ИСТОКИ
Термин «белое дело» появился в октябре 1917 г. Москве, в ходе боев групп учащейся молодежи против большевиков. Постепенно он распространился практически на антибольшевистские военно-политические силы правого толка всей России. В двух своих главных движениях оно формировалось из разных источников.
На Юге и Юго-Западе (Добровольческая армия, главнокомандующий генерал А. Деникин) главным образом из потерпевшего неудачу (конец августа 1917 г.) путча Верховного главнокомандующего генерала Л. Корнилова. Его войска должны были двигаться на Петроград по соглашению с главой Временного правительства А. Керенского. В их задачу входила «зачистка» столицы от революционных (прежде всего большевистских) организаций и установление твердой власти, возможно, диктатуры. Однако уже при подходе корниловских войск к Петрограду Керенский неожиданно объявил Корнилова изменником, контрреволюционером, и приказал взять его и других генералов под арест. Чем объяснить этот резкий поворот – не очень ясно и до сих пор , но не исключено, что в какой-то момент тут переиграло свою роль масонство, к которому принадлежал Керенский. В итоге всего офицерство возненавидело Керенского и значительно поправело.
На Востоке создание белых вооруженных сил (Верховный правитель, адмирал А. Колчак) проходило иначе. Придя к власти, большевики в начале января 1918 г. закрыли Учредительное собрание с эсеровским и проэсеровским большинством. Тогда по решению своего руководства значительная часть эсеров (правых) двинулась в Поволжье, на Урал и в Сибирь, где у них были крепкие организации. Базируясь на них, они отсюда готовились начать вооруженную борьбу с большевистским Центром. Так как другой антибольшевистской партии, равной правым эсерам, здесь не было, под их знамена шли все, вплоть до монархистов. Главное, — говорили они, — свалить большевиков, а там будет видно, доберемся и до других социалистов.
ЛИКВИДАЦИЯ СТАВКИ. ГЕНЕРАЛЫ УХОДЯТ НА ДОН
На Юго-Западе белое дело возникло почти одновременно с большевистским вооруженным восстанием в Петрограде. В те же самые дни созданная бывшим начальником штаба Ставки Верховного главнокомандующего генералом М. Алексеевым тайная организация «Белый крест» (сначала в Смоленске, затем в Москве) нелегально направляла в Новочеркасск десятки офицеров. Здесь они собирались на Барочной улице, 39. 2-го ноября Алексеев прибыл сюда сам. Генералы Л. Корнилов, А. Деникин, И. Романовский, А. Марков, А. Лукомский и др. находились под арестом в Быхове, всего в нескольких десятков километрах от г. Могилева, где располагалась Ставка Верховного главнокомандующего генерала Н. Духонина. Связь между ним и «Быховскими сидельцами» поддерживалась устойчиво. В Быхове обсудили и решили продолжать «дело, начатое Корниловым», намечались планы создания постбольшевистской России». 10 ноября Духонина вызвал Петроград. Говорили В. Ленин, И. Сталин и Н. Крыленко. Духонину было предложено немедленно начать мирные переговоры с немцами и австрийцами. Он ответил, что это не входит в прерогативы военного командования Переговоры о мире — компетенция законного правительства. Отет не был неожиданным. Духонин был объявлен «врагом народа», смещен со своего поста, но должен остаться на нем до прибытия в Могилев вновь назначенного Верховного главнокомандующего прапорщика Н. Крыленко. Отряд Крыленко (комиссар С. Рошаль), сформированный из матросов с «Авроры», двигался к Могилеву, присоединяя бросивших фронт солдат. К Могилеву отряд подошел 18 ноября. Однако вступать в бой со Ставкой крыленковскому отряду не пришлось. Духонин сознавал неравенство своих сил и довел до сведения Крыленко о сдаче Ставки. Но перед тем он сообщил в Быхов, где находились Корнилов и еще четверо высших генералов: «Генералы должны немедленно покинуть Быхов». Не исключено, что такое распоряжение было согласовано раньше. Духонин знал, что это может стоить ему жизни. Начальнику штаба Ставки, генералу М. Дидерихсу сказал: «Я только что подписал себе смертный приговор».
В ночь на 19-е ноября генерал Корнилов увел охранявший быховцев Текинский кавалерийский полк. С тяжелыми боями они шли на Дон. Туда же, в Новочеркасск, переодевшись в солдатские шинели или крестьянские полушубки и смешавшись в поездах с толпой, пробирались генералы Деникин, И. Романовский, А. Марков и А. Лукомский. Их уже ждали на Барочной, 39. В начале декабря сюда прибыл генерал Корнилов. Здесь пока были добровольцы, и он возглавил эту маленькую Добровольческую армию.
А Духонину было приказано прибыть в Петроград. Однако разъяренная топа солдат и матросов окружила вагон, где он находился, требуя выдачи генерала. Он решил сам обратится к ней, вышел на площадку тамбура, успел сказать: «Дорогие боевые товарищи!» и тут же получил удар штыком в спину. Его сбросили на железнодорожное полотно и добивали штыками…
1-й КУБАНСКИЙ ПОХОД. СМЕРТЬ КОРНИЛОВА
Зимой 1918 вместе с донскими казаками атамана А. Каледина (он объявил захват власти большевиками преступным) немногочисленные офицеры, юнкера, студенты и другие добровольцы «армии» Корнилова и Алексеева защищали Ростов и Таганрог. Но уставшие от долгой войны, многие казаки не рвались в бой, считая, что Дону лучше быть в стороне от российских дел. Призывы Каледина к борьбе не находили отклика. Кончилось тем, что он застрелился. В феврале генерал Л. Корнилов увел свою маленькую армию на теплую и хлебную Кубань. Этот Кубанский поход был очень тяжелым. Непроницаемые метели, ледяные дожди, штормовые ветры… И враждебное отношение населения. В историю белой героики этот поход вошел как «Ледяной», а его участники получали особый знак «первопроходцев белого движения». В конце марта они пыталась взять Екатеринодар. Но красные многократно превосходили их численно. Корнилову советовали отойти от Екатеринодара, «чтобы не угробить всю армию», но он снова и снова, как осатаневший, приказывал «атаковать по всему фронту». Случайный снаряд решил все. 31 марта Корнилов был убит в своем штабе. Понеся большие потери, добровольцы отошли от Екатеринодара. Командование принял генерал А. Деникин. «Армия» вернулась на Дон, где теперь, после антибольшевистского восстания правил ориентировавшийся на Германию атаман П. Краснов. Добровольческая армия Деникина держала проантантовский курс и формально не поддерживала связи с Красновым. Но это формально, а негласно, как говорили, Краснов отмывал полученное им германское оружие в донских водах и передавал его Деникину. Здесь на Дону добровольцы восстанавливали и наращивали свои силы. Сюда прибывали политические деятели (кадеты и правее их) и вместе с генералами вырабатывали планы будущего государственного устройства России. Выдвигалась идея созыва нового Учредительного собрания, но генерал С. Марков от имени своих соратников заявил Деникину, что надо решительно «отделаться от полинявших побрякушек вроде Учредительного собрания».
