(окончание. Начало в № 5/2021 и сл.)
Через два дня он простился с Нафисой (как потом оказалось — навсегда) и в одежде дервиша перешел персидскую границу. Следующие два месяца он пробыл в Хорасане, недалеко от советской границы. Сначала он ожидал разрешения на въезд от местных пограничников. В Мешхеде он встретился с советским консулом Хакимовым. Встреча была довольно мирной. В дальнейшем этот человек станет советским полпредом в Джидде, т.е. при дворе саудовского короля Абдель Азиза и заведет с ним личную дружбу. Ну, в 1937-ом вызов в Москву и, как было тогда принято, расстрел. На этом полпредство закрылось, больше ни с кем из Советов король иметь дело не захотел. Одно время в Уфе, в Башкирском драмтеатре шла о нем пьеса «Красный паша». Валидову консул помог установить связи с прославленными мешхедскими библиотеками. Как мы увидим дальше, это сыграло большую роль в судьбе нашего персонажа.
Но пока он был занят написанием и рассылкой писем правительствам Турции, Ирана и Афганистана, в которых очень нелестно отзывался о политике Москвы в Туркестане, предупреждал о грозящей российской угрозе, советовал создать что-то вроде будущего Багдадского пакта для защиты от Москвы. Но этот пакт в 50-х годах создавался при поддержке и по инициативе Великобритании и США, а беглый предводитель басмачей, конечно, мог только предлагать идеи и не имел за собой силы.
Валидов очень опасался — не нарвется ли он на вооруженных советских агентов в своем будущем пути в Афганистан. Он вел очень интенсивную деятельность по спасению себя от этой опасности. Как далее выяснилось — практически никто на него не покусился. Но, кроме этого, он действительно вел поиски среди средневековых рукописей в библиотеке. И тут его ждала удача. Он нашел труд знаменитого арабского географа IX века Ибн аль-Факиха, к которому были подшиты путевые заметки арабских путешественников Абу Дулафа и Ибн Фадлана. О существовании заметок Ибн Фадлана было уже известно из более поздних географических сводов, но никто пока этой рукописи не видел. Это первое путешествие араба вверх по Волге-Итилю до Булгара, о котором нам известно. И это первые арабские сведения о русах и славянах. Можно сказать, что тут была первая встреча Арабского Востока с Восточной Европой. Заодно тут был и рассказ о знакомстве арабов с башкирами. Русскоязычная публика, в основном, знает об Ибн Фадлане и его путешествии по фильму «Тринадцатый воин», где эту роль играет Антонио Бандерас. Но там, конечно, от арабской рукописи осталось немного.
Сегодня мы с вами сразу отнесли бы рукопись на ксерокс, тогда было фотокопирование. Но у Ахмет-Заки фотоаппарата не было, так что ему пришлось эти заметки переписывать от руки. Через год он расскажет о находке во французском «Азиатском обществе», то есть введет ее в научный круг, а через двенадцать лет защитит в Венском университете докторскую диссертацию именно по этой книге.
Он получил от военного министра Ирана (а через год шахиншаха) Резы-хана приглашение приехать для встречи в Тегеран, но ответил, что обязательно приедет после Афганистана. В апреле он действительно отправился в Кабул, но по дороге застрял на пять недель в древнем Герате, где ему, среди прочего, удалось разыскать забытую могилу великого узбекского и персидского поэта Средневековья Алишера Навои. Кроме того, он нашел несколько древних рукописей на забытом хорезмийском тюркском языке.
В Кабуле он встречался с министрами, с турецким послом. На писал несколько записок для эмирского правительства по отношениям с Россией, по развитию системы образования и т.д.., советы он любил давать всю жизнь. Но, в общем, понятно было, что тут ему делать нечего. Афганский эмир Аманулла не хотел ссориться с Москвой, оказывать серьезную помощь басмачам. Ну, немного помог деньгами, чтобы доехать до Европы. Да, собственно, и басмаческое движение уже угасало после гибели Энвер-паши. Они оформил себе полулиповые документы как бухарцам, хотя Бухарская республика уже доживала последние месяцы.
Наши башкиры отправились через Хайберский перевал в Индию. Для начала Валидов поругался с английским губернатором в Пешаваре, требуя к себе уважительного отношения. Для британца же он был, наверное, просто среднеазиатским бандитом, создающим дополнительную головную боль, особенно в дни, когда лейбористское правительство Макдональда в Лондоне ведет переговоры о признании Советов. Характерно, однако, что разговаривали они на фарси-персидском-таджикском. Вряд ли Ахмет-Заки мог бы так поговорить с Рудзутаком или любым другим из русских управителей Средней Азии.
Из Симлы, летней столицы Индийской империи прислали самолетом (!) инструкции. Башкиры должны были ехать прямо, без задержки, в Бомбей, откуда пароходом уедут в Европу. Они хотели бы посетить по дороге в Лахоре знаменитого индийско-мусульманского поэта Икбала, но не получили разрешения. Британцев можно понять, они и так не могли навести порядок в Индии, охваченной после Мировой войны бунтами и «движением ненасильственного сопротивления». А тут еще человек, недавно бывший коммунистом и народным комиссаром, да и теперь не оставивший своих социалистических идей.
