Перевод с английского Бориса Дынина
От переводчика
В еврейской традиции «этическое завещание» («отцовское назидание») — это утверждение ценностей иудаизма и передача жизненных уроков в надежде, что они будут соблюдены и выполнены следующим поколением. Последняя книга рабби Сакса Morality: Restoring the Common Good in Divided Times, 2020, является своего рода этическим завещанием всей западной цивилизации. Его деятельность была живым воплощением убеждения, что иудаизм важен и для евреев, и для всего мира в целом. В 2013 г., восемь лет назад, перед уходом с поста Главного раввина Великобритании, он написал памфлет: A Judaism Engaged with the World («Иудаизм, вовлеченный в мир»), в котором подытожил опыт своей раввинской и общественной деятельности: в синагоге, во главе раввинского суда (London Beth Din), в Парламенте, в прессе, на телевидении и радио, в университетах, в выступлениях перед различными аудиториями, в дискуссиях с представителями разных религий, мировоззрений, дисциплин. Прошедшие годы не умалили значения его опыта и мыслей, и сегодня, когда уже нет рабби Сакса с нами, его памфлет звучит «отцовским назиданием» всем евреям: харедим, хилоним и мятущимся. — Б. Д.
Еврейский путь: Следующий этап
Рабби Джонатан Сакс
Иудаизм — это путешествие в будущее. Это единственная цивилизация, чей золотой век, мессианский век, еще не наступил. Евреи смотрят скорее вперед, чем назад.
Когда Сара умирает, постаревший Авраам оплакивает потерю, затем покупает первый еврейский участок земли в Израиле и начинает поиск жены для Исаака, своего сына. Он скорбит о прошлом, но без промедления приступает к строительству будущего. В конце своей жизни Моисей собирает народ, подводит итоги сорока лет исхода и затем произносит удивительную серию пророчеств о далеких горизонтах будущего.
Во время седера в Песах мы празднуем нашу историю, но начинаем и заканчиваем разговор не о прошлом, но о будущем: «В следующем году мы будем свободны», «В следующем году в Иерусалиме».
Когда Бог явился Моисею у горящего куста, сначала Он назвал Себя «Бог твоего отца, Богом Авраама, Исаака и Иакова» — то есть Богом, открывшимся евреям в прошлом. Но когда Моисей спрашивает Его имя, Он отвечает: «Эхье ашер эхье» — «Я буду Тем, кем Я буду» то есть:, «Я — Бог, чье имя — будущее время».
Быть евреем — значит хранить верность прошлому, строя еврейское будущее. В этом секрет нашей способности в течение веков страданий неизменно обновлять себя как народ. Мы не столько оглядываемся назад, сколько смотрим вперед. Поэтому, подходя с Элейн к концу нашего служения в Главном раввинате, я хочу коротко оглянуться назад, а затем перейти к следующему этапу нашего пути.
В 1991 году, когда мы начинали, британское еврейство стояло перед проблемой выживания. Община сокращалась. Число внебрачных связей росло. Еврейская жизнь становилась все слабее. Мы теряли по десять евреев каждый день в течение сорока лет. Несколько сторонних наблюдателей писали, что британское еврейство встало на путь медленного, но неизбежного упадка. У нас было выдающееся прошлое, но неясно, есть ли у нас будущее.
То, как община среагировала на этот кризис в течение следующих двух десятилетий, вызывает восхищение. Никогда ранее в англо-еврейской истории не открывалось больше еврейских дневных школ. Как никогда ранее, увеличилась сфера неформального и семейного образования, включая для взрослых. Расцвела культурная деятельность. Сейчас в Лондоне существует Еврейский культурный центр, и скоро откроется Еврейский общинный центр. Синагоги стали центрами общины, активными в течение каждого дня недели. Службы стали более неформальными. Раввины больше не носят каноники или головные уборы как надзиратели. Процветают просветительские группы. Меньше «Oй!», больше радости.
Произошла революция и в сфере социального обеспечения в общинах: дневные центры и приюты для пожилых людей, больше учреждений для детей и взрослых с особыми потребностями. В моральных и социальных вопросах еврейский голос стал уважаемой частью национального разговора. И благодаря росту общин харедим, после полувекового ежегодного сокращения, британское еврейство больше не сокращается, а растет. Еврейских активистов, учреждений, программ, организаций и зданий стало больше, чем когда-либо прежде. Если бы наши викторианские предшественники могли увидеть британское еврейство сегодня, они были бы поражены.
Это было подлинным достижением общины. В случае с еврейскими школами мы в долгу перед теми, кто их строил и финансировал, перед учителями, завучами и управляющими, которые сделали их центрами нового опыта, перед родителями, которые выбрали еврейское образование для своих детей, и перед самими детьми, которыми мы гордимся.
Мы все вместе должны поблагодарить многих и многих членов общины, включая волонтеров во многих организациях, которые развили творческую силу общины, сделали ее щедрой и достойной восхищения. Наша община дает еврейской жизни и обществу в целом больше, чем ее численность. Каждый вносил свой вклад, и каждый вклад имел значение. Поэтому, завершая нашу работу, мы с Элейн хотим произнести благословение Шеэхияну, поблагодарить Бога за привилегию жить в такой общине в такое время.
