(продолжение. Начало в №4/2020)
Глава 10
Если ты прилепишься к ней
1
Итак, Йошуа сделал предложение Саре, получил согласие, и они стали женихом и невестой. Теперь наш долг представить оку читателя сию судьбоносную сцену. Любовь романтична с первой минуты, есть ли романтика в помолвке — покажет время.
В тот вечер наблюдательная Сара обратила внимание на странную взволнованность Йошуа. Он встретил подругу как всегда, у ворот ульпаны, привычным жестом взял ее руку в свою. Его ладонь была горяча и влажна. Всегдашний бойкий разговор, уснащенный взаимными подшучиваниями, никак не завязывался — так, отдельные фразы. Он почему-то забыл предожить ей поужинать, а ведь знал, что в этот час у нее волчий аппетит. В дни свиданий Сара приучила себя не есть в большой перерыв между уроками, чтобы проголодаться посильнее да посидеть потом подольше за столом с Йошуа. Продолжительная совместная трапеза сближает воззрения, а то и сердца.
Он надолго замолчал. Его тревога передалось ей и породила в юной девичьей душе недобрые предположения. В молчащем подозревают худшее. “Может, задумал неладное? А если бросит?” Сара вспомнила, как одноклассницы в заокеанской общеобразовательной школе, то одна, то другая, утирая слезы, рассказывали о неверных своих дружках. “Но Йошуа ведь не такой! — думала она, — а вдруг такой? Здесь, на Святой Земле, девушки в ульпане не делятся друг с другом любовными треволнениями. Да им и рассказывать-то нечего, не положено ученицам знаться с молодыми людьми!” В этом благородном женском учебном заведении Сара была единственной девицей, принимавшей мужские ухаживания. Но наставницы и товарки скрепя сердце прощали ей неприличие — бедняжка не виновата, что не получила в родительском доме строгого воспитания, еще исправится, Бог даст.
Вдруг Йошуа резко остановился, повернулся к спутнице лицом, и, не замечая встречных прохожих, признался Саре в любви и попросил ее руки. Охваченный трепетом, он говорил хрипло, отрывисто, отнюдь не красноречиво, скорее косноязычно. Да это не беда! К чему излишние рулады, коль песнь сама по себе прекрасна? Жизнь всеядна и переваривает любые радикальные воззрения, даже самый отъявленный максимализм вроде “содержание — все, форма — ничто” — ей нипочем!
У Сары дух захватило, и мысли запрыгали в мозгу: “О, небеса, теперь я верю в вас! О, неужели дождалась? Как счастливо дело разрешилось!” И верно — короткая душевная смута, и бесконечно долгое блаженство впереди! Влекомая порывом, она прижалась к Йошуа, спрятала лицо у него на груди, слезы оросили щеки ее. Она пролепетала “да” — заветное слово, которое давно было ею приготовлено для сего случая. Если нечто кажется нам жизненно необходимым, то оно непременно случится, не так ли?
Услыхав ответ, Йошуа высоко вознесся духом и обнял Сару в благодарном порыве. Так стояли они, прижавшись друг к другу, но тут почудилось ей, словно волна новой грусти накатила на душу его. Сара подняла на Йошуа глаза, и он, поняв немой вопрос, твердо заявил, что теперь, когда судьбы их связаны, она не сможет осуществить свою лихую мечту, сиречь не бывать ей солдаткой, ибо вековые устои не без причины прописали разные законы для мужчин и для женщин.
Легкость, с которой Сара встретила это лишение, обрадовала Йошуа, потому как избавляла его от необходимости приводить сложные умственные выкладки о справедливости ограничения женской свободы. Доводы эти трудно постигаются теми, кого судьба с малолетства не подпустила к познанию Божьей морали. Однако, неожиданная покладистость Сары немного царапнула душу Йошуа — а искренним ли было ее желание послужить Святой Земле?
Как бы то ни было, Йошуа почел за благо сообщить Саре кое-что из заготовленных заранее разъяснений. Девица должна знать, что служители Всевышнего, в том числе отец и дед его, придают чрезвычайное значение правильному решению женского вопроса в толще народа иудейского. Отнюдь не умаляя той пользы, которую женщины способны принести мужчинам, нельзя ломать Божественные рамки, выраженные в концепции Господа “Сделаю подмогу ему”. Подмогу, а не замену! Праздное созерцание лика и очертаний стана женщины, ее достоинств и прелестей, приводит в смятение разум мужчины и подталкивает оного к неправедности. Посему строгая логика и здравый смысл подсказывают, что женщина, являясь существом потенциально опасным с точки зрения провоцирования греха, не должна пребывать в мужской среде, а уж в армии — и подавно!
Блаженным, невидящим взглядом Сара любовно всматривалась в лик Йошуа и не вслушивалась в его речи. Она думала о своем. Наконец, оба вспомнили, что голодны. Взявшись за руки, они весело зашагали к излюбленному своему ресторанчику. Обычная еда казалась необычайно вкусной, легкое вино кружило голову, лица сияли.
К нашей парочке подошла незнакомая дама, сидевшая за соседним столом, и, смущаясь и извиняясь, попросила дать взаймы немного денег — ей не хватило заплатить по счету, она живет тут неподалеку, мигом вернется и возвратит долг. Йошуа с готовностью достал из кармана кошелек. Через полчаса дама вновь появилась, протянула молодым деньги и маленький целлофановый пакетик. “Спасибо, что выручили, а это — вам маленький сувенир от меня за ваше заразительное счастье!”— сказала и упорхнула.
В пакетике лежали сложенные треугольниками два шелковых платочка в красно-белую клетку. Йошуа с недоумением разглядывал тряпицы. Умиленно улыбаясь, Сара забрала у него скромный дар: “Давай сюда. Я всю жизнь буду хранить эту прелесть — на память о сегодняшнем дне!”
2
Эльдад и Эйтан ехали из Бет Шема в Авив. В одном из южных райнов мегаполиса, на берегу моря расположился пригород, большую часть которого населяли ханаанские аборигены. К одному из них в гости , а, вернее, с важным, не терпящим отлагательства делом, направлялись наши герои.
Эльдад правил машиной, Эйтан смирно сидел рядом, хотя считался прекрасным водителем. Но нынче он уступил руль товарищу ради безопасности, ибо ощущал некоторую дрожь в руках, как следствие одолевавшего его трепета. Эльдад состоял в молодежной организации “Движение за чистоту”, а Эйтан только готовился вступить в ее члены, и сегодняшнее задание было первым испытанием кандидата. Выдержит экзамен — и получит рекомендацию от друга.
— Знаешь, Эльдад, я вычитал, что Рахав было уж за пятьдесят, когда Йошуа впервые увидал ее, — сказал Эйтан.
— Ты переутомился, дружок, — рассмеялся Эльдад, — Йошуа повстречал Рахав примерно двадцатилетней, женился на ней, и она родила ему дочерей, и это установленный факт. В наших книгах не бывает разноречий.
— А вот когда Йошуа послал разведчиков в Йерихо, явились к нему два чёрта и давай выспрашивать, куда это он бойцов направил, а тот отвечает…
— Хватит, Эйтан! В башку твою черти явились! Трусишь и сам себе зубы заговариваешь. Скажи-ка лучше, ты инструменты приготовил?
— Конечно! Клюшки для гольфа. Железные. В багажнике лежат. Полиция остановит — ничего подозрительного не найдет.
— Молодец! Полиция сейчас бдительна. После того, что случилось.
— А что случилось? — спросил Эйтан.
— С луны свалился? — начал сердиться Эльдад, — какой-то болван, из соседнего с нашим поселения, вооружившись ножом напал на солдатку. Застрелили его, прежде чем успел злодеяние свершить.
— Об этом что-то я читал. Так ведь намерения у него были правильные! Девица в солдаты пошла! Неслыханно!
— Верно, намерения его были угодны перед Богом, да действия неугодны!
— И чем дело кончилось? — снова спросил Эйтан.
— Приятель его, умом небогатый, думал отмыть имя дружка. Принес в полицию письмо, которое тот якобы оставил, дескать таким манером решил жизни себя лишить.
— Но мы-то не таковы, верно, Эльдад?
— Верно, верно. Как звать ту дуреху, помнишь?
— Кажется, Рахав…
— У тебя всё древность на уме. Не Рахав, а Рахель ее имя!
— Подъезжаем, Эльдад. Паркуйся здесь.
— Ясно. Ты парня хорошо запомнил?
— Не бойся, не ошибусь.
