Октябрьский переворот (Великая октябрьская социалистическая революция) смог состояться благодаря движению общественных низов, жизненные интересы которых, пожалуй, внятнее других выражала наиболее радикальная партия российской социал-демократии — партия большевиков во главе с Владимиром Лениным. Процесс этот начался вскоре после крушения монархии (конец февраля – начало марта 1917 г.) и достиг кульминации в петроградском вооружённом выступлении (24–25 октября), в результате которого большевики захватили власть.
Антибольшевистские партии — меньшевики, эсеры, народные социалисты, кадеты и др. — считали успех приверженцев Ленина чуть ли не случайным. Дескать, управлять страной в одиночку большевики не смогут. Да и сама партия большевиков не являлась чем-то монолитным. Сильные позиции в партии, чья аббревиатура заканчивалась строчной буквой «б» в скобках, по некоторым важным вопросам занимали, так называемые, умеренные, оспоривавшие радикализм Ленина и его сторонников. Умеренные считали, что вопрос о власти должен решатся на 2-м Съезде Советов. Они же были сторонниками созыва Всероссийского Учредительного собрания, избранного, как тогда говорили, по «четыреххвостке» (выборы всеобщие, равные, прямые и тайные). Вместе с широкой политизированной общественностью, умеренные видели в Учредительном собрании «хозяина земли Русской», единственно наделённого правом определения её послереволюционного бытия.
ЦАРИЗМ ПАЛ.
ДА ЗДРАВСТВУЕТ УЧРЕДИТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ!
На протяжении многих десятилетий Учредительное собрание, избранное всенародным голосованием, было мечтой и символом демократического движения России. Поэтесса Зинаида Гиппиус писала:
Наших дедов мечта невозможная,
Наших героев жертва острожная,
Наша молитва устами несмелыми,
Наша надежда и воздыхание…
После падения царизма, думалось, только Учредительному собранию будет дано право установить новый государственный строй и определить новое законодательство страны. Когда 2 марта 1917 г. император Николай II отрёкся от престола и передал его брату, великому князю Михаилу Александровичу, тот заявил, что примет престол лишь в случае, если на то будет воля народа, выраженная через Учредительное собрание. Правительство, пришедшее к власти после отречения царя, потому и называлось Временным, что ему предстояло управлять страной до созыва Учредительного собрания и сложить перед ним власть. Меньше известно, что Советское правительство (Совнарком), образованное 26 октября на 2-м Всероссийском Съезде советов, тоже называлось Временным — до созыва того же Учредительного собрания. В буреломные дни, недели и месяцы все либеральные, да и революционно-демократические партии смотрели на означенное Собрание как на нечто священное. Потому обвинение «буржуазного Временного правительства» в намеренном затягивании выборов являлось весьма действенным пропагандистским лозунгом большевиков.
И вот, 25–26 октября 1917 г., власть — в их руках. Известно, по возвращении в Россию, Ленин называл Учредительное собрание «либеральной затеей», однако от избрания его большевики не могли уйти — из-за риска полной политической компрометации. Пришлось объявить, что выборы состоятся точно в срок, назначенный ещё Временным правительством — 12 ноября.
Выборы состоялись. Итоги их оказались для большевиков неутешительными. В целом по России они проиграли, получив около четверти процентов голосов избирателей. Победили правые эсеры. За них проголосовало более половины принявших участие в выборах. Иными словами, большинство народа России высказалось за социализм, но в его небольшевистской формации.
ВЛАСТЬ У БОЛЬШЕВИКОВ.
КАК БЫТЬ С УЧРЕДИТЕЛЬНЫМ СОБРАНИЕМ?
Вряд ли большевики предполагали, что общий итог выборов окажется в их пользу. Поэтому сценарий своих действий они, скорее всего, наметили заранее. Точка зрения Ленина и его сторонников вкратце сводилась к следующему: революция значительно ушла вперёд, она стала социалистической, Учредительное же собрание отражает вчерашний день борьбы, минувший этап. Советы по своему демократизму намного превосходят Учредительное собрание, потому миссия последнего может и должна заключаться в том, чтобы признать Советскую власть и солидаризоваться с ней. Если же Собрание пойдёт иным путём, оно должно быть распущено. Суть ленинской точки зрения состояла, таким образом, в сохранении завоеваний Октября — власти большевиков.
Но! Как уже отмечалось, большевистская партия не представляла собой идеологический монолит. В канун вооружённого выступления 25 октября многие члены ЦК партии (так называемые умеренные большевики) выступили против ленинского требования вооружённого свержения Временного правительства. Мотивировали они свою позицию именно приближающимся созывом Учредительного собрания и обязательностью его решений. Лев Каменев, Алексей Рыков, Алексей Ногин и др. настаивали: Учредительное собрание является высшим органом законодательной власти и только оно полномочно решать коренные задачи российского бытия, в том числе вопрос о государственном строе России. Умеренные считали, что стране необходимо не однородное большевистское, а коалиционное правительство, включающее, как минимум, представителей всех партий, входивших в Советы. А это по силам исключительно Учредительному собранию. Поэтому роспуск его, пусть из-за правоэсеровского большинства, недопустим…
Правые эсеры, меньшевики, кадеты и др. в конце ноября стали опасаться, что большевистские власти сорвут созыв Собрания, они создали «Союз защиты Учредительного собрания» во главе с правым эсером В. Филипповским.
Наконец, 20 декабря 1917 г. Совнарком постановил 5 января открыть Учредительное собрание. Но по городу упорно распространялись слухи о том, что большевики всё же найдут уловку для срыва открытия Учредительного собрания. Эти слухи накаляли без того напряжённую атмосферу в Петрограде.
В первый день Нового, 1918 года, по автомашине, в которой находились Ленин, его сестра Мария и швейцарский социалист Фриц Платтен, стреляли. Платтен успел пригнуть голову Ленина и тем, возможно, спас ему жизнь, но сам был легко ранен в руку. Некоторых нападавших удалось арестовать. Они оказались молодыми фронтовыми офицерами — сторонниками Учредительного собрания. Офицеры сознались и раскаялись в содеянном, попросили отправить их, во искупление вины, на фронт против наступавших германских войск. Так и поступили, как будто с одобрения Ленина. С тех пор он стал носить револьвер. Горячие головы из среды эсеров выразили готовность убить Ленина и Троцкого, особой настойчивостью выделялся некто Федот Онипко. Он сумел внедрить в большевистский Смольный своих людей, они отслеживали перемещения Ленина. Выяснилось, что в определённое время главный большевик ездит из Смольного к сестре. В её дом Онипко под видом швейцара устроил террориста. Покушение назначил на Рождество. Но когда Онипко сообщил о своем плане в ЦК эсеров, там наложили строгий запрет. Дескать, теракт вызовет большевистские репрессии.