Над Добровольческой армией, названной Вооруженными силами Юга России (ВСЮР) было поднят лозунг «не предрешения бытия единой и неделимой России после освобождения ее от власти большевиков». По мнению белых он должен был собрать под их знамена разные политические силы правее большевиков.
Осенью 1918 г. под контролем Добровольческой армии находилась немалая территория от Донской области до Туапсе (после 2-го Кубанского похода.) Для управления ею В. Шульгиным, генералом А. Драгомировым и др. было создано так называемое «Особое совещание» со строго совещательными (при Деникине) функциями. Деникин позднее писал, что совещание представляло собой кадетско-монархическую коалицию с уклоном вправо.
ПРАВЫЕ ЭСЕРЫ НАЧИНАЮТ И ПРОИГРЫВАЮТ
Почву для белого дела на Востоке, сами того не желая, создали правые эсеры, а также мятеж Чехословацкого корпуса. Уже отмечалось, что после того, как в начале января 1918 г. большевики распустили Учредительное собрание, правые эсеров перебросили свои значительные силы на Восток. А в мае-июне по всей линии Транссибирской магистрали вспыхнул антибольшевистский мятеж Чехословацкого корпуса (из пленных и перебежчиков чехов и словаков, выразивших готовность воевать с Австро-Венгрией и Германией на стороне России). После Октября этот корпус (40 тыс. солдат и офицеров) с согласия Совнаркома должен был быть отправлен через Владивосток на Западный фронт. Что спровоцировало мятеж — случайность (столкновение пленных чехословаков с венграми в Челябинске и приказ Л. Троцкого о разоружении чехословаков) или деятельность агентов Антанты, пытавшихся восстановить в России антигерманский фронт — определенно сказать сложно. Видимо, сыграло роль и то, и другое.
Но так или иначе Советская власть на огромной территории была свергнута, и правые эсеры с помощью чехословаков создали свои правительства, два наиболее значительных — Комитет Учредительного собрания — Комуч (с центром в Самаре) и Временное Сибирское правительство (с центром в Омске). В октябре 1918 г. Делегаты этих и других, более мелких «правительств» собрались на Государственное совещание в Уфе и образовали Всероссийскую Директорию (с центром в Омске) во главе с правым эсером Н. Авксентьевым. Авксентьева предупреждали, что если Директория направится в Омск, «она сунет голову в волчью пасть», поскольку в вооруженных силах Директории тон задавали реакционные офицеры, генералы, казачьи атаманы, большинство которых отвергали не только Октябрьскую, но и Февральскую революцию. Авксентьев не внял предупреждению, отвечал, что «волк-де подавится». И.… В ночь с 18-е на 19-е ноября произошел переворот: члены Директории были арестованы, выпровожены через Китай за границу. Верховным правителем России (фактически диктатором) был провозглашен адмирал А. Колчак. Он заявил, что после победы над большевиками будет созвано Национальное или Учредительное собрание, но не то, которое разбежалось от окрика «матроса». Возможно, так и было бы, хотя В. Ленин со знанием дела «народного представительства» считал, что собрание, созванное бывшими царскими генералами, станет медведями, водимыми за кольца, продетые им в нос.
Небольшая группа членов Учредительного собрания, закрытого в начале января 1918 г. большевиками, была арестована колчаковцами и содержалась в Омской тюрьме. В декабре при подавлении рабочего восстания колчаковские офицеры- монархисты вывели их из тюрьмы, отвели на берег Иртыша и, как они выразились, отправили всех в «республику Иртыш»: расстреляли или перекололи штыками. История «учредиловки» завершилась кровью. Для большинства белых генералов, да и политиков представительный государственный порядок был неприемлем. Члены находившегося в Париже Русского политического совещания (С. Сазонов, Г. Львов, В. Маклаков, Б. Савинков и др.) напрасно рекомендовали Колчаку ввести на своей территории некоторые демократические порядки, пусть даже демонстративно для союзников. Ответа это не находило. После Февральской революции в среде белого офицерства больше верили не избирательному бюллетеню, а казацкой нагайке.
ПОРАЖЕНИЯ В ПРЕДДВЕРИИ ПОБЕД
Белые армии Деникина и Колчака в сочетании с войсками генерала Н. Юденича (под Петроградом) и генерала Е. Миллера (на Севере, Архангельск, Мурманск) представляли собой огромную угрозу Советской власти.
Конечно, можно сказать, что на стороне красных было больше различных факторов, обеспечивающих им преимущество. Но военная фортуна переменчива. По крайней мере белые трижды ставили Советскую власть в критическое положение.
Впервые это случилось летом 1918 г., когда «Народная армия» Комуча, в которой находилось много будущих белогвардейцев-монархистов, одерживала победы на Волге. Особенно выделялся подполковник В. Каппель, позднее ставший одним из лучших белых генералов. Его имя известно советским зрителям старшего поколения по фильму «Чапаев». Там есть кадры, где «каппелевцы» идут в «психическую атаку» под пулеметный огонь в полный рост и под барабанную дробь. Но так было в кино. В действительности Каппель побеждал без «психических атак», главным образом за счет глубокого флангового обхода.
Отряд Каппеля взял Казань, где тогда хранился золотой запас России, захватил массу трофеев. Красные «зацепились» за ближайшую станцию — Свияжск. Для спасения положения в Свияжск на своем «поезде Реввоенсовета» прибыл сам Троцкий и в какой-то момент чуть не был захвачен отрядом Каппеля и Б. Савинкова. Позднее Троцкий писал: «Судьба революции трепыхалась между Свияжском и Казанью». Его приказы несли угрозу высшей жестокости: за неподчинение или самовольный уход с позиции — «первые пули коммунисту-комиссару и командиру.
Если бы Свияжск пал, Москва была бы отрезана от продовольственных и сырьевых ресурсов, а дорога к ней — открыта. Но Свияжск устоял. Казань была отбита.