— Доставай инструменты из багажника! — скомандовал Эльдад, выйдя из машины.
Эльдад и Эйтан уселись на скамейку, стали дожидаться, когда из бара за углом покажется тот, который им нужен. Эйтан подготовился к операции, вызнал необходимое. Вот-вот закончится рабочая смена у субчика, он направится домой, тут неподалеку, переоденется и поедет в колледж, где учится на строительного инженера, а вечером у него назначено свидание с Рахель. Последнее нетерпимо, и остановить бесчинство наглого аборигена призваны наши герои.
Вот появился молодой парень привлекательной наружности. Среднего роста, широк в плечах, крепок на вид. “Хорошо, что нас двое, но не худо бы и третьего. Жаль, Яков не с нами!” — подумал Эйтан.
Ученики ешивы преградили дорогу студенту колледжа, пригласили сесть с ними на скамейку для серьезного разговора. Все трое были напряжены. Парень сразу понял, зачем он понадобился. Он молчал, в глазах его застыли страх и неприязнь.
Без предисловий Эльдад ультимативно заявил, что дочери Израиля предназначены сынам Израиля, и только им, и исключений не будет. Двое враждебно смотрели на третьего, сжимая в руках клюшки для гольфа, тот, безоружный, глядел на них с ненавистью. Он повернулся и зашагал прочь, ни слова не вымолвив.
“Уверен, роман не будет дописан, — процедил Эльдад, — парень, кажется, понятлив. На всякий случай, вечером понаблюдай за дурочкой. Поехали назад в Бейт Шем. Дам тебе, Эйтан, рекомендацию, вступишь в наше “Движение за чистоту”.
3
Аврам-Ицхак принимал поздравления от единомышленников. Его смелое выступление в столичной ешиве получило широкий общественный резонанс. Пресса, в большинстве своем враждебная национальным духовным ценностям, тенденциозно и вне связи с общим контекстом цитировала слова оратора. Телевидение, тоже предубежденное, демонстрировало горячую и в карикатурном ракурсе реакцию слушателей на самые острые фрагменты доклада. По мнению обитателей Бейт Шема и иже с ними, парадоксальны ханаанские средства информации: чем светлее мир, тем темнее они его освещают.
Седобородый патриарх искренно и без околичностей высказал то, что тяготило сердца многих, да только не хватало им храбрости уста отверзнуть. Не от того ли старики откровеннее молодых, что карьера им без надобности? Если верно это, то, выходит, смелость не благородству души обязана, а на трезвом расчете ума зиждется.
Аврам-Ицхак говорил о недопустимости привлечения женщин в армию. Не гоже девушкам мелькать на глазах у парней. Без ложного стеснения, называя вещи своими именами, он обрисовал вероятные сюжеты — все с печальным финалом. Он обращался языком Книги к ученым знатокам и добавлял житейские примеры для людей попроще. Не срезая углов, без обиняков, Аврам-Ицхак прямо заявил, что проникший в землю Ханаанскую бес феминизма — губитель духа иудейской веры — должен быть безжалостно изгнан из голов и сердец. Он решительно возразил возмущенным матерям, вступившимся за своих боевитых дочерей, сказав коротко и доходчиво: “Да кто ж на бывших солдатках женится?”
Йошуа не собирался посвящать семью в брачный сговор с Сарой, покуда та не примет веру. Но Якову-то он сказал, а у стен отличный слух. Первой узнала мать. Хава поспешила поделиться новостью с Цви. Родителям Йошуа не хотелось доводить до сведения престарелых Аврама-Ицхака и Рейзы-Ривки сей важнейший факт. Во-первых, жалко будоражить стариков, а, во-вторых, Цви и Хава предвидели, что, взволновавшись, ветераны подсластят им жизнь. С другой стороны, если дед с бабкой проведают, что сын и сноха скрыли от них весть первостепенной важности, то обида неминуема.
Избрав меньшее из зол, Цви и Хава осторожно уведомили Аврама-Ицхака и Рейзу-Ривку. На семейном совете было принято единодушное решение не подавать виду, что шило вылезло из мешка. “Пусть Йошуа не подозревает, что нам известны его планы взять в жены неиудейку. Кто знает, что родит грядущее? Может, дело и само уладится, а, вернее, расстроится. Как говорится, не суйся день первый прежде субботы!” — мудро рассудил Аврам-Ицхак.
Из упомянутых четверых доброжелателей, искренно желавших благоденствия дражайшему Йошуа, только Аврам-Ицхак мог с уверенностью характеризовать свое отношение к предмету как однозначное.
Материнская душа Хавы разрывалось от боли при мысли, что сына лишат избранницы, подлинно любящей ее мальчика. Понимая неизбежность разрыва, она, как и свекор, полагала, что лучше уж пусть разладится любовь меж молодыми.
Рейза-Ривка больше всего хотела скорейшей женитьбы внука — мечтала дожить до правнуков. Но шепот мужниной правоты был громче крика собственного сердца, и за многие годы оно приучилось говорить его устами, изрекающими только высшие истины. От долгого употребления лицемерие обретает вид благонамеренности.
В душе Цви таилось естественное и неистребимое желание сына не соглашаться с отцом, особенно, когда тот бывал прав. Как родитель и еще нестарый мужчина, он желал чаду своему женитьбы по любви и был бы рад видеть в доме юное женское лицо. Вполне сознавая невозможность отмены решения Аврама-Ицхака, все же Цви заметил отцу, мол, легендарный Йошуа женился на неиудейке Рахав, и чем же наш Йошуа хуже?
“Сын мой, — великодушно возразил старец, — ведь тебе, наставляющему юношество и обладателю широкого кругозора, без сомнения известно, что древний герой бывал прав не во всех своих деяниях, и это отмечено нашими мудрецами. Среди них нашлись смельчаки, осудившие Йошуа за скорополительный брак. Мы не начетчики, не рутинеры, мы — люди духа, и читаем нашу Книгу сообразуясь с велением дня!”
Глава 11
Словом разрушали города
1
История знает немало войн, важным этапом коих был штурм и захват города. Памятным событием из этого ряда несомненно является взятие крепости Йерихо. Писателей и художников, поэтов и ученых, и, конечно, толкователей Святых Книг всех конфессий весьма занимало случившееся тогда необычайное происшествие — обрушение городских стен под действием гудения труб и грома тысяч голосов.
Мастера кисти и пера очаровывали души, воплощая на холсте и бумаге невиданное чудо, ученые копошились в клинописях и черепках, добавляя на книжные полки университетов тома невразумительных текстов, и только служители Господа знали сами и разъясняли простым и благодарным своим слушателям истинный ход событий, ибо опирались они на веру в слово и дело Всевышнего.
С некоторой степенью вероятия можно утверждать, что Йошуа, зная недоверчивость (чтобы не сказать твердолобость) своего народа, предвидел грядущее разноречие трактовок. Однако, навряд ли он много размышлял над угаданными им плодами суемудрия будущих толкователей. Примем во внимание следующее важное обстоятельство: вещи, представляющие для наших современников интерес не более, чем умозрительный, герою глубокой старины являлись как актуальность и требовали конкретных дел, а не метафизических умствований.
Перед Йошуа стояла сверхзадача овладения щедрым даром Господа — просторами Ханаана. Он должен был стереть с лица земли старый и воздвигнуть новый мир, который предназначался по мысли Бога для Его народа-избранника. И вот, покорение города Йерихо — первая веха, этап номер один на исторической стезе древнего племени, вступившего на свою землю.
Полководец Йошуа ясно видел, что Йерихо являлся связующим пунктом меж прочими городами Ханаана, и овладение им разобщало армии противника, затрудняя создание возможных враждебных союзов. Отторгнуть у аборигенов сей важный бастион означало открыть дорогу к новым захватам.
Куда как важнее стратегического значения победы над Йерихо мыслилось обретение израильтянами духа решимости воевать ради будущего. “У людей появится вкус к собственным жертвам, вера в правоту беспощадности, а, главное, убеждение в благонамеренности Господа, — думал Йошуа, — да и нет у меня иного выбора, кроме покорения города!”
Благополучно вернувшиеся с задания разведчики Барак и Барух представили оку и уху командира ценные донесения: о прочных фортификационных сооружениях города, о его хорошо вооруженном гарнизоне, о прячущихся за высокими стенами многочисленных обитателях и об их упадочническом настрое. Сведения о Рахав, владелице харчевни, Йошуа принял с особым вниманием и сокрыл в сердце своем.
