(окончание. Начало в № 5-6/2020 и сл.)
ЖЕНИТЬБА И СЕМЬЯ
Дядя Георга Вольдемара Кантора по матери, Гартвиг Мейер, был скрипачом оркестра императорских театров с 1816 г., где первой скрипкой был Франц Бём. Георг Вольдемар был близок с семьей своей тёти Анастасии и её супруга скрипача Осипа Гримма. Большинство артистов и музыкантов жили в домах, окружавших Театральную площадь. Некоторые дома полностью заселяли актёры и музыканты, «…жили семьями с многочисленными детьми, которые также участвовали в театральных представлениях: в дивертисментах играли небольшие роли, читали стихи, пели, танцевали. Артисты сливались как бы в одно семейство, милым шалостям и проказам, отличавшимся изобретением и грациозностью, не было конца»[47, с.72]. Тогда было принято вечерами ходить друг к другу в гости со своими музыкальными инструментами играть квартеты Шуберта.
ПОРТРЕТ МАРИИ БЁМ
Дочь Франца Бёма и Марии Моравек, Мария Бём (1822/23-1896) была приветливой и жизнерадостной девушкой, несколько болезненной. «Музыкальность, весёлый нрав, ранимость и душевная неуравновешенность. Была женщиной хрупкого сложения и в течение всей жизни страдала от болезней» Пуркерт В., Ильгаудс Х.И., (Георг Кантор. Харьков 1991, 128 с., с.9.[1]). Она осталась без матери ещё младенцем, но её мачеха приходилась ей тётей, родной сестрой матери. В семье было семеро детей, Мария была третьей. Семья Франца Бёма жила у Театральной площади. В доме Франца Бёма собирались любители музыки и профессиональные музыканты. Мария играла на скрипке, а став взрослой и выйдя замуж, свой дом сделала открытым для гостей, учила музыке своих детей.
Возможно, на одном из домашних концертов и познакомились молодые люди Георг Вольдемар Кантор, образованный коммерсант, и Мария Анна Бём, очаровательная скрипачка.
Венчание состоялось 21 апреля 1842 г. (Пуркерт указывает дату 27 апреля) в лютеранской церкви, вероятно, св. Екатерины на Большом проспекте Васильевского острова д. 1[2]. (Прихожанином этой церкви был и Леонард Эйлер).
ЛЮТ. ЦЕРКОВЬ СВ.Екатерины
Георг Вольдемар Кантор был лютеранин, а Мария Бём — католичка. Поэтому 22 апреля 1842 года в католической церкви св.Екатерины (где венчались в 1814 родители Марии) было ещё и венчание по католическому обряду: «Георг Вольдемар Кантор, купец из Вильманстранда, лютеранин, 28 лет, и мадемуазель Мария Бём, дочь Франца Бёма, 22 лет. Шафером со стороны жениха был Чарльз Моберли, маклер; со стороны невесты — Людвиг Маурер, скрипач. Имеется на этом документе также подпись, которую с некоторой степенью достоверности можно прочитать как Якоб Кантор (отец Георга Вольдемара) ЦГИА ф.347 оп.1, д.64, л.118[3].
Судя по составу гостей, семья Марии Бём не радовалась этой свадьбе. Только добряк Людвиг Маурер, друг Франца Бёма, был со стороны невесты.
По утверждению Граттан-Гинесса, Мария приняла веру мужа [20]. Но в 1854 году она названа католичкой в школьном журнале своих сыновей Георга и Людвига ЦГИА СПб ф.272 оп.1 д.204[4].
Поселились молодые тоже на Васильевском острове, как указано в [48]: Георг Кантор, купец, биржевой маклер на 11 линии 19 дом Траншеля Путеводитель 60 000 адресов из Санкт-Петербурга, Царского Села, Петергофа, Гатчина и проч. Санкт-Петербург, 1853, с.116.[5]. Современный адрес 11 линия д. 24. Илл.80-82. Дом Кантора на 11 линии.
Дом имел 3 этажа, надстроен в 1877-78г., на участке расположено три корпуса с разными фасадами, и ещё один корпус во дворе. Сейчас эта территория занята домами №22 (был построен в 1830-е гг.), №24 и 26. На нынешнем участке №24 с 1800-х было небольшое каменное здание в 2 этажа, а в 1835-36 годах появилось трёхэтажное здание. Позже, в 1877-78, архитектор Я.К.Хофер (тот самый, который построил здание Бестужевских курсов — матмех) включил их в четырёхэтажный массив, занявший территорию во всю ширину участка. В то время там был обширный сад с огородом садового мастера Г.Гердеса Никитенко Г, Соболь В. Дома и люди Васильевского острова. СПб 2008, с.371.[6].
Первый ребёнок — будущий математик Георг Фердинанд Людвиг Филипп — родился 3 марта (19 февраля по старому стилю) 1845 года. Погода стояла холодная — минус 8-10 градусов по Реомюру (10-13 по Цельсию), слабый ветер и облачно. (Спб ведомости 1845). Годом позже родился Луи Густав (Лёля).
В 1847 году у Георга Вольдемара обострилась чахотка, и он с супругой, оставив детей, вероятнее всего, на попечение Осипа и Анастасии Гримм, отправился лечиться в Италию. По возвращении он почувствовал себя лучше.
В 1848 и в конце 1849 родились ещё двое детей — девочка София и мальчик Константин Карл. Даубен пишет, что “The couple`s six children, of which Georg was the eldest» (Даубен, стр.274). Нам не удалось найти сведений о других детях, помимо четверых названных.
ПОРТРЕТ ЧЕБЫШЁВА
В этом же доме с 1850 г. поселился П.Л. Чебышёв, позже О.И.Сомов, университетские профессора-математики, их связывали близкие, дружеские отношения [49]. В 1847 г. Сомов был назначен экстраординарным профессором, а Чебышёв адьюнктом ЦГИА СПб, ф.139, оп.1, д.5070.[7]. После защиты докторской диссертации «Теория сравнений ЦГИА СПб, ф.139, оп.1, д.5176.[8]» Чебышёв был назначен экстраординарным профессором в 1850 г.[9] ЦГИА СПб, ф.139, оп.1, д.5439, 5529.
Несомненно, они наблюдали, как в саду играли дети Канторов — старший Георг (полное имя Георг Фердинанд Луи Филипп) родился в 1845 году 19 февраля (3 марта), Людвиг Луи Густав, Лёлё, как звали его дома, родился в 1846[10], София Родилась в 1848 году, прекрасно рисовала. Именно она впоследствии заинтересовала своего брата Георга Шекспиром [11] и Константин Карл Родился в 1849 году, хорошо играл на фортепиано, стал капитаном кавалерии.[12]. Имена детей даны по тексту письма отца, Георга Вольдемара Кантора [28].
Мать учила Георга играть на скрипке, он и взрослым сохранил это умение, и в юности даже организовал струнный квартет [26, с. 278].
Георг Вольдемар Кантор был болен чахоткой, о чём он пишет в письме своему кузену Дмитрию Ивановичу Мейеру в Казань в 1851 году. Заметим, что тогда не было известно об инфекционной природе чахотки. Первая публикация Н.И.Пирогова на эту тему появилась в 1852 году.
При Биржевом Комитете с 1825 года существовала Касса СПБ биржевых маклерских вдов и сирот (Вдовья касса), основанная Яковом Андреевичем Шредером. Членом правления был Томас Моберли, присутствовавший на свадьбе Георга Кантора и Марии Бём. Около 1845 в Кассу вступает Георг Вольдемар Кантор, о чём имеется его подпись (ЦГИА ф.852, оп.2, д.772, 368 л., л.138). Благодаря его взносам вдова Мария Бём до конца жизни получала пенсию из России (в октябре 1885 — выплата 50 рублей, ЦГИА ф.852, оп.2, д.772, 368 л., л.155). В период с 1876 по 1892 год выплачивалась пенсия 195 рублей (ЦГИА ф.852, оп.2, д.773, 135 л., лл.106, 110, 112, 121, 125, 130, 132, 134).
