(продолжение. Начало в №1/2021)
3 Между жизнью и смертью
Умер Шауль за отступничество: от Господа он отступил, слово Господа не хранил, поднимающего мертвых он вопрошал.
Господа не вопрошал — Он его умертвил
и передал царство Давиду сыну Ишая
(Повести лет 1 10:13-14).
Избранник Давид, завоевавший сердце народа Давид-победитель, Давид, покоривший сердца дочери и сына царя. Отныне жить ему в ожидании своего царского часа. Отныне и навсегда идти ему по тонкой грани между жизнью и гибелью, между ненавистью и любовью. Любящие спасают Давида, а его ненавистник, любящий Давида Шауль преследует, ищет душу его, посылает людей в дом Давида — убить. Ведь власть и любовь вещи суть несовместные.
3.1. Любовь спасает Давида
Сказал Шауль сыну Ионатану и всем рабам своим Давида убить,
а Иеѓонатан сын Шауля в Давида сильно влюбился (Шмуэль 1 19:1).
Ионатан — самая трагичная фигура цикла рассказов о Шауле и о Давиде. Он раздираем между любовью к Давиду и преданностью отцу. Ионатан предупреждает Давида о намерении отца убить его и просит укрыться. Тем временем он заговорит с отцом о Давиде и отцовские слова ему передаст. Шауль словам сына, просящего его не грешить против Давида, не проливать крови невинной, «ни за что убивая», внимает. Клянется Шауль традиционной клятвой именем Бога: «Жив Господь, он не умрет». Но — вновь война с плиштим, вновь Давид «поразил их разгромом великим», вновь «был злой дух Господа на Шауле, с копьём в руке в доме сидел он,// Давид рукою играл» (там же 5-8).
Хотел Шауль приколоть копьем Давида к стене, уклонился тот от Шауля, и он стену копьем поразил,
этой ночью Давид убежал, спасаясь (там же 10).
Посылает Шауль в дом Давида — стеречь и убить. На этот раз спасает его дочь Шауля жена Давида Михаль. Об этом Давид-поэт рассказал. Об обстоятельствах, «по мотивам» которых написаны эти строки, говорит надписание: «Когда послал Шауль// стеречь дом, чтобы его убить» (Восхваления 59, 58:1).
Мой Боже, спаси от врагов,
от восстающих на меня будь оплотом.
От беззаконие творящих спаси,
избавь от кровожадных.
Вот, подстерегают душу мою,
против меня затаились жестокие,
ни преступления на мне, ни греха,
Господи.
Без вины — мчатся, готовятся,
пробудись мне навстречу, смотри!
А Ты, Господь, Бог Всемогущий,
Боже Израиля,
проснись — наказать все народы,
не помилуй всех отступников беззаконных.
Села.
К вечеру вернутся,
как пёс, скуля,
закружат по городу.
Вот, рты орут,
мечи — в их устах,
кто услышит?
А Ты, Господь, над ними смеёшься,
над народами всеми глумишься.
Он мощь — я чаю Тебя:
Бог — мой оплот.
Мой верный Бог встретит меня,
врагов моих Бог даст увидеть.
Не убей их,
чтобы мой народ не забыл,
силой Своей заставь скитаться, низринь их,
наш защитник, Владыка.
Грех рта —
слово уст,
схватят их за гордыню,
за то, что клятву и ложь произносят.
Уничтожь в ярости,
уничтожь — и нет их,
и узнают, что Бог властвует над Яаковом
до краёв земли.
Села.
К вечеру вернутся,
как пёс скуля,
закружат по городу.
Скитаются они, чтобы поесть,
не насытившись, не уснут.
А я буду мощь Твою петь,
по утрам о верности Твоей ликовать,
ведь Ты был мне оплотом,
убежищем в день беды.
Мощь моя, Тебя воспою,
Бог — мой оплот, Бог — моя верность
(там же 2-18).
Давид бежит, но тень смерти, тоска и скорбь за ним поспевают. Давид бежит и приходит к Шмуэлю. Шауль, об этом узнав, шлет посланцев, те на пророчащих натыкаются. С ними рядом Шмуэль. И «был на посланцах Шауля дух Божий, пророчили и они». Посланы другие посланцы и, как водится, третьи — тоже пророчат. Наконец, сам Шауль, преследуя Давида с Шмуэлем, впадает в пророчество: «И он, одежды сорвав, перед Шмуэлем пророчил, лежал голым весь день и всю ночь» (Шмуэль 1 19:20-24).
«Пророк», «пророчество», «пророчить» — смысловое поле этих лексем широко. Чаще всего речь идет о голосе Господа, который слышит пророк, о слове Всевышнего, которое людям должен он передать: остеречь, подвигнуть, помочь в будущее заглянуть. В данном случае речь совсем не об этом. Насылая пророческий дух, Господь спасает Давида от обезумевшего от ненависти и злобы Шауля. Противоречивые чувства терзают душу царя: не убий — царства лишиться, убий — сыну именем Бога поклялся кровь Давида не проливать.
Сын и дочь Шауля — друг и жена Давида, но не только поэтому он не помышляет на Шауля руку поднять: тот царь, избранник Господень, помазанный на царство пророком, посланцем Всевышнего. Иначе говоря: на Шауля руку поднять — поднять ее на себя, на Давида-царя.
Спасшийся от преследования Давид приходит к Ионатану. «Что сделал, в чем прегрешение, чем согрешил перед отцом твоим, что он ищет душу мою?» Ионатан уверяет, что ничего отец от него не скрывает, а он о злых умыслах не ведает ничего. Однако Давид уверен, что он на один шаг лишь от смерти. Отвечает Ионатан: «Что душа твоя скажет, сделаю для тебя» (там же 20:1-4).
Давид пытается понять, в какой степени может полагаться на друга. В качестве приближенного он должен на следующий день после разговора с Ионатаном присутствовать на вечерней праздничной трапезе в честь Новомесячья. Кроме царя, только наследник может позволить Давиду на ней не присутствовать. Семейное жертвоприношение в родном городе Давида Бейт Лехеме — не только веская причина, но и напоминание об уловке Шмуэля, «подсказанной» Господом. Задача Ионатана — понять, каковы намерения отца: может ли Давид не опасаться или должен от царского гнева бежать.
