(продолжение. Начало в №4/2021)
Глава 6
Зигзаги советского правосудия 1947-1961 гг.
Казнить нельзя, казнить…
26 мая 1947 г. Президиум Верховного Совета СССР принял Указ об отмене смертной казни. В Указе говорилось: «Президиум Верховного Совета СССР постановляет: <…>
Отменить в мирное время смертную казнь, установленную за преступления действующими в СССР законами.
За преступления, наказуемые по действующим законам смертной казнью, применять в мирное время заключение в исправительно-трудовые лагеря сроком на 25 лет.
По приговорам к смертной казни, не приведенным в исполнение до издания настоящего Указа, заменить смертную казнь, по определению вышестоящего суда, наказанием, предусмотренным в статье 2-й настоящего Указа.[1]
Как следствие этого Указа 24 ноября 1947 г. вышло распоряжение МВД СССР, Министерства юстиции СССР, Прокуратуры СССР N 739/18/15/311, по которому предписывалось рассматривать дела обвиняемых в совершении военных преступлений на закрытых заседаниях военных трибуналов войск МВД по месту содержания подсудимых (то есть практически без вызова свидетелей) без участия сторон и приговаривать виновных к заключению сроком на 25 лет исправительно- трудовых лагерей.[2]
Благодаря этим изменениям избежали заслуженной кары еще тысячи коллаборантов — настоящих убийц и садистов.
Так травниковец-вахман Н.Н. Гордеев, участник расправ в Люблинском гетто, и участник массовых расстрелов в Яновском лагере в июне 1943 г., решением Военного трибунала в 1947 г. был приговорен к расстрелу, а потом в связи с Указом об отмене смертной казни, расстрел был заменен 25 годами лишения свободы в ИТЛ. Отбыл 9 лет и был освобожден по амнистии.[3]
Тоже самое произошло с Я.А. Карплюком, который «в мае 1942 г. поступил в немецкие карательные органы СС. Окончив школу вахманов при учебном лагере Травники, с осени 1942 г. до февраля 1945 года нес охрану концентрационных лагерей Травники и Ораниенбург.[4] На основании этого обвинения Карплюк решением военного трибунала военной части 77757 от 28 сентября 1949 г. был приговорен на основании ст. 54-1 «б» УК УССР в соответствии ст.2 Указа от 26 мая 1947 г. об отмене смертной казни к заключению в ИТЛ сроком на 25 лет, с последующим поражением в правах сроком на 5 лет.[5]
Однако 12 января 1950 г. вышел Указ Президиума Верховного совета СССР «О применении смертной казни к изменникам Родины, шпионам, подрывникам-диверсантам». Причем согласно постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) (1950) смертная казнь могла быть применена к лицам, совершившим указанные преступления в период действия запрета (1947–1950 гг.), то есть закон имел обратную силу. Таким образом смертная казнь, отмененная в 1947 г., была вновь восстановлена.
Однако смертная казнь все-таки в это время применялась к немецким пособникам не всегда, а порой даже по одним и тем же обвинениям в совершении одинаковых преступлений, суды выносили разные приговоры. Приведем несколько примеров в хронологическом порядке.
20 января 1950 г. Управлением МГБ по Киевской обл. был арестован Пахоленко Михаил Степанович, 1925 г. рождения, уроженец Фокитянского района Киевской области.[6]
В начале 1942 г. находясь в лагере г. Хелм он поступил на службу в войска СС и был направлен в учебный лагерь м. Травники. После окончания обучения, Пахоленко служил вахманом при лагерях массового уничтожения лиц еврейской национальности в м. Белжец, Аушвиц и Лейпциг.[7]
27 февраля 1950 г. дело по обвинению Пахоленко было рассмотрено Военным трибуналом войск МВД Киевской области. Суд признал Пахоленко виновным в том, что он в начале 1942 года поступил на службу к немцам в войска СС. Пройдя специальную подготовку в учебном лагере Травники, до марта 1943 г. служил вахманом в лагере смерти Белжец, где принимал участие в охране лагеря во время уничтожения заключенных в газовых камерах. С марта 1943 г. по апрель 1945 г. служил вахманом войск СС в Аушвицком и Лейпцигском лагерях. На основании ст. 53-1а УК РСФСР суд приговорил Пахоленко к 25 годам ИТЛ.[8]
В другом случае приговор Военного трибунала КВО от 5 апреля 1950 г. в отношении травниковцев Александра Юшкина и Антона Стельцова — осуждены к 25 годам ИТЛ за измену Родине, службу концлагерях Люблина, в лагере смерти Треблинке «участие в массовом истреблении граждан еврейской национальности» — был пересмотрен. Военная Коллегия Верховного суда СССР своим определением от 20 мая 1950 года приговор по делу «за мягкостью вынесенной меры наказания отменила и дело было направлено на новое рассмотрение со стадии судебного разбирательства». В результате 9 июня 1950 г. дело было вновь рассмотрено Военным трибуналом КВО, и Юшкин и Стрельцов были приговорены к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 8 сентября 1950 года.[9]
9 мая 1950 г. Военный трибунал Прикарпатского военного округа установил, что Ананий Кузминский
«в июле 1941 г. сдался в плен <…>
поступил на службу в карательные органы СС <…>
прошел обучение с сентября 1941 года до весны 1942 года в лагере СС Травники <…>
служил вахманом в Люблинском лагере <…>
с июня 1942 по сентябрь 1943 г. охранял (Здесь и далее выделено мной. — А.Ш.) заключенных в Треблинском лагере <…>
Служил вахманом по май 1945 г. в лагерях Германии. <…>
На основании изложенного Военный трибунал, учитывая обстоятельства дела и не усматривая достаточных оснований к применению в отношении Кузьминского полной санкции, предусмотренной ст. 54-I «б» УК УССР, руководствуясь ст 296,297 УПК УССР и ст. 46 УК УССР, приговорил Кузминского Анания Григорьевича на основании ст. 54-I «б» УК УССР к 25 годам ИТЛ».[10]
И это несмотря на то, что на допросе 14 февраля 1950 г. Кузьминский, имевший звание роттенвахмана СС, показал: «Все вахманы, в том числе и я, служившие в Треблинском лагере смерти, принимали активное участие в уничтожении граждан еврейской национальности. <…> помогали немцам загонять детей, женщин и мужчин в душегубки, не обращая внимания на их просьбы о пощаде. <…> все больные расстреливались немцами и вахманами».[11]
Однако судьи Трибунала выделили лишь один вид деятельности Кузминского: «охранял». На самом деле Кузьминский, будучи ротенвахманом руководил своими подчиненными и сам участвовал в различных формах и фазах процесса уничтожения.
