка) 2012–6.2/5 2016–6.4/2.4 2020–15/6.6

В мире, да во многом и в США существует миф, что республиканская партия — это партия богатых, миллионеров, а демократическая — простых людей. Но все уже очень давно ровно наоборот, если говорить об элите партий, об их донорах. В 2020 году из 15 миллиардов примерно 10 было собрано и потрачено демократами и 5 — республиканцами. И в президентской гонке соотношение было близко к 2:1 в пользу демократов.

Еще более показательны политические дотации по секторам экономики. Из первых десяти (по количеству денег) только номер пять — реал-эстейт — вложил в избирательную кампанию демократов и республиканцев примерно поровну. Остальные девять — с огромные перекосом в сторону демократов. Интересно, что впервые в истории страны почетное третье место занял “бедный” сектор среднего и высшего образования. Наши бедные учителя и профессора, а в действительности их профсоюзы и университетские администрации, передали демократам 91% средств от собранных на политическую кампанию 2020 года.

А перевыборы двух сенаторов в Джорджии две недели назад обошлись в совершенно дикую сумму — 800 миллионов долларов. Это новый абсолютный рекорд. Или новая ступенька.

Почему именно на эту кампанию спонсоры, лоббисты и организации дали такие огромные деньги?

Судя по количеству собранных денег, невиданному уровню единства оппозиции и по масштабу травли Администрации Президента и, конечно, по уровню дискредитации самого Президента, президентская кампания 2020 для оппозиции стала не просто политической угрозой потери власти, но вопросом жизни и смерти. В чем же оппозиция, а к ней я отношу не только лидеров и функционеров Демпартии, но и прежде всего как бы внепартийную государственную, корпоративную, медийную и университетскую элиту, увидела смертельную угрозу своему существованию? Или, по-другому: в чем оппозицию и американскую элиту смертельно не устроил миллиардер Трамп?

Причин слишком много, и до того как я обозначу только некоторые, надо сказать в чем на сегодня, впрочем, как и вчера, заключается главный конфликт между демократами и республиканцами в США. Несколько вполне тривиальных обобщений.

Прежде всего: в современном американском капиталистическом, как и любом другом обществе в любой стране мира, имеется значительное количество социальных напряжений, а также экономических диспропорций и противоречий — с этим согласны обе партии.

Но демократы и республиканцы принципиально по-разному, во всяком случае — в теории, видят пути решения проблем. Они по-разному видят роль личности и государства и их взаимоотношений в жизни страны, в разрешении проблем. Они по-разному оценивают систему ценностей и последствия, создаваемую политическими решениями.

Республиканцы — в общем, конечно — считают, что государство не столько решает, сколько усугубляет эти и другие противоречия и что добровольное взаимодействие индивидуумов и добровольно созданных и объединившихся групп, их ответственность и их стремление к личной свободе действий, в том числе в экономической сфере, способно сгладить противоречия и уменьшить разделение общества не только в социальных, но и в экономических вопросах. То есть, общими словами: больше свободы и денег людям и общинам, меньше — государству. Или — государство само по себе, а частная жизнь — сама по себе. Республиканский избиратель традиционно не верит государству.

Демократы, в свою очередь, уверены, что существующие противоречия может разрешить только государство. Его все более глубокое проникновение во все сферы деятельности и жизни граждан, в том числе — в их частную жизнь. То есть, регулирование экономических и социальных отношений между классами и группами людей, и даже регулирование сугубо частные вопросы семейной жизни — это ответственность и обязанность государства, которое знает пути для уменьшения напряжений и противоречий. Или, опять общими словами: меньше свободы людям и больше государству, в том числе больше возможностей для государства перераспределять ресурсы в пользу создаваемых государством программ всеобщего благосостояния. И избиратель-демократ, особенно получающий привилегии, прикормленный привилегиями и дотациями, всей душой верит в заботливое государство.

Это общие слова, скорее относящиеся к идеальному прошлому. Теперь

В качестве важного политического тезиса о настоящем:

Вышесказанное принципиальное разделение, безусловно, в целом верно, но больше глядя назад, в прошлое страны. Я не уверен, что это разделение характерно и — главное — жизненно важно сегодня. То есть, я не уверен, что каждая партия и партийная программа — на принципах мной описанных — сама по себе или даже совместно путем компромиссов сегодня может решить проблемы страны. Потому что в более общем плане в США уже лет 30, а скорее, все 50 лет назад, начался и продолжает усиливаться существенный разрыв между революционным социальным, демографическим и технологическим изменением общества и застывшей и уже явно не соответствующей новому обществу политической системой.

