Расскажу я вам легенду о славном и храбром сыне Сварога, так в старину прозывали своих кузнецов могучие северяне.
Давным-давно жил на свете кузнец и звали его Алексей. И слыл он таким храбрым и смелым, что в народе прозвали его «не обречённый на смерть». Был он ещё красив да умён, и не было в округе девушки, которая бы на него не заглядывалась. Только сам он ни на кого не смотрел, и за то обижались на него добрые люди, мол, возраст уже подошёл, а невесты себе никак не выберет. Даже поговаривать стали, уж не болен ли он чем, уж не заколдовал ли его злой колдун. Разные советы ему давали, ко всяким знахаркам зазывали, да только не слушал никого молодой кузнец. И вот однажды подходит к нему старый конюх, что весь свой век на конюшне прослужил и говорит:
– Добрый ты человек, кузнец Алексей, а вот невесты себе по сердцу никак не найдёшь, жены доброй, да пригожей не сыщешь, а молва-то злая, люди знай себе языками чешут, чего доброго и сторониться начнут.
– Да, так-то оно так, дядюшка, только ни одна наша девушка мне не мила. Вот вроде и добрые, и красивые есть, да работящие, а ни к одной душа не лежит.
Посмотрел на него старый конюх долгим взглядом, как в самое сердце заглянул и говорит:
– Знавал я одну кобылицу, она всё в сторонке от табуна ходила, никого близко к себе не подпускала, а уж до того красива была, глаз не оторвать. Бывало, как начнёт по полю носиться, а травы, что волны, горячего тела её чуть касаются, грива чёрная по ветру развевается, словно девичьи волосы. А то как остановится, тяжело задышит, дух перевести. Глаза только всё вдаль смотрят, с тоской такой, будто человек это. А после вернётся к табуну, отойдёт в сторонку, и вот не сойти мне с этого места, коли совру, а из глаз её слезинки одна за другой катятся, и уж более не поднимает она головы, прекрасными глазами своими ни на кого не смотрит.
– Покажи мне дядюшка эту кобылицу, проводи к ней, – взмолился Алексей, а у самого сердце в груди заколотилось, глаза разгорелись.
– Эх, кузнец, не могу я твоей просьбы выполнить, – покачал головой старый конюх.
– Как так? От чего же, – с жаром воскликнул тот.
– Да от того, что пропала она, как в воду канула, везде искали, а найти не смогли.
Поник головой молодой кузнец, брови нахмурил, а конюх в глаза ему заглянул и так украдкой заговорил:
– Знаю я, как твоей печали помочь, говорят добрые люди, что не простая это кобылица, а дочь страшного и могущественного колдуна, что за тёмным лесом, за высокой горой, за морем широким в каменном замке обитает. Мол, заколдовал он дочь родную, за то, что ослушалась его отцовского приказа и замуж за соседнего короля не пошла. А тот колдун хотел с ним породниться, чтобы земли его отобрать и людей, крестьян, в полон себе взять. Стар и сварлив был тот король, да и умом не далёк, вот и отказалась прекрасная Дева за него замуж идти. Осерчал на неё отец, злой колдун, и превратил в чёрную кобылицу, мол, век тебе скакать кобылою, пока сама не придёшь и волю отцовскую не исполнишь. А тут случилось, что в тех местах торговец один лошадьми промышлял, вот и продал ему колдун дочь родную, деньги за неё большие выручил. Так и появилась она в наших краях, почитай год до весны пробыла, а потом пропала. В тот день по полю ураган пронёсся, в лесу деревья поломал, а как всё стихло, так и исчезла наша красавица. Да только всё это слухи, добрый молодец, может, и неправда всё это, а так – мужики языками чешут, уж больно заглядывались они на эту кобылку, уж больно глаза её на человеческие походили.
– Чует моё сердце, что не слухи это вовсе, – с жаром воскликнул кузнец, – чует моё сердце, что она это, она, о ком я грежу и днём и ночью, о которой все думы и помыслы мои. Расскажи мне, добрый человек, научи, как мне её найти, как разыскать деву-красу, как чары отцовские с неё снять.
– Эх, да откуда ж мне, тёмному, знать про такие дела, но ты не кручинься, не гляди так горестно, попробую я тебе совет дать, а уж как ты им распорядишься, какая тебе удача будет, за то ответ держать не могу. Знавал я ещё по молодости, что живёт в наших краях лесная ведьма по прозванию Кольгрима и, что как всходит большая луна, так идёт она к лесному озеру воды испить, будто б целебная она становится, зачарованная. Так ты улучи момент и расспроси её о кобылице и об отце её, на то она и ведьма, что про такие дела знать должна. Только смотри, в глаза ей не гляди, зачарует – и тогда уж вовек тебе твоей красавицы не сыскать, обо всём позабудешь и назад не вернёшься. А чтобы не было искушения, подари ей зеркало, самоцветами украшенное. Как будешь его подавать, то ухитрись, сделай так, чтобы ведьма своё отражение в нём из твоих рук увидела, тогда она и зачаровать тебя не сможет.
– Спасибо тебе, добрый дядюшка, за такую науку, век тебя не забуду.
Сказал так кузнец, да в ноги старику поклонился, уважил его, значит.
Как взошла на небе полная луна, отправился кузнец в дремучий лес, разыскал там озеро, за камнем большим притаился и стал ждать. Вот минула полночь, смотрит и глазам своим не верит, плывёт из леса, как на облаке, дева красоты неописуемой, кузнец аж про всё позабыл, глядит на неё, насмотреться не может. А лесная ведьма к озеру подплыла, из облачка вышла и уже ладошки свои к воде потянула, как вдруг треснула веточка, над тем камнем, где кузнец прятался, ведьма вмиг выпрямилась, и свой взгляд туда поворотила. Зашлось сердце у молодого кузнеца, страшно ему от этого взгляда стало, и тут он вспомнил конюхов наказ. Вышел из-за камня, поясно поклонился, да свой подарок из-за пазухи вытащил.
– Не прогневайся на меня, Хранительница леса, прими в дар дорогой подарочек, да позволь слово с тобой перемолвить.
Сказал так, а сам зеркальной стороной ведьме подарок протягивает. На миг вскинула она на него свой взор, да там себя в лунном свете и увидела. Усмехнулась и говорит кузнецу:
– Знал, что делаешь, кто ж тебе такую науку преподал? Хотя погоди, вижу я, кто тебя научил, как ко мне обращаться. Но не гневаюсь я на тебя, да и на конюха не в обиде, потому как душа у тебя сильная и дело, что ты задумал, мне по сердцу. Та, кого ты ищешь, дочь мне родная, много лет я её не видела с тех пор, как тёмной ночью пришлось мне двор отца её покидать, только тебе до времени этого знать не надобно. Видались мы с ней в этом лесу, но помочь я ей не смогла. А тебе подскажу, что да как делать надо. Смотри всё запомни, иначе не видать тебе ни моей дочери, ни света дневного, заточит тебя злой колдун в старой башне на веки вечные.
– Всё выполню, Хозяюшка, всё сделаю, как велишь. Каждое твоё слово исполню, – истово промолвил кузнец, а сам руки к сердцу прижал.
– Так слушай же. Чары с девицы спадут лишь тогда, когда она волю колдуна, отца своего, выполнит, но этому не бывать, – тут она остановилась, пристально посмотрела на кузнеца и медленно продолжила, – либо тогда, когда смерть злодея наступит. Но ни огнём, что человеком разожжён, ни мечом, простым кузнецом сработанным, одолеть его нельзя. Помни это.
– Так, как же быть? – в нетерпении спросил кузнец.
– Научу я тебя, но для этого должен ты три вещи для меня добыть.
– На всё, Хозяюшка, я готов, хоть сейчас в путь.
– Нет, – усмехнулась лесная ведьма, – остынь маленько, пока домой ступай, а на рассвете запряги вороного жеребца, да гони его вскачь по полю, что есть духу, а как почуешь, что конь под тобой слабеть стал, слезай, да оботри его бока этой вот тряпицей, – сказала, а сама целое полотно ему в руки протягивает, – как свечереет, придёшь к старому дубу, там ждать тебя буду.
Поблагодарил Алексей ведьму и домой отправился. А как солнце взошло, оседлал он вороного жеребца и пустил его вскачь по чисту полю. Не один час скакали они по полям и лугам, конь то был самый, что ни на есть богатырский, устали вовек не знал. Но и он всё же притомился, тогда соскочил с него Алексей и давай бока полотном обтирать. Тёр его, тёр, пока тряпица влажной от конского пота не стала. А уж после отвёл коня в конюшню и стал вечера дожидаться.
В положенное время пришёл он к дубу, а ведьма уж там его высматривает.
– Всё сделал, как я сказала?
– Всё, Хозяюшка, выполнил, как велела, – ответил кузнец и протянул ей полотно.
Улыбнулась ведьма, полотно из рук его забрала и молвила:
– Слушай же следующее задание. Этой ночью, к полуночи, отправляйся к старому болоту, что за двурогим холмом, ничего не бойся, смотри и запоминай, что там будет. В три часа, как всё стихнет, возле трясины увидишь алые цветы, а на них роса. Соберёшь росу вот в этот мешок, – и она протянула ему холщовый мешочек.
– Так как же я росу в ткань собирать буду? – подивился кузнец.
– А то не твоя забота, сказано собрать, значит, соберёшь, – отрезала ведьма.
Как пробила полночь, кузнец уж у болота был. Спрятался он понадёжнее на дереве, в самые ветки укрылся за листьями и стал дожидаться, что будет. Не прошло и трёх минут пополуночи, как раздался такой грохот, словно к болоту сотня лошадей, впряжённых в железные телеги, несётся. Земля задрожала и, глядь, перед кузнецом черти появились, один черней другого. Пляшут они у болотных костров, хохочут и всё на самую середину трясины поглядывают. Кузнец и сам стал туда же смотреть. И тут как всполыхнёт пламя, как поднимутся вверх столпы огня, черти притихли, в одну кучку сбились, а из трясины огромная лапища показалась, потом вторая, а следом за ними и голова. Как увидал кузнец эту голову, так сердце его в пятки и ушло. Никогда он прежде такого чудища-страшилища не видывал. Он и чертей-то немало испугался, а тут попуще них будет. Шерсть в разные стороны торчит, из пасти огромный клык выбивается, рога, что у самого могучего быка. Но не то более всего кузнеца испугало, глаза болотного стража прямо на него уставились, словно когтями по сердцу заскребли, красным огнём горят и ухмыляются. Медленно стал подниматься из трясины Страж Огней Болотных. Вся жизнь у кузнеца перед глазами пронеслась, казалось, что смертный час его пришёл, не выйти ему живым с болота, душа его здесь навсегда останется и станет Болотнику сотни лет прислуживать. А Страж тем временем уж и весь показался. Болотная жижа комками к шерсти прилипла, зловонными клочьями с брюха свисает. Вместо ступней у него жабьи лапы. На руках всего по три пальца, но длинных-предлинных, так и бьются друг о друга, словно рачьи клешни. И глаз своих он с Алексея не сводит, так и зыркает ему в самую душу. От того у кузнеца вся спина липким потом покрылась, со лба струйки уж стекают. По телу, то озноб, то жар пробегают, а руки и ноги сталью сковало.