Теперь, оглянувшись назад и перед тем, как посмотреть вперед, я хочу рассказать историю своего собственного пути, и как он повел меня в том направлении, в котором я шел и почему он еще не окончен.
Вопрос
Я поступил в университет первым из членов моей семьи. В моей памяти всплывает калейдоскоп впечатлений: студенты, едущие на лекции на велосипедах, их платья, развевающиеся на ветру, длинные столы и дубовые стены зала колледжа, древняя каменная кладка зданий, шум разговоров и тишина в библиотеке, которую нарушает только медленное тиканье дедушкиных часов.
Укрывшаяся на боковой улице, незаметная маленькая синагога, построенная в 1930-х годах, не имела ни одного окна, смотрящего на улицу, на случай, если в напряженной атмосфере того времени фашисты начнут бить стекла и осквернять место еврейской молитвы. Она была маленькой, скромной, но для еврейских студентов домом. Там мы ели, там я впервые попробовал чолнт, и там, в тревожные недели перед шестидневной войной мы толпились каждый день после обеда, чтобы помолиться за безопасность нашего народа и Израиля.
Вопрос, который преследовал меня тогда и в большой мере не оставляет меня до сих пор, был следующим: «Где невидимые евреи?» По нашим оценкам, в университете училось около тысячи евреев. Из них человек сто имели какие-то контакты с еврейскими организациями и, возможно, еще пятьдесят посещали общество «Израиль». Где же были недостающие восемьдесят пять процентов? Почему их не было видно?
Почему, пережив одну из самых страшных трагедий, когда-либо выпадавших на долю какого-либо народа, верного своему Богу, евреи делают это сейчас, когда нет серьезной опасности их жизни? Английские евреи почти двести лет терпеливо ждали права учиться в университете и получать ученые степени. Лайонел де Ротшильд четыре раза избирался членом парламента от лондонского Сити, начиная с 1847 года, но в течение одиннадцати лет не занимал своего места в Палате общин, пока не смог сделать это как еврей, не принося христианской присяги. В любое время евреи могли отказаться от иудаизма и занять место в обществе, как Бенджамин Дизраэли, крещенный своим отцом в шестилетнем возрасте и ставший премьер-министром Великобритании, но в подавляющем большинстве они этого не делали. Почему же они делают это сейчас?
В этом и заключался вопрос: «Где невидимые евреи?»
Я начал изучать еврейскую историю и быстро понял, что происходящее с моим поколением не ново. Это происходило по всей Европе на протяжении двух предыдущих столетий. В XIX веке в России, Германии, Франции и Австрии, когда рушились стены гетто и евреи входили в широкие слои общества, они обнаруживали не новую терпимость, а старые предрассудки в новой форме. В 1879 году они получили новое название — антисемитизм.
Евреи, отчаивавшиеся из-за анти-еврейских предрассудков, начали испытывать двойственное отношение к самому еврейству. Мордехай Каплан лучше всего подытожил это, сказав: «До начала девятнадцатого века евреи считали иудаизм привилегией; с тех пор большинство евреев стали считать его бременем».
В течение более чем столетия многие евреи решали этот конфликт, отказываясь от иудаизма. Сотни тысяч евреев в Центральной и Восточной Европе приняли христианство. Генрих Гейне называл крещение входным билетом в европейскую культуру. В Вене до восьмидесяти процентов евреев зарегистрировали себя как Konfessionslos, «без религии». Многие евреи, бежавшие из Восточной Европы в Америку после погромов, отказывались от своего еврейства еще на корабле, перевозившем их через Атлантику. Знаменитая пьеса «Плавильный котел» Израэля Зангвилла шла на Бродвее несколько лет с большим успехом. Она говорила о том, что старая племенная идентичность, ставившая казака против еврея, исчезнет. Больше не будет ни казаков, ни евреев, только американцы. Невидимые евреи времен моего студенчества были последней главой в истории, которая началась задолго до этого. Зная о предрассудках, которые их окружали, евреи не были уверены в том, хотят ли они, чтобы их дети и внуки были евреями.
Поворот вовнутрь
Примерно в это время произошло событие, которое произвело на меня глубокое впечатление. В те дни мы проводили отпуск на южном побережье, недалеко от Margate, где была небольшая синагога. Летом община состояла из местных жителей и таких же отдыхающих, как мы. Но в один год появилась группа хасидов. Они решили сделать это место своим местом отдыха и приезжали сюда после этого в течение многих лет.
Я никогда раньше не встречал хасидов, и сразу стало ясно, что они видят еврейство совсем не так, как остальные британские евреи. Они не собирались осваивать английскую культуру, а в дни, предшествовавшие мультикультурализму, это было смелым поведением. Они были и считали себя отдельной группой. Они были многочисленны, имели большие семьи, и их присутствие в жизни британских евреев росло, тем более что другие части общины, казалось, приходили в упадок.
Мне невольно пришел в голову вопрос: «Неужели это начало конца среднего пути?» Тогда это был хороший вопрос. Почти полвека спустя он остается таковым и сейчас.
