(продолжение. Начало в №1/2021 и сл.)
От автора
Я не предлагаю увидеть Шломо и его эпоху с пресловутой высоты исторического опыта — своего и эпохи своей — не будучи уверен, что этот опыт так уж высок, хотя бы потому, что поколение Шломо не знало войны. Напротив, я пытаюсь насколько возможно увидеть Шломо глазами его современников, конечно, не тех, кто деревья рубил и обтёсывал камни: они вряд ли знали о Шломо и золотом веке Израиля больше, чем я.
Источник наших знаний о Шломо, царе и мудреце, исключительно книги ТАНАХа. Ни один внешний источник его не упоминает. Причина? На каменных стелах обычно вытёсывали имена царей победивших и царей побеждённых, платящих победителю дань. Шломо не был победителем и не был он побеждён, дань не платил, не воевал. Какое кому дело до такого царя?
ТАНАХ — не слишком объективный источник, к тому же единственный? Разумеется, знаменитый принцип Тацита не слишком к нему применим. О своих героях Текст повествует и с гневом и с несомненным пристрастием, нисколько этого не скрывая.
Едва ли не каждый ныне пишущий о персонажах ТАНАХа старается заглянуть то ли вглубь, то ли в сторону, во всяком случае, подсмотреть в замочную скважину: что там, где кончается Текст, порождая бесконечную усталость от «новизны». Думается, наступила пора, признав «презумпцию невиновности» Текста, увидеть Шломо и других героев ТАНАХа, не заглядывая в заманчивую для догадок полую пустоту.
Итак, источник моих представлений об этом «странном» царе только ТАНАХ, мною переведенный и прокомментированный на основе традиционных толкований и современных научных исследований. Прямая речь Всевышнего в переводе даётся без кавычек. Буквой ѓ передается отсутствующая в русском языке буква ה, звучание которой схоже с украинским «г». Сделано это для того, чтобы приблизить звучание имён собственных в переводе к оригинальному. Стихи традиционно делятся на полустишия, нередко — на большее количество интонационно выделенных частей; это почти всегда совпадает с характерной для русского языка интонацией. Названия книг даются в переводе с оригинала, а не как принято в переводах Библии на русский язык. При первом упоминании этих названий и всех имён собственных даётся по Синодальному переводу вариант имени, если он есть, и традиционное русское название. В тех случаях, когда нумерация глав расходится с нумерацией в православной традиции, наряду с номером главы в ТАНАХе указывается номер в русском переводе Ветхого Завета.
Имена
Смерть и жизнь в руке языка
(Притчи 18:21, Притчи Соломоновы).
Имя лучше большого богатства
(там же 22:1).
Традиция утверждает: у Бога есть имя и семьдесят различных имён. Праотец Аврам становится Авраѓамом (Авраам), Сарай (Сара) — Сарой (Сарра), Яаков (Иаков) — Исраэлем (Израиль). Многие герои ТАНАХа в единое имя никак не вмещаются. Главное, имя никогда не случайно, особенно тогда, когда в его даровании Святой благословен Он принимает непосредственное участие.
Завоевав Иевус и сделав город Давида, Иерушалаим (Иерусалим) столицей объединённого царства, Давид нашёл, завоевал, определил место в пространстве, избранное Всевышним. Новый город, новое царство, новые жёны и новые дети. Впервые в Тексте Шломо упомянут в общем ряду четвёртым среди одиннадцати сыновей Давида, родившихся у него в Иерушалаиме (Шмуэль 2 5:14-16, Книга царств 2). Сыновья, равно как новые наложницы и жёны, — символ могущества: одно царь Иеѓуды (Иудея) в Хевроне, всего Израиля в Иерушалаиме — дело иное. Но, позабыв о братьях Шломо, верный повествователь Давида в рассказе о греховной любви царя к Бат Шеве (Бат-Шева, Вирсавия) и о смерти их первенца говорит о рождении «главного» сына:
Утешил Давид Бат-Шеву, жену, вошёл к ней, с ней возлежал,
родив сына, нарекла ему имя Шломо, Господь его полюбил.
Послал через пророка Натана [Нафан]: нарёк ему имя Иедидья [Иедидиа] —
ради Господа (Шмуэль 2:12:24-25).
Подчёркнуто: именем Шломо назвала сына мать, первый муж которой погиб на войне, назвала, возлагая на него упование на мир и благоденствие (семантика корня שלמ, шлм). А пророк Натан, сыгравший особую роль в обличении греха Давида с Бат Шевой (Шмуэль 2 12), пророк, которому суждено привести к власти Шломо, сообщает имя, Всевышним переданное через него: Иедидья — Возлюбленный Господа. Приблизительно такое же значение и у имени отца его.
Забегая вперёд: мог ли пророк, услышав такое имя от Бога, допустить, чтобы кто-то другой из давидовых сыновей, даже старше Шломо, мог Давиду наследовать? У Шломо с братьями счёты-расчёты свои: старшинство, влияние на Давида и многое другое пустое, у Натана — знак Господень: Иедидья, отсюда миссия — Шломо воцарить.
Кто знает о втором имени новорождённого царского отпрыска, которого любит Бог? Кто знает о его предназначении? Натан, рассказчик (возможно, это одно лицо). Бат Шева, нарекшая сына другим знаковым именем? Давид? Он утешил «Бат-Шеву, жену, вошёл к ней, с ней возлежал» и покинул повествование, даже ради дарования имени сыну не задержавшись, ведь у царя дела государственной важности: войны, финансы, торговля, придворные интриги, взрослеющие сыновья, поглядывающие на трон стареющего отца. Не удивительно, что и Шломо с матерью надолго исчезают из повествования о Давиде, вплоть до тех пор, когда Адонияѓу (Адония) решил, что время овладеть троном немощного отца наступило. И Шломо и Бат Шева беспечны, зато, волю Господа исполняя, на авансцену истории выходит Натан, по слову которого, спасая души свою и сына, Бат Шева приходит к царю сказать продиктованное пророком:
«Царь, мой господин, не ты ли рабе своей клялся, сказав, что сын твой Шломо будет царствовать после меня, он на мой престол сядет,// почему воцарился Адонияѓу?» (Цари 1 1:13, Книга царств 3)
Вероятен ещё один смысл имени, данного матерью: возместить и восполнить. Возместить потерю её первого сына с Давидом, восполнить Давидом не построенный Храм, установить мир и благоденствие страны Израиля, к чему стремился Давид, но чего не добился.
У Давида имя одно. Он целен. И повествование о втором царе Израиля достаточно цельно.
У Шломо много имён. Он многолик. И рассказ о нём фрагментарен.
Своё название книга Коѓелет (Екклесиаст, Екклезиаст) получила по имени (прозвищу, прозванию, титулу) автора: «Слова Коѓелета, сына Давида, царя в Иерушалаиме» (Коѓелет 1:1). Не сказано, что автор книги Шломо, но у Давида не было другого сына, царившего в Иерушалаиме. Для чего сказано так? Чтобы «ввести» ещё одно имя.
Именем Шломо назван третий царь Израиля матерью, Иедидья — по слову Бога, переданного пророком. Кем Шломо назван Коѓелетом? Писцом, перебелившим написанное царём? Писцом, составившим книгу из царских высказываний? Писцом, собравшим и представившим на суд царю им, писцом, сочинённое или собранное?
Авторства в нашем понимании древние эпохи не знали, но в любом случае: текст, отнесённый к царскому имени, признан и увековечен. Сам ли писец решился так назвать царя в Иерушалаиме сына Давида? Предал ли вечной гласности имя, которым современники негласно его называли? Что означает Коѓелет?
Слово это от корня קהל (кѓл; в русском: кагал — еврейская община) со значением «собирать», «созывать». Коѓелет — дословный перевод: Собиратель. В таком же значении название утвердилось и в древнейших переводах: Ἑκκλησιαστής (гр.) и Ekklesiastes (лат.). Согласно мидрашу Коѓелет раба, имя получено царём, ибо он произносил свои речи в собрании, публично; по Раши: ибо собрал много мудрости; по Авраѓаму ибн Эзре: ибо в нём «собралась» огромная мудрость. Сын Давида, царь в Иерушалаиме собирал (не завоёвывал!) земли, богатства, мудрость, жён и наложниц, что было не только символом славы, могущества, но и важнейшим актом внешней политики.