Весной (март–апрель) 1919 г. крайне угрожающее положение для большевиков создал Колчак. Его войска, непрерывно наступая на широком пространстве, практически вышли к Волге. В самом Омске и союзники Колчака за рубежом ликовали, называли этот успех Колчака «полетом к Волге» и уже готовы были видеть в ней начало полной победы.: ведь создавалась перспектива стыковки войск Колчака с армией Деникина и открывалась дорога в центр Советской республики! Глава финского правительства К.Г. Маннергейм предлагал двинуть 100-тысячный корпус на красный Петроград в обмен на признание Колчаком независимости Финляндии. Колчак ответил, что это компетенция не его, а будущего Национального собрания. Генерал Н. Юденич своими малыми силами Петроград взять не смог. А в Москве принимались экстренные меры. Шла широкая мобилизация. За голову Колчака была назначена огромная премия: 7 миллионов!
Но если для Комуча после взятия Казани и для Колчака после «полета к Волге» путь на красную Москву открывался, то Деникина боевой путь уже фактически подвел близ к Москве. Весной 1919 г. в среде генералитета ВСЮР возникли разногласия. П. Врангель, В. Сидорин и др. считали, что главные сила армии должны развивать наступление в направлении на Царицын. Это могло принести стратегический успех: соединится с армией Кочака и уже затем двигаться на Москву. Но Деникин 3 июля 1919 г. дал так называемую «Московскую директиву». которая направляла армию на Москву. Может быть, это было просчетом. Но в сентябре–октябре казалось, что фронт красных на этом, прямом направлении под ударами добровольцев разваливается. Белые под командованием генералов В. Май-Маевского, И. Эрдели, В. Сидорина, А. Кутепова и др. взяли Орел и Курск, подходили к Туле. Впоследствии некоторые из них утверждали, что им уже слышался перезвон московских колоколов. Но уходя вперед, добровольцы отрывались от своих тылов, где против них действовал Махно и куда совершали рейды кавалерийские части красных. А в Москве создавали подпольный партийный комитет, готовились к переходу на нелегальное положение. Многие учреждения эвакуировались в Вологду…
Белые потерпели поражение на пороге возможной победы. Их отступление кончилось Новороссийской катастрофой. Проявилась ли в этом их обреченность? Да, большую роль сыграли идеология, политика и т.д. И все же в конечном счете не они решали исход. Большевистский лозунг «За власть Советов!» был определённее и привлекательнее не вполне ясного лозунга белого движения — «не предрешение». Но все-таки прежде чем под этим лозунгом потерпеть поражение, под ним же белые захватили огромную территорию с многомиллионным населением и почти дошли до красной Москвы. Проиграли они все-таки на поле боя…
Вряд ли бывшие царские генералы потерпели поражение от Буденного, Чапаева и других «мюратов» из народных глубин. Не надо забывать, что в Красной армии в гражданскую войну служили 75 тысяч бывших офицеров и генералов старой, царской армии. Политическое руководство Советской республики сумело создать в своей стране военный лагерь — «военный коммунизм». Вожди Белого дела, Верховный правитель А. Колчак создать в противовес красным «военный антикоммунизм» не смогли. Над ними тяготели порядки и обычаи старой государственной власти.
ЗАКАТ. РАССТРЕЛ КОЛЧАКА
Этот закат следует приурочить примерно к периоду — осень 1919 – весна 1920 г. (исключение составляет Русская армия генерала П. Врангеля, которая продержалась в Крыму до ноября 1920 г.)
Во второй половине ноября близкой к полному поражению оказалась Северо-Западная армия генерала Н. Юденича, стремившаяся захватить Петроград, (22 января 1920 г. Юденич издал приказ о ее ликвидации). В первых числах февраля 1920 г. генерал Е. Миллер эвакуировал в Норвегию небольшую Северную армию, занимавшую территорию по берегам рек Пинега, Мезень, Печора и некоторые уезды Вологодской губернии (войска так называемого Временного правительства Северной области с центром в Архангельске). Но то были вспомогательные, так сказать поддерживающие силы Белого движения. Главные его вооруженные силы действовали на Юге (Вооруженные силы Юга России генерала А. Деникина) и на Востоке (армия адмирала А. Колчака, признанного другими белыми лидерами Верховным правителем России).
В середине октября 1919 г. началось отступление колчаковских войск. 15 ноября была сдана столица Верховного правителя — Омск. Омское правительство, а затем и сам Колчак эвакуировались на восток. В декабре Колчак передал власть Верховного правителя России Деникину, но тот отказался ее принять: связь с Сибирью отсутствовала, да и положение самих деникинских войск было тяжелым. После летних побед, которые вывели деникинцев на подступы к Москве, началась полоса их неудач и поражений…
Эшелон с Колчаком, медленно двигаясь по невероятно перегруженной Транс-сибирской магистрали, дошел до Иркутска. Здесь и начались далеко нечистые игры иностранных союзников вокруг русского Верховного правителя. Власть тут уже находилась в руках эсеро-меньшевистского Политцентра. Без выдачи ему Колчака Политцентр грозил блокировать пропуск эшелонов с чехословаками и другими иностранцами на восток. И Колчака выдали. Его допрашивали; видимо, для предполагавшего суда. Но скоро Политцентр был устранен большевистским Иркутским ревкомом. Колчак вместе со своим премьер-министром В. Пепеляевым оказались в его руках. Допросы прекратились.
Между тем армия Колчака отходила в тяжелейших условиях зимы 1920. Это был поистине трагический Ледяной поход Жуткие морозы, голод, тиф, постоянные нападения партизан… Люди гибли тысячами. Командовавший этой отходившей армией генерал Владимир Каппель, у которого были ампутированы обмороженные ступни (причем из-за отсутствия мединструментов операцию делали простым ножом без всякой анестезии) не щадя и себя (его привязывали к седлу коня), вел войска к Иркутску. Стремясь спасти гибнувших в этом страшном походе людей, он отдал приказ, разрешавший либо переходить к шедшим по пятам красным, либо расходиться по селам. Оставались самые мужественные и стойкие. С ними Каппель рассчитывал освободить Колчака, отбить золотой запас, соединиться с атаманом Г. Семеновым в районе Читы и образовать новый фронт. Но в конце января он умер от воспаления легких. Армию повел генерал С. Войцеховский. Он подошел к Иркутску, потребовал выдачи Колчака, обещая в случае принятия его требования обойти город и уйти на восток. Уже находившийся в тюрьме Колчак каким-то образом узнав об ультиматуме Войцеховского, передал своей гражданской жене А. Тимиревой (тоже арестованной) записку (ее перехватили), в которой писал, что это лишь «ускорит неизбежный конец». Так и произошло. Колчак пытался принять яд, но конвой отобрал у него платок, в который яд был зашит. В ночь с 6-го на 7-е февраля Колчак и В. Пепеляев были расстреляны по приговору Иркутского ревкома. Трупы были сброшены в прорубь реки Ушаковки. Обошелся ли этот приговор без «руки Москвы»? Сохранилась записка Ленина заместителю Троцкого по Реввоенсовету Э. Склянскому. В ней говорилось: «Не распространяйте никаких вестей о Колчаке, не печатайте ровно ничего, а после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснением, что местные власти до нашего прихода поступили так и так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске». В оригинале этого документа нет даты (по-видимому, она была стерта), и потому невозможно утверждать, что указание поступить с Колчаком «так и так» дал Ленин. Тем не менее очевидно, что к этому «так и так» он имел прямое отношение.