В 1847 Георг Вольдемар и Мария, оставив двух детей, вероятно, на попечение супругов Гримм, отправились в Италию для лечения чахотки Георга Вольдемара. Вернулись они 5 августа 1847 на почтовом пароходе «Владимир» из Штетина (СПб Коммерческая газета, 1847, 5 августа, с.372). Это был самый популярный маршрут, соединяющий Россию и Европу.
Характерная деталь: Георг Вольдемар в письме называет время возвращения из Италии 5 августа осенью, возраст старшего сына — шесть с половиной лет — округляет до семилетнего.
рядом портреты кузенов Георга и Дмитрия
Письмо написано готической немецкой скорописью, Дмитрия он называет Осса — уменьшительное от Иосифа — второго имени Дмитрия.
Первая стр. письма
Вот текст письма:
«Санкт-Петербург, 27-го октября 1851 г.
Мой дорогой старый Осса,
сотни раз я мысленно беседовал с Тобой на разные темы и всякий раз испытывал желание и потребность написать Тебе, но реальность неотложных дел, которые в суровой суматохе жизни требуют от человека, существующего за счет коммерции, полной отдачи, и вдобавок к сему изощреннейшая конкуренция, изматывающая не только физически, но и морально, как бы невероятно это ни звучало, с момента твоего отъезда, не отпуская, держат меня в состоянии апатии, каковая мало располагает к дружеской или семейной переписке.
Со стороны всем кажется, что взлеты и падения меня и вправду больше не трогают, и, по-видимому, материальная сторона затмила все, но, поверь мне, в то время как прагматизм и вынужденное стремление к получению прибыли, казалось бы, полностью завладели человеком, окруженным четырьмя растущими детьми, в нем, однако же, еще жива душа, прирожденное стремление к красоте и добру: просто в мирской суете он так редко ощущает позыв к откровениям и находит для них повод!!
О том, что за это время происходило со мной, ты так или иначе наверняка узнаёшь от твоих. После того, как я в сопровождении моей супруги предпринял длительное путешествие по южной Европе для обуздания приобретенной в трудах (а не врожденной) чахотки, после долгого пребывания в Пизе и «бэлла Венеции», я осенью 47-го, истощенный еще более чем до поездки, спешно возвратился в Петербург для того лишь, чтобы принять благословение и испустить последний вздох в окружении своих двух детей. Но провидение распорядилось иначе, ниспослав мне для облегчения недуга два прекрасных средства: внутреннее — Arcanum — жир тресковой печени — Oleum jecori asilli, который я сам себе и выписал для пущей надежности из Норвегии, и внешнее — в образе чудесного изобретения Джеффри — респиратора — инструмента, коим я сумел сотню раз оказать помощь подобным мне пациентам, коль скоро тот имелся под рукой.
Здесь я был первым, кто с железной настойчивостью и терпением решился воспользоваться им, и с тех пор арсенал лечебных средств (Materia Medica) петербургских врачей к утешению и облегчению многочисленных легочных больных обогатился этим великолепным орудием — но, конечно, лишь после того, как я сам (от отчаяния, что ни один из здешних эскулапов не проникся желанием написать о нем умной статьи) не удосужился напечатать в феврале 1848 года, не без содействия близкого к редактору человека, пространное сочинение под заглавием «Послание практикующего врача» в рубрике «Фельетон» «Medicinische Zeitung Russland»!
Несколько недель назад твой отец преподнес мне для Тебя экземпляр сей статьи о респираторе Джеффри и поведал содержание Твоего последнего письма, в котором Ты сообщаешь о составлении завещания, что воистину вконец расстроило милого доброго старика и повергло его в меланхолию.
Скажи мне, дорогой друг, впрямь ли была такая нужда тревожить твоих старых родителей признаниями и известиями такого рода??
Правда ли, что с твоей грудью все настолько опасно? Пострадала ли твоя телесная конституция из-за столь долго не проходящего коклюша — или Ты чувствуешь, что избавился от сего телесного недуга? Напиши мне, убедительно прошу тебя об этом.
Остается надеяться, что все не так серьезно, и тогда Ты очень не прав, столь глубоко огорчив своими неосторожными рассуждениями твоих старых, боготворящих Тебя родителей! Надеюсь, что мне Ты можешь и сможешь в дальнейшем, сказать чистую правду, оттого, что я сам 1 ½ года глядел в разверстый зев смерти, но не лишился рассудка и одолел чудище. А посему позволю себе теперь преподнести Тебе несколько практических советов. Если Ты осенью или зимой, вдыхая морозный или сухой воздух, почувствуешь в горле или в груди позывы к кашлю, то неукоснительное пользование инструментом Джеффри принесет Тебе существенную пользу, обережет Тебя от рецидивов и частью, ежели не совсем, поспособствует избавлению от раздражения слизистых горла или бронхов!
Респиратор Джеффри состоит из 2-х частей: первая — несколько слоев металлических проволок для небольших холодов, вкупе со второй частью — маской для рта — применяется при сильном охлаждении воздуха или серьезном раздражении или чувствительности слизистых, кои проявляются через большие или меньшие, частые или редкие приступы кашля.
В дни, когда бушевали сухие северные ветры, и меня даже в комнате одолевали частые приступы кашля, снабдил я респиратор еще и тонкой металлической полоской и одевал его по вечерам дома, прежде чем лечь в постель, и это здорово помогало, так что после я наслаждался спокойным ночным сном без приступов кашля; особливо замечательно, ежели к тому же пропарить сухой воздух в комнате, растопив самовар, дать ему хорошенько покипеть ½ или ¾ часа. Одев респиратор Джеффри, пациенты с такими, как у тебя, болезнями должны ежедневно прилежно и неизменно подолгу бывать на воздухе, что улучшает и облегчает дыхательный процесс и посредством усиленного обогащения крови кислородом возбуждает пищеварение и улучшает общее состояние. И в заключение вот еще что! Покуда не было температуры, я последовал настоятельному совету Шёнлайна и каждый день с удовольствием ел питательные блюда из говядины! Особо хороша отварная говядина.
В конце концов, советую и прошу Тебя: беги из Казани, ежели не навсегда, то хоть на время, для укрепления твоего здоровья поезжай в путешествие в Италию, Германию или Швейцарию, но непременно через Петербург, или, если Ты так уж закостенел для совершения столь героических поступков, устрой так, чтобы Твои старые родители приехали бы на несколько месяцев к Тебе. Старики старые люди пребывают в постоянной тоске по Тебе — их фамильному сокровищу.
Разумно было бы, ежели бы Ты получил место в должности приват-доцента и переехал в Дорпат /Тарту/. Оттуда представилась бы возможность каждый год посещать их. Но в любом случае приезжай к нам погостить. Чего только ни произошло в наших краях за время твоего отсутствия! Однако об этом только при встрече! Твоим сестрам здесь очень нравится.
Маша Молаймс прекрасно устроилась, и Мила Калинин Вероятно, сёстры Дмитрия Мейера, Наталия-Мария и Гелена-Эмилия [13] вполне освоилась, у нее двое милейших детей, ее старшая девочка воистину славное, ласковое и умное дитя. Машина Соня тоже славная девочка. Твоя матушка в последнее время часто хворала и очень мучилась от сильных болей в желудке. Обе сестры по очереди сидели с ней по ночам; теперь ей стало лучше, и она снова встала на ноги; ее лечил превосходный врач — доктор Бенбек; теперь он стал и моим домашним врачом. Твой старый папа тоже уже не выглядит молодым, однако притом обладает отменным аппетитом и время от времени с большим наслаждением выкуривает у нас настоящую Гавану, но я бы хотел, чтобы Ты сам своими глазами смог это увидеть.