2
Йошуа обдумывал план наступления, штурма, разрушения, изобретал засады, всевозможные военные хитрости и прочие акты вооруженной борьбы. И тут явилось озарение — в этом первом и судьбоносном испытании залогом успеха станет не что иное, как искренность веры в Господа. Редко и благословенно мгновение, когда разум взлетает до высот, обычно лишь душе доступных. Некое шестое чувство внушило Йошуа сознание неизбежности необычайных событий, и они-то и решат исход боя. Он еще на знал, какое чудо ждет его, но верил, что оно непременно случится.
И обратился Господь к Йошуа: “Смотри, Я передаю в руки твои Йерихо, и царя его и храбрых воинов.” И возрадовался полководец, ибо не обмануло его счастливое предчувствие, и Бог в помощь ему, и успех ждет впереди! Далее Господь продолжил наставлять Йошуа и божественно просто, ясно и неопровержимо указал путь к победе. Кто подлинно домогается знания, тому наука впрок.
Йошуа созвал войско, старейшин и служителей Бога, дабы довести до всех план Господа. Священникам он предписал обходить город, неся высоко над головою Ковчег Завета, а семерым из них трубить в шофары. Отрядам воинов приказал идти впереди и позади процессии. И так надлежит делать шесть дней подряд по одному разу в день. А народу велено было стоять вокруг стен, молча смотреть на шествие, не издавать ни звука, покуда Йошуа не скомандует разразиться криком.
Возглавлять манифестацию устрашения вознамерился Йошуа самолично. Барак отыскал для командира крепкого и покладистого осла. Высокий ростом муж усмехнулся, уселся в седло, а ноги остались на земле. Не годится осел. Тогда Барух подвел полководцу борзого коня-скорохода. Жеребец согнулся под тяжестью седока, сделал шаг-другой и упал на передние ноги. Не под силу рысаку снести груз дородного тела. Выручил Калев. Он распряг крупного вола, и Йошуа взгромоздился на могучую спину добродушного труженика, а тот не дрогнул и лишь одобрительно кивнул могучей головой. Вот на этом животном Йошуа и станет объезжать город!
На радостях Йошуа многократно облобызал нос четвероногого помощника. С тех пор у волов не растет шерсть на морде. Пожалуй, подобное объяснение анатомических особенностей кожи домашних животных покажется некоторым досужей байкой. Что ж, наука рассудит. Возможно, кое-кто, прочитав о поцелуе Йошуа, вспомнит о другом поцелуе сходного именем библейского персонажа, не будь рядом помянут. Все может быть. Однако, оставим предположения и вернемся к несомненности фактов.
Йерихо был заперт и недоступен для сынов Израиля. Горожане не входили и не выходили. Вооруженный до зубов гарнизон носу не высовывал, уповая на оборону и еще неведомо на что. Жители, как и говорила Рахав, совершенно потерялись от страха, не надеялись на своих защитников и готовились к худшему.
Шесть дней подряд, с восходом солнца, Йошуа, взгромоздясь на спину вола, открывал устрашающий марш вокруг городских стен. За ним молча и грозно ступали отряды бойцов. Далее шествовали священники с Ковчегом Завета. Семеро служителей Господа оглашали окрестные поля трубными звуками шофаров. Замыкали процессию вооруженные мечами воины. Тысячные толпы народа немо смотрели на обреченную крепость.
К полудню обход городских стен завершался, и утомленные солдаты и священники возвращались для отдыха в свой лагерь в Гильгале, чтобы завтрашним утром с новым пылом пройти намеченный Йошуа круговой маршрут.
Ежедневно повторяющиеся грозные трубные звуки совершенно деморализовали защитников города. Если бы иудеи напали без промедления, может, и появился бы у гарнизона шанс отринуть захватчиков. А вот мучительно долгая психическая атака оказалась в высшей степени успешной против душевно нестойкого врага. Воля Йерихо к сопротивлению была напрочь подавлена, трепетали заячьи сердца жителей города. Мощные стены не представляли более преграды к победе, но существовала иная, не военного рода причина сокрушить их.
И вот, в седьмой день Йошуа воззвал к народу: “Кричите, ибо Господь предал вам город! И крепко-накрепко запомните: как станете громить, не берите себе ни серебра, ни золота, ни меди, ни железа — ибо предназначено сие для сокровищницы Господней!”
Затрубили шофары, и крик тысяч глоток взвился к небесам. И низверглась вниз стена на месте своем, и вступили люди в Йерихо и захватили город. Всех истребляли на своем пути победители — мужчин и женщин, юношей и старцев, быков и овец — всё живое умертвляли острием меча.
По приказу полководца Барак и Барух первыми ворвались в поверженную крепость, ибо Йошуа велел им, пока не поздно, отыскать харчевню и увести в безопасное место Рахав с семейством ее, дабы избавить от общей злой судьбы. Бывшие разведчики увидали, что малая часть стены у городских ворот не пала. Там располагалось приютившее их подворье. Они заприметили червленый шнурок, свисавший из окна, и вывели на волю Рахав и родню ее. И сразу после этого рухнула постройка и сравнялась с землей.
Два важных деяния предстояло свершить израильтянам. Во-первых, доблестным победителям полагалось сжечь огнем все городские постройки. Во-вторых, серебро, золото и утварь медную и железную следовало отдать в сокровищницу дома Господня. Если первая акция была совершена в точности с повелением командующего, то в отношении второй ожидало Йошуа, да и весь народ иудейский, немалое разочарование, о котором речь впереди.
Йошуа не удовольствовался тотальным уничтожением города и его жителей, но и воспретил восстанавливать Йерихо. Он остерег своих людей, мол, кто преступит сей запрет, у того при закладке города умрет первенец, а как доведет нарушитель постройку до конца — лишится и младшего сына. И Бог одобрил кардинальные действия своего ставленника и не просил объяснения причин. Возможно, Он отметил про себя с великим удовлетворением, что Йошуа безукоризненно верно понял цели и средства Его. Не показной, но истинный радикализм имеет надежду на успех.
Нет, не слепая жестокость двигала волею древнего героя, но высшая идея руководила им. Поражением обернется победа, коли оставить события на произвол слабости природы человеческой. “Завладеют иудеи городом и всем, что в нем, обратят жителей в рабство, — рассуждал Йошуа, — и лягут к ногам победителей незаработанный достаток и даровой труд. И успокоится народ, и осядет на землю, и шипение животного начала задушит глас высокого духа. Да разве для этого Господь давал Землю Обетованную народу своему? Вот почему необходимо уничтожать всех и всё! Боже, сохрани нас от соблазна возродить Йерихо! Страна должна быть построена заново своими руками, и только тогда сыны Израиля узнают ее настоящую цену. И надо ли горевать о гибели убиенных, коли они встали на пути свершения великого замысла? Ничтожен человек, и жизнь его — пустяк против грандиозности плана!”
3
Аскетичное существование Калева — не пример для Йошуа. “Постник или притворяется, или с головой не дружит, — думал он, — да и неизвестно пока, захочет ли Калев оставаться холостяком, или старинный соратник загорится иным желанием — время покажет!” Зато Йошуа весьма впечатлился рассказом Барака и Баруха о молодой хозяйке харчевни Рахав. Все говорило за то, что женщина эта — подходящая ему пара. Осталось только увидать ее, да показать себя.
Состоялось знакомство Йошуа и Рахав. Как много решает первое свидание, первое впечатление, первый взгляд! И он и она ожидали встречи, и когда она произошла, добрые предчувствия не обманули их. “Кажется, я полюбила!” — мысленно сказала Рахав. “Вот какая женщина мне нужна!” — произнес вслух Йошуа.
Немедленно были призваны Гидон и Гилад — лучшие ученики полководца и пророка Йошуа. На них возложил он труд обращения в иудейскую веру спасенных из огня Йерихо язычников — Рахав и ее семейство. Перед женами учеников он поставил задачу ускоренно обучать новообращенную исполнению заповедей семейной чистоты и соблюдению кашрута во всех его ипостасях.
Йошуа вспомнил язвительное замечание Калева, мол, жениху восемьдесят два, а невесте двадцать два. Да, не отменить подстерегающей потенциальных супругов опасности. Но романтическое сердце Рахав и нежная душа Йошуа взирали на любовный союз не взглядом мрачного предвидения, диктуемым пошлостью житейской рассудительности, но желанием неотложного, а вовсе не вечного и потому несбыточного счастья. “Не в завтрашнем, но в сегодняшнем дне нужна человеку уверенность, — говорил себе Йошуа, — и не станет наш брак мезальянсом!”
