На последних выборах голосовала я за Ликуд… то есть, на самом деле, за Натаньягу. Хотя давно уже ходили более чем правдоподобные слухи, что это не одно и то же, что коварного Биби в Ликуде терпеть не могут, ибо самые сладкие должности раздает он кому попало, лишь бы лично его поддерживали, а не верным многострадальным однопартийцам, которым тоже очень хочется.
Электорат слухам верил, но ими не впечатлялся, ибо, по его мнению, Биби худо-бедно его интересы представлял, что про прочих аппаратчиков совершенно не очевидно. Да как-то странно было бы думать иначе, наглядевшись на резвое стадо профессиональных политиков, с радостным блеянием перебегающих, постукивая копытцами, из партии в партию, лишь бы пожирнее и погуще. Вот тут бы самое время призвать к дальнейшему совершенствованию израильской демократии, но я этого делать не стану, потому что…
Потому что совершенно та же картина наблюдается в США — демократии, совершенной по самое не могу. Электорат республиканцев Трампа готов на руках носить, а партийный аппарат с самого начала готов был съесть его без сахара. Стоит обратить внимание и на Германию, где новоиспеченная партия АдГ у избирателей неуклонно набирает популярность, а «приличные» партии все возмущеннее провозглашают, что с ней не то что не сядут в одном правительстве, но и на одном поле не присядут. Появилось даже новое популярное ругательство «популизм» (ну, то есть, слово-то не новое, но раньше оно означало совсем другое) — это когда политик руководствуется потребностями электората, а не аппарата.
Одним словом, проблема явно не локальная, она практически синхронно возникла во всех разновидностях современной демократии: место борьбы за власть между партиями, представляющими интересы разных секторов населения, заняла борьба (индивидуальная или групповая) между профессиональными политиками за самое мягкое кресло и крупные откаты. И причина тому — не злодейский заговор мистера Сороса (хотя он-таки вредитель), не подрывная идеология «Франкфуртской школы» (хотя она и подрывная), и не «марш по инстанциям» вчерашних хиппи (хотя он и имел место быть), но изменения, происшедшие и все еще происходящие в обществе.
* * *
Не жалок ей нищий убогий —
Вольно ж без работы гулять!
Лежит на ней дельности строгой
И внутренней силы печать.
Н.А. Некрасов
Современная представительная демократия — система правления, в которой политики свои услуги продают, а избиратели их покупают, в исходном моменте представляла мелкую буржуазию, т.е. избирателями были крестьяне, ремесленники, коммерсанты, люди, к рынку привязанные, играющие по его правилам: честная конкуренция полезна, первым будет самый умелый, что потопал-то полопал. Существенным компонентом их идеологии при всех различиях был, естественно, индивидуализм: сам за себя решаю, сам отвечаю за себя и свою семью и тем горжусь.
Вообще-то уже Ибн-Хальдун объяснял, что чем сильнее кошмарить предпринимателя-рыночника, тем слабее будет государство, но его соплеменники, русские и африканцы этого не усвоили и по сей день, зато успешно усваивают индусы, китайцы и прочая Юго-Восточная Азия. А первое реальное воплощение его идея нашла в Европе (где ее, впрочем, открыли сами, без него), и произошло это в форме той самой «буржуазной демократии».
Политические партии представляли интересы разных секторов населения — деревенских и городских, промышленников или торговцев — но при всех расхождениях возможность компромисса и сотрудничества обеспечивалась общей заинтересованностью в правах (прежде всего — в праве собственности) и свободах (прежде всего — в свободе инициативы — разрешено все, что не запрещено), в беспристрастном суде, в поддержании порядка и т.п.
К тому же это очень удачно совпало по времени с возникновением науки, плавно перетекавшей в технику. Техника — это сила и власть, но не живет она без признанного права на дискуссию, на эксперимент, на свободное высказывание различных мнений.
