Выражение художественно-философской мысли цветовыми ассоциациями является характерной чертой древнетюркского мировоззрения. Древние тюрки, образ жизни которых был тесно переплетен с природой и естеством, черпали вдохновение в красках, рожденных самой первостихией. В этом смысле ценными примерами изобилует дастан «Китаби-Деде Горгуд» — выдающийся тюркский эпос, ценный памятник азербайджанской устной и письменной литературы (Б. Абдуллаев «Цветовая символика в Китаби-Деде Горгуд»). Так, например, в эпосе воспевается образ прекрасной Сельджан хатун в желтом одеянии.
Многовековой азербайджанской поэзии присущи четкие метрические формы и цифровая символика. Как справедливо отмечал Спиноза, миром правят величины. Применительно к восточному письму ярким тому примером является абджад в хуруфизме.
Классик восточной поэзии и азербайджанской литературы эпохи Ренессанса — Низами Гянджеви в XII веке и народный поэт Расул Рза в XX веке мастерски использовали цвета в процессе создания философской поэзии — поэтической философии.
Сакральная символика чисел и цвета в средневековье служили подручным средством для объяснения бренности бытия и таинства мира. Подобный образ мысли происходил из древнетюркской культуры. В четвертой поэме знаменитой «Хамсе» (Пятерицы) — поэме «Семь красавиц» Низами Гянджеви использовал цвето-числовую символику.
В одном из авторитетных изданий недавних лет отмечалось: «Четвертое произведение «Хамсе» — «Семь красавиц» символизирует семь странников. Семь своих новелл, пронизанных единой сюжетной линией, поэт отождествляет с семью созвездиями и находящимися под их покровительством семью цветами, восходящими к семи дням недели (черный — Cатурн — суббота, желтый — Солнце — среда, зеленый — Луна — понедельник, красный — Марс — вторник, белый — Венера — пятница). Произведение многопланово, красочно и пластично. Сюжет поэмы повествует о жизни и правлении главного героя — Бахрама» (см. «История азербайджанской литературы» (в шести томах) т. II, Баку, «Эльм», 2007). Так, в поэме «Семь красавиц» цветовая мистика может быть осмыслена и интерпретирована в единстве с числовой символикой: 7 красавиц, 7 фей, 7 куполов, 7 дней, 7 цветов, 7 созвездий..!
В целом, в тюрко-мусульманском мире 7 считается сакральным числом. В исламе на 3-й, 7-й и 40-й (в северных регионах — и на 52-й(!)) дни после смерти человека принято проводить поминки по усопшему. Считается, что на третьи сутки после смерти плоть отделяется от костей, на седьмые сутки — кости размыкаются, а на 40-й день душа покидает бренное тело. Согласно поверьям, поминки в эти дни облегчают мытарства усопшего в ином мире. Сороковины символичны в том числе в жизни молодой невесты, только вступившей в замужнюю жизнь, и новорожденного. В эти дни они защищены от испуга, наветов, порчи и дурного глаза, могущих привести к разного рода психологическим расстройствам еще не вполне окрепшего организма.
Цифра 7 служила «золотым ключиком» к разгадке таинств мироздания в древнем шумерском и тюркском шаманстве, составляла основу наук космогонии и теологии. (См.: Л. Гумилев «Древние тюрки». Баку, «Гянджлик», 1999; В. Габибоглу «Мировоззрение древних тюрков». Баку, «Гартал», 1996.)
Символ красоты благословенных небес — радуга имеет семь цветов, 7 — символ сотворения вселенной. На этом сакральный смысл числа 7 в произведении, разумеется, не исчерпывается.
Бахрам, проведший беззаботные дни в волшебных дворцах, окрашенных в семь цветов, приходит в ужас, внимая рассказам семи безвинных узников, заточенных в темницу визирем. Этот параллелизм (семь красавиц — семь узников) является ключом к постижению сути произведения и общественной мысли поэта. (См.: История азербайджанской литературы (в шести томах), том II, Баку, «Эльм», 2007.)
Таким образом, произведение воплощает в себе поэтические системы в трех плоскостях: романтик Бахрам шах предается счастью в окружении семи красавиц; мистические загадки созвездий и звезд о Вселенной; реальность — правда устами семи узников. Слова заключенных о визире Раст-Ровшане словно пробуждают Бахрам шаха, предающегося сладостным утехам в окружении семи прекрасных дев. В поэме раскрываются общественно-исторические взгляды Низами Гянджеви, его представления о гуманизме и справедливом вершении судеб. Художественно-философское содержание произведения обретает новое осмысление.