Мои исследования быстро показали, что этот ответ уже звучал в девятнадцатом веке. В то время как одни евреи ассимилировались, другие отказывались от процесса эмансипации и аккультурации и вместо этого обращались вовнутрь. По такому пути пошли еврейские общины, особенно в Восточной Европе, в центре которых находились ешивы или хасидские группы.
Этот мир, уже ослабевавший после Первой мировой войны, был почти уничтожен во время Холокоста. Но в результате одного из величайших разворотов в еврейской истории он стал теперь самым быстрорастущим элементом в Израиле и во всей диаспоре. С интенсивностью самоотверженности, которая не может не вызывать благоговения, выжившие евреи разрушенного мира вступали в брак, рожали детей и восстанавливали свои утраченные общины, превратившись из крошечного шерит ха-плетах («выжившего остатка») в значительную часть современной еврейской жизни.
Таким образом, сегодняшний еврейский мир проходит процесс, начавшийся в континентальной Европе задолго до Холокоста. Перед лицом общества, которое не принимало их как евреев, в сознании многих евреев встал роковой выбор: либо войти в общество и отказаться от своего еврейства, либо сохранить свое еврейство ценой поворота спиной к обществу. Казалось, есть только два варианта: принять общество в целом и отказаться от иудаизма (ассимиляция) или выбрать иудаизм и отделиться от общества в целом (сегрегация).
Такой выбор был не удивителен в неспокойной атмосфере материковой Европы, где антисемитизм господствовал с 19-го века до Холокоста. Но в конце 1960-х годов, когда государство Израиль только что одержало ошеломляющую победу в Шестидневной войне, а евреи на Западе жили в самые толерантные времена, казалось, это не имело никакого смысла.
Поэтому летом 1968 года я отправился в путешествие по Америке, чтобы встретиться с выдающимися раввинами и услышать от них, как они видят еврейскую ситуацию нашего времени.
Встречи
Два месяца я путешествовал по Соединенным Штатам и Канаде, встречаясь с известными еврейскими лидерами. С кем бы я ни говорил, в разговорах постоянно всплывали два имени: раввин Йосеф Соловейчик, виднейший ортодоксальный мыслитель того времени, и раввин Менахем Мендель Шнеерсон, Любавичский Ребе. Я твердо решил встретиться с ними обоими, и, несмотря на множество препятствий, мне это удалось.
Каждый из них, по-своему, был необычным человеком, не в последнюю очередь в своей готовности уделить время молодому студенту с другого конца Атлантики, не претендовавшему на право занять их время. Эти две встречи изменили мою жизнь. Ребе был полностью осведомлен о проблеме невидимых евреев, особенно в университетских городках. Он знал о ней задолго до нашей встречи. Уже в начале 1950-х годов он посылал эмиссаров для работы со студентами, выдвинув революционную для своего времени идею работы со всеми евреями, независимо от их приверженности к еврейским традициям. Во время нашей встречи он призвал меня принять в этой работе личное участие и взять на себя ответственность. Много лет позже я подвел итог той встречи, сказав, что хорошие лидеры создают последователей. Великие лидеры создают лидеров. Ребе призвал меня быть лидером.
Рабби Соловейчик открыл мне глубину еврейской мысли. В то время я изучал философию, и я обнаружил, что он был мастером в этой области. Его подход к еврейской философии не был похож ни на один из тех, с которыми я сталкивался раньше. Уже во время первой встречи он изложил мне свой метод. Еврейская философия, говорил он, должна возникать из Галахи, еврейского закона. Еврейская мысль и еврейская практика — это не две разные вещи, а одно и то же, рассматриваемое с разных точек зрения. Галаха — это образ жизни, способ мышления о мире — взятие абстрактных идей и их воплощение в повседневной жизни.
Оба были чрезвычайно вдохновляющими личностями, но больше всего меня поразила глубина их приверженности реальному взаимодействию с миром. Рабби Соловейчик не боялся интеллектуальных вызовов, бросаемых современной мыслью. Он широко и глубоко изучал ее и не чувствовал никакого радикального конфликта между мирами ешивы и университета. Само учебное заведение, в котором он преподавал, — Yeshiva university — определяло себя одновременно как то и другое.
Что касается Ребе, то это был человек, который поддерживал глубокие отношения с врачами, юристами, учеными, политиками, академиками, писателями, людьми из всех сфер жизни. Его видение было обширным, и не только в отношении евреев. Он считал, что мы несем ответственность перед всем миром. Он часто публично говорил о шева мицвот бней Ноах — семи заповедях детей Ноаха, которые Бог заключил через Ноаха со всем человечеством, и считал, что евреи должны активно продвигать религиозные ценности и веру в обществе, а не только внутри еврейской общины.
Так что уже тогда, будучи студентом, я столкнулся с двумя выдающимися личностями, которые разительно отличались от других в еврейском мире. Рабби Соловейчик представлял ешиву. Любавичский Ребе представлял хасидизм. Однако в отличие от своих современников их мысли были обращены не только внутрь, но и вовне. Они учили, что для того, чтобы быть хорошими, верными, практикующими евреями, нам не нужно ни отстраняться от общества, ни бояться его вызовов.