Ионатану известна воля Господня: не ему быть царём, но Давиду. И он друга благословляет: «Будет Господь с тобой, как с отцом моим был» (там же 13). Нелегко Ионатану дается благословение, или любовь к Давиду сильней жажды власти?
Выбор сделан. И сделан не им. В отличие от отца, Ионатан покорен воле Господней. Ионатан кричит, обращаясь то ли к Богу, то ли к Давиду, то ли к обоим, то ли к себе самому.
Нет! Пока жив!
Нет! Окажи мне милость Господню! И не умру!
Не истреби милость твою от моего дома вовеки!
Нет! Даже когда Господь врагов Давида до единого с лица земли истребит! (там же 14-15)
Заключив союз, уговариваются друзья: Давид придет на условленное место, а Ионатан выпустит три стрелы, за которыми пошлет юношу, слугу своего, говоря: «Вот, стрелы между тобой и мной, возьми их, иди: ничего, мир тебе, жив Господь!»; или: «Вот, стрелы дальше тебя,// уходи: Господь тебя отсылает» (там же 21-22).
Празднество Новомесячья продолжалось два дня. В первый день, заметив отсутствие Давида, Шауль ничего не сказал. А на второй спросил сына с презрением, не называя по имени: «Почему не пришел сын Ишая ни вчера, ни сегодня на трапезу?» (там же 27) Услышав ответ, что тот просил позволения отлучиться в Бейт Лехем, разгневался Шауль на сына, выбравшего «себе на позор сына Ишая, на позор наготы своей матери!» (там же 30)
«Все дни, что сын Ишая живет на земле, не утвердишься ни ты, ни царство твое,
сейчас же пошли, ко мне возьми его, ибо он смертник».
Отвечал Иеѓонатан Шаулю, отцу своему,
сказал: «За что он умрет? Что он сделал?»
Поднял Шауль копьё — его поразить,
узнал Иеѓонатан, что отцом решено Давида убить (там же 31-33).
В гневе выскакивает Ионатан из-за стола, а утром со слугой выходит он в поле, и, как договорено, пускает стрелу и кричит условленное, о царском гневе предупреждая. Ионатан отсылает слугу, Давид падает ниц, три раза он простирается, друзья целуют друг друга и плачут, прощаясь. Расставаясь, сказал Давиду Ионатан: «С миром иди,// оба клялись мы именем Господа, говорили: ‘Господь будет между мной и тобой, между потомством моим и потомством твоим навеки’» (там же 41-42).
Жребий брошен. Давид, спасенный любовью, обречен на скитания, на преследования, на поиск пути, тропы, порою лазейки размером с угольное ушко, чтоб не погибнуть, чтобы сохранить жизнь и надежду на царство.
3.2. Нов и Гат
Давид приходит в Нов, город северней Иерушалаима, к Ахимелеху-коѓену, внуку Великого коѓена Эли, к которому привела Хана сына Шмуэля. Ахимелех встречает его удивленно, подозрительно, даже сказано: «трепеща» (там же 21:2). Любимец царя и народный любимец, царский зять, друг наследника, Давид явился без свиты, один, что объясняет правдоподобно: дело тайное, слуги в указанном месте его дожидаются. Давид требует хлеб. Но у Ахимелеха есть только хлеб жертвенный, Господу посвященный. Он согласен дать хлеб этот Давиду, только «если слуги женщин остерегались» (там же 5).
Согласно Учению (Тора; Воззвал, Левит 24:5-9), в качестве постоянной жертвы на стол необходимо класть двенадцать хлебов пред Всевышним. После смены хлебов их могут есть только коѓены. Ахимелех согласен в нарушение закона дать этот хлеб при условии, что воины Давида ритуально чисты. В этом случае нарушение закона будет не очень тяжелым. Давид заверяет: «Истинно, ни вчера, ни третьего дня у нас не было женщин, выходили — сосуды юношей были освящены» (Шмуэль 1 21:6). У Давида еще одна просьба: оружие — спешили, не взяли. У воина оружие всегда при себе, точней сказать, на себе. Но напуганному Ахимелеху не до тонкостей. У него есть не только хлеб, но и «меч Гольята-плишти, которого ты в долине Эла убил» (там же 10).
Есть в рассказе о Давиде и Ахимелехе один незаметный, из общего повествования выпадающий стих, который обязательно вспомнится — в дальнейшем, при иных обстоятельствах. В нем говорится, что в Нове одновременно с Давидом находился некто Доэг, раб Шауля, глава его пастухов, что, кроме прочего, напоминает о пастушеской юности, завершившейся, о чём Ахимелех помнит прекрасно, победой над Гольятом-плишти, голову которого Давид его собственным мечом отрубил.
И этот меч указывает Давиду, куда идти дальше — в родной город Гольята, куда за ним следует повествователь. Если после прощания с Ионатаном, спасаясь от Шаулева гнева, уходит Давид (там же 1), то после пребывания в Нове, не слишком Ахимелеху доверяя, он бежит туда, где надеется найти защиту, спасение от Шауля, к царю города Гата Ахишу (там же 11). О его приходе слуги сообщают Ахишу, так беглеца аттестуя: «Ведь это Давид, царь той страны, ведь это о нем, танцуя, пели и говорили: ‘Шауль тысячи поразил, десятки тысяч — Давид’» (там же 12). Испугавшись своей собственной славы среди врагов, Давид «притворился перед ними безумным,// в их руках бушевал, двери ворот исцарапал, слюной на бороду брызгал» (там же 14). Поверив актерству Давида, Ахиш упрекает рабов своих, зачем безумного привели: «Сумасшедших мне не хватает, что этого привели безумствовать передо мной?» (там же 16)
Об этом поэт Давид рассказал, царя Гата Авимелехом (дословно: отец царей), титулом царей плиштим называя.
Давида,
притворившегося безумным перед Авимелехом,
изгнали — ушел.
В любой час Господа благословляю,
всегда на устах моих восхваление.
В Господе душа восхваляется,
слыша, смиренные веселятся.
Со мною Господа возвеличьте,
все имя Его вознесем!
Вопрошал Господа — был услышан,
от всех страхов Он меня спас.
Гляньте на Него — засияйте,
лица не будут посрамлены.