В Бомбее перед пароходом Валидов накупил редких, малодоступных в Европе книг на персидском, арабском и индийском-урду, сложил их в сундуки и повез с собой. Через Суэц они добрались до Бейрута. Путь в Стамбул, все еще оккупированный англичанами, для них был закрыт, да и в Бейруте, где французы все еще наводили порядок в полученных ими по мандату Лиги Наций Сирии и Ливане, им были сильно не рады. Пришлось плыть дальше, в Марсель.
Франция произвела на нашего героя очень большое впечатление. При этом надо учесть, что это была для него первая европейская страна в жизни. Все же Уфу и Казань, да даже и Санкт-Петербург трудно именовать европейскими городами. Он приоделся, получил «нансеновский паспорт» от Лиги Наций, встретился со старыми знакомыми еще по России. Завел знакомства в среде французских и вообще парижских ученых-востоковедов, сделал тот самый первый доклад о найденных в Мешхеде рукописях в здешнем Азиатском обществе. В общем, вошел в круг ученых-востоковедов, в котором ему придется вращаться остаток жизни.
Была у него еще и встреча со старым знакомым Черновым и другими эсеровскими вождями. Но из нее он вынес вывод, что тут никакой серьезной деятельности против Кремля не предвидится. Из переговоров с наличными в эмиграции казахскими и туркестанскими деятелями было ясно, что тут общей работы не будет. Он решил перебраться в Берлин. Время в Германии было голодное — самый разгар инфляции, 3 миллиона процентов в месяц. Он встречался уже с немецкими востоковедами, было ясно, что перспективы большие, но в настоящем…
В Берлине он получил письмо от своей Нафисы. В ответном он сообщал ей, что подал просьбу в советское полпредство о разрешении для нее выезда в Германию. Но опять ответа не было. Всевозможные встречи с туркестанским и русскими деятелями эмиграции время убивали, но толку от всего этого не было видно. Он, среди прочего, принял участие в Конгрессе социалистических партий, где познакомился с Ненни, Анжеликой Балабановой и другими левыми социалистами, которые искали свое место между социал-демократами и Коминтерном.
Среди прочего, он протестовал и против политики Кремля и российских тюркологов по созданию для тюркских языков латинских алфавитов. Конечно, арабский алфавит, без гласных букв, не очень хорошо подходил для тюркских языков. Недаром и турки перешли на латиницу. Однако в тюркских языках много звуков, не передаваемых латинскими буквами. Естественным тут было создание новых букв «с закорючками» для передачи таких звуков. Но тут была возможность создания единого тюрко-латинского алфавита, в котором татары использовали бы одни дополнительные буквы, башкиры — другие, узбеки — третьи. Такая азбука имела бы много букв, но зато была бы возможность для одних тюркских народов читать книги на других родственных языках, как это было во времена единого литературного языка «тюрки».
СССР пошел по другому пути. Было создано два десятка латинских алфавитов, так что туркмен уже не мог читать татарскую книгу по незнанию букв. Отчасти тут, как мне кажется, было и желание многих ученых стать «создателями местной письменности», что еще и дает дополнительный заработок. Но отчасти тут и нежелание Кремля, чтобы наладилось межнациональное общение помимо русского языка. Та же история повторилась через 10–15 лет с переходом тюркских языков на кириллицу.
Валидов пытался найти поддержку себе и своему движению сначала в западных странах, потом в Польше и Чехословакии. Но каждый раз оказывалось, что европейцам от Каутского и Бенеша до генерала Шлейхера и Пилсудского ссориться лишний раз с Кремлем из-за мало кому известных башкир, татар и узбеков совсем не хочется, что до социализма, то начавшаяся стабилизация капитализма, «эпоха джаза» по известному определению Скотта Фитцжеральда, оставила эту тему для маргиналов.
В общем, в Европе делать было практически нечего. И Ахмет-Заки в возрасте 33 года после своих многочисленных приключений в России, Туркестане, Афганистане, Индии и Европе сел в поезд и уехал из Берлина в Стамбул через Прагу, Будапешт, Бухарест и Констанцу. В Стамбул он прибыл в конце мая 1925 года. Начиналась новая глава его жизни.
Турция, куда он приехал, переживала революционный период своей истории. Это не столько походило на российские 20-е годы или французское время после 14-го июля, сколько на царствование российского Петра Преобразователя или гавайского короля Камеамеа.
30 октября 1918 года было подписано Мудросское перемирие, означающее поражение Турции в Мировой войне и, фактически, конец некогда великой тюркской державы Османской империи. Победители совершенно не были заинтересованы в сохранении сколько-то значимых ее остатков. Еще в 1916 году по соглашению Сайкс-Пико было решено, что Месопотамия перейдет к британцам, Сирия — к французам, России достанутся Западная Армения и Константинополь с проливами, что-то на западе Малой Азии достанется итальянцам и грекам, что будут созданы арабские как бы государства в уплату за переход арабов на сторону Антанты. По факту к моменту раздела Российской империи уже не было, так что Стамбул был занят британской оккупационной армией.
