Вика небрежно натянула на себя куртку, по привычке намотала на шею шарф и вышла из квартиры. Даже это казалось теперь ненужным и излишним. Для чего? В свете принятого решения совершенно незачем. Разве только для того, чтобы ещё раз покурить на крыше, глядя в ночное небо. Сегодня необычно ясное. Усыпанное звёздами. Где-то между желтоватых огней ночного города внизу и голубоватых звёзд сверху, на несколько минут добавилось красноватое светящееся пятнышко Викиной сигареты. Но вот она погасла и, повинуясь щелчку озябших пальцев, по параболической траектории полетела в темноту. Вслед за ней всё в ту же холодную пустоту собиралась шагнуть и сама Вика, но кто-то окликнул её сзади.
— Я вам не помешаю, барышня?
Оглянувшись, девушка рассмотрела сгорбленную фигуру, устроившуюся на раскладном табурете, по типу тех, что используют обычно рыбаки. Но только вместо удочки перед незнакомым пожилым мужчиной на треноге стоял небольшой телескоп.
— Геминиды. Они на пике, — проговорил старик, словно поясняя своё появление на крыше. — Лучше, конечно, любоваться ими за городом. Но куда уж мне... А нынче такое чистое небо.
— Да ладно... Небось за девчонками в соседнем доме подглядываете,— язвительно предположила Вика, машинально закуривая вторую сигарету.
— В таком случае, мне следовало бы взять для этих целей бинокль, — ответил старик, явно улыбаясь. — Но в моём возрасте такие зрелища уже не особо интересны.
— А на звёзды пялиться интересно?
— Интересно. А вам разве нет?
— А чего там интересного? — искренне удивилась девушка.— Это же только в фантастике всякие звездолёты и инопланетяне. А если подумать, то там сверху только безжизненные камни и пустота.
— Да. Там много пустоты, — согласился старик. — Но ведь не только она. В космосе много удивительных объектов: галактики, нейтронные звёзды, чёрные дыры. А сколько того, что ещё не найдено, но может быть: кротовые норы, космические струны... Кто знает, какие ещё открытия нам предстоят!
— Это тоже — пустота... — обречённо махнула рукой Вика и снова взглянула вниз на город.
— Да неужели? Без исследований космоса мы не развили бы ни микрокомпьютеры, ни полупроводники, ни сотовую связь. Ваш айфончик оказался бы бесполезен.
— У меня андроид...
— Тем более! — продолжил пожилой собеседник, заметно оживившись. — Да ладно андроиды... Мы и сами созданы из этой самой пустоты. Мы лишь квантовые флуктуации вакуума. Эхо большого взрыва. Круги на воде. Но все элементы наших тел рождены на звёздах. И возможно, когда-нибудь, космос воскресит нас после смерти.
— Это после Апокалипсиса? Типа, бог сойдёт на Землю и всё такое? — нехотя уточнила Вика, бросая презрительный взгляд на старика. — Ко мне тут как-то подходили двое с книжками. Хотели поговорить про это...
— Я не верю в бога, но верю, что когда-нибудь он будет построен, — серьёзно ответил пожилой собеседник.
— В смысле? Как машина?
— Это не будет машина или существо. Скорее, всё сразу и ничего по отдельности. Я имею в виду человечество, как единый разумный организм, — старик окончательно отвлёкся от своего телескопа. — Апофеоз того, что академик Вернадский называл ноосферой.
— Дичь... Эзотерика какая-то.
— Строгая научность, никакой эзотерики, божественных сил и прочего подобного! — резко возразил мужчина. — В своём развитии человечество достигнет такого уровня, что возьмёт на себя классические божественные задачи: воскрешение мёртвых, создание новых существ и даже целых миров.
— Чёт не особо пока получается... — заметила Вика.
— Быть богом трудно, — улыбнулся старик. — Но ведь мы стараемся. 200 лет назад было бы чудом снова запустить остановившееся сердце или пересадить больному новый орган. Сейчас это уже никого не удивляет. А ведь прогресс всё ускоряется. Технологическая сингулярность... Слышали, наверное? На масштабе десятков тысяч лет уже ничего не кажется невозможным. Русский философ Фёдоров понял это ещё в начале прошлого века. Рассчитать траектории всех частиц, как мечтал ещё Лаплас. Фактически отмотать Вселенную вспять. Собрать рассеянные молекулы и атомы, чтобы вновь сложить их в тела отцов. И... Все воскреснут. И встретятся на звёздах.
— Фантастика...