В заключение хотел бы пожелать из чисто эгоистических соображений пожить некоторое время здесь, дабы воспользоваться твоими воззрениями, опытом, знаниями, методами и советами и изначально воспитывать моих двух прекрасных мальчиков должным образом. Старшего, семилетнего зовут Георг Фердинанд Луи Филипп, он одарен от природы стремлением к порядку, преобладающим надо всем остальным, по характеру сангвиник. Лёля или собственно Луи Густаф, второй мальчик шести лет от роду, обладает необычайной бойкостью языка (зачастую не лишенной логики), темпераментом холерика и бывает порой до отчаяния упрямым. Девочку, которой скоро исполнится 4 года, зовут Софией, она нежное, прелестное и к тому же интеллигентное создание. Константин Карл — последний мальчик 2-х лет; его характер пока не определился.
Ну, на сегодня все — моя бухгалтерия, которая все время требует обновления и поздний час — уже глубоко заполночь, подсказывают мне, что надо заканчивать, да и Тебе очевидно уже давно наскучило сие длинное послание Георгия к Дмитрию Казанскому; особые приветы от моей супруги и тети Гримм Настасья Михайлова, в замужестве Гримм, тётя Дмитрия и Герга Вольдемара.[14], в мыслях от всего сердца жму руку, твой старый Георг». 564. Обратный адрес письма — Гг.Асмус Симонзен и К° для передачи Г-ну Георгу Кантору в Санкт-Петербурге[i].
Статья о респираторе Джеффри «Послание практикующего врача» [50], упоминаемая в письме, написана, но не подписана, Георгом Вольдемаром Кантором. Она представляет собой солидный медицинский текст на немецком языке, судя по которому автор изучал физиологию, медицину, фармакологию. К сожалению, неизвестно, где он получил образование. В списках студентов Дерптского университета его нет [51].
Двух старших мальчиков в 1853 г. отдали учиться в Петришуле (Невский 22), Главное Немецкое училище при лютеранской церкви св. Петра, основанное в 1709 году для многочисленного немецкоязычного населения Петербурга. Лютеранская церковь св. Петра с домами находилась по адресу 2 Адмиралтейская часть, 1 квартал, Невский 25-27, современный адрес Невский проспект 22-24, здание сохранилось в перестроенном в 1830-е гг. виде. За зданием церкви находится школа.
Преподавание было на высоком уровне, многие, не только немцы, старались отдать туда детей учиться. В школе было 15 классов, в каждом классе от 20 человек, были классы для мальчиков и классы для девочек. В классе Кантора было 67 учеников.
Петришуле
В списке учеников ЦГИА СПб ф.272 оп.1 д.204, л.8.[15] 1854 года во втором классе — Георг Кантор, в возрасте 9 лет, религия семьи — лютеранская и католическая, из купеческой семьи, родился в Петербурге, проживает у себя; в первом классе — Людвиг Кантор, 8 лет.
Дом Кантора на Большой Конюшенной
В эти годы семья переехала на Большую Конюшенную улицу в четырёхэтажный дом Жадимировского, поближе к школе. Современный адрес этого дома Большая Конюшенная 1 [53].
В первом классе изучали религию, русский, немецкий, французский, арифметику, каллиграфию, географию, рисование; по желанию — английский и латынь ЦГИА СПб ф.272, оп.1, д182-214[16]. Во втором классе — религия, русский, немецкий, французский, арифметика, каллиграфия, рисование.
Многие преподаватели имели университетское образование. Директором был Фридрих Лоренц, доктор философии из Гейдельбергского университета. Географию и историю преподавал Генрих Мелин из университета Упсала. Чистописание — И.И. Лагузен, географию, всеобщую и естественную историю — Генрих Витте, французский — Г.Ф. Лаланс, закон Божий Ф.Ф. Рихтер из Дерптского университета, английский — Э.Ф.Вистингаузен из Итона ЦГИА СПб ф.272, оп.1, д.192[17].
В классе, где учился Георг Кантор, чистописание (каллиграфию) вел Иван Иванович Лагузен, сын нарвского барона, и отметки Кантора были 3,5 и 4; французский — Густав Федорович Лаланс, закончивший это же училище, он ставил Кантору отметки от 3 до 4,5; Казимир Казимирович Лиммерих, закончивший Иенский и Кильский университеты, вёл географию, и по ней у Кантора были одни пятёрки. Рисование вёл Вильгельм (Василий Иванович) Папе из соборного училища в Риге, у Кантора были четвёрки и пятёрки. Грамматику немецкого языка вёл Рейнгольд Васильевич Шульце, отметки 4,5 и 5. Русский язык вёл Дмитрий Иванович Ульянов, из Петербургского университета, но не окончивший курса ЦГИА СПб ф.272, оп.1 , д.211[18], отметки у Кантора по его предмету были от 3 до 4,5. Иверсен преподавал в его классе латынь, но Кантор не посещал этот предмет.
Математику в первом и втором классе вёл Фридрих (Фёдор Константинович) Фейхтнер, сын придворного музыканта, сам окончивший курс в Главном немецком училище. Он составил для учеников таблицу Российских монет, мер и весов. Кантор имел по математике пятёрки, изредка четвёрки.
Но вот прекрасные по всем предметам оценки первоклассника Кантора (религия 4, русский язык 5, французский 4, арифметика 5) ЦГИА СПб ф.272 оп.1, д.196[19] сменяются в весеннем семестре 1953 года двойками и изредка тройками, даже по математике (религия 3,2,2, русский 3,2,2, арифметика 4,3,3,2, другие предметы 3,2,2,2, средний балл «2,2») ЦГИА СПб ф.272 оп. 1, д.197[20]. Возможно, это связано с болезнью отца, или другими семейными проблемами. Возможно, это было первым предвестником склонности к депрессивным состояниям.
В третьем классе математику у Кантора стал вести Василий Федорович (Вильгельм) Зарнов, из иностранцев — Мекленбург-Шверинский подданный, учитель арифметики, науки о торговле и бухгалтерии. Зарнов окончил Дерптский университет в 1837 с аттестатом домашнего учителя только с правом обучения в частных домах, работал учителем немецкого языка при Ларинской гимназии, затем в Спб Коммерческом училище (РГИА ф.239, оп.1, д.1127, 7 л, 1837) и был известен как составитель таблиц для вычисления процентов по банковским билетам ЦГИА СПб ф.272 оп.1 д.197[21]. 576. Оценки Кантора по математике заметно улучшились ЦГИА СПб ф.272 оп.1 д.224[22]. К концу 1 семестра 1856 года самым успешным предметом была география, затем математика и немецкая грамматика, затем религия, французский, каллиграфия и менее всего русский язык ЦГИА СПб ф.272 оп.1 д.224[23].
Классный журнал с успехами Кантора
Мария Кантор была музыкальна и общительна, их дом был открыт и гостеприимен, у них бывало много музыкантов, часто звучала музыка. На скрипке играла сама Мария, а её старший сын учился у неё. Впоследствии Георг Кантор сожалел, что отец не позволил ему стать скрипачём [1, с.278].
Георг Кантор тепло вспоминал детские годы в Петербурге. В 1894 году он писал в одном из писем: «Мои первые чудесные 11 лет, проведённые в прекрасном городе над Невой, к сожалению, никогда не повторятся» [52, с.16].