Великий раскол
Несмотря на их пример, трещина в еврейском мире, которую я заметил еще в 1960-е годы, становилась глубже. В еврейской жизни сегодня ассимиляция и сегрегация продолжают быть мощными движениями. Евреи либо взаимодействуют с миром ценой отрыва от иудаизма, либо взаимодействуют с иудаизмом ценой отрыва от мира.
Мы все еще теряем евреев через внебрачные связи и отчуждение. По всей диаспоре, с небольшими региональными различиями, половина молодых евреев не вступают в еврейский брак, не строят еврейский дом и не рожают еврейских детей. Каждая такая потеря — это трагедия, обрыв семейного дерева, стоявшего сотню поколений. Разрывается цепь преемственности, прочно державшейся тысячелетия.
Тем временем стремительно усиливается сегрегация ортодоксальных общин, обращение их жизни вовнутрь. Летом 2012 года 70 000 человек собрались на бейсбольном стадионе, чтобы отпраздновать окончание семилетнего цикла изучения Талмуда. Никогда еще за всю историю человечества столько евреев не училось в ешивах — ни в великих ешивах Мира и Воложина, ни даже в академиях Суры и Пумбедиты, где родился Вавилонский Талмуд.
В то время как две крайности растут, центр сокращается. Евреи либо отходят от больших синагог, либо создают небольшие, новые, отколовшиеся общины. Синагоги, которые когда-то объединяли евреев разных умонастроений, но с общей приверженностью Торе, исчезают. Стойкая еврейская идентичность — гордость быть евреем и вместе с тем решимость быть активными гражданами общества — ослабевает. В Израиле раскол между харедим и хилоним, религиозными и светскими евреями, становится все более глубоким. Все больше евреев либо просто не соблюдают Песах, либо настаивают на ритуально безукоризненно приготовленной маца шмура. Еврейский мир распадается на части.
Как стратегии ассимиляция и сегрегация обе опасны. На протяжении всей истории ассимилянты считали, что проблема антисемитизма решается с исчезновением евреев. Но они не исчезли. Это произошло в Испании в пятнадцатом веке. Это произошло в Европе в девятнадцатом. Ассимиляция, желание быть «как все народы», сопряжена с риском, потому что она убеждает только евреев, а не тех, кого они хотят убедить в том, что могут стать невидимыми.
Сегрегация также опасна. Когда у тебя мало общего с миром, ты не понимаешь его и остаешься беззащитным перед ним.
Ассимиляция и сегрегация могут работать для отдельных людей, даже для большого их количества, но они не могут быть путем для еврейского народа в целом. Они не только опасны — они являются провалом иудейского проекта. Неужели иудаизму действительно нечего сказать обществу и миру? Неужели евреи, вступающие в контакт с миром, должны скрывать свою идентичность, действуя так, как будто они в XXI веке должны уподобиться испанским марранам — евреям-в-тайне, гоям-на-публике? Неужели еврейская вера и практика настолько хрупки, что их можно сохранить, только оградившись от всех контактов с другими культурами?
Так было раньше, но сегодня это не так. Положение евреев решительно изменилось. Израиль существует. У евреев есть дом. В большинстве стран диаспоры евреи больше не являются самым заметным меньшинством. Впервые за тысячи лет у евреев есть суверенитет и независимость в Израиле, свобода и равенство в диаспоре. Так будем ли мы вести себя так, как будто мы все еще в девятнадцатом веке, а не в двадцать первом?
Мир нуждается в евреях, и евреи нуждаются в мире. Сегодня у нас впервые появилась возможность реализовать двойную истину этого видения. Мы должны вступать в контакт с миром без надменности и без страха, не испытывая какую-либо ущербность в своем еврействе.
Ключевая идея: Киддуш ха-Шем
Ключевой идеей, двигавшей мною с момента моего знакомства с рабби Соловейчиком и Любавичским Ребе, был Киддуш ха-Шем, освящение имени Бога.
Трагически в прошлом это часто относилось к евреям, гибнувшим за свою веру. Мы говорим, что они умерли аль Киддуш ха-Шем. Но в первую очередь это означает жить так, чтобы побуждать людей уважать Бога.
Когда пророк Исайя сказал от имени Бога: «Вы — Мои свидетели», он имел в виду, что мы были избраны быть Его посланниками в мире. Нам заповедано вести свою жизнь так, чтобы мы стали живыми свидетелями тех ценностей, которым евреи первыми научили мир: святости жизни, достоинству человеческой личности, императивам справедливости и сострадания, браку как завету и дому как святилищу, общине как коллективной ответственности, образованию на протяжении всей жизни, уважению к пожилым людям и ко многим другим идеалам, которые евреи первыми приняли и которым до сих дают великие примеры.
Когда доктор Людвиг Гуттманн произвел революцию в уходе за параплегиками и создал Паралимпийские игры, это был Киддуш ха-Шем. Когда Виктор Франкл в Освенциме сохранял у своих товарищей по заключению волю к жизни и создал новую психотерапию, основанную на «поиске человеком смысла жизни», это был Киддуш ха-Шем. Когда еврейские экономисты разрабатывают способы борьбы с бедностью во всем развивающемся мире, это — Киддуш ха-Шем. Когда еврейские предприятия устанавливают новые стандарты уважения к служащим — это Киддуш ха-Шем. Когда евреи помогали Нельсону Манделе покончить с апартеидом, или маршировали с Мартином Лютером Кингом в борьбе за гражданские права — это Киддуш ха-Шем.
