…А выше благодать поэзии Мандельштама. Так я понимаю мое дело
Юрий Иваск
Юрий Павлович Иваск родился 1 сентября 1907 года в Москве, в 1920 году вместе с родителями переехал в Эстонию, сначала в Ревель (Таллин), а потом в Юрьев (Тарту). По окончании юридического факультета Юрьевского университета работал налоговым инспектором в Печерском районе. Участник таллинского «Цеха поэтов», один из основателей журнала «Русский магазин», где печатались А.Ремизов и Б.Поплавский. Об этом времени он отзывался так: «…Не было старших руководителей, мэтров. Им не мог стать Северянин, а я с ним встречался. До всего надо было доходить своим умом (правда, не одному, а с приятелями). Я ведь знал наизусть стихи Бальмонта, Волошина, Гумилева… Начиналось царствие Блока, но понемногу под него “подкапывалось” обаяние Осипа Мандельштама. Будто бы хорошо его читал…»[1].
Юрий Павлович Иваск
Во время визитов в Париж, познакомился с М.Цветаевой (с которой переписывался), З.Гиппиус и Д.Мережковским. В литературе имеются указания и на коллаборационистское прошлое Иваска во время войны[2], но сам он утверждал, что, как и большинство прибалтийских немцев, был вывезен в Германию еще до начала войны. Поступив на отделение славистики Гамбургского университета, он проучился там до 1949 года, когда эмигрировал в США и начал свою академическую карьеру в Гарварде. В 1955 получил гражданство США и защитил в Гарварде диссертацию на тему «Вяземский как литературный критик». Одно время (в 1953-1958 гг.) редактировал нью-йоркский журнал «Опыты»; в 1953 году в издательстве имени Чехова выпустил антологию эмигрантской поэзии («На Западе. Антология русской эмигрантской поэзии»). Преподавал русскую литературу во многих американских университетах – Калифорнийском, Беркли (1956), Канзасском (1956-1960), штата Вашингтон, Сиэтл (1960-1968), Вандербилт (1968-1969). Его последней станцией и приютом стал Амхерст в штате Массачусетс: здесь он проработал в 1969-1977 гг. и вышел на пенсию. Здесь и умер – 13 февраля 1986 года.
Не счесть его статей, эссе и рецензий – на самые разные темы и книги. Мандельштам был, бесспорно, его любимым поэтом, что щедро отражалось и в его публикациях, и в его переписке. Статья Иваска «Дитя Европы» была помещена в качестве вступительной в третьем томе собрания сочинений О.М. (1969).
А еще, как выясняется, и одной из целей одного необычайно интересного и оригинального историко-литературного проекта, названного им одним, но емким словом – «Акмеизм».
1950-е и начало 1960 годов – это время не только открытия и издания мандельштамовских текстов, но и время такого же открытия (буквально!) и освоения его биографии, о которой на Западе было известно на удивление мало. Претенциозные пошлости и фантазии эмигрантских мемуаристов 1950-х гг. (прежде всего Сергея Маковского и Георгия Иванова) были возможны только в информационном вакууме Холодной войны. Слишком многое оставалось загадочным и неизвестным и слишком высоки были незримые «берлинские» и иные стены, возведенные между Западом и Востоком, чтобы накопление и осмысление знаний шло нормальным и естественным путем.
В самом конце 1950-х гг. Иваск, в то время профессора Университета штата Вашингтон в Сиэтле, одним из первых осознал, что и на Западе были свои «целинные земли», свои информационные заповедники и что их тоже надо осваивать и изучать. И тогда в его голове зародилась идея проекта «Акмеизм».
Он задумал ни много ни мало «фольклорную экспедицию» или, как нынче принято говорить, «Oral History Project». Предполагалось записать на магнитную ленту серию интервью с русскими литераторами-эмигрантами в Европе, причем предметом разговора должны были стать акмеизм, акмеисты, круг журнала «Аполлон», первого и второго Цеха поэтов и т. д., а также эмигрантская литература в целом. Приветствовалась и запись авторского чтения интервьюируемыми их стихов.
Проект «Акмеизм» был одобрен летом 1959 и осуществлен летом 1960 года[3]. На протяжении почти трех месяцев – с 11 июня по 7 сентября – Юрий Иваск находился в Европе и посетил Париж (здесь на протяжении одного месяца ему помогал другой участник проекта – профессор Университета штата Индиана Уолтер Викерли), Мюнхен, Базель, Стокгольм и Ниццу.