В 1856 году семья Канторов уехала из Петербурга в Германию. 4 мая 1856 Георг Вольдемар Кантор просит 1 год отпуска для отъезда за границу:
«В следствие просьбы биржевого маклера Георга Кантора, имеющего надобность отправиться на один год за границу, Биржевой комитет не находя со своей стороны препятствия к увольнению Кантора в отпуск имеет честь донести о том Департаменту Внешней торговли» (ЦГИА ф.852, оп.1, д.786, 1856, 163 л., л.57) ЦГИА ф.852, оп.1, д.786, л.57.[24].
В газете SPb Zeitung [53] от 15(17) мая год помещено объявление об отъезде за границу: «Георг Кантор, вильманстрандский купец с женой Марией Кантор и несовершеннолетними детьми Георгом, Людвигом, Константином и Софией, с Лаурой Зундштрём, шведской подданной, проживающий по Большой Конюшенной в доме Жадимировского 1». Отъезд был связан с изменением экономической ситуации в России, а также с болезнью Георга Вольдемара Кантора — чахоткой. Возможно, сильное впечатление на Георга Вольдемара Кантора произвела смерть от чахотки его любимого кузена, 36-летнего Дмитрия Мейера.
Георг Вольдемар не планировал отъезд навсегда — он взял отпуск на год. Но переезд оказался окончательным.
Сначала они переехали во Франкфурт-на-Майне, затем в Галле. К этому времени семья уже была богата. В 1871 году после воссоединения Германии и появления рейхсмарок их состояние оценивалось более чем в полмиллиона рейхсмарок. При пересчёте этих денег на русские серебряные рубли капитал Канторов был приблизительно равен стоимости товаров затонувшего галеота «Ди Фрау Мария»[25]. (Исходя из того, что серебряный рубль содержал 18 грамм серебра, марка — 5 грамм, получил рублёвое выражение наследства — 138889 рублей — для петербургских купцов не очень большая сумма). Кстати, заметим, что посмертный долг Пушкина был 140 000 рублей (100000 — частные и 40000 — царю).
Отец хотел, чтобы Георг стал инженером, но сын выбрал математику, для изучения которой поступил в Политехникум в Цюрихе. Георг Вольдемар Кантор умер в 1863 г. в Гейдельберге. Мария Кантор до самой смерти получала за мужа пенсию 195 рублей ежегодно от кассы вдов и сирот Санкт-Петербургских биржевых маклеров ЦГИА ф.852, оп.2, д.773, лл.102-134.[26]. Она умерла в 1896 в Берлине. Георг Кантор после смерти отца стал учиться в Берлинском университете, который и закончил в 1867 году.
Георг Кантор тепло вспоминал детские годы в Петербурге Grattan-Guinnes I.// Towards a Biography of Georg Cantor. // Annals of Science 27 (1971) 4, h.345-391, p. 352.[27] и даже рассматривал возможность поступления на русскую дипломатическую службу как российский подданный [52].
Так в Петербурге возникла семья, члены которой происходили из Венгрии, Чехии, Дании. В семье были такие яркие таланты, как скрипачи Бёмы — братья Франц, Йозеф и сын Франца Людвиг, юная скрипачка Мария Моравек, придворный музыкант скрипач Гартвиг Мейер, создатель русского гражданского права Дмитрий Мейер, купцы и коммерсанты Абрам Мейер и его внук Георг Вольдемар Кантор. Все они дарили свой талант, юный творческий жар, своё искусство нашему городу. Жизнь этой семьи была тесно связана с культурной жизнью Петербурга, и Георг Кантор наследовал эту культуру. Только обладая широким гуманитарным кругозором, Кантор смог создать теоретико-множественную основу математики.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
ВТОРАЯ ЧАСТЬ. ЮНОСТЬ
В мае 1856 года семья Канторов выехала из Петербурга в составе
Георг Вольдемар Кантор (1814-1863), отец;
Мария Кантор(1819-1896), мать,
Георг Вольдемар Кантор (1845-1918), будущий математик, старший сын
Людвиг Густав Кантор (1846-1870), второй сын,
София (1848-1931), дочь,
Константин Карл (1849-1899), младший сын,
Лаура Зундштрём, шведская подданная, вероятно, няня.
Отправились они вероятнее всего на корабле «Орёл», который регулярно ходил из Петербурга в Щецин, а затем переехали в Висбаден, в 38 км от Франкфурта-на-Майне. В этом городе с лечебными источниками Георг Вольдемар Кантор надеялся найти излечение или облегчение от своей чахотки.
Георг учился в гимназии в Висбадене, а после переезда во Франкфурт-на-Майне в частной школе. Известно, что он поменял ещё несколько учебных заведений, после чего семья переехала в Дармштадт для завершения обучения детей. В каких заведениях учились другие дети Канторов, неизвестно, вероятно, Георг и Людвиг Густав учились вместе.
В 1859 году Георг учился в Гессенской Великогерцогской реальной школе в Дармштадте. Среди других предметов там были латынь и греческий. Его оценки всё время были отличными. В 1860 году Георг с отличием закончил школу. Его учитель математики, ректор этой школы Кюльпе, прекрасный методист, дал Георгу характеристику: «Его трудолюбие и прилежание образцовы; его знания элементарной математики, включая тригонометрию, очень хороши; его достижения достойны похвалы». Заметим, что Кюльпе использовал французские учебники и французскую методику преподавания.
Отец Георга в силу болезни жил отдельно, но много писал ему. Характер их отношений до сих пор остаётся предметом внимания исследователей. Письма отца интерпретируют по-разному. Несомненно одно — отец очень любил сына, желал ему успехов. Зная склонность Георга к отчаянию и унынию, отец подбадривал его. Георг Вольдемар, лишённый благополучного детства, а может быть, и материнской заботы (ведь имени своей матери он не упоминает нигде!), вынужденный покинуть родину, и рассчитывать только на себя, страстно желал сыну устойчивого положения. Если допустить, что Георг Вольдемар воспитывался в приюте, и не исключено, что у моравских братьев, можно объяснить его религиозную экзальтированность в письмах к сыну, настрой на смирение и радость, на успех как награду за труд. Но заметим, что десятью годами ранее он писал своему любимому кузену Дмитрию в более спокойном тоне.
Сам Георг Вольдемар Кантор был потомственным купцом (вспомним Абрама Мейера и галеот «Ди Фрау Мария»). С 19-летнего возраста он позиционировал себя в Петербурге как купец и маклер. Заметим сразу, что он пользовался паспортом, в котором был указан неверный возраст (надо полагать, из-за возрастного ценза для торговой деятельности в России). В 24-летнем возрасте он уже прекратил торговать (вероятно, причиной тому была несбалансированность торговых операций, приведённых выше). В 28-летнем возрасте он женился, причём семья жены, вероятно, не одобряла этой свадьбы — он был без средств и из иной среды (хороший человек, но плохой музыкант). На свадьбе не было никого из семьи Бём.
В 1845 и 1846 родились сыновья, и Георг Вольдемар заболел чахоткой. Можно предположить, что добрые супруги Гримм, взяв на себя заботу о малышах, отправили его с супругой в Италию. После возвращения в 1847 здоровье Георга Вольдемара постепенно улучшается, и начиная с 1848 он как маклер начинает успешно работать. Так как он не торговал от своего имени, можно предположить, что он сотрудничал с каким-нибудь торговым домом — наиболее вероятно, что это был Торговый дом Сарептского общества Асмуса Симонсена, либо торговля вильманстрандского купца Иоганна Мейера. В мелких деталях, сопровождающих рукописные документы Георга Вольдемара, заметны его самолюбие и скрытность. Например, по русским документам его имя Егор, он вынужденно употребляет его, но как только появляется возможность не зависеть от русской бюрократии, возвращается к имени Георг Вольдемар. О схеме его ухода от налогов было написано выше. Таинственность его проявлялась также в том, что его семья ничего не знала о его детстве, о его родителях, даже о дате его рождения. В его письмах к сыну угадывается горькие воспоминания о происках коварных врагов, неудачах и постигшем унынии.