Все эти действия являются демонстрацией того, что Бог хочет от нас в этом мире. Он хочет, чтобы мы стали Его «партнерами в деле творения». Он хочет, чтобы мы боролись со злом, которое люди причиняют друг другу. Он хочет, чтобы мы ответственно использовали свою свободу. Он хочет, чтобы мы использовали данные Им нам силы для улучшения жизни на земле.
Иудаизм был первой в мире религией протеста. Исход из Египта был беспрецедентным событием: Высшая власть вмешалась, чтобы освободить в высшей степени бессильных. В других местах религия в древние времена была консервативной силой. Боги были на стороне установленной власти. Они узаконивали иерархию. Они примиряли массы с жизнью в невежестве и рабстве. Как можно было бросить вызов статус-кво? Это была воля богов, структура космоса, на земле так же, как на небе. Именно это имел в виду Карл Маркс, когда назвал религию опиумом народа.
Иудаизм отверг всю эту систему ценностей. Он заложил основы эгалитарного общества, основанного не на уровне богатства или силе власти, а на равном доступе к образованию, социальной помощи и человеческом достоинстве. Пророки никогда не утверждали, что несправедливость, бедность, болезни и насилие существуют в мире потому, что так хочет Бог. Иудаизм — это Божий призыв к человеческой ответственности, к тому, чтобы приблизить мир, который есть, к миру, который должен быть.
Именно поэтому так много евреев можно встретить среди врачей, борющихся с болезнями, адвокатов, борющихся с несправедливостью, педагогов, борющихся с невежеством, экономистов, борющихся с бедностью, и ученых, расширяющих границы человеческого знания. Греки верили в судьбу и подарили миру шедевры трагедии. Евреи считали, что нет такой судьбы, которую нельзя было бы предотвратить покаянием, молитвой и добрыми делами. Иудаизм — это принципиальный отказ от трагедии во имя надежды.
Еврейская история свидетельствует всему миру, что нация не обязательно должна быть большой, чтобы быть великой, или могущественной, чтобы быть влиятельной. Еврейский народ — это доказательство того, что можно страдать от многовековых гонений и все равно выжить и процветать, восстанавливаясь после каждого поражения и превращая каждую неудачу в начало обновления. Вы можете быть списаны из истории окружающим вас миром, но вновь и вновь доказывать, что мир ошибается. Вдохновленные высокими идеалами и уважением к человеческому достоинству, вы можете пережить любую империю. Вы можете страдать и при этом петь, пройти через темную долину смерти и выйти из нее на свет новой жизни, хромая, но непобежденным. Евреи снова и снова показывают, как можно победить вероятность силой возможности.
Влияние Киддуш ха-Шем в прошлом всегда было ограничено двумя факторами. В течение семнадцати веков после падения Иерусалима и разрушения второго Храма евреи жили на периферии общества, не имея полных гражданских прав. Затем в девятнадцатом веке они получили эти права, но оказались посреди огромной волны антисемитизма — от российских погромов 1880-х годов до Франции времен дела Дрейфуса. Мало было мест — Британия и Америка были исключениями, — где евреи могли внести свой вклад в общество именно как евреи, что и сделали такие фигуры, как сэр Мозес Монтефиоре в Британии и Луис Брандейс в Америке.
Теперь это больше не исключение. Израиль существует. Евреи пользуются равенством и признанием в большинстве стран диаспоры. Нет причин отказываться от иудаизма, как нет причин поворачиваться спиной к миру.
Три модели религиозной жизни
Вместо ассимиляции и сегрегации мы должны утверждать необходимость иудаизма, вовлеченного в проблемы мира. Эта идея не нова. Она изложена на заре нашей истории в трех ярких библейских портретах Ноя, Авраама и его племянника Лота.
Ной — единственный человек в ТаНаХ, названный цадиком, «праведником». Однако праведность Ноя была обращена вовнутрь. Он не имел никакого влияния на своих современников. Его путь был путем сегрегации. Хасиды называют Ноаха «цадик в шубе». Есть два способа согреться в холодный день. Можно надеть шубу или разжечь огонь. Надев шубу, вы согреваете только себя. Зажигая огонь, вы согреваете других. Евреи должны зажигать огонь.
Лот выбрал путь ассимиляции. Он попытался слиться с жителями Содома, среди которых решил жить. Его дочери вышли замуж за местных мужчин. В начале Бытия 19 мы видим Лота сидящим у городских ворот, что означает, по словам Раши, назначение быть судьей. Внешне казалось, что он принят жителями Содома, но вскоре ему предстояло убедиться в обратном. Пригласив в свой дом незнакомцев, он оказался окружен разъяренной толпой, требующей их выдачи. Когда он отказался, толпа вскричала: «Вот пришелец, и хочет судить?». Возможно, это первое антисемитское высказывание в истории. Ангелы призывали его уйти, но он медлил, попав в роковую ловушку двойственного самосознания. Только когда ангелы насильно выталкивают его и его дочерей, их жизни спасены.