Сегодняшние консерваторы хотели бы вернуть именно эту ситуацию, и я, честно говоря, их желание вполне разделяю, но… Как правильно указал в свое время Иоганн-Вольфганг Гёте, попытка остановить мгновение есть дьявольское искушение. Не случайно в Америке за Трампа против «глубинного государства» встают штаты отсталые, где еще сильны позиции собственников-трудяг, а в Израиле Нетаньягу неизменно поддерживают те же трудяги-торговцы с рынка Махане-Йегуда. Более продвинутые сектора населения однозначно на противоположной стороне, так что легко проследить, куда же оно продвигается.
Конкуренция и развитие техники постепенно не то чтобы вовсе вывели из игры, а скорее оттеснили на обочину и сильно сократили в числе буржуазию мелкую, превращая вчерашних собственников в наемных рабочих крупной. Нет-нет, материальное положение их не ухудшилось, скорее наоборот, ведь технически оснащенное массовое производство сделало общедоступными водопровод и канализацию, газовые плиты и стиральные машины, лекарства и автомобили.
Но превращение собственника в наемника не просто увеличивает комфорт, оно и усилий от него требует не то чтобы количественно меньших, но качественно иных. Работник посылторговского склада, пакующий заказанный товар, устает не меньше, зато не только получает (в пересчете на количество всяких благ, что может купить) больше, чем ремесленник начала XX века, он еще к тому же не озабочен принятием решений и не несет ответственности за результат. Что именно выгоднее сейчас выкинуть на рынок, какое изделие и как изменить или заменить другим, где дешевле закупать сырье и инструменты — об том у него голова не болит.
У системного администратора работа, конечно, посложнее, но и его поиски и решения не выходят за пределы копмьютерноинтернетной области, с рынком разбирается коммерческий директор или спец по маркетингу. Его доход — зарплата, не зависящая напрямую от налогообложения и свободы предпринимательства. По какому же критерию он будет на выборах отдавать свой голос?
Нередко — по традиции: и дед, и отец голосовали всегда за социал-демократов, ну и внук продолжает, не замечая, что дед и отец не без оснований видели в этой партии защитницу своих интересов, а сам он эти самые интересы давно уже разучился определять. Или — по этнической солидарности, опять же, не замечая, что, например, американские демократы, за которых евреи по инерции продолжают голосовать, сегодня поддерживают антисемитизм. Но, вероятно, чаще всего за неимением рационального критерия ловятся на эмоции, которые умело создают СМИ.
Еще раз повторяю: за неимением (утратой) рационального критерия. Того, кто имеет опыт выживания в рыночной конкуренции, на мякине не проведешь, а тому, кто просто получает каждый месяц свои честно заработанные, не задумываясь ни о рентабельности, ни о технологии, ни о сбыте, любую лапшу на уши навешать нетрудно. Он не сообразит, что некто, обещающий с неба луну, просто врун и демагог, а пламенный борец за все хорошее против всего плохого на самом деле просто самозабвенно рвется к власти.
Но на кого же опираются, в чьих интересах действуют профессиональные политики (без различия партийной принадлежности!)? В школе нас учили, что в интересах крупной буржуазии. Это отчасти верно, ТНК действительно заинтересованы в налоговых льготах, дешевой рабочей силе, жирных субсидиях на «зеленую энергетику» и прочие устройства для перекачивания вакуума из пустого в порожнее, а налоговых денег в их карманы. Но они совершенно не нуждаются в пожизненном дармовом содержании для вечных безработных, гражданских правах без обязанностей и трогательной защите преступника от претензий жертвы. Эти порядки соответствуют интересам не буржуазии — крупной они безразличны, для мелкой, наоборот, опасны — а бюрократии.
Зарплата и карьера чиновника зависят не от результатов его деятельности в реальном мире, но только и исключительно от впечатления, которое его отчет произведет на вышестоящего начальника. Поэтому ему, например, нравится прием мигрантов (не тех, что хотят и могут работать — те нужны ТНК), а вот именно тех, что работать не хотят (опекание и прокормление их сулит чиновнику изобилие новых рабочих мест, не говоря уже о возникающих под это дело возможностях распила) и не могут (для них удобно организовывать самые разные курсы — от языковых до правил обхождения с местными дамами). Для отчета же подойдут слезоточивые рассказы про то, как благородно мы привечаем сирых и убогих, а ежели в результате местное население волком воет, так это оно от несознательности.