Была сделана в общей сложности 21 запись интервью с 16 «респондентами». Ими были: во Франции – С.Маковский, А.Трубников, граф А.Зубов, Г.Адамович (несколько интервью), А.Элькан, И.Одоевцева-Иванова, Ю.Терапиано, Ю.Ржевский, В.Вейдле, В.Злобин, Б.Зайцев, Ю.Газданов, в Германии – Ф.Степун и Й.фон Гюнтер, в Швеции – С.Риттенберг. Кроме того 15 русских поэтов и прозаиков – Г.Адамович, Ю.Анненков, Л.Червинская, И.Чиннов, А.Элькан, В.Корвин-Пиотровский, Г.Маковский, В.Мамченко, И.Одоевцева-Иванова, К.Померанцев, С.Прегель, Г.Раевский (Оцуп), Ю.Терапиано, А.Величковская и В.Злобин – записали свои произведения на магнитную ленту для будущей «Антологии эмигрантской поэзии и прозы». И.Одоевцева написала об этом начинании заметку в «Русской мысли»[4].
На протяжении всей поездки Иваск вел дневник: собранные материалы виделись ему основой исследования об акмеизме и акмеистах. В отчете о проекте говорится и о намеренье продолжить эту работу и взять интервью еще и у таких, живущих в Америке, авторов как Н.Берберова, А.Лурье, Г.Струве, И.Елагин и др. Весомая часть уже собранных материалов экспедиции, – в том числе некоторые расшифровки отдельных бесед, – находятся в архиве Центра Русских исследований в Амхерст-колледже в штате Массачусетс[5] и была опубликована Н.Богомоловым последовательно в 2003, 2008 и 2010 гг.[6] Дополнения будут возможны только после обнаружения магнитофонных бабин.
В амхерстском[7] архиве Иваска хранится письмо от Н.Я.Мандельштам (коробка 15, папка 43). Оно написано черной шариковой ручкой, на бумаге в клеточку, вырванной из тетрадки на спиральках. Его, судя по всему, переслал Иваску Н.А.Струве, в архиве которого есть ксерокопия этого письма (по ней, очевидно, он и опубликовал само письмо в «Третьей книге» Н.Я.Мандельштам[8]). Вот его полный текст:
Милый Юрий Павлович!
Очень была рада получить от Вас весточку. Сейчас О.М. есть в огромном количестве экземпляров – ксерокопии, конечно. Вы считаете вершиной О.М. «Венецию». Он считал центром «Стихи о неизвестном солдате». Я их не позволила напечатать в советском издании, потому что Харджиев (редактор) хотел тиснуть без последней строфы («И в кулак зажимая истертый…»). Дурак и скотина – я из Воронежа привезла ему рукопись (моей рукой), когда этой строфы еще не было… Советские издания ужасны. У Харджиева переставлено в «Камне» 44 стихотворения. Он не понимает, что «книга» – это целостная форма. Предлагал мне уничтожить все в архиве, что не подходит под его концепцию. К счастью, я вырвала у него архив – он уже на западе. Иначе его бы уничтожили.
Жаль, что нам не суждено встретиться и поговорить. Но я уже стара. Жизнь идет к концу…
Надежда Мандельштам
Я – церковница (еврейка, православная в 3 поколении) и верующая. Благослови Вас Боже.
Привет Тамаре Георгиевне[9].
Надежда Мандельштам, 1960-е
Далее, на отдельных листах, – пояснения Иваска (есть ранняя и поздняя редакции):
Это письмо Надежды Яковлевны было написано осенью 1976 г. и передано мне одним из моих друзей, посетивших ее в Москве.
С Н.Я. я не встречался. Во Второй книге воспоминаний, изданных в 1972 г., она отнеслась ко мне насмешливо.
Н.Я. цитирует из очерка Осипа Мандельштама Слово и культура (1921 г.): «"Трава на петербургских улицах – первые побеги девственного леса, который покроет место современных городов… Наша кровь, наша музыка, наша государственность – все это найдет свое продолжение в нежном бытии новой природы…". Как мог наивнейший Иваск принять эти слова за утопию о будущем братстве? Чье братство – деревьев, камней, слоев земли? Ведь в этой статье – тут же – говорится о земле без людей» (Вторая книга, стр. 131).
Здесь Н.Я. имеет в виду мой очерк о Мандельштаме «Дитя Европы» (Собр. сочинений Мандельштама, том III-ий, 1969): «Может быть, утраченное единство "арийцев" (Европы) было для него (Мандельштама) залогом будущего братства в "утопическом царстве" "новой природы Психеи" (Слово и культура) или "на святых островах", где "скрипучий труд не омрачает неба"» (1919 г.)»
Готов повиниться в том, что неправильно истолковал статью Мандельштама Слово и культура. Отмечу лишь, что вообще исторический пессимизм, всякая апокалиптика были ему чужды…
Далее следует еще одна фраза, но не на машинке, а от руки, и прочесть ее не представляется возможным.