Вот, воззвал несчастный — слышит Господь,
ото всех бед спасает его.
Станом стоит посланник Господень
вокруг страшащегося Его, освобождая.
Испробуйте и увидьте: добр Господь,
счастлив муж, полагающийся на Него.
Бойтесь Господа, святые Его,
страшащимся Его нет недостатка.
Львы, оскудев, голодают,
а вопрошающим Господа в любом благе нет недостатка.
Идите, слушайте меня, сыновья,
страху Господнему вас научу.
Кто человек, жаждущий жизни,
благо любящий видеть все дни?
Храни язык свой от зла,
уста — коварное произносить.
Отступай от зла и делай добро,
ищи мир, преследуй его.
Глаза Господа — к праведникам,
к воплю их — уши.
Лик Господа — к делающим зло:
истребить с земли их имена.
Кричите — услышит Господь,
спасет от всех бед.
К сокрушенным сердцем близок Господь
и подавленных духом спасает.
У праведника множество бед,
от всех спасает Господь.
Все кости оберегает,
не сломана из них ни одна.
Зло злодея добьет,
ненавистники праведника будут покараны.
Избавляет Господь душу рабов Своих,
не будут покараны на Него полагающиеся
(Восхваления 34, 33).
3.3. Преступление Шауля
И в Нове и в Гате глазами повествователя мы видим Давида-беглеца одного. Но слава героя пределы Израиля перешагнула. В пещеру Адулам, куда бежит после Гата Давид, к нему спускаются братья «и весь дом отца его» (Шмуэль 1 22:1), т. е. весь клан Ишая. Туда собираются «те, кто в беде, заимодавцем теснимый, в душевной горечи люди» (там же 2), всего около четырёхсот человек, и Давид становится их предводителем. Таким образом, преследование Шаулем Давида дает толчок гражданской войне: в стане преследуемого люди, властью отверженные, ей ущемленные.
Повествователь внимательно следит за маршрутом Давида: из пещеры Адулам — к царю Моава, где оставляет отца и мать на царское попечение (= получает поддержку царя Моава, соседа Израиля). Оттуда по совету пророка Гада, которому еще предстоит сыграть большую роль в повествовании, он приходит (внимание: сюда Давид не бежит!) в лес Харет, в землю Иеѓуды, родного колена Давида. Так замыкается первый круг скитаний Давида: побывав у двух соседних царей, он возвращается в родные края: по слову пророка Гада, негоже царю Израиля в землях чужих кочевать.
Тем временем повествование переносится в Гиву, там — царь Шауль, в руке у которого, понятно, копьё, с которым не расстается, рабы — перед ним. Шауль их упрекает: что, всем вам раздаст сын Ишая виноградники и поля, «всех вас поставит командирами тысяч и командирами сотен!» С тех пор, как в последний раз повествователь о нем говорил, подозрительность Шауля только окрепла, теперь он подозревает и сына: «Вы все против меня сговорились, в мой слух не открыли, что сын мой с сыном Ишая союз заключил! Нет среди вас пекущегося обо мне, в слух мой открывшего,// что мой сын поднял раба моего меня подстеречь, как сегодня» (там же 7-8).
Перо повествователя обладает удивительным свойством: оно запечатлевает не только то, что здесь и сейчас, но и то, что случится. Повествователь пишет не хронику. Он описывает жизнь Давида в целостности, такой, какой видит после смерти царя и поэта. Ведь тогда и только тогда определится истинный смысл и подлинное значение каждого поступка Давида, добро, в котором толика зла, и зло, из которого доброе возникает. Только кто посмеет эту толику установить, определить меру доброго?
На глазах рабов Шаулем брошены обвинения сыну. Но повествователь знает: они брошены дальше, в них — намек на будущее Давида, против которого действительно поднимется сын — власть отобрать. Сын же Шауля не помогает Давиду в борьбе — друга от смерти спасает. Но кто может Шауля, от бешенства и ярости изнемогшего, в преувеличении обвинить? Может всё дело в том, что повествователь слишком любит Давида, чтобы к несчастному чуть спокойнее относиться? Остается повествователя в преувеличении обвинить? Или — к герою своему в излишней любви?
А теперь время вспомнить: во время пребывания в Нове Давида, там был раб Шауля, как оказалось, верный, Доэг из Эдома (Идумея), который сообщает царю, что сын Ишая приходил к Ахимелеху, и тот дал ему не только припасы, но и (главную деталь Доэг не упускает!) меч Гольята-плишти.
Так об этот Давид-поэт говорит.
Когда пришел Доэг из Эдома,
рассказал Шаулю,
ему говоря:
«Давид пришел в дом Ахимелеха».
Зачем злом, воин, бахвалишься?
Каждый день верность Божия.
Беды твой язык замышляет,
как бритва, заточен — лукавство творить.
Зло больше добра полюбил,
ложь — чем говорить правду.
Села.
Все губительные слова полюбил,
язык коварства
(Восхваления 52, 51:2-6).
Слова Доэга воистину были губительны.
Шауль? Привести Ахимелеха и весь дом отца его! Отговорки Ахимелеха, мол, Давид — зять царя, бесполезны, приговор: «Смертью умрешь, Ахимелех!// Ты и весь дом отца твоего» (Шмуэль 1 22:16). Гонцы, рабы стоящие при царе, выполнить приказ убить коѓенов Господа не посмели, его исполнил Доэг из Эдома (= иностранец, иноверец).
Восемьдесят пять коѓенов были убиты. В городе коѓенов Нов не только жители, но и скот были острием меча поражены. От злодеянья Шауля спасся лишь один сын Ахимелеха Эвьятар (Авиафар), который бежит под защиту к Давиду.
Это преступление — черта под судьбою Шауля.
3.4. Край накидки
Шауль и смерть сросшейся тенью следуют за Давидом. Порой кажется: не они его тень, он сам — тень Шауля и собственной жизни, которой не много отмеряно. Повествование раз за разом полнится безысходностью, которая внезапно, неожиданно, вдруг разрешается нечаянным избавлением, невесть откуда пришедшим, чудесным. Впрочем, чудо здесь ни при чем: Давид («я», поэзия) обращается к Богу, Давид («он», проза) находит неожиданный выход. В этой прозе всё — быль, полова небылиц отсеяна тщательно на очень сильном ветру. О чуде — ни малейшего слова. Ни морских, ни речных вод расступившихся. Ни грома-молнии и тяжёлого облака на горе, дымящейся и дрожащей, и в огне сходящего Господа. Не замерло солнце, не остановилась луна — чтобы сражение продолжалось.