Ной и Лот, примеры сегрегации и ассимиляции, не являются счастливыми прецедентами. Авраам представляет собой иной пример. В Бытии 14 он сражается на стороне жителей равнины и освобождает людей, взятых в заложники. В Бытии 18 он произносит одну из самых дерзких молитв в истории от имени жителей Содома («Судия всей земли поступит ли неправосудно?»). Он сражается за своих соседей и молится за них, но не становится таким, как они. Он живет по принципу, который с тех пор является еврейским императивом: будь верен своей вере и благословением для других, независимо от их веры.
Каков же результат? Когда Авраам приходит к хеттам, чтобы купить участок земли, для захоронения Сары, они говорят ему: «Ты князь Божий посреди нас». Это первый случай и классический пример Киддуш ха-Шем в Торе.
Рабби Самсон Рафаэль Хирш обратил внимание на фразу, которую Авраам использовал в своей молитве к Богу о спасении Содома. Возможно, говорит Авраам, есть пятьдесят, даже десять «праведников в городе». Есть разница, говорит Хирш, между цадиком и цадиком в городе. Те, кто праведны, отделившись от города, могут спасти себя, но не других. Но надо быть праведником в городе, участвуя в жизни своих современников, работая на благо всех. Это и есть путь Авраама — жить своей верой, взаимодействуя с миром.
Авраам всегда шел по непроторенной дороге. Мудрецы говорят, что его называли ха-иври, «еврей» потому, что «он был на одной стороне, в то время как весь остальной мир был на другой». Иудаизм — это вера, противостоящая конформизму господствующей культуры, и евреи часто были иконоборцами, готовыми бросить вызов идолам эпохи.
Ассимиляционно-сегрегационный раскол в еврейской жизни сегодня меньше всего похож на путь Авраама, скорее на пути Лота и Ноя. Но есть и другой путь.
А что если?
Представьте себе совершенно фантастический сценарий: если бы Спиноза, Маркс, Фрейд, Леви-Стросс, Дюркгейм, Бергсон, Витгенштейн, Пруст и Густав Малер были верующими евреями, согласные хранить свою идентичность, верными еврейской традиции признавать Бога, Кто верит в нас, защищающими еврейские ценности: учебу, интеллект, независимость, иконоборчество, правду и правосудие (цедек и мишпат), добродетель и милосердие (хесед и рахамим),-то и эти великие умы были бы другими, и мир был бы другим. Иудаизм не терял бы свою энергию в энтропии недифференцированного мира.
Это то, что в философии называется контрфактическим высказыванием. Если бы это было так, но это не так. Однако я утверждаю нечто иное. Два доминирующих направления в еврейском мире сегодня ведут битвы прошлого, а не будущего.
Ассимиляция имела смысл в еврейском мире XIX и XX столетий, травмированном антисемитизмом. Сегодня она не имеет смысла ни в Израиле, ни в мультикультурных демократиях Запада. В Соединенных Штатах, где количество внебрачных связей составляет один к двум, гарвардский социолог Роберт Патнэм показал, что евреи являются группой, которую уважают и которой восхищаются больше, чем любой другой.
Сегрегация имела огромный смысл после Холокоста, когда очаги традиций в Восточной Европе были почти полностью уничтожены. Но сегодня, благодаря чуду возрождения, община харедим стала сильнее, чем была до начала второй мировой войны. Она выиграла битву. Мы в долгу перед ней. Благодаря своей самоотверженности и преданности делу она вернула к жизни мир еврейского образования и практики. Теперь настало время повернуться лицом к миру и поделиться своей энергией с остальным еврейским миром.
Битва двадцать первого века — это битва, к которой евреи готовились, по крайней мере, две тысячи лет. Что если бы у нас было еврейское государство, и мы могли бы делать то, что евреям было заповедано со времен Моисея: строить общество, основанное на ценностях Торы: праведности, справедливости, доброте и сострадании — этих великих пророческих добродетелях?
Что если бы неевреи больше не смотрели на иудаизм свысока, как на нечто низшее по сравнению с христианством, исламом или универсализмом эпохи Просвещения? Что если бы они действительно уважали его как источник мудрости и вдохновения?
Это больше не «что если бы?». Это реальность, в которой мы живем. Иногда еврейский мир выглядит группой пассажиров в поезде, которые спорят между собой с такой страстью, что совершенно не замечают, что поезд достиг пункта назначения и пора выходить. Так происходит, когда мы забываем, что иудаизм не означает жить в прошлом. Он означает жить с прошлым, твердо глядя в будущее.
Представьте себе иудаизм, который охватил бы наши лучшие умы, наших лучших профессионалов, наших ведущих бизнесменов, наших творческих художников, музыкантов и кинопродюсеров, побуждая их выходить в мир, внося еврейский вклад, давая примеры и образцы веры — веры в Бога, утверждающей возможность преодолеть господство насилия, террора, несправедливости и угнетения. Это иудаизм, который мог бы побудить недостающие восемьдесят пять процентов моих современников гордиться тем, что они евреи.