В то же время Иван Кочерга Военным трибуналом КВО 13 апреля 1951 г. был приговорен к смертной казни за службу в СС и те же действия в лагерях смерти Белжец, Аушвиц и концлагере Бухенвальд.[12]
Травниковец Роман Зажирко Военным трибуналом Восточно-Сибирского военного округа в Красноярске был приговорен к высшей мере наказания с «особой» оговоркой: «за то, что он, будучи вахманом СС в 1943 г. охранял узников Яновского лагеря в гор. Львов и конвоировал их на расстрел, но сам в узников не стрелял».[13]
В отличие от якобы не расстреливавшего узников Зажирко, Дмитрий Коротких, служивший с осени 1942 г. до ноября 1943 г. вахманом в лагере смерти Треблинка, и признавшийся на допросе 11 апреля 1951 г. в Ворошиловграде в том, что «я лично расстрелял около 50 человек лиц еврейской национальности»,[14] заслуженно 21 сентября 1951 года военным трибуналом КВО был приговорен к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 14 декабря 1951 г.[15]
6-9 сентября 1952 г. военный трибунал КВО на закрытых заседаниях рассматривал дело А.И. Егеря, Н.В. Паевщика, П.П. Бондаря, Г.А. Гапиенко, С.И. Бузивского, В.И. Ялынчука (Еленчука). Все они были арестованы в 1948-1952 гг. Управлением МГБ Донецкой области. Все обвиняемые после обучения в Травниках разновременно служили вахманами, а А. Егерь — цугвахманом, был командиром взвода, в лагерях смерти и концлагерях: Треблинка, Собибор, Люблине, Штуттгоф, Заксенхаузен. Гапиенко и Бузивский, кроме того, с марта 1943 г. служили в Аушвице, а затем в Бухенвальде.[16]
Особенность этого процесса в том, что к нему были привлечены двое — А. Егерь и П. Бондарь уже ранее осужденных. Так Егерь был арестован 30 марта 1948 г. УКГБ Молотовской области и 15 июля 1948 г. Трибуналом Уральского военного округа приговорен к 25 г. ИТЛ, и начал отбывать срок. Однако 23 января 1952 г. Военная Коллегия Верховного суда СССР приговор отменила и дело по вновь открывшимся обстоятельствам было направлено для рассмотрения УМГБ Сталинской области.
П. Бондарь был арестован 3 декабря 1951 г. и 29 февраля 1952 г. Военным трибуналом Туркестанского военного округа приговорен к расстрелу. Определением Военной Коллегии Верховного суда СССР от 17 мая 1952 г. указанный приговор был отменен и дело направлено на доследование и было объединено с уголовным делом А. Егеря, Н. Паевщика, Г. Гапиенко, С. Бузивского, В. Ялынчука (Еленчука).
9 сентября 1952 г. подсудимые были приговорены к расстрелу. Приговор в отношении всех обвиняемых был приведен в исполнение 28 ноября 1952 года в Днепропетровске.[17]
Отличается от вышеприведенных примеров и очень своеобразно мотивирован приговор 1955 г. Федора (он же Петр Мирофанович) Бабенко, который в мае 1942 г. под Керчью попал в плен, уже в июне-июле 1942 г. прошел обучение в лагере Травники в «июне я подписал документ, где дал обязательство служить в войсках СС»,[18] после этого Бабенко служил в лагере смерти Треблинка с июля 1942 г. — август 1943 г.
23 ноября 1955 г. Военный трибунал КВО в г. Сталино рассматривает дело Ф. Бабенко. В ходе заседания суда Бабенко подтверждает свои показания, данные на предварительном следствии: «летом 1942 г. мне приказали расстрелять двух женщин-старух, которые не могли ходить. Этих женщин я расстрелял. <…> Спустя примерно месяц <…> я лично расстрелял примерно 8-9 человек. <…> Третий раз я участвовал в расстреле по приказу командира взвода Егеря Александра. Я лично расстрелял в этот раз 10 человек граждан еврейской национальности. Четвертый раз я участвовал в расстреле по приказу немецкого офицера Рагозы (на самом деле Борис Рагоза также командир взвода вахманов — гражданин СССР. — А. Ш.). В этот раз я расстрелял примерно 8 человек. В пятый раз в «лазарете» я расстрелял 16 человек по приказу командира взвода Егерь». [19]
Таким образом по словам самого Бабенко он расстрелял 44 человека. Кроме того, он загонял в газовые камеры, «стрелял» в восставших узников Треблинки 2 августа 1943 года.