Большевистские власти Петрограда, опасаясь массовых демонстраций в поддержку Учредительного собрания (их готовил «Союз защиты Учредительного собрания»), создали особый штаб, запретили приближение к Смольному и Таврическому дворцу, в котором предстояло заседать Собранию, выставили вооружённое оцепление из матросов, красногвардейцев и солдат. Множество патрулей направилось в центр города. Столкновений, однако, избежать не удалось. На улицах столицы в тот день пролилась кровь — убито более 20 человек, множество ранено.
У входа в Таврический дворец членов Собрания и приглашённых гостей строго проверяли матросы — в чёрных бескозырках и в чёрных бушлатах, перекрещённых пулемётными лентами. Демонстрируя, по словам Льва Троцкого, особый матросский шик «красы и гордости русской революции».
«НАДО, ЧТОБЫ ВСЕ ПОКИНУЛИ ЗАЛ: КАРАУЛ УСТАЛ»
Учредительное собрание, несмотря на шум и беспорядок, попытался открыть старейший депутат, бывший народник, а теперь правый эсер С. Шевцов. Председатель ВЦИК, большевик Я. Свердлов, решительно отстранил его. Небольшой и щуплый человек, он обладал чуть ли не громовым голосом. Яков Михайлович зачитал «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа» — конституционный акт Советской власти, закреплявший принципы и задачи Советского государства. Свердлов предложил Учредительному собранию приветствовать политику Совнаркома и утвердить «Декларацию».
Подавляющее большинство Учредительного собрания, как уже отмечалось, составляли партии социалистической ориентации. Потому, когда большевик И. Скворцов-Степанов предложил перед началом работы спеть «Интернационал», правые эсеры, большевики и левые эсеры поднялись с мест и запели. Но пели нестройно, вразброд, ужасно фальшивили. О разном думали, по-разному и пели…
В председатели Учредительного собрания депутаты выдвинули две кандидатуры. От большевиков и левых эсеров — Мария Спиридонова, от правых эсеров — их лидер Виктор Чернов. Спиридонова, в прошлом активная террористка, тяжко пострадала при аресте, много лет провела на каторге. Чернов вступил в революционное (народническое) движение ещё в 90-е гг. XIX века. Был одним из основателей Партии социалистов-революционеров-эсеров (1902 г.), её идеологом и теоретиком. Во Временном правительстве 1917 г. занимал пост министра земледелия. По совокупности заслуг Чернов принадлежал к числу крупнейших революционных деятелей начала XX века. Его избрали председателем Учредительного собрания.
Ленин, Свердлов и другие большевики прекрасно сознавали, что правоэсеровское большинство просто-напросто проигнорирует советскую «Декларацию». Они продумали ответный шаг. По предложению Ленина Собрание большевистской фракции, несмотря на попытки умеренных отстаивать свою позицию, приняло решение: большевики покинyт Учредительное собрание и распустят его. Такое же решение — об уходе — приняли левые эсеры.
В 5-м часу утра Фёдор Раскольников от большевиков и Владимир Карелин от левых эсеров зачитали соответствующие заявления. Клеймили правоэсеровское большинство Учредительного собрания, как контрреволюционное, вставшее поперёк дороги рабочего и крестьянского движения. Потому вопрос о дальнейшей судьбе этой контрреволюционной части Собрания необходимо передать на окончательное решение Советской власти. Что сие означало — понимали все.
В зале — шум, суматоха, беготня. Эсеры скандировали: «Позор!» «Ложь!» «Предатели!» Матросы и солдаты перепрыгивали через барьеры лож, вскидывали винтовки, прицеливаясь в членов Собрания, кричали: «Всех вас к стенке! И Ленина туда же, если обманет!»
Ленин наблюдал за залом с галереи, из помещения, скрытого портьерой. Бледный, как полотно, он страшно нервничал. Что, если кто-то вдруг прибегнет к оружию? Тогда… С таким трудом завоёванная власть будет утеряна.
Но депутаты-эсеры безоружны. Они не хотели и боялись дать хоть какой-нибудь повод большевикам воспользоваться своим положением. И большевики в сложившейся ситуации не склонны были прибегнуть к принуждению. На заседании Совнаркома Ленин потребовал, чтобы против оставшихся в Таврическом дворце членов Учредительного собрания — после ухода большевиков и левых эсеров — ни в коем случае не применялась сила. «Пусть — сказал он, — они остаются, выболтаются до конца и свободно разойдутся по домам». Но на другой день в Таврический дворец депутатов …не впустили. Хорошо представляя вольницу, царившую среди матросских «братишек», да и солдат гарнизона, Ленин послал специальное распоряжение караулу дворца. В нём предписывалось «товарищам солдатам и матросам… не допускать никаких насилий по отношению к контрреволюционной части Учредительного собрания».
Наступил момент, когда, как говорится, дело cтало «за техникой». Теперь всё зависело от караула, из «товарищей солдат и матросов». Начальник караула матрос Анатолий Железняков находился в подчинении тоже матроса, теперешнего наркома по морским делам, Павла Дыбенко. Простые парни (Железняков происходил из мещан, Дыбенко — из крестьян), они нырнули в революцию, как в родную стихию. Железняков принадлежал к группе анархистов-коммунистов.
В Петрограде Железнякова хорошо знали. При Временном правительстве его приговорили за анархо-террористическую деятельность к 14 годам каторжных работ. Но матрос вскоре сбежал из «республиканской тюрьмы». Во время захвата Зимнего он командовал анархистским отрядом моряков. И вот теперь стал начальником караула Таврического дворца. Дыбенко — человек богатырского сложения, что называется красавец-мужчина, пользовался большим успехом у женщин (за него вышла замуж А. Коллонтай), авторитетом у балтийских «братишек». С анархистами особой дружбы не водил, но проявлений анархизма не чуждался.
Стояла глубокая ночь. Дыбенко вызвал Железнякова и распорядился «закрыть учредилку». Железняков выразил опасение: не получить бы нагоняя от Совнаркома и самого Ленина, который приказал караулу дать учредильцам возможность «выболтаться». Однако всё-таки вошёл в зал заседания, приблизился к трибуне, с которой выступал В. Чернов. Постоял, как бы в раздумье, тронул оратора за плечо:
— Я получил инструкцию довести до вашего сведения, чтобы все присутствующие покинули зал заседания. Потому что караул устал…
Афористическими словами — «караул устал» — Железняков застолбил себе место в истории. Однако учредильцы не сразу покинули зал. Чернов повернулся к Железнякову и сказал, что члены Учредительного собрания тоже устали, но сие не может помешать оглашению закона о земле, ибо его ждёт вся Россия. И добавил:
— Мы разойдёмся лишь в случае применения против нас силы.