Считается, что одновременно с этим письмом, Н.Я. прислала Н.Струве еще одно (оба сохранились в виде ксерокопии в архиве самого Н.Струве)[10]:
Милый Никита! Отправьте бумаги в Принстон или Иваску: Мазачузетс, город Амхерст. Надо это сделать. Я не хочу Франции. И я имею на это право.
Надежда Мандельштам.
В архиве самого Н.А.Струве оба эти письма – в виде ксерокопии, объединены на одном листе. Между письмами, рукой Струве, приписка, относящаяся, видимо, к письму Н.Я. к Иваску: «Оригинал у А.Н.Небольсина»[11].
Несколько слов и о датировке письма. Та, что дана Н.Струве при первой публикации и которую, похоже, повторяет Иваск в своем «комментарии», а именно: «осень 1976», едва ли верна, если только исходить из одновременности писем Н.Я. к нему и к Ю.Иваску: ведь сам архив О.М. уже в июне 1976 года был в Принстоне. Более вероятной датировкой представляется «начало 1975», поскольку воля Н.Я. насчет передачи архива в Принстон еще достаточно расплывчата[12].
Это письмо Н.Я. было Иваску хорошо известно. Не без гордости он интерпретировал его как желание Н.Я. подарить свой архив лично ему, Иваску, о чем он пишет в письме к А.В.Бахраху, датируемым концом февраля 1981 года, Иваск отозвался о нем так: Великая НЯМ назвала меня в Восп<оминания>х наивным Иваском. Но года 4 т<ому> назад ее посетил мой лучший друг в США и, через свое обаяние, заразил моим… Она передала ему письмо – объявила меня хранителем всего пересланного лит<ературного> наследия ОЭМ, но оно оказалось в Принстоне и я туда иска не предъявлял. Там все лучше сохраняется. А письмо, м.б., и опубликую.
В восприятии Иваска О.М. был одновременно святомучеником и апостолом мировой культуры. В одном из писем к А.В.Бахраху (1978) он излагал это так: «…Мандельштам звезден как Давид и Дант. Хотя не мог написать Псалмов и Божеств. Комедию. В этом виновата наша эпоха, а не Мандельштам…»[13]. В другом письме к тому же адресату (от 15.10.1979) он формулировал еще категоричней:
…А выше благодать поэзии Мандельштама. Так я понимаю мое дело.
Очень высоко ставя поэзию Г.Иванова, Иваск проводил четкую черту между ним и О.М.:
О значении Мандельштама и Георгия Иванова спорить не хочу, но я уже давно, и не в частной беседе, провозгласил, как Папа ex cathedrale[14]: первый – maestro divino – великий поэт, а второй очень большой. В этом считаю себя непогрешимым. (недатированное письмо к А.Бахраху, 2-я пол. 1980).
Эволюцию своего отношения к О.М. Иваск характеризовал так:
В 30-х гг. и я думал, что Мандельштам – только для поэтов и даже (увы) в 50-х. Но вот доходяги чертили его стихи на барачных стенах. Его воронежские стихи учат наизусть все высшие математики в Москве. (письмо Бахраху от 23 июля 1981 года).
Мандельштама Иваск считал продолжателем традиции гуманистов в мировой и русской культуре. В письме к А.Бахраху от 25 июля 1979 года он объяснял это так: гуманист – это
…образованный человек, с ориентацией на светскую культуру, в особ<енно> классическую. Впервые реализовался в Петрарке. <…> В России, с разными поправками, можно назвать гуманистом Пушкина. Далее – это Мандельштам – и гуманист, и христианин. <…> После 1907 г. русское образованное общество (уже не интеллигенция…[15]) шло к гуманизму, уже не безбожному, а божному и к культуре. Помешали проклятые большевики. Отождествляя при этом культуру и христианство, Иваск.
На чем Ю.П.Иваск (как, впрочем, и Г.П.Струве) решительно настаивал, так это на истинном православии О.М. и Н.М. Откликаясь на смерть и похороны Н.М. он писал А.В.Бахраху 16 января 1981 года:
…Была НЯМ, иногда злющая, истинная христианка – выше всяких теплых православных. Не все это понимают. Мыслят шаблонами. И тут же обругал И.Бродского:
…Взбешен! В NY Review и Times (5.III.81) прочел статью Бродского на смерть НЯМ. Неплохо, умно, иногда даже сердечно, но от утаил православие обоих М-в, ибо оно в интеллект<уальном> хорошем обществе США неприлично! Сволочь!.