Глава 12
Диссонанс в гармонии
1
Читатель несомненно обратил внимание, что половина повести посвящена правдивому показу событий седой старины, другая же ее часть изображает эпизоды наших дней. Думается, автор не сильно согрешит против духа современного Ханаана, если позволит себе заглянуть на одно поколение назад. Тем более, что время меняет людей мало, а на идеи оно воздействует и того меньше.
Скажем несколько слов о юных летах закадычных в прошлом друзей Цви и Идо. Два молодых холостяка, оба студенты, полны идеалов, рвутся к учености, хотят всё знать, и романтические чувства не чужды им. Они живут в столице земли Ханаанской. Цви познает мир и людей, штудируя Святое Писание в одной из ешив, куда определил его отец Аврам-Ицхак. Идо, отличник университетской учебы, вгрызается в тот же священный предмет, но только приняв холодные воззрения равнодушной истории. Не удивительно, что столь явные общность и различие нередко влекли за собою споры. Вся жизнь впереди, Цви еще не произвел на свет Йошуа, а Идо не породил Якова и Сару.
Весьма крепкий и деятельный мужчина, Аврам-Ицхак много трудился в те годы и уже достаточно далеко и успешно продвинул свою доктрину возрождения деяний древнего героя Йошуа на современной Ханаанской земле. Рейза-Ривка, верная подруга смелого новатора, была надежным тылом и твердой опорой мужу в его нелегкой борьбе с ортодоксами и чинимыми ими ковами.
В доме у Аврама-Ицхака частенько собирались единомышленники и увлеченно обсуждали его идеи. Если не считать неизбежных второстепенных несходств индивидуальных мнений, в целом меж этими людьми царила атмосфера чудного взаимопонимания. Гармония есть согласие разногласного. Цви, разумеется, впитывал заразительный энтузиазм отца и готовил себя к практическому воплощению креативных проектов.
Аврама-Ицхака беспокоила дружба сына с университетским апикоросом. Ежели бы безбожник писал математические формулы или глядел в микроскоп — было бы полгоря. Так ведь он посягал на ревизию святынь, а Книги Священного Писания называл текстами! “Боюсь, испортит мне наследника этот парень, — думал с опаской отец, — ведь спускаться-то с вершины легко, подниматься — трудно. Неверующий лишен воображения, ему доступно только очевидное. Заразителен соблазн простоты, а дьявол злонамерен и находчив!”
Как-то попросил Аврам-Ицхак сына пригласить друга на субботу. Отец задумал направить разговор в такое русло, чтобы Идо до конца обнажил перед Цви неприглядность своих воззрений, и тогда можно будет легко убедить отпрыска расстаться с баламутом. Цви чувствовал отцовское нерасположение к Идо, и потому приветствовал приглашение, простодушно ожидая доброй перемены.
Здесь, как кажется автору, должно ненадолго свернуть с магистральной темы повести и посвятить несколько абзацев описанию угощения. Рейза-Ривка, любившая стряпать и угождать мужским желудкам, на сей раз употребила свое кулинарное искусство на приготовление одного чудного традиционного блюда — мастерство, которому она выучилась еще в девичестве от матери, а та переняла умение от своей матери, и далее вглубь поколений, а, может быть, и веков.
Итак, Рейза-Ривка изготовила настоящий субботний чулент! Она не смешивала разные виды мяса, ибо родительница ее никогда не клала вместе в один казан куски говядины и курицы и шутила, мол не нужен нам такой шаатнез. Только коровью плоть, да пожирней, употребляла Рейза-Ривка. Картофель, морковь, лук, чеснок, прочие овощи, всякие пряности — все шло в дело. Коричневой фасоли отводилась особая роль — она окрашивала яство. До трех четвертей суток томился в печи на малом огне горшок с вожделенным блюдом. А запах! О наступлении субботы возвещал чудный аромат кушанья, он поднимался ввысь и зажигал звезды на темном небе!
Да, были дни, и была пища! Аврам-Ицхак с супругой смело, не опасаясь красных строчек на листе показателей крови, поглощали жирное мясо, макали в соус нежнейшую халу из белой муки и чай пили только с сахаром. А что говорить о молодых парнях, готовых к трапезе в любой час дня и ночи? Рейза-Ривка не могла нарадоваться, наблюдая, как сынок ее и дружок его поедают чулент и многозначительно хвалят роскошное варево, и, получив добавку, снова хвалят. Стоит заметить, что Аврам-Ицхак тоже не чурался кухонной работы в свободные от книжных бдений часы. Произведение его рук — прекрасная квашеная капуста — добавляла ощущение легкости к вкусу сытного чулента.
2
Насыщение желудка родит благостное настроение духа, которое, в свою очередь, раскрепощает язык. После славной трапезы Аврам-Ицхак затеял разговор с молодежью.
— Идо, — обратился к гостю Аврам-Ицхак, — насколько мне известно, за стенами назначенного для учебы заведения, так называемого университета, ты постигаешь мудрость Книги нашего народа. Возможно, под несколько иным углом зрения, чем это делает мой сын Цви. О чем шла речь на минувшей неделе в широких аудиториях и на высоких кафедрах?
— Говорили о первых победах Йошуа, — ответил Идо.
— Представляешь, отец, какое замечательное совпадение, — вмешался Цви, — и в ешиве и в университете разбирали взятие города Йерихо!
— Да, Аврам-Ицхак, — сказал Идо, — мы с Цви стали обсуждать между собой легендарное событие, и точки зрения наши не совпали.
— Отрадно слышать, — невнятно пробормотал хозяин, — и в чем вы именно не сошлись? — добавил он в полный голос.
— Идо называет событие легендарным, — сказал Цви, — словно намекая на то, что оно есть плод фантазии.
— Есть упоминания в альтернативных исторических документах о взятии израильтянами Йерихо, поэтому нельзя с уверенностью утверждать, что бой являлся плодом вымысла, — возразил в свою защиту Идо.
— Позволь уточнить, молодой человек, какому нашему источнику наука отыскала альтернативные документы? — осведомился Аврам-Ицхак.
— Разумеется, речь идет о тексте пророчества Йошуа!
— Идо, дорогой, да разве истинным по своей природе Писаниям пророков требуются альтернативы? — горячо воскликнул Цви и поглядел на отца, ища поддержки, а тот молчал и улыбался в усы.
— История есть наука точная и объективная — решительно заявил Идо.
— Не стану умалять достоинств предмета твоих занятий, дружище, — сказал Цви, — тем более, что история преподносит уроки, и они поучительны. Взять хоть подвиг лазутчиков в Йерихо и сравнить с трагическим концом разведки Святой Земли!
— Итог иной и отрадный, — согласился Идо, — разведчики Йерихо доставили Йошуа кое-какие сведения о гарнизоне, оружии, настроении горожан и прочее. Однако, не стоит преувеличивать пользы от их миссии, ведь они были под постоянным надзором и им пришлось скрываться в окрестных горах.
— Что ж, если, по-твоему, сообщения разведчиков были скудны, то тем больше почета положено полководцу, безошибочно избравшему боевую тактику. Как много военных хитростей применял Йошуа и в Йерихо и в других сражениях — засады, преследования, ложные маневры — да разве все их перечтешь! — с восхищением проговорил Цви.
— Удачные трюки неизменно впечатляют, — подтвердил Идо, — и поскольку Книга пророчеств Йошуа создана им самим, как принято полагать, то не удивляет успешность описанных в ней маневров. История говорит нам, что ложные ходы всегда были характерны для войн на востоке, и частенько применялись слабой стороной.
— Уважаемый студент, — вмешался Аврам-Ицхак, многозначительно взглянув на сына, — будь добр, поясни нам: ты сомневаешься в авторстве Йошуа или намекаешь на преувеличение им собственных военных достижений?
— Кажется, я угодил под перекрестный огонь? — полушутя заметил Идо.
— О, дорогой наш гость, — спохватился Аврам-Ицхак, — это дружественный огонь!
— В таком случае, этот обстрел есть результат ошибки, — полускептически добавил Идо.
— Пусть ошибка, но с благими намерениями, — полусерьезно вставил Цви.
— Удобное кресло, свежий ветерок из окна и блаженство переваривания чудо-чулента располагают к откровенности и принципиальности. Ради истины взойду на костер. Отвечу на все вопросы, хоть есть в этом риск показаться невеждой, — умиротворенно сказал Идо.