«Хамсе» Низами Гянджеви — второй после «Деде Горгуда» грандиозный успех тюркской художественно-философской мысли, бесценный шедевр азербайджанской литературы. «Хамсе» занимает достойное место в одном ряду с «Илиадой» и «Одиссеей» Гомера, «Шахнаме» Абулькасима Фирдоуси.
Пять произведений «Хамсе» поражают великолепием и являются вершиной идейно-художественного расцвета Восточного ренессанса. Читая эти произведения, весь мир восторгается гением азербайджанской художественной мысли XII века.
Четвертое произведение «Хамсе» — поэма «Семь красавиц» отличается по своей структуре (полифонизму в целом!). В этом произведении Низами затрагивает проблему справедливого правителя, справедливого общества. На ее решении построена сюжетная композиция произведения. Справедливые правители в мечтах Низами постигают истину в жизненных, поучительных ситуациях. Хосров — любовью Ширин, Бахрам — советом старца, казнившего неверного пса.
Поэму «Семь красавиц» условно можно разделить на три части: 1) восхождение Бахрам Гура на престол; 2) строительство семицветных дворцов, в которых Бахрам шах предавался утехам в обществе семи красавиц; 3) рассказ семи безвинных пленников после наставления старого пастуха.
7 частей, отражающих основную художественно-философскую суть поэмы, сами по себе являются вполне самостоятельными произведениями. Можно с уверенностью утверждать о том, что каждый рассказ, повествуемый устами семи красавиц — это отдельное поучительно-дидактическое произведение. 7 дней, проведенных в окружении 7 красавиц, — это не только дни утех и развлечений, но и 7 назиданий. Неслучайно, именно благодаря рассказам 7 красавиц, Бахрам шах словно прозревает и осознает, что визирь Раст-Ровшан, пользуясь ситуацией, создает смуту в его пределах, творит несправедливость, грабит казну, губит армию, бросает ни в чем не повинных людей в кандалы…
Новаторство и полифоничность поэмы «Семь красавиц» обусловлены искусно закодированным в строках Низами Гянджеви сакральным числом 7 и мистикой 7 цветов.
Странствуя по назиданию Нумана, главный герой находит зодчего Симнара в Руме и велит ему построить замок Хаварнак:
Пятилетие трудился над постройкой он.
Был рукою златоперстой дивно возведен
Замок, башенки вздымавший к звездам и луне,
Сновиденьем возникавший в синей вышине.
И второй Каабой в мире этот замок стал.
Был резьбой он весь украшен, золотом блистал,
Горною лазурью, краской, что красней зари.
Наподобье неба сделан купол изнутри…
(Низами. Лирика. «Сокровищница тайн». «Семь красавиц». Баку, 2011. стр. 342)
Войдя во дворец, Бахрам шах приходит в неописуемый восторг:
Этих семерых красавиц сам изобразил
Маг Симнар и всех в едином круге заключил.
А посередине круга — будто окружен
Скорлупой орех — красивый был изображен
Юный витязь. Он в жемчужном поясе, в венце.
И усы черны, как мускус, на его лице.
Словно кипарис, он строен, с гордой головой.
Взгляд горит величьем духа, ясный и живой.
Семь кумиров устремили взгляды на него,
Словно дань ему платили сердца своего.
Он же ласковой улыбкой отвечает им,
Каждою и всеми вместе без ума любим.
А над ним Бахрама имя мастер начертал.
И Бахрам, себя узнавши, надпись прочитал.
Это было предсказанье, речь семи светил:
«В год, когда воспрянет в славе витязь, полный сил, —
Он добудет семь царевен из семи краев,
Семь бесценных, несравненных, чистых жемчугов.
(Низами. Лирика. «Сокровищница тайн». «Семь красавиц». Баку, 2011. стр. 362–363)
Бахрам шах велит лучшему ученику зодчего Синана — Шиде построить семь дворцов с куполами. Искусность мастерства Шиды Низами воспевает строками:
Светлый ликом, словно солнце, звался он Шида;
Живописец — чувств исполнен, вдохновлен всегда,
Геометр и математик, врач и астроном,
Был он в зодчестве прославлен дивным мастерством.
