***
Под каплями росы согнётся стебелёк.
Светило зреет яблоком на блюде.
Нашкодившим котом сон юркнет за порог –
Лови, лови! – наверняка забудешь.
Лишь смутное «прости», неловкое «прощай»…
Ах, боже мой, какие сантименты!
Горячий, как июль, мне в чашку льётся чай
И стынет, как декабрь. И канет в Лету.
***
…Из дома прочь. И бант на голове
Дрожит в испуге, пойманная птица.
С пространством так непросто примириться,
Неважно, птица ты иль человек.
А человеку ровно девять лет.
В нём веса столько же, как в ранце за плечами.
Сползают гольфы. Человек в начале
Пути и заблуждений, и побед.
Троллейбус, разжиревший на глазах,
Вразвалку отошёл от остановки.
Быть там, внутри, – о, чудеса сноровки!
Но по щеке предательски слеза…
Меж тел и тел, ни воздуха, ни зги.
«С ума сошли! Дитя не раздавите!»
И – результатом череды событий –
В окно спасённый человек глядит.
Что улицы – картинки букваря,
Мелькают, разрисованы, страницы.
У жизни не заказано учиться,
Но вот опять теряешь время зря.
Чему научит плавный взмах листвы?
Чужих домов скучающие взгляды
Сквозь ворох лет и шелест листопада
Зачем твои просвечивают сны?
Троллейбус встал, с ним вместе замер бант.
В окне маячит новая картина:
Влюблённых пара будто на витрине.
Ах, это слово непонятное – роман…
Молчи-молчи, о мудрость сквозь года!
Все учатся на собственных ошибках.
Сверкнуло солнце ослепительной улыбкой.
– Вы, барышня, выходите?
– Я?.. Да!
Исчез троллейбус (перепрыгнул век?),
Но от смущенья всё пылали щёки.
Назвали барышней! Тут, вспомнив про уроки,
Помчал вприпрыжку малолетний человек.
И ранец, что болтался за спиной,
Совсем не походил на пару крыльев.
И всё-таки они, наверно, были
В тот день далёкий, солнечный, иной…
***
Ещё недавно так мела метель,
А ветер выл, печалясь и печаля,
Но тянется подростком новый день,
И вновь весна как шанс начать сначала.
И ничего, что ты совсем не та,
Что тянет груз страданий и сомнений.
Черна земля, но эта чернота –
Предвестница грядущего цветенья.
Лазурь небес и шелест птичьих крыл –
Во всём, во всём читаются приметы.
«Не различает тот, кто не любил…»
Шептать беззвучно птицам, веткам, ветру.
***
Мир сузился до фото, что на диске.
С них прошлое недрогнувшей рукою
стреляет. Каждый выстрел прямо в сердце.
О, сколько раз возможно умирать
под взглядом глаз родных?!
Иное – города…
Во сне ты к ним бросаешься навстречу,
ты гладишь камни и изгибы линий.
И млеют замки, замирают храмы.
Такая ласка ни к чему мужчине,
что предаёт пусть даже только в мыслях.
Да, больше благородства в городах,
а может, равнодушия, не знаю.
Снов было много, города смешались
в один. И тот единый город
вобрал в себя всё лучшее из многих.
В нём Венский вальс с мазуркой побратался,
в нём подмосковные алели вечера
и яркие цыганские глаза
по черноте соперничали с ночью.
В нём шпили храмов так тянулись к небу,
как тянется заблудшая душа
(под грузом бед нечаянно прозрела).
Немудрено, что в городе таком
хотелось мне навеки поселиться,
тем более что мир реальный умер.
Но есть окно, и тысячи примет,
что с нами не покончено, и скоро
мир с почкою на ветке оживёт.
ПИТЕР
На стыке неба и воды.
Дома, что корабли у пирса.
Здесь дождь жильцом давно прописан,
Хотя и льётся с высоты.
Пронзая студень облаков,
Сияют горделиво шпили.
Но облака всё плыли, плыли
По глади рек и чьих-то снов.
Здесь топот каменных копыт
Слышней, чем болтовня прохожих.
Здесь ангел, высотой тревожа,
На крыльях золотых парит.
И удивлённые мосты
По сторонам разводят руки.
Здесь бог обыденно обруган
За воплощение мечты.
В КОФЕЙНЕ НА ПУШКИНА
В кофейне на Пушкина. Столик у входа.
Кофейные чашки застыли в руках.
Вести диалог про природу, погоду…
«Ты как?» – «Без тебя, если честно, никак».
И звякнули чашки, и дрогнули блюдца,
И бурые волны текли через край…
Салфетки и скатерть уже не спасутся,
Так что ж, вместе с ними теперь умирать?
Спаси, капитан, нашу утлую шлюпку!
Влюблённых, похоже, сам бог бережёт:
Бариста, сверкнув белозубой улыбкой,
Две чашки душистых на смену несёт.
Мы что-то ему бормотали смущённо.
Щенком приручённым плескалась волна.
По Пушкина прямо, от дома до дома
Любовная лодка неспешно плыла.
***
1.
Июльское горячее дыханье.
И брови-ласточки взлетают до небес,
Едва заслышав пылкое признанье…
Ах, лето, лето, ты надолго ль здесь?
Глаза твои – бездонные озёра.
Нырнуть однажды и навек пропасть.
Не ягоды, слова созрели скоро.
Истосковаться и наесться всласть.
А после любоваться до рассвета
Сияньем звёзд или одной звезды.
То трепетали листья: лето, лето,
Как горячо… Да это вправду ты!
До сентября так бесконечно быстро,
А там опять дожди и листопад.
Очнуться лишь прожилками на листьях.
Ах, лето, лето… Нет пути назад.
2.
Сентябрь светловолос и тонкорук.
Его ты встретишь в парковых аллеях.
Там осень на кленовых ветках зреет,
Расцвечивая линии разлук.
Прожилки жёлтые и пурпур по краям.
Сентябрь, тебя принять я не готова,
Тоскуя по ленивым смуглым дням,
Улыбку лета вспоминая снова.
Он слышит будто – ластится, как пёс.
А тот бежит, раскидывая лапы.
И ветер на ходу целует в нос
Меня и пса. И лист слетает на пол,
Один, второй… Сентябрь, на этот вальс
Не приглашай, я танцевать не стану.
Прожилки на листе – узоры, раны?
Ах, дето, лето, где же ты сейчас…
Сентябрь, симпатичный паренёк,
Лист подхватив, подержит и отпустит.
И парк вдруг показался полным грусти.
И осень, осень вдоль и поперёк…
КРУГ
…во-вторых, потому что тоска разыгралась под вечер.
Даже звёзды тоскуют, глядясь в помрачневшее озеро.
Стало жаль своей юности. Где вы, тогдашние встречи
И признанья смущённые? Время бесстрастным бульдозером
Разровняло любовь и обиды. А в третьих, а в третьих,
Снова это «курлы»… Равнодушно махнув на прощание
Серебристым крылом, устремилось к закату, и ветер
Как-то шумно вздохнул. Впрочем, он не давал обещания
Быть примерным и тихим.
…А скатерть была белоснежна.
Чашку чая? Прошу…Ах, простите, такая неловкая!
Пальцы мигом отпрянули, и, застеснявшись, надежда
Заслонилась багровым румянцем, надменною бровкою.
Как пуглива ты, юность. А может, доверчива слишком.
Ну, какая любовь? Всё случится позднее, поверь мне.
Но однажды столкнувшись (да это… вчерашний мальчишка!),
Вдруг прозреть: всё давно уж случилось.
И это во-первых.