— В таком случае я жду твоего слова, — проговорил хозяин.
— Произнесу его охотно. Наука сомневается в авторстве Йошуа и допускает возможность преувеличений, — ответил Идо.
— Ты, кажется, заметил, что обманные трюки на войне — оружие слабейшего. Неужто израильтяне, применив хитрые маневры и разгромив Йерихо, уступали врагу? — вопрошал Цви.
— Друг, я выразился иначе. Я говорил, что ложные ходы частенько применялись слабой стороной, и только это я сказал! Наши профессора требуют адекватных толкований. А что думают ваши раввины? — спросил в своею очередь Идо.
— Разумеется, они думают так же! — поспешил с ответом Цви и посмотрел на отца, моля взглядом о помощи, но тот молчал и снова усмехался в усы.
— Известно, что защитники Йерихо были оснащены не в пример лучше захватчика: фараоны вооружали их колесницами, конницей, дальнобойными луками и прочим, — продолжил Идо, — да только всего этого им давали мало, ибо египтяне опасались бунта.
— Ваша наука называет воинов Йошуа захватчиками? — возвысил голос Аврам-Ицхак, — а мы-то думали и нынче продолжаем полагать их освободителями завещанной Господом земли!
— Почтенный Аврам-Ицхак, прости нам, педантам, буквоедство! — парировал Идо.
— Так чья же армия была сильнее — израильтян или ханаанцев? — нетерпеливо спросил Цви.
— Ханаанцы превосходили мастерством, иудеи — числом, — ответил Идо.
— Молодой человек, что скажешь о боевом духе захватчиков и их несчастных жертв? — не утерпел Аврам-Ицхак.
— Боевой дух? Вот в нем-то и фишка, прошу прощения за жаргон, а выражаясь культурнее — суть, — оживился Идо, — иудеи шли в бой со страстью фанатиков. С другой же стороны, мы располагаем древними египетскими письменами о деморализации защитников Йерихо — они сдавались, стоя на стене с поднятыми вверх руками, просили пощады, иные скрывались в лесах.
— Вечны закавыки в думах маловера! — бросил Цви.
— Скептик — мученик собственной проницательности! — игриво возразил Идо.
— По твоим словам, Идо, выходит, что дело решили фанатизм одних и страх других, — снова заговорил хозяин, — а мы-то полагали, что причина вещей коренится в вере: иудеи поверили в Бога, а язычники — в намерение Его помогать избранникам.
— Мне кажется, мы говорим об одних и тех же вещах, но называем их разными именами, — сказал Идо.
— Как корабль назовешь, так он и поплывет! — выстрелил Цви.
— А вот за высокими окнами храма науки что думают об обрушении городских стен от трубного гласа и оглушительного крика? — спросил Аврам-Ицхак.
— За высокими окнами? Но я не профессор, я только учусь, и посему пребываю в нижних этажах храма! — пытался отшутиться Идо.
— Э-э-э, увиливаешь, братец! — погрозил пальцем Цви.
— Хорошо, отвечу и буду предельно краток: “Увы!”
— Ответ исчерпывающий, не так ли, Цви? — обратился Аврам-Ицхак к сыну.
— Безусловно, отец. Иного мы и не ждали.
— Дорогой гость, — торжественно заявил Аврам-Ицхак, — мы, люди простой веры, отнюдь не ретрограды и не жестокие злодеи, но приходится противостоять нападкам, ибо никак не уймутся оппоненты-злопыхатели! Наших мудрецов, да благословенна память о них, всегда занимал вопрос справедливости завоевания израильтянами земли, где до них обретались иные народы. И трудный ответ таков: правосудно сие, ибо на то воля Всевышнего. А наука ваша всякий раз снова и снова возвращается к решенному раз и навсегда делу.
3
Сытный чулент и стойкая оборона утомили Идо, и веки его смыкались. Хозяева предложили гостю переночевать, а с утра всем вместе отправиться в синагогу. Предложение было с энтузиазмом принято. Только коснулся Идо головою подушки, и уж через минуту крепко спал.
Аврам-Ицхак обратился к Цви с душевной просьбой: “Сын мой, охлади дружбы пыл. Ты сам слышал безбожные речи Идо. Апикоруса не заботит сохранение ценностей. Его словеса и мысли, их порождающие, вносят диссонанс в нашу гармонию. Не по пути нам с этим парнем!”
Цви почти согласился с отцом. Нет, он не раздружился вовсе с Идо, но просьба отца тоже кое-что значила, да и небеспочвенна она была. На долгие годы сохранилось приятельство, но не близость духовная.
Глава 13
Вопрос Калева и увещание Рахав
1
Первая кампания израильтян после перехода Иордана — покорение Йерихо — закончилась для Йошуа блестяще со всех точек зрения: разрушен город, убиты его жители, народ начал верить в благонамеренность Господа, а также в свою миссию завоевателя-освободителя-строителя. И, разумеется, нельзя не отметить события, ставшего важнейшим в личной судьбе полководца и пророка: он нашел себе невесту.
Йошуа велел своим лучшим ученикам, будущим знатокам Писания, молодым Гидону и Гиладу и их женам взять на себя труд ускоренного обращения Рахав в иудейскую веру. Чем раньше будут изгнаны бесы язычества из сердца молодой женщины, тем скорее жених в расцвете лет отдастся ласкам супружеского ложа и обретет душевное равновесие, столь необходимое зрелому мужу для предстоящих великих свершений. Быстрота усвоения новых идей способной ученицей являлась следствием ее сметливости и рвения. Возможно, нынешние блюстители чистоты веры усомнились бы в подлинности скороспелых перемен, но, к счастью для нареченных, ортодоксальные установления на сей предмет появились в земле Ханаанской много позже.
Теперь отступим ненадолго от ожидающих Йошуа романтических перемен и сообщим некоторые важные факты.
Во-первых, перестал падать ман с неба, и не стало его у израильтян, и они начали употреблять в пищу дары нив Ханаана. Прекращение действия чудесного источника пропитания иудеи резонно истолковали как знак необратимых перемен — теперь им предстоит самим возделывать эту землю и кормиться от плодов ее.
Во-вторых, Господь сказал Йошуа: “Сделай себе ножи кремневые и обрежь сынов Израиля.” И сделал себе Йошуа ножи кремневые и обрезал сынов Израиля. Вышедшие из рабства мужи не нуждались в этой процедуре, ибо еще в Египте с младенчества они несли на телах своих примету принадлежности к племени Авраама. Но за сорок лет странствий в пустыне, кроме достойных Йошуа и Калева, вымерло неугодное Богу поколение, а тяготы пути не располагали к обрезанию вновь нарождающихся. Только о лучших духовных питомцах Гиладе и Гидоне, а также о военных советниках Бараке и Барухе позаботился Йошуа загодя. Эти четверо молодых успели уже переболеть и помогали ветеранам Йошуа и Калеву исполнять указание Всевышнего.
И, наконец, в-третьих, явился к Йошуа некий человек, и меч обнаженный в руке его. Грозное оружие неизвестного не вселило страх в сердце полководца и он спросил недрогнувшим голосом: “Наш ли ты или из неприятелей наших?” Ратник ответил: “Нет, я вождь воинства Господня; теперь пришел я.” Услыхав это, затрепетал Йошуа и пал лицом на землю и с готовностью исполнил категорическое требование пришельца немедля разуться, ибо место это свято.
Человек исчез, а Йошуа отправился в шатер учения и принялся обсуждать с Гиладом и Гидоном свершившееся, и обдумывать и трактовать событие. Калев же, узнав о происшествии, немало удивился. “Объясни, дружище, почему ты оробел, ведь не раз сам Господь заговаривал с тобой, да и тебе доводилось прямо обращаться к Нему, и ты не трусил, а перед посланцем Его упал на колени?” — спросил Калев. В ответ Иошуа обнял друга за плечи, улыбнулся и сказал: “Завтра моя свадьба с Рахав. Ты — самый почетный гость!”
2
Очень скромной вышла первая после победы над Йерихо иудейская свадьба.
— Слишком уж разнятся наши годы, — сказала Рахав, — зачем затевать шумное веселье, коли люди ехидны и желчны, и только и ждут случая поскабрезничать.
— Не сомневаюсь, Рахав, народ любит своего вождя и супругу его полюбит — возразил Йошуа.
— Возможно. Но любовь неплохо уживается со злыми толками.
— Ты не веришь в чистосердечие?