Тут черти один за другим подползли к ногам Стража Огней Болотных и стали виться и скулить вокруг него. А он, то на одного, то на другого пальцем тычет, другим же перстом указывает, но глаз с Алексея не сводит. Стали черти его задания выполнять, тот на кого укажет, мигом в кусты юркнет и через секунду уж тащат оттуда, кто молот, кто щипцы, кто наковальню. После всего приволокли черти и огромный мешок. Кузнец смекнул, что там, должно быть, гвозди или железо какое, раз молот и наковальня есть, а огня предостаточно. Но из мешка стали черти кости доставать. Пригляделся кузнец, а то ведь кости человеческие. Высыпали их черти в огромную ступу и давай толочь, что есть мочи, пока все в муку не перетолкли. Подошёл тогда Страж Огней Болотных к ступе, да как плюнет туда слюной огненной, аж пар повалил. Поднял он ступу и перевернул, а из неё тугой струей сталь булатная потекла, да так в воздухе и застыла. Подхватили черти кусок стали из костей человеческих, да из слюны Стража и потащили к огням болотным, раскалили докрасна, в жгут тугой свернули, и давай на наковальне острый клинок ковать. Как сковали, тут же в болотную жижу и окунули. Зашипело болото, забулькало, а как успокоилось, вынули они клинок и Стражу поднесли. Глянул он на него, да как заревел, заклокотал, руки в стороны раскинул, ножищами затопал, а черти меж тем клинок у его ног положили. Схватил его Болотник тремя пальцами, над головой своей закинул. Пробежал по острию лунный луч, весь клинок озарил ярким светом. А Страж глаза в Алексея впялил и пальцем чертям на него указал. Засвистели черти, заулюлюкали, к дереву, на котором Алексей хоронился, подбежали, да за ноги его оттуда и стащили. Повалился он мешком с дерева, глаза на Стража поднимает, участи своей ждёт. А черти в руку ему клинок протягивают и скалятся. Рыкнул тут Болотник и словно сила какая его в воздух подняла и на середину болота перенесла. А черти следом за ним по кустам разбежались.
Через минуту всё тихо стало, словно и не было ничего. Опустил кузнец глаза на руки, глядь, а в правой клинок поблескивает, знать не привиделось, взаправду всё было. И тут вспомнил он про ведьмин наказ и в тот же миг у болота красные цветы алым светом загорелись. Подошёл к ним кузнец, чтобы росу в мешочек собрать, смотрит и глазам своим не верит, не роса это вовсе, а железные бусинки, капельками из цветов катятся. Все до единой он их в холщовицу собрал и за пазуху спрятал.
На каменных ногах добрёл он до могучего дуба, а ведьма его уж там поджидает.
– Ну как? – спрашивает, а сама усмехается.
– Выполнил я твою волю, Хранительница Леса, – отвечает кузнец и протягивает мешочек с железной росой, – это вот, верно, тоже для тебя, – и подаёт ей волшебный клинок.
– Вижу, силён ты духом, кузнец Алексей, – сказала ведьма и взяла из его рук клинок и росу железную, – а теперь иди и проспись. Завтра, как свечереет, снова тебя здесь ждать буду.
Не помня себя, добрёл кузнец до дома и как есть, прямо в одежде спать повалился, до самого вечера проспал, но в положенный срок был уже у старого дуба.
Посмотрела на него лесная ведьма, кругом обошла, да перед лицом его стала.
– Вот возьми, это тебе пригодится, – с этими словами подала она ему холщовую рубашку, – эта рубашка не простая, оборотная, из той тряпицы, которой ты жеребца обтирал, сшитая. А теперь возьми и эти три ножа. Первым ножом я дверь отпирала, когда из замка колдуна тёмной ночью убегала, второй сготовлен из железной росы, а этот ты уже видел. Эти три ножа тебе добрую службу сослужат. А теперь слушай меня так внимательно, как ты никогда и никого в своей жизни не слушал, иначе сгинешь.
– Слушаю тебя, Хранительница Леса, – с поклоном молвил кузнец, – ни одного слова не упущу, всё запомню и выполню, как наказываешь.
– Первый нож Избавник, он помог избавиться мне от темницы, сбежать из замка колдуна лютого, что силой меня женою своею сделал, а потом в высокой башне запер, им ты отопрёшь тайную дверь в каменный замок. Второй нож из росы железной, зовётся Оборотник. О нём чуть позже скажу. А третий нож самый сильный и самый могучий из трёх, дар самого Стража болотного, из костей утопленников, им то и должен будешь ты смерть чародееву добыть и в самое сердце его поразить.
– А почему он из костей человеческих? – спросил кузнец.
– Многих людей погубил злой колдун, над многими издевался и лютовал в своих башнях высоких и подземельях глубоких. Вот и одолеть его сможет только тот нож, что сделан из страданий людских, ведь когда человек в трясину погружается, то испытывает муки лютые, страдания непереносимые. А после от него только кости и остаются и все эти страдания в памяти своей берегут. Он-то и поможет тебе победить плоть злодея и дух его. Если дух не победить, то и тело вновь возродиться сможет. А дух не просто победить нужно и в Царство мёртвых отправить, надобно, чтобы границы с этим миром охранялись, да обратно в мир людей ему путь закрыт был. Оттого-то и зовётся этот нож Страж, он то и станет охранять рубежи двух миров. Слушай же меня далее. Долго будешь до замка колдуна добираться, но смотри, должен ты в замок попасть ровно за три дня, как на небе полная луна взойдёт.
До самого рассвета учила ведьма кузнеца уму-разуму, как колдуна злого одолеть, да красавицу из беды вызволить. Все ведьмины наказы он в точности запомнил, а на рассвете, с ней распрощавшись и сердечно поблагодарив, пошёл в дом родителей своих отпросить благословения в путь-дорожку дальнюю. Долго плакала его матушка, не хотела она дитятко своё отпускать, но делать нечего, благословили его отец с матерью, и отправился Алексей в путь.
Долго ли коротко, но добрёл он до леса дремучего. Тёмен и страшен был тот лес. Слыхал о нём кузнец, что хозяйничает здесь лесовик суровый и могучий. Если кто ему по сердцу не придётся, вмиг того в трухлявый пень превратит. И говаривали люди, что в лесу этом поляна одна есть, а на той поляне таких пней видимо-невидимо, и всё это люди недобрые, что зверюшек в лесу почём зря губили, деревья в больших количествах срубали, жгли и ломали, лесные травы ногами из прихоти топтали, да уважения к самому Стражу Лесов Дремучих не оказывали.
Как ступил в лес Алексей-кузнец, так тут же поясно поклонился и такое слово молвил:
– Ты пропусти меня, Страж Лесов Дремучих, через владения свои. Путь мой не близкий, иду я девицу-красавицу из беды выручать.
Затрещали тут ветки, по макушкам ветер загулял, загудел лес и вышел к Алексею сам Страж лесов дремучих.
– Знаю, кузнец, куда путь держишь, птицы небесные, что по небу летают да в моём лесу отдыхают, давно мне про тебя весточку донесли. Знаю я, с кем на борьбу идёшь. Дело правильное. Пропущу я тебя через лес, а коли никого не обидишь, и костров жечь не будешь, подарю я тебе волшебные травы, они пригодятся.
Поблагодарил кузнец лесовика и пошёл через лес. Деревья перед ним расступаются, птички кругом звонкие песни поют, аромат от трав и цветов такой стоит, что любо-дорого. Притомился Алексей, задумал перекусить немного. Сел у большого ясеня и решил еду себе разогреть, а как собрался костёр разжечь, мигом вспомнил, что лесовику обещал. Холодненьким закусил, да спать лёг. И снится ему такой сон, будто идёт он по широкому полю, кругом колосья пшеничные, спелые, золотистые, высокие-превысокие, а впереди солнышко красное из-за горки встаёт. И видит он, как скачет к нему чёрная кобылица, грива девичьими волосами развевается, а сама она стройная, да так сложена, словно из камня полированного. Скачет, словно плывёт, ногами еле земли касается. Приблизилась она к Алексею, глаза вниз опустила и молвит человеческим голосом:
– Здравствуй, Алексей, как долго я тебя ждала. В темнице у отца своего, злого колдуна, истомилась я, тебя ожидаючи. Друг ты мой, сердечный, не страшись его, укрепись в сердце своём и ничего не бойся. Помни, жду я тебя!
Сказала так и словно в тумане растаяла. Кузнец в тот же миг проснулся. Уж и солнышко за деревьями показалось и птички новую, утреннюю песню запели. Усталость его как рукой сняло, отдохнул он и духом, и телом. Позавтракал лесными, спелыми ягодами, ключевой водой жажду утолил и тронулся снова в путь.
Как стал Алексей из леса выходить, то снова слышит: ветки трещат, кроны деревьев шумят, выходит к нему лесовик – Страж Леса Дремучего.
– Исполнил ты мой наказ, сдержал своё слово. Вот тебе мой подарок, – и протягивает ему первый мешочек, – здесь сон-трава, дурман с ночных полей, возьми его, он тебе пригодится. А здесь иная травка, в чаще лесной собрана, повесь этот мешочек себе на грудь, да под рубаху спрячь, будет это твоей охранкой от козней вражеских. А в третьем мешочке корешки да орешки, сушёные ягоды да грибочки. Придёт время, когда ничем другим голод утолить нельзя будет.
От всего сердца поблагодарил кузнец Стража Леса Дремучего, в землю ему поклонился, надел на себя второй мешочек с обережными травами, за пазуху его спрятал, а остальные дары в дорожную сумку уложил и дальше отправился.