Шломо — надежда и упование на мир без вражды, без войны, без братоубийства. И, хотя всё это в царствование Шломо не исчезло, но по сравнению с эпохой Давида мир изменился. Даже вечная вражда с Египтом с женитьбой Шломо на дочери Паро (фараон) на время его царствования прекратилась — беспрецедентный случай в истории, свидетельствующий о силе и авторитете Израиля и его царя, что, нелишне заметить, совпало с ослабевшей в то время мощью Египта.
Как царя назовёшь, такой и будет эпоха? Или иначе: какая эпоха, таким и будет имя царя?
Юный Шломо — большая загадка. От рождения до воцарения читатель не знает о нём ничего. В отличие от старших братьев: Амноне, воспылавшем ненавистью-любовью к Тамар (Фамарь), сводной сестре, и, конечно, об Авшаломе (Авессалом) и Адонияѓу. Оба последних в Давида: обуреваемые земными страстями, нетерпеливые харизматичные герои, жаждущие власти, увлекающие соратников за собой.
Со старостью Давида началось не его время: ни войны, ни междоусобицы — герои уже не востребованы. Стране нужен мир, покой, благоденствие. Она этого заслужила. Стране нужен Шломо — во искупление отцовских грехов, в качестве крови пролитой искупление.
Почти ничего не знаем мы и о Шломо-царе вне парадных залов дворца. Кроме имени сына Рехавам (Ровоам), Текст называет имя его матери, жены Шломо — Наама из Амона (Цари 1 14:21, 31), а также имена дочерей: Тафат (Тафафь), жены царского наместника сына Авинадава (Бен-Авинадав, там же 4:11), и Басмат (Васемафа), жены царского наместника Ахимаца (Ахимаас, там же 15). Знаменательно, имя сына-наследника появляется уже после смерти Шломо. Может быть, это всё потому, что Шломо — идеал, а идеалу личные подробности противопоказаны, его можно описать лишь от противного.
Если создавая образ Давида, повествователь постигает и описывает его деяния, изначально постигнув личность героя-царя, то рассказывающий о Шломо постигает и описывает его деяния и через них пытается постичь и описать личность Шломо. Образ выходит туманным, облик совершенно непредставим. Даже если отчуждённый от персонажа рассказчик ни разу в жизни его и не видел, мог бы, по крайней мере, как-то представить, двумя-тремя штрихами читателю описав. Рассказчик не делает этого. Ему это не надо, да, пожалуй, и читателю ни к чему совершенно.
Этому царю подобает пребывать в одном из дальних помещений дворца в размышлениях о судьбах своего народа и мира, об устройстве идеального государства, о мире с ближними и далёкими, редко народным взорам являясь. Перед восхищёнными взорами во всём великолепии совершённого Шломо появляется, по сути, однажды — в им воздвигнутом Храме.
Наверное, голос невидимого царя народу слышнее.
Шломо, Иедидья, Коѓелет. Может, следует добавить и четвёртое, не имя, но прозвище? Царь-пастух? Ведь и первый царь Израиля Шауль (Саул) и второй — Давид перед избранием на царствование в народе пастухов пастушествовали. Разве пастырь Израиля может не быть пастухом? Каждому периоду жизни — своё царское имя?
1
Давид — сыну, Шломо — отцу своему
Обретение мудрости лучше золота,
обретение разума замечательней серебра
(Притчи 16:16).
И Давид и Шломо — Господни любимцы, но, в отличие от Шломо, Давид и любимец народный — «статус», который, похоже, Шломо никак не заботит.
У Шломо семьсот жён и триста наложниц, но ни одна из них не находится рядом. У Шломо есть наследник, но и его рядом с отцом мы не видим. У Шломо множество чиновников, им самим же назначенных, но ни одного близкого друга. Зададимся нашим постоянным вопросом: таким рассказчик увидел царя, или Шломо, подобно всем великим правителям, столь оглушительно одинок?
Повествующий о Давиде очень близок к нему и во времени и в пространстве. Рассказывающий о Шломо от него очень далёк. Если бы было не так, то вряд ли бы смог рассказчик удержаться от живых деталей царского быта, которым сумел бы придать значение и глубину деталей идеального бытия.
ТАНАХ — основание, стартовая площадка для самых смелых фантазий, самых дерзких сюжетов, в различной степени коренящихся в Тексте. Давиду с повествователем повезло едва ли не больше, чем любому иному персонажу ТАНАХа. Повествователь этот любил Давида и — чудо! — рассказал о нём без излишней апологетики. Танахическое повествование о цельном Давиде (победы, спасения, народная любовь, восстание сына, жёны) цельно и в огромной степени самодостаточно: что к сказанному можно прибавить? Даже апокрифические псалмы (их относят к 40-70 гг. до н.э.), и те не Давиду — Шломо приписали. В послетанахических текстах (агада, мидраши) образ Давида достаточно редок, в особенности по сравнению со Шломо, на котором, о Давиде смолчав, писатели иных эпох душу свою отвели.
Любое необычное свидетельствует об обычном. Вот и Шломо, царь в высшей степени необычный, очень ярко высвечивает образ обычного царя тех времён, грозного воина по преимуществу. Видим мы этого героя-царя на коне, муле, на колеснице, в то время как необычного царя, свитки читающего, в полутьме задних комнат дворца вовсе не различаем.
И срок миру
Таить — величие Господа,
величие царей — открывать.
Высь небес, глубь земли
и сердце царей без меры
(Притчи 25:2-3).
Рассказ о Шломо чрезвычайно лаконичен (если не считать гротескных подробностей его стола) и весьма фрагментарен (если не считать списка чиновников). Рассказчик держит читателя на расстоянии: никаких крупных планов, словно он и сам боится приблизиться, чтобы образ идеального царя, которому является Бог, царя, строителя державы и Храма, не стал слишком приземлённо обыденным. Ведь редко кто остаётся великим, подобно Давиду, страдающему вместе с воинами своими от жажды или притворяющемуся сумасшедшим перед чужеземным царём, жизнь спасая свою.
Давида мы видим в разных обстоятельствах в разных местах идущим, едущим и бегущим. Шломо почти не видим, разве что в самом начале едущим на муле и сидящим на троне. Шломо вне поля читательского зрения, мы его только слышим.
Царь Шломо — невидимый миру мудрец, у которого тысяча жён и наложниц, но не сказано, что он хоть к одной из них входит; у него тысяча четыреста колесниц, но не сказано, что он хоть на одной из них ездит; царский стол ломится от еды, но не сказано, что он хоть что-нибудь ест.
Царь Давид — человек из плоти и крови; царь Шломо — из призрачных слов.
В чём дело? В самом ли царе, чужих глаз сторонящемся, или в том, что рядом, близко с ним нет никого? Ни друзей, ни соратников, даже врагов, и тех нет у Шломо! Вельможи, чиновники — понятно, не в счёт, да и видит ли царь их, а те его — тоже не ясно.
По сравнению с повествованием о Давиде — земля Израиля и земли соседей, весь тогдашний мир, доступный израильскому царю — пространство Шломо даже не Иерушалаим, но только Храм и царский дворец, а порой просто точка, из которой голос царский исходит.
Как же объяснить, что именно он — царь идеальный? Может, такой власти и быть — невидимой, незримой, пугающей или радующей подданных для них незаметно?
Текст не даёт ощущения динамики, каких-либо изменений, перемен, вероятно, сорокалетнего царствования Шломо. Всё вдруг само собою сложилось и длится, не меняясь нисколько, прошлое и будущее исчезают, остаётся одно длящееся настоящее, в котором всё, что было вчера, то и сегодня, а то, что сегодня, то будет и завтра. По большому счёту нет ни пространства, ни времени. Если флот Шломо из Красного моря куда-то и движется за богатством, это неважно, всё равно и золото и павлины будут в Иерушалаиме у Шломо, ведь ради него и далёкая страна, куда кораблям Шломо плыть и возвращаться откуда три года, сама собою явилась.
Шломо-царь безличен, абстрактен, некий в слове идеальный образ бесплотный. Сколько скульпторов Давида сумели изобразить! Был ли кто в бронзовой или мраморной плоти Шломо попытавшийся миру представить? Может, просто-напросто идеал не облекается в плоть? Плоть идеал в себя вместить не способна?