Кажется, результат приговора можно предположить. Однако «При избрании меры наказания Военный трибунал учитывая молодость Бабенко (родился в 1923 г. — А.Ш.), что службу в немецкую охранную полицию он поступил не добровольно, что, хотя он и участвовал в таком тяжком злодеянии как в расстрелах заключенных, за что подлежит высшей мере уголовного наказания, однако, как установлено суде, в этом злодеянии он участвовал под давлением угроз расстрелом за неподчинение, за что немцами были расстреляны вахманы Шаронов, Тадич и Дунин, а также учитывая и то, что после возвращения на родину, Бабенко честно работал на разных производствах трактористом и экскаваторщиком, за что имеет ряд благодарностей, нашел возможным не применять к нему полной санкции ст. 54-I»б» УК УССР. Руководствуясь ст. ст. 296,297 УПК УССР —
Приговорил Бабенко Федора, он же Петр, Митрофановича <…> лишить свободы в исправительно-трудовых лагерях на (25) двадцать пять лет, с последующим поражением в правах на пять лет…» [20]
На самом деле подобное обоснование приговора можно было применять в отношении любого травниковца, включая приговоренных к смертной казни ранее и позднее.
Как видим, выносимое наказание существенно зависело от изменения отношения к смертной казни.
6 февраля 1960 года Военный трибунал Одесского военного округа, рассматривая дело Николая Сеника, установил, что Сеник с осени 1942 г. до осени 1943 г. служил вахманом в Треблинском лагере смерти. В приговоре подробно перечислены все зафиксированные следствием и судебным разбирательством преступления.
Н. Сеник «несколько раз вместе с немцами и другими вахманами СС выгружал из вагонов обреченных на смерть людей и загонял их в камеры душегубок <…> участвовал в расстреле лиц, которые по болезни, старости не могли самостоятельно передвигаться. В 1943 г., находясь на посту у ворот лагеря и, заметив бегущих двух мужчин, совершивших побег при выгрузке из вагонов, Сеник убил одного из них, а второго ранил. В конце лета 1943 г. Сеник, охраняя группу мужчин на работе в лесу, застрелил одного из них, за то, что он был в нетрезвом состоянии. Осенью 1942 г. Сеник вместе с другими вахманами участвовал в расстреле 60-70 человек граждан еврейской национальности. Зимой 1942-1943 г. он принимал участие в расстреле 25-30 человек евреев из рабочей команды. Кроме того, Сеник неоднократно при других расстрелах граждан еврейской национальности охранял место расстрела. С конца 1943 года до 1945 г. Сеник служил в других немецких лагерях, где охранял заключенных. Предъявленное Сенику обвинение в том, что он летом 1943 года, встретив в лесу сбежавшего с работы мужчину, убил его из винтовки, не нашло своего подтверждения в судебном заседании. Это обвинение органами предварительного следствия было основано исключительно на показаниях Сеника, который в суде вину свою в этом отрицал, а других объективных доказательств по делу не добыто. <…> Сеник признал себя виновным в измене Родине и показал, что действительно, будучи на службе у немцев участвовал в карательной деятельности…»[21]
В документе, как и положено, подробная констатация преступлений обвиняемого и, кажется, надо надеяться на «суровый, но справедливый» приговор советского суда.
Но 25 декабря 1958 года в СССР были приняты новые «Основы уголовного законодательства», согласно которым сокращен максимальный срок заключения с 25 до 15 лет, смертная казнь признана «исключительной и временной» мерой наказания за особо опасные преступления.
Вероятно, исходя из этого Сенику и ему подобным судимым в короткий промежуток 1959-1960 гг. повезло.
«На основании изложенного Военный трибунал округа признал Сеника виновным в измене Родине, т.е. в совершении преступления предусмотренного с I Закона об уголовной ответственности за государственные преступления. Руководствуясь ст. ст. 296, 297 УПК УССР и ст.43 Основ уголовного судопроизводства СССР и Союзных республик —
Приговорил
Сеника Николая Терентьевича по ст. I Закона об уголовной ответственности за государственные преступления лишить свободы с отбыванием в исправительно-трудовой колонии сроком на пятнадцать (15) лет…»[22]
Однако почему к Бабенко и Сенику не применена смертная казнь, ибо она все-таки признана. Неужели преступления Бабенко и Сенника не относятся к исключительным особо опасным преступлениям? Но этот риторический вопрос уже относится к сфере юридических дискуссий…
Из вышеприведенных фактов, складывается впечатление, что суд руководствовался не только законом, а при вынесении приговора, вероятно, учитывал факт сотрудничества (да или нет) обвиняемого со следствием, и в зависимости от этого определял меру наказания, используя вилку возможного наказания от высшей меры до максимального и среднего срока заключения в ИТЛ.
Новый Уголовного кодекс РСФСР вступил в силу 1 января 1961 года. В ст. 23 «Исключительная мера наказания — смертная казнь» указывалось, что применение смертной казни допускается «впредь до ее полной отмены».[23]
Вероятно, такая оговорка привела к росту приговоров «к высшей мере наказания» по новым делам немецких пособников.
Глава 7
Проблемы и особенности поиска нацистских пособников
Поиски не наказанных преступников продолжались на протяжении всех послевоенных лет. Не всем им после войны удалось бежать и скрыться в Австралии, Англии, Канаде, США, странах Южной Америки, ФРГ, оказаться во французском Иностранном легионе.[24] Конечно, большинство оставшихся на Западе не были военными преступниками. В основном это были люди, не желавшие возвращения в СССР, граждане территорий, ставших советскими в 1939–1940 гг. Однако среди них было много тех, кто служил в различных нацистских формированиях в годы войны. Работники КГБ установили местонахождение многих убийц, нашедших убежище на Западе.