Идёт он, идёт и видит впереди гору высокую, необъятную, словно стеной стоит и путь преграждает. Что влево, что вправо, никак не обойти, а через неё лезть тоже никак нельзя, рукой не за что зацепиться. Пригорюнился добрый молодец, сел у подножия и голову руками обхватил. Сидит и печальные думы думает, одна горше другой. Тут слышит, будто шаги чьи-то, глядь, а по дороге старец идёт, на сучковатую палку опирается. Подошёл он поближе, с ним уж сравнялся, да как поднимет на кузнеца глаза свои, а они синим светом горят, словно лазоревые яхонты чистой воды, будто крупные росинки на васильках в утреннем солнце. Даже вздрогнул Алексей и как есть поднялся и стал перед старцем во весь свой богатырский рост и тут увидел, что старец на добрых полтора локтя повыше него будет, хотя кузнец-то и не мал ростом был. На плече его под широким длинным плащом что-то шевелится, кузнец пригляделся и увидел, выглядывает оттуда чёрный зверёк с мохнатой головкой и крыльями перепончатыми.
– Вижу, не одолеть тебе моей горы, – говорит старец.
– Твоя правда, Страж Горных Круч, – отвечает кузнец, – ни пройти, ни перелезть возможности нет.
– На то гора эта и поставлена, что преграждает она путь тем, кому ходу за неё нет, – сказал ему в ответ горневик, – видишь, какая она гладкая, да ровная, зеркальная и чистая, как слово правдивое и честное, и только тот может её одолеть, кто не побоится о себе чистую правду услышать.
Призадумался кузнец, как это чистую правду услышать, он вроде никогда ни от кого ничего не скрывал, камня за пазухой не держал, друзей не предавал, да и к врагам справедлив был.
– Я готов чистую правду услышать.
– Так слушай же, пойду я сейчас по этой дороге дальше, а как исчезну из виду, смотри, что будет, да помни свои слова, – сказал так старец, да и пошёл далее.
Остался кузнец один и снова было пригорюнился, как вдруг слышит, никак колёса по дороге стучат. И, правда, из-за поворота показался деревянный обоз, а в него тощая кляча запряжена. Как поравнялись они с купцом, оттуда мужичок показался, маленький такой, как и лошадёнка, худой весь да оборванный.
– Здравствуй, добрый молодец, куда путь держишь? – спрашивает его мужичок.
– Да вот, иду я по своим делам, присел отдохнуть малость, – отвечает Алексей, – а ты куда путь держишь?
– Ездил я клячу свою подковать, а как возвращаться стал, так одна подкова-то с копыта и отвалилась и где-то в дороге затерялась. Поворотил я назад, а кузнец опять плату с меня требует, мол, сам виноват, не так своей клячей управлял, вот подкова и отвалилась. Вот, рассуди сам, добрый человек, кто из нас прав? Коли он сам плохо приковал, то и вина его.
Призадумался Алексей, по всему ведь выходит, что мужичок прав, но ведь и того кузнеца понять можно, железо-то он на свои деньги покупает, а коли оплошность такая вышла с подковой, то с кем не бывает, кляча ведь и правда старая, копыта стёртые, вот и приковалось плохо.
– Ты вот сам посуди, – говорит он мужичку, – лошадь твоя уж много вёсен повидала, копыта её уж не те, вот и вышло, что подкова не удержалась.
– Да так оно так, – отвечает мужик, – но деньги-то мои заплачены, а работа не сделана. Пусть он либо новую ставит, либо деньги за эту подкову возвращает, а то не по-людски как-то. Кобыла моя хоть и стара, да всё ж кобылой и остаётся, а раз так, то и подковывать её можно, пока не издохнет.
– Ты не серчай, но я тебе так скажу, твой кузнец на то и кузнец, чтоб в этих делах разбираться.
– А коли бы ты был на его месте, то как исправил бы свою ошибку? – спрашивает его крестьянин.
Почесал Алексей в затылке, замялся, видит, что дело-то куда сложнее оборачивается.
– Ну, я б деньги за новую подкову взял, а подковал бы даром, – не совсем уверенно ответил он.
Покачал мужичок головой, снова в тележку сел да поводья взял.
– То-то и оно, что не платил бы я дважды за одну подкову, коли не ошибка кузнеца, что худо лошадь мою подковал, а меня же и обвиняет, мол, кобылой я плохо управлял.
Стоит Алексей перед мужичком, понимает ведь, что не прав тот кузнец, ведь и старых кобыл подковывают, значит, схалтурил он, не добросовестно свой труд исполнил. Но ведь он собрат ему по ремеслу, надо бы заступиться.
– Так и его-то вины в этом нет, коли кобыла твоя хилая, – сказал он, – разве должен кузнец дважды за железо платить?
– Эх-эх, – снова покачал головой мужичок, – своя рубаха к телу ближе, но и она подчас износиться может, а замены ей не найдется, – сказал так, да поехал прочь.
Опустил глаза в землю Алексей, совестно ему стало от того, что не помог мужичку, мог бы с ним до кузни прокатиться, да разобраться, что к чему. А ведь не стал, да и правду не сказал, за нечестного своего собрата заступился.
– Ничего-то у меня не выйдет, ничего-то я не смогу, – вдруг с тоской подумал про себя Алексей, да шапку о землю бросил и ногой растоптал, так тяжко ему на душе стало, – поворочу-ка я назад пока не поздно, не под силу мне будет с колдуном совладать, не достоин я прекрасной девы.
Но тут, словно что в сердце кольнуло его, образ вороной кобылицы перед глазами встал, глаза её прекрасные на него с такой тоской посмотрели, что мигом он на ноги вскочил, шапку с земли поднял.
– Так нет же, не бывать этой несправедливости!
И догнал Алексей мужичка, да на кузню с ним поворотился. А там осмотрел копыто кобылки и доказал местному кузнецу, что тот попросту дело своё худо исполнил. Увидал тот, что перед ним человек, который в этом деле разбирается, злобно посмотрел на него, да и перековал заново старикову клячу.
Воротился кузнец на прежнее место и глазом не успел моргнуть, а перед ним уже словно из-под земли старец возник.
– Что, Алексей, горько про себя правду-матку услышать? Вот и от своей затеи вздумал отказаться, вот и слабость проявил, сразу усомнился в себе, перестал сердцу доверять. А ведь то проверка была. Но вижу я, что не слукавил ты с мужиком, не стал для меня в угоду сладкие речи ему говорить. Знаю, что говорил с ним, позабыв о нашем разговоре, таким ты был, каким и всегда, собой ты был, кузнецом. А после раскаялся и помог ему, не смалодушничал перед кузнецом-то местным, по справедливости дело справил. Пропущу я тебя через горы непроходимые и путь укажу.
– Спасибо тебе, Страж Горных Круч, век не забуду твой урок, – сказал Алексей, а у самого глаза тоской глядят, стыдно ему за слабость свою.
– Дам я тебе в дорогу хлеб каменный, да водицы песочной, пригодятся они тебе, после поймёшь, – ответил ему старец, и тут как стукнет посохом оземь, вмиг расступились горы и показалась лесенка, из камня выточенная. По ней и пошёл Алексей, не забыв старцу поясной поклон на прощанье отвесить.
Долго он шёл, солнышко уж заходить стало, решил кузнец на привал остановиться и закусить малость. Разжёг он огонь, благо сухих веток от малых деревьев горных повсюду видимо-невидимо. Сготовил он себе нехитрый ужин из грибов лесных, что давеча насобирал, да травами приправил, что от матушки ещё получил. Поужинал и спать лёг, котомку под голову подложив. Спит и видит такой сон, словно очутился он в зале огромном, потолки в нём высокие-превысокие, по стенам в больших подставах чёрные свечи горят, чад от них к игольчатым окнам поднимается, мрачно и холодно здесь. И стоит посредине страшный-престрашный колдун, весь в чёрных длинных одеждах, а перед ним вороная кобылица. Трижды ударил он её хлыстом и превратилась она в деву красоты неописуемой. Длинные, тёмные волосы волной по спине бегут, тонкий стан туго парчой перетянут, по бёдрам тёмный шелк струится, а огромные зелёные глаза ненавистью на отца смотрят. И говорит ей колдун:
– Ты дочь моя, за ослушание своё кобылицей ровно год проходила. С третьего дня до полной луны три ночи подряд буду превращать тебя в человека и отправлять в высокую башню, под железный замок. А на третью ночь, коли не примешь моего приказа, ты умрёшь.
Словно от жара какого проснулся кузнец и на ноги вскочил. За сердце держится, а у самого очи страстным пламенем горят, не может он той девы из головы выкинуть, не может забыть её ясных печальных глаз, так бы и взял её на руки, да увёз бы из этого проклятого места.
Пошёл он дальше в путь-дорожку. Пересёк горы могучие и очутился у моря широкого, а по морю уточки плавают. Как увидали они кузнеца, так одна за другой в небо взвились, вкруг собрались и к нему подлетели. Смотрит на них кузнец, дивуется, глядь, а то уж и не уточки вовсе, а лебёдушки белые. Зачаровался Алексей, глаз отвести не может, только вдруг почудилось ему, словно ветерок нежный подул, такой тёплый и сладостный, цветами благоуханными повеяло, розами, жасмином, сиренью. Так легко и радостно стало на душе, словно и не было этого тяжёлого пути и всех испытаний. А лебёдушки белые меж тем закружились над ним ещё быстрее, а после к морю полетели. Оглянулся Алексей, да так и замер на месте, прямо из морской пучины островок поднялся. Подлетела к нему первая лебёдушка, о землю ударилась и превратилась в прозрачную деву, следом за ней вторая и третья, так все двенадцать в морских сестёр и обратились. Тут забурлило море, закипело, и вышел из него Страж Пучины Морской. Белоснежная борода у колен развивается, длинные волосы молочной струей по спине бегут. И такой свет от него слепящий, что глазам больно. Подхватило его пенное облако и на землю перенесло.
– Здравствуй, Алексей-кузнец, долог же твой путь был, да тернист, многие трудности тебя в пути подстерегали, да только предстоит тебе ещё большее испытание, должен ты с колдуном могучим сразиться, да деву юную и прекрасную спасти.
Поклонился ему Алексей, глаз поднять не может, до того ярок свет от белого старца, да и трепет на душе, как благоговение. Подошёл к нему Страж Пучины Морской, рукой вкруг себя провёл и мигом свет слепящий рассеялся, да в звёздочку на его груди поместился. Прикрыл он её рукой и молвил такие слова:
– Мой дом – твоё последнее пристанище перед битвой. Здесь ты найдёшь отдых и наставления. Дам я тебе памятку, подарочек из тайников вод морских. Пойдём же за мной.
Идут они вдоль берега морского и видит Алексей впереди в хлопковом мягком облаке дворец белокаменный, с изящными колонами, весь узорами изукрашен, а перед ним сад цветочный. Роз, сирени и маков видимо-невидимо, а в тени больших кипарисов и каштанов узенькие скамеечки с витыми коваными ножками. Кругом птицы пёстрые разными голосами заливаются, такая красота и благолепие, такая радость на душе и спокойствие, словно на небеса попал.