Слава Шломо приводит к нему царицу Шевы (царица Савская) — правительницу древнего государства, существовавшего с конца 2-го тысячелетия до н.э. в южной части Аравийского полуострова в районе современного Йемена в плодородном, богатом водой регионе, через который торговые пути проходили.
Царица Шевы с Шломо говорит, загадывает загадки, вероятно, подобные этой из Притч.
Кто поднялся в небеса
и спустился?
Кто пригоршнями ветер собрал?
Кто в плащ воду собрал?
Кто все пределы земли поставил?
Каково имя его и имя сына его,
ты знаешь?
(30:4)
Царица поражается царскому столу, но ни полслова о виде царя, его одежде. Видит ли царица Шломо? Или он из-за какой-то ширмы с ней говорит?
Может, все эти вопросы — каприз читателя, привыкшего близко, на расстоянии руки видеть и юного и постаревшего рыжего красавца Давида? Порой кажется, что, об умершем Давиде скорбя, Текст некий идеал воцарил, дав ему славное имя, точней сказать, имена. И не Шломо — автор текстов, которые Традиция приписывает ему, но сам — текстов творение. Коль так, вовсе не трудно представить себе кукловода, скажем, пророка Натана, маской идеального царя лицо своё скрывшего.
Впрочем, что от этого нам, потомкам, да и им, современникам: разве от этого подати меньше для тех, кто их платит, или золото потускнеет — для тех, для кого корабли издалека его возят?
Царица Шевы любит загадки. Это не детская игра, но истинно царская. Загадка — это метафора, обозначение одного посредством сходства с другим. Вот и сам Шломо — безусловно, загадка, которую можно попытаться разгадать, поняв, в чём его сходство с царём, с мудрецом, сочинителем стихов, афоризмов и — главное! — с собою самим. Давида друг сочинил. У Шломо друзей нет. Приходится самому.
Загадка — жанр древний. Фараоны, подобно богам, миру загадывали себя. Вот и Шломо не зря на египтянке женился!
Иосиф Флавий упоминает о загадках, которыми обменивались Шломо и царь Тира Хирам (Хиром): «Говорят, что царствовавший в Иерусалиме Соломон посылал Хирому загадки и желал также получать их от него, чтобы тот, кто не сможет отгадать, платил бы отгадавшему деньги. И Хиром, согласившись на это, не сумел отгадать и заплатил по уговору за это много денег. Но затем якобы некий Авдимон Тирянин разгадал предложенные ранее загадки и сам загадал такие, которые уже Соломон отгадать не смог и заплатил за это Хирому намного больше» (О древности иудейского народа 1:17; также: Иудейские древности 8:5:3).
Загадка родственна пословице. Но если та активна, та поучает, то загадка мнимо пассивна, таинственно провокативна: возбуждает мысль и фантазию. Загадка — упражнение ума. А если не воевать, то чем ещё царям заниматься?
Подобно пословице, загадка — ритм, созвучие, лад, изящная иносказательность, аллегория. Отгадать загадку — смысл жизни постичь, врага победить. Отгадать загадку — себя, друга, невесту, испытывая, узнать. Большими любителями загадок были и древние греки. А среди танахических персонажей — Шимшон (Самсон).
Все загадки царицы Шломо разгадал. А она, увозя его бесчисленные подарки, загадку царя Шломо разгадала?
Любимец Бога Давид всю жизнь доказывает своё право на трон, чего любимцу Бога Шломо делать не нужно: другие его право на трон доказали, и все силы его направлены на возвышение этого трона. Для этого он строит дворцы и конюшни, множит жён и коней, дружит с Хирамом и дочь Паро берёт в жёны. Для этого строит он корабли, собирает заморское золото и мудрые притчи.
Всё это снискало Шломо репутацию великого мудреца. Не удивительно, что он согласно Традиции автор Притч. По мнению ряда толкователей с 10-ой по 24-ую главы Притч написаны непосредственно Шломо, а авторство глав с 25-ой по 29-ую с достаточной вероятностью можно ему отнести: «И это — притчи Шломо,// переписанные людьми Хизкии, царя Иеѓуды» (Притчи 25:1; царь Хизкия, Хизкияѓу, Езекия; правил Иеѓудой в конце 8 в. до н. э. При нём, вероятно, существовала академия, в которой занимались сбором афоризмов и разного рода сентенций).
Шломо воспел мудрость, созданную Господом «изначально, прежде Своих созданий», которая «древнее земли» (там же 8:22-23).
Счастлив человек, который мудрость нашёл,
человек, который рассудок обрёл.
Обретение её лучше обретения серебра,
плоды её — золота.
Кораллов дороже она,
ничто желанное с ней не сравнится.
Долголетие — в её правой,
в левой — почёт и богатство.
Пути её — пути славные,
мир — все дороги её.
Дерево жизни держащимся её,
поддерживающие счастливы.
Господь землю мудростью основал,
рассудком небеса утвердил
(там же 3:13-19).
И, обретя мудрость, прославившись на весь мир, этот человек в конце концов скажет:
Для чего это всё? Для того чтобы постичь: «Ничтожное ничто, всё — ничто»
(Коѓелет 1:2).
Шломо — это округлая полнота, сама собою растущая, словно опара богатства, мудрости, славы, на давидовых дрожжах взошедшая, вспухшая, чтобы со смертью Шломо при его наследнике лопнуть и сдуться, подтвердив слова Коѓелета, царя Израиля в Иерушалаиме:
Видел я все деяния, совершавшиеся под солнцем,
и — всё ничто и погоня за ветром.
Искривленное невозможно исправить,
отсутствующее невозможно исчислить.
Сердцу своему я сказал, говоря:
«Вот, умножил, собрал я мудрости больше,
чем было в Иерушалаиме до меня,
и сердце моё видело много мудрости, знания».
Отдал сердце своё — познать мудрость и безрассудство, и глупость,
и познал, что и это дума о ветре.
Ибо в многой мудрости много горя,
знание умножающий боль умножает
(там же 1:14-18).
Традиция приписывает Шломо авторство трёх книг ТАНАХа и двух глав Восхвалений (Псалмы). Поддавшись искушению, примем это на веру, обретя возможность увидеть Шломо не только извне, персонажем Царей и Повестей лет (Паралипоменон), но также изнутри — автором Песни песней, Притч, Коѓелета и Восхвалений.
В 72-ой (71) главе Восхвалений — краткое надписание: Шломо. Эта глава последняя, авторство которой отнесено царю Давиду, она обращена к идеальному царю, которым, уповает Давид, и станет Шломо. Условно текст этот можно представить трёхчастным. В первой части речь идёт о праведности и величии царя; во второй говорится о царе, помогающем бедным; в третьей звучат благословения стране, царю, Господу.
Как и в большинстве текстов Восхвалений, и в этом цитируется Учение (Тора).
«Польётся, как дождь, на покос,// словно оросит каплями землю». Сравни: «Польётся дождём ученье моё,// реченье моё будет росу источать,// мелким дождём — на травы,// каплями — на траву» (Слова 32:2, Второзаконие).
«Властвовать будет от моря до моря// и от реки — до концов земли». Сравни: «Положу пределы твои от Ям-Суф и до Моря плиштим, и от пустыни и до реки» (Имена 23:31, Исход). В этих стихах речь идёт о границах Израиля. Ям-Суф — это Красное море, южная граница. Море плиштим (филистимляне) — Великое (Средиземное) море, западная граница. Пустыня (концы земли) — восточная граница. Река — река Прат (Эвфрат), северная граница.
«Цари Таршиша и островов// приношение поднесут,// цари Шевы и Севы// подношенье доставят». Это пророчество о могуществе Израиля, властителю которого будут приносить дары цари далёких стран. Израиль был связан с местностью Таршиш оживлёнными торговыми связями, которые осуществлялись морским путём. Существует ряд гипотез, которые пытаются отождествить этот топоним: местность в Испании, Сардинии, Малой Азии, город «за морем». (Цари) островов. На языке ТАНАХа: цари далёких приморских государств. Шева. Местоположение — юг Аравийского полуострова. Страна приобрела в Израиле особую известность в результате визита царицы Шевы. Местоположение топонима Сева неизвестно.
