(Светлана Астрецова, Зеркальный лабиринт.
Сборник стихотворений с иллюстрациями автора. –
М., Издательство АСТ, 2021, 128 с.)
Светлана Астрецова – это «двойное зеркало мира». Красивая, высокая женщина, она сама является объектом пристального внимания ценителей женской красоты. Женская привлекательность Астрецовой выходит далеко за рамки рядовой комплиментарности. Эта красота кажется настолько возвышенной, не от мира сего, что ею восхищаются даже сами женщины. Мастерство Астрецовой-поэта, может быть, не так велико, как у людей, занимающихся преимущественно поэтическим творчеством. Но в нём есть стиль, в нём есть большая личность. Светлана талантливо использует свои сильные стороны – погружённость в мировую культуру и режиссёрский взгляд на окружающий мир. Стихи Астрецевой – это «кино на бумаге», визуализированная лирика художника и кинематографиста.
Ещё одна грань дарования Светланы Астрецовой – художественное оформление своих произведений. Цветная и чёрно-белая графика. Профессиональные художники высоко оценивают работы Светланы. Мне же её графика навевает воспоминания о творчестве Обри Бердслея, Митрохина, Феофилактова, Александры Экстер, мирискусников и других художников Серебряного века. Мы видим, что поэзия для неё заключена не только в стихотворных строчках. Вот что рассказывает о себе Светлана: «Рисовала я с самого детства. Я любила рисовать красивых дам в шляпах, старинных туалетах и даже помышляла о том, не стать ли мне модельером. А писать я стала довольно поздно. Наверно, мне было лет 13-14. Мне нравилось участвовать в литературных конкурсах, потому что нас освобождали от уроков. И была конференция по Шекспиру, где надо было перевести несколько сонетов. Я села и перевела и совершенно неожиданно получила первое место. И я стала потихонечку переводить. Это сначала были переводы с английского и с французского, а потом я начала писать свои стихи. Я подсела на поэзию как на наркотик, и это часть моей жизни, с которой я не могу расстаться».
Сверкая, зеркала скрывают
В груди вселенные. В зените
Стоит светило, я сражаюсь
С желанием его похитить.
Образ лабиринта, заимствованный нами у древних греков, постоянно присутствует в русской литературе. Например, известный прозаик, культуролог и телеведущий Виктор Ерофеев издал двухтомник статей об искусстве «Лабиринт один» и «Лабиринт два». И так подписал мне одну из своих книг: «Саше на выход из лабиринта». Подразумевалось, что лабиринт – это мучительное блуждание в поисках истины. А вот зеркальный лабиринт Светланы Астрецовой не вызывает у меня желания немедленно его покинуть. Может быть, потому, что лабиринт, отражённый в зеркале, теряет свою одиозность, свою беспросветную замкнутость. Жизнь ведь тоже, в сущности, лабиринт, но выйти из него хочется как можно позже.
Сюжет, как феникс, вышел из пожара
(Он был хитёр и дьявольски красив),
Рос, точно жемчуг, в недрах будуара
И в сердцевинах раковин морских.
Листы ложились высохшей листвою,
И образы срастались в острова.
Герои обретали жизнь, присвоив
Бесстыдно голос и мои слова.
В раскрытое окно из зарослей акаций
Слетались и кружили близ лица
Фантазии, привыкшие питаться
Горячей кровью своего творца.
Секрет успеха Астрецовой-поэта заключается в том, что она абсолютно естественна в том, о чём пишет. Она говорит «о своём», даже если действие происходит в Средние века. В её душе «потрескивают искры, по венам льётся ток». У писательницы есть другие таланты, которые разнообразят её личность. Она – известный кинорежиссёр-документалист, автор фильмов о Вертинском, о Дягилеве, об Академии русского балета им. А.Я. Вагановой. «Зеркальный лабиринт» – уже вторая книга молодого (30 лет) поэта. Несмотря на молодость автора, творчество Астрецовой отмечено вниманием таких выдающихся деятелей нашей культуры как Лев Аннинский, и Владимир Микушевич, Эдвард Радзинский, Дмитрий Воденников, Денис Драгунский, Андрей Максимов, Лев Прыгунов, Николай Цискаридзе… боюсь, список далеко не полный.
Кинорежиссёр – человек зависимый. Не всегда есть работа, поскольку работу должно заказать государство. В свободное от работы время Светлана Астрецова, подобно Эльдару Рязанову, пишет стихи. Пандемия только многократно усилила это стремление. И, как мы видим из её новой книги, она пишет не только стихи. А ещё – она путешествует, и это тоже отражено в её книгах. «Нет большего счастья, чем открыть для себя новый город. Одни города открываются оглушительно, как бутылка шампанского, к другим приходится осторожно подбирать ключ, перепробовав всю связку. Я часто вижу во сне готические шпили и пряничные домики, разноцветные мостовые и площади с фонтанами городов, где мне довелось побывать, и тех, где никогда не буду. Романы с городами обрушиваются на меня куда чаще, чем романы с людьми». Качество прозы Светланы Астрецовой таково, что я не могу говорить о «Зеркальном лабиринте» исключительно как о книге стихотворений. Её произведения настолько насыщены культурными смыслами и реминисценциями, что обилие сносок под ними выглядит абсолютно естественным. «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», – обмолвился Шекспир. Светлана Астрецова – наш проводник. Наш «дантовский Вергилий» в мире культуры.
