***
Звезда – для знаменья,
Для злака – земля.
И это незыблемо – ныне и присно.
Пусть вечно вершится под кровлей жилья
Рождение жизни и скорбная тризна.
Есть разум во всём, и слепому зерну
Дано – пусть однажды – взойти из-под спуда.
Господь милосерд – в подтвержденья сему
Не стоит выпрашивать вещего чуда.
И следует жить, доверяясь судьбе,
И, взглядом касаясь рассветного неба,
Не требовать больше, чем нужно тебе.
Ни блага мирского, ни влаги, ни хлеба.
Лишь свет приглушённый и плоскость стола.
Подступят слова в тишине нелюдимой.
И Божьего слуха достигнет хвала
За миг на земле, мимолётный, единый.
***
Словно памятные святцы,
Строки теплятся в груди.
Уходить, чтобы остаться.
Возвращаться, чтоб уйти.
И не праздные прогулки,
Не морока, не тщета….
Но в знакомом переулке
Внове всё, как и всегда.
В этом крохотном пространстве
Снова властвует зима.
В хрупком праздничном убранстве
Дерева, как терема.
Безмятежный белый снеже.
Бесконечный чистый свет.
То ли я пока и не жил,
То ль меня в помине нет.
И храню в душе, как милость,
Уверение одно:
– Господи! Ведь то случилось,
Чему быть не суждено.
***
От Господа – щит наш…
Псалтырь, 88,19
Я говорю себе – пора.
Но в темноте не слышно слова.
И ледяная глубь двора
Родней оставленного крова.
Я говорю, и мне в ответ –
Небесных сфер звенящий трепет.
И слабый отдалённый свет,
Как паводок, растёт и крепнет.
День только начат, но уже
Я повернуть назад не вправе.
Стою на смертном рубеже,
Готовый к подвигу и славе.
И гнёт сомнений не томит.
Внимаю Божьему реченью.
Ничто меня не устрашит
И не повергнет к отрешенью.
Вдали светлеет небосклон.
Стою, открыт и непреклонен.
За мной – сияние знамён,
И перед грудью – щит Господень.
***
Это труд – состраданье.
Так случалось всегда,
Меж людьми расстоянье
Сокращает беда.
Это вечное право
Языком не молоть,
Дать убогим хотя бы
Хлеба грубый ломоть.
Жить не праздным рассудком,
Видя в роскоши – толк.
…Это – друг перед другом –
Искупительный долг.
МАТЬ
Этот сон донимает упрямо
И покоя никак не даёт.
Снилось мне, что ослепшая мама
Проводила меня до ворот.
Вечерело… Я помню поныне
Синий сумрак короткого дня.
– В добрый путь, мой возлюбленный сыне!
И крестом осенила меня.
Я слегка задержался с ответом.
Загляделся в родные глаза,
Что мерцали слабеющим светом.
…Так сияют во тьме образа.
***
По небу облако скользило,
И на лицо ложилась тень.
Я не нашёл твоей могилы
В печальный поминальный день.
И я прикрыл устало веки
От бесконечной синевы.
Шумели скорбные побеги
Сухой кладбищенской травы.
Так и стоял, осознавая,
Что этот день мне так постыл.
Я не пришёл к тебе, родная,
И хлеба не переломил.
Всё это было не случайно –
Вот так заплакать в тишине,
Чтоб неожиданная тайна
Невольно приоткрылась мне.
Я шёл безмолвно и бесславно,
Грустя от мыслей непростых…
– Дано умершим это право –
Презреть раскаянье живых.
ИСЦЕЛЕНИЕ ПРОКАЖЁННОГО
И вот, подошёл прокажённый
и, кланяясь Ему, сказал: Господи!
если хочешь, можешь меня очистить.
Матфей 8, 2
Я с ним столкнулся в пёстрой толчее –
Лицом к лицу – на рынке в Вифсаиде.
Был душный полдень. В рыбьей чешуе
Дробилось солнце. Пахло прелым злаком,
Навозом, сукровицей палых смокв
И травами египетского плена.
Струился мёд, как зною пелена.
Звучал картавый галилейский говор.
Отрывисто и звонко хлопал бич
В загоне для скота. Вдали шумело море,
А в двух шагах почтенный прозелит
Вёл пылкий торг на греческом наречье.
Он брёл один вдоль глиняных лачуг,
«Нечист! нечист!» выкрикивая хрипло.
Сухой обезображенной рукой,
Как птичьей лапой, суковатый посох
Сжимал. Лицо в гноящихся буграх,
Багровое, как пьяный лик сатира,
Он прикрывал изорванным плащом.
Зной не спадал. И плоть его смердела.
За годы странствий на лице земли
Я не встречал ещё ничтожней твари,
Чем этот прокажённый. Видит Бог,
Нет пагубы страшнее чёрной лепры.
И всё же он внушал невольный страх,
Недаром был гоним он отовсюду
Людской толпой. Как часто неприязнь –
Лишь хорошо скрываемая зависть.
Он был свободен, как любой изгой.
Копьём его коснуться не решались
Солдаты Рима. Не хватал его
Прислужник-мытарь за полу хитона.
Он был свободен. Лишь один Господь –
Изгою кесарь. Доблестная участь!
…Я отшатнулся. В сторону свернул
И под ноги швырнул ему динарий.
2
Совсем нежданно – сорок дней спустя –
Мы встретились. То было в праздник Кущей.
Он шёл в толпе. Он не скрывал лица,
Очищенного от зловонных струпьев.
Кто от проказы исцелил его?
Кто руку протянул к его позору?
На площади светильники зажгли –
По окончанью праздника – левиты.
Люд ликовал. Плясали языки.
И он, счастливый, ликовал со всеми.
Так кто же тот, которому дана
От Бога власть над обречённым телом?
Я понял всё… и кинулся к нему.
Кричал в лицо. Нещадно тряс за плечи.
И он, не унимая влажных глаз,
Ответил: – Иисус из Назарета.
____
Сергей Чернолев (27.04.1957-19.10.2018). Поэт, пародист. Родился в городе Резина Молдавской ССР. Работал токарем, художником-оформителем, слесарем по обслуживанию автомобилей, гончаром и обжигальщиком керамики. С середины 80-х активно публикуется в периодике и альманахах Молдавии и Приднестровья. С 1995 г. – член Ассоциации русских писателей Молдовы, с 1996 г. – член Союза писателей Приднестровья. Автор сборников стихов «Високосные дни» и «Золотые холмы» (2003 г.), книги литературных пародий «Восьмая нота». Регулярно печатался на страницах литературных альманахов и периодических изданий России, Молдовы, Приднестровья, США (газета «Кстати»), журнал «Эмигрантская лира» (Бельгия), «Артикль» (Израиль), альманах «45-ая параллель». Был представлен в «Антологии современной литературы Приднестровья». Посмертно вышла в свет книга лирики и пародий «Идущий к свету» (2019).
