(продолжение. Начало в №8-10/2020 и сл.)
От победы над Германией до смерти великого кормчего (1945–1953 гг.)
Евреи Беларуси в первое послевоенное десятилетие
В результате Второй мировой войны произошли необратимые изменения в демографической структуре населения Белоруссии. В июле 1944 г., когда территория республики была освобождена, ее общее население составило 6 млн 293 тыс. 600 чел. по сравнению с 10 млн 528 тыс. чел. в мае 1941 г. По официальным данным, потери населения, включая тех, кто погиб в ходе боевых действий и акций по уничтожению мирного населения, умер от ран, голода и болезней, составили 2 млн 200 тыс. чел.[2] По другим сведениям, людские потери в БССР составили около 3 млн чел.[3] Нацистский геноцид в первую очередь был направлен против евреев[4].
Существуют различные оценки числа евреев, погибших на оккупи-рованной немцами территории Белоруссии. М. Гилберт считает, что погибло 245 тыс. евреев[5], Р. Черноглазова — 376 тыс. 851 чел.[6], В. Адамушко — 455 тыс. 100 чел.[7], А. Багрович — 500 тыс. чел.[8], Д. Мельцер и В. Левин — 700 тыс. 390 чел.[9], А. Лейзеров — 800 тыс. чел.[10], Э. Иоффе — 811 тыс. чел.[11], Р. Хилберг — 1 млн чел.[12] Все эти оценки не учитывают евреев, мобилизованных и вступивших добровольно в Красную армию и погибших на фронте. Всего в армии служили 110 тыс. евреев Белоруссии[13]. Из общего количества сражавшихся с нацистами полумиллиона советских солдат и офицеров — евреев погибло 216 тыс. чел. По подсчетам Э. Иоффе, 48 тыс. из них составили выходцы из БССР[14]. На наш взгляд, правомерно говорить о более чем 700 тыс. евреев, убитых в годы войны. Почти полностью было уничтожено еврейское население Западной Белоруссии. Кроме убыли за счет погибших, численность евреев Белоруссии после освобождения уменьшилась и потому, что многие довоенные жители решили не возвращаться домой и осели в местах эвакуации или переехали в другие районы СССР: Сибирь, Урал, Среднюю Азию, Украину, Прибалтику — туда, где была работа, другие остались в армии.
В 1945‒1947 гг. тысячи евреев покинули территорию Белоруссии в качестве бывших польских граждан или вместе с бывшими польскими гражданами. Это стало возможным в результате соглашения между правительством Белорусской ССР и Польским комитетом националь-ного освобождения об эвакуации белорусского населения с территории Польши и польских граждан с территории БССР, подписанном в Люблине 9 сентября 1944 г. Дополнительный протокол к этому соглашению, подписанный в Варшаве 25 ноября 1945 г., продлил первоначальный срок эвакуации до 15 января 1946 г. Заявления на выезд принимали у людей, которые могли доказать, что до 17 сентября 1939 г. они являлись польскими гражданами. Тем, кому выдали разрешение на выезд, предоставлялось право взять с собой семьи: жену, детей, мать, отца, внуков, питомцев и воспитанников и других домочадцев, которые вели совместное хозяйство с получившими разрешение. Таким образом, покинуть пределы Советского Союза в принципе могли и люди, не имевшие польского гражданства, что и было использовано частью советских евреев. В итоге в этот период западную границу Советского Союза в сторону Польши пересекли 85 тыс. евреев, 120 тыс. поляков и 469 тыс. этнических белорусов[15]. Многие евреи, оказавшиеся в Польше, вскоре уехали в Израиль.
В 1947‒1949 гг. в Калининградскую область из БССР переехали 2 тыс. 494 чел., а в 1950 г. — 2 тыс. 324 чел.[16] Среди них много еврейских семей, искавших жилье или работу. Одних привлекли существенными льготами, других отправили принудительно в качестве так называемого «организованного набора рабочей силы». Тысячи людей были направлены из Белоруссии в Карело-Финскую ССР, Архангельскую, Томскую, Тюменскую, Иркутскую, Челябинскую, Молотовскую (ныне Пермскую), Сахалинскую и другие области, Красноярский, Алтайский и Приморский края Российской Федерации. Всего с 1947 по 1953 г. сюда выехало из БССР 89 тыс. 936 чел.[17]
В 1954‒1956 гг. фактически принудительное переселение продолжалось — людей из Белоруссии направляли в Северный Казах-стан и другие республики Средней Азии на освоение целинных и залежных земель. Преимущественно это были несемейная молодежь и молодые бездетные пары, демобилизованные военнослужащие, студенты или молодые специалисты, которых власти увлекли роман-тикой «покорения новых просторов» или направили «по распре-делению». Известную часть среди них составляли молодые евреи, кото-рые пережили Катастрофу. В своем большинстве эти люди уже не вернулись в республику[18].
Имела место также и внутренняя миграция населения из разрушенных районов Белоруссии в относительно благополучные западные области. В 1944‒1946 гг., спасаясь от неурожая и голода, тысячи семей из Гомельской области переехали в Пинскую область[19]. Среди них были и евреи, которые, возвратившись из эвакуации, не захотели жить там, где были уничтожены их близкие, нередко при участии местного населения. Процент евреев среди нового пополнения призывников был гораздо ниже, чем среди демобилизованных, и даже ниже, чем процент евреев призывного возраста. Дело в том, что в эвакуации еврейские дети продолжали ходить в школу, тогда как их нееврейские сверстники на оккупированной территории системати-чески не учились. В результате в 1944‒1945 гг. значительная часть еврейской молодежи поступила в средние специальные и высшие учебные заведения, получив отсрочку от действительной воинской службы. Дети неевреев, наоборот, к 18 годам имели за плечами только 5‒6, в лучшем случае 8 классов образования, и поэтому в большинстве своем были призваны в армию.
К 1953 г. численность населения БССР достигла 7 млн 693 тыс. 400 чел. благодаря увеличению рождаемости, возврату части населения из эвакуации, за счет военнослужащих, демобилизовавшихся из Совет-ской армии и Военно-морского флота, рабочих и специалистов, направ-ленных на работу из других союзных республик, репатриантов из Германии и других стран Европы. В целом о количестве еврейского населения БССР в конце 1940 — начале 1950-х гг. судить трудно, поскольку специальная статистика не велась. Однако, согласно первой послевоенной всесоюзной переписи 1959 г., в БССР среди общего населения 8 млн 46 тыс. 700 чел. насчитывалось 150 тыс. 100 евреев[20], следовательно, можно предположить, что к 1953 г. евреев в республике было примерно 140 тыс. чел.