Узнав о расстреле Колчака, «каппелевцы» Войцеховского не стали штурмовать Иркутск и ушли к Байкалу, в Читу.
Другие части армии Колчака отошли в Маньчжурию и Китай, рассеялись или присоединилась к атаманам бандитских и полубандитских отрядов, которые действовали в этих районах. Позднее, уже летом 1922 г., многие бывшие колчаковцы перебрались во Владивосток, где тогда «земским правителем» и командующим «Земской ратью» был колчаковский генерал-монархист М. Дидерихс.
В мае 1920 г. в Омске судили 22 высокопоставленных колчаковцев. Четверо — заместитель премьер-министра А. Червен-Водали, министр труда Л. Шумиловский, министр транспорта инженер А. Ларионов и глава Восточного отдела партии кадетов В. Клафтон были приговорены к расстрелу. Они подали во ВЦИК прошения о помиловании. Ларионов писал, что надеется на возможность хотя бы когда-нибудь послужить Родине, которую объединяет и восстанавливает новая власть. Прошения Москвой были отклонены.
КРЫМ — ПОСЛЕДНИЙ РУБЕЖ
Вооруженные силы Юга России (деникинцы), достигнув пика успехов летом 1919 г., затем начали постоянно и фактически беспорядочно отступать. Это завершилось Новороссийской катастрофой, в результате которой лишь части деникинской армии удалось уйти в Крым. На совещании в Феодосии Деникин сложил с себя командование Вооруженными силами Юга России.
Главнокомандующим стал генерал П. Врангель. Деникин же вместе со своим начальником штаба генералом И. Романовским отбыл в Константинополь. Остановились в русском посольстве. Когда Романовсий вошел в вестибюль, к нему быстрыми шагами подошел офицер-доброволец и дважды выстрелил в него. Впоследствии установили, что убийцей был некто М. Хайрюзин, член монархической организации, считавшей, что в командование Добровольческой армии глубоко проникло масонство и погубило ее. Не исключено, что покушение готовилось и на самого Деникина, считавшегося чуть ли не либералом. Он уехал во Францию, где жил бедно. Написал там замечательный труд — «Очерки русской смуты», до сей поры являющейся одной из лучших книг по истории революции и гражданской войны. Во время Отечественной войны занимал позицию поддержки Советской армии, но полагал, что после победы над Германией она должна свергнуть Советскую власть.
Большую роль в удержании белыми Крыма сыграл генерал Я. Слащов. Он не ладил с Врангелем и был отчислен. Позднее из Турции вернулся в Советский Союз, преподавал в военной школе «Выстрел». В 1929 г. был застрелен бывшим курсантом Л. Коленбергом, мстившим Слащову за еврейские погромы и террор, установленный им в Крыму.
В начале ноября 1920 г. Красная армия прорвалась в Крым. Ей содействовала Повстанческая армия анархиста Н. Махно. Эта армия и некоторые другие, ей подобные, представляли собой особую силу гражданской войны. Лозунгом Махно был: «Против всех угнетателей, всегда и везде!». В соответствие с ним махновцы выступали то против «белого самодержавия», то против «красного комиссародержавия».
Русская армия Врангеля (примерно 50 тыс. чел) на заранее подготовленных судах покинула Крым. В. Маяковский с большой эмоциональностью описал прощание последнего белого командующего с Родиной:
И как от пули падающий,
На оба колена упал главнокомандующий.
Трижды землю поцеловавши,
Трижды город перекрестил…
Под пулями в лодку прыгнул.
Ваше превосходительство, грести?
Грести!
Сгущались сумерки. Корабли уходили все дальше в море, и тысячи людей, сгрудившись у бортов, со слезами на глазах вглядывались в уходившую родную землю. Далекие огни бежали на том, на русском берегу…
Белое движение в России практически прекратило существование. Но идея борьбы за возрождение «белой» России не умерла.
ХАРБИН. ПОПЫТКА СОЗДАНИЯ РУССКОГО ФАШИЗМА
Как уже отмечалось, большинство белых, воевавших главным образом в армии Колчака, ушли в Маньчжурию и Китай. Основная масса беженцев сосредоточилась в Харбине. Жизнь большинства была невыразимо тяжелой. Бывшие полковники и даже генералы становились извозчиками, продавали квас. Прислуживали японским и китайским милитаристам. Эмигрантский поэт Леонид Ещин писал:
Матерь Божия! Мне тридцать два.
Десять лет перехожим каликою
Я живу лишь едва-едва,
Не живу, а жизнь свою мыкаю…
Хотя знаменитый сборник «Смена вех» вышел летом 1921-го г. в Праге, родоначальниками изложенных в нем идей были в основном бывшие деятели колчаковского режима: заведовавший пропагандистско-агитационным отделом Н. Устрялов, министр иностранных дел Ю. Ключников и др., обосновавшиеся в Харбине. В соответствие с их взглядами никакая революция не в состоянии полностью искоренить исторически сложившиеся, традиционные основы нации, общества, государства. Раньше или позже наступает этап перерождения революции, и национальное государство, с теми или иными изменениями, возрождается. Этот «задний ход» происходит главным образом не потому, что революция осуществила все свои цели (она способна это сделать), а потому, что к этому ее, являющуюся экстремальностью, вынуждает обычная, «мещанская» жизнь. И сменовеховцы призывали к сотрудничеству с Советской властью, которая, хочет того или нет, по их мнению, содействует и будет содействовать этому процессу. В красную Россию постепенно перекочёвывала прикрываемая революционными словесами, идея белого дела: возрождалась единая и неделимая страна с диктаторской властью. Сменовеховство получило распространение среди белых эмигрантов и в Европе. Поддерживалось оно одно время и в СССР.