В конце февраля 1981 года он писал тому же корреспонденту:
…Я уверен, что ОЭМ не только православный, но и христ<ианский> Великомученик. Впрочем, досталось и самому А.В.Бахраху:
…О НЯМ – хуже (имеется в виду очерк Бахраха, по-видимому, в РМ. – П.Н.). Не заметили Вы ее молитвы об Осипе (в Мемуарах). Неисправимый позитивист, Вы не чувствуете величия обоих Мандельштамов. <…> Перечел: нет. Вы хорошо написали и заглавие прекрасное: НАДЕЖДА ЯКОВЛЕВНА. Но не открылось Вам, как о.А.Шмеману и мне: Мандельштам равен Пушкину. (письмо от 6 марта 1981 года). И далее, об этом же:
…НЯМ была злющая великая христианка. Христианские смиренницы недостойны были бы мыть ее ноги.
Я отцу А.Шмеману: - Мандельштам равен Пушкину.
Ответ: – Лучше, ближе…» (28 марта 1981)
В другом месте Иваск противопоставлял О.М. третьей эмиграции, которую сильно недолюбливал[16], чтобы не сказать не любил:
Конечно, я сочувствую и диссидентам, п<отому> ч<то> они гонимые. Но нужно и другое – огонек культуры без политики. <…> А вот святой Мандельштам мечтал о мировой культуре.
Примечания
[1] См. в письме к А.Бахраху от 12-14.11.1982 (Bachmeteff Archive of Russian and East European History and Culture. Bacherac Papers, Box 2).
[2] См. подробнее в: Богомолов Н., Нерлер П. Иваск Юрий Павлович // О.Э.Мандельштам, его предшественники и современники. Сборник материалов к Мандельштамовской энциклопедии. М.: РГГУ, 2007. С.77.
[3] Спонсорами проекта выступили Американский Совет научных обществ (American Council of Learned Societies), Фонд Элизабет Ваткинс при Канзасском университете и др. Датированный 12 октября 1960 года отчет об этом проекте, хранится в архиве «Воздушных путей» в Библиотеке Конгресса США (Library of Congress, Manuscript Reading Room, Coll.3775 “Vozdushnye Puti”, Box 6, f.1952). В Амхерсте, в личном архиве Ю.Иваска, имеется большой массив материалов, связанных с реализацией этого проекта (см.: Amherst College, Center for Russian Culture, Сollection Ju.Ivask, Box.10, ff.4-10).
[4] Андрей Луганов [И. Одоевцева]. Звуковая антология. // РМ.1960. 13 авг. С.7.
[5] Amherst College. Center For Russian Culture: Collection Ju.Ivask, Box 10, ff.4-10.
[6] См. в его работах: Проект "акмеизм" // НЛО. 2003. № 58. C. 140-180; [Приложение] // Кафедра критики – своим юбилярам. Сборник в честь В.Г.Воздвиженского, Л.Ш.Вильчек, В.И.Новикова. М., 2008. С.23-32; Вокруг «серебряного века». Статьи и материалы. М. 2010. С.485-533.
[7] Здесь хранится основной архив Ю.П.Иваска. Две части своего архива он продал еще при жизни в университеты Гарварда (письма М.Цветаевой) и Йеля (письма Н.Бердяева, П.Бицилли, А.Штейгера, А.Ульберга, Г.Адамовича, И.Бунина, Б.Зайцева).
[8] Мандельштам Н. Третья книга. Париж, 1987, с.332, с датировкой «осень 1976», по копии из архива Н.А.Струве.
[9] Тамара Георгиевна – жена Ю.П.Иваска.
[10] Мандельштам Н. Третья книга. Париж, 1987. С.332.
[11] Аркадий Небольсин был близким знакомым Ю.Иваска.
[12] Возможно, уточнить это будет возможно по ознакомлении с письмом Н.А. Струве от 13.09.1975 (см.: Box 15, Folder 45, л..21).
[13] Bachmeteff Archive of Russian and East European History and Culture. Bacherac Papers, Box 2.
[14] Правильно: ex cathedro
[15] В другом письме (от 15.10.1979) Иваск пояснил: «Если Вы не позитивист, то кто Вы – человек эпохи позднего акмеизма… (хотя т.н. акмеизм едва ли существовал 15 лет). Интеллигентны, НО НЕ ИНТЕЛЛИГЕНТ. Им был Федотов, но не Вейдле. <….> Настоящая интеллигенция ИДЕЙНА и БЕСПОЧВЕННА – знаете эти золотые слова Федотова. Помню – Синявский сказал при мне: интеллигент Мандельштам. Очень резануло».
[16] Выделял из нее разве что только Д. Бобышева, Н. Коржавина, А. Цветкова и еще – «Леню-математика, читающего М. по утрам» (из письма к А.Бахраху от 5-6.8.1979). Ср. в письме от 25.7.1979: «К нам всю зиму и весну ходил один аспирант 25 л. – высший математик, недавно из Одессы. Ночами решал головоломные задачи – а под утро читал Мандельштама…»