«Плод, как Ливан, зашумит». Имеется в виду ливанский кедр, высокое и крепкое дерево, символ мощи.
Шломо.
Боже, дай царю законы Свои,
праведность — царскому сыну.
Будет судить праведно свой народ,
бедняков — по закону.
Горы народу мир принесут,
холмы — справедливость.
Будет судить бедных народа,
сыновьям нищего помогать,
грабителя усмирять.
Будут страшиться Тебя пока солнце,
доколе луна, из рода в род.
Польётся, как дождь, на покос,
словно оросит каплями землю.
В его дни праведник процветёт,
мир великий — пока не канет луна.
Властвовать будет от моря до моря
и от реки — до концов земли.
Перед ним пустынные преклонятся,
враги прах будут лизать.
Цари Таршиша и островов
приношение поднесут,
цари Шевы и Севы
подношенье доставят.
Все цари перед ним распрострутся,
все племена будут служить.
Ибо вопящего нищего он спасёт
и бедняка, не имеющего помощника.
Укроет нищего и убогого,
и души нищих спасёт.
От коварства, злодейства их души избавит:
в его глазах будет их кровь дорога.
Чтобы жил,
даст ему из золота Шевы,
и тот будет молиться за него постоянно,
каждый день благословляя.
Будет щедр урожай
на земле, на вершине гор,
плод, как Ливан, зашумит,
город, как земная трава, зацветёт.
Будет вечно имя его,
под солнцем — имя потомка,
им благословятся
все народы, славя его.
Благословен Господь Бог, Израиля Бог,
один совершающий чудеса.
И благословенно славное имя Его
вовек,
и слава Его всю землю наполнит;
истинно, верно.
Завершились молитвы Давида сына Ишая [Иессей].
127-ая (126) глава Восхвалений, в надписании которой читаем: «Песнь ступеней Шломо», Традиция приписывает сыну Давида: кому как не ему говорить об отце. А в 132-ой (131) главе содержится ясный намёк на преемника Давида: «Ради Давида, раба Твоего,// лица помазанника Твоего не отринь». О нём дал Давиду клятву Господь, от которой Он не отступит: «Из плода чрева твоего// на твоем престоле поставлю».
В 132-ой главе упоминаются два важных города в жизни Давида. Это Эфрата (Бейт Лехем, Вифлеем, Ефрафа) — родина Давида, город южней Иерушалаима по дороге в Хеврон (Кирьят-Арба). А также Сдей-Яар (Кирьят Иеарим, Иарим) — место, где находился ковчег свидетельства, город к востоку от Бейт-Шемеша в Иудейских горах, соседствовавший с главной дорогой, ведущей с Иудейских гор в долину Аялон (ныне селение Абу Гош в одиннадцати километрах северо-западней Иерушалаима). В этой главе говорится о «покое» Господа, т.е. о Храме, который задумал построить Давид, но строить который выпадет его наследнику-сыну. И тогда, когда Храм будет Шломо возведён, «праведностью коѓены» (коѓен — жрец единого Бога, в отличие от языческого) Господа облекутся, и «будут ликовать» Его верные.
Вполне вероятно, 127-ая и 132-ая главы книги изначально был текстом единым. 127-ая глава завершается метафорой: сыновья — это стрелы, 132-ая глава начинается мольбой к Господу вспомнить Давида, «все мученья его». Кому как не «стреле», сыну-преемнику писать эти пронзительные стихи?
Песнь ступеней Шломо.
Если Господь дом не построит — зря трудились строители,
если Господь град не хранит — зря усердствовал страж.
Зря рано встаёте,
поздно сидите,
хлеб печали едите,
Он даёт сон любимому Своему.
Сыновья его — Господень удел,
награда — плод чрева.
Как в руке воина стрелы —
сыновья юности.
Счастлив муж,
наполняющий ими колчан:
не опозорятся,
когда в воротах говорить будут с врагами
(127, 126).
Песнь ступеней.
Вспомни, Господь, Давида,
все мученья его.
Господу он поклялся,
дал обет Могучему Яакова.
В шатёр, дом свой не войду,
на ложе, постель свою не взойду.
Не дам глазам своим сна,
дрёмы — векам своим.
Пока место Господу не найду,
обиталище — Могучему Яакова.
Слышали в Эфрате,
в Сдей-Яар находили.
Войдём в Его обиталище,
у подножия ног Его распростремся.
В покой Свой, Господь, поднимись,
Ты и ковчег Твоей мощи.
Праведностью коѓены Твои облекутся,
и будут ликовать Твои верные.
Ради Давида, раба Твоего,
лица помазанника Твоего не отринь.
Истинно поклялся Давиду Господь:
От неё не отступлю,
из плода чрева твоего
на твоём престоле поставлю.
Если будут твои сыновья хранить Мой союз
и свидетельство, которому научу,
а также их сыновья навеки,
будут они на твоём престоле сидеть.
Господь выбрал Сион,
троном его пожелал.
Это покой Мой навеки,
здесь буду сидеть, его пожелав.
Еду его, благословляя, благословлю,
нищих хлебом насыщу.
И коѓенов его спасением облеку,
и будут, ликуя, ликовать его верные.
Там рог Давида взращу,
светильник помазаннику Моему установлю.
Позором врагов его облеку,
и венец на нём засверкает
(132, 131).
Мятежи и казни знаменовали конец бурной и яркой эпохи Давида и начало спокойной и мирной малоглагольной эпохи Шломо, в полной мере царствованием своим имя своё оправдавшего. Не случайно Традиция назвала автором в высшей степени бурно эмоциональных, и радостных, и горестных, Восхвалений Давида, а автором мирной прекрасной Песни песней и философских Коѓелета и Притч определила Шломо.
Всему время,
и срок каждому делу под небесами.
Срок рождаться,
и срок умирать,
срок сажать,
и срок саженец вырывать.
Срок убивать,
и срок лечить,
срок ломать,
и срок строить.
Срок плакать,
и срок смеяться,
срок оплакивать,
и срок танцевать.
Срок разбрасывать камни,
и срок собирать камни,
срок обнимать,
и срок уходить от объятий.
Срок искать,
и срок терять,
срок хранить,
и срок выбрасывать.
Срок рвать,
и срок сшивать,
срок молчать,
и срок говорить.
Срок любить,
и срок ненавидеть,
срок войне,
и срок миру
(Коѓелет 3:1-8).
Вздохнув и согласившись, начнём, печально осознавая, что, как бы ни был Шломо велик, мудр и прекрасен, всё равно он останется в отцовской тени, дарующей ему покой и от бурной жизни холодноватое отстранение.
Великое море впало в великую реку, чтобы распасться на множество мелких речушек и совсем не затейливых ручейков. Бывает наоборот? Безусловно. Но у династии Давида, пастуха из Бейт Лехема, получилось именно так.
Высоко Господь возвысил Шломо
Верность, истина царя охраняют,
престол верностью держится
(Притчи 20:28).
Строительство Храма — главное дело жизни Давида и главное дело жизни Шломо, крепче кровных уз связавшее не только династически, но и духовно сына с отцом. В конце Первой книги Повести лет содержится подробный рассказ о приготовленном Давидом для строительства Храма. Этот рассказ призван убедить в размахе приготовлений, после которых не исполнить задуманное никак невозможно.
Чужеземцы, «которые в земле Израиля», выполняют самую тяжкую работу каменотёсов — вырубают и обтёсывают камни; заготавливается «множество железа» и меди «без веса»; кедровых деревьев «жители Цидона [Сидон] и Цора [Тир]» привезли в Израиль «без счёта»; и золота, серебра тоже неисчислимо (Повести лет 1 22:1-4, 16).
Своим царским словом Давид заповедует «всем вельможам Израиля сыну своему Шломо помогать», ведь Сам Господь стране Израиля благоволит, в его руки «предав обитателей этой страны», т.е. нееврейское население, в немалом количестве сохранившееся на территории Давидова царства. Уходящий из жизни в историю царь призывает: «Встаньте, постройте Храм Господу Богу — перенести ковчег завета Господня и Божию утварь святую в дом, построенный имени Господа» (там же 17-19).