Давид и Шауль: даже внешний облик резко контрастен. Шауля повествователь часто видит с копьём, оружием дальнего боя, Давида — с мечом, тем самым, которым Гольята-плишти поразил. Шауль высок, о росте Давида не сказано, но, несомненно, по контрасту он ниже Шауля. Давид бежит. Шауль догоняет. Шауль ищет души врага своего, Давид о цареубийстве не помышляет, можно даже сказать, от него уворачивается. Шауль убивает коѓенов Бога живого, который от него отвернулся, Давид обращается к Господу и слышит Всевышнего.
Давид вопрошает Бога, идти ли ему в Кеилу (Кеиль) спасать соплеменников от плиштим, которые грабят гумна. Господь отвечает: «Иди, поразишь плиштим, спасешь Кеилу» (Шмуэль 1 23:2). Но люди Давида боятся с плиштим воевать, и Давид, вновь обратившись к Господу, получает ответ: «Встань, спустись в Кеилу, в руку твою плиштим отдаю» (там же 4). Давид побеждает. Бог, отвернувшийся от Шауля, с Давидом, который во всех вселяет уверенность в своем войске и демонстрирует соплеменникам: он, Давид, их защитник.
Шаулю сообщают, что его враг находится в Кеиле. Это знак: Бог предал Давида в руку его, ведь запертый в городе, тот будет лёгкой добычей. Шауль созывает «весь народ на войну» (там же 8), а Давид Господа вопрошает: предадут ли его и людей его жители Кеилы в руку Шауля? Ответ Всевышнего: предадут. Давид бежит в пустыню Зиф, жители которой сообщают об этом Шаулю.
Нетрудно представить положение беглеца. Куда бы он ни пришел, его предадут. Не в нем видят царя, но в Шауле: у того войско, у того царская власть, у того право казнить и воля миловать. Давид спасает жителей Кеилы от разбоя плиштим. Благодарность — предательство. В этот тяжёлый момент к Давиду приходит Ионатан, в стихе подчеркнуто: сын Шауля (там же 16), который укрепляет волю Давида, и они вторично заключают союз, согласно которому царствовать будет Давид, а его друг будет вторым после него.
О событиях в пустыне Зиф поэт Давид говорит.
Когда пришли обитатели Зифа и сказали Шаулю:
«Давид скрывается у нас».
Именем Своим, Боже, спаси,
Своим могуществом суди меня.
Боже, услышь молитву мою,
внемли словам уст.
Ведь чужие на меня поднялись,
жестокие ищут душу мою,
не поставили Бога перед собой.
Села.
А мне Бог помогает,
укрепляет душу Владыка.
Зло на врагов обращает,
Своей правдой их губит.
Я добровольную жертву Тебе принесу,
возблагодарю имя Твое, Господь, ибо Ты благ.
Ведь от любой беды спасал Ты меня,
а глаз мой видел врагов
(Восхваления 54, 53:2-9).
Шауль наущает жителей Зифа следить за Давидом, которому ничего не остается, как бежать дальше, из пустыни в пустыню, из пустыни Зиф в пустыню Маон. Повествователь кружением передает характер преследования Шаулем Давида, и кажется оно огромным, словно гора, как жизнь, бесконечным. Давид убегает, словно догоняет Шауля, а тот преследует, будто от врага своего убегает:
Шёл Шауль одной стороной горы, а Давид с людьми шёл другой стороной горы,
было: Давид спешил уйти от Шауля, а Шауль с людьми — Давида с людьми окружают, чтобы схватить (Шмуэль 1 23:26).
Но! Опять вдруг! Снова внезапно!
Известие о нападении плиштим заставляет Шауля прервать преследование. А Давид, вырвавшись наконец из пустыни, новое прибежище находит в Эйн-Геди (Ен-Геди), оазисе недалеко от западного берега Солёного моря, в гористой местности, где пещер великое множество. Здесь и случается: Шауль, готовивший Давиду ловушку, сам в нее попадает. Мера за меру!
В одной из пещер Давид обращается к Господу. Этот текст — одна из пяти глав Восхвалений, в надписании которой сказано, что это молитва (142, 141:1; другие — 17, 16:1, 86, 85:1, 90, 89:1, 102, 101:1).
Голос — к Господу, я призываю,
голос — к Господу, я молю.
Думу пред Ним изливаю,
о беде пред Ним говорю.
Когда дух ослабевает во мне…
А Ты мою тропу знаешь,
путем этим хожу,
силки поставили на меня.
Смотри направо, увидь:
друга нет у меня,
убежище сгинуло,
о душе моей нет радеющего.
Призываю Тебя,
Господь,
говорю: «Мое укрытие Ты,
доля в земле живых».
Услышь моленье мое,
я очень убог,
от преследователей спаси,
они сильнее меня.
Из заточения вызволи душу —
благодарить имя Твое,
праведники меня окружат,
Ты мне воздашь
(Восхваления 142, 141:2-8).
Итак, когда Шауль возвращается от плиштим, ему сообщают, что Давид, его враг, в Эйн-Геди скрывается со своими людьми. Берет он «три тысячи отборных мужей» и идет искать Давида «по утёсам серн» (неприступным местам; устойчивое словосочетание, название утёсов, на которые способны забраться одни только серны). И вот скрещиваются пути. Давид в глубине пещеры скрывается. В нее, у «загона овечьего» (!) «укрыть ноги» (эвфемизм: справить нужду) заходит Шауль. Сказали люди Давида: «Вот день, о котором тебе Господь говорил, предаю в твои руки врага, делай с ним, что в глазах твоих хорошо»; встал Давид и тайком отрезал край накидки Шауля (Шмуэль 1 24:2-4).
Давид не позволяет людям своим на Шауля подняться, тот, ничего не подозревая, из пещеры выходит, и убегающий от Шауля Давид — за ним. Впервые они поменялись местами. В руке Давида, в свое время примерявшего доспехи Шауля, в руке его край царской одежды.