— Чистосердечие — не низкого люда достоинство, простонародью свойственна зависть обделенного. Отравляет чернь родники, из которых пьет. Поверь, Йошуа, былая синекура многому научила меня, все породы человеческие перебывали в моей харчевне. Чем меньше пригласим гостей — тем лучше.
— Хорошо, будь по-твоему, Рахав. Позовем только твою родню, да моих близких друзей.
Йошуа не разделял скепсис невесты, но согласился не устраивать громкого торжества по причине другого рода. Слишком мало времени минуло со дня обрезания, и мужи не успели оправиться. Жены их, правда, были бодры, казались веселы и образцово приглядывали за малолетними детьми. Однако, кто знает, как истолкуют массы слишком помпезное начало супружеской жизни вождя в столь специфическое время. “Как бы и впрямь завидовать не стали!” — подумал Йошуа.
Калев торжественно поздравил товарища, но за свадебным столом веселился притворно. Он думал о том, что вновь Йошуа опередил его. “Да, я тоже не молод, я сверстник этого везунчика, — рассуждал Калев, — но я, как и он, телом цел и духом свеж. Отчего бы и мне не отхлебнуть любовного напитка? Пусть не достанет лет осушить чарку до дна, но праздник на закате — отменная утеха! Всю жизнь я холостяковал, и нет продолжения роду моему… Жажда любви есть во мне, и она говорит языком любви… ”
Так рассуждал сам с собою Калев. Он не любил публичности. Жизнь женатого огорожена забором скромности, а холостяк — весь на виду. И зависть, и жалость к себе, и надежда разом поднялись в душе его. И задумал он догнать соратника, пока не поздно, и нашел себе невесту и вступил в брак весьма скоро. Хагит, жена Калева, хоть и не так молода была, как Рахав, а все же чета успела породить дитя. Забегая вперед, заметим, что через несколько лет Ахса, произведение Калева и Хагит, стала подружкой Тирцы, старшей дочери Йошуа и Рахав.
Свадьба Калева была многолюднее тихого застолья Йошуа. К тому времени вновь обретшие силу мужи охотно принимали угощения — те, которые черпают из котлов и кладут в миски, и те, что наливаются из кувшинов в кружки. Йошуа наблюдал за гостями, сверяя с реальностью нелестные суждения Рахав о простонародье. Он не обнаружил бесспорного подтверждения ее словам, но ведь Калев не вождь, и, стало быть, его удача мало вдохновляет злые языки. А что в головах творится — то неведомо!
3
Захвачен и разрушен Йерихо, но это лишь доброе начало трудного пути. Йошуа должен двигаться вглубь Святой Земли, завоевать весь Ханаан и перестроить его. Следующий этап борьбы — овладение небольшим, но стратегически важным городом Ай.
Йошуа направил разведывательную миссию во главе с опытными Бараком и Барухом, на доклад которых можно положиться, и на основании полученного донесения строить план взятия города. Вернувшиеся с задания Барак и Барух сообщили Йошуа, что войско защитников Айя малочисленно в сравнении с гарнизоном Йерихо. По мнению командиров разведывательного отряда, для решительной победы вполне довольно будет двух тысяч пехотинцев.
Не желая рисковать столь трудно завоеванным доверием народа, Йошуа отправил сражаться три тысячи войска, включая конников. Полководец запретил разведчикам говорить в народе о малосилии Айя, дабы не расслаблять людей и не настраивать бойцов на легкую победу. Наоборот, он произнес речь перед армией, и воодушевил солдат и подготовил их к тяжелой схватке.
Йошуа разместил палатку верховного командующего на макушке холма, откуда он видел, как Барак и Барух повели в бой полки. И узрел полководец диво нежданное. Бравые с виду пехотинцы едва тянулась в гору, будто страшились приблизиться к стенам Айя. Словно увечными они были, или одышкой страдали. А конное войско и того хуже — лошади едва перебирали ногами, вертели головами, не слушались седоков, не хотели подниматься вверх.
Тут открылись городские ворота, и вихрем вылетел малочисленный отряд гарнизона Айя — все на конях — и ринулся в атаку, копья наперевес. Бойцы Барака и Баруха развернулись с завидной резвостью и бросились наутек. То было не отступление, но паническое бегство. Защитники города преследовали армию иудеев, и гнали незадачливых захватчиков по склону горы, и убили тридцать шесть человек, а живые, но клеймёные позором, вернулись в Гильгаль.
И, как сказано в Писании, растаяло сердце народа и стало водою. Барак и Барух, а с ними старейшины, возложили прах на головы свои. Йошуа разодрал на себе одежды и пал лицом на землю перед ковчегом Господним. “Увы, увы нам, Господи Боже, — возопил Йошуа, — для чего перевел Ты нас через Иордан? Не лучше ли было нам остаться на том берегу? Ведь истреблены мы будем, как прознают ханаанцы о бесчестье нашем! И что сделаешь Ты тогда имени Твоему великому?”
“Встань, для чего пал ты на лицо твое? — строго вопрошал Господь, — согрешил Израиль, да и преступили завет Мой, и взяли из заклятого, и крали, и после отрицали и положили в вещи свои. За то и не смогут сыны Израиля устоять перед врагами… и стали сами заклятыми … и не буду более с вами, если не истребите заклятого из среды вашей.”
Услыхал Йошуа речь Бога и обомлел. Теперь ясна стала ему причина негаданного поражения. Ведь говорил ему Всевышний, и он передал бойцам слова Его — ничего не брать себе из богатства, что найдут они в поверженном Йерихо, ибо заклято оно и назначено для сокровищницы Господней. Как видно, нашелся некто длиннорукий и посягнул на Господа имущество, и украл и укрыл его.
Перейдя Иордан, впрягся люд в ярмо групповой поруки: грех одного пятнает целое племя, кто-то сбился с пути, а вина поголовная, ибо таков закон Всевышнего для иудеев. Весь народ заклят теперь в глазах Господа, и не потерпит Он мерзости в среде Израиля, и не позволит ему побеждать, покуда не очистится он и не истребит преступника из среды своей. Общее ручательство убавляет своекорыстие и обуздывает инакомыслие.
Бог научил Йошуа, как найти злоумышленника и как поступить с ним. Завтра же, с раннего утра должен собрать он весь народ и исполнить волю Всевышнего, и тогда отмоется Израиль от греха, и вернется к нему расположение Господа.
Направляясь к дому, Йошуа обдумывал по дороге план грядущего дня. У шатра хлопотала Рахав, готовила вечернюю трапезу на костре. “Поведаю-ка я жене о кручине своей, послушаю, что она скажет, всегда кстати слово умное, — решил народный предводитель. Тут как раз случился Калев — шел мимо глубоко опечаленный военной неудачей. “Поужинай с нами, друг! Рахав варит мясо молодого козленка — вот-вот котел закипит, а я вина принесу!” — сказал Йошуа. Гость не заставил себя упрашивать.
Йошуа в точности повторил сказанное Богу, а затем передал ответ Его. На некоторое время воцарилось молчание. Лицо Рахав сделалось задумчивым, пожалуй, даже неодобрительным. Калев подал голос первым. Не упуская случая отметить свою правоту, напомнил, что говорил уже раньше, дескать, Йошуа с Господом беседует напрямую.
“Напрасно, Йошуа, ты разодрал одежды свои, и не следовало тебе падать на лицо пред ковчегом Господним, — строго проговорила Рахав, — а потом ты еще и возопил ко Всевышнему, мол, зачем перевел Ты нас через Иордан, и не лучше ли было бы нам остаться на том берегу? Или забыл ты, что Бог наш признал подлинность веры твоей в Него и в чудеса, которые творит Он для народа Его! Неужто ты желал разочаровать Всевышнего? А ежели нет, то, стало быть, хитрил, разжалобить хотел! Да разве можно с самим Господом лукавить? А еще ты бросил намек Ему, чтобы берег славу имени Его великого! Подсказка твоя кажется уловкой неуместной. Кому подсказываешь? О, как добр, как великодушен Бог наш, коли не наказал тебя! Прошу, Йошуа, в другой раз осмотрительнее будь, да ведь и есть тебе с кем совет держать…”
Слова супруги озадачили Йошуа, и он подумал, что нелишним будет обмозговать их. Не сей момент, разумеется, ибо надобно готовиться к событиям завтрашнего дня. Калев, прощаясь, шепнул другу, мол, внемли умным речам — женщина сердцем мыслит и душою видит!