Но неожиданно оказалось, что сами турки были не готовы к прощанию со своим государством. Собственно, именно в это время и сформировалась современная турецкая нация. По всей стране стали возникать «общества защиты прав» и партизанские отряды. Во главе движения оказался генерал Мустафа Кемаль, прославивший себя при обороне Галлиполи от британских и новозеландско-австралийских войск. Ну, правда, есть версия, что он там действовал, следуя советам германского генерала Отто Сандерса. Теперь Кемаль встал во главе Национальных сил, воевавших на западе Анатолии против греков и на востоке против армянских дашнаков.
С 1920 года столица Новой Турции обосновалась в провинциальной анатолийской Анкаре, а Константинополь-Истанбул был занят англичанами и там происходило действие булгаковского «Бега», толстовских «Похождений Невзорова», рассказов Аверченко и прочей литературы о русской эмиграции. Анкарское Великое Национальное Собрание лишило Османскую династию сперва султаната, а затем и халифата. У турок появился совсем неожиданный союзник. Московский Совнарком передал туркам пушки, 6 тысяч винтовок, 5 миллионов патронов, 18 тысяч снарядов, золотые слитки и послал военным советником к Кемалю-паше победителя Врангеля Михаила Фрунзе. Турецкие коммунисты создали из бывших военнопленных Красный турецкий полк под командованием коммунистического вождя Мустафы Субхи, который воевал под Карсом против дашнаков.
В результате турецкие войска Кязыма Карабекира встретились с 11-ой Красной армией возле Карса. По договору Ленин отдал Турции Карс и Ардаган, бывшие уже более 40 лет российской губернией. Советская помощь помогла Кемалю и его войску остановить и греческую армию, уже подходившую к Анкаре. В 1921 году Москва передала туркам еще золото, 33 тысячи винтовок, 58 миллионов патронов, орудия, пулеметы, 130 тысяч снарядов, самолеты и даже два эсминца, чудом оставшихся от Черноморского флота.
Греческая армия пыталась еще наступать, но была разбита, потеряла все в Малой Азии, где произошла жуткая резня христиан в Смирне, Стамбул и Восточную Фракию. Королю Константину это поражение стоило престола, а премьер-министр и главнокомандующий греческой армии получили смертные приговоры.
Победитель Кемаль-паша подписал в июле 1923 года новый Лозаннский мирный договор. С арабскими землями все равно пришлось проститься, но Киликия, Стамбул, Смирна, Восточная Фракия остались турецкими. Ну, и о независимости Курдистана пришлось забыть. Далее в Турции курдов стали именовать «дикими горными турками», даром что курды жили на этой земле еще во времена Дария и Ксеркса, когда тюрки были мало кому известным племенем у подножья Саян.
Выборы 1923 года дали Народной партии Мустафы Кемаля абсолютное большинство в Великом Национальном собрании, Турция стала республикой, а он — ее президентом. Начались кемалистские реформы. Собственно, необходимость таких реформ понимали и пропагандировали уже младотурки в начале 10-х годов, но оказалось, что невозможно сочетать глубокие структурные реформы, переход Турции в ХХ век и сохранение остатков старой Османской империи. Теперь, освободившись от имперского бремени, страна начала быстро меняться.
Внешним проявлением этого была уже замена традиционной фески на европейские шляпы и кепки. Носить феску стало уголовным преступлением. Согласитесь, что это несколько напоминает петровскую войну с бородой. Забавно, что ведь и феска была введена вместо традиционной чалмы в начале XIX века по указу султана-западника и реформатора Махмуда.
К моменту приезда Валиди в страну Турцию уже стала республикой, простилась с султанатом и халифатом, заменила унизительный Севрский договор на приемлемый Лозаннский, были закрыты все дервишские ордена, запрещено многоженство. Была установлена 5-дневная рабочая неделя с выходными днями в субботу и воскресенье, начали создаваться по всей стране образцовые фермы для распространения современных сельскохозяйственных технологий, было запрещено традиционное многоженство, создано министерство просвещения и началась кампания по ликвидации безграмотности, велась подготовка по образцу советских тюркских республик к переходу на латинский алфавит.
Цель была ясна — стать современной европейской страной. Ахмет-Заки с жаром присоединился к работе. Ему было не привыкать — он уже составлял проекты перехода к современной жизни для своего Автономного Башкортостана, Бухарской народной Советской республики, Афганистана. Он и тут подготовил и передал по начальству в министерство просвещения подготовленные им уставы Академии наук, Турецкого археологического общества, Турецкого географического общества, Турецкого института истории и Турецкого института языка, которые должны были существовать в системе Академии наук Турции.
Валиди приехал в новую столицу Анкару, где официально получил турецкое гражданство и был зачислен членом Комиссии Министерства просвещения по делам сочинений и переводов. Теперь у него была постоянная работа и жалованье. Он воспользовался своей нынешней популярностью, чтобы попросить министерство иностранных дел оказать ему помощь в выезде из России его жены Нафисы. Такое ходатайство было, но Кремль не смягчился.