Посыпание головы пеплом и разрывание одежды — важнейшие символы горя, несчастья, беды. Обесчещенная Тамар уходит от Амнона, возлагая пепел на голову и разрывая платье свое. В разорванной одежде с землей на голове встречает Давида, бегущего из Иерушалаима от Авшалома, Хушай (Хусий, Шмуэль 2 15:32). А Давид отрывает лишь часть накидки (= власти, царства) Шауля.
Давид зовет Шауля, тот, оглянувшись, видит его, склонившего лицо к земле, перед ним преклонившегося.
Сказал Шаулю Давид: «Зачем слушаешь ты слова людей, говорящих:
‘Давид зло тебе ищет’.
Вот, сегодня глаза твои видели: отдал тебя сегодня Господь в пещере в руку мою, говорили убить, а я тебя пощадил,
сказав, что не простру руку свою на моего господина: помазанник Господа он.
Отец мой, взгляни, видишь в руке моей край накидки твоей:
я отрезал край накидки — тебя не убил, знай и смотри: нет в руке моей зла, преступления, не грешил перед тобой, а ты охотишься за моей душой — ее отобрать.
Господь между мной и тобою рассудит, за меня Господь тебе отомстит,
но моей руке на тебе не бывать.
Как сказано в древней притче: от злодеев злодейство исходит,
моей руке на тебе не бывать.
Против кого царь Израиля вышел? За кем гонишься ты?
За псом мёртвым! За одною блохой!
Господь будет судьёй, между мной и тобой Он рассудит,
Он увидит, Он моим сраженьем сразится, меня от твоей руки Он спасет!»
Было: кончил Давид Шаулю эти слова говорить, сказал Шауль: «Твой это голос, сын мой Давид?»
Возвысил голос Шауль, заплакал.
Сказал Давиду: «Ты справедливей меня,
ты добром воздавал, я воздавал тебе злом.
Доказал ты сегодня, мне сделав добро:
Господь предал в руку твою — ты меня не убил.
Если человек отыщет врага, в добрый путь его он отпустит?
Господь тебе отплатит добром за то, что ты мне сделал сегодня.
Знаю теперь: царить будешь, царствовать,
взойдет в руку твою царство Израиля.
Теперь Господом мне поклянись, что после меня семя мое не искоренишь,
имя мое из дома отца моего не истребишь».
Поклялся Шаулю Давид, в дом свой пошел Шауль, Давид и люди его в убежище свое поднялись (Шмуэль 1 24:9-22).
Пещера — яркая примета ландшафта Иерушалаима и окружающих город гор. В пещере замечательно прятаться от преследования. В пещере замечательно хранить то, что не нуждается во взглядах чужих. Для обитателей Иерушалаима и окрестностей пещера — дело привычное. Пещера — один из древнейших, «базисных» символов — не раз является местом действия важнейших событий ТАНАХа. Для Давида пещера — укрытие от гнева царя, души его ищущего. Из нее Давид выходит на свет, чтобы показать Шаулю край накидки его. Для Шауля же пещера — это мир подземный, откуда он поднимает Шмуэля, мир мёртвых, который ему вскорости уготовлен, и из которого только благодаря Давиду-врагу он на время в мир живых поднимается.
Важнейший знак этой символической сцены — край накидки отрезанный. Но только ли то, что своего соперника, нынешнего царя, будущий царь пощадил, она означает?
Накидка (меиль, плащ, верхняя одежда) «прошивает» весь цикл о Шмуэле, Шауле, Давиде. Достаточно вспомнить: Хана, навещая юного сына Шмуэля, делала ему «малую накидку» и «из года в год приносила», когда с мужем приходила принести ежегодную жертву (там же 2:19). А Ионатан, заключив с Давидом союз, «полюбив его, как свою душу», снимает свою накидку и вместе с доспехами, мечом, луком и поясом отдает ее другу (там же 18:3-4). Когда по просьбе Шауля колдунья поднимает из мёртвых Шмуэля, тот появляется «накидкой окутан» (там же 28:14). И, наконец, когда Шмуэль объявляет Шаулю, что тот Богом отвергнут, «повернулся Шмуэль уйти,// схватил край накидки его — порвалась. Сказал Шмуэль: «Оторвал сегодня Господь от тебя царствование над Израилем,// отдал ближнему, который лучше тебя» (там же 15:26-28). Своим поступком Давид напоминает Шаулю: ты царь, отвергнутый Богом. И это — о чем свидетельствует его ответ — Шауль понимает прекрасно.
Так Давид-поэт об этом событии рассказал.
Сжалься, Боже мой, сжалься,
ведь Тобой душа укрывается,
в тени крыл Твоих я укроюсь,
пока беды минуют.
Воззову к Богу Всевышнему,
к Богу, мне воздающему.
Пошлет с неба — спасет,
меня топчущего посрамит.
Села.
Бог пошлет
верность и преданность.
Душа среди львов,
лежу на пылающих,
люди, их зубы — копьё и стрелы,
язык — острый меч.
Вознесись, Боже, на небо,
над всей землёй Твоя слава.
Сеть ногам приготовили,
душу согнул,
яму вырыли мне —
в нее и упали.
Села.
Боже, верно сердце мое,
верно сердце, я воспою и восславлю.
Пробудись, моя честь,
пробудитесь, невель и кинор,
буду зарю пробуждать.
Благодарить в народах, Владыка, Тебя,
в племенах воспевать.
Ведь до неба велика верность Твоя,
преданность — до небес.
Вознесись, Боже, на небо,
над всей землёй Твоя слава
(Восхваления 57, 56:2-12).
3.5. Копье и кувшин
Шауль, приблизив Давида, отталкивает его, а, оттолкнув, приближает. Он приближается к Давиду, чтобы отпрянуть, а, отпрянув, почувствовать неотвратимую тягу к нему, и только смерть это притяжение-отталкивание прекратит. Вначале Давид, подчиняясь воле Шауля, эту игру принимает. И только смертельная угроза его заставляет бежать.
Ситуация в пещере с отрезанным краем накидки повторяется снова. Верно, очень полюбилось Давиду и повествователю давать уроки чести Шаулю и демонстрировать народу Израиля благородство идущего на смену царя, который даже для обретения трона не способен пролить царскую кровь.
