litbook

Non-fiction


Предания семьи Заславских (продолжение)0

(окончание. Начало в №3/2020 и сл.)

УЛИЧНЫЙ ФОТОГРАФ

«Лихие девяностые» берут своё начало в середине восьмидесятых годов, в либеральном кооперативном периоде, разбудившем инициативу людей. Львиную долю дивидендов заграбастали без зазрения совести товарищи-начальники по должности, руководившие денежными потоками. То там, то тут всплывали граждане с карманами, набухшими от лёгких денег. По законам, подмеченными писателями Ильфом и Петровым в «Золотом телёнке», немедля появились желающие споловинить лёгкий заработок удачливых первопроходцев. Как значится в аннотации этого романа — издания 1983 года — «авторы обнажают беспощадную сущность капиталистического стяжательства, бюрократизма, мещанства и обывательской глупости».

Бандитские захваты и передел рынка стали будничным явлением. Не долго эта музыка играла. Правоохранительные органы, привыкшие защищать «социалистическую собственность», не захотели быть сторонними наблюдателями. На голубом глазу они посчитали, что в руках их, стражей порядка, выпавшая из госрук собственность сохранится лучше. И пошло-поехало.

Как на дрожжах повырастали, воспользуемся определением западных СМИ, «новые русские». Хотя куда точнее французское «нувориши» — новые богатые. В отличие от дворян, подданных французского короля, чьи вековые корни заложили служивые предки, новомодная «элита» отечественного разлива представляла собой невообразимую смесь. Впереди, на лихом коне возможностей — «красные директора» и оборотистая партноменклатура. Точно знаю, что последний первый секретарь ЦК ЛКСМУ (в просторечии — комсомольский генсек) сколотил свой первый капитал благодаря лицензиям на… ввоз алкоголя и сигарет. Следом за такими деятелями потянулись бандиты и надзирающие силовики. Тот ещё конгломерат — из ответственных руководителей, умных бандитов и дерзких силовиков.

Меня и мою семью все эти пертурбации пока не касались никаким боком. Я нашёл для себя нишу для заработка, на которую сильные мира сего не собирались положить глаз. Мелкая для их аппетитов. Рождение сына напомнило мне: глава семейства не только должность, но и обязанность. Ты должен сделать всё, чтобы жена и сын были сыты, одеты, обуты.

Ходил, думал, прикидывал. Воспользоваться опытом мушкетёров короля из романа Дюма не удалось. Кошелёк с луидорами, как ни присматривался, на мостовой не валялся. На аллеях парка культуры — тоже. Обратил внимание на людей с фотоаппаратами в руках. И на желающих запечатлеть себя на фоне деревьев, кустарников, фонтанов и прочих декораций, сопровождающих культурное времяпровождение. Подумалось: по всей видимости где-то тут текут ручейки денег. А если поставить запруду, и заставить их течь в мою сторону?

Я не фотолюбитель. У меня никогда не было аппарата — довольно дорогой игрушки, да ещё в комплексе с увеличителем и целой полки химикатов для проявки плёнок и приборов для печатания снимков. Разве, случалось, наблюдал за тем, как вот-вот вылетит птичка — уловка, подстёгивающая концентрацию внимания фотографируемых. Вот и все мои навыки.

К счастью, тесть сказал, что его дальний родственник именно таким путём подрабатывает себе на хлеб с маслом. Пригласили родственника на чашку чая, порасспрашивали. Он огорошил, поведал: в парке компания подобралась такая, что её иначе, как «шоблом» не назовёшь. Густо попахивает криминалом. Сам он весьма осторожно пользуется таким приработком. Коллектив в парке образовался лет десять-двадцать тому назад. Любому выскочке морду набьют и аппаратуру сломают — в качестве интеллигентного предупреждения.

Терять мне нечего, аппаратуры у меня нет. С какой стороны браться за фотокамеру тоже не знал. Благо, выручила одна пожилая женщина. Научила кадрировать, создавать композицию. От неё же узнал, что такое выдержка и с чем едят диафрагму.

Тем не менее почти сразу дела у меня пошли, как по нотам. Вернее, как по НОТу. В переводе на понятный язык — научная организация труда. Аббревиатуру эту часто поминали в шестидесятые годы. А ещё в 1927 году в СССР большущим тиражом было издано сочинение Генри Форда «Моя жизнь». Человек, переведший автомашины на сборку на конвейере, поведал, как добился своего. Как оснастил сборочный конвейер запчастями, инструментом и материалом. Подумалось, да это же проекция законов бизнеса на сборочное производство. В конце концов, любая процветающая фирма потому и добивается успеха, что в ней грамотно и строго разделены функции между персоналом. Давняя книга Форда вышла в свет с предисловием моего однофамильца, партийного публициста Давида Заславского. Тем не менее, в 37-ом он не попал в ряды «иностранных шпионов», в числе немногих старых большевиков умер в своей постели.

Итак, с фотоаппаратом наперевес стою в начале производственной цепочки. Моё дело привлечь клиента, гарантировать чёткую композицию снимка. Дальнейший процесс превращения отснятых кадров в фотопортрет решил поручить рукам специалистов своего дела — лаборантам, профессионально занимающимся проявлением плёнок и обработкой фотобумаги.

Не сборочный, но всё-таки конвейер фото. В итоге все участники производственного процесса в выигрыше. И с бóльшим заработком, чем если бы каждый занимался всем процессом в одиночку — от и до. Не знал и не догадывался, что спустя каких-то тридцать лет, с появлением мобильных телефонов, и смартфонов, моя идея уйдёт в Лету. Вслед за многими другими постепенно исчезла массовая профессия фотографа. Но даже фантасты тогда о таком прогрессе молчали.

Обмозговав идею, поговорил с лаборантами из ателье «Фотолюбитель», навёл справки относительно оптовой покупки фотобумаги и химикатов. И отправился на рекогносцировку местности. Обошёл площадь Ленина, прилегающий бульвар, парк культуры и отдыха имени Щербакова — места, где работали уличные фотографы. Завёл знакомства среди своих возможных конкурентов. Сообщил, что могу поделиться фотоплёнкой и фотобумагой, которую брал по госцене на базе культтоваров. С фотоаппаратом наготове стою себе в сторонке. Гляжу, на меня никто волком не смотрит. Время от времени предлагают:

— Давай вместе поработаем, если ты не занят. А то сегодня мой напарник не пришёл.

Вскоре настолько освоился, что стал задавать вопросы:

— Что это мы задницами толкаемся на одном пятачке? Рядом место свободно. И клиентам удобнее, и нам проще.

— Не разевай рот, это место Толика.

— Знаю. Но он приезжает раз в месяц. Как появится — я подвинусь, не вопрос. Никто не против?

Толик — шахтёр с Петровки — приезжал не часто. Место, им облюбованное, самое рыбное, — у входа в парк со стороны цирка. По выходным дням цирк давал по несколько представлений. Детей в него везли со всего города и окрестностей. После спектакля — мороженое и прогулка по зелёной зоне, по парку.

Фактически три года, пока работал проектировщиком и заочно учился, я все субботы и воскресенья, с утра до вечера, проводил с фотоаппаратом в руках. В тёплое время года в парк спешил после окончания рабочего дня и маячил до темноты. Выработал технологию привлечения клиентов. Стою и взглядом фильтрую людей, идущих в мою сторону. В запасе от 30 до 60 секунд, чтобы найти утвердительные слова именно для приближающегося человека. Или для группы детей с родителями. Или для подружек. Или для парня с девушкой.

Повторяю, я не был фотолюбителем, оба аппарата, на которых работал, мне дали в пользование. Что же касается затрат на обработку фотографий, то, прежде чем научиться щёлкать, подбил разницу между стоимостью готовой фотографии и затрат на плёнку, химикаты, бумагу. Даже грубая прикидка убедила, что при сведении дебита с кредитом окажусь в выигрыше.

За моей спиной не красовался транспарант с указанием, что здесь можно сфотографироваться на память. Рядом с собой ставил треногу с фотографиями на цепочке. Подходи, смотри, убедись. Прилепил самые выигрышные карточки. Когда окончательно освоился, назначил две цены: 15 рублей за 3 цветные фотографии, а 8 рублей — за 3 чёрно-белые.

Цены за чёрно-белые установили до меня. Обычно меня спрашивали: почему беру пятнадцать рублей, если у остальных фотографов меньше? Элементарная психология. Люди были воспитаны на ценах государственных магазинов (за неимением других), где строго выдерживалось соотношение между ценой и качеством. Чем дороже — тем лучше. Поэтому мой ответ падал на хорошо удобренную почву.

— Посмотрите, вам нравятся эти фотографии? Вы получите ничем не хуже.

Большинство сразу соглашались. Но попадались и такие, что, смущаясь и краснея, пытались вступить в спор с возражениями:

— А что, те фотографии, которые дешевле, хуже качеством?

— За них я не отвечаю, отвечаю за себя. За свою работу. Можете оплатить сразу, можете — потом. Отправлю наложенным платежом. Вы меня не первый раз видите. Я вас тоже. Все выходные стою здесь. Если не понравится — не обижусь. Верну деньги.

Говорил, а сам знал, убедился многократно, что за хорошую фотографию клиент не будет требовать деньги назад. Некачественную продукцию — с затемнениями, с невольной гримасой на лицах, с обчекрыженными руками и ногами и т.д. — сам рублю на корню. Случалось, вместо фото возвращал деньги. Но очень и очень редко.

За качеством следили остальные члены моей «бригады по интересам» — два лаборанта печатали чёрно-белое фото, один — цветные. По уговору они получали за привычную для себя работу на десять-двадцать процентов больше розничной цены. Потому заработком дорожили.

Не замедлили с претензиями коллеги-фотографы. То один, то другой с вопросом:

— Правда, что ты берёшь по пятнадцать рублей за три цветных фото? Чего так? Мы все согласились и остановились на меньшей сумме, лишь Коля оценивает себя в девять. Но поднять цену почти в два раза…

— Постойте, — успокаивал, — я же не сбиваю цену, не лишаю вас части заработка, прошу не семь, тем паче не по шесть рэ, а все пятнадцать. Если бы сбивал, тогда, конечно, поступал бы не по-товарищески. Мне меньше, чем по 15-ти нельзя, иначе семью не прокормить. Маленький ребёнок, жена вынуждена уйти с работы.

После таких разговоров, поначалу на повышенных тонах, никто из моих друзей-конкурентов не поднял цену хотя бы на 50 копеек. Остановились на восьми рублях.

Кстати, о коллегах по парковому бизнесу. Подходит один из конкурентов:

— Саша, ты обедал? Нет, так иди…

— Чего это ты так беспокоишься о моём самочувствии?

— Понимаешь стою, никто ко мне не подходит. Отвечают, что уже у входа в парк сфотографировались…

У этого коллеги была своя фишка, он приводил с собой ослика, чем привлекал малышню. Но животное не могло долго обходиться без пищи. Начинало орать и уводило хозяина на обед. А у меня место — у входа в парк. Хозяин осла терял в заработке.

Тем временем в проектном институте предоставили отпуск для написания диплома. С небольшой потерей в окладе жалования. Мне причиталось 120 рэ в месяц, но учебный отпуск оплачивался на 20 рэ ниже, — в 100 рэ. Я и не заметил этой разницы. Вторая, внеурочная, работа приносила от двух с половиной до трёх тысяч рублей в месяц. Потому-то не очень вдохновила перспектива, которой меня обрадовал групповой инженер, подписывая заявление на дипломный отпуск:

— Придёшь, покажешь диплом, мы тебе сразу дадим ставку в 180 рублей.

Честно ответил, что не планирую в проектный институт возвращаться. Спасибо уважаемому учреждению, благодаря ему я смог окончить институт. Мой отец очень хотел, чтобы я получил высшее образование. Свой красный диплом я посвящаю его памяти. Обещал стать инженером и стал. В политехническом институте я научился учиться. Так что не пропаду.

