Памяти Ариадны Фаддеевны ЧЕРВИНСКОЙ (ЗЕЛИНСКОЙ)
«НАМ НЕ ДАНО ПРЕДУГАДАТЬ…»
Десятого апреля сего года завершился земной путь Ариадны Фаддеевны Червинской – младшей дочери Фаддея Францевича Зелинского.
О семейной драме отца и дочери, которые обречены были жить в разлуке, но при этом сохранили навсегда взаимную любовь и душевную близость, читатели «Ковчега» узнали из мемуаров моей мамы, сокращенный вариант которых под заголовком «Из пережитого» был опубликован на страницах нашего журнала в 2005 году (см. № VII, с. 230–254; № VIII, с. 259–280; электронная версия http://www.kovcheg-kavkaz.ru/issue_7_52.html; http://www.kovcheg-kavkaz.ru/issue_9_108.html).
Эта публикация за прошедшие годы собрала множество откликов, как печатных, так и полученных мною в частном порядке, и оказалась востребованной специалистами самых разных областей: историками, филологами и не только – о чем свидетельствуют ссылки на нее в отечественных и зарубежных источниках.
Из самых последних назову только что присланный мне из Санкт-Петербурга альманах «Древний мир и мы: Классическое наследие в Европе и России», вып. 4 (СПб.: Bibliotheca classica Petropolitana, 2012) и доставленную месяцем ранее из Варшавы книгу «Tadeusz Zielinski (1859–1944) W 150 rocznice urodzin» (Warszawa, 2011).
В предшествующие недавние годы мой большой очерк с использованием пространных фрагментов ковчеговской публикации был помещен на страницах журнала «Новая Польша» под названием «Фаддей Зелинский в переписке с младшей дочерью Ариадной. Неизвестные страницы биографии» (2009, № 7–8, с. 51–59) и вышел затем в переводе на польский язык (Новая Польша. Wydanie specjalne 2005–2011, c. 5–14).
Благодаря этому материалу, написанному при непосредственном участии моей матери на основе сохраненных ею писем и фотографий, мне выпала честь быть приглашенным на конференцию, посвященную 150-летию со дня рождения Ф. Ф. Зелинского. Участники конференции, проходившей в Варшаве 5 декабря 2009 года под эгидой Комитета наук об античной культуре и Института междисциплинарных исследований «Artes Liberales» Варшавского университета, составили приветственный адрес для младшей дочери великого ученого и мыслителя, который я передал ей по возвращении в Ростов. Мама была до глубины души растрогана таким вниманием к ней, а главное – тем, что память о ее отце жива в сердцах его соотечественников.
Младшая дочь Ф. Ф. Зелинского сделала всё, что было в ее силах, для сохранения этой памяти. Много проникновенных страниц об отце содержится в ее мемуарах, а также в ее очерке, включенном в книгу: Ф. Ф. Зелинский. Римская республика (СПб: Алетейя, 2002).
В 2010 году мне удалось выполнить еще одно заветное желание мамы – побывать на могиле ее отца в баварском городке Шондорфе и привести фотографии этого места.
В последние дни жизни Ариадны Фаддеевны я получил сообщение из Варшавы о выходе в свет упомянутой выше книги «Tadeusz Zielinski (1859–1944). W 150 rocznice urodzin», значительную часть которой занимает прокомментированный нами свод писем отца младшей дочери, а также адресованных ей писем старших детей Ф. Ф. Зелинского. Мама успела еще порадоваться этой долгожданной новости, но авторские экземпляры почта доставила, когда ее уже не стало.