«ЭТО ЕЩЁ НЕ КОНЕЦ, ЕЩЁ ПОБОРЕМСЯ!»
Пошёл пятый час ночи на 6 января. Заседание членов Учредительного собрания продолжалось, но в ускоренном темпе. Быстро, практически без прений, приняли закон о земле, обращение к союзникам, отвергавшее сепаратный мир с Германией, постановление о федеративном строе Российской республики. Второе заседание назначили на 17 часов 6 января и, не спеша, потянулись к выходам. Караул никого не остановил, никого не задержал.
— Вот видите, — говорили некоторые учредильцы, — это ещё не конец. Ещё поборемся, ещё посмотрим!
Не ведали они, что в Таврический дворец больше никогда не войдут.
Днём Ф. Раскольников и П. Дыбенко весело рассказывали Ленину, как Железняков закрывал Учредительное собрание. Ленин засмеялся. Смех его всё усиливался, превратился в долгий громкий хохот. Было ли это знаком ликования? Или, скорее, рецидивом нервного состояния? Но недаром поговорка утверждает: смеётся тот, кто смеётся последним. Будут ещё смеяться и эсеры.
В тот же день, 6 января, произошла попытка покушения на Моисея Урицкого — большевистского комиссара по делам о выборах в Учредительное собрание. В ночь на 7-ое в тюрьме убили двух руководящих деятелей партии кадетов: члена Учредительного собрания Андрея Шингарёва и бывшего министра Временного правительства Фёдора Кокошкина. Их арестовали в конце ноября 1917 г. — по декрету, объявившему руководителей кадетской партии вождями контрреволюции и «врагами народа». Обоих посадили в Петропавловскую крепость. Нарком юстиции, левый эсер И. Штейнберг, просмотрев их дела, не нашёл состава преступлений: Шингарёва с Кокошкиным надлежало освободить. Но по просьбе родных, как раз 6 января, заключённых перевели в Мариинскую больницу. В ночь на 7 января, в помещение, осенённое Красным крестом, ворвалась ватага матросов, солдат и каких-то штатских. Разогнав перепуганную охрану и медперсонал, толпа зверски убила Шингарёва и Кокошкина. Последним, предсмертным криком Кокошкина было: «Братцы! Что вы делаете?!». Пуля, попавшая в рот, оборвала трагический крик…
Убийц-матросов — с двух судов «Ярославец» и «Чайка» — нашли быстро, но судовые «братцы» не пожелали выдать своих товарищей, не захотели обострять отношения с моряками революционной Балтики. Во всяком случае суд над убийцами не состоялся.
МЯТЕЖ ЧЕХОСЛОВАЦКИХ ЛЕГИОНЕРОВ
Значительную часть правых эсеров-учредильцев избрали восточные регионы страны, главным образом — Поволжье и Сибирь. Туда, после закрытия большевиками Учредительного собрания, эти избранники и направились. Не только они. Весной 8-й Совет партии эсеров принял постановление об отправке кадров на восток, прежде всего в Поволжье. И там, и в Сибири эсеры имели довольно прочную опору среди зажиточного крестьянства и средней городской буржуазии. Разветвлённая сеть местной кооперации — в ней правые эсеры имели прочные позиции — давала им солидные финансовые средства. Центром антибольшевистской работы намечался Саратов, но затем его перенесли в Самару.
В других городах тоже создавались подпольные эсеровские организации. Их основную вооружённую силу составляли офицеры, ранее служившие в местных тыловых гарнизонах, или — по большей части — прибывавшие по демобилизации после подписания большевиками сепаратного Брестского мира. Оба акта Советской власти — роспуск Учредительного собрания и, особенно, заключение Брестского мира — решительно отталкивали офицеров от большевиков. Они видели в большевиках германскую агентуру. Потому даже приверженцы самых правых взглядов, шли под эсеровские знамёна. Более действенной политической партии, выступавшей против большевиков, пока не существовало. Значит, надо идти с эсерами. Главное — сбросить большевиков, а там видно будет. Так рассуждали в этой среде.
Выступить эсеровскому подполью пришлось неожиданно.
Ещё при царском, затем при Временном правительстве на Украине формировался, так называемый Чехословацкий легион, состоявший, главным образом, из пленных чехов и словаков, ранее мобилизованных Австро-Венгрией (Чехословакия входила в состав Австро-Венгерской империи) — союзницей Германии. Солдат и офицеров легиона вдохновляла идея создания после войны независимого Чехословацкого государства. Эта идея превращала собранные на скорую руку воинские части в мощную боевую силу.
По соглашению Советской власти и Чехословацкого Национального совета (находился в Париже, филиал в Киеве) легиону (около 50 тыс. солдат и офицеров) предстояло эшелонами (63 состава по 40 вагонов) эвакуироваться на Дальний Восток, чтобы оттуда морским путём попасть на Западный, союзнический, фронт — для участия в боевых действиях против Германии. В каждом эшелоне разрешалось иметь для охраны 170 винтовок и 1 пулемёт. Движение эшелонов началось в конце марта 1918 года. Но в условиях революционной разрухи составы продвигались крайне медленно, растянулись по станциям от Поволжья до Владивостока. Ещё до эвакуации, затем по пути, к легиону присоединялись русские офицеры и генералы.
Казалось, повод к восстанию чехословаков, был совершенно случайным.
В середине мая на станции Челябинск из состава с пленными венграми (по условиям Брестского мира они возвращались на родину) в вагон чехословацкого эшелона швырнули железку, ранившую солдата-чеха. Чехословацкие солдаты быстро нашли виновника и прикончили его штыками. Челябинский Совет арестовал чешских солдат-провокаторов, но явно не рассчитал своих сил. Чехословаки ворвались в город, освободили товарищей и захватили арсенал: около 3 тысяч винтовок и несколько орудий. Полупартизанские красногвардейские отряды ничего не смогли поделать. Советские власти повсюду оказывались не в состоянии противостоять отлично отмобилизованным чехословакам. А из Москвы поступали самоуверенные приказы, что только провоцировали чехословаков: о блокировании легионерских эшелонов, о разоружении легионеров.
«Челябинская искра» пошла, как по бикфордову шнуру, по всему Транссибирскому пути. Трудно определённо сказать, существовали ли какие-либо внешние силы, способствовавшие восстанию Чехословацкого легиона. Несомненно, в легионе находилась антантовская агентура. Но деятельность её вряд ли могла быть однолинейной.