И это не просто воображение. Одна из привилегий должности Главного раввина заключается в том, что у него есть возможность проверить свои идеи в реальном мире. Более двух десятилетий я пытался понять, возможно ли привнести еврейский голос в общественный разговор, показав, что иудаизм обладает глубокими прозрениями, интересными не только для евреев, но и для неевреев, в политике, экономике, гражданском обществе, философии, психологии и глобальной этике. Можем ли мы взять научную и философскую мудрость нашего времени и использовать ее для развития понимания Торы? Может ли религиозный деятель вести публичный диалог с ведущими интеллектуалами эпохи, не будучи, с одной стороны, оборонительным, а с другой, пренебрежительным? Можно ли связать лидеров современного мира, если они являются евреями, с иудаизмом, убедив их в том, что их обязательства, знают они об этом или нет, являются частью нашего коллективного наследия? Я попробовал сделать все это и обнаружил, что в каждом случае ответ был положительным.
Я обнаружил, как сильно неевреи восторгаются и вдохновляются иудаизмом; как часто они восхищаются нами за прочность наших семей и поддержку наших общин; за нашу любовь к образованию и к жизни ума; за нашу приверженность к филантропии и к социальной ответственности; за нашу способность сочетать уважение к прошлому с чувствительностью к настоящему и ответственностью за будущее. Я обнаружил, что неевреи уважают евреев, которые уважают иудаизм. Неевреи чуждаются евреев, которые чуждаются иудаизма.
Я также обнаружил, с каким энтузиазмом молодые евреи реагируют на это послание. Они хотят внести свой вклад в жизнь общества и человечества в целом. Их не вдохновляет иудаизм, который только и говорит об антисемитизме, Холокосте, изоляции Израиля и политике страха. Их также не вдохновляет иудаизм, который требует от них смотреть на мир свысока и разрывать контакты с ним. Сегодня евреи находятся в авангарде почти всех начинаний. Как конструктивно было бы, если бы они делали это как евреи, свидетели Божественного присутствия, живущие еврейской жизнью, вдохновленные еврейскими текстами, поддерживаемые еврейскими молитвами, движимые желанием поделиться нашим наследием надежды. Это был бы величайший Киддуш ха-Шем в истории.
То же самое и в Израиле. Я неоднократно поражался тому, с какой теплотой светские евреи, хилоним, реагируют на иудаизм, который говорит на языке пророческих идеалов, а не политики и власти; который относится к ним с неосуждающей любовью; который ценит их вклад в еврейский мир; который поднимает их, а не опускает. Я путешествую по миру, выступая перед группами многих конфессий во многих странах, и среди наиболее отзывчивых аудиторий — светские израильтяне. Это привело меня к выводу, что светские израильтяне ошибаются, думая, что они «светские». Они — мааминим бней мааминим (верующие, сыны верующих), которые просто еще не встретили иудаизм, звучащий для них.
Задача нашего времени открыть евреям иудаизм, который относится к их миру с интеллектуальной целостностью, этической страстью и духовной силой; иудаизм, который не запуган миром и не пренебрегает им; иудаизм, охватывающий широкие горизонты и высокие идеалы нашего наследия. Между вкладом в развитие человечества и утверждением нашей самобытности нет никакого противоречия, даже конфликта. Напротив: будучи теми, кем являемся только мы, мы вносим в мир то, что можем дать ему только мы.
Нам есть чему научить мир, и миру есть чему научить нас. Очень важно, чтобы мы делали это с великодушием и смирением. Я назвал иудаизм голосом надежды в разговоре человечества. Наша способность пережить одну из самых страшных трагедий, которую знал любой народ, не теряя веры в жизнь; наша способность страдать и возрождаться, терять и воссоздавать, чтить прошлое, не находясь в плену у него, воплощены сегодня в государстве Израиль, живом символе силы надежды, Это жизненно важно не только для нас самих, но и для всего мира.
В XXI веке евреи будут нуждаться в мире, а мир будет нуждаться в евреях. Мы не завоюем уважения мира, если сами не будем уважать мир: если будем смотреть свысока на неевреев и на менее религиозных евреев, чем мы. Мы также не завоюем уважения мира, если не будем уважать себя и свою самобытность. Сейчас, как никогда, время пришло для нас вступить в контакт с миром как евреи, и мы обнаружим, что при этом наш собственный мир мыслей и духа расширится.
Акавья бен Магалальэль
70 лет назад, в душный жаркий день, я стоял в синагоге лондонского района Сент-Джонс-Вуд в ожидании быть введенным в должность Главного раввина ортодоксальных синагог Великобритании с благословением моего предшественника рабби лорда Иммануила Якобовица. В моей голове пронеслось множество мыслей: благодарность Богу за привилегию служить столь выдающемуся сообществу общин, моим родителям за любовь к иудаизму и еврейскому народу, которую они мне привили, и моей жене Элейн за то, что она сопровождает меня на этом новом и сложном этапе нашего совместного пути.
В тот день я говорил о еврейском обновлении, творческой энергии евреев и многом другом. Но одна мысль была основополагающей темой моей речи и все время звучала у меня в голове — наставление учителя второго века рабби Акавьи бен Магалальэля,: «Не забывай, из чего ты произошел, и куда ты идешь, и перед Кем тебе предстоит держать ответ на суде и отчитываться».