А в 2011 году ковчеговская публикация привлекла внимание историков-краеведов из белорусского города Полоцка. С нами вышла на связь ведущий научный сотрудник Полоцкого краеведческого музея С. В. Гаврилова. Вот выдержка из ее письма: «В прошлом году в сети случайно натолкнулась на опубликованные мемуары Ариадны Фаддеевны. Прочитала запоем! Такая волнующая история и насыщенная, хоть и трудная (но такое уж было время) жизнь! Я открыла для себя новые исторические имена и подробности жизни того, не знакомого мне, периода. Но самое главное, что меня поразило, так это то, что писала она о моем родном городе Полоцке! Многое, о чем рассказано в мемуарах, является фактически открытием в истории города 20–30-х гг.». В одном из следующих писем отмечалось: «Мемуары Ариадны Фаддеевны положили начало изучению не только жизни в Пеньках, но и исследованию существования Полоцкого Спасского детского дома. Именно существованию – ведь даже в монастыре информации об этом заведении нет! И это не всё. Насельницы нашли у себя в архиве неизвестные даже им сведения о многих монахинях прошлого, которые упоминаются в воспоминаниях Вашей мамы! Столько всего нового и интересного!»
В результате заочного общения С. В. Гавриловой с автором мемуаров появилось исследование, озвученное ею осенью 2011 года на зональной научной конференции в Витебске и затем напечатанное в сборнике работ участников…
Как известно читателям «Ковчега», детские годы Ариадны Фаддеевны прошли в Полоцком Спасо-Евфросиниевском монастыре. Удивительным образом последние месяцы жизни вновь вернули ее к детским воспоминаниям. Сестры обители прочитали ее мемуары и вступили с ней в переписку. Вопреки преклонному возрасту, память мамы не пострадала. Она успела еще ответить на множество вопросов, возникших у сестер. И когда я известил их о маминой кончине, то получил соболезнование, где были, в частности, такие слова:
«Неисповедимы пути Промысла Божия, и мы думаем, что Господь не случайно привел нас познакомиться с Ариадной Фаддеевной. Благодаря ей, ее мемуарам открылись многие, доселе неизвестные стороны истории нашего монастыря. И кроме того, она сама стала для сестер примером мужества, самопожертвования, честности. Мы даже иногда говорим друг другу, а смогли бы мы выдержать такие жизненные испытания, которые стойко перенесла Ариадна Фаддеевна… – и утвердительно никто не может ответить на этот вопрос. О жизни Ариадны Фаддеевны можно было бы написать не только очерк, а целую книгу, и она бы точно послужила назиданием для многих людей».
* * *
Значительный объем мемуаров А. Ф. Червинской не позволил напечатать их в «Ковчеге» полностью. Поэтому много интересных страниц осталось за пределами публикации. К ним относится и короткий отрывок, который мы помещаем сегодня. Написанный, как и весь текст воспоминаний, просто и безыскусно, он при этом, по мнению редколлегии, свидетельствует о несомненной литературной одаренности автора.
Олег Лукьянченко
АРИАДНА ЧЕРВИНСКАЯ
МУХА
Отрывок из мемуаров
Рассказ Ариадны Фаддеевны и сама личность человека, способного так об этом рассказать, поистине необычайны. Этот грубый, грязный кошмар – и детство; кишение непуганых советских крыс – и две беззащитные интеллигентные девочки… Контраст сам по себе ошеломляющий, он настолько зрим, что Диккенсу впору, но мы пережили такое столетие, после которого нам чуть ли не совестно чему-то ужасаться. А здесь впечатление и глубже ужаса, и тоньше, его создает безукоризненная верность интонации, знак достоинства души, которая со всем этим справилась, ее высокого строя, что в нашем мире встречается до отчаяния редко. Куда реже, чем кошмары…
Ирина Васюченко
…Пьесы были одинаковой направленности. Показывали, как тяжело живется трудовому народу в странах загнивающего Запада, как народ борется там за грядущую победу мировой пролетарской революции, с какой надеждой смотрят они на Советский Союз, где народ так счастлив; как жестоко сопротивляются кулаки прогрессивному колхозному движению, как они злы и коварны и т. д. Эта же направленность отражалась и в песнях, которые распевала молодежь. Приведу отрывок из текста одной из таких песен:
Крестьяне и рабочие, рабочие, рабочие,
Хозяйство поднимают мозолистой рукой.