Так травниковец Комашка Максим (Михаил) Романович, служил в лагере Плашов (Краков), Понятово и Белжеце Розыск Комашка осуществлялся УКГБ при СМ УССР по Днепропетровской области. «В процессе розыска Комашка установлен на жительстве в США».[25]
Другой вахман Фурманчук Иосиф Левонович, служивший во Флоссен-бюрге, проживал в 1966 г. «в Канаде, Эдмонтон, Алта 11717-122».[26]
Некоторые вахманы, служившие в лагерях смерти и концлагерях Белжеце, Аушвице, Бухенвальде и других, в 1966 г проживали:
Браун Альберт Фридрихович (Федорович), родившийся в г. Петродворец — в ФРГ, г. Кассель, Брентанштрассе 38;
Лоренц Фридрих (Федор) Генрихович (Андреевич), родившийся на шахте №12/13 в Донбассе, — в ФРГ, 22-а, Райхаузен, н/Рейн, Мюлинвег 49, район Мерс;
Мокан Дмитрий Васильевич, родившийся в селе Жабье Коломыйского района Ивано-Франковской области — Канада 72, Гамельтон, РД;
Савчук Дмитрий, родившийся в селе Лиски Коршевского района Ивано-Франковской области — США. Нью Йорк, д.№ у-625. (от руки вписано: EG STR).[27]
По показаниям Федора Федоренко от 9 декабря 1985 г. в Симферополе, во время его проживания в США, он в 1963 г. получил письма от двух своих сослуживцев по Треблинке: Михаила Дудника и Петра Шилова, нашедших убежище в Австралии. [28]
Список можно продолжить, но не об укрывшихся на Западе речь. Мы говорим о тех, кто оказался в Советском Союзе. Сразу же после войны на основании трофейных документов, актов ЧГК и свидетельств очевидцев советскими органами безопасности были составлены списки нацистских пособников, подлежащих розыску. Первоначально в них числились десятки тысяч фамилий, кличек, имен.[29]
Согласно данным НКГБ — МГБ СССР, в 1943—1945 годах в целом по СССР органами госбезопасности за пособничество немецким оккупантам было арестовано около 200 тысяч человек, в 1946—1953 годах — около 115 тысяч.[30]
В 1945-1947 гг. военные трибуналы осудили почти 11 тысяч советских граждан пособников нацистов. В последующие годы еще тысячи их предстали перед судом.[31]
По данным Главной военной прокуратуры, с июля 1941 по 1954 год включительно, за измену Родине в период Великой Отечественной войны по ст. 58-1 (а, б) УК РСФСР военными трибуналами было осуждено около 460 тыс. человек.[32] К сожалению, указанная статья трактовалось широко, и по ней были осуждены и часть невиновных бывших военнопленных.
Пособников нацистов вообще и особенно «травниковцев» искали и находили на Сахалине и в Калининграде, в Сибири и на Урале, Прибалтике и на Украине, в Ленинградской и Новгородской, Московской и Тульской областях, в Поволжье, Средней Азии и Кавказе. Некоторые из пособников немцев поменяли фамилии, однако большинство осталось на своих прежних.
Работники советских спецслужб неутомимо занимались поисками этих коллаборантов, проводили кропотливейшую работу среди бывших пленных, остарбайтеров, среди тех, кто в возрасте от 16 лет и старше проживал на оккупированной нацистами территории. Без этой систематической, многотрудной, повседневной и многолетней работы не были бы выявлены тысячи фашистских пособников, убийц, садистов.
И все-таки многим из них удалось скрыть свое прошлое. После проверок некоторые из них были призваны в Красную Армию, отслужили в ней от полугода до двух лет и уже с «чистыми» документами возвращались в родные, или, наоборот, в очень далекие места, где их никто не знал. Большинство из них работали рабочими и колхозниками, некоторые инженерами и техниками, кто-то стал руководителем различных хозяйств: Алексей Говоров, заявивший на суде: «Я лично расстрелял при групповом расстреле всего человек пятнадцать», четыре года был председателем колхоза,[33] другой зам. директора маслозавода,[34] третий зам. директора совхоза.[35]
Об одном травниковце — работнике искусств, рассказал на допросе 4 мая 1949 г. в Тернополе его сослуживец Василий Карташев, служивший в Люблине, в лагере смерти Собибор, в Яновском лагере. По словам Карташева, он в 1947 г. во Львове на базаре встретил своего сослуживца — бывшего вахмана, который служил в лагере Травники, а затем в штабе полиции СС в Люблине.
«Встретившись с ним, <…> я завел разговор, он вначале не признавал меня как знакомого, а потом, когда я напомнил, что мы вместе были в Травники, узнал меня и рассказал, что живет в городе Львове, работает в оперном театре скрипачом, женился на артистке <…> работает актрисой в оперном театре. В разговоре он мне сообщил, что ему удалось купить документы и проживает в настоящее время под вымышленной фамилией. <…> У него уже есть маленький ребенок. <…> этот травниковец назвал мне другого травниковца под фамилией Бабич, который проживает так же в городе Львове и работает сапожником в одной из мастерских».[36]
Увы, Карташев так и не вспомнил фамилию эсэсовца, который до войны был музыкантом, что вовсе не помешало ему стать профессиональным убийцей.[37] Однако, судя, по подробным сведениям, которые сообщил следствию Карташев, уверен, что скрипач-убийца был найден работниками МГБ. К сожалению, мне не случилось ознакомиться с его делом, поэтому его фамилия так и остается неизвестной.