Катастрофа привела к утрате почти 80% еврейского населения республики. Евреи, ранее устойчиво занимавшие в БССР второе по численности место после белорусов, навсегда уступили его русским. Евреи перестали проживать компактно, усилились процессы миграции, ослаб интерес к идишу, возросло количество браков с неевреями. При этом последствия Холокоста обострили национальное самосознание многих евреев. Изменилась и политика властей Белоруссии в отношении разных народов. Дискриминация коснулась евреев, как и поляков. Атрибуты национальной жизни были оставлены только белорусам как коренному этносу. По сути же и эти атрибуты оказались формальными, и в действительности в Белоруссии широко распростра-нилась политика русификации всего населения.
Евреи в структурах власти
Сразу после окончания войны государственный антисемитизм в Белоруссии был умеренным. При подборе кадров в структуры управления нижнего и среднего звена еврейское происхождение кандидата не являлось существенным препятствием. В 1945 г. доля евреев в партийном и советском руководстве областей республики равнялась 2,9%, среди руководящих работников[21] областных комитетов — 8,1%, среди работников ЦК КП(б)Б — 8,0%, а в числе руководителей хозяйственных организаций на республиканском уровне — 10,2%[22].
Приведенные данные показывают, что в тот период евреи играли заметную роль во многих областях экономики, просвещения, научно-исследовательской работы и искусства БССР. Однако уже тогда началось поэтапное отстранение их от ключевых должностей, затруд-нялось выдвижение на ответственные посты. Среди председателей областных и городских исполкомов количество евреев было мизерным. В 1944‒1945 гг. в десяти из двенадцати областей республики из 161 председателя горисполкома — только два еврея, правда, в исполкомах Минска и Могилева. В 1946‒1949 гг. среди председателей районных, городских и областных исполкомов Советов республики уже не осталось ни одного еврея[23].
Желающие сделать карьеру должны были вступать в Комму-нистическую партию. Перед войной в КП(б)Б состояли представители 52 национальностей, среди которых евреи занимали второе место (21,6%) после белорусов, хотя их доля в общем населении БССР равнялась 8%. За годы войны число коммунистов резко сократилось, причем процент евреев резко снизился, что подтверждается следую-щими данными:
Общее сокращение рядов КП(б)Б за годы войны составило 41%. К январю 1945 г. в республиканской партийной организации белорусов стало меньше (46,5%) по сравнению с 1941 г. (54,8%), хотя они по-прежнему преобладали. Немного повысился процент украинцев — 5,0% вместо 3,5%, в три раза уменьшилась доля поляков — с 1,2 до 0,4%. Что касается евреев, то их доля в Компартии Белоруссии уменьшилась в 2,3 раза — с 21,6 до 9,2%. Они уступили второе место русским и переместились на третье. Стремительное сокращение численности евреев в партии произошло, главным образом, вследствие нацистского геноцида. Разница была бы еще более ощутимой, если бы многие евреи не вступили бы в партию в действующей армии, в партизанских отрядах и в тылу[24]. В ЦК Компартии Белоруссии в 1944‒1949 гг. количество евреев оставалось неизменным: пять человек в 1944‒1945 гг. (2 из 8 заместителей заведующих отделами ЦК, 1 из 22 заведующих секторами ЦК и 2 из 81 инструктора ЦК); пять евреев из 62 членов ЦК в 1946 г. и 5 из 54 — в 1949 г. Вместе с тем евреев уже не назначали на должности секретарей городских комитетов партии и первых секре-тарей райкомов комсомола Белоруссии. В список кандидатов, рекомен-дуемых на учебу в Республиканскую высшую партийную школу при ЦК КП(б)Б набора 1949 г., не был включен ни один еврей.[25]
Участие евреев в восстановлении экономики БССР
Оккупация причинила Белоруссии огромный материальный ущерб, который оценивался в 75 млрд руб., что в 35 раз превышало бюджет республики 1940 г. Восстановление экономики проходило в тяжелых условиях. Несмотря на то, что в 1945 г. в БССР удалось произвести промышленной продукции в 3,7 раза больше, чем в 1944 г., по сравнению с 1940 г. это составляло только 20,4%. Евреи активно включились в процесс восстановления хозяйства республики. Благодаря своим знаниям, образованию, опыту и организаторским способностям они оставались востребованными во многих отраслях экономики.
Увеличение общей доли белорусов за счет представителей других национальностей объяснялось, с одной стороны, политикой выдвиже-ния кадров из состава титульной нации, а с другой — ростом количества выпускников средних школ из числа белорусской молодежи. Дети неевреев, в своем большинстве не получавшие систематического образования в годы оккупации, возобновили учебу, получили аттестаты зрелости и стали абитуриентами вузов. К концу 1940-х гг. они потеснили еврейскую молодежь.
Евреи были заняты в здравоохранении, народном образовании, культуре, науке и искусстве. О национальном составе кадров научных и культурных учреждений БССР в 1947 г. можно судить по следующим показателям: белорусы — 59%, русские — 21%, евреи — 16%, украинцы — 3%. Национальный состав работников печати и издательств выглядел следующим образом: белорусы — 53%, русские — 27%, евреи — 23% и другие национальности — 1,4%[26].
Степень участия евреев в руководстве финансами, сельским хозяйством, средствами массовой информации, образованием, здраво-охранением, в надзоре за соблюдением законности в 1944‒1950 гг. была наиболее заметна на районном и городском уровне (см. табл. 4). Они нередко заведовали отделами сельского хозяйства и торговли исполкомов местных районных и городских Советов. Евреи довольно часто возглавляли районные и городские (реже областные) отделы народного образования и здравоохранения Министерства просвещения и Министерства здравоохранения БССР, отделения потребительской кооперации, были управляющими районных и городских отделений Государственного банка. Однако редко они занимали должности директоров совхозов, главных редакторов газет и прокуроров.