Прошли они по песочной дорожке, умощённой морским мелким камушком, и вошли в просторную залу. Кругом всё из мрамора, из каменьев драгоценных – зелёных, алых, да синеньких, так и искрятся, так и переливаются на ясном солнышке. А посередине купальня из белого камня полированного, а к ней ступеньки. Подали Алексею прислужники полотно льняное, а Страж меж тем в следующую комнату проследовал. Омыл Алексей лицо своё с дороги, руки омыл и голову, а после уж и весь трижды в купель нырнул. Отёрся он полотном, оделся и вслед за Стражем во вторую залу прошёл.
Подвёл хозяин гостя к большому столу, а на нём чего только нет, все яства заморские представлены. В высоких кувшинах с узкими горлышками вина сладкие, в огромных блюдах серебряных фрукты разные, а на круглых подносах закуски печёные да жареные на любой вкус.
– Садись, Алексей, да угощайся. Ешь, пей, отдыхай, а уж после и спать-почивать отправляйся, завтра день предстоит важный, свежая голова, да окрепшее тело тебе понадобятся.
Только закрыл глаза Алексей, как видит он сон такой. Будто стоит он под звёздами у дуба могучего, а впереди поле широкое раскинулось. А на поле том ромашек видимо-невидимо, оттого оно всё белоснежным кажется. Звезды да месяц то поле освещают, и каждая ромашка, словно серебристым шёлком окутана, как невеста под сверкающей вуалью. И вот лучик с неба от яркой звезды показался, а в том луче Дева в белом платье, а на голове её венок из ромашек. Не поднимает она глаз, а только тихо улыбается. Так и защемило сердце у Алексея, руки он к ней протянул, а она в алмазном луче и растаяла.
Наутро разбудили его птички звонкие. Встал Алексей, омыл лицо своё из серебряного кувшина, оделся в одежду, что за ночь ему постирали да высушили, и пошёл в залу. А там уж Страж Пучины Морской его дожидается. Повёл он его тропкой тайной, в пышной зелени утопающей. И вышли они к шумному водопаду. Приказал ему Страж донага раздеться да в бурлящие воды войти. Трижды входил в них Алексей, а на третий раз разверзлась гора под водопадом, а оттуда пламенем дыхнуло. Но не обожгло Алексея то пламя, словно светом его изнутри всего озарило. Ощутил он в себе силу великую и могучую, каждый мускул его богатырской силушкой наполнился. Оглянулся он по сторонам, на небо глянул, и всё кругом ему иным показалось, вроде и небо, и солнце, и травы, и деревья всё те же, только сейчас они другими смотрятся. Подивился на то Алексей, а Страж ему и говорит:
– Был ты силён да умён, а теперь стал непобедим да мудр.
Совсем другим взглядом посмотрел Алексей вокруг себя. Словно огнём теперь глаза его горели, а душа стала светлой да лёгкой, как лебяжье перышко. Одним прыжком пересёк он бурлящую реку у подножия горы. Облачился в одежды новые, взял свою дорожную суму и обережные травы на шею повесил. А после подошёл к белому старцу и на одно колено перед ним преклонился.
Проводил его Страж Пучины Морской до берега моря. А там уж лодка его дожидается. А в лодке двое на вёслах сидят, длинные чёрные плащи на них с капюшонами, ни глаз, ни лица не видно.
– Позволь, Алексей, тебе последнее слово сказать перед тем, как ты море пересечёшь. Воды эти песок жизни покрывают и охраняют его. Всякая песчинка здесь – жизнь человеческая, из рыбьих останков превращённая. Кто из вашего мира уходит, тот в это царство попадает и до времени охранные воды его омывают, о камушки морские перетирают, а уж после течёт песок песчинками по своей дороге дальше, покуда снова человеком не обратится.
Уразумел тут Алексей, что ему делать надобно, чтобы через границу переплыть и живым остаться, ведь недаром его имя «не знающий смерти» переводится. Попрощался он со Стражем Пучины Морской и подошёл к лодке. Холодком тотчас повеяло, как двое в капюшонах на него свои головы повернули. Тяжёлое хриплое дыхание донеслось до слуха Алексея, но не сковало его страхом. Достал он из дорожной сумки воду песочную, что Страж Горных Круч ему дарствовал и протянул его проводникам. Показались тут из-под плащей тонкие пальцы, кожа на них лохмотьями свисает, а под капюшонами губы чьи-то зашевелились и хриплые голоса молвили:
– Песок к песку, капля к капле, откуп за жизнь, а человеческая суть к вечности. Плата за тебя внесена, можешь пройти.
***
То не сказка сказывается, а дело делается. Перенёсся Алексей на другой берег, а на том берегу двое рыбаков сидят, рыбу ловят. Пригляделся кузнец, а все рыбы те с человечьими головами, рты на воздухе раскрывают, а сказать ничего не могут. Подошёл к рыбакам Алексей и спрашивает:
– Здравия вам, добрые рыбаки, а скажите мне, что это за рыбы у вас такие диковинные, век свой на земле живу, а о таком чуде не слыхал никогда.
– И тебе здравия, добрый человек. Так то ж на земле, вот оттого и не слыхал.
– А, стало быть, я и не на земле сейчас? – подивился кузнец.
Переглянулись братья-рыбаки, сквозь усы улыбки у обоих проглядывают.
– Кто через море сие перейдёт, да через три ночи обратно найти путь не сумеет, навсегда здесь останется, и родные земли позабудет, – вдруг послышался из-за спины голос.
Обернулся Алексей и видит, стоит перед ним старик, по всему видать, отец двух братьев. Поклонился ему кузнец и спрашивает:
– Растолкуй мне, добрый человек, куда я попал, что это за земли такие?
– Не земля это вовсе, а то, что промеж земли и неба обитается, не тот мир и не этот.
– Как же мне понять тебя?
– А вот так и понимай. Воду да огонь ты в себя взял, силушку могучую принял, тем самым тело своё, земной женщиной рождённое, там и оставил. Али не понял ещё ничего, – сказал так старик, а сам знай себе усмехается.
– Так что же это получается, смерть я свою земную под водопадом принял?
– Не смерть ты принял, а одежды поменял. После уразумеешь. А сейчас слушай. Тому, кто море сие пересёк, три дня и три ночи здесь быть позволяется, а коли не успеешь обратно, старая твоя одежда, что у водопада под большим камнем схоронена, навек там и останется, и оплачут тебя отец с матерью и помин по тебе справят.
Задумался Алексей, только теперь начал он понимать, какое такое чудо с ним приключилось. А старик меж тем ему и говорит:
– Недосуг сейчас разговоры разговаривать, делом пора заняться. Дам я тебе два совета. Первый: тот, кто здесь пребывает, хлеб из муки не едает. Второй совет: не та еда, что на вид свежа, а та, что землёй рождена.
– Спасибо тебе, добрый человек. Укажи напоследок, в какую сторону мне путь держать, чтобы к замку колдуна выйти?
Указал ему старик дорогу, поклонился ему кузнец, с братьями-рыбаками попрощался, да в путь отправился. Идёт он идёт, а кругом ни души, словно пустыня, ни деревца, ни кустика, одни ветки голые да камни серые. Мрачно всё кругом, неприветливо. Вдруг видит он, впереди будто скала чёрная, остриём своим ввысь поднимается. А на той скале сквозь дымку замок проглядывается. Подошёл он поближе, смотрит, а в скале ступеньки высечены. Поднялся по ним Алексей и на широкий плат попал, впереди ограда высокая. Глядит – ни ворот, ни дверей нигде не видно. Стал он вкруг ограды обходить, входа искать, ничего не нашёл. Глянул вниз с горы и видит, по узкой дороге человек идёт, борода рыжая, чуть не до пояса, а сам в пёстрые одежды богатые разодет, ни дать ни взять купец заморский. Решил Алексей обратно спуститься да с ним потолковать, авось чего да разузнает.
Как спустился Алексей, купец уж к ступеням подошёл и спрашивает его:
– Не на ярмарку, чай, приехал?
– Да, пожалуй, и на ярмарку, – отвечает Алексей, – а ты, я вижу, по делу купеческому?
– Как есть, по купеческому. Лошадьми я промышляю, вот и сегодня заехал сюда, поглядеть, не сыщется ли коня какого доброго, богатырского, чтобы хозяину здешнему не стыдно было показать.
Смекнул тут Алексей, что к чему, мысль одна в голову ему пришла, и говорит купцу заморскому:
– Есть у меня один конь богатырский, да только не мой он, сам я торговать его не могу.
– Так за чем дело стало, приведи мне этого коня сегодня к вечеру в сад, что возле конюшен городских, там и поглядим, стоящий ли товар, али и яйца выеденного не стоит.
– Сам-то я привести его не смогу, но коли есть у тебя такая охота, то приходи к вечеру в условленное место, там коня того и увидишь, только смотри, конь тот не простой, сам в руки не дастся. Если уговоримся после с тобой в цене, скажу я тебе, как с ним обращаться, тогда и забрать его сможешь.
– По рукам, на том и сойдёмся. Буду ждать тебя в кабачке, у главной площади.
Сказал так заморский купец и дальше своей дорогой отправился. Поглядел Алексей в ту сторону, а там и вправду город большой раскинулся, словно из-под земли вырос.
Пришёл он в город, а там народу видимо-невидимо, все на ярмарку съехались. Подошёл он к ближайшей лавке, думал поесть себе чего-нибудь прикупить, да тут вспомнил два совета, что ему старик возле берега моря дал. Отошёл в сторонку и достал из сумки дар Стража Леса Дремучего – корешки да орешки, сушёные ягоды да грибочки. Поел малость и дальше вдоль ярмарки пошёл, в каждую лавку заглядывает, на каждый товар дивуется. Вот лежит ковер заморский, каких только узоров на нём нет, и замки и башни, и сады и водопады, а захочешь в руки его взять, он песочком промеж пальцев и сыплется, капельками стекла к ногам падает. А в каждой капельке огонёк горит, как в очаге у родной матушки, горит и подмигивает, словно весточка из дома.
– Вох-вох-вох, вях-вях-вях, весь народ-то наш в печах.
Плавят души кузнецы, на поверку им отцы.
Кто же хочет землю есть, тот не должен быть, как здесь,
Не показывай людям, с чьих краёв прибыл ты к нам.
Не то худо молодцу, оборотному к лицу,
Вмиг узнают его здесь и тогда песком он весь
Обратится в миг один, будет с ними век един.