Впереди предстояло еще многое. Турции еще пришлось отказаться от старого шариатского права, перевести на свой язык итальянский уголовный и швейцарский гражданский кодексы и принять их как свои законы, перейти на европейский Григорианский календарь, метрическую систему мер, ввести фамилии, причем Кемаль стал Ататюрком, т.е. Отцом турок, ввести латинский алфавит, превратить Стамбульскую медресе в современный университет, предоставить первыми на всем Востоке право голоса женщинам, по советскому примеру начать свой пятилетний план.
В одном из пунктов кемалистские реформы зашли дальше ленинских. Совнарком привел в действие реформу орфографии, подготовленную еще при Романовых, но не решился на переход к латинице. Так русский язык и остался при кириллице, еще одном, хотя и небольшом барьере, отделяющем Россию от Европы. Ну, так же и Мао не набрался смелости, чтобы перейти от иероглифов к буквенному алфавиту.
Кемаль, по-видимому, искренне хотел создания многопартийной демократии. Но это должна была быть «управляемая демократия» типа той, которую создали индонезийский Сукарно или российский Путин: с несколькими конкурирующими партиями, которые одинаково повинуются первому движению его бровей, не дожидаясь команды. Как известно, в Индонезии это закончилось кровавым 1965 годом, в России… ну, еще увидим. У Ататюрка партии появлялись, но, как только к ним собирались недовольные режимом, на этом партия и заканчивалась, ее разгоняли.
Главным гарантом кемалевских реформ и режима была и оставалась до конца ХХ века турецкая армия. После смерти вождя несколько раз проводили свободные выборы. Каждый раз побеждали исламисты и после сформирования своего правительства начинали отменять кемалевские реформы. Армия выходила из казарм и свергала правительство. После нескольких лет военного правления снова проводились выборы и все начиналось сначала. Только в XXI веке Эрдоган сообразил в начале своего правления раскрыть пару военных заговоров и под этим предлогом убрать из вооруженных сил своих потенциальных противников.
Но до этого пока далеко. Для реформ нужны были исполнители и наш герой активно включился в работу. Он познакомился с Кемаль-пашой и одно время тот очень покровительствовал валидовским начинаниям. Пока что Ахмет-Заки стал профессором Стамбульского университета. Все было хорошо, пока он не навлек на себя и тут высочайшую опалу. Дело было так, что проводилась очень пышная научная конференция на тему о том, что древние насельники Анатолии хетты, были, дескать, тюрками, переселившимися из Средней Азии в результате наступления пустыни. То есть, именно турки, являются аборигенами этих земель. Под такое дело на балконе присутствует сам Кемаль Ататюрк. Все выступления, разумеется, только За. И один-единственный Валиди говорит о том, что языка хеттов пока никто не знает, да и насчет опустынивания в XV веке до н.э. ничего не известно. Можете представить себе уровень гнева местных научных светил. Тут же выяснилось, что наш персонаж преподает в университете, сам не имея высшего образования. Честно скажем, что у него не было и среднего. Некогда было. К слову сказать, сегодня о хеттском языке кое-что стало известно. Оказался он как раз индоевропейским, родственным кельтским, германским и греческому.
После того, как Валиди отстранили от кафедры, он не стал дожидаться дальнейших неприятностей. Прямо скажем, что великий вождь Турции не был особенно уравновешенным человеком, довольно часто накладывал опалу на своих чересчур самостоятельных соратников, возможно, что отчасти от того, что он очень активно лично внедрял в жизнь отмену старого исламского запрещения спиртных напитков. Достаточно почитать рассказ великого британского историка Тойнби о его беседе с Кемалем, в ходе которой тот выпил все стаканчики с виски, уставленные на большой поднос.
* * *
Короче говоря, в 1932 году наш персонаж уехал из Турции в Австрию, он сдал, наконец, экстерном за гимназию и поступил в Венский университет. Через три года он окончил курс и защитил докторскую диссертацию по теме «Путешествие Ибн Фадлана к северным болгарам, тюркам и хазарам». Он тут же получил предложение преподавать в германском Боннском университете. В Вене он, среди прочего, познакомился со своим соседом по дому, основателем психоанализа Зигмундом Фрейдом. Надо сказать, что Ахмет-Заки не особенно смутился при беседе с великим психологом, а разъяснил ему, что фрейдовские комплексы не подходят к высокоморальным мусульманским и тюркским народам, их «скромности и целомудрию». Не будем обсуждать справедливость его утверждений, но уверенность в своей правоте у него проявилась и тут.
В Бонне он оказался не в лучшее время. Нацистские расовые теории, которые он никак не разделял, свели с ума великую страну. Валидов еще в 20-е годы осуждал немецкий национал-социализм за антисемитизм и русский большевизм за империалистическую руссификацию нацменьшинств. Но тюркологию, слава Богу, нацистские активисты не трогали. У них там, наверху, еще не были определены будущие отношения с Турцией и, соответственно, не было решено, являются ли турки арийцами или недочеловеками. К тому же статьи Валиди о связях с Востоком великого немецкого поэта Гете не давали возможности придраться. Скажем к слову, что в эту пору наш герой сменил фамилию в соответствии с новыми турецкими правилами. Арабское Валиди, что означает приблизительно «Новорожденный», стало частью его имени Ахметзаки Валиди, а фамилией стало Тоган (туган), что по-русски переводится как «семь». Так и было в его новом турецком паспорте — Ахметзаки Валиди Тоган.