Другой травниковец — А. Духно до ареста был студентом горного института.[38] Более того, несколько из них к моменту ареста работали в правоохранительных органах: И. Волошин — следователем районной прокуратуры, несколько травниковцев умудрились стать работниками МВД: милиционером,[39] старшиной милиции,[40] а Иван Куринный даже лейтенантом МВД и кандидатом в члены партии.[41] Впрочем, многие из бывших травниковцев, бежавшие к партизанам, были приняты в отрядах кандидатами в члены партии. Однако сотрудники госбезопасности, занимавшиеся поисками военных преступников, находили их повсюду.
По мере их обнаружения и ареста, в ходе расследования выявлялись новые факты их преступной деятельности в годы войны, а также звучали фамилии преступников уже отбывших ранее часть наказания и амнистированных. Причем, обнаруженные свидетельства их преступлений были столь очевидными, что против них возбуждались уголовные дела по вновь открывшимся обстоятельствам, и проводилось дополнительное расследование.
Три поколения сотрудников государственной безопасности, занимавшиеся поиском нацистских пособников, работали превосходно и заслуживают величайшего уважения. Люди, пережившие издевательства полицаев, охранников, прошедшие лагеря и гетто, чудом уцелевшие и их потомки, должны быть признательны, что еще в ходе войны их мучителями занялись органы госбезопасности Советского Союза.
Огульные обвинения СМЕРШ в беспричинных проверках бывших советских военнопленных, среди которых скрывались ранее служившие в строевых частях немецкой армии, в подразделениях карателей, или бывшие власовцы, беспочвенны. Ибо только проверки могли выявить огромное количество убийц, которые пытались скрыть свое преступное прошлое переходом к партизанам Франции в 1944 г.[42], или переходом во власовские формирования (январь-март 1945 г.) и к партизанам Югославии весной (в апреле-мае!) 1945 г., чтобы скрыть свою службу в СС и лагерях смерти.
Так, в декабре-январе 1945 г. около 800 травниковцев находились в специальном лагере неподалеку от Дрездена. В январе 1945 г. в этот лагерь прибыла комиссия от штаба РОА и начала вербовать бывших охранников СС на службу в Русскую освободительную армию. Большинство вахманов СС стали подавать заявления о зачислении их в Русскую освободительную армию.
Вот, например, заявление лишь одного из травниковцев, подавшего просьбу в январе 1945 года комиссии РОА:
«Генерал-лейтенанту Русской освободительной армии — господину Власову
от военнопленного охранника учебного лагеря «СС» Степанова Ивана Васильевича 1921 г. рождения, урож.с. Яндовка, Октябрьского района; Тульской области.
Прошу Вас, уважаемый господин генерал, зачислить меня в Русскую освободительную армию, так как я желаю участвовать в борьбе против советских войск за создание независимой России». [43] По словам Степанова вместе с ним подали заявления о приеме в РОА травниковцы: Комендантов Егор уроженец Мариуполя, Кобанец Николай уроженец Киева, Шеременда Иван из Тарнополя, Савчук Иван из Коломыйского района Станиславской области, Кныш Иван из Сталинской области, якобы потом сбежал в партизаны. Решетько Алексей.[44]
Многих вахманов, служивших в концлагере Флоссенбюрг, по словам служившего в лагере травниковца Александра Федченко,
«набирали по списку, который огласил немецкий офицер. Желания служить в этой армии у нас не спрашивали. Зачитали мою фамилию, и я должен был идти во власов-скую армию, в противном случае меня бы повесили. Из разговоров вахманов мне известно, что были случаи, когда за отказ служить во власовской армии вешали».[45]
Травниковец Василий Беляков, неоднократно участвовавший в расстрелах евреев в Люблине и окрестностях, в Яновском лагере, служивший затем в концлагерях Бухенвальд, Ротав-Либероле[46] в Германии и Хорцунген (Herzon-genbusch) в Голландии, показал на допросе, что «в апреле 1945 г. из войск СС меня, Матвиенко и других вахманов передали на службу во «власовскую армию». Во «власовской армии» я прослужил недолго, так как закончилась война и нас передали советскому командованию. Затем я был направлен в Советский Союз и несколько лет находился на спецпоселении».[47] Лишь в 1965 г. против В. Белякова было возбуждено уголовное дело как против травниковца-убийцы. До этого времени он был одним из десятков тысяч обычных власовцев, среди которых находились и не менее тысячи травниковцев, а также тысячами не менее отъявленных убийц и садистов из известной бригады Каминского, которую включили в состав РОА.[48]
Дорофеев Н.А., приговоренный в мае 1949 г. за службу в СС к 25 годам ИТЛ, в апелляционной жалобе просил учесть: «что служил до апреля 1945 г. После этого больше у карателей не служил, а ушел к партизанам Югославии.[49] Каким цинизмом, наглостью надо было обладать, чтобы просить о смягчении приговора, мотивируя тем, что стал партизаном. Когда? В апреле 1945 года!
Но и это не предел изворотливости. Эммануил Шульц из Брянска (по матери — русский, по отцу — немец) — травниковец, за хорошую службу получил звание цугвахман, служил в лагерях смерти Собибор и Треблинка, «в августе 1943 г. направлен в Италию гор. Удино, где служил в полицейском отряде по борьбе с итальянскими партизанами. В карательном отряде я был связным. Лично участвовал в вооруженном бою с партизанами-гарибальдийцами. В том бою с нашей стороны был один убит. Были ли убитые со стороны партизан я не помню. Затем был г. Триест, где формировали из итальянцев легионы, и я там обучал их. В мае 1945 г. когда немцы отступали, я перешел в партизаны, скрыв свою фамилию, назвал фамилию своей матери, то есть Вертоградов, потому что боялся ответственности за совершенные преступления во время службы у немцев войсках СС, в лагерях смерти. Кроме того, я не желал называть свою фамилию Шульц, так как она является немецкой.
