(Валерий Прокошин, Тяжелей чернозёма. Стихи.
Составление и предисловие Андрея Коровина. –
М., ArsisBooks, 2019. – 168 с.)
Собранная Андреем Коровиным книга стихотворений Валерия Прокошина производит сильнейшее впечатление. Мы уже почти отвыкли от такого сочетания поэтической мощи, техники и содержания, от предельной боли, преобразованной в поэзию. Я, конечно, знал, что Прокошин – поэт классный. И даже написал на его крымские стихи песню. Но что поэт он настолько потрясающий, «по гамбургскому счёту» – явилось для меня откровением. И в этом, конечно, огромная заслуга составителя, Андрея Коровина, который правильно, логически последовательно скомпоновал эту книгу. Уровень поэзии вызывает, в хорошем смысле слова, шок. Несмотря на дух тяжести, стихи Прокошина целебны. Убогая провинциальная жизнь превращена поэтом в чудо бытия. Не хочется бежать впереди паровоза, но, на мой взгляд, многие из стихов Валерия – уже классика.
По Ленинграду… граду… аду,
Ногами загребая снег,
Как окровавленную вату,
Повешенный шёл человек.
Чужой закат пылал над городом,
И пеплом наполнялся след.
И жутко кожу жгло за воротом
Рубахи. Боже, восемь лет.
Тогда ещё никто на свете
Не понимал, в каком бреду
Его приговорили к смерти
Уже в семнадцатом году.
Со всеми братьями и сёстрами
Прощаясь и, почти незрим,
Он шаг за шагом жизнь навёрстывал,
Но прошлое ползло за ним.
Какую страшную награду
Ему всучил позорный век:
По Ленинграду… граду… аду
Повешенный шёл человек.
Он долго шёл бы по заснеженной
Стране – без мер, стране – без вер,
Но этот человек повешенный
Зашёл зачем-то в «Англетер».
Потрясающие стихи! Я не совсем разделяю эти мысли о судьбе Есенина. На мой взгляд, он всё равно бы погиб, при белых ли, при красных, при царе ли. Не может Ван Гог дожить до глубокой старости, по самой природе своей души. Но сила прокошинского художественного слова так велика, что, когда я читаю эти строки, я верю, вместе с автором, что именно большевики и ЧК погубили великого русского поэта. Прокошин верно передаёт главное: обречённость поэта на гибель. Конечно, в этом стихотворении очень сильна эмоциональная составляющая. Однако обратите внимание на мастерство автора. В первой и третьей строке каждого катрена он чередует женские рифмы с дактилическими, и это дополнительно передаёт ощущение тяжело бредущего человека. Особенно остро Валерий реагирует на несправедливости, происходящие с поэтами.
ёлки московские
послевоенные
волки тамбовские
обыкновенные
то ли турусами
то ли колёсами
вместе с тарусами
за папиросами
герцеговинами
нет не мессиями
просто маринами
с анастасиями
серые здания
вырваны клочьями
воспоминания
всхлипами волчьими
вместо сусанина
новые лабухи
церковь сусальная
возле елабуги
птичьими криками
облако низкое
кладбище дикое
общероссийское
сгинули в босхе и
в заросли сорные
волки тамбовские
волки позорные
Мы видим, насколько стилистически разнообразны его тексты. И название книги – «Тяжелей чернозёма» – очень хорошее. Но у Прокошина есть в изобилии не только тяжесть, но и нежность. Помните, у Мандельштама: «Сёстры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы…». В книге много любовной лирики, написанной страстно и призывно. Поэт любил и был любим.
Волны лижут песок, словно шепчут: «I Lo-o-ove you…» и «So-o-orri…»
Мы с тобой возле самого-самого Чёрного моря.
Ялта, Сочи, Гурзуф, Коктебель… здесь кончается лето,
И качается вечер, как вечность, на краешке света.
Мы на ощупь находим друг друга, мы первые с краю,
Мы срастаемся кожей – и море уносит нас к раю.
Путешествие вдаль, там, где волк догоняет собаку:
– Ты куда? – Я домой. – Я с тобою. – Куда? – На Итаку.
Я не знаю, чем кончится наше с тобой двоеборье
В эту ночь возле самого чёрного-чёрного моря.