Жизнь продолжалась. 10 ноября 1938 года в бывшем султанском дворце Долмабахче в Стамбуле от цирроза печени (сказалось многолетнее пьянство) умер вождь и президент Турции Кемаль. Новый президент Иненю пока ничего против нашего героя не имел. И тот попросился назад в Турцию, уже имея за собой степень доктора. Его переезд совпал с началом Второй Мировой войны. Ему тогда было уже 48 лет. Он стал профессором кафедры всеобщей истории тюрков, что, конечно, соответствовало основному направлению его научной работы.
В это время до него дошла информация, что его Нафиса, уехавшая за сосланными родителями в Кузбасс, вышла там замуж. Ну, кто кинет камень — она жила оторванной от мужа уже более полутора десятков лет. Но вскоре сменилось семейное положение и у Ахмет-Заки. Он женился на молодой ногайке из румынской Добруджи Назмии, приехавшей в Стамбул для подготовки докторской диссертации. Брак был счастливым, Назмия была с ним до смерти, родила ему сына Субидая, в будущем известного экономиста, и дочь Исенбике, в будущем тоже ученого-историка.
Кроме чисто научной деятельности наш персонаж создал студенческое общество «пантуранистов». Оно занималось, на самом деле, довольно безобидной пропагандой братства тюркских народов и теоретической подготовкой кадров для будущего «Свободного Туркестана». Помните — «как евреи в Израиле верят в возрождение своего государства…«? Но в итоге это обернулось для Валиди Тогана крупными неприятностями.
Пока что он решился поехать в Рейх, официально без ведома турецких властей, а как на самом деле — неизвестно. По-видимому, у него были некоторые предварительные переговоры с германским начальством. Не с Гитлером, конечно. Фюрер такими мелочами не занимался. Он и создание власовской армии принял с большим трудом после долгих уговоров. Максимально тут мог быть Альфред Розенберг. Теоретик по расовой тематике, автор «Мифа ХХ века», да и человек с собственным, хоть и небольшим, русским и даже советским опытом.
Когда он поехал — не очень понятно. Он говорил, что в 1943, но по данным турецкой полиции — в 1942-м. Ну, поверим властям. Во всяком случае, кроме какой-то научной конференции он еще и побывал в лагерях военнопленных, встречался со своими башкирскими, татарскими и среднеазиатскими единоверцами. Может быть, действительно, передавал им какую-то еду. Слышали, конечно, как тяжело было советским военнопленным в немецких лагерях. Вот после этого и состоялась его беседа с немецким руководством, о которой он рассказывал Мустаю Кариму. Во всяком случае, никаких его выступлений в пользу Рейха после возвращения домой не известно.
Тем не менее, поражения вермахта во второй половине войны довольно сильно ударили по нему лично. Дело в том, что Турция как союзник представляла интерес и для Союзников, и для стран Оси. Главным образом из-за своего контроля над Проливами. Турки никак не могли выбрать — на чью сторону стать. Они хорошо помнили ошибку, сделанную младотурецким правительством в ноябре 1914 года, когда Османская империя выступила на стороне будущих побежденных.
Так правительство Исмета Иненю и проколебалось до 1945 года, уверяя обе стороны, что оно вот-вот… Война Германии была объявлена 23 февраля 1945 года, когда времахт пытался сопротивляться 3-му Украинскому фронту Малиновского и Народно-Освободительной армии Тито уже более чем в тысяче километров от турецкой границы. Конечно, никакого турецкого участия в военных действиях уже не было. Так, чистая формальность, чтобы после войны взяли в Организацию Объединённых Наций.
А Генералиссимус не мог простить туркам своего страха в 1942-м, страха того, что миллион (!) турецких аскеров ударит в тыл войскам Берия, защищавшим Кавказ. Он начал ставить перед западными союзниками вопрос об «исправлении» советско-турецкой границы у Батуми и Арарата и предоставлению Советскому флоту баз в черноморских проливах. Понятно, что у начальников в Анкаре стучали зубы от страха. И не с 9 Мая 1945-го, а значительно раньше. Иненю не знал — как уж ему угодить Сталину. И вот раскрыт страшный заговор, Ахметзаки Валиди Тогана отдают под суд за его «пантуранистское общество». Со страху военный суд влепил ему десять лет (!) при, в общем-то, отсутствии какой-то серьезной деятельности.
Но тем временем оказалось, что дружба западных союзников с Кремлем не так уж нерушима, начались склоки из-за Польши, Греции, Ирана и Китая. В конце концов летом 1947-го американцы начали оказывать финансовую и военную помощь правительствам Греции и Турции против «советской угрозы». Ну, и Валиди Тоган, отсидев семнадцать месяцев, вышел, а потом и вовсе был реабилитирован.