Уже видел, из идеи уличного фотографа я выкачал максимум возможного. Хотя даже представить не мог скорый конец этой профессии под напором мобилок и смартфонов. Меня сам процесс всё меньше и меньше вдохновлял. Достиг апогея, надо поискать другую высоту для восхождения.

Мозги и мускулы достаточно натренированы. Требуют новых нагрузок.

АКЦИИ ПОДНИМАЮТСЯ

В девяностом году я потерял отца и тестя. Ушли из жизни с разницей в несколько недель. Мне 24 года, я единственный мужчина в семье. Надежда только на меня. Либо я добьюсь чего-нибудь в этой жизни и тем самым обеспечу женщинам и ребёнку сносное существование, либо им всем придётся туго.

Люди взрослеют по-разному. У меня этот период сократился до минимума. Обстоятельства заставили. Если я о семье не позабочусь, то кто? Мотивация что ни на есть серьёзная.

Под конец августа следующего, 1991-го, года все телестудии Союза транслировали в записи балет «Лебединое озеро» на музыку композитора Чайковского. За знаменитыми на весь мир ножками балерин Большого театра скрывала свои лица и намерения группа из высшего эшелона власти, попытавшаяся вернуть народ «в первобытное состояние» — к доперестроечному периоду. К засилью чиновников всех мастей.

Тревожная телепередача застала нас, две молодые семейные пары, на отдыхе в Геленджике. Стоим с другом на балконе, повернувшись спиной к морю. У меня вырвалось:

— Не знаю, что буду делать по возвращении из отпуска. Судя по всему, перспективы мрачноватые. В одном уверен: работать на этих заикающихся типов с трясущимися руками и глазами запойных алкоголиков не буду. Поищу иную дорогу.

Не один я так думал. Танки на улицах Москвы и прочие «шалости» верхушки ГКЧП лишь ускорили падение заговорщиков. Как писал Самуил Маршак: «Мятеж не может кончиться удачей, //В противном случае его зовут иначе». Если интересно фамилия Маршак — типичная аббревиатура. В переводе с иврита расшифровывается так: «Наш учитель рабби Соломон Мудрый».

Всё-таки я слегка лукавил, когда сказал, что не знаю, чем буду заниматься. Кое-какие мысли у меня созрели ещё в начале лета, когда готовился к отпуску. Идею подкинул знакомый стоматолог по имени Женя. Он обратил моё внимание на тотальный дефицит лекарств. Ниша достойна того, чтобы ею заняться, не откладывая.

У меня к тому периоду, а его, прямо скажем, иначе, как диким, и не назовёшь, вырисовывался проект. Не хотелось отставать от людей, смекнувших, что в создавшемся бардаке возможны разные варианты. Затрудняюсь, как то своё прозрение обрисовать. Что-то среднее между лотереей и трастом под названием МММ. Договорился о призах — холодильниках «Норд» и автомобилях «Иж-Москвич» — для завлечения вкладчиков. Весьма престижные и желанные приобретения для граждан, измученных дефицитом. Тогда же, если интересно, на телевидении расцвело капитал-шоу «Поле чудес».

Идея-идеей, а необходим в качестве крыши какой-нибудь благотворительный фонд. В доказательство, так сказать, того, что стараемся не корысти ради, а исключительно в заботах о нуждающихся. Кто ищет, тот всегда найдёт. В Донецке к тому времени подходящий фонд образовался и даже директором обзавёлся. Я к нему. Растолковал, что, как и почему. Он клюнул, он одобрил. Без споров согласился; за услуги мне причитается 500 рэ в месяц. На меньшую сумму после двух с половиной — трёх тысяч, как фотографу, я не мог согласиться. Иначе посадил бы семью на голодный паёк. Мне ведь необходимо развязать руки, чтобы уйти с головой в общее дело.

Но благие пожелания требуют соответственного решения горисполкома. Без бланка с подписями и печатями никак не приступить к организации финансовой схемы. Директор фонда набычился и выдал команду:

— Чеши в горисполком за решением. Без решения ты меня не знаешь, а я тебя знать не хочу.

Битый месяц чуть ли не ночевал в здании горисполкома. Только раскладушки не хватало. Встречал клерков словами «Доброе утро!». Вечерами они мне говорили: «До свиданья!». Но документ ещё необходимо согласовать в горздравотделе, в горфинотделе и т.д. и т.п.

А это — не притирка со смежниками, к которым привык при согласовании проектов в отделах института. К счастью, чиновники тогда особо не рассчитывали на «благодарность клиентов». Да я не мог удовлетворить подобные ожидания. Как говорил в таких случаях Шура Балаганов из «Золотого телёнка»: «У самого в карманах пусто».

Удивительно, но весь пакет разрешительных документов всё-таки был получен. Радовался директор моего фонда, радовались клерки горисполкома. Довелось подслушать их разговор по телефону:

— Не отстаём! И у нас появилась первая ласточка предпринимательства!

«Донецкий фонд социальной защиты и милосердия» — таково полное имя фонда — стал в некотором роде пионером новой капиталистической эры в одном из самых индустриальных городов Украины.

При всей своей настырности и настойчивости, я вряд ли справился бы с регистрацией новой компании, если бы мне не помогал товарищ, оснащённой самой передовой на то время техникой — компьютером. Именно он подсказывал, что и как нужно делать, как создавать необходимые для будущей деятельности документы. Не за мои красивые глаза, разумеется. С ним я обещал поделиться доходами от деятельности нашего дитяти.

Размечтался, раскрыл варежку. Полномочный руководитель фонда не спешил выполнять пункты договора между нами в отношении материальной компенсации за труды. Прошёл месяц после столь желанного решения горисполкома, а он не выдал оговорённые заранее 500 рублей. После нескольких напоминаний, открыл сейф и отслюнявил. Аж 200 рэ. По тогдашнему курсу — стоимость двух бутылок водки. И это через считанные дни, после того как на счёт фонда поступило 11 тысяч рублей. Можно сказать, упали с неба. Не сами по себе — после моего визита в «Укрпромчермет» …

Наглая морда, пришёл я к руководителю этой конторы, наговорил сорок бочек арестантов, пообещал отвалить какое-то количество акций нашего фонда. Дескать, для страховки финансовых рисков. Чермет в счёт будущих дивидендов перевёл означенные одиннадцать тысяч. Под гипотетические планы фонда отвалил реальные деньги. Столько тысяч уже на счету фонда, а директор зажал даже те 500 рэ, о которых я договаривался в качестве аванса. Уменьшил сумму в два с половиной раза, до двухсот, и весьма доволен своим менеджерским достижением.

Колёса тем временем завертелись. Типография была готова напечатать наши акции — заказ обойдётся в тысячу рублей. Допустим, в тысячу. Конкретная цифра за столько времени выветрилась. Возвращаюсь с переговоров к директору фонда и докладываю, что пакет акций обойдётся нам в полторы тысячи. Он тут же, не говоря ни слова, мне их выдал. Для дела, мол, ничего не жалко. Наваром в полтысячи я и поделился с консультантом, что меня надоумил выпустить акции. И, надавал, благодаря компьютеру, кучу полезных советов.

Сходил в типографию, расписался за отпечатанные бланки акций, отнёс их директору фонда:

— Получите, пользуйтесь и будьте здоровы! С таким компаньоном мне не по пути.

Стыдно перед руководителем «Укрпромчермета». Потерю в одиннадцать тысяч никак я не смог компенсировать. Симбиоз из лотереи и МММ скончался не родившись. С таким компаньоном, каковым оказался директор фонда, каши не сваришь. Даже при наличии всех необходимых составляющих для каши — от воды и крупы до сала. Это солдат из дошкольной сказки мог приготовить съедобное блюдо из топора. Но ему повезло с компаньонами.

КРУТОЙ РАЗВОРОТ

В стане монополистов

После банкротства идеи с акциями благотворительного фонда, крылатая фраза Остапа Бендера, завершающая роман «Золотой телёнок»: «Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придётся переквалифицироваться в управдомы» — не долго меня утешала. Успокоил афоризм из другого первоисточника: «Мы пойдём другим путём!». Не мог я себе позволить тратить время на отчаяние. Обстановка вокруг бурлила и не позволяла расслабиться. Требовала претворения лозунга: «Хочешь жить — умей вертеться!».

Не скажу, что воспользовался запасным планом, хотя он пришёл в голову ещё во время дипломного отпуска. В октябре 91-го я ближе познакомился с Борисом, с его наработками по линии дефицита лекарств. Окончательно понял: дело стоящее! Опять идеей занимаются люди, в чьей надёжности и добросовестности убедился лично! Один из них — мой консультант с компьютером, Женя. Женя и Борис стали владельцами малого предприятия «Криома» — монополиста по производству гелеобразного сорбента, обеззараживающего токсины.

Гель разработал Киевский Институт химической химии им. Писаржевского. При некоторых заболеваниях, в том числе — аллергических, препарат действительно приносил пользу.

Но производить лекарства — лишь начало цепочки. Надо стимулировать спрос, иначе производство засохнет на корню. Внимательно пролистал телефонный справочник Донецка, сделал закладки и приступил к нанесению визитов главврачам больниц и поликлиник. Да простят меня руководители Института химической химии, я представлялся сотрудником этого авторитетного заведения, знакомил собеседников с инструкциями к сорбенту. Пообещал премии за распространение. Вынужденные затраты мы, пользуясь положением монополиста, включили в стоимость геля. Учли расходы на производство, хранение и доставку, дополнительные риски. Определили для себя прибыль.

Распространение живительного геля поставило вопрос ребром об организации торговых точек. Об аптеках и аптечных киосках тогда не думали. Понимание сформировалось позднее. Первые лицензии на фармацевтическую деятельность, на частные аптеки, Минздрав выдал спустя полгода-год, в 1992-ом.

К концу 1991-го я уже стал полноправным партнёром новообразованной компании. Привлекли дивиденды — 10 процентов от обеспеченных мною продаж. Однако вскоре партнёры подсчитали, что процент моих доходов превышает возможности бизнеса, обескровливает наличность фирмы. Мне предложили стать третьим среди равных, чтобы все мы зарабатывали одинаково. Согласился.

И продолжал наращивать портфель заказов. Уже на следующий год удалось открыть две точки в больницах Днепропетровска. Но меня не покидало ощущение, что я в одиночку забочусь об увеличении сбыта. Компаньоны проявляют активность только тогда, когда делим прибыль. Проговорился о своих переживаниях в беседе с главврачом одной из днепропетровских больниц. Он плечами пожимает:

— Зачем тебе с ними работать? Сам не в состоянии?

Человек довольно известный в своём городе, уважаемый специалист, он начальственные двери открывал ногой. Через пару месяцев главврач встретил меня и с улыбкой вручил устав предприятия, зарегистрированного на моё имя в райисполкоме. Даже о печати побеспокоился. Приятно!

О возможности самостоятельно работать в этой нише я не думал. Не созрел, наверное. Приехал, показал днепропетровские документы своим партнёрам. Дескать, я не против продолжать с вами работать. Если вы другого мнения, то пожалуйста, имею зарегистрированное собственное предприятие.

Партнёры опешили. Стали доказывать, что не они мне, а я им должен. Хотя по моим расчётам выходило с точностью до наоборот. Мог бы на пальцах и на бумаге подтвердить. Да посчитал, что нерационально тратить время на споры. По всему партнёры мне должны сумму в районе пяти тысяч долларов. Прикинул, если потрачу время на работу, а не на бесплодные препирательства, легко закрою эту прореху. Так и поступил.