Несомненно, Франция и Англия были заинтересованы в переброске легиона на Западный фронт и, значит, в скорейшем уходе чехословаков из России. Они заявляли, что Чехословацкий легион — часть союзных вооружённых сил и через Национальный совет финансировали его. Но, с другой стороны, в не меньших интересах антантовских союзников было восстановление Россией Восточного фронта, фактически ликвидированного Брестским миром. Чехословацкий легион мог стать основой этого фронта, тем более, если к нему присоединились бы антибольшевистские силы самой России. По мере распространения восстания легиона этот интерес становился для союзников превалирующим.
Эсеровское подполье не упустило момент, связалось с чехословаками. К их командованию в разных городах сразу же были направлены связные. 8-го июня чехословацкие войска заняли Самару, 23 июня — Омск. Спустя менее двух месяцев Советская власть пала на огромной территории от Пензы до Владивостока.
ПОЛУСТАНКИ ПО ПУТИ К ДИКТАТУРЕ. КОМУЧ
В результате чехословацкого мятежа и выступлений антибольшевистских сил, Россия распадалась прямо на глазах. Из Москвы большевистское правительство Ленина (Совнарком) контролировало территорию примерно до Волги. В Самаре руководил правоэсеровский Комитет членов Учредительного собрания (Комуч) во главе с членом Учредительного собрания Владимиром Вольским, командированным ЦК эсеров в Поволжье и на Урал. В Омске — Временное Сибирское правительство во главе с П. Вологодским, не имевшим определённого политического лица.
Появились и более мелкие «правительства», например, Временное областное Уральское правительство, Верховное управление Северной области, казачьи правительства и т. д. (всего почти 40 образований). Газеты издевались. Фельетонист писал: «Вот и будут правительства в Омске, Томске, Красноярске, Чите, Татарске, на Перевозной улице; 27 правительств и все временные…Как с ними разговаривать? Без «белого генерала» на «белом коне» не обойдётся. Сначала диктатор. Потом привыкнем, помаленьку, потихонечку, полегоньку и Михаил Романов явится…. К самоуправлению мы не годимся, для управления вполне созрели. А дрова-то 180 рублей сажень…»
На всероссийскую власть претендовали, пожалуй, только упомянутые Комуч и Сибирское правительство. Комуч считал себя революционным правительством и даже поднял красный флаг.
К концу лета 1918 года — благодаря победам созданной им «Народной армии» — Комуч контролировал территорию Среднего Поволжья, Южного Урала и Екатеринбургской области, представлял законодательную власть. Исполнительная принадлежала так называемому Совету управляющих ведомствами.
Внутренняя политика Комуча носила двойственный характер, можно сказать, колебалась между красной и белой идеологиями. В сущности, Комуч был обречён на это. С одной стороны, Комитет объявлял себя властью народа, борющейся с «большевистским комиссародержавием». Отменил все декреты Советской власти, ввёл 8-часовой рабочий день, свободу слова и собраний, разрешил деятельность производственных и общественных организаций, декларировал избрание новых Советов и т. д. С другой стороны, не мог и не хотел отталкивать от себя правые силы, особенно с военной точки зрения. Успехи его «Народной армии» во многом зависели от офицерства, а оно в большинстве являлось приверженцем дореволюционных порядков. Учитывая эти и иные факторы, Комуч провёл денационализацию фабрик и заводов, замораживал конфискацию поместий землевладельцев, нередко возвращал уже конфискованные, разрешил частное предпринимательство и т. д. Такая двойственная политика расшатывала фундамент, на котором держался Комуч. Возбуждало недовольство и слева, и справа.
ВРЕМЕННОЕ СИБИРСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО
Под прикрытием Чехословацкого легиона антисоветские перевороты произошли в городах Сибири и в Поволжье. Члены Комуча посчитали: там власть взяли правые эсеры — сторонники лозунга «Вся власть Всероссийскому Учредительному собранию!». Со дня на день ждали, что сибиряки вот-вот примкнут к Комучу, как к легитимному правительству России. Но получилось несколько иначе.
Ещё с середины XIX-го века в Сибири большое влияние приобрело областничество — движение за автономию в рамках федерации. Позднее образовались либеральное и эсеровское течения, хотя и на них областничество оказывало ощутимое воздействие. Ещё в январе 1918-го (при Советской власти) в Томске было нелегально провозглашено Временное правительство Сибири. Главой его избрали Петра Дербера — за маленький рост, прозванного «Петей Маленьким», «Петей Крошкой» и «Петей Кнопкой». Одессит, он отбывал в Сибири ссылку, как эсер. Здесь Маленький Петя и занялся большой политикой. Но случилось так, что в марте — опасаясь ареста, а также для переговоров с другими антибольшевистскими организациями — Петя Маленький с некоторыми членами своего правительства прибыл на Дальний Восток. В мае антибольшевистское подполье свергло с помощью чехословаков Советскую власть в крупных городах Сибири. А Петя Маленький продолжал обретаться далеко. К тому же, по мнению приверженцев либерального (кадетского) областничества, его правительство было склонно «скомучиться».
Новое Временное Сибирское правительство (Омск) объявило о своём создании 23 июня 1918 г. Оно подняло сибирский бело-зелёный флаг. Возглавил правительство Пётр Вологодский. В прошлом близкий к эсерам, ныне явно тяготевший к кадетам. К своей роли — главы правительства — Вологодский был мало приспособлен. Так, 25 мая он записал в своём дневнике: «Ох, не по плечу мне эта задача (борьба с большевизмом — Г.И.). Я предпочел бы остаться на посту старшего председателя Судебной палаты». Одним из «серых кардиналов» в правительстве Вологодского стал министр финансов Иван Михайлов, отошедший от эсеров и прозванный «Ванькой Каином». Сын народника А. Михайлова, много лет проведшего на каторге, этот Каин не пошёл по отцовскому пути.
Временное Сибирское правительство заявило, что — до созыва Всесибирского Учредительного собрания — только оно ответственно за положение в Сибири. Восстановив многие законы Российской империи, правительство создало свою Сибирскую армию, осуществило денационализацию промышленных предприятий, восстановило частное землевладение, дореволюционные судебные и другие учреждения. Создало в том числе военно-полевые суды, ввело смертную казнь за политические преступления. Правые в этом Временном правительстве заявляли: не позволим «прокомучить Сибирь».
Словом, политика Комуча и Сибирского правительства не состыковывались. Комуч старался грести левее, Временное Сибирское правительство налегало на правые вёсла. Дело доходило до парадоксов. Комучевские и сибирские власти установили свои таможни, реквизировали грузы, шедшие в Поволжье или Сибирь. Банки и почта в Самаре и Омске отказывались оплачивать взаимные ассигновки и переводы, рассматривали представителей друг друга чуть ли не как как иностранных послов.