В августе 1945 г. в г. Постойна (Югославия) я встретил офицера советской армии и спросил: как попасть на родину в Советский Союз? Меня взяли в отдел репатриации шофером, где я служил до февраля 1946 года. После прибыл в СССР г. Кишинев, при фильтрации я скрыл свою службу в войсках СС и направлен в г. Печора Коми АССР, где с 1946 по 1949 г. работал в охране лагерей МВД».[50]
К сожалению, порой сокрытию преступного прошлого содействовали и сами бывшие партизаны. Так во Франции «Бюро партизанских отрядов» в Марселе снабжало советских граждан ранее, служивших в РОА и немецкой армии, аттестатами, удостоверяющими факт нахождения их владельцев в партизанских отрядах и активное участие в борьбе против немцев. Причем такой документ можно было даже купить.[51] Однако, что делали эти люди до того, как перешли к партизанам, французов не интересовало.
Преступники неоднократно подделывали документы. Причем порой они встречались уже после войны и помогали друг другу. Так на допросе во Львове в марте 1952 г. травниковец Тронько Алексей рассказал о своем сослуживце, который уже после войны помог ему обзавестись новыми документами. Он рассказывает, что некий Орлов или Орехов «служил в концлагере местечка Замостье личным шофером начальника и полицейфюрера района Замостье в чине штурмбанфюрера, а также развозил на своей автомашине начальника и сотрудников концлагеря. В 1943 г. неоднократно привозил в Управление СС и полицайфюрера Люблинского уезда начальника СС и полицайфюрера района Замостье. В апреле 1947 года я два раза встречал его на Краковском рынке в гор. Львове и тогда же по его пригла-шению был два раза у него на квартире, однако адрес его не знаю, но кварти-ру его показать могу. Семья Орлова-Орехова состоит из жены, имени и фамилии ее не знаю, и сына 3-4 лет.
В беседе со мной Орехов-Орлов рассказал, что он якобы бежал из концлагеря из м. Замостье, после чего он якобы служил в Советской Армии и был на фронте. Он научил меня изменить свою фамилию и проживать под фиктивной фамилией с тем, чтобы меня не нашли органы советской власти.
По совету Орлова-Орехова я в его квартире с его помощью исправил свою фамилию — Тронько на фамилию Прокопов, причем тушь и хлорную известь для подделки временного удостоверения дал мне Орлов-Орехов».[52]
Различными путями пособники нацистов, старались избежать наказания, и только скрупулезная работа сотрудников органов госбезопасности позволяла выявить предателей и убийц и привести их на скамью подсудимых. Кровь невинных жертв хотя бы частично, ибо, к сожалению, далеко не всех преступников удалось найти, была отомщена.
Об этой работе почти ничего известно, кроме немногих газетных публикаций. Год за годом велся розыск военных преступников. Следователи вели титаническую работу по сбору фактов, изобличению во лжи преступников, пытавшихся скрыть правду о своих преступлениях.
Результатом их деятельности были процессы и суды как открытые, так и закрытые (большинство), многочисленные заседания военных трибуналов, судивших убийц из Травников.
(продолжение следует)
[1] «Ведомости ВС СССР», 1947, № 17.
[2] Д. Асташкин. Советский Нюрнберг. Как судили военных преступников в СССР. Российская газета. Родина.1.12.2015. №1215. Д.Ю. Асташкин. Открытый судебный процесс над нацистскими военными преступниками в Новгороде (1947 год). Новгородский исторический сборник. Великий Новгород. 2014. Вып.14(24), с.352-375.
[3] АЯВ. JM- 23/495, л. 595.
[4] АЯВ. TR-18/62(7), л. 27. На самом деле концлагерь Ораниенбург существовал с 21 марта 1933 по 13 июля 1934 г. Однако в июле 1936 г. рядом с Ораниенбургом был создан концлагерь Заксенхаузен. В документах неоднократно вместо Заксенхаузена фигурирует Ораниенбург. Лагерь был освобождён советскими войсками 22 апреля 1945 года.
[5] АЯВ. TR-18/62(7), л.29, 40, 44. Однако Карплюк отсидел недолго. Уже 26 февраля 1956 года он был досрочно освобожден по амнистии. Действительно, в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 17 сентября 1955 г. «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.», тысячи бывших полицаев, вахманов СС, власовцев, среди них были и те, которым удалось скрыть участие в карательной деятельности, были амнистированы и в 1955-1956 гг. вышли на свободу.
[6] АЯВ. TR-18/42(2) л. 49.
[7] АЯВ. TR-18/42(2), л. 49-50.
[8] Там же, л. 61-62.
[9] АЯВ. TR-18/41(14) л.140-155.
[10] АЯВ. TR-18/41(14) л. 22-23.
[11] Там же, л. 19.
[12] АЯВ. TR-18/42(2) л.211-213.
[13] АЯВ. JM 23/495 л.796.
[14] АЯВ. TR-18/41(14) л.6.
[15] Там же, л.2, 16.
[16] АЯВ. TR-18/41(14), л. 42.
[17] Там же, л. 42. 87-95. АЯВ. TR-18/42(15), л. 2-4. Справка по архивному уголовному делу № 55402.