Вздрогнул Алексей и оглянулся, стоит перед ним парнишка лет двадцати, весь в лохмотьях цветастых, на голове шапочка с бубенчиками, как есть скоморох, глядит на него и ухмыляется, глазом подмигивает, в сторонку отойти зовёт. Пошёл за ним Алексей, а скоморох за угол завернул, к купцу повернулся и говорит:
– Знаю, знаю, кто ты таков из себя есть. Пока вижу только один я и в этом твоя удача.
– И кто же я такой? – спрашивает его кузнец, а сам глаза прищуривает.
– А оттуда ты, куда многим обитающим здесь хода нет.
– Верно говоришь, – отвечает Алексей, – а как ты про то узнал?
В ответ на это скоморох трижды на месте вокруг себя повернулся и снова запел:
Я не мёртвый, не живой,
И не тот, и не другой,
Я не мальчик и не дед,
Не мужчина в цвете лет,
Я не баба и не девка,
Не сосед и не соседка.
А я тот, чей дом не мир,
Я границы господин.
– И как же это понимать? – удивился Алексей.
– Ковёр песочком в твоих руках обернулся да к ногам капельками стекла упал, а в капельках твоя душа огненная отразилась, – сказал вместо ответа скоморох.
– Как это огненная?
– Там, откуда ты пришёл душа огнём питается, а то место, где ты сейчас находишься, тот огонь достать не может.
Помедлил Алексей и так спросил:
– Так здесь царство мёртвых?
– Так, да и не так, – лукаво улыбаясь, ответил скоморох, – и не мёртвых и не живых, здесь Царство Дрёмы. Ни границу обратно пересечь они не могут, ни дальше пойти. Здесь обиталище тех, кто в снах спящих на земле родился, да плотью и кровью не облачился. Мы те, кто живёт в дремах. И можем делать только то, что пожелают, те, кто спят.
– Чудны твои слова, скоморох, – сказал Алексей, – но где же это видано, чтоб человек сам своей волею сном руководить мог?
– То-то и оно, что руководит! Посмотри вокруг. Кого ты видишь? Вон идут те, кто в шелках, да нарядах, но под богатым убором кандалы и цепи к ногам привязаны, а голову не шапка соболья украшает, а обруч железный и давящий. А видишь ли тех двоих деток, мальчика и девочку? Одежонка на них простенькая, ручки и ножки худенькие, зато как они улыбаются и радуются, идут, а сами чуть земли касаются. А вон и дед старый стоит, я давно его знаю, он частый гость здесь, на ярмарке. Придёт, встанет вон у тех ворот и смотрит, сколько народу вошло и сколько вышло, в книжицу особую записывает, учёт ведёт.
– А для чего он это делает? – спрашивает Алексей.
– А он великий доктор, он тот, кто людям эликсиры дурманящие даёт, чтобы в грезы их погрузить. А пока они там пребывать будут, он своё дело исполнит и от болезней внутренних их избавит. Вот и ведёт он здесь учёт тех, кто после зелья легко проснулся и тех, кто оттуда не вернулся.
– Так получается, что те, кто не вернулись, умерли? И здесь поэтому остались?
– Так, да и не так, – снова лукаво заулыбался скоморох, – видишь ли, кузнец, про то ведает Страж Дрёмы Текучей, он то тебе обстоятельно и сказать сможет.
– А где мне его сыскать?
– А он завсегда сам приходит, коли это нужно будет. Ох, гляди вон, уж не он ли это сам идёт.
Глянул Алексей в ту сторону, куда скоморох указал и глазам своим не поверил, прямо к нему шёл ни кто иной, как отец двух рыбаков. Хотел он про то у скомороха спросить, а его уже и след простыл, как сквозь сон провалился. А Страж Дрёмы Текучей уж и сам к нему подошёл.
– Что, Алексей, дивно царство моё? По душе тебе мои диковинки?
Поклонился ему Алексей и спрашивает:
– Растолкуй мне, сделай милость, это место, куда человек после своей кончины попадает?
Поглядел на него Страж, в усы усмехнулся.
– Пойдём-ка со мной, кузнец, покажу я тебе.
Прошли они сквозь толпу на ярмарке и к густому лесу вышли, а подле того леса озеро оказалось.
– Погляди, Алексей, в водичку-то, может чего и уразумеешь.
Наклонился кузнец над озером и видит – не то дом трехэтажный, не то город стеной высокой обнесённый в три яруса стоит. Стал приглядываться, как вдруг передняя стена словно в тумане растворилась, и увидел он, что находилось внутри. На первом ярусе взад и вперёд снуют махонькие человечки, какие-то дела делают, заботы свои справляют. На втором ярусе те же люди, но не бегают они, а каждый словно в коконе каком, как если бы его паук в свою паутину завлёк. Качаются себе туда-сюда, а вокруг них маленькими картинками все их заботы летают, всё то, что их занимало и увлекало на первом этаже. Но там-то они могли собственными руками дела свои делать, а здесь, во втором этаже, только смотреть на всё это и могут, а сделать что-то или исправить уже нет, руки-то и ноги паутиной обмотаны, только глаза всё и видят. Смотрит Алексей выше, а там, в третьем этаже, прозрачные тени, как в воде плавают, легко и свободно, словно им и дела ни до чего нет. Пригляделся кузнец, а это всё те же лица, только прозрачные они стали и паутина с них куда-то исчезла. Смотрит он выше, взгляд на крышу упал, а в крыше-то труба узкая-преузкая. Как тень какая вволю налетается, так сразу к этой трубе подплывает, встанет под ней и вмиг внутрь её словно что засасывает. Поглядел кузнец выше, из самой трубы вместо тени махонькая песчинка вылетает, за ней другая, третья, целой вереницей. Махонькие песчинки кружатся, кружатся, а после рыбами становятся, с головами человеческими, да к морю устремляются.
Вспомнил тут Алексей слова Стража Пучины Морской о песчинках из рыбьих останков, да о том, как двое рыбаков из моря рыб с человеческими головами доставали. Подумал про то, да дальше в гладь озерную всматриваться стал.
Вот одна за одной переносятся к морю рыбы из множества песчинок, в воду морскую бултыхаются, да там с другими рыбами плавать начинают. Поглядел Алексей на берег, а там всё те же рыбаки, одну за одной рыбку из воды достают и на берег бросают. Как рыба на берег попадёт, так мигом в песчинки малые и рассыпается. И снова кружатся они, кружатся, только вот в рыб больше не превращаются, а словно в цепочку спиралью сплетаются, а после та спиралька снова в море попадает, только не плывёт она к остальным рыбам, а далеко вдаль устремляется, к противоположному берегу.
Смотрит на всё это Алексей-кузнец, глаз оторвать не может, вот диво, так диво! А в этот момент Страж рукой поверх озера провёл и тут, словно домик пошатнулся, первый этаж заколыхался, всё как рябью водной подёрнулось. А как успокоилась вода, то увидел Алексей между первым и вторым этажом маленькие лесенки и каждая лесенка в свою комнатку ведёт, аккурат под каждым коконом на втором этаже. Смотрит Алексей дальше, а каждая лесенка ни что иное как та ярмарка, с которой они со Стражем только что вышли. И там каждый человечек точь-в-точь как на этой ярмарке отразился. Вон и старик тот, и мальчик с девочкой, и барин, в нарядные одежды одетый, но в озере они каждый в своей комнатке, у каждого своя ярмарка.
– Понял ли теперь, где ты сейчас находишься? – спрашивает его Страж Дремы Текучей.
Не нашёлся Алексей, что ответить на это, только присел на камень возле дивного озера, да голову руками обхватил. А Страж, меж тем к нему подошёл и легонько по плечу похлопал.
– Показал я тебе это неспроста, всё, что здесь увидел, тебе в том замке высоком пригодится, когда деву свою вызволять будешь. Первый, второй, третий этажи и крыша, то всё миры разные, что друг за другом идут, да только не по очереди, а все разом существуют, одновременно. И всё, что в них происходит, тоже в один миг сотворяется.
– А кто таков будет границы господин? Он чей-то сон?
– Не сон он человеческий. Его спит и видит тот, кто за всеми мирами следит. Дам я тебе один подарок заветный, но помни, что использовать его можно только раз, когда это будет, сам увидишь.
Сказал так, а сам ему яйцо протягивает. Подивился на то кузнец, но ничего спрашивать не стал. За подарок поблагодарил, поясно поклонился да на постоялый двор отправился.
Как солнышко зашло, кузнец уж у старых конюшен был. Надел он рубашку, что лесная ведьма ему дарствовала, достал нож, что Оборотником зовётся, рукояткой его в землю воткнул со словами заветными, что Ведьма ему сказала, да и перекувырнулся через него трижды. А на третий раз встал на землю уже не кузнецом, а статным вороным жеребцом, молодым и сильным. И в этот миг у конюшен купец появился. Как увидал он коня, аж руками всплеснул, век такого красавца не видал. Ходит вокруг него, подойти хочет, а конь ему в руки не даётся. Вспомнил купец, что ему Алексей говорил, мол, конь не простой, сам в руки не пойдёт, но коли условимся мы с тобой в цене, то твоим он будет. Подивился ещё раз купец на коня, да к кабачку заспешил, где он с кузнецом о встрече уговорился.
Как ушёл купец, Алексей снова через ножик-то и перекувырнулся трижды, да снова свой человеческий вид обрёл. Снял он с себя оборотную рубашку, в котомку её уложил и вслед за купцом отправился.
Пришёл он к условленному месту, а там купец уж за дубовым столиком пирует. На столе глиняные и деревянные блюда поставлены, а на них и жаркое, и рыба, и соленья, и хлеба из печи румяные лежат. А в стаканах мёд ароматный пенится.
– Садись, Алексей, угощайся, – говорит кузнецу купец, – ничего мне для дорогого гостя не жалко, за всё сам уплачу большой монетой.
– Благодарствую, купец, – отвечает ему Алексей, но не голоден я, с малолетства в закатное время только простой пищей питаюсь, жареного да пареного не едаю.
Сказал так, да и вытащил корешки да орешки, что ему Страж Лесов Дремучих дал, да помнил ещё Алексей, что «не та еда, что на вид свежа, а та, что землей рождена». Подивился на то купец, но ничего не ответил, а рад-радёхонек, такой собеседник ему выгоден, денег на него тратить не придётся.
– Поглядел я на твоего жеребца. Любо-дорого! Какую же ты цену за него хочешь? – спрашивает купец.
– Дай-ка подумать, – отвечает Алексей, – денег мне твоих за него не надобно.
Ещё пуще обрадовался купец, ну и кузнец, видать, дурак-дураком, коль за такого коня ему денег не надобно.
– Так чего же ты хочешь за своего коня?
– А нужны мне в услужение три богатыря, да чтоб сильные были да смелые. Дело у меня тут есть, нужны помощники, толковые и надёжные. Коли таких к завтрашнему утру достать сможешь, то конь твой.
