Легенда об Истине
Однажды — так гласит старинный сказ, —
В наш мир из глубей Истина взнеслась,
Но, в ужасе пред царством лжи земной,
В юдоль свою, чтоб вновь пребыть одной,
Вернулась, лик сокрыв свой, словно клад,
И тщетно вопрошал о ней Пилат,
И Галилей, отрёкшись, не узрел,
Правдив иль нет закон небесных тел.
Но труд в миру меж тем её сестра,
Фантазия — усердна и щедра, —
Вершила весь и более, чем весь;
И позабылось — Истина не здесь.
Но час Войны — час газа, бомб, мортир, —
Взмыть Истину опять заставил в мир.
И сквозь обломки, кровь, тряпьё, металл
Ей образ неких зыбких крыл предстал.
Их остов трясся, жалок, нем, убог,
Предвозвещая страшных дел поток.
Приветный зов услышав, не восстал
Тот призрак, а, дрожа, стопы объял:
«Спаси! Я, заместив тебя, сестра,
Служила людям, слова и пера
Просившим — чтобы путь прославить свой;
И не звучал протест ни их, ни твой!
Но там, средь язвой выжженных полей,
Где божество и изверг — сын людей, —
Мне крах! Трудись сама на ниве сей!»
И — прочь бежать, отдав перо и власть;
И летопись войны с тех пор велась
Лишь Истиной. Направив слух и взгляд,
Вместить она пыталась чёрный град
Тех дел, о коих шёпот иль намёк —
Не то что повесть, — кто б измыслить смог?..
Но каждый день и миг ту бездну зла
Ей подтверждал. «То ложь!» — она рекла.
«Нет — явь! — пришёл бесстрастный отклик ей, —
И меньше, чем пол-яви, коль точней!»
И вот, себе отчаясь доверять,
Зовёт она: «Сестра! Приди опять!
Вмещу ль одна всё то, что бьёт чрез край?
Приди и помощь истине подай!
Венец и власть со мною раздели
Ты — что стократ нужней сынам Земли!»
A Legend Of Truth
Once on a time, the ancient legends tell,
Truth, rising from the bottom of her well,
Looked on the world, but, hearing how it lied,
Returned to her seclusion horrified.
There she abode, so conscious of her worth,
Not even Pilate’s Question called her forth,
Nor Galileo, kneeling to deny
The Laws that hold our Planet ‘neath the sky.
Meantime, her kindlier sister, whom men call
Fiction, did all her work and more than all,
With so much zeal, devotion, tact, and care,
That no one noticed Truth was otherwhere.
Then came a War when, bombed and gassed and mined,
Truth rose once more, perforce, to meet mankind,
And through the dust and glare and wreck of things,
Beheld a phantom on unbalanced wings,
Reeling and groping, dazed, dishevelled, dumb,
But semaphoring direr deeds to come.
Truth hailed and bade her stand; the quavering shade
Clung to her knees and babbled, «Sister, aid!
I am—I was—thy Deputy, and men
Besought me for my useful tongue or pen
To gloss their gentle deeds, and I complied,
And they, and thy demands, were satisfied.
But this—» she pointed o’er the blistered plain,
Where men as Gods and devils wrought amain—
«This is beyond me! Take thy work again.»
Tablets and pen transferred, she fled afar,
And Truth assumed the record of the War…
She saw, she heard, she read, she tried to tell
Facts beyond precedent and parallel—
Unfit to hint or breathe, much less to write,
But happening every minute, day and night.
She called for proof. It came. The dossiers grew.
She marked them, first, «Return. This can’t be true.»
Then, underneath the cold official word:
«This is not really half of what occurred.»
She faced herself at last, the story runs,
And telegraphed her sister: «Come at once.
Facts out of hand. Unable overtake
Without your aid. Come back for Truth’s own sake!
Co-equal rank and powers if you agree.
They need us both, but you far more than me!»
Один из тысячи
Есть меж тысячи душ — так сказал Соломон, —
Тот, кто брата родимого ближе.
И не жаль половины отпущенных дён,
Коль найдётся: успей же, найди же!
Девяти, девяноста и девятистам
Столь ты нужен, сколь признан толпой;
Но тот тысячный — зов упреждая твой, — сам
Против всех встанет рядом с тобой.
Где ту душу найти? Хоть к обетам, хоть к снам
Прибегай, — что укажет к ней вехи?
Девяти, девяноста и девятистам
Столь ты нужен, сколь множишь успехи.
