«Бессмертным огнем потекут наши реки…»
***
Я — шахматный солдат.
Любой маневр мой взвешен:
На черном я не смят,
На белом — небезгрешен.
Игры ума высот
Мне не постичь, не скрою.
Но я готов на ход
Под сильною рукою!
От точности ее
Не мной ли будут сшиты
Атаки суровье
И суровье защиты.
Пройдет моя война
Не под огнем и дымом…
И будет тишина
Цвести необратимым.
Если это весна…
Vivace, con spirito
Если это весна, если только весна, не сочтите,
не сочтите за труд сделать несколько ярких открытий,
повнимательней чуть и, конечно, добрей, чем обычно,
наблюдая за жизнью вокруг,
удивительной жизнью вокруг, —
коллективной
и личной!
Если это весна, если только она, я уверен,
вы столкнетесь с душой ее тотчас же, выйдя за двери;
вам откроется вдруг, поначалу ступающим гордо,
что вот-вот оживут воспаленные легкие города;
что губами двух зорь, в простоте не познавшими страха,
с голубого стола собирает он солнечный сахар;
а продрогшим ветрам неотступно мерещится жито;
что капелью надежд одиночество равных изжито;
что не могут снега кровь цветения сдерживать долго;
что земля легче пуха — спросите любого геолога;
что весна, наконец, как любимица сил вездесущих,
на прощеной земле не одним потакает живущим.
***
Въезжаю в незнакомую деревню,
А к сердцу за строкою льнет строка:
Здесь вырастили Марию Моревну;
Здесь в люди вывели Ивана-дурака;
Здесь неизвестно, за какую милость,
За чьи такие «Боже упаси!»
И вправду ничего не изменилось,
Должно, от самого Крещения Руси…
И как я рад, заученной когда-то
На школьный, на торжественный урок,
Свой монолог перемежить цитатой:
«Приветствую тебя, пустынный уголок,
Приют спокойствия, трудов и вдохновенья...»
И, круче разогнав велосипед,
Читать: «Я твой — я променял...» — Ан нет!
Не верит моему стихотворенью
Лукавый разум, сущий василиск:
Въезжаю в незнакомую деревню
И первое, что вижу —
О
Б
Е
Л
И
С
К
***
Один не поверит. Другой — не поймет.
А нам до всегдашних раздоров нет дела.
Мы — дети Воды. Мы — явление вод.
Мы — те, чья поверхность на солнце светлела!
Чьи толщи стыдились того, что он глуп,
стареющий мир, универсум прелестный.
Святая ли мудрость неймет, точно зуб,
смеяться ль над тем, что он глуп бесполезно, —
вот участь: ни лодки у нас, ни весла…
Бессмертным огнем потекут наши реки,
чтоб выжгла немое сознанье дотла
простейшая истина: о человеке.
Кладбище немецких военнопленных на Ярославщине
1
В молодом сосняке, на пригорочке
у могил — снеговые оборочки
да иголками злыми строченные
допотопные платьица
черные,
со стежками, со швами нередкими,
у могил
под истлевшими ветками.
2
…Ночевали в бараках,
дневали же
на песчаных и каменных залежах;
в выходные, садясь под окошками,
развлекались губными гармошками;
в общем, жили не сладко, но
весело
(впрочем, что уже радость их весила!);
низко кланяясь Русскому Молоту,
умирали от ран, все так
молоды…
3
Хорошо ли вам в наших землях-то
кости маять, солдаты Вермахта?..
Вы ослабли в духовной грамоте.
Ни креста вам, ни доброй
памяти.
***
Место? Время? А сердца тебе не жаль?..
Вспомнил детство — а детство тебя едва ль.
Вспомнит старость — но та, наплевав на такт,
обещает уже не один инфаркт…
Чьих же это престранное дело рук:
жизнь проходит, а грусти не меньше, друг?
Жизнь проходит, дружище, и — пусть не в срок —
ты вникаешь вдруг в тайну своих же строк:
«Ритма профиль и, может быть, рифмы фас —
это все, что я смог сохранить для вас,
все, что только сумел сохранить!
Дальше след мой, увы, невозвратно стерт.
Как линкор, прибывая в последний порт,
шлю поклон вам, прозектор, за ваш комфорт:
за холодное утро, где каждый наг,
за одно удовольствие слышать, как
мысли с чувствами бьют в тишину
(дублет):
нет покоя душе и прощенья
нет!!»
***
тускнеет белизна и чернота тускнеет
и глупая душа болит и хлеб черствеет
и грех стихом плевать в колодец забытья
как будто все прошло а ты идешь не веря
что легче приравнять рукой с печатью зверя
к н е р а в н о в е с н о с т и разгадку бытия
чем трубку набивать и чиркать чиркать спичкой
и дочку провожать на утренник с косичкой
и в толк не взяв что с ней давно уж нет тебя
***
Жизнь состоялась, удалась.
Одна теперь чернит бумагу
как бы с твоим уходом связь
ничьей медали за отвагу.
Жизнь состоялась, счастья — во!
Но им расплачиваться поздно
за все, что было до него
и будет после.
Москва