– Как не достать, – говорил купец, – есть у меня такие.
– А коли есть, то приводи их завтра поутру к старым конюшням, там ждать вас буду. Если они сгодятся, то через час найдёшь на том же месте коня, дам я тебе уздечку, наденешь на него, тогда он твоим станет.
– По рукам, – отвечает купец.
Не пошёл Алексей на постоялый двор, а к старым конюшням вернулся, котомку себе под голову подложил, да так и лёг спать. И снится ему сон такой. Чёрные цепи руки девичьи обвивают, кругом стены холодные, каменные, под самым потолком оконце узкое, а сквозь него лунный свет пробивается. И тут слышит он девичий голос:
– Тяжко мне одной тут лежать, душат меня стены каменные, давит мне на грудь цепь железная. Истомилась я в неволе у отца моего лютого. Ты приходи, кузнец мой милый, поскорее, ещё только одну ноченьку и один день мне в живых ходить осталось.
Пробудился кузнец, да сам с собой такую беседу повёл: «Как же это получается, что и в мире Дрёмы Текучей сны видеть можно? Что ж это сон во сне, выходит?».
– А вот и не так! – вдруг услышал Алексей.
Глядит, а перед ним тот самый скоморох с ярмарки.
– Ты ведь не спишь. Ты сам своею волею сюда пожаловал, сам своими ногами сюда дошёл, так неужто ты спишь-почиваешь?
– Так как же это тогда? – спрашивает кузнец, – ежели я не сплю, как оказался здесь?
– Ты в воды входил, огонь принимал, одежду свою там оставлял. Ты, видно, не разглядел в озере лесенки между этажами. Ты аккурат сейчас на первой, что на второй этаж ведёт. Чтобы тебе попасть сюда, не засыпая, нужно тебе было во сне Великого Спящего оказаться, как и я, что перед тобой стоит. А для этого тело твоё, земной женщиной рождённое, как одежды, снять и в другие облачиться.
Призадумался Алексей, только хотел Господину Границ вопрос свой задать, глядь, а его уж и след простыл.
Не прошло и пяти минут, как из-за угла появился купец, а с ним три дюжих молодца, один крепче другого. Оглядел их Алексей, по плечам похлопал, в сторонку от купца отозвал и спрашивает:
– А случалось ли вам, братцы, страху в лицо смотреть?
– Как не случалось? Бывало, – отвечает первый, – раз пошёл я в тёмный лес по своей надобности, а там черти у костров пляшут и заливаются, плюнул я трижды через плечо, и вмиг всё рассеялось, я дальше и пошёл.
– А я раз отправился на рыбалку, а там вместо рыбы чудище морское поймал, как схватило меня чудище да душить начало. Я нимало не растерялся, одной рукой его с себя стряхнул, а другой знак заветный на него наложил, оно и ослабело, а после взмолилось, чтоб я его обратно в воду отпустил. Отпустил я его, и через миг у моих ног было рыб всяких видимо-невидимо, чудище из вод дарствовало за своё освобождение.
– А я как-то раз иду по полю, гляжу, а навстречу мне идёт жена моя, только вот знаю я, что умерла она много лет назад. Не сробел я, глянул ей в лицо, да рукой путь преградил, понял я, что это всего лишь воспоминание, в эту жизнь мою мёртвой жене пути нет и видеться нам с ней больше нельзя.
– Вижу, что храбрые вы и сильные, таких мне и надобно, – говорит на то Алексей, – слушайте же, что от вас потребуется. Надо вам раздобыть к вечеру большой котёл и ступу железную. Как поведёт сегодня купец коня к замку, так вы должны уже со всем этим у стен его стоять, да так, чтоб вас видно не было. Как ворота откроются, и купец с конём заходить станут, то изловчитесь, да вместе с ним во двор проникните. Как коня на конюшню поставят, так идите туда, только смотрите, чтобы никто вас там не видел. Под седлом найдёте дорожную сумку, в ней будет вот этот нож, воткните его рукояткой в землю, коня отвяжите, а сами вон выходите и ждите меня. Всё понятно?
Ударили они по рукам. Возвратился Алексей к купцу и уздечку ему отдал. Как ушли купец с молодцами, Алексей снова рубаху надел, да через нож Оборотник трижды перекувырнулся и снова вороным жеребцом сделался. А через час купец уже вёл его под уздечку к замку, хотел он колдуну за большие деньги этого коня продать.
Подошли они к воротам, трижды купец в условленном месте по ограде постучал, вмиг ворота большие появились. Завёл он коня на двор, а следом за ним три молодца незаметно пробрались да за конюшнями спрятались. Глядит купец, а двор полон прислуги, бегают они туда-сюда, из замка на поварни, из поварен в погреба и обратно. Тащат огромные блюда с разными кушаньями, из бочек вино в высокие кувшины переливают, пир у колдуна превеликий, соседний король к нему пожаловал.
Не мешкая, купец туда же поспешил. Вошёл он в огромный зал, посередь него столы большие стоят, от угощений всяких ломятся. На главном месте сам хозяин с королём восседают. У обоих в руках чары золочёные, драгоценными каменьями украшенные, а в них зелено вино заморское. Увидал колдун купца, приказал слугам к себе подвести:
– С чем ко мне пожаловал? – спрашивает он его.
– Да вот пришёл я к твоей милости с подарком дорогим, – ответил тот, смекнул он, что ему выгоднее коня не продавать, а в дар предложить, так больше выгоды может быть.
– И что ж за дар твой такой?
– А ты выйди на свой широкий двор, сам всё и увидишь.
Поднялся колдун со своего места, а вместе с ним и король, страсть, как ему захотелось на дар купца заморского поглядеть. Вышли они на двор, глянули и от изумления слова произнести не могут. Стоит посреди двора конь редкой масти, грива шёлком отливает, бока чёрные лоснятся, словно камни драгоценные переливаются на солнце.
– Это ж откуда у тебя конь такой диковинный? – наконец и смог произнести колдун.
– Да вот, не иначе, как чудом мне достался, да только мне ли таким владеть?
– Да, прав ты, таким коням только в королевских конюшнях стоять, – вдруг промолвил король.
Глянул на него колдун, брови нахмурил, но промолчал.
– Ежели условимся мы с тобой о свадьбе моей с твоей дочерью, то отдай за неё в приданое этого коня, – молвил колдуну старый король.
Призадумался колдун, смекнул он уже, что конь то не простой и говорит королю:
– Будь по твоему слову, в день свадьбы с моей дочерью этого коня к твоему месту подведут да подле вас и поставят.
– Уважил ты меня, сразу две диковинки в своё королевство увезу.
– Отведите коня в мои конюшни, а купца щедро наградите из моей казны золотой, да за пиршественный стол усадите, чарку вина налейте, пусть ест, пьёт во славу мою и во славу моего дорогого гостя, – велел колдун своим слугам.
Только молодцы хотели на конюшню зайти, смотрят, а туда колдун направляется, решили они и дальше хорониться, покуда он не уйдёт. А колдун стал вокруг коня расхаживать, глядит на него, а сам думу думает. А после подошёл к нему, морду к себе повернул и в глаза заглянул.
– Не простой ты конь, – сказал вслух колдун, – да я-то тебя вижу. Что ж поглядим, как ты дальше себя вести будешь.
Сказал так да в замок вернулся, в башню к дочери поднялся.
– Что, дочь моя? Последний день твой остался, сегодня полная луна на небе будет, твои часы сочтены. Каково же будет твоё последнее слово?
Сурово поглядела на него Дева и говорит:
– Никогда не бывать по слову твоему. Смерть лучше приму, но замуж за короля не пойду, что хочешь со мной делай, но от слова своего не отступлюсь.
– Ну, коли так, то сама ты свой конец выбрала, на рассвете не станет тебя, – злобно ответил колдун и вернулся в залу.
– Ну что твоя дочь? – спрашивает его король, – согласна ли за меня замуж идти?
– Не дочь она мне боле, – гневно ответил колдун, – как первый луч блеснет, так умрёт она.
Рассердился на такие слова старый король.
– Как так, ты ведь мне слово давал, что моей она станет.
– Слово-то я своё давал, только не берёт её никакое колдовство, не желает она волю отцовскую исполнить, а коли так, то и я от своего слова не отступлюсь, умрёт она на рассвете.
В это время трое молодцов на конюшню зашли, из-под седла сумку достали, коня отвязали и нож, как было велено, в землю воткнули. Как вышли они во двор, конь мигом через тот нож трижды перекувырнулся и снова человеком сделался. Приказал он молодцам возле пиршественной залы в укромном месте дожидаться, благо всяких чуланов да клетей там было предостаточно. А сам меж тем к башне отправился. С особыми словами отпёр он железную дверь вторым ножом Избавником, что Ведьма ему дала, и стал наверх подниматься. На самом верху открыл дверь темницы, где Дева была. Как зашёл он, то сердце его чуть не оборвалось, на полу без памяти лежала необыкновенной красоты дочь колдуна. Подбежал он к ней, голову приподнял, стал звать по имени. Чуть приоткрыла она глаза, еле улыбнулась.
– Нашёл ты меня, нашёл, милый мой Алексей, – едва слышно прошептала она.
– Только не сейчас, только не умирай, – как в лихорадке зашептал кузнец, – потерпи ещё немного, скоро всё кончится.
– Невмоготу мне больше, до первого луча солнца мне жить осталось, силы меня уже покидают.
– Нет, нет, – с жаром ответил Алексей и прижал Деву к груди, – никому я тебя не отдам, радость моя, любушка моя ненаглядная.
Сказал так, да собрался замки, что цепи на её руках держали, ножом отпереть. Поднёс он нож к замкам, не успела Дева его остановить, как прогремел такой гром, башня зашаталась. Ахнули гости в зале от такого грома, вскричал старый король, а ветры пуще прежнего завыли, да такой ураган в самой зале поднялся, все столы и лавки опрокинул. Увидали то гости, побросали свои кубки, да тарелки, да прочь из замка убежали, а пуще всех нёсся старый король, такой страх на него напал, что бежал он из замка, только пятки сверкали.
– Не успела я тебе сказать, – зашептала кузнецу Дева, – заколдовал отец сегодня замки на цепях моих, прости меня, – сказала так и снова чувств лишилась.
В этот же миг на пороге колдун появился.
– Чуяло моё сердце, что не простой ты конь. Так зачем пожаловал? Хотя вижу я, что тебе надобно. Только не бывать этому, не увезёшь ты отсюда моей дочери. Ход для вас обоих закрыт.
– Отчего же закрыт? – воскликнул кузнец, – знаю я обратный путь и тебе нас не удержать.