В тех случаях, когда он называет даты или числа, проявляется некое желание округлить, увеличить. Например, в письме к Дмитрию он говорит, что вернулся из Италии осенью 1847, а реальная дата возвращения — 5 августа. В этом же письме он округляет возраст своих детей в большую сторону.
Посмотрите на портрет Георга Вольдемара. Черты ашкенази из Португалии, маленькие плечи, крупная лепка лица. Человек, который чувствовал себя иным в датской, русской, финской и немецкой среде, находясь между музыкантами и учёными. Его другом был Чарльз Моберли, петербургский маклер английского происхождения. Проблема найти самого себя в жизни, не решённая самим, передана им сыну. Он, подобно Будденброку, не желает, чтобы сын унаследовал музыкальную профессию матери и деда. Он не желает ему и своей профессии. Но во всех его письмах сквозит желание, чтобы сын занял уважаемое положение в достойной среде. Он желает ему попасть в общество равных по происхождению. Он описывает страх оказаться чужим. Образ страха как разверзшейся пасти у него повторяется неоднократно. Георг Вольдемар хочет уберечь сына от пробелов в образовании, упоминает постыдность некомпетентности, возможно, знакомую ему самому, предостерегает от врагов, желающих — нет, не победить и не унизить, а оттеснить во второй и третий ряд! (Пожалуй, с учением Моравских братьев это не согласуется). Георг Вольдемар писал: ««Наш жребий — это суета и лишения. Но если в повседневном труде нет возможности достичь высокого благородства и счастливого бытия, как же достичь высокого достоинства и чувства удовлетворения? Мы обязаны перед Богом искать себя в этом, действуя достойно и помня о присущей нам божественной идее» (Пуркерт,367, с.6).
Религиозная позиция Георга Вольдемара традиционно лютеранская, основной принцип которой это успех как вознаграждение Богом за труд. Но помимо этого, в его высказываниях (а потом и в беседах его сына с August Tholuck, деканом теологического факультета в Галле) звучит тема пиетизма, близкая к исповеданию гернгутеров (моравских братьев).
Его отношение к коммерческой деятельности было выражено в письме к Дмитрию: «прагматизм и вынужденное стремление к получению прибыли, казалось бы, полностью завладели человеком,…, в нём однако же ещё жива душа, прирождённое стремление к красоте и добру». Естественно было бы желать сыну профессию по сердцу, но нет — он настоял, чтобы сын пошёл в Промышленную школу (höhere Gewerbeschule, двухлетнее ремесленное обучение).
В письмах Георга Вольдемара к сыну заметна ещё одна черта — он подчёркивает их душевную близость и стремится изолировать эти отношения от всех остальных.
Приведём несколько писем Георга Вольдемара сыну.
19 октября 1861 года, Георг учится в Промышленной школе:
«Взращивай и питай знания, как весталки священный огонь, пусть горит лампа и свет не иссякает. Вечно негаснущая лампа науки этот священный огонь. Человеческая забота об этой лампе является индивидуальным даром (умением) и силой, так что исполнять твой долг — осознание этой значимости! Усмири себя даже в тех сомнениях, что подчас изредка в тебе зарождаются. В юношеском возрасте они постепенно проходят…»
Вариант перевода: 19 октября 1861 (цит. по 218, Мешковский):
«Заботься и любовно поддерживай науку так же, как весталки поддерживают священный огонь, который горит как негаснущая лампа. Но вечно неугасимая лампа науки и есть то самое священное пламя. Долг человека — употребить все свои силы и способности на поддержание этой лампы, в этом сознание его величия! Усмири себя также и в сомнениях, подчас в отдельные мгновения поднимающихся в тебе. Это бывает у каждого в юности и постепенно исчезнет».
В Промышленной школе преподавал Теодор Шеффер, в будущем — первый ректор преобразованного из этой школы Технического университета. Он оказал большое влияние на Георга Кантора, отец упоминает его в письме, адресованном сыну по случаю конфирмации в Духов день:
«Мой дорогой Георг:
Милостью Всемогущего, Творца Вселенной и Отца всех живых тварей, да окажет этот день благодатное влияние на всю твою будущую жизнь. Да будут постоянно и неизменно перед твоим взором те благородные решения, которые ты, без сомнения, принял сегодня в молчании, как некий торжественный обет!.. Будущее жизни и судьба индивидуума лежат скрытыми от нас в самой глубокой тьме. И хорошо, что это так. Никто не знает заранее, в какие невероятно трудные условия и жизненные обстоятельства он может попасть, против каких непредусмотренных и не могущих быть предусмотренными бедствий и трудностей он должен будет бороться в различных жизненных ситуациях.
Как часто наиболее многообещающие индивидуальности были повергнуты в результате немощного, слабого сопротивления в первой же серьезной схватке, связанной с их вхождением в практическую жизнь. Потеряв мужество, они были после этого полностью истощены, и даже в лучшем случае они превратились лишь в так называемых поверженных гениев!.. В действительности отнюдь нередко молодые люди приходят к подобному концу, даже те, которые, по всей видимости, были наделены наиболее обещающими качествами ума и тела и чьи виды на будущее, благодаря способностям и фамильным связям, были в юности также самыми розовыми!
Но им недоставало того твердого ядра, от которого все зависит. Теперь, мой дорогой сын! Верь мне, твоему самому искреннему, истинному и самому опытному другу — это твердое ядро, которое должно жить в нас, есть истинный религиозный дух. Он открывает себя нам через искреннее, смиренное чувство благодарнейшего почтения к Богу, из которого произрастает также победная, неколебимая, твердая вера в Бога и которое сохраняет и утверждает нас на протяжении всей нашей жизни в этом молчаливом и несомненном общении с нашим небесным Отцом!..
Но для того, чтобы предупредить также все другие несчастья и трудности, которые неизбежно поднимаются против нас в нашем страстном стремлении к успеху в собственной специальности или бизнесе, по причине зависти и клеветы явных или скрытых врагов, для того, чтобы с успехом сокрушить их, необходимо прежде всего получить и усвоить как можно большее количество наиболее фундаментальных разнообразных технических знаний и навыков. В наше время они абсолютно необходимы, если усердный и честолюбивый муж не желает видеть себя оттесненным своими врагами и вынужденным стоять во втором и третьем ряду.
Для обеспечения различных, исчерпывающих научных и практических знаний; для совершенного усвоения иностранных языков и литератур; для многостороннего развития ума во многих гуманитарных дисциплинах — и здесь ты всегда должен быть полностью сознательным! — для всего этого предназначен второй период твоей жизни, твоя юность, начинающаяся как раз сейчас, для того чтобы прежде всего экипировать себя посредством всего этого достоинствами, необходимыми для схваток, которые еще должны прийти. Все, что упущено в этот период или растрачено через скороспелое расточение своей лучшей силы, здоровья и времени, будет, так сказать, промотано, то есть невосполнимо и незаменимо потеряно навеки; так же как и невинность, однажды потерянная, потеряна на веки вечные и невосполнимо…
Я заключаю следующими словами: твой отец или, скорее, твои родители и все другие члены семьи, как в Германии, так и в России и Дании, смотрят на тебя как на самого старшего и ожидают, что ты станешь никак не меньше, чем какой-нибудь Теодор Шеффер [28][315], и, даст Бог, станешь, может быть, позднее звездой, сияющей на горизонте науки.
Да даст тебе Бог силу, настойчивость, здоровье, твердый характер и Свои лучшие благословения! А ты поэтому должен ходить только Его путями. Аминь!
Твой отец»[29][316].
Письмо это Георг постоянно хранил при себе. Белл и Даубен считают это письмо пророческим, так как в нём описаны все вершины и пропасти, ожидающие Георга.