Но коль встретитесь всё ж — ты и тысячный тот, —
Пусть весь мир грянет гибельным градом,
Ибо в буре любой, коль тебя не спасёт,
Он утонет с тобою рядом.
Из его кошелька ты возьмёшь не смутясь,
Он не спросит, казну твою тратя;
И не будете думать, беспечно смеясь,
День спустя, о долгах и возврате.
Девяти, девяноста и девятистам
Служат в деле то фунт, то сестерций;
Но всех кладов надёжней тот друг, чьим рукам
Смело вверишь всё, что на сердце.
Его ложью ты лжив, его правдой ты свят —
В час урочный и если нежданно;
И иных нет причин — чей ни судит вас взгляд, —
Встать бок о бок и станом к стану.
Девяти, девяноста и девятистам
Чей-то суд, чей-то смех — свыше силы;
Но тот тысячный — рядом пойдёт к палачам,
Дальше плахи и глубже могилы.
One man in a thousand
One man in a thousand, Solomon says,
Will stick more close than a brother.
And it’s worth while seeking him half your days
If you find him before the other.
Nine nundred and ninety-nine depend
On what the world sees in you,
But the Thousandth man will stand your friend
With the whole round world agin you.
‘Tis neither promise nor prayer nor show
Will settle the finding for ‘ee.
Nine hundred and ninety-nine of ’em go
By your looks, or your acts, or your glory.
But if he finds you and you find him.
The rest of the world don’t matter;
For the Thousandth Man will sink or swim
With you in any water.
You can use his purse with no more talk
Than he uses yours for his spendings,
And laugh and meet in your daily walk
As though there had been no lendings.
Nine hundred and ninety-nine of ’em call
For silver and gold in their dealings;
But the Thousandth Man h’s worth ’em all,
Because you can show him your feelings.
His wrong’s your wrong, and his right’s your right,
In season or out of season.
Stand up and back it in all men’s sight —
With that for your only reason!
Nine hundred and ninety-nine can’t bide
The shame or mocking or laughter,
But the Thousandth Man will stand by your side
To the gallows-foot — and after!
За нашу суть и стать
Это стихотворение-гимн написано в самом начале Первой Мировой войны.
За нашу суть и стать,
За жизнь любимых чад —
Восстаньте бой принять:
Мужайтесь — гунн у врат!..
Стихий нещаден блуд;
О мир! Тебе конец!
Из пустоты грядут
Сталь, пламя и свинец!..
Мир пал — но не завет
Что был дарован встарь:
В плащ мужества одет,
Всей мощью рук — ударь!
Вновь слышен сквозь века
Постылый старый стон:
Свирепый взмах клинка —
Вот весь земной закон!
На рать мильоны душ
Тот властный клич воздвиг.
Рази, пленяй и рушь
Врага, что лют и дик!..
Уют, мечту, напев —
Веков и тщаний плод, —
Поглотит ночи зев,
Но строй наш не прорвёт.
Мы — не страшась чреды
Бесстыже горьких дней, —
Безмолвием тверды,
Противостанем ей.
Мир пал — но не завет,
Что был дарован встарь:
В плащ стойкости одет,
Всей мощью рук — ударь!
Прочь лживых грёз угар!
Тот выстоит в бою,
Кто жизнь приносит в дар,
Одну лишь — но свою.
Наш бой — на всех един,
И Англия — одна,
Чей жив — не смертен, — сын,
Доколь жива она.
FOR ALL we have and are
FOR ALL we have and are,
For all our children’s fate,
Stand up and take the war.
The Hun is at the gate!
Our world has passed away,
In wantonness o’erthrown.
There is nothing left to-day
But steel and fire and stone!
Though all we knew depart,
The old Commandments stand:-
«In courage keep your heart,
In strength lift up your hand.»
Once more we hear the word
That sickened earth of old: —
«No law except the Sword
Unsheathed and uncontrolled.»
Once more it knits mankind,
Once more the nations go
To meet and break and bind
A crazed and driven foe.
Comfort, content, delight,
The ages’ slow-bought gain,
They shrivelled in a night.
Only ourselves remain
To face the naked days
In silent fortitude,
Through perils and dismays
Renewed and re-renewed.
Though all we made depart,
The old Commandments stand:-
«In patience keep your heart,
In strength lift up your hand.»
No easy hope or lies
Shall bring us to our goal,
But iron sacrifice
Of body, will, and soul.
There is but one task for all —
One life for each to give.
What stands if Freedom fall?
Who dies if England live.
Оригинал: https://7i.7iskusstv.com/y2021/nomer4/manfish/