– Ты-то, может, и сможешь обратно вернуться, а вот дочери моей из Царства Дрёмы Текучей путь заказан. Али не знал, кто она из себя есть?
Всеми чувствами напрягся кузнец, но вида не показал.
– Она прекрасная Дева и моя невеста, и я увезу её отсюда, чего бы мне это ни стоило!
Расхохотался на то злой колдун.
– Ничего-то ты не знаешь и мать её знать не могла. Чтобы моей дочери там, на земле сырой оказаться, именно я и только я, живым здесь пребывая, должен в своём сне её увидеть. А ты, коли убьёшь меня, то станешь сам только воспоминанием того, кто тебя на земле во сне увидит. Я сын того, кому время подвластно, я сон того, кого Великим Спящим нарекают. Не тебе, простому смертному, со мной тягаться! В моей власти время у людей забирать и назад не отдавать. Вечен я, покуда род человеческий существовать будет и сны свои смотреть не перестанет. А дочь моя, что ниточка, меня с земной женщиной связывает. Хоть и не простая та женщина, а Ведьма сильная, Хранительница Лесов Дремучих, но всё же рождена она на вашей земле была и моею волею в этом замке оказалась. Ты не гляди, что мы в Царстве Дрёмы, у меня здесь свои законы и я в этом замке полный хозяин.
– Так зачем же ты её за короля замуж собрался отдавать, коли она для тебя путеводная нить на нашу землю, в наш мир? Она ведь тебе самому здесь нужна?
Ещё пуще расхохотался колдун.
– У того королька под властью тысячи душ, в его королевстве живут те спящие, что с твоей земли, с того края, где ты родился и где её мать родилась. А коли так, то и она там, в те королевские леса захаживает, когда сны свои видит. И там я смогу её достать, ведь путь мне через дочь мою туда открыт будет. Сильна она, и когда от меня убежала, то зачаровала себя, и я более не имею над ней власти, не могу её сюда вызвать и через неё время людское себе в вечность забирать. Год как я новыми силами не пополнялся.
– Так отчего ж ты другую не найдёшь?
– А оттого, что в сотни, а то и тысячи лет только одна Ведьма силы такой родится и может, иначе не выдержит ваш мир такой могучей силушки и попросту взорвётся. Её мать своими силами ваш мир питает. А если она со мной вместе будет, то на многие десятки тысяч лет только одни мы править будем в вечности безграничной. Её дочь связывает нас и две силы в себе таит, мою и своей матери. Коли она на землю вернётся, ваша земля расколется. Али хочешь для родимой земли своей такой страшной участи?..
Словно раскат грома захохотал колдун, так что лампы на потолках закачались.
– Глуп ты, сын Вёлунда, не справится тебе, простому кузнецу, со мной и со временем.
Тут Алексея слуги колдуна схватили, руки-ноги ему цепями сковали и в глубокий подвал утащили, там и заперли.
***
Долго ли коротко, но заждалась мать своего сына, места себе не находит, тяжко ей в неведении пребывать. Смотрит она в окошко, а на ночном небе луна уж полная. И вдруг захотелось ей в лес дремучий прогуляться, по тропинкам походить, грусть-тоску свою развеять. Идёт она идёт, и слышит, будто ветки впереди захрустели, никак шаги чьи-то. Глядит, у высокого дуба женщина стоит и к себе рукой подзывает. Подошла к ней кузнецова мать, поприветствовала, а Ведьма ей и говорит:
– Знаю я, о чём тоска твоя кручинушка. Сына своего домой ждёшь. Только слезами тут не поможешь. В беде он великой, помогать ему надо.
Зарыдала кузнецова мать, на землю повалилась.
– Всё, что нужно, я сделаю, только научи меня, как сыну помочь да из беды его вызволить.
– Всю эту ночь тебе спать нельзя будет, что бы ни случилось, что бы ни произошло, что бы ты ни увидела, нельзя убояться и нельзя глаз ни на минуту смыкать. Выдержишь?
– Всё выдержу, падать буду, терпеть буду, но выдержу! Ради сына на всё согласна.
– Тогда слушай меня внимательно. Мне в это время тоже спать нельзя будет, дочь моя с твоим сыном в такой же беде. Вместе с тобой мы должны детям нашим помочь, сила материнской любви сильнее любого колдовства. Три часа до полной луны осталось, мешкать нельзя. Идём сейчас со мной.
Вышли они на опушку, в самом центре огромный и широкий ясень растёт, макушкой в самое небо упирается, тремя корнями глубоко в землю зарывается. Промеж двух здоровенных корней длинный дом стоит. Окна в нём разноцветные: зелёные, синие и аленькие. Сам дом, словно пряник печатный, будто глазурью покрыт, до того красивый. Около дома садик небольшой, а в нём травы да цветы разные. Чуть поодаль ещё один домик, но небольшой и с одним только оконцем. Перед ним кострище сложен. На больших железных треногах котёл подвешен, дым из него зеленоватый валит, аромат от него с цветочным смешивается и такой дурман от этого благоухания, что голова кругом идёт.
Зашли они через плетёную калитку и в дом направились. В центре горницы, что во всю длину дома, очаговая яма, камнем обложенная, а в ней огонь горит, над которым с одной стороны в большом чугунном котелке что-то кипит и булькает, а с другой на железных крюках рыба подвешенная коптится. Земляной пол соломой душистой устелен. Высоко под самой крышей, недалеко от дымоходного окошка к деревянным балкам пучки трав подвешены. На полках глиняная и деревянная посуда: высокие и низкие горшки и миски, кувшины да чарки. В дальних углах два больших кованых сундука и деревянных ларя, а вдоль стены длинный дубовый стол, а на нём всякие предметы диковинные, всё, что для ведьминого обихода требуется. Над столом висят масляные лампы, а стену за ним подпирают два большущих столба с вырезанными на них древними знаками.
Подала Ведьма женщине напиток из котла.
– Пей дочиста и ничего не бойся. И помни, как выпьешь, то не должна ты ни одного звука до самого рассвета произносить. Захочешь кричать, кричи беззвучно, ни звука, иначе всё напрасно будет и ни сына твоего, ни дочь мою спасти мы уже не сможем. Терпи!
Кивнула бедная женщина и весь кубок до последней капли осушила. И тут, словно острым клинком ей горло пронзило. Поднесла она к нему руки, закричать от боли захотела, но Ведьма уже к ней подбежала и крепко обняла.
– Терпи, терпи ради сына, – прошептала она ей на ухо.
Через миг боль отпустила и всё поплыло. Мать кузнецова на пол повалилась и глаза закрыла.
– Только не спи, – снова прошептала Ведьма, – спать нельзя, помни об этом.
С этими словами она тот же напиток себе налила и весь кубок также до последней капли осушила. Схватилась за горло, на коленки подле кузнецовой матери упала, но ни звука не вымолвила. Взяла её за руку и глаза закрыла. Тут же поплыла у неё перед глазами башня высокая, а в ней дочь её без памяти, цепями прикованная, на замках железных. Подплыла она к дочери, рукой поверх головы провела.
– Доченька, моя доченька, пробудись от сна глубокого, бежать вам с Алексеем скорее надо, да землю нашу от колдуна лютого спасти.
Открыла глаза прекрасная Дева, мать свою увидала. Потекли по щекам у неё слёзки буйные.
– Мамочка, мамочка моя родная, как же ты, как здесь оказалась? – хотела она её обнять, к груди её прижаться, но руки в цепях лишь сквозь неё прошли.
– Не из плоти я здесь и крови, а из воздуха. Тело моё там, далеко, на земле, а рядом со мной матушка твоя будущая, кузнецова мать, так же со мной рядом лежит. Мы пришли помочь вам. Ты только очнись, не засыпай больше, вижу я, что хитёр колдун и одним вам не справится.
***
Лежит Алексей на каменном полу, руки-ноги связаны. Вкруг него под сводами подвальными вороны летают, страшными голосами каркают, панихиду по нём уже справляют. Ни пошевелиться, ни на помощь позвать. Что делать, как спастись, не ведает. Вдруг послышался ему тихий шелест, словно кто приближается, лёгким ароматом весенних роз повеяло, как чудесным ранним утром в родной сторонке. Еле слышно над ухом кто-то прошептал: «Сыночек мой, ничего не бойся, я рядом». И узнал он, узнал голос родной, такой нежный и мягкий.
– Мамонька, мамонька дорогая, как ты здесь оказалась? Да неужто за мной такой страшный путь проделала?
Глядит, а она пола каменного ногами не касается.
– Неужели всё это мне только чудится, видать, смерть за мной уж по пятам ходит, раз дают мне с родимой матушкой напоследок свидеться.
– Нет, мой Алексей, не чудится это тебе. Мы с матушкой прекрасной Девы помочь вам пришли. Дала она мне зелье колдовское, выпила я и тебя вот увидеть смогла. С собою я силу с родимой земли принесла. Вспомни о заветном мешочке, что на груди у тебя, дар Стража Лесов Дремучих.
Как вспомнил об этом кузнец, так ощутил в себе силу могучую, мигом цепи разорвал и перед матерью во весь свой богатырский рост встал.
– Не теряй теперь времени, отпирай замки и беги Деву выручать.
– Спасибо тебе, матушка, хоть бы ещё чуть на тебя поглядеть да обнять тебя крепко, но знаю, что время уже близко и надо спешить.
Выбрался он из подземелья, до башни крадучись добежал и наверх поднялся. Открыл дверь железную, а там Кольгрима, мать Девы, ему на встречу вышла.
– Стой, вспомни, что в прошлый раз было. Не отпереть замки с цепей ножом моим. Возвращайся в большой зал и убей колдуна, тогда и цепи сами спадут. И не забудь ничего из того, чему я тебя учила. Помни, что было тогда на болоте, то и сейчас должно быть, мы в мире зеркальном.
Вышел Алексей на двор, воздуха полные лёгкие вдохнул, нож, что Страж Огней Болотных ему дарствовал, в кулаке зажал и пошёл в замок. Подозвал он своих помощников и приказал на страже быть, как позовёт их, вмиг рядом чтобы оказались. И вошёл в залу.
– Не ждал меня здесь увидеть, – крикнул он колдуну, – не думал, что освободиться смогу?
– Ах ты ж сопляк! – вскричал колдун, – ну ничего, из подвала ты выбрался, только вот хватит ли у тебя силёнок меня одолеть?
Как взмахнул он рукой своей, так Алексея вверх и подбросило, да к стене откинуло.
– Не сробею я перед колдовством твоим, не боюсь я тебя и твоей силы, – вскричал Алексей и с колен поднялся.