Перед глазами — пустые полки в госаптеках. Шаром покати, глазу не за что зацепиться. И это мне, новичку, бросилось в глаза. Но почему столь равнодушны партнёры? Что наш гель нарасхват — понятно. Но не менее острая нужда в других лекарственных препаратах. Предлагал партнёрам обратиться непосредственно на фармзаводы. Фармацевтика Украины считалась одной из самых сильных в Союзе. По сей день не сдаёт свои позиции — и сегодня это одно из динамично развивающихся направлений отечественной промышленности. И бизнеса.

Партнёры на все мои выступления помалкивали. Колесо крутилось, деньги кое-какие капали. И ладно. На выпить, закусить и отдохнуть — вполне хватало. Так зачем лишняя морока на свою голову?

В 93-ем я получил лицензию в Минздраве, в апреле или в мае открыл первую свою точку в Донецке. В громадном помещении Донецкого универмага. Это была действительно точка в сравнении с остальными площадями — 1 метр в длину и 3 метра в тыл, от прилавка до окна. Аренду помещений большей площади просто не потянул бы. Мне и этих метров вполне хватило.

Дефицит лекарств крепчал не по дням, по часам. Лозунг того времени: «Где достать?» — превалировал над заботами производителей под названием «Как продать?». Государственные аптеки открыты, а на полках — шаром покати.

Точка в универмаге убедила меня, что — путь выбран правильно. В прямом смысле и фигурально сразу выстроились две очереди страждущих и жаждущих. Одни приходили купить лекарства, которых в аптеках не стало, вторые — с предложениями сдать партию лекарственных средств на продажу.

Вокруг во всю бушевала инфляция. Появившаяся было национальная денежная единица под названием «купоны-карбованцы» стремительно обрастала нулями. Пешеходы, автомобилисты, воспитатели детских садов, их юные воспитанники — все как один стали миллионерами. При почти нулевой покупательной способности бумажек с водяными знаками. Вот уже твёрдая валюта — сто долларов США — превысила планку в 15 миллионов (15.000.000) купонов-карбованцев и не собиралось останавливаться.

Представляете, какие муки свалились на руководителей государственных аптек? Других тогда не было. За считанные недели, что лекарства ждали покупателя, они успевали в два-три раза подорожать. Получила, допустим, аптека партию лекарств в январе, пять или семь упаковок — по одному купону за упаковку. В продажу пускала по 1,5 купона, благодаря чему обеспечивала персонал зарплатой. Но в феврале те же лекарства с того же предприятия им отпускали уже по 3 купона. Инфляция соответственно требовала продавать в той же пропорции — по 4.50.

Всё бы ничего, но предыдущую партию лекарств продать целиком не удалось. Осталось, к примеру, 3 упаковки, в пересчёте на новые цены — двойной убыток. Случился бы, если бы не смекалка. Директор вносил в кассу оплату за оставшиеся упаковки по прежней цене в 1,5 купона и ставил новую цену — 4,5. Однако бесконечно проделывать манипуляции с учётом и переучётом не получалось. В следующем месяце цена опять взмывала вверх.

Государственные аптеки одна за другой закрывались. Очередь к моей точке в универмаге росла и росла. На этот феномен обратила внимание местная телекомпания. С радостью сообщила зрителям, что в городе появилась коммерческая аптека, а в ней почти без перебоев продают дефицитные лекарства. Куда, дескать, смотрит облфармация? Почему не распространяет по всему городу столь удачный опыт?

Не спорю, реклама — двигатель торговли. Но в отдельных случаях становится тормозом. Особенно, если портит настроение чиновнику, приставленному следить за порядком. Облфармация немедленно отреагировала на критику. К торговой точке в универмаге потянулась третья очередь — из проверяющих. Эта очередь, наделённая полномочиями и составленная из рьяных исполнителей, стала теснить две предыдущие очереди — покупателей и поставщиков. Нервотрёпка продолжалась месяца полтора. В конце концов, победила административная сила. Точку закрыли.

Проверяющим нечего было нам предъявить, никакого криминала накопать им не удалось. Накладные из Днепропетровская в порядке. И соответствующие упаковки. Запросили Днепропетровск, убедили коллег из соседнего города заняться проверкой нашей точки. На этом и успокоились. Поняли, при самом удачном повороте событий лавры достанутся охранителям из Днепропетровска. А патриоты Донецка останутся с носом.

Но, как отмечал в таких случаях дважды упомянутый герой старого советского приключенческого романа: «Лёд тронулся, господа присяжные заседатели!». Идея оказалась весьма плодотворной. Увлекла не только меня. Гастрономы и овощные магазины один за другим выражали готовность немного потесниться и разместить торговые точки с лекарствами. Не дремали и больницы с поликлиниками. В Донецке и области количество миниаптек достигло пятисот.

Оглянуться не успел, как оказалось, что со мной рядом шагают, занимаются тем же, что и я, ещё три партнёра. У каждого свой список лекарственных препаратов. Но подходы к продаже одинаковые. В конце концов, частные аптеки стали конкурировать с государственной сетью в количественном отношении. Мы оборудовали точки-аптеки согласно требованиям, предъявляемым для такого рода заведений. Эти требования постоянно ужесточались.

Развивалась страна, крепла нормативная база. Старая шутка тбилисских бомбил: «Вам нужны шашечки или всё-таки ехать» — стала восприниматься всерьёз. Проверяющие начали интересоваться не столько формой собственности аптеки, — государственная или частная, — а выясняли, отвечает ли реестр предлагаемых лекарств нормам, соблюдаются ли сроки хранения и как быстро проданный препарат может снова появиться на полках.

Вместе со страной развивались и мы. Где-то к 95-му году мы с партнёрами объединили усилия, распределили между собой сферы деятельности. Я возглавил оптовую компанию. Спустя год из четвёрки компаньонов осталось трое. Методы и стиль работы четвёртого нам показались недостаточно этичными. Втроём мы дружно проработали десять лет, с 1993 по 2003 год. Согласитесь, при всё убыстряющемся ритме, когда магазины, мастерские и прочие компоненты сферы обслуживания всходят, как грибы и так же быстро меняют вывески и адреса, — срок весьма серьёзный.

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА

Глобализация невозможна без специализации. На фармарынке образовались исследовательские компании и компании-производители. Исследовательские разрабатывают лекарственные средства, производители их поставляют.

Компания-исследователь, допустим, потратила 100 млн долларов на приобретение формулы живительной молекулы. Производители компенсируют исследователям затраты, добавляют 300 или 500 миллионов, налаживая выпуск массовых, удобных в транспортировке и в хранении, лекарств и продают за 1 миллиард. В противном случае бизнес успешным назвать нельзя.

Лекарства — специфический товар. Здесь практически невозможно обходиться без посредников. Покупать напрямую у производителя, контачить аптеке с заводом-изготовителем физически не получиться. Прямо по формулировке продавщицы из магазина советского периода: «Вас много, а я одна!». Список лицензированных препаратов, разрешённых к продаже в нашей стране, давно перевалил за пять тысяч единиц. Он включает продукцию отечественных фармпредприятий и большого отряда зарубежных. При таком количестве вариантов без логистики (разумный подход к закономерностям) и дистрибьюции (распределение, распространение) не обойтись.

Логистической компании требуется ёмкая сеть складских помещений. Такой бизнес нуждается в больших инвестициях — для строительства зданий и сооружений, оснащённых автоматикой и транспортом, эксплуатации всего комплекса. Весьма затратный сегмент. Но и отдача впечатляет. В той же Германии, где этой нише уделили серьёзное внимание, срок доставки любого из заказанных препаратов со склада в аптеку не превышает двух часов. Нам к достижению таких параметров остаётся стремиться и стремиться. А у них — стандарт.

Я наладил партнёрство с крупнейшей в Украине распределительной компанией, которая на выгодных условиях поставляла продукцию сорока производителей. Добился установления десяти прямых контактов.

До кризиса 93-го года украинские производители уступали зарубежным. По всем направлениям. Начиная с ассортимента. Попытались они было сами установить контакты с аптеками. И проиграли. Иначе и не могло получиться. Даже если учесть продукцию всех заводов одной компании, ассортимент не превысит трехсот препаратов. Но ни одна компания в мире не способна производить 5000 наименований, которые обязаны присутствовать на складе у дистрибьютора.

Опять же, компании, не говоря об отдельных заводах, специализируются по определённым направлениям. И каждое будет успешным в случае, если предложит дистрибьютору выгодные условия поставки. Не только для себя, но и для остальных сторон сделки.

Доставка, цена, сертификация качества — всё это обязанности дистрибьютора. На советский манер дистрибьютора можно назвать «перекупщиком». Но это не так. Уж где-где, а в фармацевтике на одной перепродаже не проживёшь, данная ниша рынка требует солидных инвестиций.

Дистрибьюторы в начале девяностых, воспользуемся крылатой фразой из старой французской кинокомедии, росли «как сорная трава». И в то же время — дублировали друг друга, с точки зрения ассортимента. А розница (аптеки) тогда постоянно выкручивала руки, затягивала платежи. Или вовсе не платила.

Десять лет, казалось бы, не малый срок, чтобы сработаться и, как пелось в популярной песне, «почувствовать локоть друг друга». Сначала по мелочам, по кирпичику, потом всё чаще я стал натыкаться на противоречия, зафиксированные в поговорке «Дружба-дружбой, а денежки врозь». Моя компания взяла на себя оптовую торговлю, партнёры (или уже компаньоны) вели розничную компанию. Каждый подсчитывал своё сальдо отдельно.

Но! Грубо говоря, 60 процентов товара, которым торговала розничная компания, поставляла оптовая. В результате сильно проседала. Наша наценка не покрывала затрат на приобретение запаса. Напрашивался простой выход — свернуть оптовую компанию. Но тогда без постоянной и гарантированной подпитки рухнула бы розница.

При подбивании баланса компаньоны из розницы не оглядывались на кредиторскую задолженность. Деньги считали простенько и со вкусом. Им не важно, сколько под крылом аптек — одна или сто.

Если условно примем месячную выручку за 100 гривен, то 70 из них — стоимость проданного товара в закупочных ценах. Её необходимо отправить поставщику. Не обязательно в срок оплаты — поставщик переживёт, переглотает. Из 30 грн условной маржи мы вычитаем 15 — свои затраты. Оставшиеся 15 грн. и есть прибыль розничной компании, её заработок. Итак, из месяца в месяц, деятельность стабильная, «полёт — как учил полковник Марк Галай, учитель Юрия Гагарина — нормальный».

Оптовая компания зависит от большего числа составляющих. Начнём с того, что у тебя на руках нет живых денег, ты практически лишён манёвра. Всю дорогу думай, как избежать ножниц между дебиторской и кредиторской задолженностями. А мои компаньоны, розницу, то есть, кредиторскую задолженность попросту не брали во внимание. Эти заботы их не касались. Поясню, опять же, на условных цифрах. Допустим, у тебя на складе товара на 300 грн, столько же ты должен и столько же тебе должны… Вот и выкручивайся.

Самое обидное, бухгалтера для моей компании мне порекомендовали оба компаньона. Могли бы без меня, с его помощью, покопаться в цифрах и убедиться, что не я за счёт их, а они за счёт моей компании живут и процветают. Сколько не убеждал с цифрами в руках — бесполезно. Продолжают подозревать: у меня не может не быть прибыли, если у них в рознице совсем другая картина.

Разное понимание ситуации и подходов к решению вопросов копилось годами. Мне, например, далеко не всегда нравились вложения в коммерческую недвижимость. Были у меня претензии к организации розницы. Но все мои предложения — касательно назревших изменений — разбивались о простодушное признание:

— Зачем менять, если мы не видим в этом надобности?