На этом приключения в его жизни, вообще говоря, закончились. Кафедра в Стамбульском университете, созданный и возглавленный им Институт исламских исследований, мировое признание, участие в конференциях по всему миру. Дети росли, сами стали известными учеными. Так он дожил до 80 лет.
Единственное, что его омрачало — старческий простатит, который его очень мучил. В конце концов, это его и убило в 1970-м, когда он, приговоренный врачами после операции к постельному режиму, все же встал, чтобы дойти до туалета. Потом Назмия говорила: «Позже нашлись люди, которые упрекали меня в том, что я позволила ему подняться. На что я отвечала: он никогда никого не слушался. Сталина не слушался, Ататюрка не слушался, с какой стати меня будет слушаться?»
* * *
Время продолжало идти и после его смерти. И дошло в итоге до 1991 года, когда вдруг оказалось, что Валидов — не басмач и гитлеровский агент, а, наоборот, — «отец башкирской нации», великий ученый тюрколог и создатель Башкирской АССР. Ну, тогда многое «оказалось вдруг». К сегодняшнему дню открыт его музей на родине в селе Кузяново, уфимская улица Фрунзе переименована в его честь, выпущены его труды по-башкирски и в переводе на русский, переименована Республиканская библиотека.
Памятники ему стоят в Стамбуле, Санкт-Петербурге, башкирском райцентре Сибае. В Уфе нет. Против этого очень резко выступает местная организация КПРФ, именуя его басмачом и гитлеровцем. Проводит митинги, на которых один из главных ораторов — мой старый знакомый по временам оттепельного клуба «Физики и лирики» журналист, а ныне пенсионер Мадриль Гафуров. Надо еще добавить, что как только имя Валидова появляется в Сети, то тут же на форуме начинается склока вокруг него — кто за, кто против.
Я думаю, что в этом ничего плохого нет. Значит — Ахмет-Заки еще жив, его яркая и противоречивая фигура продолжает активно участвовать в жизни своей республики.
ПРИЛОЖЕНИЕ
1. Письмо А.-3. Валидова В.И. Ленину от 20 февраля 1923 г. Отправлено перед переходом иранской границы
Глубокоуважаемый Владимир Ильич!
Возможно, из-за вашей болезни вам не прочитают это письмо, может быть, даже не сообщат, что оно есть, но, поскольку оно написано, разослано в копиях некоторым товарищам и отправлено вам, оно уже является историческим документом. Товарищ Сталин через товарища Рудзутака сообщает, что я могу вернуться в партию, т.е. делает вид, что ничего не знает о моих антимосковских инициативах и моем присоединении к повстанческому движению, о чем я известил ЦК письмом в 1920 г. из Баку. Как можно верить вам и вернуться после того, как 19 мая 1920 г. вы со Сталиным вдвоем подписали постановление, отменяющее через 14 месяцев договор от 20 марта 1919 г., который был подписан вами обоими, мной и другими товарищами. Когда я лично выразил вам протест по поводу этого одностороннего постановления, вы определили наш договор как клочок бумаги. А ведь этот договор объявил создание самостоятельной башкирской армии с прямым подчинением Верховному командованию. Постановлением от 19 мая 1920 г. вы лишили башкирскую армию этого права, подчинили полностью армейскому корпусу за Волгой. Все произошло так, как вы хотели, и сегодня башкирской армии фактически не существует. Сформулированная вами в том же постановлении обманная фраза: Уфимская губерния присоединяется к Башкирии, на самом деле означает, что Башкирия присоединяется к Уфимской губернии. В обращении Советского правительства к российским мусульманам от 20 ноября 1917 г. сказано о праве на независимость вплоть «до отделения от России»; вашим постановлением 20 мая 1920 г. это право уничтожено под корень. Поражение башкир, казахов и туркестанцев на юго-востоке России и мой завтрашний отъезд из Советской России открывают новый период в истории мусульман Юго-Восточной России: борьба мусульман за свои права перестает быть внутрироссийской и выплескивается на международную арену. Моя задача — познакомить мир с историей и сутью этой борьбы. Нет надобности обсуждать другие статьи нашего попранного договора.
Великорусская нация не только в общественной и экономической областях, но и в области культуры устанавливает жесткие пути развития находящихся в ее плену наций и народов. Проводником этой политики является Восточный университет, который вы организовали в прошлом году. В ЦК появились специалисты по восточным вопросам из великорусов. Для подготовки материалов, необходимых так называемым специалистам по Востоку при ЦК, в Москву были завезены советские граждане восточных национальностей. Они опубликовали некоторые книги и брошюры, но темы этих публикаций были определены исключительно великорусами; что касается интеллигентов-инородцев, их порой даже не приглашали на обсуждение вопросов, непосредственно касающихся их народов.