В исключительно трудных условиях происходило восстановление научного потенциала республики. Первые два-три года после освобождения Минска сотрудники Академии наук помогали рабочим отстраивать сожженные корпуса и лаборатории институтов, возводить жилье. Такая практика в тот период считалась общепринятой.
31 октября 1944 г. СНК БССР и ЦК КП(б)Б приняли постановление «О мероприятиях по возобновлению работы Академии наук БССР». Согласно этому решению полностью восстанавливалась существовав-шая до войны сеть научно-исследовательских учреждений академии. На содержание научных учреждений в 1945 г. было отпущено 29 млн 500 тыс. руб., в том числе на нужды Академии — 9 млн 100 тыс. руб. К концу 1945 г. численность работников Академии достигла 360 чел.[27]
Большинство институтов Академии наук БССР формировали заново. Научные кадры пострадали еще в результате предвоенных репрессий. Среди арестованных в 1937‒1939 гг. ученых были и евреи: действительный член Академии, математик Целестин Бурстин, члены-корреспонденты: историк Самуил Агурский, литературовед Яков Бронштейн, поэт Исаак (Изя) Харик, химик Борис Шпенцер и др.; многие из них были расстреляны или умерли в заключении[28].
Некоторые институты Академии наук начали работу уже в 1944 г. Общее количество научных учреждений в республике выросло с 8 в 1945 г. до 28 в 1950 г., и среди них было 15 научно-исследовательских институтов[29].
Постепенно возвращался из армии и эвакуации научный персонал. В частности, Лев Моисеевич Островский, сотрудник Института геологии (1935‒1941 гг.), который в годы войны командовал саперным взводом на Южном фронте, затем был инженер-капитаном управления военно-полевого строительства Донского фронта (1942–1943 гг.), на-чальником штаба эвакопоезда 1-го Украинского фронта (1944–1945 гг.). Профессор Яков Гдальевич Раков, директор Института экономики АН БССР (1935‒1941 гг.), служил в военно-политическом училище Западного и 3-го Белорусского фронта, демобилизовался в звании подполковника (1946 г.) и вернулся в свой институт на должность старшего научного сотрудника (1947‒1954 гг.). Заир Азгур в годы войны был редактором газеты «Раздавим фашистскую гадину», органа Центрального штаба партизанского движения (в Москве). В Институт литературы Академии наук БССР в 1946 г. пришел Наум Соломонович Перкин — литературовед и критик, доктор филологических наук; в годы войны он возглавлял штаб Рогнединской бригады Западного (Смоленского) штаба партизанского движения, преподавал в высшей артиллерийской школе в Горьковской области, а также воевал на Курляндском и Либавинском плацдармах, был дважды ранен. Ефим (Хаим) Шлоссберг воевал на 2-м Прибалтийском и 1-м Белорусском фронтах, демобилизовался в звании майора, затем с 1946 г. до своего ареста в 1948 г. работал старшим научным сотрудником Института истории Академии наук. Исаак Лейбович Гинзбург во время войны был заместителем командира 156-го отдельного армейского штрафного батальона; в 1946 г. он демобилизовался в чине капитана и потом работал в Институте истории[30].
Академия наук республики уделяла много внимания подготовке научных кадров через аспирантуру. С 1945 по 1951 г. набор в аспирантуру АН БССР увеличился более чем в три раза. В 1947 г. в аспирантуру было принято 186 чел., в их числе — 124 белоруса, 29 рус-ских и 33 еврея. В 1949 г. из четырех молодых ученых, успешно окончивших ее с защитой кандидатских диссертаций, было два еврея: И.З. Фишер (Физико-технический институт) и С.А. Левина (Институт химии). Фишер и Левина входили в первый набор в аспирантуру 1945 г. Во второй половине 1940-х гг. прием в аспирантуру Академии наук БССР для евреев был ограничен, но не прекращен полностью, о чем говорит факт приема 33 евреев в 1947 г. Начиная с 1948 г. ни один научный сотрудник-еврей с ученой степенью кандидата наук не был направлен от Белоруссии в докторантуру АН СССР.
В 1949 г. в систему Академии наук БССР приняли 66 научных сотрудников, включая восемь евреев. В целом в академических институтах имелось уже мало ученых-евреев. В Институте истории работал Залман Абезгауз, в Институте теоретической медицины — Геля Виленчик, в Институте экономики — Абрам Русинов (ученый секретарь института), в Институте торфа — Калман Лундин, в Институте мелио-рации — Мира Беккер, Генус Гинзбург, Иосиф Лифшиц и др.[31] Заведо-вал лабораторией морфологии Института теоретической медицины доктор медицинских наук, профессор, член-корреспондент АН БССР Давид Голуб[32]. Национальный состав Академии наук республики во второй половине 1940-х гг. был следующим:
Таблица 5
Национальный состав научных работников и вспомогательного персонала Академии наук БССР в 1948 г.
Достижения ученых Белоруссии в послевоенные годы были скромными. На развитии науки отрицательно сказывалась не только слабость ее материальной базы, но и административные методы руководства. Самые негативные последствия имело шельмование представителей целых научных направлений, включая генетику, биологию, кибернетику и т. д. В сложных условиях оставались гумани-тарные и общественные науки, где идеологический диктат и догматизм проявились во время дискуссий по философии, языкознанию, полити-ческой экономии.Составлено по: Архив Национальной академии наук Беларуси // Национальная Академия наук Беларуси. Персональный состав / Сост. О.А. Гапоненко. Минск, 1998 г.
Евреи в средней и высшей школе
Одной из первоочередных задач считалось возобновление работы учебных заведений. За годы оккупации в БССР было уничтожено 6 808 школ, а материальные потери учреждений народного просвещения составили 4,6 млрд руб. в ценах 1941 г.[33] Поскольку речи о восстановлении школ на идише, закрытых в 1937‒1938 гг., не шло, учителя-евреи вынуждены были пойти в школы с белорусским, русским, украинским и польским языками обучения. Советские и партийные инстанции использовали педагогов в идеологических целях. Их обязывали выступать с лекциями пропагандистского характера: «О советском патриотизме», «Преодоление пережитков в сознании людей», «Что дала советская власть трудящимся», «Дружба народов в советском многонациональном государстве» и др.[34]
Школы работали в трудных условиях. Они ютились в неприспо-собленных и плохо отапливаемых помещениях, не хватало учебников и письменных принадлежностей. Результатом стала низкая успеваемость и высокий отсев учащихся. В первом полугодии 1946/47 учебного года неудовлетворительные отметки получили 254 тыс. учащихся, а 40 тыс. учеников вообще оставили школу. Власти беспокоило, что 62% всех учителей республики (35 тыс. чел.) находились в годы войны на оккупированной территории. Часть из них работали в учебных заведениях, открытых с разрешения нацистов, другие занимались мелкими промыслами и сельским хозяйством, значительно снизив этим свой профессиональный уровень. Три года оккупации и воздействие нацистской пропаганды превратили многих педагогов в антисемитов[35].