ДИРЕКТОРИЯ. УФИМСКОЕ СОВЕЩАНИЕ
К концу июля — началу августа 1918 г., так называемая «Народная армия» Комуча и Сибирская армия, действуя совместно с чехословаками, добились определённых успехов. Сибиряки и чехословаки взяли на уральском направлении Екатеринбург. Комучевцы под командованием полковника В. Каппеля, двигаясь вверх по Волге, овладели Казанью, где хранился золотой запас России. И захватили его. Положение большевиков становилось критическим. Л. Троцкий писал, что под Казанью, на станции Свияжск «трепыхалась судьба революции».
Член Комуча П. Климушкин считал, что, несмотря на разногласия между Самарой и Омском, и тех и других толкала к сближению необходимость «ворваться в Москву, перебить там всех комиссаров и конец всему». В свою очередь, единения антибольшевистских сил требовали антантовские союзники. В июле, затем в августе 1918 года в Челябинске состоялись рабочие встречи представителей двух правительств; на второй встрече было решено созвать в сентябре в Уфе Государственное совещание лидеров различных региональных правительств, политических партий и организаций. С целью создания единой всероссийской власти, противостоящей правительству большевиков.
И вот Уфа, 8 сентября 1918 года. «Сибирская гостиница», где происходило Государственное совещание, окружена усиленными воинскими нарядами. На Совещание прибыло около 150 делегатов. Тон, конечно, задавали представители Комуча и Временного Сибирского правительства. Делегации других правительств (главным образом, казачьих и национальных), как заметил один из участников «были лишь спутниками, вращавшимися в орбите двух светил».
Совещание открыла «бабушка русской революции», знаменитая Екатерина Константиновна Брешко-Брешковская. В царские времена она много лет провела в тюрьмах, на каторге, в ссылках, стала одним из создателей партии эсеров и её Боевой (террористической) организации. При Керенском занимала твёрдую антибольшевистскую позицию: советовала посадить Ленина и других большевиков на баржу, а баржу потопить. В дни Уфимского совещания Брешко-Брешковской исполнилось 75 лет.
Наиболее видной политической фигурой в Уфе являлся правый эсер Николай Авксентьев. В высшей степени образованный человек, в партии эсеров он занимал особую позицию: отрицал террор. В 1917 г. Авксентьев — член исполкома Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов и председатель исполкома Совета крестьянских депутатов, министр внутренних дел Временного правительства. Как член Учредительного собрания, Авксентьев выехал в Сибирь для организации антибольшевистской работы. Он и председательствовал на Уфимском совещании.
Рядом фигуры меньшего калибра. Заместителям Авксентьева стали (от Комуча) правый эсер Е. Роговский — градоначальник Петрограда при А. Керенском, от Временного Сибирского правительства — «Ванька Каин», И. Михайлов.
В своей речи Авксентьев обратился к участникам Совещания с призывом дать «великую Ганнибалову клятву не уезжать из Уфы, не построив единую русскую государственность, возглавляемую единым российским правительством».
От имени Комуча декларацию зачитал В. Вольский. Декларация провозглашала принцип преемственности власти. Учредительное собрание, говорилось в ней, демократически избрано в ноябре 1917 г. и незаконно распущено большевиками в начале января 1918 г. Следовательно, Собрание должно быть полностью восстановлено в своих правах. До нового созыва временная власть в России должна принадлежать Комитету членов Учредительного собрания.
Вторую декларацию зачитал И. Серебренников — министр Временного Сибирского правительства. Сибиряки предлагали создать временную всероссийскую власть в форме Директории из 5 членов. Директория ответственна перед «будущим полномочным органом правильного волеизъявления народа». Идея передачи власти Учредительному собранию, которое было избрано при большевиках, напрочь отвергалась.
Были озвучены декларации других делегаций. Они, в сущности, повторяли предложения Комуча или Временного Сибирского правительства. Смысл предложений: в предвидении свержения большевиков каждая из сторон стремилась укрепить собственные позиции. Личные амбиции в немалой степени довлели над общим интересом. Как констатировал один из участников, иногда создавалось впечатление, что «съехались не русские люди, а люди чуждые и враждебные друг другу, вынужденные силой обстоятельств сговориться и идти на компромисс».
Тем временем, фортуна отвернулась от «Народной армии» Комуча и Сибирской армии Временного Сибирского правительства. Красные взяли Казань и Симбирск, направились к Самаре. Надо было торопиться и 23 сентября 1918 г. Уфимское государственное совещание завершило свою работу. Компромиссное решение, принятое после почти двухнедельных заседаний, как бы объединяло предложения комучевцев и сибиряков. Во Временное всероссийское правительство — Директорию в составе пяти человек — вошли делегаты, персонально избранные на Государственном совещании. Директория ни перед кем не ответственна. Но полномочия Директории ограничивались 1 января 1919 г., когда предстояло созвать Учредительное собрание, закрытое большевиками. Если же к указанному сроку не удастся собрать 250 его членов, дата созыва отодвигалась на месяц. К 1 февраля 1919 г. Учредительное собрание будет считаться полномочным в составе 170 членов. Директория обязана сложить перед ним свою власть.
В Директорию были избраны: Н. Авксентьев, близкий к правым эсерам генерал Василий Болдырев, тяготевший к кадетам П. Вологодский, народный социалист Николай Чайковский и кадет Николай Астров. Некоторые из избранных отсутствовали в Уфе, их временно заменили — кадетом В. Виноградовым, эсером В. Зензиновым, кадетом В. Сапожниковым.
Своими основными задачами Директория провозгласила свержение большевистской власти, восстановление демократического строя, аннулирование сепаратного Брестского мира и продолжение — вместе с союзниками — войны с Германией до победного конца. На заключительном заседании Авксентьев заявил, что Директория твёрдо пойдёт по намеченному пути, не останавливаясь ни перед какими трудностями. Некоторые участники уфимского совещания вспоминали: в тот момент Авксентьев «чрезвычайно походил на Керенского», выступавшего на московском Государственном совещании (август 1917 г.).
В антибольшевистских политических кругах России итоги уфимского Государственного совещания восприняли по-разному. Правые эсеры, меньшевики и близкие к ним считали, что эсеры «проуфили», сдали свои позиции правым — тем, кто поддерживал Временное Сибирское правительство. Кадетские лидеры, наоборот, были склонны считать, что Уфа для государственно мыслящих элементов — унизительная капитуляция, «социалистическая Каносса», воскрешение «не похороненного трупа», т. е. «керенщины». Правда, имело место быть мнение, что следует подождать, пока Директория «приведёт Россию в порядок», а затем… убрать и Директорию. Поговаривали, дескать, «ничего, за серыми всегда приходят чёрные».