Вопрос о желании продолжать заниматься музыкой оставался перед Георгом, отец противился. Вот что позже пишет Георг Кантор в марте 1896 года Лемуэну:
В сущности, у меня весьма художественная натура и, к сожалению, мой отец никогда не позволял мне сделаться «скрипачом», в чём я наверняка был бы счастлив. Во всяком случае, я принадлежу по материнской линии к семье скрипачей-виртуозов. Мой дедушка и моя бабушка Франц и Мария Бём (урождённая Моравек) (из школы француза Роде) в 20-е и 30-е годы нашего столетия в Петербурге в качестве царских скрипачей-виртуозов восхищали тамошнее музыкальное общество; а мой двоюродный дедушка Йозеф Бём (тоже из школы Роде) был в Вене основателем в консерватории знаменитой скрипичной школы, из которой вышли Иоахим, Эрнст, Зингер, Хеллмесбергер (отец), Л. Штраус, Раппольди и др. Я уже вижу, что моя профессия неудачно выбрана и я не последовал принципу «Ne sutor ultra crepidam» (сапожник — суди не выше сапога).
В мае 1862 года Георг закончил обучение в Промышленной школе с формулировкой «одарённый и прилежный ученик». Впереди были выпускные экзамены и выбор дальнейшего пути. Вопрос был болезненным для обоих. Георг и его отец пришли к компромиссу — не музыка, не инженерная деятельность, а математика (но почему-то в Цюрихском политехническом). Вот письмо сына отцу от 25 мая 1862:
«Мой дорогой папа! Ты можешь представить, как сильно твое письмо порадовало меня; оно определяет мое будущее. Последние дни я пребывал в сомнении и нерешительности; я никак не мог прийти к какому-нибудь решению. Долг и склонность постоянно боролись во мне. Теперь же я счастлив, когда вижу, что ты больше не огорчаешься, что в своем выборе я следую своему чувству. Я надеюсь, что еще принесу тебе радость, дорогой отец, потому что моя душа, все мое «я» живет в моем призвании; то, что человек хочет и способен совершить и к чему его зовет неизвестный, таинственный голос, он осуществит это!..»[30][318]
В августе 1862 Георг сдавал выпускные экзамены на аттестат зрелости (Reifeprüfung), в Промышленной школе. Отец писал ему подбадривающие письма:
18 августа 1862 года,
Мой Бог даст тебе благословение и хорошую судьбу на экзаменах, которые сегодня начинаются… В критические моменты жизни стойкий (решительный) и радостный вера в Бога, и глубокая, взволнованная молитва к Всемогущему Дарителю всего благого перед началом дня даёт устойчивость, мужество и уверенность в себе. Так что вверься Богу! Будь чист, радостен и энергичен в работе!
28 августа 1862:
«Даже если результаты испытания в математике и физике хорошие, желательно, однако, чтобы ты был также наилучшим и в классической древней литературе и языках, это твой багаж, ибо история и география тебе необходима, в обществе — а именно в хорошем — среди равных по происхождению; и совершенная латынь, особенно потом, когда твои образованные коллеги будут неоднократно общаться с тобой, образованные люди сближаются, причём в академических кругах само собой разумеется, что из-за уязвимости нельзя постоянно подвергаться опасению неудачи! Ты сам будешь в сильном смирении и угнетении чувств, когда ты попадёшь в незнакомую профессорскую среду, естественно твои слабые стороны и естественно твои недостатки и слабые стороны проявятся самым отчётливым образом, ты почувствуешь, что ты становишься чуждым — как перед открытой пастью! Смотри, это проклятие недостатков глубоко (прочно, основательно) классического образования!»
Георг Вольдемар ободряет сына («Это так называемое «драматическое» искусство, не «театральное») и, зная его склонность к унынию, напоминает ему шутливые стишки:
«Мучительно хандрить и сердиться на себя
Принимай чувство облегчения
Танцуй по жизни,
Только в этом высшая польза!..»
…прочь от иссушающего настроения одиночества. Прояви побольше юмора. Жалуйся постоянно только мне, если всякий мусор тебя угнетает и постоянно старайся, чтобы твой юмор никогда не кончался!… Я хочу, я всего лишь хочу, чтобы ты самостоятельно преодолевал хандру такого рода, уменьшал вдвое длительность такого рода хандры, и твоё настроение таким образом развеивалось, чтобы ты по крайней мере в течение трёх лет не возвращался к этому!
Георг Вольдемар описывает сыну своё пребывание в Цюрихе на музыкальном празднике:
…Осанна! — восклицаю я в восхищении! Я созерцаю Цюрих в блеске солнечного сияния, озаряющего сад и озеро — мои глаза могут уснуть! Такой красоты я больше никогда не увижу! Моя душа чувствует бога в спокойной гармонии захода солнца, очарованная нежным ароматом, расстилающимся над озером…
Посмотри, мой милый Георг, как меня восхищает и приводит в восторг этот вид цюрихского озера и мягкий летний вечер. Такой вид усиливает всю суровость и страдание этой продолжительной жизни… Потом посмотрим и рассудим, как скоро ты победишь в сдаче экзаменов! Однако как бы то ни было, большая или маленькая твоя победа будет тебе приятна, пиши мне всё спокойно и откровенно, следуя фактам…Ты всё ещё молод и если ты серьёзен в замечательном намерении к своей будущей профессии, то имеешь возможность неимоверно много успеть сделать, и ты к этому способен, это ближайший этап, к которому надо стремиться…
Даубен пишет: В конце августа Кантор сдал экзамены и был признан прошедшим подготовку первого уровня (Maturitätszeugnis №1 — аттестат зрелости), годным для изучения естественных наук. По видимости, Кантор достиг меньших успехов по таким предметам, как география и история, потому что его отец в письмах неуклонно настаивал на важности разнообразного и всестороннего обучения во всех областях знания. Незадолго до отъезда Кантора из Дармштадта отец советовал ему не сосредотачиваться на одном предмете, например, на ботанике, а предлагал изучать всё от языков до музыки как можно более основательно. Он был так рад услышать об интересе своего сына к циклу лекций о Шекспире знаменитого литературоведа Фридриха Теодора фон Фишера (Friedrich Theodor von Vischer, 1807-1887), о котором его отец писал с завистью, что он никогда не слышал о нём ничего кроме высочайшей похвалы. Когда Кантор создал свой собственный струнный квартет, его семья была восхищена, а его отец пригласил всю группу провести Рождественские каникулы во Франкфурте. Тем не менее, возможно, самым наглядным знаком (указанием) степени отцовской гордости достижениями сына Георга Вольдемара можно считать восторженный текст, который он написал в честь рисунка.
Рисунок Кантора Собака и охотничья сумка под деревом, карандаш
присланного домой его сыном как знак прогресса, достигнутого в Политехнике в Цюрихе:
Принимая во внимание, что Георг Ферд. Луи Фил. Кантор не затратил годы на обучение рисованию по античным образцам; и несмотря на то, что это его первая работа в этом трудном искусстве, он достиг совершенной техники величайшим старанием, и более того, несмотря на то, что до сих пор он весьма пренебрегал изящными искусствами; благодаря своей нации — я имею ввиду семью — единодушно признать его первое достижение, которое уже показывает великие перспективы.
Георг отправился в Швейцарию, в Цюрих, и поступил в Политехническую школу (теперь Eidgenössische Technische Hochschule).
В 1863 году Георг Вольдемар Кантор умер. Похоронен в Гейдельберге — (Пуркерт). Мария Кантор жила в Берлине до своей смерти в 1896 году.