В 1944/45 учебном году открылись Белорусский государственный университет и еще 22 высших учебных заведения из 25 довоенных вузов. В них трудились около 600 преподавателей и научных работников. Доля евреев среди работников высшей школы была значительной. Национальный состав профессорско-преподавательского состава представлен в следующей таблице:
Вузы не могли набрать достаточное количество студентов. Первые выпуски общеобразовательных школ были малочисленными, окончив-ших школу отправляли на стройки, промышленные предприятия, на работу в сельское хозяйство и транспорт. Часть из них не имели возможности учиться в вузе из-за тяжелого материального положения. Контингент абитуриентов делился на три категории: участники войны, возвратившиеся из эвакуации и пережившие оккупацию. В июле 1945 г. были утверждены льготы для участников Великой Отечественной войны, поступающих в вузы и техникумы[36]. Демобилизованных из армии, успешно сдавших вступительные экзамены, принимали вне конкурса и освобождали от платы за обучение. Осенью 1945 г. газета «Правда» писала, что участники Великой Отечественной войны, пришедшие в учебные заведения, представляют собой золотой фонд советской учащейся молодежи. При этом подчеркивалось, что, будучи в армии и партизанских отрядах, они возмужали, закалились, приобрели такие драгоценные качества, как чувство ответственности за порученное дело, умение преодолевать трудности, решительность и самостоятельность[37]. В 1947 г. из 13 тыс. 633 студентов всех вузов республики 22,3% составляли демобилизованные воины[38]. Соотно-шение евреев и неевреев среди обучавшихся в высших учебных заведениях во второй половине 1940-х гг. представлено в следующей таблице:
Национальный состав студентов высших учебных заведений БССР в 1947/48 уч. г.
Составлено по: НАРБ, ф. 4, оп. 29, д. 571, л. 168.
Во второй половине 1940-х гг. еврейская молодежь обучалась во всех без исключения вузах республики. Большинство из них отдали предпочтение юриспруденции и искусству (36,1% и 33,7%), финансам и точным наукам (26,2% и 28%), медицине (23,5%). Многие решили связать судьбу с педагогической работой (18,02%). Намного меньше евреев обучалось сельскохозяйственным наукам, ветеринарному делу и спортивным дисциплинам. Ситуация, при которой евреи, составлявшие немногим более 1,5% населения республики, оказались настолько широко представлены в высших и средних специальных учебных заведениях, была расценена руководством БССР как условие для возникновения мощной интеллектуальной еврейской элиты и скрытая угроза белорусской государственности.
Усиление государственного антисемитизма
Кампания по борьбе с «проявлениями национализма» началась в Белоруссии уже в 1946 г. Она не могла миновать евреев ввиду особого положения, которое они занимали в политических, идеологических, экономических и военных структурах страны. За постановлениями ЦК ВКП(б) «О журналах “Звезда” и “Ленинград”», «О репертуаре драмати-ческих театров и мерах по его улучшению», «О кинофильме “Большая жизнь”», «Об опере “Великая дружба” В. Мурадели», принятыми в 1946‒1948 гг.[39], последовали соответствующие постановления ЦК Компартии Белоруссии «О политической и идеологической работе среди интеллигенции» (1947 г.), «О работе Союза советских писателей БССР» (1947 г.), «О литературно-художественных журналах “Полымя” и “Беларусь”» (1948 г.), «О газете “Лiтаратура i мастацтва”» (1948 г.)[40], конечно, в духе генеральной линии. В ходе этой кампании видных еврейских писателей, поэтов и драматургов, ученых Белоруссии обвиняли в аполитичности, а их произведения — в отсутствии идейных основ и национализме. В 1947‒1948 гг. была развернута широкая кампания против идеализации еврейского исторического прошлого, злоупотребления библейскими мотивами и заимствованиями из иврита, некритического подхода к оценке национального наследия, преувели-чений при описании национальных чувств еврейского народа, постоян-ного обращения к теме Холокоста и т. д. В учреждениях и учебных заведениях Минска, Гомеля, Могилева, Бреста и Гродно проводили массовые собрания трудовых коллективов с обличением подозрева-емых в «низкопоклонстве перед Западом». При этом часто называли еврейские фамилии[41].
Институт истории Академии наук БССР обвинили в том, что он вместо изучения истории белорусского народа чрезмерно много внимания уделял истории античного мира и средних веков. В пример приводили такие институтские темы научных исследований, как «Религиозная идеология крестьянства и земледельческие культы по комедиям Аристофана», «Община в Древнем Израиле», «Иудея и Рим»[42].
1948‒1953 гг. вошли в историю советского еврейства как «черные годы». Это было время кампаний по борьбе с еврейским буржуазным национализмом. В театральной и литературной критике Белоруссии якобы имели место антипатриотические проявления безродного космо-политизма и буржуазного эстетства. Утверждалось, что группа театральных критиков: Лев Литвинов (Гуревич), Михась Модель (Мендель Мовшевич) и другие — «стояла на позициях формализма» и «встречала в штыки» лучшие советские патриотические пьесы, противодействовала их постановке в театрах и «восхваляла трюка-чества» врага советского реалистического искусства Мейерхольда. Режиссеры Штейн и Марголин будто бы превозносили буржуазную Америку в спектакле «Тевье-молочник» по роману Шолом-Алейхема и пьесе «Музыкант» Самуила Галкина. В области литературоведения космополитизм обнаружили в работах преподавателей Льва Барага и Марии Меерович из Минского государственного педагогического института им. А.М. Горького. Им приписывали утверждение, что белорусский фольклор формировался под влиянием стран Западной Европы, включая Норвегию и Данию. В литературной критике «безродные космополиты» «принижали» и «охаивали» достижения культуры белорусского народа. Алесь Кучар (Айзик Евелевич) «оболгал» писателя-демократа Франца Богушевича, назвав его идео-логом шовинизма и проповедником католицизма, а Лев Гальперин представил белорусского поэта Максима Богдановича мистиком и дека-дентом[43].