Среди харбинских беженцев был распространен и монархизм, но своих крупных деятелей он не выдвинул. Монархисты стремились держать связь с находившимися в Европе генералом Врангелем и великим князем Николаем Николаевичем. Со временем наиболее антибольшевистски настроенные стали усваивать фашистские идеи.
Так бежавший из СССР некий К. Родзаевский образовал Русскую фашистскую партию (РФП). В конце 1933 г. он предложил объединить все эмигрантские фашистские группы и группки. Поддержка была получена от проживавшего в США, бывшего врангелевца А. Вонсяцкого., его Всероссийской фашистской организаци. (ВФО). В результате возникла Всероссийская фашистская партия (ВФП). Впрочем, альянс Родзаевского и Вонсяцкого продолжался недолго.
Но несмотря на разъединения или объединения этих партий и примыкавших к ним групп, их наименования «русская», «российская», «всероссийская» и т.п. были блефом. Фашизма в эмигрантской «белой России» не получилось.
В 1945 г., после вступления Советской армии в Маньчжурию, Родзаевский подал прошение о разрешении вернуться в СССР. В письмах маршалу Р. Малиновскому и Сталину он отрекался от своей бывшей деятельности и выражал готовность трудиться на пользу Советской власти. Ему разрешили приехать. Но в СССР он был арестован и в августе 1946 г. по приговору Военной коллегии Верховного суда вместе с атаманом Г. Семеновым и др. расстрелян.
ГАЛЛИПОЛИ, ЧАЛТАДЖИ И ЛЕМНОС
В эмиграции некоторые бывшие кадетские лидеры упрекали и осуждали (П. Милюков, В. Маклаков и др.) Врангеля за почти целый год борьбы с большевиками с крымского плацдарма, тогда как, считали они, было совершенно ясно, что большевизм победил и дальнейшая вооружённая борьба с ним уже безнадежна. Врангель отвечал, что он не хуже этих «умных людей» понимал, что в Крыму белым против России не устоять. Но его задача заключалась в ином: выиграть время для организованной эвакуации Русской армии за рубеж, с тем чтобы впоследствии, при новых обстоятельствах, возобновить Белое движение.
По соглашению с турецкими и антантовскими властями врангелевские войска были рассосредоточены: 1-й армейский корпус генерала А. Кутепова (25 тысяч) расположился на острове Галлиполи. Донской корпус генерала В. Абрамова (20 тысяч) — недалеко от Константинополя, на Чалтадже; 15 тысяч кубанцев — на острове Лемнос. Военные суда отвели в Бизерту. Но антантовские руководители, считавшие, что белое дело проиграно окончательно, не желали оказывать ему длительную поддержку. Они потребовали расформировать врангелевские воинские части и перевести солдат и офицеров на положение беженцев. Это означало бы прекращение серьезной материальной помощи. В ответ в Галлиполи начали готовиться к походу на Константинополь, угрожая «силой пройти на север, в славянские страны». План, разработанный начальником штаба генерала А. Кутепова генералом Б. Штейфоном, вполне мог оказаться успешным, поскольку антантовских войск в Константинополе было мало. Здравый смысл, однако, взял верх. Врангель рассчитал: коль скоро в его руках находятся вооруженные силы, он и должен возглавлять все «русское беженство» до той поры, пока армия в новых обстоятельствах не начнет новую борьбу с большевизмом в России. В апреле 1921 г. в Константинополе при Врангеле был создан Русский совет, в который вошли представители различных общественных и торгово-промышленных организаций (среди них: епископ Вениамин, А. Гучков, князь П. Долгоруков, В. Шульгин и др.).
Врангель стремился держать армию вне политики, вне партий, но пропаганда «надпартийности» далеко не у всех встречала отклик. В ходе гражданской войны монархизм не был популярен, но сейчас маски можно было сбросить, и монархизм явил свое лицо.
РЕЙХЕНГГАЛЬ. ВЫСТУПЛЕНИЕ А. МАСЛЕННИКОВА
Зимой 1921 г. в Берлине был создан Временный русский монархический союз во главе с крайне правым депутатом IV-ой Государственной думы Н. Марковым 2-м, М. Таубе и А. Масленниковым. В конце мая того же года в баварском курортном городке Рейхенгаль открылся «общероссийский» монархический съезд. Он длился более недели. В зале присутствовало около 120 человек — делегатов русских монархических организаций из разных стран. Масленников выступил с докладом «Об идеологии российской императорской власти».
По мнению докладчика, отличительная психологическая черта русского народа — «стихийная смена рабской подчиненности бунтарским анархизмом». При таком положении авторитетной властью для народа не могут быть ни «словоохотливый неудачник от адвокатуры» (т.е. Керенский — Г.И.), ни «честолюбец-профессор, который, «ныряя» между конституционной монархией и демократической республикой, то ругался, то обнимался с социалистами, меняя, как перчатки, свои ориентации (Милюков — Г.И.), ни «добродушный князь, который, стоя уже у кормила правления, не нашел в себе сил, чтобы бороться с возрастающей анархией» (т.е. первый премьер Временного правительства Г. Львов — Г.И.), ни «организатор террористических убийств и разных ограблений, который посылал экзальтированную молодежь на явную смерть, а сам позорно сбежал из Учредилки от крика полупьяного матроса» (В. Чернов — Г.И.))
Не пощадил Масленников и белых генералов. «Крушение власти Колчака и Деникина, — сказал он, — наглядно показало, что народные массы ни в каком генерале не признают носителя верховной власти». Но кто же тогда, по Масленникову, мог стать авторитетной властью для России?
«Сугубо прав был Ульянов-Ленин, — заявил Масленников, — что в России может быть только власть монарха или власть большевиков». И он призвал к установлению власти «законного царя из дома Романовых на основании закона о престолонаследии».
Выступивший писатель И. Наживин настаивал на объединении всех монархических течений, чтобы в будущем, после свержения большевиков, созвать в России Великое национальное собрание, которое и решит кому быть царем.
На четвертый день заседания съезда приняли резолюцию, в которой, в частности, говорилось: «Съезд признает, что единственный путь к возрождению великой, сильной и свободной России есть восстановление в ней монархии, возглавляемой законным монархом из дома Романовых, согласно основным законам Российской империи».
Но какой должна была стать восстановленная монархия — самодержавной или конституционной — оставалось не вполне ясным. Правда, в одном из выступлений Марков 2-й напомнил свой давний ответ знаменитому адвокату Ф. Плевако, утверждавшему, что русскому народу давно «пора надеть тогу гражданина». «Не римская простыня нужна русскому народу, — ответил тогда Марков 2-й, — а теплый романовский полушубок». Теперь в Рейхенгале к «романовскому полушубку» Марков 2-й предлагал добавить «тугую трехцветную опояску и хорошие ежовые рукавицы».