Мы постигали принципы менеджмента (управления, руководства) и маркетинга (изучения рынка), что называется, самотужки, своим умом доходили. Но я всё отчётливее понимал, что, если тяну в одну сторону, а компаньоны в противоположную, хороших результатов добиться, никак не удастся. Однако мои доводы об упущенной выгоде, разбивались о бесхитростные размышления о том, что журавля в небе поймаешь или нет — бабка надвое сказала, а синица — вот она, в руках. И завтра никуда не денется…

Надо было бы раньше, но в 2003 году мы всё-таки разошлись. На словах и на деле. При разводе помещения офиса, склады, инфраструктура и другая недвижимость (частично находящаяся в собственности, частично арендуемые) — остались у меня. Бывшие компаньоны забрали всё остальное. То есть — розничную сеть.

УЧЕНИЕ — СВЕТ

В мои школьные годы глаза постоянно мозолил призыв из трёх слов: «Учиться, учиться, учиться!». За подписью основоположника, вождя и учителя. Выглядел лозунг чуть ли не директивой к всеобщему исполнению. Но ещё юношей уразумел, воспринимали его установкой к действию исключительно зубрилы, не желающие думать и сопоставлять. Они-то и пробились — благодаря локтям и «красным книжицам» — к должностям. Выполнять указания — да, а соображать они не умели и не могли. А думать человеку необходимо. Неудивительно, что подпираемый глупыми исполнителя строй рухнул в тартарары. Без всякого ущерба для самих зубрил. Они сделали вид, будто они здесь ни при чём. Зато во всю воспользовались возможностями кресел «красных директоров», каковые благодаря партбилетам занимали.

В верности и правильности настоятельного совета на предмет полезности учёбы я лично убедился. Недаром получил диплом о втором высшем образовании. Правда, что касается дипломов и следования означенным в них профессиям, у меня как-то не сложилось. Однако по порядку.

Когда я днём проектировал электросети, а вечерами и по выходным подрабатывал фотографированием, меня весьма рассмешило бы предположение, что после получения права именоваться инженером-электриком я стану заниматься распространением лекарственных средств. Как острили современники моего прадеда, Зуся Заславского: «Где именье, где вода!».

В проектную контору на спокойную работу инженера не вернулся, с головой окунулся в фармацевтический сегмент. За короткое время кое-чего на этой стезе добился. Необходимость кормить семью стимулировала и подталкивала.

На фармацевтическом фронте мы втроём с компаньонами за десять лет совместной работы многого достигли. Я основательно вник и освоил азы бизнеса. У меня выкристаллизовалась оптовая компания, добавилась компьютерная. Не кто-нибудь, а сам начальник областной инспекции по качеству лекарственных средств убедил меня поступить в Харьковскую фармакадемию (вскоре переименованную в фармуниверситет). Поначалу я трепыхался, интересовался у советчика:

— Виктор Николаевич, а зачем мне ещё одно высшее образование?

— Ну, как же! Ты сможешь в своей визитке объяснить возможным клиентам, что ты — профессиональный провизор. Чуть что — устроишься на работу в аптеку.

— У нас на балансе 500 аптек. В какой из них прикажете работать? Такая переквалификация не входит в мои планы.

Однако всё же съездил в Харьков. Меня приняли сразу на второй курс, зачли те предметы, что я сдавал в политехе. Два раза в год по две недели ездил на сессии, избавлялся от академической задолженности. Не скажу, что очень уж обогатился в смысле знаний, но что экзамены переключали мозги — это точно.

Я благодарен обоим своим вузам. Искренне говорю. Научился учиться! Не сдавать зачёты и экзамены. Это — само собой. Учиться! Замечать острым глазом, фиксировать и запоминать полезное, отбрасывать ненужный балласт. Постоянно напрягать мозги и получать от этого удовольствие.

Тогда и только тогда любая неожиданность не застанет врасплох.

Особенно в век семимильных шагов прогресса. Мой старший сын учился программированию в том же Донецком политехническом институте, пардон, университете. Смешно, но именно в программировании у него возникли вопросы. Преподаватели делились с ним теми знаниями, за которые отчитались во время экзаменационных сессий в период своей учёбы. Но ведь данная отрасль знаний стремительно развивается. Не год от года, а день ото дня. Чтобы вкладывать в уши студентов новые сведения, необходимо самому не прекращать, а постоянно набирать высоту. К сожалению, среди преподавателей моего сына оказалось не много желающих шагать в ногу с достижениями науки и практики.

Жизнь, как ни крути, — лучшая школа; и если не ленишься учиться каждый день, то в любом деле, включая бизнес, сможешь правильно решить три вопроса, от которых зависит результат. К этому не я дошёл своим умом. В самом начале моей фармдеятельности со мной поделился один мудрый человек. Он уже и забыл о своём открытии, я ему как-то напомнил. Три вопроса, требующие к себе внимание и ждущие грамотного решения, это:

    Общий вопрос. Специальный вопрос. Левый вопрос.

Справишься? Значит, всегда и всюду добьёшься успеха.

По странному стечению обстоятельств мой второй диплом точь-в-точь повторил судьбу первого. После окончания Донецкого политеха я ни дня не работал по электрической части. В 2003 году, вслед за дипломом о высшем фармацевтическом образовании, прекратились мои тесные контакты с лекарственными препаратами.

Переключился на издательское дело. Справедливости ради надо признать, что кое-какие предпосылки к новому резкому развороту заложил, ещё находясь на аптечной стезе.

К 1997 году моя оптовая компания установила прочные дистрибьюторские (распределительные, распространительные) контакты с десятком украинских фармзаводов и зарубежных фирм. Их лекарственные препараты мы поставляли в аптеки. Одним из крупнейших наших зарубежных партнёров стала венгерская фирма Гедеон-Рихтер. Она предложила нам препараты, снижающие артериальное давление и понижающие уровень кислотности в организме человека (при язве желудка, гастритах). Фирма выделила товаров на 15 тысяч долларов — дабы привлечь к ним внимание покупателей. Ничего не оставалось, как разместить рекламу в средствах массовой информации.

Но товар-то специфический, его кто-то должен порекомендовать гражданам, не имеющим медицинского образования и не желающим портить глаза из-за мелкого шрифта инструкций для лекарств. То есть надо сначала специалистов заинтересовать в эффективности нового снадобья. Убедить врачей, которым люди привыкли верить на слово.

Кинулся искать в Донецке издание, которое бы читали медики, исключительно медики. Не нашёл. В советские времена журнал «Здоровье» выходил чуть ли не десятимиллионным тиражом. Никакое другое издание близко не подходило к таким цифрам по популярности. Подобные страницы постоянно вели большинство газет. Но! В том-то и штука, что врачи, как и подобает «серьёзным музыкантам», то есть истинным специалистам, на примитивно-популярные издания внимания не обращают. А я был уверен, что заинтересовать нужно врачей.

Не нашёл такой газеты. Пришлось позаботиться, чтобы она появилась. В 97-ом в Донецком регионе вышел первый номер «Новостей медицины и фармации», тиражом в 10 000 экз. К 2001 году газета вошла в ряды всеукраинских изданий. Вырос тираж. Значительно.

Я сразу решил: если распространять газету через поликлиники и больницы — проку не будет. Надо, чтобы издание доходило до нашего главного адресата, до врачей. По их домашним адресам. Обратился к руководителям фармкомпаний, с которыми имел дело, предложил провести совместную акцию. Отпечатал некоторое количество анкет, их врачам предлагалось заполнить и указать свой домашний адрес. Сотрудники фирм-изготовителей лекарств каждому врачу вручали вместе с анкетой газету в подарок. Дескать, фирма совместно с издателем готова вас бесплатно подписать на это регулярное издание — если заполните анкету. Можно и не заполнять. Но тогда, как газета сможет вас найти?

В 2001-м шесть или семь фармкомпаний из десяти нас поддержали. Создалась внушительная всеукраинская база с адресами врачей. До сих пор на неё опираемся. Со временем нащупали другие возможности доносить до специалистов нужную информацию. Например, на конференциях. Но к ним мы пришли значительно позднее.

Газета завоевала среди врачей популярность, увеличился состав авторов — из числа наиболее авторитетных врачей Украины. Что не менее важно, часть тиража стала расходиться по подписке. Хотя, что скрывать, львиную долю читателей собирает, конечно, электронный вариант издания.

Глава шестая. «ЗАСЛАВСКИЙ. ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДОМ»

ФРАГМЕНТЫ ВЗРОСЛЕНИЯ

Горбачёвская перестройка, стартовавшая весной 1985-го, имела целью вернуть экономику страны на тропу роста и тем самым приблизить обещанное светлое будущее. Но реформы ещё больше обнажили язвы строя, несовместимые с нормальной жизнью людей. Дефицит крепчал свирепее мороза в приполярных областях. Продуктовые и аптечные полки обнажились донельзя. Вослед за едой и лекарствами стала исчезать одежда, обувь, домашняя техника.

Зато послабления на фронте частной инициативы, столь удачно опробованные ещё во времена НЭПа (новой экономической политики) на заре советской власти, позволили части активного населения вздохнуть свободнее. Оказывается, можно уже сейчас, а не в далёком будущем, накормить и одеть свою семью. Слабенькие и относительно редкие ростки предпринимательства окончательно подрубили веру в социализм с человеческим лицом. Ряды единственной правящей партии редели с космической скоростью.

Мой двоюродный дядя, сын родной сестры моего деда, Алексей Морозов, вскоре по принятии закона о кооперации стал частным предпринимателем. Правда, до этого он несколько лет работал то ли администратором, то ли директором гостиницы в аэропорту «Шереметьево» (тогда ещё не носившем имя Пушкина). Успешно оброс связями и контактами, столь необходимыми предпринимателю. Если бы не служба в армии, я бы, возможно, примкнул к дальнему (по месту жительства) и близкому (по крови и духу) родственнику. Но всему своё время. Мне оставалось, как говорится, дозреть и созреть.

Ростки частного предпринимательства, столь резко всю дорогу пресекаемые советской властью в наших широтах, по окраинам империи всё активнее пробивались, наливались соком и плодотворили. Задолго до того, как Перестройка подняла запретительные шлагбаумы. Об этом не писали газеты, молчало телевидение и радио, но факты имели место быть. Они в ощутимых объёмах влияли на ВВП республик Прибалтики, Средней Азии и Закавказья.

Не так давно, зимой, слетал в Грузию. Отдохнул и перевёл дух. Гид, проводивший экскурсию для приезжих, не без гордости рассказал о том, как его дед построил и возглавил винзавод ещё в глухие брежневские времена. На проходной и воротах сияла вывеска госпредприятия. Но все в округе знали, кто хозяин лавочки. Днём завод действительно выдавал литры, которые учитывало государство. А по ночам не останавливался и заполнял бутылки, на которые государство не могло наложить свои загребущие (и дырявые!) руки.

В перестройку местные власти предержащие, сквозь пальцы взиравшие на граждан-кооператоров, молча радовались, что наконец-то есть кому подчищать за государственной машиной огрехи планового хозяйства. На манер тех колхозников, что брели в поле за комбайном и подбирали разлетевшиеся колоски. Правда, как вспоминали мои родители, и такой приварок к скудной еде долгое время прежде считался уголовным преступлением. Дабы пресечь нежелательную инициативу несознательных граждан, поля, где работали комбайны, оконтуривали ряды солдат с голубыми петлицами. Даже в жуткие годы той войны, когда бойцов на передовой не хватало, горючего тоже, но следом за комбайном обязательно урчал трактор с плугом — перепахивал стерню вместе с колосками…

С бросовыми колосками в перестройку, наверное, ассоциировали и металлолом, захламлявший территории заводов, жилых дворов и свалок. Поинтересуйтесь биографиями сегодняшних сильных мира сего. Чуть ли не каждый второй из процветающих олигархов начинал в поздние советские времена с кооперативов по… сбору металлолома. Правда, жители прибалтийских республик (известная либералка времён краха царской империи Зинаида Гиппиус называла эти страны «прибалтийскими пуговицами») ещё помнящие, как это жить при капитализме, сориентировались быстрее обитателей средней и южной полос. Они специализировались на сборе более дорогого, цветного металлолома. За два-три года до обретения прибалтами независимости, они разделили между собой северо-запад России, включая Кольский полуостров, на манер сыновей лейтенанта Шмидта из «Золотого телёнка». Насобирали тысячи и тысячи тонн, переправили с прибылью на Запад.