В январе 1948 г. в Минске по приказу Сталина был тайно убит народный артист СССР, главный режиссер Московского еврейского театра и председатель Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) Соломон Михоэлс. Убийство скрыли и Михоэлса похоронили с большими почестями в Москве, но уже осенью 1948 г. объявили еврейским националистом. Официальной версии поверили далеко не все. В ноябре 1948 г. ЕАК был распущен, а его члены арестованы и отданы под суд. Культуру на языке идиш, единственную разрешенную в СССР форму еврейской национальной жизни, запретили.
В феврале 1949 г. травлю «космополитов» и еврейской культуры автоматически поддержал XIX съезд Коммунистической партии Белоруссии. Государственный академический театр оперы и балета БССР (ГАБТ) обвинили в пропаганде буржуазной морали. Жертвами кампании стали Константин Мулер — главный балетмейстер ГАБТа, Лев Литвинов (Гуревич) — главный режиссер Белорусского академи-ческого театра им. Янки Купалы, фольклорист Лев Бараг, литератур-ный критик Яков Герцович, театральный критик Михаил Модель и др. Их подвергли осмеянию, несправедливой критике и уволили с работы. В идеализации еврейского национализма уличили Заира Азгура, который выполнил скульптурные портреты Иегуды Галеви и Соломона Михоэлса с ребенком на руках, символизировавшим «новорожденную еврейскую нацию»[44].
Центром еврейского национализма и космополитизма объявили Белорусский государственный еврейский театр (БелГОСЕТ). В годы войны театр был эвакуирован в Новосибирск и вернулся в Минск только в июле 1946 г. Его помещение на ул. Володарского, перестроен-ное из Минской хоральной синагоги, оказалось разрушенным, а другого здания театр не получил. Несмотря на это, спектакли шли два раза в неделю в единственном уцелевшем в Минске театральном здании — театре им. Янки Купалы. Артистам постоянно приходилось ездить по республике, что пагубно сказывалось на декорациях и состоянии труппы. Большие гастроли удалось организовать лишь дважды — в Ригу и Вильнюс. В октябре 1946 г. из театра вынудили уйти художественного руководителя Виктора Головчинера. В 1948 г. в преклонении перед Западом, формализме и искажении творческой линии белорусского национального искусства обвинили нового главного режиссера этого театра Литвинова (Гуревича). После этого он уехал из республики и, как и Головчинер, в Минск больше не возвращался. БелГОСЕТу пришлось пережить три сокращения штатов, а в 1948 г. вышло постановление Комитета по делам искусств СССР «О сокращении государственной дотации театрам», и еврейский театр в Минске полностью лишили финансирования. 30 марта 1949 г. театр был закрыт постановлением Совета министров БССР. Это обосновы-валось отсутствием в репертуаре значительных современных пьес, ограниченным количеством зрителей, невыполнением финансового плана. БелГОСЕТ был ликвидирован, как и все другие еврейские театры страны (за исключением Вильнюсского)[45].
Важной ареной борьбы с «космополитами» стали киностудии, где работало много евреев. В них начали видеть главных виновников трудностей белорусского кино и проводников влияния Запада на зрителя. В конце 1947 г. министр кинематографии БССР Николай Садкович жаловался в ЦК КП(б)Б, что ряд старых работников-евреев «Беларусьфильма» препятствовали привлечению к работе белорусских национальных кадров. Он просил очистить белорусский кинематограф от бездельников и проходимцев, удалив таких режиссеров, как Натан Любошиц, Иосиф Шульман, Николай Гастелович и Иосиф Вейнерович, и поставив на их место политически безупречных работников. Для вытеснения евреев предпочитали киноартистов белорусов по национальности, музыку к кинофильмам заказывали теперь только белорусским композиторам — Евгению Тикоцкому и Анатолию Богатыреву. Авторами сценариев и дикторских текстов стали почти исключительно белорусские писатели: Вячеслав Полесский, Пимен Панченко, Константин Губаревич, Павел Ковалев, Макар Последович и другие[46]. Больше внимания уделялось дублированию на белорусский язык. Все это снизило уровень белорусского кино.
Начиная с 1945 г. еврейские писатели Белоруссии пытались возобновить выпуск литературы на идише. Однако после встречи с первым секретарем ЦК КП(б)Б Пономаренко в начале 1946 г. эти иллюзии развеялись. Деятельность еврейской секции Союза писателей Белоруссии, существовавшей до войны, возродили только формально. В ее состав вошли Гирш Каменецкий, Григорий Релес и Хаим Мальтинский (ответственный секретарь). Они добились от секретаря по идеологии ЦК КП(б)Б Иовчука согласия на проведение нескольких литературных вечеров на идише и издание художественного сборника «Твердой поступью». Наряду с белорусскими еврейскими авторами в нем приняли участие коллеги из Москвы — Рубина, Лившиц, Грубиян, Телесин, Баумволь и Тейф. Это был компромисс, поскольку постоян-ный еврейский альманах в БССР не разрешили. Более того, вскоре после выхода в свет в сборнике обнаружили ряд националистических ошибок, и особенно в стихотворениях Мальтинского. Когда в ЦК Компартии Белоруссии последнему предложили написать покаянное письмо с указанием «националистических просчетов», тот отказался, заявив, что их нет.