Избранному на Рейхенгальском съезде Высшему монархическому совету (в него вошли Марков 2-й, А. Ширинский-Шихматов, А. Масленников) не удалось добиться единства монархического движения. Экстремизм совета отталкивал тех монархистов, которые считали, что необходимо извлечь уроки из всего случившегося во время революции и учитывать те перемены, которые произошли в России со времени гражданской войны.
Раскол выявлялся все ощутимее. Главное — монархистам по-прежнему не хватало всеми признаваемого кандидата на престол.
Некоторые из эмигрантов обратились к уже испытанному орудию: мести — террору. Летом 1922 г. бывшие белогвардейцы Р. Шабельский-Борк и С. Таборицкий совершили покушение на П. Милюкова, выступавшего с докладом в Берлинской филармонии. Они кричали, что будут мстить за царя. Но убили не Милюкова, а В. Набокова (отца будущего знаменитого писателя), пытавшегося защитить Милюкова. В мае 1923 г. в Лозанне тоже бывшие белогвардейцы М. Конради и А. Полунин убили советского дипломата В. Воровского. Позднее, в июне 1927 г. Б. Коверда застрелил в Варшаве посла П. Войкова: летом 1918 г. Войков являлся членом исполкома Уралоблсовета, расстрелявшего царя и его семью.
Террористов судили как лиц, действовавших по личной инициативе, но не исполнителей планов каких-либо организаций. Впрочем, тут не все осталось вполне ясным. По некоторым данным можно заключить, что, например, за Конради и Полуниным стояли А. Гучков и связанные с ним лица.
ПРЕТЕНДЕНТЫ НА НЕСУЩЕСТВУЮЩИЙ ПРЕСТОЛ
В эмигрантских монархических кругах вопрос о легитимности престолонаследия не сходил с повестки дня. Было немало таких, кто ставил под большое сомнение (или отвергал) итоги работы колчаковского следователя Н. Соколова, пришедшего к выводу, что вся царская семья была уничтожена в Екатеринбурге летом 1918 г. Не верила в гибель Николая II и его мать, вдовствующая императрица (жена Александра III) Мария Федоровна, жившая в Дании. Известное основание для сомнений давала и сама Москва, официально заявившая о расстреле только одного бывшего царя и скрывшая факт расстрела царицы и царских детей.
Оставляя открытым вопрос о смерти Николая II, его семьи, а также великого князя Михаила Александровича (убитого в июне 1918 г. под Пермью), некоторые монархисты-эмигранты препятствовали тем Романовым, которые, кажется, готовы были заявить о своих правах. В некоторых кругах с вниманием отнеслись к появлению в 1921 г. в Берлине «Анастасии», объявившей себя «чудом спасшейся» младшей дочерью Николая II. Эпопея с этой Лжеанастасией затянулась на годы. Ныне она похоронена — в Германии, в усыпальнице герцогов Лейхтенбергских, на могиле надпись: «Имя ее Господь Бог веси». Впрочем, впоследствии появлялись все новые «Анастасии». Да и не только они.
Между тем все отчетливее обозначалось противостояние сторонников двух основных претендентов на возглавление русского монархического движения за рубежом: двоюродного брата Николая II, великого князя Кирилла Владимировича, и дяди — великого князя Николая Николаевича.
Накануне февральских событий 1917 г. Кирилл Владимирович командовал Гвардейским морским экипажем. Уже 1 марта он, как говорили многие, с красным бантом в петлице якобы явился в Государственную думу, чтобы засвидетельствовать свою лояльность новой власти. Впоследствии монархисты, отвергавшие его права на престол за брак на лютеранке, ставили ему в упрек и это.
Великий князь Николай Николаевич с начала Первой мировой войны возглавил русскую армию. В августе 1915 г. царь сместил его, приняв на себя Верховное главнокомандование и назначив Николая Николаевича наместником на Кавказе. В первые мартовские дни 1917 г. великий князь (как и другие генералы — главнокомандующие фронтами) направил Николаю II телеграмму, рекомендуя ему отречься от престола. Вскоре после падения монархии Николай Николаевич уехал в Крым. Одно время обсуждался вопрос о возглавлении им всего Белого движения, но мысль эту отклонили как несоответствующую политике «непредрешенчества».
В августе 1922 г. Кирилл Владимирович решился издать манифест, в котором провозгласил себя «блюстителем русского престола» до выяснения судьбы Николая II, его семьи и великого князя Михаила Александровича. Сей шаг не нашел, однако, поддержки в значительной части монархических кругов эмиграции.
РОССИЙСКИЙ ОБЩЕВОИНСКИЙ СОЮЗ
Генерал П. Врангель, командовавший Русской армией, которая во многом уже перешла на положение рабочей силы и находилась главным образом в Болгарии и Сербии, по-прежнему стремился держать ее вне политики. Это должно было содействовать сохранению единства армии под его командованием. Осенью 1924 г. при поддержке великого князя Николая Николаевича и генерала А. Кутепова им была создана сильная организация — Российский общевоинский союз (РОВС). Она должна была сплачивать (через специальные отделы, штаб-квартира — в Париже) бывшие воинские части, находившиеся в разных странах. По некоторым данным при создании РОВСа его отделы насчитывали до 100 тыс. чел. В «Положении о РОВСе» говорилось: «Основным принципом РОВСа является беззаветное служение Родине, непримиримость борьбы с коммунизмом … РОВС стремится к сохранению основ и традиций и заветов Русской Императорской армии и армий белых фронтов гражданской войны в России». Руководство РОВСом никогда не оставляло планов организации новых походов против Советской России. Если разработкой таких планов занимался сам Врангель, генерал А. Кутепов и другие генералы, то идеологическую основу Белого движения и РОВСа прежде всего создавал известный философ, публицист и историк Иван Ильин (его выслали из России в 1922 г., наряду с другими представителями дореволюционной профессуры).
Отношения Врангеля с Высшим монархическим советом, настойчиво пытавшимся навязать армии монархизм, оставались напряженными. Некоторые расхождения имелись и с проживавшим в Шуаньи (Франция) Николаем Николаевичем. Но время шло, солдаты и офицеры все больше рассеивались по разным странам (кто-то возвращался в Россию), и влияние Врангеля слабело. Не желая, однако, подчиниться «императору Кобургскому», то есть Кириллу Владимировичу (его «двор» находился в немецком городе Кобурге), Врангель в конце концов заявил, что будет «счастлив повести армию за Николаем Николаевичем».