Глава 14
Где закон, там и обида
1
Ханаанские поселенцы решительно отвоевывают у аборигенов землю. Для себя, или для Бога, или для себя и для Бога делают они это? Заметим, что исключено из сего вопроса последнее четвертое вероятие, ибо не ради красного словца спрошено.
Любой ответ из трех годится. Как ни трактуй — не ошибешься, но непременно явятся опровергатели, и они тоже окажутся правы. Такова уж особенность разномыслия честолюбий, когда у спорщиков на языках разное, а сердца стучат в унисон. Сто дорог в один край ведут. Лицемерные воззрения, если сотни лет честно и упорно исповедовать их, становятся добродетельными.
За провинности Господь наказует, иными словами, если пала на головы людей кара небесная, значит, случился меж ними грех. Дабы вновь не оступиться, следует с суровой беспристрастностью взглянуть на собственные дела и помыслы и отыскать свою вину — вещь трудная и мучительная. Но найдет успокоение покаявшийся.
Жители Бейт Шема овладевали Ханааном и ширили свое присутствие на Святой Земле. Стало быть, шли они путями, Богом завещанными, тем самым обретая право на довольство своею праведностью. И все же постучалась в дверь беда — знак провинности. Вспомним, как после славного овладения Йерихо, когда победа над Айем казалась делом простым и очевидным, иудеи понесли болезненное и необъяснимое на первый взгляд поражение. Господь растолковал Йошуа, в чем состоял грех народа, и как исправить его.
История повторилась в наше время. Недружественный суд постановил, дескать, девять домов на окраине поселения следует снести — они, якобы, возведены незаконно на частной земле аборигенов. Как и поражение в Айе, так и выселение ни в чем не повинных семей есть задержка в достижении конечной цели — в овладении Святой Землей. Стало быть, и приход Спасителя откладывается. Однако, не резвость исполнения высокой миссии потребна небесам. Не гоже израильтянам брать с собою в путь и нести за спиною полный короб прегрешений. Разумеется, всем жителям Бейт Шема очевидны фальшь и тенденциозность судебного вердикта, но ведь надо же уметь противостоять злонамеренности! Удары обрушиваются на беззащитного. Для разбирательства и покаяния глава ешивы Цви собрал общее вече.
2
Не разместить сотни народа даже в обширном вестибюле ешивы. Расставлены пластиковые стулья на площади перед центральным входом в здание. Сооружены деревянные подмостки для выступающих.
Кто эти люди, что собрались на сходку? Конечно, жители Бейт Шема. Почти все они тут, от мала до велика, от млада до стара. Да и как не явиться на тревожный зов, коли с каждым из них может приключиться беда, и кто знает, что родит день? У самой трибуны сидят прямые жертвы несправедливости, девять семей, над которыми сгустилась грозная тень произвола правящих безбожников. Им будет дано слово, они возвысят голос, вознесут к Богу отчаянный горестный вопль, и пусть его услышат на небе и на земле.
Разумеется, присутствуют и злорадные наблюдатели — ханжи-щелкоперы со всех краев земли, вечные недруги избранного народа и ложные друзья аборигенов. Затесались среди них и свои чужаки из государства Авив. Приготовлены блокноты, телефоны, объективы. Основательно представлена полиция, наученная опытом превращения благородных собраний в бурные диспуты, где аргументами служат камни с одной стороны и дубинки — с другой.
Накануне Бейт Шем пережил один из самых кипучих дней своей истории. Не желая отдавать без боя землю и жилища, молодежь поселения забаррикадировалась в синагоге, создав очаг сопротивления вооруженным судебным исполнителям. Юноши, подростки и даже мальчики, одетые в клетчатые рубашки и сандалии на босу ногу — немудреное платье пионеров освоения земли Ханаанской — окружили здание молельного дома. В воздетых к небу руках они держали самодельные плакаты с выведенными на них страстными надписями, осуждающими неправый суд и безбожную власть. Вдоль дороги сидели женщины с младенцами на коленях, вокруг матерей сновали малолетние детишки, многие плакали.
Полицейские бесчеловечно смели с пути женщин и детей, прорвались к дверям синагоги и взломали их. Ученики ешивы встретили непрошенных гостей пеной из огнетушителей и железными прутьями. Завязался рукопашный бой. Парамедикам амбулансов пришлось изрядно потрудиться, перенося пострадавших с поля битвы в автомобили. Запертые внутри полицейских машин, арестованные разбивали наручниками стекла.
Окончился праздник насилия. Его боевой итог — пятьдесят семь раненых с обеих сторон. Начальник полицейского отряда, призванного хранить порядок на вече, надеялся, что сегодняшний день будет легче вчерашнего. Силы охраны прибыли свежие, а заводилы из твердокаменного ядра еще не успели восстановить боевой дух — кто в гипсе, кто забинтован, кто в кровоподтеках.
3
На импровизированную трибуну поднялся Цви. Гул стих. Он окинул скорбным взором собравшихся. “Слушай, Израиль! — воскликнул он, прикрыв глаза рукой, — Господь Бог наш, Господь один!” Цви не стал произносить молитву до конца, но, сделав паузу, обратился к злобе дня.
“Единоплеменники и земляки! — продолжил глава ешивы, — три важных вещи я скажу вам. Первая: не по праву, но по милости живут в Ханаане аборигены, и потому никакая судебная казуистика не отменит нашей прерогативы на Святую Землю, дарованную Богом нам, а не им. Вторая: над нами царят апикорусы, и мораль Сдома — их мораль! И третья: мир не любил и не любит нас, и нет надежды на любовь его, и только Господь — опора наша!”
“Нынче я вспоминаю день поражения в Айе. Великий Йошуа созвал народ для разоблачения рокового греха, чтобы вернуть Израилю милость Господа. Вот и мы собрались все вместе. Приклоним же ухо к речам людей наших, честно взглянем на неверные шаги свои, елико возможно выпрямим кривое, памятуя об очищающем душу исправлении, и с обновленным сердцем продолжим Божье дело завоевания Ханаана.”
“Следуя по пути Господа, незачем спешить. Бог не назначает сроков, и не важна быстрота Ему. Пусть не наше, но будущее поколение достигнет цели, главное — идти и верить. И, конечно, мы поможем невинно пострадавшим от безумства власти — внешне своей и благонамеренной, а внутренне чуждой и враждебной!”
Далее Цви объявил аудитории имена следующих ораторов. Он загодя просил выступающих умерять чувства. “Пусть холодная голова правит горячим сердцем, — сказал глава ешивы, — нас упрекают в мессианском ослеплении, но обвинение сие облыжно. К тому же мы всегда берем в расчет неравенство величин, и количественной нашей малости противополагаем ум и терпеливость. Мы гибкие, как солома, и потому никакою силою нас не сломить!”
Тут Цви обратил внимание, что Хава подает ему знак, поднимая над головой телефон. Он поспешил к жене. Она обеспокоена. Звонок из больницы. Там, после вчерашних бурных событий, лежит в палате с перевязанной рукой Йошуа — он был среди активистов протеста и получил ранение, пропорциональное проявленному рвению. Несущая вахту у постели раненого, бабушка Рейза-Ривка сообщила снохе, что мальчик возбужден, не может уснуть, и мать взволновалась этой вестью.
Вчера Хава сопровождала сына до приемного покоя столичной больницы. Присутствовала при перевязке, провела с ним часть ночи. По утверждению врачей, рана у пациента легкая и не представляет угрозы для здоровья и, тем более, для жизни. Через сутки-двое больного отправят домой под наблюдение родственников и амбулатории Бейт Шема. Однако, тугие бинты на теле родного дитяти сжимают материнское сердце.
Как только амбуланс увез Йошуа, немедленно Яков уселся за руль и помчался в Авив к сестре сообщить о происшествии. Уже через три часа Сара стояла у постели жениха, гладила его по здоровой руке, соленые капли падали из глаз ее на свежую повязку, и Бог знает, какие мысли рождались в голове влюбленной заокеанской девы, не вполне убежденной в нужности пути, по которому шагал ее нареченный. Хава умиленно глядела на избранницу сына и с опаской думала, мол, лишь бы не сорвалось!
4
Вслед за Цви на трибуну поднялась молодая женщина Элираз Драйст. Она сообщила о себе, что родители ее проживали в поселении неподалеку. Когда Элираз была еще ребенком, семью выселили, а дом разрушили на том надуманном основании, что сооружен он, якобы, вопреки закону на земле, принадлежащей аборигенам. Драйсты с трудом собрали меньшую часть средств, потребных на возведение нового жилья, на сей раз в Бейт Шеме. Тут выступавшая уронила словцо в пользу властей — те хоть и бесчинствуют, но снабдили ее родителей, как, впрочем, и других поселенцев, щедрой финансовой помощью.