Губы шепчут: «Люблю…» и «Прости…». Здесь кончается Лета,
И качается чайка, как ангел, на краешке света.
Книгу Валерия Прокошина можно читать бесконечно, начиная с любой страницы. Хайку, хокку, танкетки Прокошина, включённые в книгу, дают нам представление о масштабности творческих поисков мастера. «Бой часов с вечностью», «без секса как без рук», «в раю бес попутал», «лягушек пруд пруди» и другие миниатюры говорят ещё и о том, что у Валерия было хорошее чувство юмора. Но, как мне кажется, убедительнее всего стихи Прокошина существуют в звукописи. Он – яркий последователь Мандельштама, причём не только в эстетике, но и в оппозиционности существующей власти. Это была чисто стихотворная оппозиционность. Мне трудно представить себе поэта митингующим на площади. Из наших современников Валерию очень нравились стихи Александра Кабанова. Прокошин жил и умер верующим человеком. Не зря бабушка огородами водила мальчика в церковь. Поэт убеждён в единстве всего Божьего мира.
Мне с печалью земной не сладить,
Но на краешке бытия
Бог одною рукою гладит
Человека и муравья.
В посмертной книге Прокошина – много стихов о детстве и отрочестве. Они детальны, лиричны и цельны по впечатлениям. Вот мальчик наблюдает за выходящими из речки голыми влюблёнными. Вот бабушка выводит его огородами из церкви, чтобы никто не настучал в партком. Вот стихи о его детских влюблённостях. Вот он, четырнадцатилетний, смотрит кино, и «титры ползут муравьями на юг». У Валерия был редкий дар – говорить не отдельными строчками, а всем стихотворением. По моим ощущениям, его детство было не таким уж бедовым. Он с удовольствием заныривает ретроспективно в эти ранние годы. Поэтическое восприятие мира нивелировало всё плохое. Душа поэта перенастраивалась на тонкие энергии. Он всей кожей чувствовал, что его место – там, в русской глубинке.
Провинция – убогие места:
Тысячелетье варварства и чуда.
– Кто здесь живёт?
– Наверное, Иуда.
Сады… церквушка… кладбище…
Верста.
Провинция – библейские места:
Здесь век пройдёт, пока воскреснет слово.
Сады… церквушка… кладбище… Голгофа.
– Кого распяли?
– Кажется, Христа.
Тем не менее, поэт считал свою провинцию «подлинником России» и не хотел её покидать. И даже призывал других творческих людей тоже ехать в глубинку:
Приезжай из горьких своих столиц,
чтоб увидеть в подлиннике Россию.
Я вчера приручил трёх певчих птиц –
Ариадну, Анну, Анастасию.
Поэт рано познал нищету и неустроенность быта. Но, если обобщать – это типичная «нестоличная» жизнь. Вот, скажем, у Виталия Кальпиди тоже от пьянства и наркотиков умерли многие одноклассники и друзья. Прокошин, как и Кальпиди – тоже «поэт-дикоросс», по выражению Юрия Беликова. Состоявшийся вопреки всему.
Лирика Прокошина исповедальна. Но не только. Он – боец. Он человек, который не боится выйти один против целого мира. Когда я читаю Прокошина, буквально на уровне инстинкта ощущаю разность между ним и мною. Я вырос в благополучной семье, и, конечно, не знаю и десятой доли того, через что довелось пройти Валерию. Стихи у Прокошина достаточно жёсткие, но обычно «в рамках правил». Только изредка в его стихах прорываются не совсем цензурные слова. Вот что мне запомнилось и понравилось: «С красным допингом в сердце, не в силах на месте стоять, / По кремлёвской панели прошлась олимпийская блядь». Как будто вчера написано! А ведь поэт пять лет не дожил до скандалов в области спорта, инспирированных беглым химиком Родченковым!
Подытожу. Разностороннее творчество Валерия нуждается в пристальном и глубоком изучении. Хочется, чтобы томик Прокошина был в каждом культурном доме, наряду с Пушкиным и другими нашими большими поэтами.
Косарями пастбища прокошены,
И душой до срока опыт нажит.
Горький стих Валерия Прокошина
Русскую поэзию пропашет.