Граждане и неграждане «прибалтийских пуговиц» вовремя подсуетились и на издательской ниве. Пока в Киеве типографии поворачивались, они наладили выпуск и бесперебойную доставку в Украину религиозной литературы. Параллельно с выпуском газет и книг на привычной для молдаван латинице — в пику насаждавшейся советской властью кириллице.

Пробудившаяся частная инициатива подвигла активных граждан к челночному бизнесу. Среди первых — доценты с кандидатами из КИНХа (Киевского института народного хозяйства). Институт готовил специалистов, могущих претендовать на должность старшего экономиста. В пику основоположнику первоисточников — Карлу Марксу, который, как известно, считал себя просто экономистом.

И то правда, кому, как не преподавателям политэкономии и прочих важных наук, не смекнуть, что утюги, пылесосы, кофемолки и прочая домашняя утварь пользуется спросом, оказавшихся на перепутье в странах соцлагеря. На обратном пути можно загрузиться одеждой, обувью, носками. И снова, уже дома, продать с прибылью. Судя по тому, что КИНХ с обретением страной независимости стал КНЭУ — Киевским национальным экономическим университетом, своего рода инкубатором для Высшей школы экономики, — не трудно предположить: преподавательские кадры этого учебного заведения успешно развили и приумножили знания, собственноручно полученные на челночном бизнесе.

Я оглядывался по сторонам, присматривался, но продолжал зарабатывать на хлеб с маслом в качестве уличного фотографа. Своими руками, ногами и языком. В любом бизнесе без средств массовой коммуникации никак.

При советской системе я, повторюсь, себя не видел. Не представлял, кем могу быть. Система вызывала у меня отторжение. Я понимал, что в отдельных случаях человек может как-то сосуществовать с Системой. Хотя бы в моём проектном институте. Самая работа для инженерш. Не требует особого напряжения и не морочит тебе голову за проходной. В семьях на плечах женщин без того забот предостаточно. Не скажу, работа интересная, этакая облегчённая гимнастика для мозгов. Но ни денег, ни удовольствия мне она не приносила.

Если уж на полную откровенность, я несколько слукавил, когда сказал, что в отличие от сборщиков металлолома или челночников, пошёл своим путём. Послабление по части частного бизнеса открыло всем, не только мне дорогу. Я работал под крышей кооператива, в котором была забита функция «фотообслуживание». Занимался именно «фотообслуживанием» населения. Никакой налоговый инспектор (во все времена у служащих этого — ведомства острый глаз и шершавые руки) ни в чём незаконном не мог меня обвинить. За три года, что я стоял в парке с фотоаппаратом в руках, ко мне лишь дважды подходили налоговики. Внимательно обнюхивали документы и, убедившись в их полном соответствии, уходили. Фотоаппарат на ремешке, рядом тренога, на ней — пачка наиболее удачных фотографий. В кармане — бумага, удостоверяющая, что я не злостный нарушитель, а честный налогоплательщик.

ПЕРВЫЕ ШАГИ

Моя оптовая компания наращивала обороты. В бизнесе нельзя останавливаться. Или ты постоянно поднимаешься в гору, или пикируешь вниз. Что-то среднее, в смысле полёт по горизонтали, редко происходит. Без подпитки свежей кровью — новых идей, рынков, отпочкований и т.д. — начинается застой, утрата позиций. Однако мысли, позволившие бы перенацелить силы, в голову не приходили. Зато подвернулся вариант расставания без печали с освоенной нишей. И без убытков. Счастливое стечение обстоятельств, подтверждение истины, что на ловца и зверь бежит.

Крупнейшая российская фармацевтическая компания вознамерилась прирасти украинским рынком — освоить Донецкую, Луганскую, Запорожскую и Днепропетровскую области. Охватить территорию, вспаханную и засеянную моей оптовой компанией. Россияне внимательно присмотрелись к моим сотрудникам. Заодно — к помещениям офиса, к инфраструктуре. Хотели взять в аренду и субаренду помещения. Но тут же сообразили, что могут вообще прийти на готовое. Просто сменить вывеску на офисе. Контора на ходу, сотрудники обкатаны и знают своё дело.

Гора с плеч, такая удача. Одним выстрелом двух зайцев. И от компании с прибылью избавился, и сотрудников трудоустроил. Новые хозяева в лице доверенного лица руководителя компании предлагали мне возглавить украинский филиал. Сия перспектива не грела, я не был готов поливать водою песок, тратить силы на споры-разговоры с начальниками. Может быть, они досконально разбираются в тонкостях рынка в Красноярском крае, но абсолютно не догоняют ситуацию в Украине.

Наметился ещё один, облегчённый вариант. На то время очень даже привлекательный. Уверен, мои прежние партнёры по распространению живительного геля и те, с кем недавно развёлся, ухватились бы за него обеими руками. Вместе и поодиночке. Плата за аренду и субаренду помещений от российской фармкомпании достигала (после конвертации) трёх тысяч долларов в месяц. А в те годы двести-триста долларов дохода многим казались манной небесной. Сумма в десять раз большая позволяла купить квартиру с машиной, ещё на Мальдивы с Таиландом оставалось. Живи — не хочу.

Мне исполнилось 37 лет. Возраст сплава опыта и молодости. Сил в запасе —  немеряно. Для глубокого отдыха вполне хватало ночного сна. Мозги и мускулы требовали нагрузки. А нагрузки — любой учёный или спортсмен подтвердят — приносят наибольший кайф душе и телу.

Наращивать количество аптек, на практике доказывать бывшим компаньонам свою правоту в стратегии бизнеса, мне не хотелось. Знал, что получится. Однако неинтересно повторять пройденное, барахтаться в эмоциях, какие преследуют в школе второгодников. Погружаться в затхлую тину по собственной инициативе.

Газета, та самая «Новости медицины и фармации», уже оперилась, крылья расправила. Стала популярной на Украине. Прибыли пусть почти не приносила, не считать же наваром сто долларов в месяц. Однако что-то мне подсказывало: эта конячка вывезет на широкую дорогу.

Товарищ Мичурин из школьной программы наставлял: не следует ждать милости от стечения обстоятельств. Я уже присматривался к туристическому бизнесу, к бизнесу по производству лекарственных средств. Хотя понимал, что маркетирование (изучение рынка) в фармацевтике занимает больше ресурса, чем непосредственно производство.

Меньше чем с миллионом долларов под полой нечего соваться. Так было в начале ХХI века, так оно и сейчас. Миллиона долларов у меня ни на сберкнижке, ни в карманах, ни на карточке не было. Занять мог. Но без гарантии успеха (а гарантию, как указывал Остап Бендер, может дать только страховой полис, и то если очень повезёт) влезать в долги… Такого себе я позволить не мог.

Рынок медпрепаратов уже тогда перенасытился — конкурент на конкуренте. Понятно почему. Производство лекарств стоит копейки. В сопоставлении с ценой продаж не идёт ни в какое сравнение с формулой Карла Маркса, которую мы штудировали на лекциях по политэкономии. Тут не трёхстами и даже не пятьюстами процентов пахнет. Всей тысячей! Но произвести — первое звено цепочки. Заполнить коробками с готовой продукцией складские помещения не трудно. А что дальше?

Когда я ещё учился в школе, на Одессу обрушилась эпидемия холеры. Город фактически закрыли — ни въехать, не выехать. Одесса — есть Одесса. Тут же родился анекдот. На знаменитом Привозе, торговка Маня, зажимая пальцами нос, спрашивает у соседки по прилавку:

— Мадам Тумарченко, вы что — дерьмо продаёте?

— А что такого? Кому нужен хороший анализ — тот купит.

Не правда ли, яркая картинка к вопросу о влиянии спроса на предложение. Но холера, как известно, посещает Одессу не чаще одного раза в столетие. А номенклатура только разрешённых в Украине лекарственных препаратов превышают 5 тысяч единиц — говорю о хорошо мне известной нише рынка. Стыковка интересов производителей и потребителей — важнейшая наука. Тут уже, как говорится, на холеру надейся, а сам не плошай!

Найти заинтересованного покупателя — проблема из проблем. Предлагать дешевле конкурентов? Если покупатели не обратят на товар внимания, всё равно вряд ли окупишь расходы на производство и доставку. Больше возможностей прогореть, чем добиться успеха.

Подумал, взвесил и оставил идею на потом. Решил воспользоваться заделом с газетой, развивать издательскую нишу.

ГАЗЕТА. ЖУРНАЛЫ. ТЕМАТИЧЕСКИЕ НОМЕРА

Шутки шутками, а к концу 2019 года вышел в свет 700-й номер газеты «Новини медіцини та фармації в Україні». Заголовок, да, теперь на рідніїй мові, но материалы газета продолжает печатать на том языке, на котором написал автор — украинском или русском. Тенденция эта мне представляется правильной.

На страницах 50-тысячного издания делятся опытом известные врачи. В медицине, в отличие от любой другой сферы человеческой деятельности, желательно, чтобы собеседник понимал тебя так, как тот военный из дореволюционного анекдота про разницу между женщиной, дипломатом и военным. Женщине или дипломату — считалось — приличествует говорить одно, а думать совершенно противоположное. Потому если дипломат говорит «да», это скорее всего означает «может быть». Если же он говорит «может быть» — то это «нет». Но если у дипломата вырвется «нет», возникает вопрос: какой же это дипломат? С женщинами — с точностью до наоборот. Поэтому если женщина ответит «да», то как не спросить: «Какая же это женщина?!».

С военными просто, коротко и ясно. Если «нет» — значит, «нет», если «может быть» — «может быть», а «да» — именно «да», и никаких вариантов.

Врачу ежедневно и ежечасно приходится самому решать сложные задачи, потому в его словах каждая буква, цифра, даже запятая, должны восприниматься без всяких разночтений. Любая ошибка или описка в диагнозе ли, в рецепте, может привести к непоправимым последствиям для жизни и здоровья человека.

Врач, привыкший изъясняться на родном языке, на языке, которым досконально владеет, всегда выскажется короче, точнее и доходчивее. Перевести на государственный язык — конечно можно, труда не составляет. Любой компьютер с этой задачей более-менее справится. Но! Недаром переводчики классической литературы рождаются не чаще, чем сами классики. Машинный перевод никогда не будет в состоянии передать музыку, интонацию слова. Пусть у научного текста другие достоинства, но для их передачи на другом языке от переводчика требуются таланты, как минимум, не уступающие автору. Плюс виртуозное владение обоими языками.

В первых номерах газеты статьи на украинском языке попадались от случая к случаю, теперь — добрая половина. С каждым годом пропорция увеличивается. Ибо, как любила отвечать моя мама собеседникам, удивлявшимся её литературному украинскому языку: «А в якій країні я живу? Не в Японії ж!».

Насильно проводить украинизацию, заставлять зрелых людей переучиваться на старости лет — вряд ли целесообразно. Лет через двадцать вопрос: на каком языке писать научные статьи в медицинских изданиях? — отпадёт сам собой.

В 2005 году в дополнение к газете моё издательство стало выпускать несколько специализированных журналов, к 2020-му году число их достигло 12-ти с периодичностью выпуска от трёх-четырёх до восьми номеров в год. Не откажу себе в удовольствии перечислить журналы в алфавитном порядке: «Актуальна інфектологія», «Артеріальна гіпертензія», «Архів офтальмології України», «Біль. Суглоби. Хребет», «Гастроентерологія», «Здоровье ребёнка», «Медицина невідкладних станів», «Міжнародний неврологічний журнал», «Міжнародний ендокринологічний журнал», «Нирки», «Травма», «Практична онкологія».