На наших глазах и с нашей помощью родился новый бравый мир. Постиндустриальный, информационный мир. Мир, в котором исчезло само понятие приватности и личной свободы, что напрямую привело к фактическому несоблюдению, потере смысла Первой и Четвертой поправок к Конституции, которые в предыдущие столетия были основой существования государства нашего типа. Мир, в котором государственная бюрократия, финансовое и экономическое влияние государства, доля государства в национальном продукте достигли невиданных значений. Мир, в котором наштампованы миллионы никому не нужных людей с так называемым высшим образованием — людей без обещанного им будущего, мир, в котором сама работа, любая занятость уже совсем не обязательны, а отсутствие работы гарантированно не приведет к голоду, а в скором будущем даже к снижению уровня жизни. Такой мир миллионов индивидуумов НЕ ответственных за себя и свою семью, за какую-либо осмысленную работу в коллективе, не ответственных перед общиной и даже перед Богом, такой мир не нуждается в политической системе, созданной для совсем другого мира.

Сегодня мир, похоже раз и навсегда, разделен на элиту и лишних людей, виртуальный мир людей, познающих окружающую действительность не через обычные пути воспитания в семье и общине, человеческого общения, совместного осмысленного труда в коллективе, интеллектуального развития, требующего тяжелого повседневного труда, но полу биологических, полу механических устройств, всасывающих информацию из профессионально создаваемого мощного и целенаправленного по воздействию информационного поля.

Это поле, которое по методологии и по способу создания Эдвард Бернейс, отец современной теории пропаганды, называет “инженерией общественного согласия”, создает новая каста профессиональных чиновников-пропагандистов. Пропаганда в нашем веке превратилась из более-менее любительского идеологического подсобного политического инструмента прошлого в главный, уже материальный инструмент преобразования общества. В результате мы видим превращение медийных и других пропагандистских институтов из традиционных Средств Массового Оболванивания в средства по созданию по существу нового человека, одной из главных характеристик которого является, согласно украинскому философу Андрию Баумейстеру, агрессивное лицемерие, а на простом русском — бесстыжее вранье. Напомню, что речь идет не об авторитарных странах, где подобное давно отработанная норма, а вполне демократических.

И сегодня у нас прямо перед глазами происходит принципиальная трансформация нашей политической системы под этот новый мир. В самое последнее десятилетие в нашей стране произошла невиданная концентрация экономической и медийной силы в руках небольшой группы людей, что неминуемо привело к уже забытой с конца 19 века концентрации политического влияния.

Экономическая элита и организованные группы представляющие бизнес и СМО имеют несравненно большее влияние на государственную политику, чем какие-либо организации, представляющие избирателей.

Особенно это очевидно по влиянию на Конгресс. По существу, мы видим возрождение олигархического капитализма в еще более грубом виде, чем это было в 19 веке, но на этот раз с сильным и профессиональным пропагандистским информационно-медийным уклоном.

В эти годы обе партии не смогли себя реформировать, обе застыли в прошлом, стали во многом похожи друг на друга и не смогли найти какой-либо отдельный или общий путь борьбы для противодействия угрозам нашей демократии, традиционный путь реформ и компромиссов, что было характерно для них раньше.

Может быть, они или не понимают уровень угроз или, как я думаю, им в сегодняшнем коррумпированном виде выгодно не видеть их вообще. Кажется, должны произойти реальные поколенческие изменения, к власти на всех уровнях должны прийти совершенно новые люди и новые партии. Потому что в существующем сегодня разделенном идеологически, расово и демографически обществе одна партия — любая — не может представлять значимое большинство в обществе. Сегодня у нас просто не существует того этнически и религиозно однородного общества для которого создавалась наша Конституция и политическая система. Способность же к компромиссу и совместному управлению, кажется, уже безвозвратно потеряна. И возможно, опираясь на свои традиционные, 200 летней давности представления и на свои традиционные сегменты в обществе, партии, даже в теоретически найденном компромиссе, не решат проблему современного общества и его близкого будущего.

Возможно, это приведет к полной разбалансировке политической системы, возможно — к хаосу, возможно — к большим потрясениям. Но возможно, и к медленному сползанию в политическое болото единообразия и единомыслия, что-то похожее на сегодняшнюю Калифорнию.. Будущее — в руках будущих поколений, им и решать. Но возможно, им впервые в истории страны понадобиться существенно переписать нашу Конституцию в части организации политической системы общества и системы выборов. Но в любом случае, это будет другая страна, другой мир, все отличия которого нам не дано даже представить.

Это — тяжелые мысли в сторону, нам же пора вернуться в наш мир к 3 ноября 2020.