Даешь, даешь Октябрь, всемирный наш Октябрь,
Крути, верти, навертывай, к коммуне подъезжай!
А комсомол смеется, смеется, смеется,
На Запад он несется – буржуев в морду бить.
Даешь, даешь Октябрь… и т. п.
Мы по своей наивности и в самом деле верили, что в недалеком будущем коммунизм будет построен, осуществится абсурдный лозунг «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Это нам постоянно вбивали в голову в школе и на собраниях.
Но вот однажды, возвращаясь зимним вечером из школы, мы с удивлением заметили стоящий около нашей избы автомобиль. Войдя в дом, увидели, что двое мужчин в форме ГПУ производят обыск, перерывая и перетряхивая всё. Мы не испугались и с любопытством наблюдали за этой процедурой. Да и эти двое вовсе не казались страшными. Они шутили с нами, смеялись и вели себя очень корректно по отношению к маме. Их удивляла нищенская обстановка, в которой мы жили. Они спрашивали маму: «Ведь вы получали от отца ваших детей крупные суммы денег. Куда же они девались? Почему вы живете так бедно и ваши дочери так плохо одеты?»
Закончив обыск и не найдя ничего интересного, они забрали только все произведения нашего отца, в том числе прекрасное издание его перевода трагедий Софокла, и старинную Библию, которой мама очень дорожила. Затем обратились к маме: «Вы поедете с нами». Тут только я поняла, насколько это серьезно, и заплакала. Маму увезли.
В школе директор, видя наши расстроенные лица, спросил о причине. Узнав об аресте мамы, он сказал, что это очень хорошо, что для нас лучше быть совсем без матери, чем иметь такую, как наша.
Мы решили, что сестра Тамара пойдет в Полоцк узнать о судьбе мамы. Я осталась совсем одна. Прошла неделя – сестра не возвращалась. Мне было страшно и тревожно за нее.
В довершение несчастья исчезла моя любимая кошка Муха, и я почувствовала себя еще больше одинокой и покинутой. К тому же нашу избу атаковали крысы.
Эти твари вели себя нагло и совершенно меня не боялись. Над моей кроватью висел старый ковер, и крысы уютно чувствовали себя под ним в пазах между округлостями бревен. Ковер постоянно колебался от их перемещений. Страшны были эти одинокие ночи в безлюдной местности, в кромешной тьме, среди беснующихся крыс.
Прошла еще томительная неделя, и вот однажды утром я услышала за дверями царапанье и мяуканье. О радость! Это была моя Муха. Я ласкала и целовала ее, как самое близкое родное существо. Она быстро навела порядок с крысами. Как артистически она с ними расправлялась! Заметив, что колебания ковра перемещаются к выходу из-под него, кошка молниеносным движением одной лапой сквозь ковер фиксировала крысу на месте, а другой извлекала ее из-под ковра и загрызала. Тушки она с аппетитом съедала. Крысы исчезли. Мне было уже не так страшно и одиноко.
А еще через неделю вернулась сестра, похудевшая и побледневшая. В Полоцке она тяжело заболела скарлатиной и три недели пролежала у матушки Ларисы и игуменьи. Они снимали небольшую квартиру на окраине Полоцка.
У меня был приготовлен борщ из овощей и картофеля без какой-либо приправы и жиров. Сестра с жадностью набросилась на него. Она была очень голодна и говорила, что, идя домой, мечтала именно о таком борще. Она рассказала, что мама в тюрьме, в одиночной камере. К ней никого не пускают, свидания и передачи запрещены. Таковы были невеселые новости.
…Нашу кошку мы, конечно, взяли на новую квартиру, но она в тот же день убежала обратно, и все наши усилия вернуть ее ни к чему не приводили. Она упорно возвращалась на Пни, к великому нашему огорчению. Когда спустя месяц мне по какому-то делу привелось побывать на Пнях, там был разбит цыганский табор. И у костра, свернувшись клубочком, спала наша коварная изменница Муха. Такова кошачья любовь…