Но главное — обращение к юному и слабому сыну, которому «дом строить Господу, перед всеми странами вознести, возвысить, прославить и возвеличить» (там же 5). В этом обращении Давид передает слова Всевышнего, в которых с особым смыслом вновь звучит знаковое имя Шломо.
Сказал Шломо Давид:
«Сын мой, было на сердце у меня построить дом имени Господа моего Бога.
Было слово Господа, сказавшего мне: Ты кровь во множестве пролил, вёл войны большие,
не ты построишь дом имени Моему: предо Мной много крови ты пролил на землю.
Вот, родился сын у тебя, он будет человеком покоя, Я от всех врагов вокруг его упокою,
Шломо будет имя его, мир и тишь дам Израилю в его дни.
Он построит дом имени Моему, он будет Мне сыном, а Я буду ему отцом,
престол царствования его над Израилем навеки Я утвержу.
Теперь, сын мой, Господь будет с тобой,
добейся, построй дом Господа Бога, как тебе Он сказал.
Только Господь тебе даст мудрость и разум Израилю заповедовать,
хранить Учение Господа Бога.
Тогда добьёшься, если будешь хранить, исполнять законы, уставы, которые Господь Моше [Моисей] для Израиля заповедал,
твёрд будь и смел, не бойся и не отчаивайся» (там же 7-13).
Воцарив Шломо, продолжая «передачу дел», Давид проводит исчисление левитов, определяет тех, кто будет «смотреть за работой в доме Господа», кто будет судьями, кто «стражами ворот», кто будет славить «Господа на инструментах», которые он повелел изготовить. Давид распределяет потомков Леви на двадцать четыре смены для службы в Храме. Давид продумывает не только строительство Храма, но и то, кто и как в нём будет служить. И даже в этом сухом официальном реестре звучит ставшее рефреном добавление, сделанное рассказчиком: «Сказал Давид, что Господь Бог Израиля Свой народ упокоил,// и в Иерушалаиме Он поселился навечно» (там же 23:25).
Приводится речь царя Давида, собравшего элиту страны, пафос которой — избрание его и сына его на царство в Израиле, исполнение Господней воли Дом построить Ему, завет сыну Шломо служить Всевышнему «цельным сердцем» (в оригинале слово того же корня, что и имя Шломо!).
Собрал Давид всех вельмож Израиля, правителей колен, и управителей смен, царю служащих, и командиров тысяч, и командиров сотен, и смотрителей всего имущества и стад царя, и его сыновей, с придворными, воинами, и всеми доблестными воинами в Иерушалаим.
Поднялся на ноги царь Давид и сказал:
«Слушайте меня, братья мои и мой народ!
На сердце у меня — построить Дом упокоения ковчегу завета Господня, подножие ног нашего Бога я приготовил построить.
Но Бог мне сказал: Не строй Дом имени Моему,
ибо ты — муж войны, ты кровь проливал.
Избрал Господь Бог Израиля меня из всего дома отца моего быть царём над Израилем вечно, ибо Иеѓуду избрал он властителем, а в доме Иеѓуды — дом отца моего,
и из сыновей отца моего меня пожелал над всем Израилем воцарить.
И из всех моих сыновей — много сыновей Господь мне даровал —
избрал Он моего сына Шломо сесть на престоле царствия Господа над Израилем.
Сказал мне: Сын твой Шломо, он построит Мой дом и дворы Мои:
его Себе Я сыном избрал, Я отцом ему буду.
Я утвержу царство его вовек,
если будет он твёрд, Мои заповеди и законы исполняя, как ныне.
Теперь на глазах всего Израиля, общины Господней, в слух Бога нашего: храните и постигайте все заповеди Господа вашего Бога,
чтобы владеть этой доброй землёй и передать сыновьям вашим в наследство навечно после себя.
Ты, Шломо, сын мой, знай Бога отца твоего, служи ему цельным сердцем, душой жаждущей, ибо Господь все сердца испытывает, знает все побуждения мысли,
будешь искать — тобой будет Он найден, оставишь — тебя навек Он отринет.
Ныне смотри, Господь избрал тебя построить Святилище, будь твёрд, соверши!» (там же 28:1-10)
После этой речи Давид отдаёт Шломо «план зала, Дома, хранилищ, галерей, внутренних помещений, Святого святых», «дворов дома Господня», «сокровищниц Божьего дома», списки «смен коѓенов и левитов для любой работы служения дома Господня», «всю утварь для служения дома Господня» и золото, заготовленное для храмовой утвари (там же 11-18). Передав всё это, ещё раз Давид напутствует сына.
Сказал Давид своему сыну Шломо:
«Крепись, будь сильным и соверши! Не страшись и не бойся!
Господь Бог, мой Бог — с тобой! Не ослабит тебя, не оставит, пока не завершишь всё служение работы в доме Господнем!» (там же 20)
И заканчивается повествование Первой книги Повести лет о Давиде сценой благословения «Господа на глазах всей общины» уходящим царём («Благословен Ты Господь Бог Израиля, отец наш, извечно — навечно», там же 29:10), сбором пожертвований на Храм, обращением к Богу «Авраѓама, Ицхака [Исаак], Израиля, наших отцов» осуществить «помыслы сердца Своего народа» и дать сыну его Шломо «хранить заповеди», «уставы, законы» (там же 18-19).
Сказал Давид всей общине: «Благословите Господа вашего Бога!»
Вся община благословила Господа Бога отцов своих, поклонились и распростерлись пред Господом и перед царём.
На следующий день принесли Господу жертвы, вознесли Господу всесожжения: тысячу быков, тысячу баранов, баранов тысячу с возлияниями,
множество жертв за весь Израиль.
Ели, пили пред Господом в этот день с весельем великим,
Шломо сына Давида воцарили вторично и в правители помазали пред Господом, а Цадока [Садок]— коѓеном.
Сел царём Шломо на престоле Господа вместо Давида, отца своего, и добился,
услышал о нём весь Израиль.
Все вельможи и воины, и все сыновья царя Давида
признали царя Шломо.
Высоко Господь возвысил Шломо перед глазами всего Израиля,
даровал ему величие царское, какого не было ни у одного царя в Израиле перед ним (там же 20-25).
2
Царь мира в Иерушалаиме
Утешил Давид Бат-Шеву, жену, вошел к ней, с ней возлежал,
родив сына, нарекла ему имя Шломо, Господь его полюбил
(Шмуэль 2 12:24).
Господь мощь даст народу,
Господь благословит миром [שָׁלוֹם, шалом] народ
(Восхваления 29:11, 28).
Царствование Шломо — уникальная для Израиля эпоха покоя и мира, цельности государства, не знающего раздоров, и стабильности власти. Не потому ли сын Давида был наречён Шломо задним числом? А если не так, то история оказалась с Бат Шевой, матерью третьего царя Израиля, вполне солидарна.
На карте мира
Горе тебе, страна, чей царь — раб,
и вельможи твои утром пируют.
Счастлива страна, чей царь — свободный,
и в срок пируют вельможи,
и они воины не в питье
(Коѓелет 10:16-17).
Родившийся в царском доме в Иерушалаиме Шломо правил в начале десятого века до н.э. (варианты хронологии: 972–932 гг. до н.э., 960-е – ок. 930 гг. до н.э., 967–928 гг. до н.э.). Первые два года, вероятно, он царствовал вместе с отцом. А после его смерти стал единоличным властителем государства, на юге простиравшегося до границы с Египтом и до Хаммата в центральной Сирии. Царь Израиля, господствуя над сирийскими царствами и Заиорданьем, контролировал важнейшие торговые пути между Египтом, Месопотамией и Анатолией, караванные пути в Аравию, дороги, связывающие Средиземное море с Красным.
Мир царства Шломо с соседями был обеспечен, кроме армии, торговли, династическими браками, важнейший из которых — с дочерью фараона, единственный в истории брак царя Израиля с принцессой египетской, свидетельствующий о мощи еврейского государства и о его стремлении в царствование Давида и Шломо подражать государственному устройству Египта. Среди множества царских жён у египтянки было совершенно особое положение. Для неё в Иерушалаиме был построен дворец. В приданое Шломо получил Гезер, древний укреплённый город, жители которого осуществляли контроль над важной дорогой из Иерушалаима к побережью. Однако впоследствии с восшествием новой династии в Египте отношение к Шломо стало враждебным. Безымянная дочь фараона — жена израильского царя, это было делом совершенно неслыханным, единственный случай, когда дочь повелителя пусть и ослабленного в то время Египта была выдана за чужеземца. Кроме неё, из всех жён и наложниц Шломо из тьмы безвестности и безымянности проступает лишь Наама из Амона, мать наследника Шломо Рехавама.