Словно воск, податлив камень был в его руках,
Яркий блеск его мозаик не погас в веках.
Он узорною резьбою зданья украшал,
И по извести картины красками писал.
На дворцы, что он построил, сведущий, взгляни! —
Восхитил бы он Фархада сердце и Мани.
Шида представился Бахрам шаху строками:
«Если будет мне согласье шаха и указ —
Устраню я от Ирана наговор и сглаз.
Я ученый и астролог. До высоких звезд
Мною знанья тайн небесных перекинут мост.
Был провидения дан мне при рожденье дар,
Зодчеству меня премудрый научил Симнар.
Зрел я тайное, на звездный глядя небосвод,
Что планет стеченье шаху зла не принесет.
И пока в кумире праха жить он обречен,
Пусть светил небесных гнева не страшится он.
Тело шаха будет цело, как его душа,
На земле он будет, словно на небе Луна».
(Низами. Лирика. «Сокровищница тайн». «Семь красавиц». Баку, 2011. стр. 438)
В этих строках заключены воззрения Низами об искусстве: переплетение искусной, вдохновенной резьбы и зодчества в исполнении Шиды с овеянной мистикой астрологией…
По рассказам семи красавиц Бахрам шах ближе знакомится с их странами. В субботу Бахрам направляется во дворец под черным, как ночь, куполом и внемлет повествованию индийской принцессы о черном цвете. Черный цвет выбран отнюдь не случайно.
Мы ее расспрашивали: «Почему, скажи,
В черном ты всегда приходишь? Молвим: удружи
И открой, о чем горюешь, слиток серебра?
Черноту твоей печали выбелить пора!
Ты ведь к нам благоволеньем истинным полна;
Молви, почему ты в черном? Почему грустна?»
(Низами. Лирика. «Сокровищница тайн». «Семь красавиц». Баку, 2011. стр. 445)
В конце повествования раскрывается тайна:
И когда мой шах мне повесть эту рассказал, —
Я — его раба — избрала то, что он избрал.
В мрак ушла я с Искендером за живой водой!..
Ярче месяц — осененный неба чернотой.
И над царским троном черный должен быть покров.
Черный цвет прекрасен. Это лучший из цветов.
Рыбья кость бела, но скрыта. Спины рыб черны.
Кудри черные и брови юности даны.
Чернотой прекрасны очи и осветлены.
Мускус — чем черней, тем большей стоит он цены.
Коль шелка небесной ночи не были б черны, —
Их бы разве постилали в колыбель луны?
Каждый из семи престолов свой имеет цвет,
Но средь них сильнейший — черный. Выше цвета нет.
(Низами. Лирика. «Сокровищница тайн». «Семь красавиц». Баку, 2011. стр. 484)
Шах восхищается рассказом индийской красавицы, ее умом и вкусом.
В воскресенье Бахрам шах направляется во дворец под желтым куполом. Прекрасная Ягманаз рассказывает правителю о мудрости, сокрытой в символике желтого цвета:
Золото нам наслажденья чистые дарит,
И халва с шафраном, словно золото, горит.
Не гляди на то, что желтый он такой — шафран!
Видишь смех, что вызывает золотой шафран?
Золото зари рассветной по душе творцу,
Поклонялись золотому некогда тельцу.
И в румийских и багдадских банях — только та
Глина ценится, что, словно золото, желта.
(Низами. Лирика. «Сокровищница тайн». «Семь красавиц». Баку, 2011. стр. 502)
В понедельник Бахрам навещает дивную Назпери, живущую во дворце с зеленым куполом. Она рассказывает о мудрости, заключенной в символике зеленого цвета.
Зелень одеяний лучше желтой полосы.
Стройный кипарис в зеленом — образец красы.
Скорбь сердечную зеленый утешает цвет.
Светлых ангелов зеленый украшает цвет.
И душа другим зеленый предпочла наряд.
Рощам и лугам зеленым радуется взгляд.
Любит цвет листвы зеленой свежая весна,-
Потому — всегда и всюду — свежесть зелена».
А когда луна Хорезма кончила рассказ,
Обнял шах отраду сердца, утешенье глаз.
(Низами. Лирика. «Сокровищница тайн». «Семь красавиц». Баку, 2011. стр. 523)
Во вторник правитель является во дворец с красным куполом и наслаждается обществом славянской княжны. Красавица рассказывает правителю поучительную историю о сакральной символике красного цвета:
Красный цвет красою блещет, коей в прочих нет,
Этим лал ценней алмаза — алый самоцвет.