Тем не менее, поскольку Директория была верна Учредительному собранию 1918 г. — многолетней мечте российской демократии — Уфу считали, хоть и шаткой, но всё же победой. Лидер эсеров В. Чернов впоследствии подчеркнул в мемуарах: «Директория была для учредильцев последней попыткой спасти дело демократии».
ОМСКИЙ ПЕРЕВОРОТ. ВЕРХОВНЫЙ ПРАВИТЕЛЬ А. КОЛЧАК
Автор мемуаров В. Чернов, как никто другой, знал, что попытка, оказалась неудачной. Красная армия осенью 1918 г. одерживала победу за победой. Угрожала Уфе, Директория готовилась к эвакуации. Куда? В столицу Сибирского правительства — в Омск?
Читаем у В. Чернова: «Здесь кишмя кишели спекулянты, вперемежку со спекулянтами политическими, бандиты просто и бандиты официальные, жаждущие денег и чинов… Здесь царили «мексиканские нравы», здесь неудобные люди исчезали среди бела дня…». Коррупция и взяточничество достигли невиданных размеров. Министр путей сообщения Д. Устругов рассказывал Главе Сибирского правительства П. Вологодскому, что ему пришлось дать взятку чиновнику, от которого зависел пропуск министерского вагона. В том же дневнике Вологодский беспрерывно жаловался на бессилие что-либо изменить.
Авксентьева предупреждали: в Омске Директория «сунет голову в волчью пасть». Он отвечал: «надеемся, волк подавится». 14 октября Директория прибыла в Омск. Для неё не приготовили помещений, она разместилась в вагонах на железнодорожной ветке. В Омске зло шутили: «Правительство на ветке».
Временное Сибирское правительство и его исполнительный орган — Административный совет — почти в полном составе стали «рабочим аппаратом» Директории. Уже одно это ставило Директорию в зависимость от правых настроений, набиравших силу в Омске. Стремясь занять центристскую позицию, встать «над партиями», Директория попыталась вести некий промежуточный, «средний» курс. Вследствие чего поступала непоследовательно, вяло, отталкивая как правых, так и левых. Глава внешнеполитического ведомства Ю. Ключников позднее признался: «В смысле текущей административной и организационной работы у членов Директории были пустые столы».
Директория быстро превращалась в заложника тех сил Сибири, которые мечтали о военной диктатуре. Заговор и переворот с целью свержения Директории зрели сразу же по прибытии её в Омск. Непосредственными организаторами переворота стали: один из кадетских лидеров в Сибири Виктор Пепеляев, министр финансов Сибирского правительства И. Михайлов (всё тот же «Ванька Каин») и квартирмейстер Сибирской армии полковник А. Сыромятников. Скорее всего в курсе дела были представители антантовских союзников в Омске.
В ночь на 18 ноября здание, где размещалась Директория, окружили две роты из отряда войскового старшины И. Красильникова и конный отряд казаков. Охрану они разоружили без особых проволочек. Н. Авксентьева, В. Зензинова, А. Аргунова, Е. Роговского и их однопартийцев, прибывших из Архангельска, арестовали и отправили в штаб Красильникова. Утром арестованным предложили выбор: либо тюрьма, либо высылка заграницу. Но с условием отказа от всякой политической деятельности. Члены Директории выбрали второй вариант.
20 ноября на поезде они направились в Китай, откуда морским путём добрались до Франции. Там Авксентьев и др., конечно, отказались от принятого обязательства. Вместе с А. Керенским и другими эсерами бывшие члены Директории стали пропагандистами лозунга: «Ни Ленин, ни Колчак!».
Ранним утром 18 ноября Совет министров собрался в Омске на срочное заседание. На повестке — вопрос об объединении гражданской и военной властей в одном лице, т. е. фактически об установлении диктатуры. Обсуждали две кандидатуры: главнокомандующего Сибирской армией, генерала В. Болдырева и вице-адмирала Александра Колчака.
Колчак находился в Омске всего лишь месяц с небольшим, но о нём, конечно, знали и раньше. Знаменитый полярный исследователь, он с 1916 г. командовал Черноморским флотом. Уйдя в отставку летом 1917 г., уехал по приглашению американцев в США, как флотский консультант. После Октябрьской революции не вернулся в Россию, около двух месяцев жил в Японии, где приобщился к одной из воинствующих буддийских сект. Считая Брестский мир позором России, Колчак подал прошение о вступлении в английскую армию, получил согласие и выехал на Месопотамский (ныне — части Ирака, Сирии, Турции) фронт. Но до места назначения не добрался. По просьбе бывшего русского посла в Пекине англичане вернули Колчака в Россию, согласились: там он нужнее.
Некоторое время Колчак находился на Дальнем Востоке, затем решил направиться в Добровольческую армию (на юг), к генералу Михаилу Алексееву. Известие о смерти Алексеева застало его в Омске, Колчака убедили остаться, предложили должность военного министра в правительстве. Небольшого роста, смуглый, с крупным носом с горбинкой, впалыми щеками — из-за почти беззубого послецинготного рта, Колчак выглядел хмурым, но взгляд его был проницательным. В Омске вёл замкнутую жизнь, на заседаниях Совета министров больше слушал и молчал.
На утреннем заседании Совета министров 18 ноября за Колчака проголосовали 10 человек, за Болдырева — 1. Колчак стал Верховным правителем России. Одновременно его произвели в полные адмиралы. Вологодский сохранил за собой пост главы Совета министров.
Трудно сказать, был бы лучшим избранником генерал Болдырев, но, как показали дальнейшие события, Колчак не оказался «нужным человеком, в нужном месте и в нужное время». Адмирал никогда не занимался политикой, не лучшим образом разбирался в сухопутных боевых операциях. После всего пережитого, связанного прежде всего с событиями революционного развала России, в Сибирь адмирал приехал с явно расшатанными нервами. Бывало, разговаривая с кем-либо в своём кабинете, Колчак в раздражении резал ножом столешницу. Во всяком случае, как политический лидер, Верховный правитель белой России Колчак явно уступал «верховному правителю» другой, красной России, — Ленину.
Итак, надежда Н. Авксентьева на то, что, перебравшись в Омск, учредильскую Директорию минует «пасть волка» не сбылась. «Волк», т. е. правые силы сожрали её. По выражению В. Чернова, Уфа и Омск оказались для уфимской Директории только «полустанком на пути к военной диктатуре».