После разгрома ЕАК еврейских писателей Белоруссии обвинили в том, что в их корреспонденциях в «Эйникайт», стихах, очерках и рассказах содержались материалы информационного характера о промышленных и других объектах республики, которыми интере-совались американские органы. В одном из очерков М. Грубияна под предлогом показа трудовых подвигов евреев якобы подробно описы-валась работа Минского радиозавода и его промышленная продукция. А. Платнер поместил рассказ о 13 евреях, оставшихся в живых после ликвидации Минского гетто и дождавшихся освобождения города. По мнению старшего следователя по особо важным делам МГБ СССР подполковника Носова, очерк «изобиловал тирадами из Библии, древнееврейских сказаний с националистическим привкусом»[47]. Летом 1949 г. в МГБ БССР сфабриковали «дело» о еврейских писателях Белоруссии, якобы занимавшихся сбором секретной информации для иностранных разведок по заданию ЕАК, «извращавших» советскую действительность, «клеветавших» на партийные органы препятст-вовавшие развитию еврейской культуры в БССР, «искажая» нацио-нальную политику в СССР. В числе арестованных оказались Айзик Платнер, Гирш Каменецкий, Хаим Мальтинский, Григорий Березкин, журналист Айзик Коган из Бобруйска, библиотекарь из Орши Брукаш и некоторые другие. Айзик Платнер, Гирш Каменецкий, Хаим Мальтинский, Григорий Березкин и Айзик Коган были осуждены за антисоветскую деятельность на разные сроки заключения от 10 до 25 лет и реабилитированы только после смерти Сталина в течение 1954‒1956 гг.
Обвинения евреев в протекционизме и коррупции
Евреев стали обвинять в профессиональной некомпетентности, стяжательстве, местничестве, преследовании узких национальных целей в ущерб общим производственным интересам. Осенью 1947 г. Центральный комитет КП(б)Б отмечал, что в ряде промышленных министерств республики вскрыты большие недостатки в подборе кадров руководителей, слабый контроль за их деятельностью, недостаточная воспитательная работа. Евреев — директоров магазинов и руководителей потребительской кооперации обвиняли в том, что они, используя бесконтрольность и самотек, подбирали сотрудников без учета необходимых деловых качеств, по знакомству. Так, министра местной промышленности БССР Кагана обвинили в том, что он необоснованно снял с работы директора Борисовского завода «Красный металлист» Фурсова, назначив на его место «по знакомству» бывшего директора Могилевского труболитейного завода Райхлина, министра лесной промышленности Лахтанова — в приеме на работу некого Хеймана, уволенного из Осиповичского леспромхоза. В Полоцком городском пищепромторге ревизия «обнаружила» 90 работников-евреев. Высокая концентрация евреев была отмечена в Минском тресте столовых и ресторанов, Гомельском горпищеторге и других организа-циях. Все это расценивалось как бесконтрольность в кадровом вопросе, которая позволила «жуликам» и «проходимцам» проникнуть на госу-дарственную службу[48].
Как нарушители евреи доминировали в отчетах контролирующих организаций, их отдавали под суд и приговаривали к различным срокам заключения даже за незначительные правонарушения. Сапожника Абрама Шика из Минска обвинили в перепродаже кожевенных товаров (15 пар подошв) и осудили на пять лет; заведующего магазином в г. Дзержинске Гирша Окуня, который завысил цены на трехгранные напильники и закройные ножницы на 1 руб., — на три года и т. д.[49] Частые публикации в периодической печати, где евреев представляли в невыгодном свете, обвиняли во всех реальных и вымышленных просчетах, допущенных в управлении, торговле, культуре и науке, позволяют утверждать, что это была целенаправленная политика их дискредитации.
Обвинения евреев в связях с заграницей
С началом холодной войны советские евреи сделались ее неволь-ными заложниками. Поддержка, оказанная Москвой Израилю в момент его образования, не привела, как ожидалось, к смягчению позиций советского руководства по отношению к сионизму. В декабре 1947 г. в Минске состоялся пленум ЦК КП(б)Б, на котором утверждалось, что разведки США и Англии и находящиеся у них на службе зарубежные центры белорусских, польских, украинских и еврейских националистов усилили свою активность. Сионисты якобы пытались внушить бело-русским евреям раболепие и угодничество перед заграницей, обособить от белорусов и русских, посеять национальную рознь. Утверждалось, что евреи забыли о достоинстве советских граждан, установили связи с заграничными еврейскими организациями, особенно американскими, лживо информировали их об экономическом положении в БССР, «выклянчивали» подачки из-за границы[50].
Во второй половине 1940-х гг. продолжились чистки партийных организаций и советских учреждений. Прежде всего, они отразились на людях, имевших родственников за границей, главным образом в Соединенных Штатах Америки, Англии, Франции и Израиле, в 1949‒1953 гг.[51] Серьезным проступком считалось сокрытие социаль-ного происхождения родных и близких. Это означало конец служебной карьеры, большие трудности с устройством на новую работу, отказ в приеме в высшие учебные заведения и пр. Вокруг таких людей создавалась атмосфера недоверия и подозрительности, они оказывались вне общества. Для евреев эти последствия усугублялись проявлениями местного антисемитизма, который официально не афишировался и часто оставался ненаказуемым.
Гонения на еврейских верующих
Из нескольких сотен синагог, существовавших в Белоруссии до 1917 г., после войны уцелели только несколько десятков зданий, да и они были отняты у верующих. Синагогу на ул. Советская в Гомеле «забрал» областной отдел местной промышленности, а на улице Интер-национальная — горвоенкомат. В Новобелице в синагоге на ул. Кали-нина устроили сиротский приют и общежитие для инвалидов войны[52]. В Калинковичах в синагоге разместили детский сад-ясли, а в Мозыре одну синагогу превратили в семейное общежитие, а другую — в пекарню. В Кобрине синагогу отдали под пивной завод, а в Осиповичах — под парикмахерскую[53]. В Столине в одной синагоге (на ул. Советской) открыли мастерскую по изготовлению гробов, а в другой разместили городскую прокуратуру[54]. В Бобруйске три синагоги превратили в культурно-просветительные учреждения, четыре — в жилые дома, а две заняли производственные организации[55], в Борисове в одной синагоге устроили дом пионеров, а в другой — типографию. Синагогальные здания сохранились в Дедиловичах, Зембине, Ивенце, Лошнице, Черневке и некоторых других местах[56].