Специалисты Восточного университета и Восточного отдела ЦК ведут сегодня большую работу — они пытаются создать алфавиты и литературные языки разных народов с учетом фонетических различий в местных наречиях. В установлении принципов этой работы нерусские коммунисты играют лишь консультативную роль. В последнем номере журнала «Кзыл Шарк» , выпускаемого сотрудниками Восточного университета, в статье дагестанца Умара Алиева говорится, что, если для тюркских языков Северного Кавказа будет взят русский алфавит (кириллица), то это приведет в конце концов к внедрению христианства, поэтому северокавказцы должны использовать латинский алфавит, как это планируется в Азербайджане; вообще, проблемами алфавита и литературного языка должны заниматься не русские, а местные ученые при помощи независимых правительств автономных государств, созданных на принципах национальной и политической свободы. Подобные статьи и стремления азербайджанцев собрать интеллигентов-коммунистов тюрко-мусульманских народов вокруг «Кзыл Шарк» и единого литературного тюркского языка нервировали великорусских ученых. На одном из совещаний, где присутствовали узбекские и казахские интеллигенты, профессор Поливанов и другие русские, полемизируя с азербайджанцами Шахтахтинским и Джалалом Кулиевым, которые защищали тезис единого алфавита на основе латиницы, заявили, что, если сейчас и будет принят латинский алфавит, все равно со временем он уступит место кириллице, а каждый из более сорока тюркских диалектов будет иметь свой алфавит. Шахтахтинский на это заметил, что неизменная цель русских — не допустить существования литературного тюркского языка. Совершенно ясно, что раз уж вы, великорусские товарищи, беретесь за язык и орфографию какого-то народа, вы не оставите его в покое, пока он совсем не обрусеет. Невозможно не поразиться различию между вашими взглядами, высказанными в работе «Против течения» и других произведениях о праве народов на решение собственной судьбы, и политикой, которую вы проводите сегодня. Летом 1919 г., когда мы в Саранске занимались реформой нашего войска, ваш представитель, товарищ Зарецкий, в течение месяца на лекциях рассказывал о будущем угнетенных прежде народов, об образовании национальных правительств и армий, о том, что впервые в истории все эти вопросы положительным образом разрешает Советское правительство. А я опубликовал в «Правде» статью, созвучную этим нравоучениям. Но не прошло и четырех лет, а ваша политика развивается и осуществляется в совершенно противоположном направлении. Так что РКП лучше говорить о спасении народов в далеких от России странах Азии и Африки. Истина состоит в том, что великорусы нервничают, когда видят свидетельствующие о продолжении в Туркестане царской колониальной политики публикации, наподобие материала правдолюбца Георгия Сафарова, побывавшего здесь, и радуются, когда местные коммунисты определяют малые народы, как мелких рыбешек, являющихся кормом для китов, выдавая это за собственные убеждения. Товарищ Артем говорил в Башкирии некоторым нашим коммунистам, что верит в их будущую независимую жизнь и что во всех странах Азии, кроме Китая и Индии, будет безраздельно господствовать советская (русская) культура; по его словам, не стоило даже обращать внимания на местные языки и культуры, которые хотели бы воспрепятствовать этому; эти языки можно использовать лишь для распространения идей коммунизма. Эти и подобные слова он повторял и в других местах. Они были услышаны и за пределами России. Нет никаких сомнений в том, что эта политика будет продолжаться и дальше, а в результате Советская Россия станет врагом номер один каждого народа, который пожелает жить по собственной воле, но останется у вас в плену.
Я немного говорил вам об этом, когда мы вместе просматривали ваши тезисы к выступлению по национальному и колониальному вопросам. Потом я перечитал эти тезисы в «Коммунистическом интернационале» ?11. Вы выдвинули идею, что после установления мировой диктатуры пролетариата «передовые нации» непременно будут оказывать активную помощь отсталым народам при строительстве социалистического режима в их странах. Это означает, что в Индии, Туркестане и Африке колониальную политику будут проводить соответственно английские, русские, французские и бельгийские рабочие организации. Когда в 1915 г. я разговаривал с вашими товарищами в Уфе, не было речи о том, что социалистический режим, который мы установим, породит террор, уничтожающий волю людей. Что произошло сейчас? Неужели это было целью революции? Прав был Пятаков, задавая вам этот вопрос на дискуссии о профсоюзах Тогда говорили: не отнимайте волю у рабочих организаций, которые делали эту революцию своим потом и кровью. Даже Роза Люксембург считала, что не будет добра от социализма, если он встанет на путь служения прихотям больших народов, находящихся в плену у империалистических традиций. Если бы в России социализм не опустился до уровня пленника империалистических традиций, какая могла бы быть возня по вопросам выдумывания алфавитов и создания новых литературных языков на основе разговорных диалектов подвластных России народов?
Если вы выздоровеете, может быть, вы лично исправите сделанные ошибки. У меня к вам единственная просьба: прошу разрешить выезд в Германию моей жене Нафисе, которая по беременности не сможет завтра отбыть со мной в Иран.
2. Письмо А.-З. Валидова И.В. Сталину. 24 декабря 1925 г. Отправлено из Анкары (Турция).
Глубокоуважаемый товар. Сталин.