[18] АЯВ. TR-18/41(15), л. 210-211. Среди травниковцев был и Бабенко Филипп Павлович 1905 г. рождения, арестованный в 1948 г. Протокол допроса от 12 ноября 1948 г. АЯВ. TR-18/42(2) л. 58.
[19] АЯВ. TR-18/41(15), л.212-215.
[20] АЯВ. TR-18/41(15), л.217-218.
[21] АЯВ. TR-18/41(14) л. 137-138.
[22] АЯВ. TR-18/41(14) л.138. Сенник отбывал срок в ИТУ № 11 на территории Мордовской АССР с 1961 по 1968 г. вместе с И.С. Тереховым. Как писал в своем объяснении 24 октября 1973 г. Терехов «в Треблинке рядом спали и вместе отбывали наказание с 1961 по 1968 г.». АЯВ. TR-18/41(1) л.87.
[23] «В виде исключительной меры наказания, впредь до ее полной отмены, допускается применение смертной казни — расстрела – за измену Родине (статья 64), шпионаж (статья 65), террористический акт (статьи 66 и 67), диверсию (статья 68), бандитизм (статья 77), умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах, указанных в статье 102 и пункте «в» статьи 240 настоящего Кодекса, а в военное время или в боевой обстановке — и за другие особо тяжкие преступления в случаях, специально предусмотренных законодательством Союза ССР».
[24]Только из западных зон Германии к 1950 г. было вывезено в различные страны, в основном в США, Великобританию, Австралию 117 599 бывших советских граждан. При том, что к концу 1951 г. на территории западных зон оккупации Германии и Австрии продолжало оставаться 103 371 бывших советских граждан. Материалы по истории Русского освободительного движения. Статьи, документы, воспоминания. М.,1999, с.304-305.
Служившие в лагере смерти Треблинка травниковцы Михаил Дудник и Петр Шилов, нашли убежище в Австралии, а их сослуживец Федор Федоренко – в США, откуда в 1984 г. все-таки был депортирован в СССР. АЯВ.TR-18/41(8), л.95-96.
Частный детектив американец Стив Рамбам с группой помощников разыскал в Канаде 170 военных преступников. По словам Стива: «Канада оказалась для этих подонков таким земным раем, что они вели себя с нами совершенно естественно. Ничего не боялись. К тому же у них, видно, накопилось желание вспомнить былое, поделиться прошлым. Я встретился с 62 бывшими полицаями, и только четверо отказались от разговора. Я знаю, что в Канаде живут тысячи военных преступников. Неужели канадская Королевская конная полиция про них не знает? Или не может справиться с ними лучше меня? При желании, их могли бы задержать в один день. Их и искать не надо: многие военные преступники под своими фамилиями значатся в телефонных справочниках. Но канадское правительство предпочитает их не трогать, считая эту проблему политической. Но при чем здесь политика? На территории демократического государства безнаказанно живут тысячи убийц».
[25] АЯВ.TR-18/42(18). л. 35.
[26] АЯВ. TR-18/42(20). л.9.
[27] АЯВ.TR-18/42(21). л.11-13.
[28] АЯВ.TR-18/41(8), л.95-96.
[29] Нацистских преступников – к ответу! М., Политиздат, 1983, с.88. В этих списках числились и те, кто сбежал и нашел убежище на Западе.
[30]О.Б. Мазохин. Право на репрессии: Внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918-1953). М.,2006, с.352-353.
[31] Холокост на территории СССР. Энциклопедия. Под ред. И.А. Альтмана. М., РОССПЭН. Научно-просветительский Центр «Холокост».2009, с.954.
[32] А.Е. Епифанов. Ответственность за военные преступления, совершенные на территории СССР в период Великой Отечественной войны (историко-правовой аспект). М.,2001,с.153-154. Приводя эту цифру, А.Е. Епифанов указывает на отсутствие сведений за второе полугодие 1945 и весь 1946 год.
[33] АЯВ.TR-18/62(36) л. 60,121,127.
[34] АЯВ. TR-18/68(4) л.337.
[35] Не травниковец, однако характерный пример. Васюра Г.Н. с декабря 42-го начальник штаба 118-го полицейского батальона, сжегшего Хатынь. В 1952-м арестован, приговорен к 25 лет ИТЛ. На следствии и в суде он скрыл свое участие в карательной деятельности. В 1955 г. был амнистирован. Вышел на свободу. Говорил, что сидел, лишь за то, что побывал в плену. Получил статус участника Великой Отечественной войны. Неоднократно был почетным гостем Киевского высшего военного инженерного училища связи имени М.И. Калинина, которое закончил до войны. Работал заместителем директора крупного совхоза в Киевской области. Сгубило Васюру то, что в 1985 году, на 40-летие Победы, он стал требовать себе орден Великой Отечественной войны. Тогда-то служащий военкомата и обнаружил, что Васюра до сих пор числится пропавшим без вести. Стали разбираться. Обнаружили ещё одного ветерана – некого Василия Мелешко, командира первой роты 118-го полицейского батальона. Мелешко начали допрашивать, и он сдал Васюру, с которым переписывался. В ноябре-декабре 1986 года в Минске, Трибунал Белорусского военного округа судил Григория Васюру – одного из главных палачей Хатыни. Свидетельствовали 26 – карателей из его батальона. Их привезли в Минск со всего Советского Союза. Каждый из них к тому времени уже отбыл своё наказание, либо, увы, был амнистирован в 1955-1956 гг. КГБ собрал 14 томов дела № 104, в которых были доказаны преступления Васюры. Военный трибунал приговорил Васюру к расстрелу.