Однако Кирилл Владимирович, и его сторонники — «кирилловцы» — не отступали. В августе 1924 г. Кирилл Владимирович объявил себя императором всероссийским, а своего сына, Владимира Кирилловича, — наследником престола. Программа Кирилла отвергала иностранную интервенцию как способ свержения Советской власти и делала ставку на антибольшевистские силы внутри России. А для того, чтобы сплотить эти силы, полная реставрация дофевральских порядков была объявлена невозможной. Кирилл Владимирович соглашался даже на сохранение Советов (!), но при условии восстановления монархии.
ОПЕРАЦИЯ ГПУ «ТРЕСТ»
Сторонники великого князя Николая Николаевича («николаевцы») выразили резкий протест «императору» Кириллу. В ноябре 1924 г. Николай Николаевич принял на себя руководство всеми формированиями и организациями, объединенными РОВСом. В окружении Николая Николаевича и Врангеля по-прежнему жили идеей антибольшевистского похода. Здесь ловили любое известие из России об антисоветском движении, о возникновении в России подпольных организаций и групп, ведущих антибольшевистскую работу. Еще в начале 20-х гг. ГПУ осуществило крупную оперативную акцию: создало фиктивную организацию под кодовым названием «Трест». Ее цель заключалась в содействии расколу правых сил эмиграции и подрыве активности РОВСа. Вербовка в агентуру ГПУ шла на самых ровсовских верхах.
Но у Врангеля (он жил сначала в Югославии, а потом переехал в Брюссель) и некоторых лиц его окружения с самого начала возникли подозрения относительно «Треста»: это ничто иное, считали они, как хитрая чекистская ловушка. Врангель предупреждал Николая Николаевича и генерала А. Кутепова, пошедших на контакт с «Трестом», что они могут оказаться «всецело в руках советских азефов» и что «от этого дела следует отойти». Но предостережениям ни сам Кутепов, ни кутеповцы не вняли: слишком соблазнительной представлялась перспектива внедриться, как думалось, в антисоветские силы внутри России. Дело дошло до того, что руководителя «Треста», завербованного ГПУ А. Федорова-Якушева (между прочим, дальнего родственника бывшего царского министра А.Ф. Трепова), принимал сам Николай Николаевич.
Якушев убеждал своих собеседников, что «Трест» глубоко проник в руководящие советские круги. «Вы знаете, что такое «Трест»? — говорил он. — «Трест» — это измена Советской власти, которая поднялась так высоко, что вы не можете себе даже представить». И следовал естественный вывод: эмиграция обязана учесть это, стать силой, содействующей «Тресту».
Один из идеологов Белого движения — В. Шульгин, в конце 1925 – начале 1926 г. решился под покровительством «Треста» побывать в Советской России, познакомиться с жизнью в Москве, Ленинграде, Киеве. Он благополучно вернулся назад. Вернувшись, по согласованию с руководством «Треста», написал книгу «Три столицы», в которой проводил мысль о начавшемся перерождении большевизма и необходимости новых подходов эмиграции к борьбе с большевиками. Рукопись книги выслали в Москву (в «Трест»), ее просмотрели в ГПУ и.… санкционировали к изданию. Эта поездка позднее дорого обошлась Шульгину: в эмигрантской среде он утрачивал доверие.
На его долю выпала нелегкая участь. В 1945-м г. в Югославии, арестованный СМЕРШем, он был осужден на 25 лет тюремного заключения. Отсидел 15 лет и, освобожденный досрочно, жил во Владимире в доме для престарелых., много писал. Одна из его последних рукописей называется «Опыт Ленина». Любопытно, но в ней Шульгин высказывал мысль, что опыт советского строительства следовало, может быть, было бы довести до конца: «Великие страдания русского народа к этому обязывают. Пережить все, что пережито, и не достичь цели? Нет! Опыт зашел слишком далеко».
А вообще Шульгин оставался верен перспективе, о которой писал ещё в гражданскую войну: «Придет некто, большевик по энергии, националист по убеждению. У него нижняя челюсть одинокого вепря, человеческие глаза и лоб мыслителя».
В 1927 г. «Трест» «лопнул»: бежавший в Финляндию член и агент ГПУ некий Н. Опперпут-Стауниц (ранее он был связан с Б. Савинковым) разоблачил «игру» ГПУ с белой эмиграцией.
Созданная Кутеповым так называемая «Внутренняя линия» летом 1927 г. попыталась организовать террористические акты в Москве и Ленинграде. Руководили ими Мария Захарченко-Шульц, Н. Опперпут, В. Ларионов и др. Не исключено, что Опперпут заранее информировал ГПУ, потому что ничего существенного террористическим группам сделать не удалось. Большинство их участников были уничтожены или арестованы чекистами.
ЗАРУБЕЖНЫЙ СЪЕЗД (ПАРИЖ)
4 апреля 1926 г. в Париже, в отеле «Мажестик», открылся «Зарубежный съезд», который был призван легитимировать Николая Николаевича как «национального вождя». Присутствовало около 500 делегатов из 24 стран. Председательствовал на съезде П.Б. Струве, прошедший с конца XIX в. большой и сложный политический путь. Он начинал марксистом (как один из основателей социал-демократической партии в России), затем стал либералом, в годы гражданской войны примкнул к Белому движению (в правительстве Врангеля занимал пост министра иностранных дел), а в эмиграции — к монархистам-«николаевцам». Биограф Струве С. Франк писал, как однажды в 1927 г. он напомнил Струве о его радужном настроении в марте 1917 г., вызванном революцией и крахом монархии. «Дурак был!» — коротко и мрачно ответил Струве.
Зарубежный съезд ставил своей задачей объединить под главенством великого князя Николая Николаевича как можно более широкие круги белой эмиграции. Лидеры Верховного монархического совета в своих выступлениях говорили, что оставаясь верными монархическому знамени, они тем не менее, ради единения под главенством «верховного вождя» Николая Николаевича, временно готовы не разворачивать это знамя. В ответ конституционные монархисты заявляли, что в таком случае и они согласны на компромисс. Сам Николай Николаевич, находясь в своей резиденции в Шуаньи, тоже высказывался за компромисс, говоря, что согласен «не предрешать будущих судеб России».
И тем не менее прийти к полному единству съезду не удалось. Особенно это проявилось при попытке создать постоянный руководящий орган — «Российский зарубежный комитет». Тем, кто выражал сомнения в своевременности такого комитета, представители крайне правых открыто угрожали «правой стенкой». Объединительную задачу съезд не выполнил: монархическая, как и любая другая эмиграция, политически была глубоко расколота (демократические и либеральные элементы эмиграции вообще не приняли участия в съезде).