Вновь жители Зифа доносят Шаулю о месте, где скрывается враг. Но Шауль ведь признал, что Давид ему сделал добро, признал, что Давид будет царствовать. Похоже, жители Зифа, зная Шаулевы слабости, просто-напросто его провоцируют, самим напоминанием о Давиде царский гнев вызывая. Как бы то ни было, но Шауль с тремя тысячами воинов идет Давида искать. Разбивает стан, и увидел Давид: царь по его душу явился.
Ночь. По обычаю лежит царь внутри круга, его воинами образованном. С Авишаем, одним из верных своих, Давид пробирается к кругу, внутри которого спит Шауль, копье (!) воткнуто у изголовья. Теперь очередь Авишая убеждать Давида покончить с Шаулем, ведь Бог предал того в руку Давиду. В подражание Давиду, убившего Гольята его же мечом, Авишай хочет убить Шауля его же копьём: «Сразу к земле его копьём приколю — второй раз не сделаю». Давид: «Кто поднимет руку на помазанника Господа и останется ненаказанным?»
Сказал Давид: «Жив Господь, только Господь его поразит,
или придет его день — умрет, или на войне падет он — погибнет.
Не дай, Господи, мне руку на помазанника Господня поднять,
теперь возьми копьё, что у его изголовья, кувшин с водой и пойдем себе».
Взяв кувшин и копьё, Давид и Авишай уходят, в стане Шауля никто не проснулся: «Господень сон на них пал» (Шмуэль 1 26:8-12).
На следующий день, став на вершине горы, воззвал Давид к народу и к Авнеру сыну Нера, царскому военачальнику, упрекая его, что не уберег своего господина, и предлагая посмотреть, где копьё царское и кувшин. Узнав голос Давида, Шауль говорит: «Голос ли это моего сына Давида?» Давид отвечает: «Мой голос, царь, мой господин» (там же 17). Как прежде, Давид упрекает Шауля за то, что тот преследует его без вины, и демонстрирует, как прежде край накидки, копьё Шауля, предлагая, чтобы кто-то из царских юношей пришел его взять.
И вновь, как прежде, признавая свой грех, Шауль благословляет Давида: «Благословен ты, сын мой Давид, делая — делаешь, превозмогая — превозмогаешь»,// пошел Давид дорогой своей, на место свое Шауль возвратился» (там же 25).
Это был последний диалог двух царей Израиля: вскоре убитого и вскоре начавшего царить, диалог на фоне копья — символа смерти, которое Шауль метал и в Давида и в сына своего Ионатана, а также кувшина с водой — символа жизни.
3.6. На службе плиштим
Кто только и сколько раз Давида не предавал. А герой, Гольята-плишти победивший?
Несмотря на признание греха, несмотря на благословение, Давид не верит Шаулю и, чтоб от его руки не погибнуть, с шестьюдесятью людьми, двумя жёнами бежит в землю плиштим и поступает к царю Гата на службу. По просьбе Давида царь Гата дает ему город Циклаг (Секелаг), что в Негеве, чтобы Давид жил там, защищая от набегов кочевников, которые саранчой налетали, города оставляя безлюдными, поля и тела оставляя пустыми — сожженными, мертвыми.
Давид сам на кочевников нападал, беря трофеи, никого не оставляя в живых. Обманывая царя Гата, Давид называет другие места, которые будто бы он разоряет, места, населенные евреями и народом кени, близким евреям. Потому царь Гата уверен, что Давид будет ему вечным рабом, ведь он «опозорил, опорочил себя в своем народе Израиле» (Шмуэль 1 27:12). Всего в стране плиштим, кормясь разбоем, прожил Давид год и четыре месяца (там же 7).
Царь Гата Ахиш, полагая, что Давид навсегда перед соплеменниками себя опозорил, настолько ему доверяет, что, когда плиштим на войну с Израилем собирают силы свои, говорит Давиду, что и он с ними пойдет. Более того, царь готов сделать Давида хранителем своей головы.
Здесь повествователь прерывает свой рассказ о Давиде, напоминая сообщенное раньше: умер Шмуэль. Напоминает он для того, чтобы вновь обратиться к Шаулю, который испугался, стан плиштим увидав. Шауль обращается к Господу, но, в отличие от Давида, ответа не получает. Тогда, отчаявшись, мечущийся Шауль требует от рабов отыскать ему женщину, умерших вызывающую. Несмотря на то, что сам же Шауль «всех вызывающих мёртвых и ведунов в стране уничтожил» (там же 28:3), рабы такую женщину отыскали. Переодевшись, Шауль приходит к ней, просит Шмуэля поднять, женщина узнает в пришедшем царя, пугается, но тот заверяет, что ее не погубит.
Говорит Шмуэлю Шауль: «Очень мне тяжело, плиштим со мною воюют, Бог от меня отступил, больше не отвечает ни в снах, ни через пророков, призвал я тебя: скажи, что мне делать». Ответ Шмуэля: «Господь от тебя отступил, стал твоим ненавистником», «Господь вырвал из рук твоих царство, ближнему твоему отдал — Давиду», «отдаст Господь вместе с тобой и Израиль в руку плиштим, завтра ты и твои сыновья — со мною» (там же 15-17,19).
Сражение близится. Сражение неминуемо. Гибель Шауля близка. Но повествователь отодвигает развязку и переносит читателя в стан плиштим, там раздор из-за Давида. Правители плиштим боятся его измены. Царь Гата Ахиш уверяет их в Давидовой верности. Но те непреклонны, прекрасно помня, что он тот, кому «пели, танцуя»: «Шауль тысячи поразил, десятки тысяч — Давид» (там же 29:5).
Нечего делать Ахишу. После его разговора с Давидом, наутро еврейский отряд возвращается в землю плиштим и на третий день приходит в Циклаг, который Амалеком сожжен, жёны, в том числе и жёны Давида, и сыновья в плен уведены. «Давид и народ, что с ним, подняли голос и плакали —// пока сил плакать не стало». Тяжко Давиду — «сговаривался народ его камнями побить». Вопрошает он Господа: преследовать ли ему Амалека? «Преследуй, настигая — настигнешь, спасая — спасешь» (там же 30:4,6,8).