— А вот Циолковский относился к этому вполне серьёзно. Как к инженерной задаче. Ведь, если все воскресят своих праотцев, то куда девать такую массу людей? Конечно же, расселить на другие планеты. Именно тогда он начал разрабатывать теоретические основы космонавтики и написал свою знаменитую формулу реактивного движения, которой мы пользуемся до сих пор.
— Ну, хорошо,— нехотя согласилась Вика. — А зачем?
— Что зачем?
— Ну, зачем людям будущего кого-то воскрешать?
— Нам. Всем. В том числе и нам с вами. Я не отделяю нас теперешних от людей будущего. Мы — человечество.
— Окей, окей... Зачем нам, человечеству, понадобится кого-то воскрешать? — повторила девушка свой вопрос.
— Ну, во-первых, просто потому, что мы можем, — старик сделал паузу и задумался. — Во-вторых, ради интереса, как делалось многое в человеческой истории: от залезания в детстве на крышу до подъёма на Эверест и высадки на Луну. А, в-третьих, из соображений личного эгоистического гуманизма.
— Как это?
— Все захотят воскресить своих близких. А те своих. И так далее.
— Не думаю, что на месте человека будущего, я бы захотела кого-то воскрешать. И уж точно вряд ли кто-то захочет воскрешать меня. Точно не моя алкоголическая маман и её стрёмные мужики...— Вика затянулась сигаретой и грустно посмотрела вдаль.
— В вас говорит обида. И только. Когда мы будем оперировать объектами в масштабах Вселенной, всё это будет несущественно. Останутся только воспоминания о чём-то хорошем, привязанности, понимание ценности любой человеческой жизни. Кем бы мы ни были: биологическими существами, машинами или виртуальными отпечатками сознания внутри компьютера – именно это будет делать нас людьми. Поэтому я уверен, когда-нибудь всех непременно извлекут из пустоты. Не за плохие или хорошие дела. Не за мысли или убеждения. Просто потому что они были кому-то дороги.
— А вы? Были кому-то нужны?
— Не знаю,— старик пожал плечами. — У меня никого нет. Можно сказать, что я — тупиковое звено эволюции. Но, кто знает? Вдруг повезёт. Поэтому и вам, барышня, я не советую торопиться шагнуть в пустоту. Надо стараться быть нужным уже сейчас.
— Уходите? А как же ваш телескоп?— спросила девушка, заметив, что её собеседник поднялся со своего места и направился к выходу на чердак.
— Да. Я устал... Надо прилечь. А вы можете посидеть, полюбопытствовать. Падающие «звёзды» сегодня прекрасны. Только завтра принесите его сюда примерно в то же время. Всё-таки вещь дорогая... мне.
— Не боитесь, что украду?
— Главное, не сломайте, — усмехнулся старик и шаркающей походкой удалился вниз по лестнице.
Какое-то время Вика ещё докуривала свою тускнеющую сигарету. А потом опустилась на тряпичную сиденку раскладного табурета, и прильнула глазом к окуляру телескопа. Метеоры падали достаточно часто так, что Вика могла бы успеть загадать за эту ночь все свои желания, если бы верила в эту глупую примету. Впрочем, одно уже сбылось. Посидеть на крыше и попялиться на звёзды в компании чудного деда было всяко лучше, чем терпеть бессвязные пьяные разговоры дома.
Девушка твёрдо решила, что завтра нужно непременно снова прийти на крышу хотя бы для того, чтобы вернуть старику его телескоп, а может и услышать ещё что-нибудь интересное.
К её удивлению на следующий вечер старика на крыше не оказалось. И на следующий — тоже. И потом. Вика приходила в назначенное место целую неделю: ожидала по 2–3 часа, ради развлечения смотрела на звёздное небо, но так больше и не встретилась со своим странным собеседником.
Тогда она не могла знать, что через 10 минут после их разговора старик спустился по лестнице в свою однокомнатную квартирку в соседнем подъезде. Снял пальто и шапку. Скинув старые, но комфортные ботинки, прилёг на диван и тихонько закрыл глаза. В груди что-то сильно щемило, как уже бывало не раз. Он почти привык к этому ощущению. Получасом позже его сердце остановилось. Ещё 18 часов тело охлаждалось по экспоненциальному закону. Спустя 12 дней соседи, раздражённые неприятным запахом, вызвали соответствующие службы. За 2036 часов его температура окончательно сравнялась с окружающей средой, а через 3716 лет под действием условий всё той же среды его частицы окончательно с ней смешались.
Прошло ещё 25 тысяч лет. Старик вновь открыл глаза, словно закрыл их секунду назад, и увидел знакомое лицо. Виктория улыбалась.