В послевоенные годы верующие евреи Белоруссии настойчиво пытались зарегистрировать свои общины и вернуть хотя бы часть синагог. К 1 июля 1947 г. такие ходатайства были поданы евреями Орши, Пинска, Калинковичей. В стадии оформления в исполкомах местных Советов находились заявления от верующих евреев Витебска, Полоцка, Могилева, Гомеля, Речицы, Жлобина, Лиды, Радошковичей и некоторых других городов. Уполномоченный Совета по делам религиозных культов при СМ БССР Кондратий Уласевич отмечал, что до войны евреи «не проявляли большого рвения к религии», а сейчас они сделали «сильный крен в сторону религиозного фанатизма, пожалуй, больше, чем какая-либо другая народность». Советские чиновники на местах отмечали «реакционность» религиозных объединений и требовали их ограничить. На 1 января 1948 г. в Бело-руссии фактически действовали 634 религиозные общины всех конфессий, включая 17 иудейских. Из них официальное признание в форме регистрации сумели пройти 476 (две иудейские)[57].
В конце 1940-х гг. из всех многочисленных ходатайств о возвра-щении синагог удовлетворены были просьбы только трех общин — Минска, Калинковичей и Бобруйска48. Верующие не могли свободно посещать синагоги и миньяны (группы для совместного богослужения), изучать Тору, придерживаться кашрута (пригодности, дозволенности с религиозной точки зрения), выпекать мацу, совершать обряд обрезания, ставить хупу (свадебный балдахин) и соблюдать ритуал похорон в соответствии с иудейской традицией. Им нельзя было открывать хедеры (еврейские религиозные начальные школы для мальчиков) и иешивы (еврейские религиозные высшие учебные заведения), собирать пожертвования, издавать религиозную литературу и изготавливать предметы культа. Власти стремились разрушить общины изнутри, поощряли доносительство, противопоставляли верующих родителей их детям. Категорический запрет был наложен на участие лидеров синаго-гальных общин в международном обмене с другими центрами иудаизма. Столкнувшись с отказом властей регистрировать их общины, верующие перенесли свою активность в полулегальные домашние миньяны, которые не требовали официальной регистрации[58]. Эти неформальные объединения включали от десятков до ста человек и существовали во многих городах БССР. Преследования и гонения имели место повсеместно, а апеллировать было не к кому. В докумен-тах Совета по делам религиозным культов при Совете министров БССР не было отмечено ни одного случая обращения верующих в суд или привлечение адвокатов для отстаивания их законных прав. Сохранить приверженность вере и соблюдать традицию в этих условиях становилось все труднее. Однако всех сломить не удавалось. Упорство верующих стало особой формой противостояния режиму, было скрыто от посторонних глаз, но негласно продолжалось все годы.
Таким образом, в 1944‒1953 гг. евреи, уцелевшие после Холокоста, активно участвовали в восстановлении и реконструкции экономики и культуры, науки и образования Белоруссии. Послевоенное, «сталин-ское» десятилетие имело два этапа. Первый охватывал 1944‒1948 гг., когда отсутствие опытных работников заставляло прибегать к помощи специалистов независимо от их национальности. Евреи тогда были востребованы на равных с белорусами, русскими и украинцами, в то время как поляки и литовцы, латыши и эстонцы не пользовались доверием властей. Второй этап, 1948‒1953 гг., существенно отличался усилением государственного антисемитизма: кампанией по борьбе с «космополитизмом», разгромом идишской культуры и арестом членов Еврейского антифашистского комитета, замалчиванием последствий Холокоста и вклада евреев в победу над Германией и, наконец, «делом врачей». В проведении этих кампаний белорусские власти отличались особенным рвением, а белорусские евреи в результате пострадали не меньше, а может быть и больше, остальных евреев СССР.
Опубликовано:
“Die Partizipation der Juden am Leben der Belorussischen Sozialistischen Sowjetrepublik (BSSR) im ersten Nachkriegsjahrzehnt, 1944‒1954” //.“Existiert das Ghetto noch?” WeiBrussland: Judisches Uberleben gegen nationalsozialistische Herrschaft // Projektgruppe Belarus (Hg.), Assoziation A, Berlin 2003, s. 277-295.
Примечания
[1] Статистический справочник состояния народного хозяйства и культуры БССР к началу Великой Отечественной войны / СНК БССР. Москва, 1943 г., с. 25.
[2] Судебный процесс по делу о злодеяниях, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в Белорусской ССР, 15‒29 января 1946 г. Минск, 1947 г., с. 461.
[3] С. Польскі, С. Мацюнін. «Цана перамогі» // Літаратура і мастацтва, 6 ліпеня 1990 г.
[4] Sh. Cholawski. The Jews of Belorussia During World War П. Amsterdam, 1998, pp. 35-37; Д. Романовский. «Сколько евреев погибло в промышленных районах Восточной Белоруссии в начале немецкой оккупации (июль — декабрь 1941 г.)?» // Вестник Еврейского университета, № 4 (22), 2000 г., с. 151.
[5] M. Gilbert. Atlas of the Holocaust. London, 1982, р. 244.
[6] Р. Черноглазова. Трагедия евреев Белоруссии в годы Великой Отечественной войны, 1941‒1944 гг.: Сб. материалов и документов. Изд. 2-е, Минск, 1997 г., с. 127-137.
[7] Handbuch der Haftstatten fur Zivilbevolkerung auf dem beetzten Territorium von Belarus 1941‒1944 // Verfasser: W.I. Adamushko u.a. Minsk, 2001, s. 86-146.
[8] А. Багровiч. Жыхарства Беларуская ССР у святле перапісу 1959 г. Нью-Ёрк‒Мюнхен, 1962 г., с. 65.
[9] В. Левин, Д. Мельцер. Черная книга с красными страницами. Трагедия и героизм евреев Белоруссии. Балтимор, 1996 г., с. 90-94.
[10] А. Лейзеров. «Двуликая правда. Геноцид евреев на Беларуси в свете советской пропаганды» // Мишпоха, № 3, 1997 г., с. 79.
[11] Э. Іофе. «Колькі ж яўрэяў загінула на беларускай зямлі ў 1941‒1944 гг.?» // Беларускі гістарычны часопіс, № 4, 1997 г., с. 52.
[12] R. Hilberg. The Destruction of European Jews. New York, 1961, р. 767.
[13] Э. Иоффе. «Сопротивление в Белоруссии» // Очерки еврейского героизма. Киев, 1997 г., Т. III, с. 466.
[14] Там же, с. 462.
[15] Mikola Volacic. “The Population of Western Belorussia and its Resettlements in Poland and the USSR” // Belorussian Review, No 3, Munich: Institute for the Study of the USSR, 1956, р. 26.