И тут его словно кто в бок ткнул и быстро проговорил:
– Не оглядывайся, руку тихонько назад протяни.
Узнал Алексей голос Господина Границ и протянул назад руку. За спиной тяжёлая штора раздвинулась, а из неё скоморох ему в руку зеркальце положил.
– Вытяни перед собой зеркало и иди смело, не сможет он тебе ничего колдовством сделать, покуда перед тобой будет его отражение, смотри, зеркало на него направляй, чтобы он там отражался.
– А знаешь ли, как меня в родном крае кличут, – крикнул он колдуну, – имя моё – не знающий смерти и ничего ты мне не сделаешь!
И с этими словами выставил он перед собой руку с зеркалом.
Завопил колдун страшным голосом, руки у него от гнева затряслись, кулачищи так взад и вперёд заходили.
– Ах, ты пройдоха, собачий ты сын! Ну да ничего, найду я на тебя управу…
Свистнул он трижды, и выбежали волки лютые, свирепые и страшные. Рычат они на кузнеца, скалятся.
– Вот мои слуги верные, – говорит им колдун, – видите недруга моего? Убейте его, в клочья разорвите, в живых не оставьте!
Кинулись тут на него волки лесные, уж и пасти раскрытые совсем близко, как вдруг, словно ветер по деревьям пронёсся, такой шум поднялся и встал между ними Страж Лесов Дремучих и прокричал громовым голосом.
– Стой, серая свора! Вы из лесов моих и я господин вам, здесь вы только сон и живому человеку сделать ничего не сможете. Проснитесь на земле, я приказываю вам!
И тут всё вдруг стихло. И волки, и Страж в воздухе растворились.
– Повезло тебе на этот раз, – рыкнул ему колдун, – но поглядим, как ты с этим справишься?
Трижды он в ладоши хлопнул и вдруг, откуда ни возьмись, хищные птицы со всех сторон на кузнеца налетели. Огромными крыльями забить его хотят, когтями глаза выцарапать, клювами до смерти заклевать. Не успел Алексей и в сторону отпрыгнуть, как затрясся воздух, гул такой прокатился по зале, словно сотни голосов эхом в горах закричали. И появился Страж Горных Круч и между хищными птицами и Алексеем встал.
– Стой, стая могучая, вы в горах моих вольными птицами летаете, но под моей властью ходите. Не хозяин вам колдун сей, нет у него над вами силы, вы лишь сон с земли. Проснитесь же! Проснитесь!
И тут всё снова исчезло, ветер и гул затихли.
– И здесь тебе помогли! – пуще прежнего закричал колдун. – Поглядим, что ты на это скажешь…
И тут ударил он трижды посохом, расступился пол под ногами Алексея, еле успел он за штору схватиться. Из недр вдруг вода хлынула, а из воды чудище морское с огромной пастью показалось. И только оно его схватить собралось, как прогремела молния, забурлила вода, тайфун по ней пронёсся и встал между Алексеем и чудищем Страж Пучины Морской.
– Вы, воды буйные и ты, рыба морская, под моей волею, под моей властью пребываете. Здесь вы только сон, ничего вам с кузнецом не сделать. Приказываю вам, проснитесь!
И опять всё пропало, растворилось, даже капли воды на полу не осталось.
Рассвирепел злой колдун, хотел на Алексея с кулаками броситься, смотрит, а нет его нигде. А кузнец, покуда волны призрачные бушевали, не растерялся и по шторам до трона колдуна тихонько пробрался да за спиной его спрятался, пока тот в ярости кулаками на Стража махал.
– Обернись и бой прими честный, – крикнул тут Алексей.
Резко оглянулся колдун, не ожидал он кузнеца так близко увидеть. Выхватил он свой меч, да на кузнеца замахнулся. А у того в одной руке заветный нож, а в другой яйцо живое, что Страж Дрёмы Текучей ему дарствовал. Изловчился Алексей и со словами: «Живое в живое», – выставил вперед яйцо и всадил нож, тот, что Стражем зовётся, колдуну в самое сердце. Взвыл колдун и повалился на пол.
Зычно крикнул Алексей своим помощникам, они тут в залу и вбежали, приказал он им тело колдуна взять и на середину залы перенести. Подошёл он к нему и нож с сердцем злодея вытащил, тремя пальцами поднял и на свет полной луны поднёс. Лунный луч в самую середину чёрного сердца упал, заклокотало оно в руках кузнеца, задёргалось, только он его из рук не выпустил.
Приказал Алексей помощникам котёл большой притащить да над огнём, что в большом камине горел, подвесить и воду там вскипятить. Как всё готово было, взяли молодцы тело колдуна, в котёл его бросили и варили, пока одни кости не остались. А после подошёл кузнец к котлу и яйцо достал. Разбил его, а из него чёрная зловонная жижа в котёл потекла.
– Вот она, суть колдунова, – сказал так и перевернул котёл.
Взял Алексей череп колдуна, положил в него чёрное сердце злодея и в суму спрятал.
– А теперь берите кости его и что есть мочи толките их в ступе, пока они в муку не превратятся, – приказал он молодцам.
Истолкли они кости, кузнец муку в мешочек пересыпал и сказал бить молотками на наковальне, пока весь прах колдуна не выветрится. Стали бить молодцы по мешку молотками, по всей зале такой вой страшный поднялся, стены загудели, пол ходуном заходил и рухнул страшный замок, вместе со всеми башнями, конюшнями и пристройками, как сон весь он целиком пропал.
Стоит посреди чиста поля Алексей с молодцами, а к ним навстречу прекрасная Дева бежит. Цепи с замками с неё в тот миг спали, как сердце колдуна под лунным лучом оказалось.
Кинулся к ней навстречу Алексей, подхватил на руки да крепко к сердцу прижал.
Тут и обе матушки к ним вышли, ногами земли не касаясь.
– Дочь моя милая, – сказала Кольгрима и протянула воздушные руки прекрасной Деве, – не суждено нам с тобой было вместе жизнь прожить, не расчёсывала я твоих длинных волос частым гребнем, не заплетала я твои косы чёрные, не глядела в глаза твои зелёные, не целовала в щёчки нежные, не пела я тебе колыбельных песен да по утру не лила на твои белые ручки воды студёной.
– Что ты матушка, что ты, зачем говоришь так? – взмолилась Дева и к матери кинулась, – да неужто ещё какая беда на нас обрушиться может, говоришь со мной, словно прощаешься, – со слезами запричитала Дева.
– Милое моё дитятко, не беда это, а судьба. Долго пожила я на земле, много у меня там забот было, теперь тебе черёд это дело правое творить на радость и процветание всем людям. Не можем мы с тобой там вместе людьми пребывать, только одна из нас сможет в том мире остаться. Сила в нас великая, а в тебе ещё и от отца досталась, только смотри во вред другим этот дар не применяй! А теперь, Алексей, бери сон-траву, что тебе Страж Лесов Дремучих дарствовал, – сказала она кузнецу, – моя дочь знает, что делать.
Расплакалась тут прекрасная Дева, мать на прощанье обнять хочет, но не может, ведь призрачная она.
– Не тужи, девонька, помни, что мы с тобой всегда здесь встретиться сможем, в великом Царстве Дрёмы Текучей. А теперь вместе с суженым проглоти эту травку, в тот раз ты по воле сна отца своего на земле оказалась, а теперь вам обоим от сон-травы уснуть надо здесь, чтобы там проснуться. А ты, Алексей, не забывай по дороге колдунов череп хлебом каменным кормить, что тебе Страж Горных Круч дарствовал, не то изведёт он вас. Тело то вы его убили, душу уничтожили, но дух его ещё цел…
Как исчезли призрачные матушки, достал Алексей сон-травы, взяла её Дева в свои руки и начала растирать. Послышался запах кореньев, горький и приторный, во рту ощутилось вязкое послевкусие.
– А теперь, Алексей, положи в рот этой травки и начинай жевать, я сделаю то же самое, иначе нам никогда не попасть в мир людей.
Взял Алексей из рук Девы растёртые корешки, положил в рот и начал жевать. Тут почудилось ему, что тело его словно одервенело, он закрыл глаза и ощутил монотонный гул в ушах.
– Ничего не бойся, – сказала Дева и прикоснулась к его плечу.
Алексей вздрогнул и открыл глаза.
– Так должно быть.
– Я сейчас усну?
– Не совсем, это не будет сном, после уразумеешь.
Гул всё нарастал, дыхание словно прекратилось. На миг всё растворилось, а как открыл Алексей глаза, так увидел, что он под камнем большим возле водопада лежит, а рядом с ним его прекрасная Дева.
Поднялись они на ноги, к сердцу друг дружку прижали, а им навстречу уж Страж Пучины Морской идёт.
– Молодец ты, Алексей, всё выполнил, со всем справился, а теперь тебе надо снова в водопад войти, да одежды свои земные надеть.
Сделал Алексей всё, как Страж ему велел, и отправились они с Девой дальше. Долго шли они, путь не близкий. Подошли они к высоким скалам непроходимым и тут из сумы голос колдуна раздался.
– Неужто дочь моя над отцом не сжалится, хлеба отцу своему не подаст, помираю я от голода.
Достал кузнец череп колдуна, а Дева хлеб каменный ему подала.
– Не едать мёртвому пищи живых.
Тут скалы перед ними расступились, и они на ту сторону спокойно перешли, поклонились Стражу Горных Круч и дальше направились. Подошли к лесу тёмному, деревья перед ними расступились и они скоро на другой сторонке уж были. Поблагодарили они Стража Лесов Дремучих, а там уж и до родимой стороны рукой было подать.
Не помня себя от радости, бросилась кузнецова мать ему на шею, а после и невестку расцеловала. Поведала она им, что лесная Ведьма перед смертью добровольной своей дочери наказывала, чтобы с мужем она в её доме жила, да дело своё исправно творила да людям помогала.
А после отправился кузнец с прекрасной Девой к болоту, что за двурогим холмом. Вытащили они череп и сердце злого колдуна, да в дар Стражу Огней Болотных поднесли, чтобы блуждающим огням предал.
Вспыхнул череп, сердце чёрное загорелось, поднялся вихрь и в болото их перенёс. Заклокотала жижа да поглотила колдуновы останки. Показался тут перст Стража и громовой голос по болоту разнёсся:
– Кости к костям. Муки к мукам. Освобождение за справедливое возмездие.
Вернулись домой Алексей с Девой. Свадьбу добрую сыграли. Три дня пили, ели да плясали, а на четвёртый домой к себе ушли на долгое житьё.
В старину говорили: что кузнец, что ведьма должны поодаль от людей жить, ибо таково их занятие, что глаз людской не всегда видеть должен!..