Это ещё не конец списка. Сюда же нужно добавить тематические номера, выходящие с периодичностью шесть раз в год и, по сути, являющиеся специализированными научными журналами. Опять же по алфавиту: «Гастроентерологія. Проктологія», «Кардіологія. Ревматологія», «Неврологія. Нейрохірургія. Психіатрія», «Отоларингологія. Пульмонологія. Алергологія», «Репродуктологія. Акушерство. Гінекологія. Урологія».

Все названные издания соответствуют требованиям и стандартам здравоохранения и просвещения. Высшая аттестационная комиссия, научные советы высших учебных заведений засчитывают статьи, помещённые в указанных журналах и тематических номерах, как научные публикации. Разумеется, пришлось основательно поработать, прежде чем приступить к выпуску журналов и тематических номеров, договориться с учёными мирового уровня, согласившимися консультировать сотрудников, подписывать в печать соответствующее издание.

Газету, журналы и тематические номера мы издаём как в бумажном, так и в электронном виде. Подписка на электронные версии вообще бесплатна. Врачу, студенту медицинского вуза, просто человеку, интересующемуся проблемами медицины, достаточно зайти на сайт издательства, нажать на кнопку «Бесплатная подписка на электронные издания», заполнить анкету — вот и вся морока. С этого момента на электронный адрес заявителя будут приходить электронные версии заказанных изданий.

Газетой, журналами и тематическими номерами не исчерпывается продукция издательства. Порой мы идём навстречу нашим уважаемым авторам, издаём отдельными томами их монографии, диссертации, книги научно-популярного плана, мемуары. Недавно с заведующей редакции сели и подсчитали: в среднем ежедневно что-нибудь сдаём в печать, в каждый из 250 рабочих дней в году. За исключением выходных и праздников.

Моё издательство — не монополист. Все двадцать лет наш основной конкурент — «Здоровье Украины». Название у фирмы, прямо скажем, выигрышнее. Опять же напоминает давно почившее в Бозе одноименное государственное издательство и одноименный популярнейший в советские годы журнал. Но! По одёжке встречают, а по уму — по качеству выпускаемой продукции — провожают. Судя по вниманию к нашим изданиям со стороны авторов и читателей, нам удаётся держать марку.

Газета или журнал — не кот в мешке. Можно потрогать, понюхать типографскую краску, полистать, пробежать глазами. Только после этого человек решает: купить или не купить? Если интересно и поучительно — на издание подпишется. Или не подпишется. Но подписка — далеко не самый важный источник поступления средств. Все издания в прошлом году принесли от подписки аж 130 тысяч гривен — годичную зарплату одного сотрудника издательского дома. Это же не детективы и прочая массовая литература, расходящаяся подобно горячим пирожкам — чем свежее и аппетитнее выглядят, тем приносят больше доходу.

Нас держат на плаву совсем другие источники поступлений. В их числе — реклама лекарственных средств и препаратов. Не всякая, не по принципу: кто больше даст — тот и пан. Прежде, чем предлагать то или иное снадобье врачам, мы со своей стороны не жалеем сил на экспертизу. Потому за десятилетия плотного общения заслужили доверие врачей. Подвести их не имеем права. В конце концов, обман или подтасовка дорого обошёлся бы прежде всего нам, издательству.

Всё-таки речь не о достоинствах той или иной марки автомобиля или фасона одежды — о здоровье, о самой жизни человека.

Плюс книги

Повсходили, как грибы, частные издательства. Это ни хорошо, и ни плохо — это факт. Наше отличается от остальных тем, что заняло свою нишу и на этой стезе добилось кое-каких успехов. При том, что мы не являемся классическим издательством. Можем, если поступит заказ, издать ту или иную книжку. Если обратятся с такой просьбой специалисты, на которых мы работаем — врачи. Или наши уважаемые авторы или редакторы журналов. На издании книг мы не зарабатываем.

Удалось собрать и сплотить штат профессионалов — от наборщиков и верстальщиков до редакторов и литредакторов. Любое срочное и сложное задание им по зубам и по таланту.

Мы дорожим реноме, добытым сотрудниками издательства на рынке профессиональных газет и журналов. Снижать планку качества не собираемся. Платим сотрудникам именно за качество. Ставим заказчиков на издание книги в известность: во сколько при таком-то объёме им обойдётся вёрстка, дизайн, корректура, редактура и прочие составляющие. Плюс расходы на бумагу и типографию — тут стоимость зависит от типографских выкладок. Мы привыкли сотрудничать с теми производителями, которые гарантируют отменное качество печати. Понимаем, качество стоит денег.

Весь ценник услуг за каждую позицию я выставляю заказчику. Он сам решает, где без специалистов ему не обойтись, а что — ту же корректуру — он может взять на себя. Повторяю, на книгах мы не зарабатываем, но принуждать сотрудников стать альтруистами и работать «за безденьги» я не могу. И не буду.

Хотя, хотя… Наш золотой фонд, наши литредакторы работают, в основном, дистанционно. Как говаривали во времена молодости моих родителей — «сидят на сдельщине». Время от времени они обращаются с просьбой поднять тариф. Понять можно, люди живут не на облаке, страдают от ударов инфляции и прочих неурядиц. Но ведь и на наших рекламодателей давят трудности. Если мы задерём планку до небес, часть заказов попросту отпадёт. В результате, — объясняю, — вы, незаменимые специалисты по медицинским текстам, не увеличите, а уменьшите свои доходы…

ВГЛУБЬ И ВШИРЬ

Горжусь дипломом Донецкого политехнического института. Не столько оценками, хотя они обеспечили обложке документа престижный красный цвет, сколько тем, что учёба в этих стенах научила меня учиться. Говорил, и ещё раз повторю — это самая важная для человека наука. Политех обогатил опытом, который выручал меня во многих ситуациях. Порой весьма далёких от электричества — профиля моих инженерных знаний. До сих пор позволяет не робеть, не опускать руки перед сложными задачами и разными трудностями.

Убеждён, мне теперь не важно, каким бизнесом заниматься. Во всех сферах менеджмент, в сущности, идентичен. Да, каждая ниша ставит свои спецвопросы. Ну и что? Это прежде сапожник тачал сапоги «от и до», иные даже кожу заготавливали сами. Неподалёку от дома на Подоле, где родилась и выросла моя мама, находится старинный переулок — Кожемяцкий. Ещё во времена великих князей Владимира и Ярослава ремесленники промывали и замачивали кожу в Кияновском ручье, потом сушили. Иные из них специализировались на изготовлении обуви. Меньше ста лет тому назад небезызвестный чешский предприниматель Батя разбил техпроцесс сапожника на множество операций. Повторил догадку Форда. Узкие специалисты куда лучше деревянные гвоздики настругают, насучат дратву, наточат шило, выкуют молоток.

Не нужно, да и невозможно, быть докой на всех узлах производственной цепочки. Строить дом лучше поручить специалистам во главе с архитектором и прорабом. Чтобы процветали аптеки — в их штатах должны быть провизоры.

Поначалу путался в фармацевтических группах лекарств. Что и подтолкнуло к получению второго высшего образования в специализированном учебном заведении. Но если эти мои фармзнания взвесить на воображаемых весах, они потянут максимум на 5 процентов того объёма, без которого невозможно заниматься фармбизнесом. Практические занятия менеджментом меня обогатили несравненно больше.

Как оказалось, очень даже мне повезло с фармбизнесом. Один из моих товарищей, попытавшийся постичь секреты этой ниши, отреагировал весьма эмоционально: «Зарегулирован основательней и глубже, чем гражданская авиация!». Всё так, зато какая закалка! После фармбизнеса можно войти в любую другую нишу легко. Как по маслу. Впитал до мозга костей, что на каждом этапе и ступеньке бизнеса все моменты должны быть тщательно согласованы. Без такой рутины — просто никуда. В других нишах тягомотной канцелярщины поменьше, потому мозги и руки освобождены от пут. Но разве это, вспомним лозунг, из старого фильма, закалка-тренировка?!

Размышления о «мелком почерке»

На первом курсе высших учебных заведений медицинского профиля студенты часто спотыкаются. Не могут сдать латынь, что «вышла из моды» ещё во времена Евгения Онегина. Хотя язык Цезаря и Овидия по сегодняшним меркам самый простой — как пишется, так и произносится.

В Средние века большая наука разговаривала на латинском языке. В наше время лишь медицина осталась верна предначертаниям основоположников. Разве что в Израиле эту тенденцию зарубили на корню. Вспомнили об оккупации, случившейся более двух тысяч лет тому назад, отомстили агрессору за обиды, нанесённые до Нашей эры. А у нас врачам — без латыни никуда. В том числе, и особенно, в тех случаях, когда желательно сохранить в тайне от пациента его диагноз. Отсюда и реакция больных из анекдота: «Врачи между собой говорили на медицинском языке, так что я ничего не понял».

Лекарства в подавляющем количестве случаев раскрывают свои секреты исключительно тем врачам, которые по основополагающему предмету первого курса получили отличные или хорошие оценки. Пациенту позволительно запоминать препараты, исходя из удобоваримых названий фирм, данное снадобье выпускающих — «Гедеон-Рихтер» или «Дарница». Врач первым делом обратит внимание на слова, что впечатаны «мелким почерком» под броским названием. И, опять же, — в тексте инструкции. Латинские по происхождению корни раскрывают ингредиенты снадобья, клинические характеристики основных и вспомогательных компонентов. Показания и противопоказания к применению.

Ничего сложного. К примеру, медфармины, несмотря на разные названия фирм производителей, имеют строго определённую клиническую направленность. А какая продукция фирм-изготовителей попадёт в рецепт, выписанный врачом, зависит от разных составляющих.

Врачи предпенсионного возраста скорее всего отдадут предпочтение препаратам (из аналогичных) более дорогим. Срабатывает давняя советская привычка: чем выше качество, тем дороже. Более молодые коллеги подвержены иным рецидивам. Фирма часто готова приплачивать за «объективную рекламу», проявляет завидную щедрость. Как тут не попасть на крючок человеку, чья зарплата катастрофически отстаёт от уровня инфляции? Этот нюанс никак нельзя сбрасывать со счетов при оценке популярности лекарственных средств.

Названия фирм-производителей тоже несут на себе определённую смысловую нагрузку. Как правило, они легче запоминаются. Когда возглавлял оптовую фирму, эти названия без запинки отскакивали от зубов. Благодаря чему удавалось быстро и со стопроцентной точностью определять местонахождение производителя…

Маленькие секреты

Государство давно ни за что не отвечает. Чиновники, угрожающие ГОСТами — государственными стандартами — прикрывают сей дымовой завесой потуги чего-нибудь урвать. У вас. Как слышу ссылку на ГОСТ, сразу всё становится ясно: речь о воровстве, о махровой коррупции. У меня рвотный рефлекс возникает, душит. Оглянитесь, присмотритесь. Хоть что-нибудь государственное можно назвать хорошим? Просто толковым? Если кто знает — назовите! Откройте мне глаза.

Не так давно мой приятель по Донецку обратился ко мне с просьбой издать его книгу под громким названием «Донбасс». Объяснил мне, что вёл переговоры с министерством информационной политики, там очень заинтересовались его произведением, выразили готовность профинансировать часть тиража. Понимаю, человеку всегда приятно убедиться в полезности своего труда. Однако несколько охладил его пыл:

— Сергей, давай так поступим. Ты реши сначала, с кем будешь иметь дело — с министерством или со мной. Там, где фигурирует государство, там я точно не хочу быть. Я не вор и мне поздно учиться этому презренному искусству. Если с государством сотрудничать, то, кроме как участия в воровстве, ничего путного не выйдет.