Бросился в погоню Давид. Лишь один факт о скорости движения ярко свидетельствует: по дороге из шестисот человек двести, обессилев, отстали. Нетрудно представить, насколько был стремителен бросок небольшого Давидова войска, если озлобленные, горящие жаждой мщения воины не в силах двигаться дальше.
По дороге подбирают слугу-египтянина, три дня и три ночи не евшего и не пившего, брошенного хозяином из-за болезни. Напоили, накормили, поклялся Давид египтянину, что не убьет его, не выдаст в руку хозяина, и тот приводит войско Давида к вражескому отряду: «жрут, пьют, празднуют добычу великую, ее в земле плиштим и в земле Иеѓуды добыли». «Убивал их Давид от темноты до вечера третьего дня,// не спасся из них ни один, кроме четырёхсот юношей, бежавших верхом на верблюдах» (там же 17-18).
Зачем читателю знать о четырёхстах юношах, на верблюдах от смерти бежавших, почему сказано о победе Давида именно так? Во-первых, чтобы продемонстрировать: коль скоро не спасся из врагов ни один, кроме четырёхсот человек (столько всего в отряде Давида), то можно вообразить несметность вражьего войска. Не названа численность? Любое число врагов, назови его, меньше несметности! А во-вторых, число убежавших, которое повествователю ведомо, убеждает читателя: он знает, ибо свидетель, ему можно верить. А то, что посчитать количество убитых легче, чем убежавших, ему, увлеченному рассказом о Давиде и победе его, недосуг. За торжествующим Давидом повествователь стремится!
Победа Давида огромна. Он вызволил всех и всё, что взял Амалек, «не пропало ни малое, ни большое, ни сыновья, ни дочери, ни добыча», и сам взял он трофеи: овец и быков гнали перед отбитым скотом, говоря: «Это добыча Давида!» (там же 19-20) Мыча и блея, пыль поднимая, идет впереди Давида слава героя и победителя. Пришли победители к тому месту, где обессилевшие остались, и среди этих великолепных героев оказались и «злые и подлые».
Заговорили все злые и подлые из людей, что с Давидом пошли, сказали: «Не пошли с нами — из добычи, что взяли, им не дадим, каждому — лишь жену и сыновей, пусть уводят они и уходят».
Сказал Давид: «Братья, не делайте так!
Что дал нам Господь? Нас сохранил, а отряд, напавший на нас, в руки нам предал.
Кто в этом деле послушает вас?!
Доля бывшего в бою — как доля с вещами сидевшего, вместе делите!»
Было с того дня и потом:
установил он закон и обычай в Израиле до сего дня (там же 22-25).
Не царское дело обессилевших обижать. Царское дело: учить народ справедливости, благородству, законы и обычаи в народе своем устанавливать, да к тому же из «добычи старейшинам Иеѓуды, друзьям своим» посылать, говоря: «Это вам дар, у врагов Господних добытый» (там же 26).
И далее осведомленный повествователь тщательно, скрупулезно перечисляет места, куда дары были посланы. Последним назван древний Хеврон, с которым связана жизнь праотцев, которые там и похоронены, Хеврон, который станет первой столицей тогда еще очень скромного государства, в котором Давид будет царствовать.
3.7. Амалек
Победа над Амалеком стала решающей в завоевании народной любви, решающей на пути к славе и царству. Почему из всех побед как самый победный аккорд повествователем выбрана эта?
Читаем в Учении о сражении с одним из кочевых племен во время Исхода. Моше говорит ученику и преемнику своему Иеѓошуе (Иисус Навин) выбрать мужей, чтобы с Амалеком сразиться, а он сам завтра станет на вершине холма с посохом Божьим в руке. Так и случилось: поднимал руку Моше — Израиль одолевал, опускал — одолевал Амалек. Победа одержана, возможно, отпразднована, но главное: «Сказал Господь Моше: Запиши это для памяти в книгу и внуши Иеѓошуе:// стирая, сотру Я память об Амалеке из-под небес»; «Рука на Господнем престоле: война у Господа с Амалеком// из рода в род» (Имена 17:14,16).
Ни об одном народе, ни об одном из племён — врагов у Израиля было немало — никогда подобного сказано не было. Почему? В книге Слова (Второзаконие) заповедь повторена и причины объяснены:
Помни, что сделал тебе Амалек
на пути, когда из Египта вы выходили.
Случившись тебе на пути, перебил за тобой в хвосте всех ослабевших, а ты устал, изнурен,
Бога он не страшился.
Будет: когда Господь Бог от всех врагов вокруг тебе даст покой в земле, которую Господь Бог дает тебе в удел, во владение, сотри память об Амалеке под небесами,
не забудь (25:17-19).
Народу Израиля заповедано: помнить об Амалеке и одновременно стереть память о нем. О том, что помнили, свидетельствует сам факт того, что давние события, описанные в книге Имена, вспоминаются в книге Слова — предсмертном обращении Моше к народу Израиля. Нельзя не обратить внимания на видимое противоречие. Попробуй стереть память об Амалеке, одновременно помня о том, что Амалек сделал тебе. Почему именно Амалек «удостоился» такой странной памяти?
Представим огромную колонну, растянувшуюся на многие километры, по-тогдашнему, на долгое время в пути. Впереди идут сильные, в хвосте — ослабевшие. Именно их «перебил» Амалек, а, буквально переводя: подрезал хвост. Несмотря на то, что в тексте отсутствует детализация, ясно, речь идет о самых слабых и беззащитных — детях, стариках, больных. Их убийство не вызвано никакой военной необходимостью, но варварам радостна гибель людей, их убийство оправдано жаждой крови того, кто ее вкус возлюбил.
Интересно, что, описывая битву с Амалеком, свободный в соединении различных фрагментов Учения, рассказывающих об одном событии, И. Флавий ни словом не обмолвился о гибели ослабевших. Напротив, он усердно описывает победу евреев, полученные награды, трофеи, и — «из евреев никто не пал в битве, неприятелей же — столько, что их нельзя было и сосчитать» (Иудейские древности 3:2:5). Жанр победных реляций (в данном случае о давних событиях И. Флавия — Риму) не предполагает рассказа о гибели ослабевших. «Жанр» народной памяти — дело иное, именно это он выдвигает на передний план из поколения в поколение. Понимание Амалека как воплощения абсолютного зла вошло в национальное сознание прочно и навсегда.