Образцовыми были отношения Шломо с царём Тира Хирамом. Тир — древнейший город-государство, упоминавшийся ещё в египетских документах конца 19 в. до н.э. Находился на ливанском побережье Средиземного моря к югу от нынешнего Бейрута, около двадцати километров северней современной границы Израиля и Ливана. Греки называли его Финикией. Славился своими мореплавателями, купцами, ремесленниками. Имел колонии в различных местах Средиземного моря. «Слуги Шломо» вместе со «слугами Хирама» привозили заморские богатства (Цари 1 9:11,26–28; 10:11,22). В Эцьон Гевере (Ецион-Гавер) на Красном море был порт, откуда отплывали и корабли Шломо и корабли Хирама. Израиль поставлял Тиру зерно, масло, а Тир — Израилю древесину кедра и кипариса и золото. Строители Тира участвовали в главном деле жизни Шломо — строительстве Храма. Между странами был заключён договор, а у правителей были дружеские отношения («все дни любил Давида Хирам», там же 5:15).
Из огромного количества золота, прибывавшего Шломо из-за моря, а также от торговцев, наместников по стране и в качестве дани, царь сделал двести больших и триста малых щитов, положив их в «Доме леса ливанского» (там же 10:16-17).
В царствование Шломо впервые в своей истории Израиль превратился в страну цветущей материальной культуры, будучи прежде в этом отношении северными задворками Египта и южными — Месопотамии. Серебро в дни Шломо «считалось ничем» (там же 21). Кроме столичного Иерушалаима, где были построены Храм и царский дворец, по всей стране возводились общественные здания, города окружались мощными стенами. Шломо были построены «города припасов», «города колесниц», «города всадников» (там же 9:19); «было у Шломо сорок тысяч конюшен с лошадьми для его колесниц// и двенадцать тысяч всадников» (там же 5:6).
Всезнающий Иосиф Флавий в духе Текста, но, как это у него часто бывает, далеко за пределы его выходя, с упоением добавляет о всадниках: «Необычайно цветущие юноши, далеко превосходившие прочее население своим значительным ростом и статным телосложением и отличавшиеся длинными распущенными волосами и одеянием из пурпура из Тира. Ежедневно они посыпали себе волосы золотым песком, так что головы их сияли золотом, когда на них падали лучи солнца. В таком убранстве с луками в руках эти всадники окружали царя, когда тот обыкновенно на заре выезжал на своей колеснице в белом одеянии и сам правил лошадьми» (Иудейские древности 8:7:3). Иосиф Флавий единственный, удостоившийся видеть царя Шломо на колеснице. Вот, что значит прозорливость историка: даже столетия не преграда.
При Шломо появляется множество новшеств. Начинается строительство из тёсаных камней — огромных, подогнанных друг к другу. Новые приёмы кладки используются при строительстве городских ворот. Даже если враг брал штурмом наружные ворота, он попадал в узкий проход перед новыми со всеми вытекающими для его жизни последствиями.
Ослы и мулы могли продвигаться и по бездорожью. Лошади и колесницы, мобильное войско, обеспечивающее безопасность, потребовали ровных дорог, прокладке которых Шломо уделял, согласно Иосифу Флавию, привыкшему к великолепным римским дорогам, большое внимание. Надо думать, обычай ровнять дорогу перед царём был реалией времени, из которой родился знаменитый призыв: «Ровняйте, ровняйте, дорогу торите,// убирайте с пути Моего народа, устраняйте преграду» (Иешаяѓу 57:14, Исаия).
Продолжая начатое отцом, идя дальше, Шломо создал могущественное государство с качественно иной внутренней организацией, мощной экономикой, самой современной по тем временам армией. Захватив несколько сотен колесниц и лошадей у арамейского царя, Давид в качестве диковинных трофеев привозит лишь сто колесниц. А лошадям он велел подрезать подколенные сухожилия. Лошади, чужеземная дорогая забава, ему не нужны: в Израиле основная тягловая сила — осёл и мул.
У Шломо — тысячи колесниц, всадники, лошади, у него армия, оснащённая не хуже ведущих армий Египта и Месопотамии. Двухколёсные, покрытые железными пластинами колесницы были сзади открытыми, что позволяло легко на них вскакивать. Колесница была запряжена двумя или тремя лошадьми. На ней кроме возничего были воин и щитоносец. Колесницы были грозным оружием, быстрым, маневренным, и — не дешёвым. Лошадям требовался тщательный постоянный уход, для них Шломо по всей стране строил конюшни. Эта армия, в отличие от большей части войска Давида, должна была быть постоянной: землепашцев, отозванных от сохи, воевать на колесницах за считанные дни научить было никак невозможно.
С такой армией ближние и дальние соседи Израиля не могли не считаться и с охотой выдавали своих дочерей за мирного царя, обладающего мощной армией, который умел мир защищать, а при случае, надо полагать, и продиктовать.
Царствование Шломо — сорокалетний рай исторического покоя в тысячелетнем океане вражды: ни злодейств, ни предательств, ни кораблекрушений, ни разбойников на дорогах, ни засухи и неурожая — ничего, что могло бы нарушить благоденствие, осквернить без тревог и бед великолепное течение жизни в царском дворце, благостную молитву и приношение жертв в Доме Господнем. Очень задним числом поздравив с этим царя, отдадим должное и выбравшему для рассказа о нём из событий этого времени то, что поведало потомкам о рае. То ли плод с древа познания добра и зла ещё вовсе не съели, то ли едва надкусили, во всяком случае, гармонию порушили не критично: никого пока не изгнали. Конечно, за пределами рая исполняли повинность царскую дровосеки, камнетёсы, носильщики и множество тяжким трудом хлеб насущный свой промышляющих. Но «работающий на земле хлебом насытится,// а преследующий пустое бездумен» (Притчи 12:11).
Если история — это войны, борьба за власть и государственные перевороты, то из такой истории царствование Шломо выпадает. Но если история — это строительство, ремёсла, искусство, то царствование Шломо есть самая подлинная история. Обычно оба вида истории в едином потоке времени совмещаются. Часто музы вовсе молчат. Но чтобы только они были слышны — чрезвычайная редкость.
Ни до, ни после Шломо территория Израиля не была столь велика. При нём еврейское государство впервые в своей истории по-настоящему появляется на карте тогдашнего мира: «Шломо был властителем всех царств от Реки до земли плиштим и до границы с Египтом,// они приносили дары и служили Шломо все дни его жизни» (Цари 1 5:1). Река, упомянутая в стихе, это Прат, до которого доходила северная граница владений Шломо. «Земля плиштим» и «граница с Египтом» — южная граница его владений. Вассалами Шломо был ряд царей. В 72-ой главе Восхвалений, которая отнесена к Шломо, говорится: «Властвовать будет от моря до моря// и от реки — до концов земли» (8), «Все цари перед ним распрострутся,// все племена будут служить» (11).
И главное: «был вокруг него, со всех сторон мир», «Иеѓуда, Израиль были спокойны, // все дни Шломо каждый под лозой своей, под инжиром от Дана до Беер Шевы» (Цари 1 5:4-5). Если выше упомянуты владения Шломо, т.е. земли, на которые распространялось его влияние, его власть, и тамошние властители ему дань приносили, то здесь имеется в виду собственно Израиль, «измеренный» от крайне северной точки (Дан) до крайне южной (Беер Шева). В этом стихе обо всём Израиле сказано с использованием идиомы, равно как и о мире. Обе идиомы встречаются в ТАНАХе нередко. Значение идиомы «под лозой своей, под инжиром»: спокойно, зажиточно, обеспеченно.
Сам же царь со своим двором был примером роскоши, богатства и изобилия. Об этом, гиперболизируя, сообщает рассказчик, перечисляя однодневный «хлеб» царского дома: «тонкой муки тридцать коров» (приблизительно двести пятьдесят, по другой версии — четыреста двенадцать литров), «шестьдесят коров муки», «десять быков откормленных, с пастбища двадцать быков, сто коз и овец,// кроме серн, и газелей, и антилоп, уток, гусей» (там же 2–3).