[36] АЯВ. JM-23/505, л. 778-779
[37] Вспомним, что и обергруппенфюрер СС, генерал полиции начальник Главного управления имперской безопасности (РСХА) Рейнгард Гейдрих родился в семье оперного певца и композитора и сам был неплохим скрипачом.
[38] АЯВ. TR.18/66(9) л 135.
[39] АЯВ. TR-18/68(4), л.77.
[40] АЯВ TR-18/68(4), л.99.
[41] АЯВ. TR-18/ 62 (2) л.26-27-28. TR-18/62 (36) л.61-62,252-253. Куринный Иван Николаевич 1921 г., выдав себя за военнопленного, изменив фамилию на Куренной, скрыв службу у немцев, успешно прошел фильтрацию, после чего был направлен на службу в Красную Армию. В 1946 г. был демобилизован и с «чистыми документами» приехал в Киев. Там по объявлению пришел в МВД и завербовался на службу в ОИТЛК (отдел исправительно-трудовых лагерей) УМВД Киевской области. Там служил сначала рядовым, а затем был переведен в отдел кадров. В 1949 г. был направлен на учебу в Калининградскую офицерскую школу МВД в г. Багратионовск, где обучался до 1951 г. «В июле 1951 г. я был выпущен из школы в звании «младший лейтенант» и направлен для прохождения дальнейшей службы в Норильский ИТЛ и комбинат. Обучаясь в Калининградской офицерской школе МВД, в 1951 году я вступил кандидатом в члены КПСС, а в 1953 г. еще в Норильске был принят в члены КПСС. Примерно в сентябре 1954 г. в Норильском горкоме КПСС, куда я часто обращался по поводу в то время непонятной для меня задержки с выдачей партийного билета, у меня потребовали объяснения, где я находился в период Отечественной войны. Там же я был допрошен в КГБ. При оформлении в школу МВД и позже во всех анкетных данных я скрывал нахождение в плену и службу в немецких войсках СС, а указывал, что с 1940 г до 1946 г. служил в Советской армии. Кроме того, вместо действительного образования 7 классов, я указывал, что имею образование 9 классов. При беседе в Норильском горкоме КПСС я сначала продолжал скрывать службу у немцев и пребывание в плену, придерживался тех данных, которые указал в анкетах при оформлении в школу МВД, но затем вынужден был написать объяснение, в котором признал, что с 1942 года по 1945 г. был в плену у немцев, и что завысил себе свое образование с 7 до 9 классов. После этого, решением бюро Норильского горкома КПСС я был исключен из партии с формулировкой “за обман партии”, а приказом МВД СССР уволен из органов МВД в запас Советской Армии “за невозможностью дальнейшего использования”. Должен сказать, что в то время и в Норильском горкоме КПСС, и в КГБ, куда меня вызывали, я продолжал скрывать о своей службе в Травниках, в Треблинском лагере смерти, в концлагерях Освенцим и Бухенвальд». Куринный был награжден медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне» и медалью «30 лет Советской Армии и Флота». Вступление в партию бывших вахманов СС, увы, не редкость. Порой принимались в партию травниковцы, бежавшие с мест службы и сражавшиеся в партизанских отрядах с 1943 г.
[42] К концу 1944 г. немецкие войска были полностью изгнаны с территории Франции. В это время там находилось около 94 тысяч советских граждан. В основном это были бывшие военнопленные, служившие в вермахте, или работавшие в Эльзасе и Лотарингии остарбайтеры, а также военнопленные, бежавшие к французским партизанам, даже сражавшиеся в армии генерала де Голля. Cм. Eistere K. Franzosishe Besatzungspolitik. Tirol und Voraberg 1945/1946. Jnsbrucker Forschungen zur Zeitgeschchte. Jnsbruck, 1992.Bd.9S.242. Но среди французских партизан оказались и убийцы из украинских 115-го и 118-го шуцманшафт батальонов. Оба батальона действовали почти два года против белорусских партизан, а 118-й принимал участие в уничтожении Хатыни. Эти полицейские и составили основу 2-го украинского батальона имени Тараса Шевченко (фр. Le 2ème Bataillon Ukrainien des Forces Françaises de l’Intérieur, Groupement Frontière, Sous-Région D.2.). 1-й украинский батальон имени Ивана Богуна в составе французского движения сопротивления был образован из 102-го волынского батальона шуцманшафта.
[43] АЯВ. TR-18/68(4), л.209.
[44] Там же, л.209-210.
[45] АЯВ. TR-18/66(17), л.202. Явное преувеличение.
[46] Так записано в документе. Точное название не установлено.
[47] АЯВ. TR-18/66(9), л. 159-165. «Периодически расстреливал людей на месте казни и я, а также убивали из винтовок евреев Матвиенко, Клименко, Миночкин, Лемешев и и другие вахманы».
[48] В ноябре 1944 г. в первую дивизию РОА было включено 50% солдат и десятая часть офицеров бригады Каминского.Они составили основу 2-го полка 1-й дивизии, танковую роту и Отдельный разведывательный дивизион этой же дивизии. Еще около 1000 «каминцев» вошли в состав 2-й дивизии армии Власова. С. Чуев. Проклятые солдаты М., «Яуза», «Эксмо».2004, с.138. Трудно было выделить среди власовцев бывших эсэсовцев, но все-таки советские органы безопасности находили их.
[49] АЯВ. TR-18/42(2), л.4.
[50] АЯВ. TR 18/62(1), л.8-9, 11, 18.
[51] Ленчевский Ю. Указ.соч., с.244.
[52]АЯВ. TR-18/68(4), л.319-320. Из протокола допроса Тронько Алексея Дмитриевича 3 марта 1952 г., гор. Львов.
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2021/nomer5_6/shneer/