Если Амалек есть абсолютное зло, если единственное спасение от абсолютного зла — его уничтожение, то исполнение заповеди стереть память об Амалеке — обязанность безусловная, тем более тогда, когда пророк Шмуэль приходит к царю Шаулю и, передав сказанное Всевышним, велит идти уничтожить не только всех представителей этого племени, но даже скот.
Так сказал Всемогущий Господь: Помню, что Израилю творил Амалек,
при выходе из Египта на дороге его стоявший.
Ныне иди, убей Амалека, всё его уничтожь, не щади,
убей мужчин и женщин, младенца, ребёнка, быка и овцу, верблюда, осла (Шмуэль 1 15:2-3).
Царь Шауль идет на войну, побеждает, захватывает в плен Агага, царя Амалека. Царь Шауль в точности исполнил повеление пророка, передавшего волю Господню. За небольшим исключением — пощадил царя Агага и лучшее из скота. И было слово Господа к пророку Шмуэлю, и узнал пророк, что Господь сожалеет, что поставил Шауля царем. Приговор безжалостен: по слову Господа Шауль от царствования отрешен. Не царь — пророк Агага казнит. Скот, пощаженный людьми Шауля, блеяньем выдает: царь заповедь не исполнил.
Давид поразил Амалека. Шауль пощадил. Давид выполнил заповедь. Шауль не исполнил. Таков итог противостояния двух царей Израиля, первого, колеблющегося во всём и всегда, не состоявшегося, и второго — цельного, идеального — на все поколения. Эпилогом этой борьбы стала гибель Шауля и его сыновей.
Сказал оруженосцу Шауль: «Меч обнажи, меня заколи, чтобы, придя, эти необрезанные меня не закололи, надо мной не глумились», не хотел оруженосец: очень боялся, взяв меч, Шауль упал на него (там же 31:4).
Обращаясь к поднимающей мёртвых, Шауль самого себя предает. Истребив колдунов, колдуний, Шауль Господень завет исполняет, обратившись к поднимающей мёртвых — подтверждает верность решения от него царство отринуть.
Смертью Шауля закончились дни Давида между жизнью и смертью, между жизнью младшего в семье рыжего храброго пастуха, героя, который сильней и удачливей своих соплеменников-современников, и молодого царя, чье царствование начинается со смертью предшественника.
В доцарский, героический период, повествователем покрытый робин-гудовским лаком, Давид — воплощенная цельность, подобная самому его имени, звучному, сильному-нежному, замкнутому на себя самоё, цельность, особенно яркая на фоне раздвоенного, разрываемого Шауля, который не может не преследовать призванного отобрать его царство и который любит юного красивого пастуха, избранника Бога, героя, побеждающего врагов, любимца, награжденного кочевой фольклорной наградой — рассказами о победе над гигантом Гольятом и воде из колодца, добытой жаждущему командиру воинами, пролившему воду на землю, кровь героев пить не пожелавшему.
Давид обреченного Шауля жалеет, и это чувство передается читателю. Как сверхлаконичному тексту удается не только события описать, но и передать чувства героев? Загадка. Впрочем, великие тексты не загадочными не бывают, предлагая кружить вокруг тайны, как Давид-Шауль вокруг горы преследуя-убегая, век за веком, за тысячелетием тысячелетие.
Повествователь любит загадки-намеки, иные из которых и сам, загадывая, разгадывает. Вспомним: безоружный Давид в Нове получает меч, не чей-нибудь, а Гольята. Завернутый в одежду он лежит «за эфодом» (там же 21:10), предметом облачения коѓена, служащим для вопрошанья Всевышнего. Давид берет меч, на эфод внимания не обращая. В отместку за помощь Давиду разъяренный, потерявший разум Шауль убивает восемьдесят пять коѓенов — уточняет повествователь — «льняной эфод носящих» (там же 22:18). Это намёк, это загадка. А теперь — пока не совсем ясный, но путь к разгадке: спасшийся от разнузданного гнева Шауля Эвьятар (Эвиафар) сын Ахимелеха бежит в Кеилу к Давиду «с эфодом в руке» (там же 23:6). И разгадка: когда Давид узнает, что Шауль в Кеиле его намерен настичь, он велит Эвьятару эфод принести, вопрошает Всевышнего и, получив ответ, спасаясь, бежит из Кеилы (там же 23:9-12). А позже, будучи на службе у плиштим в Циклаге, когда Амалек взял в плен женщин, детей, Давид просит Эвьятара поднести эфод и вопрошает Господа: преследовать их, настигнет ли он, и получает ответ: «Преследуй, настигая — настигнешь, спасая — спасешь» (там же 30:7-8). И — апофеоз. Перенося в город Давид ковчег Завета, «изо всех сил пред Господом Давид танцевал,// льняным эфодом был Давид опоясан» (Шмуэль 2 6:14). Так завершается новелла, главный герой которой эфод.
Любит повествователь и сюжетные рифмы. Трое воинов спускаются к колодцу набрать жаждущему Давиду воды, и эта вода, символ жизни, одновременно — и символ смерти, ведь она добыта с риском для жизни. С одним из своих воинов Авишаем, племянником, Давид спускается в лагерь Шауля и в качестве доказательства своего пребывания забирает царские кувшин (вода — символ жизни) и копьё (символ смерти).
Шауль — проба пера. Неудачная. Преследуя Давида, Шауль бежит от себя. Зачем он нужен? Почему бы не начать сразу с Давида?
Без пробного царя не создать идеального, всем временам для подражания, основателя вечной династии. История? Сама по себе. Идеальный царь — по себе сам. Реальность бессмысленна без идеала. Идеал без реальности ни к чему. В ТАНАХе они параллельны: одно дело официальная хроника, другое — рассказ о пастухе, избранным Богом в цари. А в Восхвалениях реальность и идеал — единая ткань, которую на нити расплетать ни к чему. Глупцу, на это решившемуся, останутся обрывки нитей — сор ненужный, бессмысленный и безобразный.
(продолжение следует)
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2021/nomer2_3/kovsan/