Золото «червонной серой» называешь ты;
Нет у золота одежды лучше красоты.
Кровь, с душою связанная, оттого красна,
Что тонка, легка в полете, как душа, она.
Если красоты телесной в мире ищешь ты,
Помни: розы щек — основа всякой красоты.
Роза лучшая не будет ханшею садов,
Если нет у ней горящих кровью лепестков!»
А когда рассказ царевна кончила чудесный,
Словно россыпь роз, зарею вспыхнул мрак небесный.
И лицо Бахрама в этом блеске алых роз
Стало красным, с ароматным сходно соком роз.
Он к славянской красной розе руку протянул,
Обнял стан ее и в неге близ нее уснул.
(Низами. Лирика. «Сокровищница тайн». «Семь красавиц». Баку, 2011. стр. 547)
Затем шах приходит во дворец под бирюзовым куполом и проводит время с пятой красавицей своего гарема.
В четверг он внемлет повествованию о сандаловом цвете, а в пятницу постигает магию белого в обществе седьмой принцессы.
Низами посвящает бирюзовому цвету такие строки:
И пока стоит на месте синий небосвод,
Слава тем, кто в край блаженный с миром отойдет.
А живущим всем мы будем, как надежный щит,
Одарим добром, надеждой, не творя обид.
Сандаловому цвету:
На углях горел алоэ, жарко тлел сандал;
Как индийцы на молитве, дым вокруг вставал.
Для поклонников Зардушта рдел живой огонь,
Был источником веселья золотой огонь.
В устье каменном, в жаровнях ярко рдел огонь,
Словно шелк золотоцветный, пламенел огонь.
Пламя — ягода грудная — угли разожгло,
Киноварью сердцевину угля налило.
Яблоком без сердцевины красный уголь рдел,
В сердцевине он гранатом спелым пламенел.
Россыпью он тлел янтарной, окроплен смолой,
Жарко искрился, подернут пеплом и золой.
Чернотою раскаленной пламенел сандал,
Как тюльпаны в косах гурий, кровенел сандал.
Белому цвету:
Происходит свет прекрасный дня — от белизны.
И от белизны небесной светел блеск луны.
Чистых нет цветов. С изъяном каждый в мире цвет,
Кроме белого, — в одном лишь в нем изъянов нет.
Все, что чистотой блистает, все, что запятнать
Невозможно, мы привыкли «белым» называть.
И в часы служений богу, перед алтарем
Вечного, мы в одеянье белом предстаем.
(Низами. Лирика. «Сокровищница тайн». «Семь красавиц». Баку, 2011. стр. 637)
«Завяжу твой день узелком небесного цвета», — говорили древние тюрки, грозясь и стращая. Эта фраза и ныне употребляется в северных регионах Азербайджана.
Согласно европейскому мировоззрению, верованиям западного и русского народов, белый цвет является символом капитуляции, смирения и мира. У тюрков-азербайджанцев белый цвет отождествляется с любовью, чистотой, счастьем и радостью. Девушки ждут своего суженого — принца на белом коне. В знак чистоты и невинности невесты облачаются в белые одеяния. Взаимосвязь чисел и цветов с национальной символикой и астрологией еще недостаточно изучена. А ведь цифры являются зашифрованной информацией, памятью человечества и способом постижения Вселенной. Гениальный Низами Гянджеви мастерски использовал мистику чисел и цветов для описания человеческой сути, общества и поднебесья. Именно в цифрах и цветах заключены сакральные послания Низами, раскрывающие мощь его творчества и поэтического дарования.
Список использованной литературы:
-
Б. Абдуллаев «Цветовая символика в Китаби Деде Горгуд», Баку, Чашыоглу, 2004 г.;
История азербайджанской литературы (в шести томах), II том, Баку, изд-во «Эльм», 2007 г.;
Низами. Лирика «Сокровищница тайн». «Семь красавиц», Баку, 2011 г.;
Л. Гумилев «Древние тюрки», Баку, «Гянджлик», 1999 г.;
В. Габибоглу «Мировоззрение древних тюрков», Баку, изд-во «Гартал», 1996 г.
Оригинал: https://7i.7iskusstv.com/y2021/nomer8/alieva/