Как тут не вспомнить самую замечательную гиперболу повествования о Давиде: гигантские размеры Голиата (Голиаф), юным пастухом побеждённого. И если в тени гиганта Давид едва лишь заметен, то тут из-за горы мяса и прочей бесчисленной снеди царь Шломо и вовсе не видим. Да и к чему? Эти горы призваны сказать о царе больше, чем он сам своей скромной, соразмерной подданным фигурой на это способен.
Для функционирования огромного государства необходимо было соответствующее управление. Страна была разделена на двенадцать областей, не совпадавших с границами колен, во главе области был наместник. По очереди из месяца в месяц наместники должны были царя и дом его обеспечивать (там же 7). Особое положение было у колена Иеѓуды, из которого был сам царь Шломо. Оно не входило в число областей и от повинности обеспечивать царя было освобождено.
В Тексте приводится список высших сановников, которые составляли элиту царской администрации (там же 4:2-6). Среди них Азарьяѓу сын Цадока-коѓена (Азария, сын Садока священника), «над наместниками» стоящий, по всей видимости, глава всех вельмож-министров; «друг царя», вероятно, его ближайший советник; двое писцов; летописец. «Бенаяѓу сын Иеѓояды [Ванея сын Иодая], над войском». При царе Давиде он командовал отрядом телохранителей царя (крети и плети). Выполняя приказ царя Шломо, Бенаяѓу убивает военачальника Иоава, поддержавшего Адонию в борьбе за царство, и становится военачальником израильского войска. «Цадок и Эвьятар [Авиафар], коѓены». Вероятно, определённое время оба были Великими коѓенами, возможно, то, что Эвьятар указан вторым, свидетельствует, что его полномочия были меньшими, чем Цадока. В отличие от Цадока, поддержавшего в борьбе за престол Шломо, Эвьятар поддержал Адонию. Царь Шломо прекратил его жреческое служение (там же 2:27). И ещё названы два высших чиновника: один «над домом», другой «над податями».
В ближайшем кругу Шломо были те, кто его отца окружал. Среди них пророк Натан, который упомянут как один из авторов книги Цари (Повести лет 1 29:29, 2 9:29) и как устроитель храмовой службы (там же 2 29:25), но, сделав дело, исполнив миссию — воцарив Шломо, из рассказа он исчезает, роль свою исчерпав.
И завершает сухой отчёт об администрации стилистически неожиданное, напоминающее читателю выражение, восходящее к благословению Господом Авраѓама (Вначале 22:17, см. также сказанное о Яакове, там же 32:13):
Иеѓуда, Израиль многочисленны, как песок моря во множестве,
едят, пьют, веселятся (Цари 1 4:20).
Чтобы Господь Своё слово исполнил
Сеющий несправедливость злодейство пожнёт,
бич ярости его уничтожит
(Притчи 22:8).
Справедливостью царь страну утверждает
(там же 29:4).
Давид — возлюбленный Господа, которым избран на царство, в лишениях и страданиях трон свой выбарывает, убеждая народ, что именно он царь подлинный, настоящий. В отличие от него, Шломо — любимец Господа (= избранный Всевышним на царство, но при рождении его об этом прямо не говорится), обретающий трон без борьбы, хотя бы только придворной, её пророк Натан ведёт за него.
По слову Давида, у Гихона, самого значительного источника в окрестностях города Давида, Шломо помазали маслом и протрубили в шофар (рог, который употреблялся и употребляется сегодня исключительно в ритуальных целях). После этого народ возгласил: «Да здравствует царь Шломо!» И за новым царём весь народ поднялся, «на свирелях играют, веселятся весельем великим,// от криков раскалывалась земля».
И пришли рабы царя поздравить своего господина, царя Давида, сказали: «Бог сделает имя Шломо лучше имени твоего, его престол над твоим престолом возвысит»,
царь на ложе своём поклонился.
И царь сказал так:
«Благословен Господь Бог Израиля, даровавший сегодня сидящего на престоле моём, и глаза мои видят» (Цари 1 1:39-40, 47-48).
Воцарившись, Шломо ведёт себя как истинный царь. Важнейший вопрос: как поступить с Адонияѓу, единокровным старшим братом своим, попытка которого воцариться спровоцировала развитие событий, приведших к помазанию Шломо. Испугавшись, Адонияѓу «за рога жертвенника ухватился» (там же 50), т.е. за выступы жертвенника, похожие на рога, что было равносильно бегству в город-убежище. Так мог спасаться человек, убивший непредумышленно. Но злоумышленника можно было брать и от жертвенника (Имена 21:14). Царь Шломо велит, взяв от жертвенника, привести Адонияѓу, который, придя, простирается перед Шломо, и царь его милует, домой посылая (Цари 1 1:53).
Первые слова, которые Шломо в качестве царя произносит, об Адонияѓу, и звучат они весьма патетично, выдавая поэта и собирателя мудрости.
Сказал Шломо:
«Если храбрым [достойным, честным] мужем он будет, волос с головы его на землю не упадёт,
если в нем зло обнаружено будет — умрёт» (там же 52).
Нетерпеливый Адонияѓу, попытавшийся стать царём, был скорей всего к моменту этих событий старшим из живых давидовых сыновей. Амнон и Авшалом, которые были старше его, погибли, а о судьбе Килава от Авигаль (Авигея) нет упоминаний. Таким образом, притязания Адонияѓу на трон выглядят оправданными вполне. Но он разделяет судьбу Авшалома, восставшего против отца, хотя в его случае всё завершилось, ещё не начавшись. Вполне вероятно, решительность Давида вызвана тем, что действия Адонияѓу напоминают старому, немощному царю, согреваемому Авишаг (Ависага), начало восстания Авшалома. Подобно тому, Адонияѓу красив («Подобного Авшалому, мужа, славного красотой, во всём Израиле не было:// от стопы до темени не было в нём изъяна», Шмуэль 2 14:25), он завёл колесницы, всадников и скороходов. В своих притязаниях на трон Адонияѓу опирается на высоких сановников: Эвьятара, Великого коѓена, которого Шломо, придя к власти, от должности отрешит, и Иоава, сына сестры Давида, его племянника, военачальника Давида и его злого гения.
Насколько искренен был Шломо, отпуская брата-соперника? Во всяком случае, с ним молодой царь не вероломен, в отличие от Адонияѓу, со своим поражением не смирившегося, и, вполне вероятно, надеявшегося обвести Шломо вокруг пальца.
Некоторое время два царя, дряхлый и юный, царили в Израиле. Сообщение о смерти Давида весьма лаконично, и — «Шломо сел на престол Давида, отца своего,// чрезвычайно царствование его укрепилось» (Цари 1 2:12). И тут же — об интриге Адонияѓу, пришедшего к Бат Шеве, матери Шломо, и сказавшего: «Ты знаешь, царство было моим, ко мне лица свои обращал весь Израиль, чтоб я царствовал,// но царствование от меня отвернулось и стало брата: от Господа это было» (там же 15).
Превосходная лесть! Не своевременное вмешательство пророка Натана, не напоминание Бат Шевы Давиду, что Шломо по его слову — наследник престола. Нет, Сам Господь сделал выбор. Что остаётся Адонияѓу, как не признать брата царём? А коль так, разве можно смиренному отказать в единственной просьбе? С ней Бат Шева приходит к царю. «Встал царь навстречу, поклонился, сел на престол, поставили престол для царской матери, справа от него села она» (там же 19).
С какой же просьбой Бат Шева обращается к сыну? Она просит, чтобы Авишаг была отдана в жёны Адонияѓу. Бат Шева по наивности не видит, что просьба отдать наложницу Давида Адонияѓу есть знак. Это прекрасно понимает Шломо, вынося приговор. Иронизируя, он спрашивает, почему только Авишаг просит мать? «Проси ему царство, он ведь брат старше меня!» Поклялся Шломо: «Нынче, жив Господь, на престол Давида, отца моего, посадивший меня и утвердивший, дом мне создавший, как говорил,// сегодня будет Адонияѓу убит» (там же 21–22, 24).