Георг Кантор перешёл в Берлинский университет. Он изучал математику, физику и философию. Его учителями были Куммер, Кронекер и особенно Вейерштрасс, оказавший большое влияние на Кантора. Поколение студентов, выпущенное в эти годы, породило много известных имён. Среди сокурсников Кантора, с которыми он подружился, можно назвать Томе, Мертенса и Шварца. Каждую неделю друзья встречались, чтобы выпить вина и поговорить о математике. Летний семестр 1866/67 года Кантор провёл в Геттингентском университете, где он слушал лекции философа Лотце, физика Вебера, математиков Миннигероде и Шеринга.
В 1867 году в Берлине Кантор под руководством Куммера защитил докторскую диссертацию из теории чисел «О неопределённых уравнениях второй степени» («De aequationibus secundi gradus indeterminatis»), за которую ему присудили учёную степень. Некоторое время Кантор работал в гимназии Фридриха-Вильгельма для девочек в Берлине.
В 1868 году он посещал семинар для учителей математики (Schellbach).
В 1869 году он представил свою работу по теории чисел для хабилитации для чтения лекций в Галле. Вопрос о переезде в небольшой город смущал его, он советовался с сестрой Софией в письме от 7 февраля 1869 года:
«Чем больше я смотрю на свою математику, тем больше я вижу, что она для моего сердца и ума ведёт меня к счастью и удаче. Работа была и будет для меня подлинным смыслом моей жизни и моего желания, наполненным физическим ощущением, и чувством удовлетворения, в ней я чувствую, что свободен в своей деятельности и в отношении приносимой пользы обществу, этой приятной возможности. Полагаю, что эта надежда прежде всего связана с Халле, там меня ожидает настоящее целостное поле деятельности, соответствующее моей работе, возможно, там я получу признание и мои стремления найдут применение». (из Кёртеша).
В 1869 году Кантора пригласили читать лекции в университет Мартина Лютера в Галле. В качестве подтверждения права на чтение лекций он написал работу 1869 г. «О преобразовании тернарных квадратичных форм», получив звание приват-доцента университета Галле. Он стал преподавателем математического семинара факультета искусств. Кантор проработал в этом университете всю жизнь. С 1872 по 1877 — экстраординарным профессором факультета естественной и общественной истории. С 1877 по 1913 — в в должности ординарного профессора.
Под влиянием коллеги и сокурсника Эдуарда Гейне интересы Кантора сместились в область теории функций действительного переменного. Он написал несколько работ по этой тематике. Таким образом, в его арсенале накапливались методы теории чисел, теории тригонометрических рядов, ТФКП и геометрии. И, разумеется, широте его подхода к новой тематике способствовала его гуманитарная культура, знание музыки и философии.
В 1872 году Георг Кантор был в Интерлакене и познакомился там и с Дедекиндом. Началась их переписка. К этому времени Дедекинд уже размышлял над определением понятия числа с помощью теоретико-множественных воззрений. В 1871 году Дедекинд вводит в алгебру новые понятия: кольца, идеалы и модули. Сотрудничая с Кронекером, он создаёт общую теорию делимости.
Работы Кантора 1874 посвящены тригонометрическим рядам.
9 августа 1874 Кантор женился на Валли Марии Софи Гутман (1849-1923). Валли была детской подругой Софии Кантор, сестры Георга. Она была музыкантом, закончила Берлинскую консерваторию, была пианисткой и вокалисткой, потом работала учительницей музыки. Она была любительницей, но иногда выступала публично (из Анн-Мари Декайо).
Свой медовый месяц они провели в Швейцарии, в Интерлакене. Все биографы отмечают, что там им сопутствовал Рихард Дедекинд, уделявший много времени математическим беседам с Кантором.
У Канторов было шестеро детей: Эльза (1875-1945), Эрих (1879-1962), Гертруда (1877-1956), Маргарита Фредерика (1885-1956), Рудольф (1886-1899), Анна-Мария (1881-1920).
Первая работа Кантора по теории множеств появляется в 1878 году «Об одном свойстве совокупности всех действительных алгебраических чисел».
В 1879 Кантор избран членом-корреспондентом Академии наук в Геттингене.
В 1881 году в Галле умер Эдуард Гейне (1821-1881), коллега и друг Георга Кантора. Кантор рекомендовал на вакантную должность Рихарда Дедекинда, либо Генриха Вебера (не путать с физиком Вильгельмом Вебером (1804-1891), который тоже преподавал в университете Галле), либо Франца Мертенса (1840-1927), но они отказались. В итоге пост занял Фридрих Вангерин, не являвшийся другом Кантора.
Возможно, что вследствие этого оборвалась научная переписка Кантора и Дедекинда. Рихард Дедекинд (1831-1916) после 1862 года жил и работал в своём родном Брауншвейге.
С 1882 началась переписка Кантора с Миттаг-Леффлером (Швеция, 1846-1927), и начал публиковаться в его журнале «Acta mathematica». Мягкий и деликатный, Леффлер поддерживал уверенность Кантора в своих силах. Их переписка 1884 содержит 52 письма, и в каждом из них Кантор жалуется на Кронекера и на своё подавленное состояние. Вот, например: «Не знаю, когда вернусь к продолжению моей научной работы. Сейчас я не могу абсолютно ничего делать с ней, и ограничил себя лишь самым необходимым занятием — чтением лекций; насколько бы я был счастливее быть активнее в научном плане, если бы только у меня была необходимая свежесть мыслей».
Основные работы Кантора по теории множеств относятся к 1884 году — «О бесконечных линейных многообразиях». Тогда же он начинает цикл работ о Шекспире и Бэконе.
Кантор мечтал о работе в Берлинском университете, но этому противился его бывший учитель Кронекер. Леопольд Кронекер возглавлял кафедру математики в Берлинском университете. Он осуждал теории Кантора, называя его «развратителем молодёжи». Кронекер был основателем конструктивной математики, а теория множеств Кантора исследовала свойства множеств без их конкретного представления. Кантор тяжело переживал его критику. Мнительный и склонный к депрессии, он надолго замыкался и терял работоспособность после травмирующих ситуаций. Первый такой эпизод был в 1853 году в Петербурге, когда Георг, хороший ученик, целый семестр получал только двойки. Отец, вероятно, такого же склада, знал об этом и в письмах старался воодушевить и поддержать сына.
Очередной кризис у Георга Кантора наступил в 1884 году после его неудачной попытки получить профессорское звание в Берлине. Он провёл свой отпуск в Гарце. Его попытка примириться с Кронекером была принята, Кронекер миролюбиво и благосклонно отнёсся к этому, но различие их взглядов сохранилось.
В 1885 году Кантор получил ещё одну обиду: Миттаг-Леффлер попросил Кантора отозвать его философскую статью, сказав, что она «опередила время примерно лет на сто». По этому поводу Кантор написал другому лицу: «Согласно Миттаг-Леффлёру, я должен подождать до 1984 года, что кажется мне слишком большой просьбой!.. Но конечно, отныне я никогда ничего не хочу знать об «Acta mathematica».
После этого Кантор прервал отношения с Миттаг-Лефлером.
С 1884 Кантор вынужден принимать лечение в психиатрической клинике. Каждое обострение его болезни влекло изменение направленности интересов. В 1884 он выразил желание читать лекции по философии, и тогда же занялся литературой елизаветинской эпохи, пожелав обосновать гипотезу Шекспир-Бэкон. На его лекции записалось 25 студентов, но постепенно их число уменьшалось, и последний студент подошёл к Кантору с извинениями, что не сможет больше посещать его лекции.
В 1886 году у Канторы ожидали рождения шестого ребёнка, и он купил новый дом на улице Генделя Händelstrasse.
С этого времени его интересы смещаются в область философского обоснования теории множеств, он вступает в переписку с философами и теологами. Эта переписка была опубликована в 1888.