Ну что ж, сознательности (вернее — осознания) у населения действительно маловато. Не видит оно связи происходящих с ним бед с какими-то объективными процессами, не зависящими от воли человека, и потому склонно верить конспирологам, истолковывающим полное равнодушие начальствующих к жизни и выживанию как отдельного гражданина, так и государства в целом, как заговор каких-то злыдней, стремящихся для собственного удовольствия человечество извести, также как деды и прадеды их градобитие приписывали вредительству ведьм. Понятно, что в таком случае радикальным решением проблемы будет обнаружение и уничтожение этих самых злыдней, как в средние века предлагали инквизиторы, а в прошлом веке — большевики и нацисты (разница между ними заключалась единственно в том, кого назначить этими самыми злыднями).
Увы и ах, пролив море крови и наворотив горы трупов, ни те, ни другие к решению проблемы не приблизились ни на сантиметр. Представительная демократия действительно себя изжила, но ведь корень неэффективности этой власти именно в том, что принятие решений на всех уровнях — в руках бюрократа, будь то чиновник администрации или менеджер транснациональной корпорации, и вот этого никакой фюрер не в силах отменить. Министр демократически избранного правительства имеет власть сместить чиновника, большевистский чекист его может в лагерную пыль растереть, в расстрельный подвал отправить, но ни тот, ни другой не могут ликвидировать его должностные полномочия.
Для сравнения: в СССР крестьяне, даже те, что не были уничтожены физически, крестьянами, т.е. самостоятельными субъектами рыночного хозяйства, быть перестали раз и навсегда. Даже когда режим смягчился, их уже не вымаривали голодом, пенсию назначили и выдали паспорта, из крепостных превратив в сельских батраков с правом почти свободного перехода в промышленные рабочие, как класс крестьяне были ликвидированы.
А чиновник свою экологическую нишу сохранил в неприкосновенности — кресло, еще теплое после расстрелянного предшественника, спешил занять новый выдвиженец и плавно продолжал политику расширения и укрепления власти бюрократии как таковой.
Большевики, кстати, эту проблему осознавали, но решения так и не нашли. Как ни старался Ленин реорганизовать Рабкрин, как ни кручинился Троцкий о перерождении партии, какие громы и молнии ни метал Маяковский в прозаседавшихся взяточников — победа осталась за аппаратом.
Ведь гениальный проект благородных спасителей человечества с натурой реального человека не стыковался никак, вся его программа строилась на эсхатологии, сиречь ожидании конца грешного старого мира и пришествии нового неба и новой земли. Верный признак того, что в данном обществе люди друг другу доверять перестали, не дорожат им и в случае угрозы защищать его не пойдут.
Ни демократически избранный президент, ни даже лучший друг людоедов не в силах сделать чиновнику укорот, и государственный аппарат начинает крутиться вхолостую, т.е. обслуживает только самого себя, теряя способность исполнять свою основную функцию: мир внутри и войну вовне. И вот тогда — объясняет Ибн Хальдун — приходят варвары…
* * *
Если бы футурологи существовали в императорском Риме, где строились уже шестиэтажные здания и существовали детские вертушки, приводимые в движение паром, то в пятом веке они предсказали бы на ближайшее столетие строительство двадцатиэтажных зданий и промышленное применение паровых машин. Однако, как мы уже знаем, в шестом веке на Форуме паслись козы, как сейчас у меня под окном в деревне.
А. Амальрик
Давно ли потешалась «прогрессивная общественность» над пессимистами, предсказывавшими «Закат Европы»? Давно ли всерьез принимала утопии типа общечеловеческих ценностей, вечного мира, всемирного правительства… Сегодня признаки упадка проглядеть уже невозможно. Разваливаются и семья, и народ, и государство.