“И вот — снова удар! — воскликнула Драйст, — опять мы окажемся на улице!” Поднялся ропот, раздались возгласы гнева, и только горячие заверения в сочувствии облагородили тяжелый дух озлобления.
“Я спрашиваю, — с душевным надрывом вскричала Драйст, — почему бойцы армии обороны Ханаана защищают не наши, а вражеские интересы? Офицеры-нечестивцы отдают богопротивные команды, а солдаты-марионетки, прячась за приказом, бездумно помогают полиции изгонять свой народ с завещанной Господом земли! Я утверждаю, что долг честных поселенцев встречать таких горе-воинов градом камней! Вы возразите, дескать, этак человека и убить можно? А я отвечу, что смерть есть справедливая кара безбожному иудею, мешающему своему соплеменнику служить Всевышнему!”
“О, не слишком ли? Элираз, одумайся! Драйст, ты подстрекаешь к убийству! Язык доведет девчонку до тюрьмы!” Эти и другие неодобрительные возгласы раздались в возбужденной аудитории. Драйст оглядела горящим взором слушателей, она словно ждала бури.
“Кого вы пугаете лишением свободы? — рассмеялась Драйст, — о, я ничуть не боюсь! Меня уж судили, и наказали, и тем горжусь! Интернет — вот верный мой товарищ. Думаете, я призывала забрасывать камнями негодных солдат, и это всё? О, нет! Я окрыляла наших парней — убивайте аборигенов, поджигайте их дома и поля. Полгода тюрьмы были мне наградой. Поверьте, меня не просто остановить!”
Кажется, молодой задор смельчака в юбке заразил людей. Искренний порыв не оставляет равнодушных. Поощрительные хлопки, однако, были редки и робки. Во всякой душе страху принадлежит место не менее прочное, чем восхищению храбростью. Опасавшиеся аплодировать, все же отдали свои сердца дерзкой девчонке. Даже те, кто минуту назад остерегал ее, теперь одобрительно улыбались.
5
После смелой девушки речь держал молодой мужчина, обремененный семьей. Бремя полным составом поднялось на сцену, дабы внести эмоциональную доказательность в выступление кормильца и поильца. Успешный адвокат Нэцах Фляйш взошел на трибуну. Тут же на стулья уселись его супруга Малка и две дочки раннего школьного возраста. Малка держала на руках малютку предположительно мужского пола.
“Соседи! Земляки! — воскликнул Фляйш и странным этим обращением насторожил публику, — возможно, вы редко видите меня, ибо ранним утром с первыми птичьими голосами я уезжаю в Авив и возвращаюсь в Бейт Шем, когда дневное светило уже закатилось за горизонт, и угасли последние лучи его. Во имя процветания семейства я тружусь от зари до зари, возделывая щедрую ниву судебного защитника сирых и обиженных. Прошу простить мне невольные пассажи красноречия, проистекающие из привязчивой служебной привычки…”
“Мы не видим тебя в синагоге, Нэцах! Подумаешь, невидаль — добывать хлеб насущный! Почему ты не вступил в отряд обороны поселения?” Подобные недовольные возгласы прервали адвоката. Нимало не смутившись, оратор продолжал речь.
“Позвольте объяснить вам, друзья, мои обстоятельства, — воскликнул Фляйш, — я живу в Бейт Шеме уже восемь лет, здесь родились мои детки, чтоб были здоровы, — при этом Нэцах сделал жест рукой в сторону семейства, — не таясь, открою, что вовсе не высокие идеи, но корыстная тяга к казенному вспоможению и любовь к природе руководили мною, когда решился я устроить тут кров свой. Ах, какой воздух, какое небо, какие горы вокруг! Впрочем, я отвлекся. Власть, что прежде столь щедро помогла мне, теперь намерена разорить мое гнездо и выкинуть из него нежных птенчиков! Тяжелый сей удар перевернул мою душу, и вот, я взываю к вам, соплеменники и единоверцы, кооптируйте меня в лоно вашего братства!”
Последние слова понравились аудитории. Добрые, незлопамятные люди всегда готовы простить заблудшего и принять его в свое землячество. Тем временем дочки Фляйша сидели лицом друг к другу, выставив вперед ладошки с растопыренными пальцами и забавлялись, играя в злободневную игру “дом и ворота”. Младенец на материнских коленях жадно чмокал соской и проявлял характерные признаки беспокойства. Малка кивнула мужу, мол, пора закругляться — дитя проголодалось, надо дать ему грудь.
6
Семейство Фляйш удалилось, и на возвышение взошли два государственных министра, депутаты-избранники всего ханаанского поселенчества. Ах, какой шум поднялся! Крики праведного гнева и справедливого негодования разорвали умиротворенную тишину, наступившую после знаменательного заявления Фляйша. О, как неуютно чувствовали себя полпреды власти, желавшие ободрить свой электорат и вместе с тем заручиться его дальнейшей поддержкой!
“Для чего мы выбирали вас? Так-то вы защищаете интересы наши? Вцепились в кормило постов ради? Подползли к котлу поближе? Честолюбцы беспринципные!” — так встретили жители Бейт Шема своих незадачливых избранников. Нашлись горячие головы среди молодежи. Парни самозабвенно свистели, засунув в рот кто два, а кто и четыре пальца. Ничего не оставалось делать министрам, как только кланяться и повторять раз за разом мантру: “Мы любим вас, мы любим вас!”
Появление на трибуне высокочтимого всеми патриарха, престарелого Аврама-Ицхака, заставило публику благоговейно умолкнуть. Старец уже получил оптимистические донесения из больницы от Рейзы-Ривки и прибывших туда по ее зову Цви и Хавы, перекинулся несколькими словами с внуком и успокоился: раны, за правое дело полученные, не болят. Теперь он произнесет завершающее слово.
“Иудеи! — просто и без затей начал Аврам-Ицхак, — нам всем предстоит пережить тяжелое время, а, точнее, кару Всевышнего за прегрешения наши, и неминуемо наказание, и справедливо оно, и давайте очистимся! Господь вернет нас на путь побед!”
“Меня покорила непримиримость Элираз Драйст. Побольше бы нам таких смельчаков! Но великий изъян я нашел в словах бедовой девицы. Недопустимо унижать солдат, бросать в них камни. Тяжкий грех и непростительная глупость! Разве не воинство стоит у нас за спиной, разве не армия есть гарант иудеев на земле Ханаанской, что ненавистью аборигенов дышит на нас? Лишь превосходство силы приведет нас к цели. Все больше парней наших, единодумцев древнего Йошуа, пришивают офицерские погоны. Терпение, и мы станем свидетелями славных перемен!”
“Мы не имеем права пренебрегать безыдейными субъектами вроде Нэсаха Фляйша. Пусть хрупко его покаяние, и, конечно, не умилят нас ни плоские добродетели примерного семьянина, ни красноречие этого раба слов. Но нам нужны такие люди как полезные единицы, ибо голоса их увеличивают наш электорат.”
“Псевдоминистры — огромное прегрешение наше перед Господом и самими собой. Такие посланцы нам не нужны. Без толку тыкать в глаза министрам их никчемностью — все равно не исправятся. Идейных и некорыстных, а не тщеславных и алчных надобно нам делегировать в вертеп бездуховной власти. Мы же выдвинули соглашателей, а не борцов!”
“Во что бы то ни стало мы должны возглавить ведомство воспитания молодежи. Заветы Всевышнего народу Израиля почти забыты в безбожных массах. Наш посланец будет призван лишить меднолобую демократию ее слащавого ореола, и он повернет к истинным ценностям юные умы всей страны!”
“Слишком робко мы требуем правового решения дела о принадлежности просторов Ханаана. Это наша Святая Земля, и нет на ней места чужакам — точка! Деньгами расплатиться с ними за права на нее. Ясно, обругают закон наш за морем да за океаном. Не беда. Тысячелетний страх иудейский в сердцах — “а что нам будет?” — от маловерия он. Гнать его! Ожесточим сердца и пойдем по кромке. Некто изрек, мол, пусть другие осуждают, главное — мы свое делаем. И спасибо ему за красные слова!”
(продолжение следует)
Оригинал: https://s.berkovich-zametki.com/y2021/nomer1/berg/