В 1889 Кантор принят в Немецкую Академию естественных наук Леопольдина (Deutsche Akademie der Naturforscher Leopoldina), с 1878 располагается в Галле.
Другой инициативой Кантора стало создание Немецкого математического общества Deutsche Mathematiker—Vereinigung. В сентябре 1891 в Галле состоялось первое заседание этого общества, Кантор был на нём первым председателем.
Он пригласил Кронекера, но Кронекер не смог приехать из-за тяжёлой травмы жены, полученной ею в горах и послужившей причиной скорой её смерти.
После этого кризиса Кантор, по совету своей сестры Софии, занялся историей литературы — вопросами авторства шекспировских пьес, личностью Френсиса Бэкона. Кантор придерживался довольно сильной гипотезы об авторстве Бэкона. Результаты он опубликовал в двух работах 1897. Также он обращался к работам философа Якоба Бёме (1575-1624) и Джона Ди (1527-1609).
К 1895-97 относятся работы по созданию теории трансфинитных чисел. Тогда же Кантор обнаруживает первые парадоксы теории множеств. В 1896 Кантор обсуждает это с Гильбертом, а в 1897 появляется работа Бурали-Форти об обнаруженном им самим парадоксе. В 1896 и 1897 выходят две литературные работы Кантора о Шекспире.
В октябре 1896 умерла Мария Кантор, мать Георга, что вызвало ухудшение его состояния.
В 1897 Кантор был инициатором и участником Первого международного конгресса математиков в Цюрихе. На этом конгрессе Гурвиц в своём докладе выразил своё глубокое восхищение Кантором и его вкладом в теорию функций. Жак Адамар также высоко оценил теорию множеств как необходимый инструмент исследования.
На этом съезде Кантор встретил Дедекинда, и они возобновили дружеские отношения и переписку. Кантора беспокоили открывшиеся парадоксы теории множеств, и он надеялся в обсуждении с Дедекиндом найти решение. Но повторяющиеся к 1899 ухудшения его состояния вынудили его прекратить переписку. Смерть младшего брата, Карла Константина, вызвала очередное ухудшение в 1899 году. Ещё в октябре 1899 Кантор просит об отпуске. 16 декабря внезапно умер младший сын Кантора, 13-летний Рудольф. Произошло это неожиданно, с утра он был ещё здоров. Кантор отправился читать свою философскую лекцию, во время которой ему сообщили о смерти сына. Это вызвало ухудшение состояния кантора и послужило причиной его госпитализации. В зимнем семестре 1899-1900 года Кантор не читал лекций, взяв отпуск. Начиная с этого времени болезнь усиливается, Кантор многократно отказывается от чтения лекций, с зимних семестрах 1902-03, 1904-05 и 1907-08, проводя много времени в санаториях.
В 1901 Кантор избран почётным членом Лондонского математического общества и Харьковского математического общества.
В 1902 Кантор избран почётным доктором университета Христиании в Осло.
В сентябре 1903 в Мюнхене Кантор сделал доклад о парадоксах теории множеств на втором заседании Математического общества, хотя в силу болезни снял с себя обязанности председателя. В 1903 Кантор вновь пребывает в клинике.
В августе 1904 Кантор принял участие в Международном математическом конгрессе в Гейдельберге. В 1904 году на Международном конгрессе математиков прозвучали критические замечания (Юлиус (Дьюла) Кёниг) по поводу работ Кантора о трансфинитных числах и гипотезы континуума. Кантор был огорчён также тем, что на конгрессе присутствовали его дочери, и слышали эти обидные для него аргументы. Днём позже Эрнст Цермело опроверг критические замечания (Кинга), найдя в них ошибку. Цермело утверждал, что каждое множество может быть вполне упорядочено. Но это не улучшило подавленного состояния и сомнений Кантора. К 1905 относится его переписка с Журденом о религиозных аспектах теории множеств.
В 1910 и 1911 Кантор возобновил свои лекции в университете.
В 1911 Кантор избран почётным доктором шотландского Университета Сент-Андре. В Шотландии праздновалось 500-летие этого университета, и Кантор получил приглашение приехать на юбилей 12-15 сентября 1911. По воспоминаниям присутствовавших, он вёл себя эксцентрично и очень долго говорил на тему о Шекспире и Бэконе. После этого Кантор уехал на несколько дней в Лондон. Кантор надеялся увидеться с Расселом, который только что опубликовал Principia Mathematica. Но плохое состояние здоровья и известие о болезни сына вынудили его срочно вернуться в Германию. На следующий год Кантор был удостоен степени почётного доктора права университета Сент-Андре, но здоровье не позволило ему лично присутствовать на присуждении.
В 1913 Кантор ушёл в отставку. Началась Первая мировая война. Условия жизни стали тяжёлыми, началась нехватка продовольствия. Кантор страдал от бедности и недоедания.
В 1915 предполагалось празднование 70-летнего юбилея Кантора, но из-за войны пришлось ограничиться небольшим домашним празднованием.
В июне 1917 Кантор последний раз попал в клинику и постоянно писал жене письма с просьбой забрать его домой.
6 января 1918 Кантор умер от сердечного приступа в клинике нервных болезней в Галле (изложено по статье Джей Джей О’Коннор, Е. Ф. Робертсон).
Примечания
[1] Пуркерт В., Ильгаудс Х.И.//Георг Кантор. Харьков 1991, 128 с., с.9.
[2] Эту же церковь посещал Леонард Эйлер
[3] ЦГИА ф.347 оп.1, д.64, л.118
[4] ЦГИА СПб ф.272 оп.1 д.204
[5] Путеводитель 60 000 адресов из Санкт-Петербурга, Царского Села, Петергофа, Гатчина и проч. Санкт-Петербург, 1853, с.116.
[6] Никитенко Г, Соболь В. Дома и люди Васильевского острова. СПб 2008, с.371.
[7] ЦГИА СПб, ф.139, оп.1, д.5070.
[8] ЦГИА СПб, ф.139, оп.1, д.5176.
[9] ЦГИА СПб, ф.139, оп.1, д.5439, 5529.
[10] Луи Густав, Лёлё, как звали его дома, родился в 1846
[11] Родилась в 1848 году, прекрасно рисовала. Именно она впоследствии заинтересовала своего брата Георга Шекспиром
[12] Родился в 1849 году, хорошо играл на фортепиано, стал капитаном кавалерии.
[13] Вероятно, сёстры Дмитрия Мейера, Наталия-Мария и Гелена— Эмилия
[14] Настасья Михайлова, в замужестве Гримм, тётя Дмитрия и Герга Вольдемара.
[15] ЦГИА СПб ф.272 оп.1 д.204, л.8.
[16] ЦГИА СПб ф.272, оп.1, д182-214
[17] ЦГИА СПб ф.272, оп.1, д.192
[18] ЦГИА СПб ф.272, оп.1 , д.211
[19] ЦГИА СПб ф.272 оп.1, д.196
[20] ЦГИА СПб ф.272 оп. 1, д.197
[21] ЦГИА СПб ф.272 оп.1 д.197
[22] ЦГИА СПб ф.272 оп.1 д.224
[23] Там же
[24] ЦГИА ф.852, оп.1, д.786, л.57.
[25] При пересчёте этих денег на русские серебряные рубли капитал Канторов был приблизительно равен стоимости товаров затонувшего галеота «Ди Фрау Мария»
[26] ЦГИА ф.852, оп.2, д.773, лл.102-134.
[27] Grattan-Guinnes I.// Towards a Biography of Georg Cantor. // Annals of Science 27 (1971) 4, h.345-391, p. 352.
Портреты Герга Вольдемара Кантора и Марии Кантор-Бём из книги Meshhkowski H.//Probleme des Unendlichen. Werk und Lenen Georg Cantors. Braunschweig 1967.
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2021/nomer4/sinkevich/