Нет в этом ничего приятного, но и невероятного тоже нет. И в историческое время зафиксирована гибель цивилизаций, и даже из доисторического известна т.н. «катастрофа бронзового века», хотя непонятны ее причины. Кто-то по современной моде настаивает на изменениях климата, кто-то винит вторжение «народов моря», кто-то предполагает обострение классовой борьбы… но возьмем катастрофу более близкую по времени и описанную гораздо лучше: падение Римской Империи.
Ну хорошо — похолодание, чума, варвары… но ведь все это не миновало и ту часть империи, что стала потом Византией, а она умудрилась на минуточку еще десяток веков простоять. Просто один и тот же удар кувалды по-разному воздействует на дубовую колоду и стеклянную витрину.
Византийское общество оказалось прочнее римского, хотя в нем непрерывно шла борьба под лозунгом: «цель оправдывает средства», за власть не только политическую (на уровне императора и его окружения), но и религиозную — кроткие и смиренные овечки христовы глотку друг другу рвали во имя утверждения «правильных» доктрин, и теологические «дискуссии» с рукоприкладственными аргументами возникали не только на вселенских соборах, но и на любом базаре.
Вы будете смеяться, но византийское общество цементировала та самая сила, которая… разрывала его. Абсолютное большинство простонародных участников теологических «дискуссий», в догматике, конечно, разбиралось не слишком, они просто были лояльны своей общине, своему церковному приходу, соседям по кварталу, мнением которых дорожили, из которых выбирали брачных партнеров, на помощь которых могли рассчитывать в трудную минуту.
Вероятно, подобные общины были и в Риме, но куда менее многочисленные и влиятельные, чем на востоке. Столица мира была в значительной степени мультикультурной (варвары и рабы), окрестности ее — менее населенными: крестьяне Италии давно уже разорялись, не выдерживая конкуренции с дешевой сельхозпродукцией ограбленных провинций, бежали в города и превращались в люмпенов, требующих «хлеба и зрелищ». В общем и целом, население уменьшалось, что, при прочих равных, однозначно свидетельствует об отсутствии прочной общинной жизни. И не так уж важно, кто именно толкнет данного конкретного падающего, было бы корыто — свиньи найдутся.
Наши недостатки суть продолжение наших достоинств. Индивидуализм — необходимая предпосылка и неизбежный результат честной конкуренции и научно-технического прогресса, но, зашкаливая, он создает монополии и коррумпирует науку. Демократические выборы политическим влиянием наделяют любого гражданина, но, став всеобщими, отдают это влияние в руки манипуляторов-политтехнологов. Провозгласив первоначально всеобщее равенство перед законом, идеологи-наперсточники ловко подменяют его уравниловкой, дающей бездельнику право на эксплуатацию труженика.
Знаменитая этика «благоговения перед жизнью» оборачивается фактически запретом на использование оружия для солдат и полиции и разоружением законопослушного гражданина, что сильно облегчает жизнь врагам, террористам и всяческим преступникам: от смертной казни они железно защищены и даже от большого срока всегда можно отмазать, ссылаясь на психические проблемы и тяжелое детство. Да что там преступники — в Хайфе дикие кабаны по улицам бегают, терроризируя жителей, а гуманное начальство только голову ломает, как бы этой необразованной скотине объяснить, где кончается лес и где начинается город, вместо того, чтобы отстрелять обнаглевших хрюшек и киббуцникам из «Мизры» скормить.
От всей души симпатизируя консерваторам, не возьмусь предсказывать им победу: фарш невозможно провернуть назад, западная цивилизация свое отыграла. Чем круче перетягивают бюрократы одеяло на себя, тем неуправляемее и незащищеннее становится общество. Вы все еще грезите о мировом правительстве, а в двух кварталах от вашей виллы образовался уже анклав, в котором не действуют ваши законы и куда боится заглядывать полиция.
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2021/nomer7/grajfer/