[16] Российский государственный архив экономики (далее — РГАЭ), ф. 5675, оп.1, д. 678, ч. 1, л. 170.
[17] Там же.
[18] Genocide in the USSR / Institute for the Study of the USSR. Munich, 1958, р. 87.
[19] РГАСПИ, ф.17, оп. 88, д.718, лл. 4, 20, 24.
[20] Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 года. Белорусская ССР. Москва, 1963 г., с. 124-132.
[21] Под категорией «руководящие кадры» имеются в виду не только партийные и государственные чиновники, но и управляющие отделениями Госбанка, директора учебных заведений, начальники отделов народного образования и здравоохранения, директора предприятий и учреждений.
[22] НАРБ, ф. 4, оп. 109, д. 5, лл. 35-37.
[23] НАРБ, ф. 4, оп. 109, д. 1, лл. 87-96, д. 5, л. 51.
[24] А.Т. Лейзеров. «Национальный состав партийного, государственного, хозяйственного аппарата в Белоруссии в 1920‒1950 гг.» // Актуальные проблемы государства и права: Науч. тр. Белорусского гос. ун-та. Вып. 4. Минск, 1994 г., с. 104-105; НАРБ, ф. 4, оп. 109, д. 1, лл. 1-4, 87-96; д. 5, лл.7-10, 35; д. 13, л. 3, 18.
[25] НАРБ, ф. 1, оп. 22, д. 15, л. 200.
[26] НАРБ, ф. 4, оп. 29, д. 539, лл. 62, 72.
[27] Национальная Академия наук Беларуси: 1929‒1999 гг. / Ред. Н.А. Борисевич, А.П. Войтович. Минск, 1999 г., с. 42.
[28] Возвращенные имена. Сотрудники АН Беларуси, пострадавшие в период сталинских репрессий. Минск, 1992 г., с. 11-12.
[29] Национальная Академия наук Беларуси, с. 45.
[30] Военные судьбы: Сотрудники АН Беларуси — участники Великой Отечественной войны. Минск, 1995 г., с.18, 46, 57; В. Кузьменко. Интеллигенция Беларуси в период немецко-фашистской оккупации, 1941‒1944 гг. Минск, 2001 г., с. 160-168.
[31] НАРБ, ф. 4, оп. 62, д. 34, лл. 104, 111; ф. 4, оп. 29, д. 539, л. 62.
[32] Г.В. Корзенко. Подготовка научных кадров в Белоруссии. Взгляд сквозь годы. Минск, 1998 г., с. 21-22, 51-53.
[33] Навiны Беларускай Акадэмii. Мiнск, 15 сакавiка 1991 г.
[34] Л. Смиловицкий. «Из истории национальной школы Белоруссии» // Народная асвета, Минск, № 11, 1990 г., с. 79.
[35] НАРБ, ф. 4, оп. 9. д. 53, л. 67.
[36] НАРБ, ф. 42, оп. 4, д. 2, л. 208.
[37] См. Правда, 1945 г., 21 сент.
[38] Подсчитано по: НАРБ, ф. 4, оп. 29, д. 571, л. 168.
[39] КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 8, 1946-1955 гг. Москва, 1985 г., с. 83-88.
[40] Нарысы гісторыі Беларусі: У 2 ч. Ч. 2 / М.П. Касцюк, І.М. Ігнаценка, У.І.Вышынскі [і інш.]. Мінск: Беларусь, 1995, с. 339.
[41] Л.П. Храпко. «Уплыу грамадска-палiтычнай сiтуацыi другой паловы 40-х — першай паловы 50-х гадоу на развiццё гiстарычнай навукi у БССР» // Старонкi гiсторыi Беларусi. Мiнск, 1992 г., с. 144-146.
[42] См. Культура и жизнь, 11 янв. 1947 г.; Советская Белоруссия, 15 янв. 1947 г.
[43] М. Иовчук. «Неустанно развивать и пропагандировать идеи советского патриотизма» // Советская Белоруссия, 13 сент. 1947 г.
[44] Николай Гусаров. Отчетный доклад ЦК КП(б)Б XIX съезду Компартии Белоруссии. Минск, 1949 г., с. 86.
[45] ГАРФ, ф. 17, оп. 132, д. 239, лл.4-6; M. Altshuler. “The Agony and Liquidation of the Jewish Theatre of Belorussia 1948‒1949” // Jews in Eastern Europe, No. 25 (3) 1994, рр. 64-72; А.Г. Герштейн. Судьба одного театра. Минск, 2000 г., с. 87-89; С. Лиокумович. «Триумф и трагедия театра» // Авив (Минск), сент.-окт. 2001 г.
[46] НАРБ, ф. 4, оп. 29, д. 651, лл. 93-98.
[47] Из протокола допроса М. Грубияна 19 окт. 1949 г. // ЦА КГБ РБ, д. 9959, т. 2, лл. 148-150.
[48] НАРБ, ф. 4, оп. 29, д. 539, л. 51.
[49] Там же, оп. 22, д. 13, л. 227; д. 14, л. 22, 24-25, 32, 186; д. 15, л. 29; д. 18, л. 166; д. 19, лл. 43, 171.
[50] Коммунистическая партия Белоруссии в резолюциях и решениях съездов и пленумов ЦК. Т. 4 (1945‒1955 гг.). Минск, 1986 г., с. 200.
[51] НАРБ, ф. 4, оп. 22, д. 14, л. 186; д. 17, лл. 112-113; д. 18, л. 165; д. 21, лл. 163, 169-170, 172.
[52] ГАРФ, ф. 6991, оп. 3, д. 287, л. 2.
[53] Там же, д. 335, л. 3.
[54] См. Мезуза (Минск), № 7-8, 1997 г., с. 10.
[55] ГАРФ, ф. 6991, оп. 3, д. 272, л. 6.
[56] Central Archive for the History of the Jewish People in Jerusalem, collection RU, file 217/63, р. 9.
[57] Л. Смиловицкий. Евреи Беларуси: Из нашей общей истории, 1905‒1953 гг. Минск: Арти-Фекс, 1999 г. c. 279.
[58] Michael Beizer. Our Legacy: The CIS Synagogues, Past and Present. Jerusalem‒Moscow, 2002, р. 38.
(продолжение следует)
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2021/nomer2_3/smilovicky/