Что же такого страшного с точки демократов натворила республиканская Администрация Трампа и лично миллиардер Трамп? Мои соображения по этому поводу такие:

Используя лозунг глобализации, американская элита последние 20-30 лет убеждала остальных американцев, что благодаря глобализации всем будет хорошо, а потом, очень скоро — еще лучше. Примерно как “Нынешнее поколение американских людей будет жить при коммунизме”. Трамп убедительно показал пустоту, обман и очевидную однобокость глобализации — с точки зрения работающих американцев за пределами финансовой индустрии, хай-тека и, возможно, жителей больших городов на побережьях. Трамп назвал глобализацию и политико-экономические коррупционные связи с Китаем причиной ограбления трудящейся Америки небольшой группой людей.

Трамп сделал ставку на средний класс, на людей работающих, на старую американскую республиканскую традицию, когда после уплаты согласованных минимальных налогов, государство оставляет людей в покое. Такой подход абсолютно противоположен убеждениям политиков и социальных бюрократов Демократической партии, для которых не существует “своего” частного дела, нет частной жизни, но все дело государства. Политиков, которые предпочитают социальное, патронажное государство, где отношения “патрон — клиент” навсегда привязывают избирателя, прикормленного клиента к патрону-политику, раздающему блага и услуги.

После финансового кризиса 2008 года, за который тяжело расплатился средний класс, и после которого он сделал правильный вывод о том, кто на кризисе заработал, Демпартия потеряла значительную часть среднего класса, как свой традиционный электорат. В поиске своего нового электората она сделала еще большую ставку на усиление социального государства, а значит на людей зависимых — на люмпенов, образованцев, обремененную долгами молодежь, новых эмигрантов и нелегалов. Оппозиция и элита, тем не менее, ни под каким соусом не могла признать это вслух, по-прежнему называя себя защитником среднего класса. Постоянное напоминание Трампом этого простого факта и реальные цифры поддержки республиканцев работающими американцами, средним классом и даже впервые (!) некоторыми профсоюзами, буквально выводило оппозицию и элиту из себя.

В международной политике ставка Америки на себя и шумный уход из многочисленных слишком затратных интернациональных договоров и организаций, которые для нескольких поколений элиты были источником многочисленных теплых должностей и возможности руководить без отчетными финансовыми потоками, было воспринято как покушение на святое святых.

Иммиграционная политика Трампа, стена на границе с Мексикой — совершенно взбесила оппозицию. Эта политика Трампа, поддерживаемая большинством избирателей, лишила Демпартию возможности увеличить электоральную базу своми традиционными клиентами.

Наконец, не надо забывать жесткую политику на уменьшение государственного регулирования, сокращение госаппарата и резкое несогласие с политкорректными движениями и квотами, что есть основа существования разбухшего государственного сектора, в частности — сектора среднего и высшего образования.

Список можно продолжать и продолжать, но пока достаточно перечисленного.

Оппозиция смогла победить. Президентом стал очень пожилой человек, бессменно находящийся в политике уже почти 50 лет, не замеченный за все это время ни в каких новых идеях, практически не участвовавший в предвыборной кампании, человек, за которым тянется длинный хвост сомнительных связей. Его вице-президентом и очень возможным Президентом стала женщина, которая первой сошла с дистанции во время праймериз, была крайне непопулярна во время них, то есть, крайне непопулярна даже среди избирателей своей партии, набрав в последних их них около 3% голосов. Как бывший житель Сан-Франциско и Калифорнии, могу добавить, что ее карьера в городе и штате тоже не отличалась особой красотой. Это если сказать очень мягко.

Выборы безусловно имеют последствия. Тем не менее, с точки зрения конституционного порядка не произошло ничего необычного. Преимущество оппозиции в нескольких решающих штатах достигнуто огромным, но законным вливанием денег в организацию выборного процесса в нужном для оппозиции “почтовом” направлении, чему очень помогла история с коронавирусом. Да, страна стала еще более радикально идеологически разделенной. Но разделение по-прежнему примерно равное. Выборы показали относительную стабильность электората. За пределами Калифорнии за Байдена и Трампа подано почти одинаковое количество голосов, а в целом по стране республиканцы увеличили свое представительство. Выбор президента по-прежнему определила разница всего в несколько десятков тысяч голосов в нескольких штатах, а практически — всего в четырех городах. Но подобное разделение уже было не раз.

Поздравим победителей, посмотрим, на что способна новая Администрация, будем жить дальше и оценивать последствия по мере их поступления.

Тем не менее, надо отчетливо понять, что чрезвычайно важная четвертая власть — СМИ — перестала выполнять свою основную функцию в демократическом государстве — быть независимым, внепартийным критиком существующей власти. Сегодня СМО массово скупаются левыми олигархами. Резкое увеличение не критики, но ненависти к одной из партий и к законно избранному Президенту, вместе с уровнем ненависти в социальных сетях — совершенно новое явление, последствия которого на сегодня еще не ясны, но очень беспокоят общество.