Над Адонияѓу, стремящимся заполучить отцовскую наложницу, нависает тень брата его Авшалома, вошедшего к жёнам и наложницам, оставленным отцом в Иерушалаиме во время бегства от преследования на него восставшего сына.
Приговор Адонияѓу, равно как и иные подобные, исполнил Бенаяѓу сын Иеѓояды, командир особого отряда Давида, его телохранителей, которого «для особых поручений» Шломо унаследовал. С Адонияѓу Шломо честен и прям, лишь после того, как тот поступает коварно, посылает он Бенаяѓу.
Но с Иоавом и Шими, исполняя отцовский завет, Шломо успешно проходит тест на жестокость властителя.
Приблизились дни Давида умереть,
сыну Шломо завещал он, сказав.
«Путём всей земли я ухожу,
крепись и будь мужем.
Храни завет Господа Бога: ходи путями Его, храни законы Его, заповеди, уставы, установления, как написано в Учении Моше,
чтобы побеждал во всём, что ты делаешь, куда ни свернёшь.
Чтобы Господь Своё слово исполнил, которое говорил мне, сказав: Если твои сыновья пути свои будут хранить — ходить предо Мной в истине, всем сердцем своим и всею душой,
говорю: муж у тебя на престоле Израиля не истребится» (там же 1–4).
Призывая сына-наследника «хранить завет Господа», Давид напоминает ему: «Люби Господа Бога// всем сердцем своим и всей душою своей, и всей своей силой» (Слова 6:5; ср.: там же 11:13). А пророча, что муж у Шломо, т.е. у наследников его, «на престоле Израиля не истребится», он вспоминает сказанное ему Святым благословен Он: «Дом твой и царство твоё перед лицом твоим вовек крепкими будут,// твой престол упрочен будет вовеки» (Шмуэль 2 7:16). Об этом же, передавая слова Бога, скажет спустя столетья пророк: «Не пресечётся муж у Давида, восседающий на престоле Израиля» (Ирмеяѓу 33:17, Иеремия). Пророчество это сбылось. Все цари Иеѓуды были из дома Давида: сын сменял на троне отца на протяжении более четырёхсот лет, весь период Первого храма. В то же время цари северного царства — Израиля принадлежали к девяти домам, царствовавшим на протяжении около двухсот сорока лет.
Среди заветов Давида сыну были и счёты с врагами, которые по разным причинам Давид при жизни свести не сумел или же не посмел. Давиду с Шаулем пришлось делить всё: не только царство, но и его сына и друга своего Ионатана (Ионафан). Шломо с отцом ничего не надо делить: они вместе даже царствуют одновременно, у них общие и друзья и враги, позаботиться о которых сыну завещает Давид.
Каковы их грехи? За что Давид посмертно руками сына их убивает?
Иоав убил Авшалома, сына Давида, несмотря на категорический царский запрет (Шмуэль 2 18:10-15), а затем он упрекал царя, оплакивавшего сына (там же 19:6-8). Авнер (Авенир) и Амаса были военачальниками противников Давида в борьбе за власть Иш Бошета (презрительная кличка: человек стыда, позора; Иевосфей) и Авшалома. Иоав убивает их после того, как те примирились с Давидом. Амасу Давид собирался даже поставить во главе своего войска (там же 14).
С Иоавом сыну-наследнику Давид завещает по мудрости поступить, не отпустив «с миром его седину в преисподнюю» (Цари 1 2:6) за то, что двух военачальников Израиля убил, «в час мира пролил кровь брани,// кровью брани он пояс на чреслах и обувь на ногах своих обагрил» (там же 5).
Подобно Адонияѓу, спасаясь от неминуемой смерти, Иоав в «шатёр Господень» бежит» и там «за рога жертвенника ухватился». Но царь беспощаден, он велит Бенаяѓу идти и убить. Бенаяѓу пытается убедить Иоава покинуть шатёр, тот отказывается. Не решаясь убить у жертвенника, возвращается Бенаяѓу к Шломо. Царь беспощаден: «Делай, как я сказал, убей и похорони!// Сними невинную кровь, что пролил Иоав, с меня и с дома отца моего» (там же 28–31).
Обратит Господь на его голову его кровь: он убил двух мужей его праведней, лучше, убил их мечом, а отец мой Давид не знал:
Авнера сына Нера, военачальника Израиля, и Амасу сына Иетера, военачальника Иеѓуды.
Их кровь обратится на голову Иоава и потомства его вовек,
а Давиду, потомству, дому, престолу его мир от Господа будет навеки (там же 32–33).
Что ж. Мир стоит крови убийц, даже пролитой у жертвенника.
Всевышний не позволил Давиду, мужу брани, проливавшему кровь, исполнить мечту — возвести Храм. Это может совершить его сын, человек мира Шломо. Но и ему, исполняющему заветы отца, без крови не обойтись, но крови очищающей, ведь на Иоаве невинная кровь.
Таким образом, Шломо, исполняя завет отца, утверждает: убийство Иоава — не месть, убийство Иоава — очищение от крови, в которой, пусть косвенно, Давид был повинен, очищение, без которого мир не возможен.
Иное дело Шими. О нём Давид говорит Шломо, что, несмотря на то, что Шими с ним, со Шломо (вероятно, он не поддержал Адонию), его следует опасаться. Почему? Он проклинал Давида во время бегства от Авшалома. Затем, однако, прощение заслужил, и Давид поклялся, что он его не убьёт (Шмуэль 2 16:7–8, 19:17–24).
Как поступит хитромудрый Шломо, завет отца исполняя? Рассказ об этом похож очень на притчу. Призвав Шими, царь велит тому построить в Иерушалаиме дом и там поселиться, а если преступит границы Иерушалаима, то смертью умрёт, и кровь его на голове его будет.
«Жил в Иерушалаиме Шими долгие дни», пока однажды сбежали в Гат (Геф) два раба Шими. Почему именно в Гат двух рабов потянуло? Ответ: потому что именно там спасался от Шауля Давид! Почему именно такое условие даровать Шими жизнь выбрал Шломо? Ответ тоже прост: знал о жадности Шими, а то, что рабы время от времени от хозяина убегают, дело известное.
Жадный Шими седлает осла, направляется в Гат, отыскивает рабов, возвращается с ними в Иерушалаим и лишается жизни (Цари 1 2:36–41).
Условие Шими нарушил? Нарушил. На ком кровь? Понятно, на Шими, не на царе!
Шломо посылает за Шими и говорит:
«Не заклинал тебя Господом я, остерегал, говоря, что в день, когда выйдешь ты и пойдёшь туда или сюда, ведай ты, знай: смертью умрёшь,
ты сказал мне: ‘Хорошее слово я услыхал’.
Почему клятвы Господом ты не исполнил
и данного мною приказа?»
Сказал царь Шими: «Ты знаешь всё зло, сердце твоё его ведает, что причинил Давиду, отцу моему,
твоё зло Господь на твою голову обратит» (там же 42–44).
В конце второй главы Первой книги Цари в качестве эпилога, подводящего черту эпохе Давида, и пролога, открывающего эпоху Шломо, звучит сообщение о смерти Шими в очень своеобразном, очень не сочетаемым с этой вестью контексте.
А царь Шломо благословен,
престол Давида навеки пред Господом утверждён!
Приказал царь Бенаяѓу сыну Иеѓояды, тот вышел, поразил его, умер,
было прочным в руке Шломо царство (там же 45–46).
Впрочем, это для сегодняшнего читателя весть о смерти с благословением царя сочетается плохо. А я-то намеревался не смотреть на своего героя «с пресловутой высоты исторического опыта»!
Утешимся!
Среди заветов Давида сыну, кроме кровавых, был один — оказать «милость сыновьям Барзилая, что из Гилада [Верзеллий Галаадитянин], за столом твоим они будут есть,// с тем же и ко мне они подошли, когда от Авшалома, твоего брата, бежал я» (там же 7). Барзилай из Гилада, человек богатый, снабжал Давида продовольствием во время бегства от Авшалома (Шмуэль 2 17:27–29). Когда Давид возвращался в Иерушалаим, Барзилай пришел проводить его к переправе через Ярден (Иордан).
Завоевав власть и исполнив отцовскую волю, никого более, оправдывая имя своё, Шломо не казнил.
(продолжение следует)
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2021/nomer7/kovsan/