Государство и в советские времена не отличалось человеколюбием. Если иметь в виду дела, а не слова. Моя мама как-то попросила путёвку, чтобы съездить на юг с больным ребёнком. Отдых в санаториях тогда действительно был по карману простым рабочим. Что правда, то правда. Маме не отказали в море и солнце, но предложили путёвку на холодную осень. Чем такая забота отличалась от высокомерного издевательства?

КАДРЫ РЕШАЮЩИЕ

В начале четырнадцатого года, то есть до войны на юго-востоке Украины, в моём донецком офисе работало 60 сотрудников, ещё 10 дислоцировались в Киеве и 3 — в Харькове. Редакторы специализированных изданий в штатах не числятся, но значатся в ведомости по зарплате. Для большинства из них работа в журнале — дополнительная нагрузка и возможность расширить своё присутствие в любимом деле, держать руку на пульсе нововведений. Чем не весомые стимулы?

К золотому фонду издательства надо обязательно приплюсовать переводчиков. С русского, украинского и английского. И наоборот. Буквально на днях к нам обратилась, компания, издающая профильный медицинский журнал в Германии и в Польше, но решившая охватить Белоруссию, Россию и остальные страны, где есть русскоязычные потребители их продукции. Компания попросила помочь в переводе статей на русский. Мы задумались, а нужна ли нам дополнительная морока? Но заказчики сразили комплиментом. Дескать, лучших переводчиков им не найти — пытались, но не получается. Как таким тонким дипломатам отказать?

Со специалистами легко договариваться. Во всех случаях. Пока они с тем же апломбом не вторгаются в другую сферу. Трудно порой убедить заслуженного медика в том, что он, конечно, гений в своей хирургической или неврологической области, но при изложении мыслей на бумаге надо всё же следовать законам языка и никаким другим. Не искать новых путей там, где их нет и быть не может. Помнить высказывание старого мудрого еврея Эмиля Кроткого:

«Если вагоновод ищет новых путей, трамвай сходит с рельсов.»

Не согласны? Настаиваете на своём? Пусть будет по-вашему. Ваша подпись под статьёй, вам и отвечать…

Медицина со времён Чехова, Вересаева и Булгакова активно пополняет ряды профессиональных писателей. Большинство «инженеров человеческих душ» во времена Союза опять же поставляли медицинские институты. Достаточно назвать Виталия Коротича, Григория Горина или Александра Розенбаума. Казалось бы, при столь массовом походе в литературу можно было ожидать, что из тех же стен вместе с мастерами должны были выходить и подмастерья, люди, способные «вправить язык» тем авторам, которые не очень умеют облекать свои мысли в точные, легко усваиваемые предложения.

Большинство членов Союза журналистов начали со стихов и лишь потом, набив шишки и руку, переключались на писание передовых, аналитических статей и другого малопочтенного чтива.

У людей, посвятивших себя медицине, другие приоритеты. Это раз. Во-вторых, писательство — всё-таки вариант творчества, по очень многим точкам стыкующегося с профессией врача. У редактора же медицинских изданий возможности творить весьма ограничены. Может быть, ещё и потому мало желающих, переквалифицироваться из врача в редакторы.

Остаётся уповать на людей с филологическим образованием. На тех из них, кто не утратил вкуса к учёбе после окончания института и не устаёт углублять знания в избранной отрасли. Получает удовольствие от грамотно решённых задач по превращению наукообразного сухого текста в легко читающееся и запоминающееся произведение. С сохранением всех примечательных черт авторской речи (основной принцип литературного редактирования: «Если можешь не влазить — не влазь!») специалист выправляет (редактирует) ямы и ухабы, затрудняющие чтение и туманящие смысл.

Это и есть творческая составляющая профессии литературного редактора. После вмешательства которого сосновый лес, говоря образно, остаётся источником кислорода — поскольку делянка очищена от хвороста, сухостоя и прочих загрязняющих окружающую среду отходов. Есть, правда, и другой, к сожалению, весьма распространённый вариант. Это когда литературный редактор относится к своим обязанностям чисто механически. Тогда сосны (текст) лишаются всех своих прелестей, даже коры. Превращаются в телеграфные столбы, лишённые ветвей и веточек…

Надеюсь, понятно, почему мы тщательно подбирали штат литредакторов, редакторов и переводчиков. К нам приходили русскоязычные, украиноязычные, англоязычные филологи с опытом работы в общеобразовательных школах, в издательствах. Даже из Института искусственного интеллекта. Мы понимали, их проще переквалифицировать в медицинские филологи, чем врачей в филологов. Но даже тем, из них, кто успешно справлялся с довольно серьёзными тестами, минимум полгода мы самостоятельной работы не давали. Замечательная дюжина специалистов является ядром коллектива, хотя и разъехалась на постоянное место жительства по странам дальнего и ближнего зарубежья. Современная техника позволяет работать дистанционно, не причиняя неудобств издательству и самим исполнителям.

Выше назвал группу литредакторов и переводчиков — золотым фондом издательства. Есть и другие, не менее ёмкие определения: наш моральный капитал или наш нефинансовый актив. И то, и другое — в самую точку! Что же касается количественного состава литредакторов, то я считал и считаю, что их нужно столько, сколько необходимо для работы. Плюс один человек. Обязательное правило.

Примерно по такому же принципу издательство подбирало редакторов специализированных медицинских журналов. Бывший наш соотечественник, педиатр, доктор наук, профессор ставит свою редакторскую подпись под весьма популярным нашим изданием — журналом «Здоровье ребёнка». Выйдя на пенсию, профессор вместе с женой переехал в Израиль. Живут на пособие в полторы тысячи евро на двоих. Денег на бытовые и житейские нужды вполне хватает. Но семейная пара объездила полмира. Возможность отдохнуть по высшему разряду, насытить жизнь незабываемыми впечатлениями предоставило редактору журнала и его супруге наше издательство — гонорарами за отличную работу. Считаю, что главные редакторы, как и остальные сотрудники издательства, должны получать как моральное, так и материальное вознаграждение. Стимулы, которые обеспечивают оптимальный результат.

СЕМЕЙНЫЕ ЦЕННОСТИ

Имя Самуила Маршака обычно ассоциируют со стихами для детей, с переводами произведений Роберта Бёрнса и сонетов Вильяма Шекспира. А мне запали в душу лирические стихи поэта. Они — о добром фундаменте, заложенном в детстве. Целиком совпадают с моими впечатлениями о заботе, которой меня окружали родители и дедушка с бабушками.

Всё мне детство дарило,
Чем богат этот свет:
Ласку матери милой
И отцовский совет,

Ночь в серебряных звёздах,
Летний день золотой
И живительный воздух
В сотни вёрст высотой.

Всё вокруг было ново:
Дом и двор, где я рос,
И то первое слово,
Что я вслух произнёс.

Единственное достояние, которое мне досталось в наследство — моральные ценности моей семьи. Отец с матерью прожили вместе всего-то четверть века, до серебряной свадьбы. Её не отмечали, отец очень болел. У него едва хватило сил приехать в Донецк, познакомиться со своим внуком, моим старшим сыном.

Хорошо помню, как родители переживали за меня. В детский сад из-за слабого здоровья я почти не ходил. Благо были живы бабушка с дедушкой. Лето для меня всегда ассоциировалось с морем. Отец с матерью брали отпуск по очереди и везли меня к солнцу и витаминам. В школе, профтехучилище физически уже не отставал от сверстников. Дом покинул ради учёбы в Донецком политехе. Два года в армии, опять Донецк.

Чего не помню, так это родительских указаний: как себя вести, что делать и с кого брать пример. Разве что мама как-то прокомментировала моё житьё в студенческом общежитии. Дескать, вдали от дома, я научился пить, курить и остальным нехорошим манерам. Я её понимаю, мало ли что померещится, когда чадо живёт вдали от дома. Переубеждать бесполезно. К сигаретам, действительно, пристрастился, но много позднее, когда всерьёз занялся бизнесом, в 26 лет. А версию о разгульном моём образе жизни мама сама же опровергла. Побудительной причиной моего переезда в Донецк была девушка, с которой познакомился в Крыму на отдыхе. Переписывался, пока заканчивал школу и учился в профтехучилище. Потом ещё два года, пока служил в армии. К свадьбе, накопилось весомое количество лет эпистолярных отношений.

Давно вырос из детских штанишек, сам глава семейства. Мама до самых последний её дней была для меня заглавным авторитетом. Хотя, не во всём совпадаем. Коронная мамина фраза: «Главное, чтобы не было войны!». Мама — представитель того поколения, которое помнит ту страшную войну и годы «послевоенного восстановления народного хозяйства». Затем — многолетнюю «борьбу за мир». Родителям опять и опять приходилось туго затягивать пояса на теле элементарных потребностей. Но мне-то ясно, что война на территории моей страны идёт уже шесть лет, в полтора раза дольше той, что в учебниках значилась, как Великая Отечественная. Всё равно в разговорах с мамой прикусывал язык и не заострял внимания на этом моменте.

Для моей фирмы сложилась весьма болезненная ситуация. Чтобы сохранить издательство и не растерять коллектив, пришлось покинуть Донецк и обосноваться в Киеве. Хочется воспользоваться словесным оборотом второстепенного героя телесериала «Тот самый Мюнхгаузен» и сказать: конечно, наш переезд не сравнить с трудностями эвакуации в страшном 41-ом, но что-то героическое в нём присутствует.

Семью я бы сравнил с надёжным тылом человека. Без поддержки и подпитки домашних человек не может раскрыться полностью. И реализоваться. Запала в душу то ли фраза, то ли афоризм: «Семья — это царство отца, мир матери и рай ребёнка». Красиво и точно. Все мы хотим воспитать детей порядочными людьми, чтобы им хорошо жилось. И чтобы они умели радоваться жизни — солнцу, деревьям, травке, небу, ветерку, звёздам. Сюда же, во главу списка, я бы отнёс улыбку ребёнка.

В первом браке у меня два сына. Уже взрослые. Надеюсь, что воспитал их личным примером. Не нравоучениями да инструкциями.

Возможно, мой вынужденный развод с их матерью оставил зарубку. Они не одобрили. Шаг дался мне нелегко. Дело не в том, что «прошла любовь, завяли помидоры». Давно доказано: любовь между мужчиной и женщиной вечной быть не может. Всё в мире колеблется, приливы сменяются отливами, день ночью. Но любовь и взаимное уважение дело исключительно двоих — его и её. Третий — лишний. В особенности, если третий — тёща, привыкшая свою семейную жизнь кроить на свой манер, и с той же меркой пыталась взнуздать семью дочери…

В 1990-ом году вынужденно пришлось повзрослеть. Почти одновременно потерял бабушку, отца и тестя. Тесть был один из тех папиных знакомых по Крыму, что посоветовали попытаться поступить в донецкий вуз. Тесть и в дальнейшем протягивал мне руку. По его протекции — он работал в проектном институте на руководящей должности ГИПом (главным инженером проекта) — я стал проектировщиком. Тестя не стало. Тёща обрушила на нас с женой весь залежавшийся запас указаний.

Постоянные скандалы подавляли, сбивали с ног. Уж простите за ссылку на классика, но так действительно жил: «ни сна, ни отдыха измученной душе». Пока сыновья росли, я гнал от себя мысли на предмет кардинальных решений. До сих пор готов сказать спасибо за то, что было. Но плетью обуха не перешибить. Лишь потом дошло, что мрачные тучи мелких и средних раздоров совсем не обязательно должны сгущаться над семьёй. Что можно не просто жить, а каждый миг радоваться жизни.

Для счастья любому человеку надо много. Во-первых, чтоб были удовлетворены физиологические потребности — от еды до крыши над головой. Когда первый, он же основной, фундамент прочен — настаёт черёд получения удовольствий от музыки, спектакля, книги, кинофильма. И это не потолок, а ступенька к удовлетворению тщеславных помыслов — общественному признанию твоих заслуг.