Это мысль кажется очевидной. Стоит ли ее произносить, а тем более повторять? Но Акавья бен Магалальэль не был обычным учителем. Мишна (Эдуйот 5:6) говорит нам, что он упорно придерживался своего собственного толкования традиции, с которым большинство его коллег было не согласно. Не сумев заставить его изменить свои взгляды, они попытались соблазнить Акавью обещанием назначить его главой раввинского суда при условии, что он откажется от своей позиции. Его ответ был великолепен: «Я скорее буду известен как глупец, чем грешник, кто изменил своим взглядам хоть на один момент ради личного продвижения».
Одна из традиций упоминает, что он был отлучен от общины. Несмотря на это, в Мишне говорится: «Ворота Храма никогда не закрывались перед человеком в Израиле, столь великим в мудрости и страхе перед грехом, как Акавья бен Магалальэль». Будь то Любавичский Ребе, рабби Соловейчик или мой учитель рабби проф. Нахум Рабинович, меня всегда привлекали раввины, подобные Акавье, способные выступить против мнения своих современников.
Акавья учил, как мне кажется, что хотя Тора вне времени, мы живем во времени. Быть евреем — значит быть частью путешествия, начавшегося четыре тысячи лет назад, когда Авраам и Сара, откликнувшись на призыв Бога, оставили свою землю, место рождения и семью, чтобы отправиться в неизвестном направлении и начать эксперимент в жизни, в который мы вовлечены до сих пор. Это путешествие определяет еврейское время. Мы не просто живем в настоящем. Мы хранители прошлого нашего народа и формируем его будущее. То и другое очень важно. Недостаточно помнить «откуда мы пришли». Мы также должны помнить, «куда мы идем». Вчерашние битвы — не сегодняшние, и мы сражаемся сегодня ради завтрашнего дня. Как я сказал в ходе одной из самых важных битв, которые велись среди британских евреев, ключевым вопросом является не: «Были ли у нас еврейские бабушки и дедушки?», а «Будут ли у нас еврейские внуки?».
Евреи Великобритании великолепно ответили на этот вызов. Новые школы, которые мы построили, расцвет культурного творчества в общинах, более высокий статус, который мы заняли в обществе, — все это, я верю, означает, что у нас будет больше еврейских внуков, чем могло бы быть в противном случае. Но я не мог бы жить с самим собой, если бы не продолжал делать все, что в моих силах, чтобы и дальше пытаться делать иудаизм более привлекательным для следующего поколения в интеллектуальном, этическом и духовном планах. Мы должны быть готовы к взаимодействию с миром как евреи, без стеснения и бескомпромиссно. В противном случае мы снова окажемся перед выбором: либо ассимиляция, либо сегрегация, в результате чего не останется никого, кто мог бы бросить вызов миру или внести в него свой вклад как еврей.
Мир стал глобальным, и мы должны действовать глобально. То, что происходит в Великобритании и странах Содружества, происходит и в других странах. Поэтому я решил вернуться к тому, с чего начинал: преподавать, писать, выступать и использовать новые средства массовой информации, вдохновлять евреев всех возрастов и слоев общества вступать в контакт с миром, не отказываясь ни от своего еврейства, ни от мира. Иудаизм более чем соответствует вызовам современного мира и является важным голосом в человеческом разговоре.
Вопрос, который я задал себе сорок пять лет назад: «Где невидимые евреи?», до сих пор побуждает меня напоминать другим о том, что столетия антисемитизма заставили нас забыть: мы — свидетели Божественного присутствия, свидетели чего-то гораздо большего, чем мы сами, живое доказательство достоинства различий и значения веры для исцеления расколотого мира. Мир нуждается в евреях, и евреи нуждаются в мире. Это цав ха-шаа, императив нашего времени, и нам предстоит большая работа.
Для меня было огромной привилегией последние двадцать два года служить евреям Великобритании, а также взаимодействовать с Израилем, американским еврейством и другими общинами по всему миру. Элейн и я постоянно поражались талантом, энергией, стремлениями и преданностью евреев. Мы — народ, чья численность небольшая, но чьи достижения огромны, и именно это делает нас агентами надежды, каждого по-своему.
Я был благословлен тем, что у меня был выдающийся предшественник, лорд Якобовиц, и я чувствую себя столь же благословленным, имея прекрасного преемника, раввина Эфраима Мирвиса. Мы с Элейн начинаем следующий этап нашего пути. Пусть Бог продолжает благословлять нашу общину и наш народ, и пусть мы все вместе продолжим быть источником благословения для всего мира.
Я заканчиваю двадцать два года служения британским евреям, чувствуя себя моложе и энергичнее, чем в начале пути. Теперь я последую за следующим вызовом: пытаться вдохновлять новое поколение еврейских лидеров, углублять связь между Торой и мудростью мира и делать это на глобальном уровне. К чему это приведет, я не знаю. Но быть евреем, значит, продолжать путь, чтя прошлое и строя будущее, о котором мы молимся.
P.S. Следующие семь лет (2013–2020) рабби Сакс был вовлечен с удивительной энергией в интеллектуальную и общественную жизнь, как он и ожидал, на глобальном уровне, усилив голос иудаизма в разговоре человечества.
БЛАГОСЛОВЕН ТЫ, Г-СПОДЬ, ДАРУЮЩИЙ РАЗУМ!
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2021/nomer7/saks/