Ещё на Уфимском совещании вместо ликвидируемого Комуча был создан, как постоянно действующий орган, Съезд членов Всероссийского Учредительного собрания. Однако в Омск члены этого Съезда ехать не решились. Они направились в Екатеринбург. В конце октября туда приехал и Чернов. Он был убеждён, что Директория сдаст демократические позиции омским реакционным «верхам» — особенно военным. В предвидении возможных кризисов, считал необходимым принять соответствующие меры, вплоть до создания собственных (эсеровских) вооружённых отрядов. Соображения Чернова в начале ноября были изложены в секретном письме эсеровского ЦК своим парторганизациям, но каким-то образом они стали известны в Омске. Письмо спровоцировало яростное негодование и стало предлогом для усиления борьбы с «эсеро-учредиловщиной», в конечном счёте — для активизации скрытно готовившихся «переворотных» сил.
Известие об Омском перевороте — свержении Директории и провозглашении Колчака Верховным правителем России — поступило в Екатеринбург в тот же день, 18 ноября.
Учредильцы отнеслись к перевороту и к установлению военной диктатуры, как к удару по демократии. Немедленно был создан из семи человек «Комитет сопротивления» во главе с Черновым и Вольским. Комитет опубликовал обращение «Ко всем народам России». От имени Съезда членов Учредительного собрания комитет заявлял о своём непреклонном намерении ликвидировать последствия переворота, строго наказать переворотчиков, сместить Колчака и восстановить демократический порядок. Предполагалось даже направить в Омск специальный Сводный отряд для осуществления этих мер. Чернов и др. полагали, что чехословаки, находившиеся в Екатеринбурге и на фронте, поддержат их в стремлении восстановить демократию. Но этого не произошло. Чехословацкое командование (генералы Ян Сыровый, Рудольф Гайда и др.) предпочло — во избежание каких-либо осложнений для легиона — не вмешиваться. Зато части русской Сибирской армии, находившиеся в Екатеринбурге, вмешались. И весьма решительно.
Члены Съезда Учредительного собрания по приезде в Екатеринбург разместились в гостинице «Пале-Рояль». Туда (по указанию из Омска) ворвались горные стрелки 25-го Екатеринбургского полка. Искали прежде всего Чернова. Офицеры кричали солдатам: «Он в номере третьем! Поработайте там штыками!». Взламывались двери, летели вороха бумаг, неслись крики. Кто-то открыл стрельбу, даже граната взорвалась. Был смертельно ранен член Учредительного собрания Максудов. Учредильцы ожидали бойни. Но пронесло. Скорее всего благодаря чехословацкому командованию и филиалу чехословацкого Национального совета, находившемуся в Челябинске.
По распоряжению генерала Р. Гайды в Челябинск направили членов Съезда Учредительного собрания. Собрали примерно 70 человек (многие скрылись после погрома в «Пале-Рояль»). Заарендовали почти всех городских извозчиков, к каждому посадили по учредильцу и чешскому солдату с винтовкой, для охраны. Вереница повозок растянулась почти на версту. Двигались медленно, ярко светила луна. Странным, даже каким-то таинственным казался этот исход. Тихая ночь, скрип множества колёс, пофыркивание лошадей. В повозках — съёживающиеся от холода, молчаливые российские народные избранники, охраняют их иностранцы-чехи. На станции членов Съезда (тоже под охраной, больше походившей на конвой) посадили в теплушки. Плотно задвинуты засовы. Лязгнули буфера, состав направился в Челябинск.
Однако, под предлогом большей безопасности чехословацкое командование перенаправило его в Уфу. Скорее чехословакам не хотелось пригревать свалившихся на их голову российских эсеров-учредильцев и тем обострять отношения с колчаковским Омском.
Что делать, поехали в Уфу… Там ещё находился исполнительный орган бывшего Комуча — Совет управляющих ведомствами. Члены его выпустили «Обращение к населению» и направили в Омск телеграмму: клеймили омский переворот как конрреволюционный и заявляли о готовности всех областных правительств выступить против изменников Родины, готовящих монархическую реставрацию. Словом, против «реакционной диктатуры в защиту Учредительного собрания». Более того, Совет обратился к чехословацкому Национальному совету и ко всем западным демократиям с просьбой о поддержке. Учредильцы твёрдо верили: демократический Запад им поможет, поддержит молодую русскую демократию. Но чехословаки полностью ориентировались на Францию и Англию, а те молчаливо приняли колчаковский переворот.
Да и обстановка в мире резко изменилась. 11 ноября, за неделю до омского переворота, капитулировала Германия, мировая война закончилась. Антанта уже не была кровно заинтересована в воссоздании Восточного (русского) фронта, оттягивавшего на себя германские войска с Запада. В ещё большей степени, чем раньше, отныне её интересы связывались с внутренним состоянием в самой России. Между тем, становилось всё яснее, что Директория долго не устоит против большевиков. Зато диктатор Колчак подавал надежды. Впрочем, сгодился бы любой диктатор. А если бы русская Гражданская война затянулась, Антанта не осталась бы в накладе: слабая, разделённая Россия была в её кровных интересах…
«РЕСПУБЛИКА ИРТЫШ»
Резко отрицательная реакция на приход к власти Колчака Съезда членов Учредительного собрания и Совета управляющих ведомствами уже не существовавшего Комуча не могла оставить Омск безучастным. В конце ноября Верховный правитель собрал представителей печати. В общем виде изложил свою программу, сказал, что главная его цель — освобождение всей России от большевиков. После чего намерен созвать всероссийское Национальное собрание, которое конституирует будущее страны. Колчак подчеркнул, что говорит о Национальном, а не об Учредительном собрании 1918 г. потому, что оно полностью скомпрометировало себя: «запело «Интернационал» и было разогнано матросом.
30 ноября Колчак отдал приказ пресечь деятельность членов Совета управляющих, находившихся в Уфе, и Съезда членов Учредительного собрания — арестовать их «за попытку поднять восстание и вести разрушительную агитацию среди войск».
И те, и другие не знали о приказе диктатора и 2 декабря проводили очередные совещания. А к Уфе на всех парах приближался посланный из Омска отряд полковника Круглевского с задачей арестовать эсеров и учредильцев, доставить в Омск. Круглевский не полностью выполнил предписание. Некоторым учредильцам удалось скрыться, но 25 человек попались ему в руки. Их доставили в Омск, заключили в тюрьму, присоединив к ранее арестованным в Челябинске и самом Омске эсерам и меньшевикам.
Тем временем, спасшиеся от ареста, подпольно обсуждали в Уфе создавшееся положение. Действительно тяжёлое и сложное. Учредительное собрание оказалось между двух огней («между двумя большевизмами», как впоследствии выразился правый эсер А. Аргунов). В Поволжье и на Урале части бывшей «Народной армии» бывшего Комуча вместе с частями бывшей Сибирской армией (перешедшими под знамёна Вооружённых сил Верховного правителя) вели бои против Красной Армии.