В Берлине, после моего обращения к тов. Крестинскому, получил было возможность иметь регулярную переписку с семьей и с некоторыми русскими учеными, получать необходимые книги и рукописи; по прибытии в Ангору все это сразу прекратилось, было отменено уже обещанное через башкирское правительство разрешение моей жене выехать ко мне за границу, было грубо отклонено ходатайство турецкого посланника в Москве Зекаи-бей, что доведено до моего сведения через ангорское министерство иностранных дел; произведен обыск у моего брата Абдуррауфа и у отца, погнанных потом в Авзяно-Петровское ГПУ и дорогой изрядно избитых чекистами; было задержано шесть заказных пакетов с моими рукописями по истории, этнографии и статистике и т.д., отправленных из Петровской почтовой конторы. Репрессии по отношению ко мне и моим родителям и семье, конфискации, обыски и избиения показывают, какова была бы моя участь, если бы я остался в России, доверившись Вашим амнистиям. Вы тот же тов. Сталин, который писал статью в Правде и читал доклад о «валидовщине», давал инструкции Фейзулле Ходже, ГПУ и Особому отделу Туркфронта и Турккомиссии по борьбе с «валидовской эрушой», Энвер-пашой и турецкими офицерами, следил за моей политической деятельностью в Туркестане не только через Турккомиссию и Туркфронт, но и по запискам Центрального комитета общетуркестанского национального объединения, подписанных мною как председателем этого же Центр. комитета и отправленных к Вам в ЦК РКП совершенно открыто по почте и нарочными или переданных через Самаркандский исполком и главаря самаркандских басмачей Ачил-бека, при котором я тогда находился, и Вы тот же тов. Сталин, который писал в своей официальной амнистии, объявленной в официальном органе ЦК РКП, что «бывший председатель правительства Башкирской Советской Республики товар. Валидов, находившийся довольно долгое время в неведении…» и т.д.; разве при таких условиях я мог пользоваться Вашей «амнистией»? И когда я в Кабуле читал в заграничной печати, что мой помощник по военной части Аухади Ишмурзин, попавший к Вам в плен на басмаческом фронте, расстрелян в Москве по приговору Верховного военного трибунала, я, конечно, увидел, как правильно поступил, не доверившись Вашей «амнистии» и выехавши за границу, несмотря на настойчивый уговор моих ближайших друзей из коммунистов-мусульман. Я еще ничего же после этого не сделал за границей такого, что могло вызвать репрессии по отношению к моей семье и родителям лица, уже амнистированного советской властью; то, что я читал на съезде левых социалистов группы Ледибурга-Балабановой, то, что я писал в берлинском «Klassen Kampf» о социализме и большевизме в Туркестане, является лишь повторением того, что я писал Вам и товарищу Рудзутаку в 1921–1923 гг. из Ташкента, Самарканда и Асхабада; отзывы Вашей партийной печати о моих выступлениях за границей свидетельствуют лишь о фанатичной нетерпимости русских коммунистов ко всему, что делается за границей. Чем же вызвана Ваша новая репрессия[?]; зачем же Вы бьете прикладом по груди моей матери и по голове моего отца-старика? Зачем же Вы конфискуете рукописи моих научных трудов, написанных тогда, когда я еще ничего не слыхал, что такое советы и большевизм, рукописи — результат всей моей дореволюционной жизни? Я боролся за права Башкирии, Туркестана, но, к сожалению, не мог выиграть на этот раз — и все; причем же тут мои родители и мои исторические рукописи?
Я желаю закончить некоторые мои труды по истории и этнографии Туркестана и юго-востока России и, пользуясь досужим временем, печатать их здесь и в России (одна из таковых работ уже появилась в трудах Российской Академии наук); убедительнейше прошу Вас вернуть мне отобранные на уфимской почте шесть пакетов рукописей и конфискованную Вами же у моего брата Абдуррауфа мою библиотеку; прошу разрешить мне по-прежнему получать из российских ученых учреждений неполитические книги и от частных лиц — рукописи по моей специальности; прошу не преследовать перечисленных в моей записке на имя берлинского полпреда товарища Крестинского русских и туземных ученых за переписку со мною; пусть не думают руководители советской среднеазиатской политики, что Валидов может использовать этих лиц для политических целей; в политике я не нуждаюсь в услугах лиц, имена которых перечислены в моем же письме советскому посланнику; можете полагаться, что я совершенно ясно отличаю НАУКУ от политики.
С совершеннейшим почтением
бывший предревком башкирской советской республики
Ахмед-Заки Валидов.
24 декабря 1925 года.
Ангора.
Копии этого письма посылаются также товарищам Фрунзе, Луначарскому и председателю Исполкома советов Башкирской Советской Республики товарищу Кушаеву.
* * *
Это не диссертация и не статья для научного журнала. Поэтому ссылок в тексте я не давал. Но на случай, если у кого-то появится интерес, я привожу несколько сетевых источников по теме.
-
Прежде всего, конечно, статья в Википедии «Валидов, Ахмет-Заки»;
А.-З. Валиди Тоган. Воспоминания. Книга 1;
А.-З. Валиди Тоган. Воспоминания. Книга 2;
А.-З. Валиди Тоган. История башкир
С.Исхаков. А.-З. Валидов. Пребывание у власти;
Bashkirs in the Russian Civil War.
Оригинал: https://7i.7iskusstv.com/y2021/nomer7/eygenson/
