ВРЕМЯ ВОЛЧЕЕ
…да нехто неведы имя волчие
вместо агнечя приимет неразумием…
Азбуковник, XIII–XIV вв.
Над безмолвием в пелене снегов
Гибло, долго
Рвал пространство вой, проникая в кровь
Песней волка.
А кругом снега заметали след,
В белом вихре до кровоточия
Проглядел глаза и почти ослеп.
Слушал волчее.
Эти мысли черны.
Чуждой вере верны.
Кто не знает вины,
Заходи со спины.
Жажда требует крови пролитой.
Время вяжет по жизни проклятой.
Время гиблое.
Время волчее.
***
Сквозь нескончаемый январь,
Сквозь ночи, напролёт,
По-над моим окном фонарь
Продрогший свет поёт.
Он что-то помнит и тогда
Раскрашивает снег,
Так осыпается звезда,
Заканчивая век,
И падает с небес янтарь
Не нужный никому,
Лишь очарованный фонарь
Поёт, пронзая тьму.
***
А наутро шёл снег,
Шёл и шёл без конца.
И стоял человек,
Человек без лица.
Словно вынули душу.
В кромешной тиши
Он стоял весь наружу,
Человек без души.
Он протягивал руку,
И его одного
Снег ласкал, словно друга,
И летел сквозь него.
***
Повернёшь за холмом — и навстречу потянутся избы,
Тишиною оконных провалов глядят и глядят —
Вот идёт человек из неведомых далей отчизны,
Может, следом за ним и другие вернутся назад.
Словно старые люди, потянутся взглядом навстречу —
Может, кто-то родной? Может, будет ещё старикам
Напоследок тепла и простой человеческой речи
За столом, где друзья и наполнен наливкой стакан.
Но кругом тишина, только вскрик потревоженной сойки,
Только шорох листвы, это осень вздохнула опять.
Просто ей на роду вспоминать и оплакивать — скольких
Мы теряем по жизни, едва успевая понять.
Тишиной, как молитвой, пронизаны ветхие избы.
Осень сыплет листву ворожбою у тёмных окон.
Но сама ни во что уж не верит, а шёпота лишь бы
Ворожит по старинке и плачет, не помня о ком.
***
Между печалью и грустью
Камень горючий лежит.
Кто моё сердце отпустит?
Сколько ни пробовал жить,
Не было счастья — и только
Бусинка-детство в горсти;
Выйду из дома и долго
Буду по свету брести.
Буду идти без дороги,
Сколько останется сил,
В храм, где забытые боги
Не забывали Руси.
Я подойду к ним с поклоном:
«Не обрекайте на суд».
Словно янтарь с небосклона,
Бусинку поднесу.
«Вот он я — сирый и босый».
И, может быть, за грехи
Тихая-тихая осень
Птицу отпустит с руки,
Чтобы нечаянной грустью
Слышалось в небе порой:
«Кто моё сердце отпустит?
Кто мне подарит покой?»
ДУША И ВРЕМЯ
Невольным вздохом растревожит,
Тепла попросит у судьбы.
А век натягивает вожжи
И поднимает на дыбы.
И в шоры! — сузив до предела.
Есть жажда, боль и удила —
Чтоб отступилась, занемела
И немотой изнемогла.
Пусть рвут и гибнут за удачу,
Но по душе — не норови!
Здесь по душе уже не плачут,
Вдруг поскользнувшись на крови.
Здесь миф свобод пьянит — и, слепо
Приняв объедки со стола,
Покорно разойдутся в склепы
Живьём гниющие тела,
Чтоб завтра, повторяя снова
По кругу безысходный бег,
Ещё вернее сжать оковы
Души оплаканной навек.
ПИСЬМО В ПЕТЕРБУРГ
Любовь моя, моя мечта далёко.
Сойдёт листва и упадут снега.
И у окошка, опершись на локоть,
Я буду грезить сны. И берега
Далёкие, окутанные тайной
Угаданной на выдохе строки,
И лёгкий взмах ресниц над розой чайной,
И лёгкое движение руки —
Коснутся и растают тишиною,
В холодном вихре канут за окном.
И тихо притяжение земное
Укроет чувства настоящим сном,
Где шепчутся серебряные плёсы
И дышит бесконечностью прибой.
Душе нужны мечтания и слёзы
И миражи за дымкой голубой.
***
Сестра моя — жизнь...
Б. Пастернак
Свет неистовый не ищу,
Безнадёга диктует стих.
Вспомню всё и за всё прощу.
Если можешь, и ты прости.
Есть несбыточное и прах.
Между ними ревущий мир,
Отражённый в твоих глазах.
Отражённый всего на миг.
А весна вновь ломает лёд.
И прозрачнее синева.
У весны есть сердечный код
И несказанные слова.
Есть несбыточное и прах.
И щепотка тепла в горсти.
И развеянное в ветрах:
«Ты прости меня, ты прости...»
***
В невесомости, вне желаний,
У истоков земли и рек
Я увидел глазами лани,
Как рождается человек.
А потом по сухому руслу
Уходили от бездны врозь
Боль… и я, отдаваясь чувству:
Что-то в жизни оборвалось.
И холодный поднялся ветер,
Настигал, прижимал к земле.
И входили в меня столетья:
Прах и тени в ревущей мгле.
***
Давно, вчера ли было так:
Когда творилось, что негоже,
Один законченный чудак
Искал заветное в прохожих.
Он всё заглядывал в глаза
И извинялся, глупо мямля,
Что не тускнеет бирюза,
Слезой упавшая на камни.
Что невозможно и нельзя
Так не по-божьи.
И всё заглядывал в глаза,
Когда с него сдирали кожу.
А был ли суд? Иль без суда?
Давно? Вчера ли? Разве важно?
Но говорят, один чудак
Воскрес однажды.
Он ходит вновь по городам,
Он что-то ищет в тьме прохожих.
И будто знает, никогда
Найти не сможет.
***
Огни, огни... В огне пространство.
И рвётся в небесах печать.
А поезда идут со станций,
Чтоб ничего не замечать.
И нет в ушедшее возврата.
И трепет «завтра» сердцу скрыт.
И всё любимое когда-то
В огне бессмысленном горит.
***
Свет займётся на тонкой грани
Тихим шёпотом позолот.
И печалью неведомой ранит,
И неведомым счастьем зовёт:
Как светло. И как больно. Не много,
Ведь не много надо тепла,
Чтоб душа средь круга земного
Радость светлую обрела.
Пробежит тепло, затуманит
Взгляд, скользнувший куда-то за
Шёпот света на тонкой грани.
И покатится тихо слеза.
***
Прозрачный свет, последнее тепло.
И хочется брести куда не зная,
Глядеть, как поднимаясь на крыло,
Уходит вдаль над горизонтом стая,
Запоминать деревья и траву,
Ловить их сон и редкий трёп сорочий,
И снова возвращаться в синеву,
Где исчезает журавлиный росчерк.