В заключение я дам мнение одного неглупого человека со стороны. Европейца. Люди моего возраста и постарше хорошо знают имя Севы Новгородцева. Около 40 лет он было важным голосом ББС для русскоязычных слушателей. Сразу после выборов в интервью одной из российских радиопрограмм, в ее самом конце случайно возник вопрос о последних выборах и о Трампе. Новгородцев — классический европеец, весьма скептически относящийся ко многим аспектам американской действительности. Тем более интересно было услышать его мнение.

В разговоре на радио он и ведущий обсуждали фигуру одного из американских телеведущих, человека наглого и самоуверенного. И вдруг, совершенно неожиданно ведущий спрашивает: (дальше я цитирую)

Ведущий:

— Самоуверенно и с оттенком наглости ведет себя пока еще действующий Президент Дональд Трамп?

Сева Новгородцев:

— Да, согласен с вами, согласен. Но Дональд Трамп восстал, как и поддержавшая его половина Америки, против ханжества, которое в Америке существует давно, а сейчас это ханжество приняло еще и политический и идеологический вид. Вы знаете, у актрисы Раневской как-то спросили, есть ли у нее недостатки. Она сказала — “да, есть два. У меня очень большая попа и иногда я немного привираю”. Так вот, американские демократы привирают, с моей точки зрения, постоянно. Чуть-чуть, но постоянно, все время. И вот Дональд Трамп — он ведет себя, конечно, грубовато, как бизнесмен на переговорах, но он восстал против всей этой культуры привирания, идеологической притворности. И кроме того, он борется со слоем, который ему, в общем-то, трогать было не нужно. Он взял курс на изменение или даже частичное уничтожение американской бюрократии. А это, господа, такая гранитная скала, которая любой корабль разобьет о свои бока. И вот сейчас на этом, собственно говоря, Трамп и погорел. Потому что он откусил, как говорят американцы, столько, что ему не прожевать.

Ведущий:

— Но сам Трамп разве немного не привирает? Его ведь в этом все время обвиняют…

Сева Новгородцев:

— Он не врет, но он преувеличивает иногда. Но там явного вранья идеологического нет. Потому что, то, что он сделал, список его достижений — колоссальный. Это, конечно, замолчат, потому что Трамп раздражает не только демократов, не только прогрессивистов, не только профессуру, не только всю университетскую интеллигенцию, но и всю журналистскую братию, которую он охотно поначалу оскорблял. Ну, это ему не простили… Я недавно по этому поводу написал на своей странице ФБ: “Не хамите журналистам, они будут писать ваш некролог”. На журналистов ополчаться нельзя, а Трамп, конечно, совершил такую ошибку.

Кстати, уже от себя. Фраза Севы Новгородцева об откусившем, больше, чем может прожевать, очевидный отсыл к известнейшей песне Фрэнка Синатры «Мой путь» (“My Way”).

Есть несколько переводов английского текста на русский, можете посмотреть. На мой взгляд, может быть, за исключением последнего куплета, эти слова, слова человека, от имени которого поет Синатра, мог бы сказать о себе Дональд Трамп.

Идеалист и альтруист и одновременно человек, который не умел и был совершенно не готов играть по правилам. Человек, который за 4 года так и не научился играть по правилам, самоуверенность и наглость которого раздражали всех в обеих партиях, человек, который умудрился поссориться даже со многими своими союзниками, который грубой критикой безнадежно восстановил против себя СМО, риторика которого в последние месяцы была близка к параноидальной, но который, тем не менее, единственный за последние 40 лет покусился на самое святое в политической машине Соединенных Штатов, на ее тупую, непрерывно растущую, закостенелую, лицемерную и очень агрессивную двупартийную монолитную бюрократическую систему и на все растущую пропасть в привилегиях элиты и остальных американцев. Человек, который органично не признал разделение американцев на элиту и деплорэблс (безнадежные, недостойные).

* * *

Система довольно легко его победила. Он так и не смог пережевать откушенное. Возможно, человек подобных взглядов, подобной энергии и работоспособности, но с другими манерами, выпускник мужского варианта “института благородных девиц”, умеющий лавировать в дебрях вашингтонской политической бюрократии смог бы добиться большего. Но такой не нашелся. И теперь уже невозможно представить, что в ближайшем будущем найдется. А Трамп, на мой взгляд, останется самой трагической личностью в американской политической истории последних поколений.

По-моему, на сегодня это главное последствие выборов 2020 года.

 

Spokane
January, 2020

 

Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2021/nomer1/judovich/