Многие делегаты в своих выступлениях говорили, что видят наиболее мощную силу, способную противостоять большевизму и искоренить его последствия, в поднимающемся в Европе фашизме. В. Шульгин даже попытался дать лозунг: «Фашисты всех стран, соединяйтесь!».
Жизнь, однако, брала свое, путая политические карты. Европейские правительства одно за другим признавали большевистскую власть, новая экономическая политика (НЭП) порождала надежды на буржуазные перемены в Советской России и перерождение большевизма. Идеи «сменовеховства» получали понимание и поддержку. Один из лидеров «сменовеховства», проф. Н. Устрялов писал, что и под красными звездами Кремль останется символом исторической государственности России, что многие национальные традиции неискоренимы, неизбежно возродятся и преодолеют «революционный разрыв».
В 1935 г. Устрялов вернулся из эмиграции (из Харбина) в Советскую Россию, вполне сознавая всю опасность такого шага. «Что ж, — писал он, — если государству потребуются мои кости, я готов». Он был расстрелян в 1937 г. за «контрреволюционную деятельность».
Становилось популярным движение евразийцев Его сторонники утверждали, что большевизм возродил национально-государственную специфику России, продолжил ее исторические традиции с учетом перемен, порожденных социальными переворотами 1917 г., с которыми уже нельзя не считаться. Евразийцы призывали к определенному примирению с Советской властью. (позднее эмигрантский писатель Р. Гуль назвал эти призывы «иллюзией примиренчества».
В таких условиях внутриэмигрантская борьба (в частности, противостояние «кирилловцев» и «николаевцев»), многим представлялась уже бессмысленной, если не карикатурной. Как писал один из эмигрантских публицистов — Н. Снесарев: «выбирать при данных условиях царя в России — это то же самое, что вынимать голой рукой из кипящего котла с ухой намеченного ерша, когда их варится в котле 1000 штук».
Еще в конце 1925 г. Врангель писал В. Шульгину: «Боюсь, что, кроме мелких дрязг, в зарубежной русской жизни в настоящее время ничего нет». Российская эмиграция превращалась в отыгранную политическую карту. В 1928 г. Врангель умер. Существовало подозрение, что его отравили агенты ГПУ. «Новый журнал» (Нью-Йорк) опубликовал интервью с дочерью Врангеля, жившей в США. Она рассказывала, что неожиданно в Брюссель к денщику Врангеля приехал его брат-матрос. Побывал у брата и уехал. Сразу после этого Врангель заболел то ли тяжелым гриппом, то ли тифом и вскоре скончался.
Неясно, однако, почему с такой легкостью допустили незнакомого человека в дом Врангеля. Ведь все уже знали, например, о сущности «Треста». После себя Врангель оставил интересные «Записки».
В 1929 г. скончался великий князь Николай Николаевич. В январе 1930 г. вся эмиграция была потрясена исчезновением главы РОВСа генерала Александра Кутепова. Только через много лет выяснилось, что его похитили советские агенты в Париже. По одним данным он скончался на теплоходе, шедшим в советский порт. До сих пор неясно, кто же из «Внутренней линии» РОВСа выдал Кутепова чекистам. Через много лет подозрение пало на добровольческого генерала Б. Штейфона, по некоторым предположениям завербованного ГПУ (во время 2-й мировой войны он командовал «Русским заграничным корпусом» в Югославии, сотрудничавшим с немцами). Но подтверждений этому нет.
КЛАДБИЩЕ ПОД ПАРИЖЕМ
В сентябре 1937 г. судьба Кутепова постигла сменившего его генерала А. Миллера (во время гражданской войны командовал белыми войсками Временного правительства Северной области — Архангельск). Он исчез в Париже так же внезапно, как и Кутепов, но на этот раз следствие установило тех, кто его выдал. Это были бывший командир Корниловского полка генерал Н. Скоблин, его жена — звезда русской эстрады певица Н. Плевицкая и бывший член Временного правительства (заместитель министра торговли и промышленности) С. Третьяков. Все трое оказались советскими агентами (по некоторым свидетельствам, Третьяков даже установил подслушивающее устройство в помещении РОВСа). Казалось бы, похищение генерала Миллера не было мотивировано, как похищение Кутепова семь лет назад: ведь в 37-ом г. РОВС уже не представлял такой опасности, как в 30-ом. Однако в НКВД, по-видимому, опасались, что Миллер либо вошел, либо войдет в контакт со спецслужбами фашистской Германии, а это могло усилить РОВС. Генерала Миллера доставили в тюрьму на Лубянке. Там его позднее и расстреляли.
Скоблин сразу же исчез из Парижа. Судьба его туманна. Третьяков в 1941 г. попал в руки немцев и был расстрелян. Только Н. Плевицкая, оказавшись в 1937 г. на скамье подсудимых французского суда, была осуждена и скончалась в тюрьме в октябре 1941 г.
Начало Второй мировой войны внесло глубокий раскол в численно все уменьшавшуюся среду бывших участников белого движения. Большинство заняло оборонческую позицию, призывая содействовать Красной армии в борьбе с Гитлером. Ее, например, полностью разделял генерал Деникин… Среди белых эмигрантов появилось много так называемых совпатриотов. Но немногие бывшие белогвардейцы (например, генерал П. Краснов, Г. Шкуро, Султан Гирей-Клыч) сотрудничали с гитлеровцами, а некоторые подчиненные им подразделения принимали участие в боях с Советской армией. Впрочем, это уже вряд ли можно считать продолжением белого дела.
***
В 80-х гг. один из лучших наших поэтов, ныне покойный Роберт Рождественский побывал на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа (под Парижем), на котором похоронены многие бывшие белые воины. И написал волнующее стихотворение «Кладбище под Парижем»
Здесь похоронены сны и молитвы.
Слезы и доблесть, «Прощай!» и «Ура!»
Штабс-капитаны и гардемарины,
Хваты полковники и юнкера…
Я прикасаюсь ладонью к истории,
Я прохожу по гражданской войне…
Как бы хотелось им в Первопрестольную
Въехать однажды н белом коне!..
Как они после — забытые, бывшие —
Все проклиная и нынче, и впредь,
Рвались взглянуть на нее, победившую,
Пусть непонятную, пусть не простившую
Землю родную! И — умереть…
Полдень. Березовый отсвет покоя.
В небе — российские купола,
И облака, будто белые кони,
Мчатся над Сен-Жнивьев-де-Буа…
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2021/nomer10/gioffe/