Что же теперь? Открывать боевые действия ещё и против этих Вооружённых сил? И против красных, и против белых? Однако ясно, что ресурсов у защитников «учредительной» демократии нет и не будет. Хотя, наиболее ортодоксальные упрямо отстаивали идею борьбы на два фронта: «ни Ленин, ни Колчак!». Другие видели в Ленине врага опаснее Колчака и потому предлагали, смирившись с реальностью, сосредоточиться на борьбе с большевизмом. Третьи считали, что борьба демократии с большевиками сорвана омским переворотом, потому следует её прекратить. Поступать иначе, значит, содействовать колчаковской реакции. А, возможно, и монархической реставрации. Партия правых эсеров переживала тяжелейший кризис.
Подпольный большевистский Сибревком готовил восстания в ряде городов. Но колчаковская контрразведка произвела аресты. Сибревком дал директиву на отмену выступлений. В Омск директива пришла с запозданием. Выступление части рабочих и солдат началось в ночь на 22 декабря. Первым делом восставшие бросились к тюрьме, разоружили охрану, освободили более 200 политических заключённых. Среди них — членов Съезда Учредительного собрания и Совета, управляющих ведомствами бывшего Комуча.
Но уже к утру 23-го восстание было подавлено. Начальник омского гарнизона генерал В. Бржезовский отдал приказ: всем освобождённым немедленно вернуться в тюрьму. За невыполнение приказа Бржезовский угрожал расстрелом.
Такой приказ не вызвал удивления. Удивительно другое: почти все члены Учредительного собрания сами, добровольно, ранним утром 23-го возвратились в тюрьму. Лишь нескольких доставили под конвоем. То, что произошло дальше до сих пор до конца не выяснено: то ли самосуд, то ли следствие приказа властей? Так или иначе, днём в тюрьму явились офицеры Ф. Барташевский, П. Рубцов и др. Они группами уводили заключённых на военно-полевой суд, который «рассматривал» их дела и по большей части приговаривал к расстрелу.
Чаша сия не минула Членов Учредительного. Поручик Барташевский отконвоировал их в суд, но тот, якобы, оказался уже закрытым. Тогда Барташевский повёл учредильцев на берег Иртыша. О чём им тогда думалось? Может быть, некоторые вспоминали матроса Железнякова с его фразой «караул устал». Поручик Барташевский не сказал ничего. Его караул находился в полной готовности. На берегу заснеженного, замёрзшего Иртыша члены Учредительного собрания — «хозяев земли русской» — были расстреляны и переколоты штыками. Как по-чёрному шутили в Омске — отправлены в «Республику Иртыш» …
А в январе 1920 г., спустя какой-то месяц после трагедии на Иртыше, бывшего Верховного правителя, адмирала Колчака допрашивала Чрезвычайная следственная комиссия. Сначала эсеро-меньшевистского Политцентра, затем Иркутского ревкома большевиков. Колчак утверждал, что лично он никак не был причастен к убийству учредильцев: в те дни тяжело болел, «едва дышал». По убеждению Верховного, крайне правые элементы в Омске рассчитывали трупами членов Учредительного собрания дискредитировать его режим в глазах русского общества и западных союзников. Есть свидетельства: узнав о случившимся, Колчак бессильно рыдал. Как когда-то безудержно хохотал Ленин. Рыдающий Колчак сознавал: это убийство продлит трагедию, которую предстоит пережить России…
***
События 22–23 декабря 1918 г. (с подавления противоколчаковского восстания) провели глубокую черту под целым периодом русской революции, когда демократические силы пытались сами одолеть большевизм. После этих событий на всём протяжении Гражданской войны флаг с лозунгом «Вся власть Учредительному собранию!» в России уже не поднимался.
Из партии эсеров в начале 1919 г. выделилась группа «Народ», она стала сотрудничать с Советской властью. Сама же партия никак не могла определить чёткий политический курс. Лишь за рубежом в эмиграции, и только в 1921 г., небольшая группа бывших учредильцев решила создать свой орган. Но даже там это было расценено как фикция.
Идея Всероссийского Учредительного собрания как высшей власти, обладавшей правом определить послереволюционное будущее России, полностью провалилась. Революция, в конце концов, превратилась в ожесточённую войну двух экстремистских сил — «красных» и «белых». Всё промежуточное, срединное погибало. Неужто прав был философ и историк XVII века Юрий Крижанич? Он писал: «Великое наше несчастье — неумеренность. Не умеют наши люди ни в чём меры держать, не могут средним путём ходить, всё по окраинам и пропастям блуждают…» Сторонник идеи славянского единства, хорват по национальности, Крижанич жил во время царствования отца Петра I в России.
ПРИМЕЧАНИЕ
В войсках Колчака несколько отрядов сражались с красными под …красными знамёнами революции, под знамёнами борцов с самодержавием, за плечами которых насчитывались десятилетия активной деятельности. А в советских учебниках слово «эсер» употреблялось с тем же негативным оттенком, что «белогвардеец» или «монархист». Однако, тогдашние идеологи, так сказать, шёпотом, всё-таки признавали за эсерами заслуги в расшатывании царской власти. Пробегите глазами хотя бы статью из Энциклопедического словаря, вышедшего из печати в самые застойные брежневские времена.
«Партия социалистов-революционеров (социалисты-революционеры, эсеры), крупнейшая политическая партия в России в 1901-23 гг. Основные требования: ликвидация самодержавия; демократическая республика; права и свободы; 8-часовой рабочий день; социализация земли и др. Использовала различные методы борьбы — от легальных до вооружённого восстания, в тактике значительное место отводила террору (см. Боевая организация эсеров). Численность 50 тыс. членов. Социальный состав: интеллигенция, крестьяне, рабочие. Лидеры партии: В. М. Чернов, А. Р. Гоц, Н. Д. Авксентьев и др. Журнал «Вестник революции», газета «Революционная Россия», «Знамя труда» и др. В период Революции 1905-07 гг. эсеры участвовали в вооружённых выступлениях в Москве (декабрь 1905), Кронштадте и Свеаборге (лето 1906) и др., имели своих представителей в Советах рабочих и солдатских депутатов, во Всероссийском крестьянском союзе, группу во 2-й Госдуме (37 депутатов). В 1906 г. от партии отделились максималисты; партия переживала идейный и организационный кризис. В 1-ю мировую войну большинство партии — на оборонческих позициях. После Февральской революции вместе с меньшевиками эсеры преобладали в Советах, входили в состав Временного правительства, занимали руководящее положение во ВЦИК, Исполкоме Совета крестьянских депутатов, во Временном совете Российской республики (Предпарламент), получили большинство на выборах в Учредительное собрание. Левое крыло создало самостоятельную партию левых эсеров. После Октябрьской революции эсеры участвовали в антисоветских мятежах и правительствах».
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2021/nomer5_6/gioffe/