Вслед за профессором Преображенским из «Собачьего сердца» готов повторить: «Да, я не любою пролетариат!». О чём не раз говорил. Представители более старшего, чем моё, поколения всегда готовы указать на положительные факты прежнего бытия — бесплатное жильё, образование, медицина, отдых, отсутствие безработицы. С каждым из перечисленных преимуществ можно поспорить и доказать, что плюсы зачастую оборачивались минусами.

Лишь с одним постулатом, популярным в те годы, соглашаюсь полностью и бесповоротно. В словах он был выражен примерно так: «Счастье, это когда утром идёшь с удовольствием на работу, а вечером в таком же радостном предчувствии спешишь домой». Уже несколько лет я живу в полном соответствии с этим определением счастья.

Флаг и знамя

На заре советской власти «еврейского вопроса» в Союзе не было, а евреи были. Тому свидетельство разговоры в «литерном поезде» на страницах Библии советской интеллигенции — романа «Золотой телёнок». Не прошло и двух-трёх пятилеток, как еврейский вопрос вновь появился, распрямился и резко превысил уничижительные постулаты, по которым жила царская Россия. В самом что ни на есть иезуитском варианте. На все справедливые претензии власти, ничтоже сумняшеся, отвечали железобетонными аргументами. Как же вы можете клеветать, когда целая когорта известных физиков — евреи. На инженерных ступенях — их тоже предостаточно: директор донецкой шахты Звягильский, строитель мостов в Киеве Баренбойм. Оба даже в городские советы избраны.

Правда, в разгар «дела врачей» можно было угодить в кутузку за анекдот о трёх знаменитых на всю страну евреях. Один из них пишет, второй говорит, третий молчит. Под пишущим угадывался писатель, лауреат нескольких Сталинских премий — Эренбург, под говорящим — знаменитый диктор Левитан, а под молчащим — лицо, приближённое к товарищу Сталину, по фамилии Каганович. Любопытно, в те годы газета «Вечерний Киев» несколько раз подряд очищала свои ряды от представителей «некоренной национальности», но репортёра отдела спорта не трогала. Это был племянник самого Кагановича, сын одного из его расстрелянных братьев. Правда, выступал он не под своей фамилией, а под псевдонимом — Михайленко.

Когда я задумался о названии своей издательской фирмы, приведённая выше информация вряд ли стояла перед глазами. Застолбить в бренде фирмы свою, еврейскую по происхождению фамилию решил совсем по другой причине. При упоминании Заславского на фармрынке тут же всплывала газета «Новости медицины и фармации». Следом мы стали выпускать медицинские журналы.

Для изданий потребовался объединительный знак, по-нынешнему — бренд. Один из моих сотрудников предложил логотип «Заславский. Издательский дом». Я подумал, а почему бы и нет? Фамилия вместе с именем и отчеством — самые дорогие слова для каждого человека.

Фамилия досталась моему отцу от моего деда, деду от прадеда. Всем им я благодарен за то, что появился на свет. Они свою фамилию ничем не запятнали, чистой передали мне из рук в руки. Как флаг, как знамя. Название фирмы — некое напоминание о фамильном древе Заславских. О корнях, которые на протяжении всех семидесяти лет советской власти тщетно пытались выкорчевать из памяти людей. Чтобы, значит, легче было отречься от старого мира. А почему, собственно, надо отвергать и топтать? Ломать до основания и строить заново? Кто сказал, что прочный фундамент, заложенный предшественниками, уступает по крепости смеси песка с гомеопатической добавкой бетона в виде большевистской идеологии?

Не случись обвала в виде Октябрьского переворота, мой прадед, Зусь Заславский, наверное, пробился бы сквозь препоны, поставленные перед евреями царским правительством. Он занимался разрешённым для инородцев делом, держал в уездном Богуславе две лавки, обзавёлся двухэтажным домом. Достиг уровня, когда смог переехать в губернский Киев и занять престижное по тем временам место под солнцем. В том, что после революции все достижения деда пошли прахом — разве его вина?

МИЛЛИОН В НАЛОГОВОЙ КОРЗИНЕ

Суждения о популярности того или иного издания исключительно по его тиражу — попахивают Советским Союзом. Тогда взаимоотношения между производителем продукта (газета, журнал, книги, кинофильм) и потребителем (читателем, кинозрителем) оценивались по системе «баш на баш». Чем больше отпечатали — тем больше купили. На самом деле цифры реальной картины не отображали. Умопомрачительный тираж газеты «Правда» был вызван не читабельностью Центрального органа, а обязаловкой для членов партии. Перечень же газет, журналов, книг, сданных в макулатуру, не прочитанных и не распакованных, весьма попахивал наплевательским отношением читателей к «генеральной линии партии».

Любая информация, отпечатанная на бумаге, в XXI веке стремительно выходит из моды, теряет читателей. Даже народ Книги (Библии) в массе переключился на Интернет. Популярности «Новостей медицины и фармации» во многом способствовали мемуары и рассказы доктора медицинских наук, профессора, известнейшего в прошлом киевского ортопеда, а во время той страшной войны — танкиста, вошедшего в первую десятку советских танковых ассов, Иона Лазаревича Дегена.

Перешагнувший своё девяностолетие Ион (на исторической родине евреи в любом возрасте обходятся без отчества) грустил не только из-за того, что его внукам, родившимся на Земле обетованной, надо переводить стихи деда. Хотя произведения Дегена Евгений Евтушенко включил в книгу «Строфы двадцатого века» наравне с остальными вершинами русской поэзии минувшего столетия. Ветеран сожалел: его библиотека, с таким трудом вывезенная из Советского Союза, практически никому не нужна. Классику русской и украинской литературы с большим трудом удалось пристроить в муниципальные библиотеки. Перехожу на прямую цитату: «А что делать со специальной медицинской литературой? Куда деть тридцать восемь томов медицинской энциклопедии и пять томов дорогого мне военно-медицинского справочника на русском языке? Разве в бумажный мусоросборник… Кому они здесь нужны, да ещё на русском языке?».

Вряд ли утешила бы нашего уважаемого автора информация о том, что в его родном городе (среди друзей Дегена — великий киевлянин Виктор Платонович Некрасов) с личными библиотеками — приобретениями советских времён — та же история. В застойные годы 200-томное издание Всемирной литературы по стоимости почти равнялось новеньким «Жигулям», по престижности — намного их превосходило. Ныне редко встретишь человека с книгой в метро. Разве студента с учебником или любителя телесериалов с детективом.

Один за другим приказали долго жить «толстые» журналы. Те, что держатся на плаву, издаются мизерными тиражами, меньше специальных изданий, изначально рассчитанных на узкий круг читателей. Недавно случайно нажал на кнопку популярного киевского телеканала. В кадре писатели, входящие, в те и в эти времена, в обойму чуть ли не классиков. Сидели, хвастались друг перед другом миллионными тиражами (и популярностью!) в… советские годы. И стыдливо молчали о цифрах нынешних тиражей.

Общая тенденция коснулась потребителей специфической продукции нашего издательства. Количество экземпляров в бумажном варианте падает год от года, от подписки до подписки. Средства, поступающие от подписчиков, — скорее, некий поощрительный бонус, чем реальные деньги. Типографские расходы и, особенно, траты на бумагу съедают возможную прибыль. Потому уменьшение тиража в бумажном варианте — это сокращение дополнительных расходов.

Львиную дою прибыли приносят электронные варианты — благодаря доступности для потребителей. Производители лекарственных препаратов рады возможности напрямую пообщаться с врачами, всегда готовы поделиться с ретрансляторами рекламы частью своей прибыли.

Станет ли «Заславский. Издательский дом» моим бизнесом на всю жизнь? Не знаю, не провидец подобно Ванге или средневековому лекарю Нострадамусу (Мишелю Нотрдаму). Вряд ли существует дело, которым человек готов заниматься всю жизнь. Нельзя сбрасывать привходящие обстоятельства, возможности возраста и так далее. Но если ты начинаешь думать, что достиг потолка и больше тебе не надо, ты обречён. Издательской деятельности я посвятил 20 (двадцать) лет своей жизни. Коллеги, компаньоны и конкуренты считают меня профессионалом в этом направлении человеческой деятельности. Из чего совсем не следует, что я не увлекусь каким-либо другим делом.

Объём рыночных коммуникаций постоянно растёт. В век всеобщей глобализации редким единицам удаётся в одиночку подпрыгнуть и воспарить над остальным миром. Тут на несколько порядков меньше возможностей, чем, скажем, выиграть Джек-пот в лотерее. Опять же предпринимателю моего уровня, а я не считаю себя человеком, ухватившем Бога за бороду, возможно расти только вместе со страной. Энергичней, если она заинтересована в предпринимательстве. И заторможено, когда во главе страны стоят люди, заинтересованные исключительно в личном обогащении.

Необъявленная война на юго-востоке страны выгнала меня и моё издательство с насиженного места в Донецке. Пришлось перебираться в Киев, избавляться по дороге от некоторых убыточных изданий. Приказал долго жить книжный магазин. Ещё в мирное время я его создал с нуля в Киеве. В столице к тому времени исчез, вслед за другими заведениями Книготорга, многолетний специализированный магазин под названием «Медицинская книга».

Захотелось прикрыть брешь в информационном потоке, снабжающем медиков знаниями «прямо из печки». Поступил по методе романтиков от предпринимательства, которые, достигнув определённого уровня прибыли, считают своим долгом открыть ресторан. Дабы было где в уютной обстановке проводить переговоры с компаньонами и конкурентами.

Но это же отдельный, весьма специфический бизнес! Тут, как говаривал Остап Бендер, «на одной наивности не проживёшь, тут иногда и думать надо».

Как правило, самодеятельные рестораны прогорают. В первый месяц или в первый год. Прогорел и я. Хотя прищемил себе язык, не стал оборудовать удобными креслами и диваном комнату, где посетители могли бы полистать книгу, попивать за счёт заведения кофе и обмениваться впечатлениями…

Зато постарался насытить книжные полки магазина продукцией своего издательства, выставил справочники и другую специальную литературу других издательств, в том числе зарубежных. Несколько лет подряд магазин был открыт ежедневно, без выходных и обеденных перерывов, по одиннадцать часов в день. Однако случались дни, а то и недели, когда туда не заглядывал ни один посетитель.

Прибыль от книжного магазина едва покрывала расходы на его содержание, оставив за кадром солидные траты на приобретение помещения и ремонт. Это был для меня бизнес, обозначенный как «ноль с плюсом». Плюс касался престижа издательства. Моим же рекламодателям без разницы — имеет издательство свою торговую точку или не имеет…

Мой издательский дом обеспечивает работой и постоянным заработком свыше шестидесяти человек. В сравнении с фирмами, выпускающими более массовую продукцию, — совсем не много. Но греет душу неопровержимый факт, что благодаря сравнительно небольшому коллективу работающих мы позволяем увеличивать объёмы производства, а, следовательно, и занятость населения, десяткам фармацевтических фирм. Пусть не напрямую, попутно, но положительно влияем на заработки аптечных работников. Что же касается полезности издательства для государства: почти миллион гривен наша фирма ежегодно перечисляет в качестве налога на зарплату сотрудникам.

 

Оригинал: https://s.berkovich-zametki.com/y2021/nomer3/fzaslavskaja/

Рейтинг:

0
Отдав голос за данное произведение, Вы оказываете влияние на его общий рейтинг, а также на рейтинг автора и журнала опубликовавшего этот текст.
Только зарегистрированные пользователи могут голосовать
Зарегистрируйтесь или войдите
для того чтобы оставлять комментарии
Регистрация для авторов
В сообществе уже 1132 автора
Войти
Регистрация
О проекте
Правила
Все авторские права на произведения
сохранены за авторами и издателями.
По вопросам: support@litbook.ru
Разработка: goldapp.ru