Астрецова – не поэт мейнстрима. Её лирика находится вне традиционного контекста русской женской поэзии. Её поэзия, в этом смысле, беспола, и это не мыслится как недостаток. Вместе с тем, Владимир Микушевич говорит о «воинствующей интимности» её стихов. Очевидно, что интимность эта не женская, а художническая. Порой возникает впечатление, что автор пытается реанимировать отжившую эпоху начала ХХ-го века и вдохнуть в неё новую жизнь. Не случайно в книге возникает фигура Жана Кокто. Он, хотя и не относится к нашему Серебряному веку, является связующим звеном между литературой и золотым веком кино. А Серебряный век русской поэзии – серебряный только по названию. Для нас он самый что ни на есть золотой!
Я скептически отношусь к «Зеркальному лабиринту» как симфонии нового декаданса. Сам этот образ – суперсовременный и свойствен, в первую очередь, метаметафористам, в частности, Константину Кедрову. Какой же это декаданс? Это, скорее, авангард! Другое дело, что Светлана не раскрывает эту метафору как авангардную. Но в чём же её упадничество? Дез Эссент, герой культового романа Гюисманса «Наоборот», бежал от общества, уединившись в нарциссическом самолюбовании». Но ведь Светлана Астрецова – не затворник, а подвижник! Она работает с огромными коллективами! В общем, не вяжется как-то у меня её облик с традиционным декадентством. А вот эстетизм, с некоторым привкусом имморализма, отрицать в её произведениях сложно. Есть в новой книге и цветные фотомодельные портреты Светланы Астрецовой. Ещё одна «зеркальность» её лабиринта.
«Что в имени тебе моём?». В фамилии «Астрецова» слышится древнегреческое ἀστήρ – «звезда, светило». И она, несомненно, стремится быть звездой, в широком смысле этого слова. У Светланы много интересных мыслей, которые выдают в ней глубокого человека, склонного к парадоксальному мышлению. Так, например, в одном из своих ранних стихотворений она говорит о том, что истинное бессмертие – не извлекать Галатею из мрамора. Согласно Астрецовой, тайное лучше явного, а недовоплощённость глубже завершённости. Это идеи великого Микеланджело Буонаротти. А вот как аукается в стихах Светланы Максимилиан Волошин, один из любимейших, наряду с Северяниным и Цветаевой, её поэтов Серебряного века. Помните, у Волошина: «Я стал строками книги в твоих руках… Меня отныне можно в час тревоги перелистать». А вот что пишет Астрецова:
Восторженно, жадно, неосторожно
(Так вор глядит на алмаз)
Со всех витрин, стеллажей, обложек
Я буду смотреть на вас.
Вы тронете книгу (обложка – не кожа!),
И я не приму отказ.
Обманом, бесчестно, бесстыдно и всё же
Я буду в руках у вас.
Есть в новой книге Светланы и другие интересные идеи. Вот, например, она искусственно делит людей на чёрных и белых, и это отнюдь не цвет кожи. Наверное, лучше было бы сказать «светлые» и «тёмные», но Светлана, видимо, не хочет, чтобы всё это ассоциировалось с героями Сергея Лукьяненко, тем более, что это не совсем одно и то же. В моём понимании, «белых» и «чёрных» можно определить по тяге к запретному. Кто-то культивирует такую тягу, а кто-то её в себе подавляет. Кто-то этого запретного попросту не приемлет. Именно поэтому, на мой взгляд, Лев Толстой обругал Шекспира. Конечно, Лев Толстой и Ральф Эмерсон – это типичные «белые», а Шекспир и Оскар Уайльд – «чёрные». Караваджо – «чёрный», а вот Иоганн Себастьян Бах – «белый». «Белым» неуютно рядом с «чёрными», поэтому каждый «клан» стремится общаться преимущественно со «своими». Любопытная теория!
Кроме стихов и прозы, в «Зеркальном лабиринте» широко представлены переводы из Жана Кокто. Светлана отлично понимает, что процесс художественного перевода неизбежно связан со смысловыми, эмоциональными или мелодическими потерями. И искусство переводчика заключается, прежде всего, в том, чтобы сделать эти потери минимальными. Книгу Светланы Астрецовой приятно держать в руках. Она прекрасно оформлена, в ней есть неистощимое разнообразие жанров. Книга составлена из различных дарований автора. Новинка, несомненно, уже стала заметным явлением в одолеваемой избыточностью персоналий книжной среде.
