(цикл рассказов)
Безвременье
Одесса. Ранняя осень. Солнце и приятная прохлада. И от этого возбуждение, ощущение возможности решить любую проблему. А ответы вдыхаются с воздухом. От них не хотелось запираться в глухое помещение. И я двигался вдоль деревьев, поглядывая на море, раскинувшееся внизу. Недалеко от Шахского дворца я замешкался. Посмотрел на низкую часть псевдокрепостной стены, на лестницу, словно ожидая оттуда чего-то, отвернулся и взгляд мой встретился с добрыми глазами незнакомого старичка. Он пристально смотрел мне в лицо и слегка улыбался. Я почувствовал некоторую неловкость.
- Прошу меня простить, - деликатно отозвался старик. - Я вовсе не хотел вас беспокоить. Просто запомнил ваше лицо. Вы сидели рядом со мной на лекции архитектора Бесчастного.
- Возможно..., - я знал, что на меня все и везде почему-то обращали внимание. Теперь, же когда я пишу эти строки, это утратилось. Видимо, лишь с возрастом я впитал, абсорбировал обыденность.
- Вы не производите впечатления внимательного человека. Это понятно. Академическая рассеянность... Но не суть. Мне интересна ваша специальность. История.
- Ну, мне тем более, - я попытался шуткой сгладить ощущение нелепости происходящего.
- А ведь интересно прикоснуться к прошлому! Многим кажется, что там ответы на вечные вопросы. Впрочем, любая наука ищет ответы, но находит лишь мнения. А вы что, молодой человек, думаете на сей счет?
- Я болел этим, когда выбирал специальность. Но после испугался беспочвенности. Я люблю лишь факты.
- И как же их можно выяснять?
- Есть множество способов. Трудно в трех словах представить предмет в деталях... Все методы несовершенны... О прошлом человек знает немало. И пробелы стремительно закрываются.
- Но настоящих ответов нет.
- Это зависит от постановки вопроса. Направление поиска задается субъективными установками. А что бы вы конкретно хотели разузнать?
- А вы бы не хотели прикоснуться к прошлому, вдохнуть его воздух, пообщаться с давно ушедшими людьми?
- Вы меня приглашаете на спиритический сеанс? Забавно было бы сделаться историком, получающим информацию не из книг, а непосредственно от давно умерших людей. Хотя честнее ли пришельцы из былых времен, чем наши современники? Если нет, то не вижу в подобных беседах никакого смысла.
Старик помедлил, не отводя от меня взора. В воздухе на какое-то время повисла напряженная пауза. Дотянув до нужной точки, мой неожиданный собеседник вдруг пустился в многословие. Он произнес монолог о том, что и вопросы и ответы, в сущности, ничего не дают. Мы не можем их связать воедино, в некую внятную цепочку. Мы выдумываем взаимодействие фактов. И это лишь наши субъективные построения. А объективная действительность слабо с ними соотносится. Нет понимания исторических законов. История не позволяет просчитать будущее. А значит, все наши представления о прошлом иллюзорны. Они являют нам лишь нагромождение фактов, сдобренные теоретическими измышлениями. А сами факты мы видим неверно, неполно, без запахов и вкусов, без ощущения контекста. А ведь именно эти детали и придают объем происходящему, наполняют его мириадами смыслов, оттенков, соединяющих мир, историю в единую цепь. Я робко пытался возразить – история важна для самосознания человека, а для предсказаний есть цыганки. Всего пять минут назад они пытались мне прорицать, а себе устраивать будущее. Это было здесь, в двух шагах, на Тёщином мосту. И даже их отчетливая и простая практичность обернулась ничем. А вы говорите о вещах невероятной сложности. Да, разумеется, удобную историческую, отличную от настоящей связь между фактами придумывает себе человек. Объективное же взаимодействие событий интересно лишь на столько, насколько его готово принять, ассимилировать наше сознание... Но мои увещевания оказались тщетными. Собеседник разгорячился и пламенно изрыгал слова, давно принятые им за абсолютные истины. Лишь в какой-то благостный миг, когда мой мозг уже отказывался воспринимать интенсивную болтовню, он прервал буйные потоки речи и театрально громко, предельно внятно, с расстановкой провозгласил: "А вы бы хотели попасть в прошлое, скажем, лет на семьдесят-сто назад?"
- Это та же современность. Разницы с нашим временем не так много. Дрянная политика. Я люблю античность, средние века...
- Вы бы там не прижились, - сказал он, пристально оглядев меня. - Люди так быстро меняются, что и вообразить себе трудно. У современного человека слишком мало стыковок с теми, кто жил столь давно. Посмотрите на старые, детские фотографии. Жизнь и ее интерьер меняются просто стремительно. А наш мир лет 1000 назад - это другая вселенная, непонятная, непостижимая.
- Хорошо. Ради науки будущего я готов слетать и в прошлое, - ухмыльнувшись, пошутил я.
Ирония бывает опасной, а глупые шутки, тем более, добром не заканчиваются. Как через много лет после этого события говорил мой шестилетний сын: "Папа, не смейся все время, а то вырастешь дурачком". Но тогда, возле Шахского дворца, моя тупая острота была воспринята моим (случайным ли?) собеседником с предельной серьезностью. Лишь я закончил ее бормотать, как раздался треск. Перед глазами, словно в поломанном кинопроекторе, задергались кадры... черный кадр... оп!
Я возле Дюка... Не понимаю, отчего могло произойти это смещение в пространстве. Из-за коварного осеннего ветра? Когда я летел во времени, то поток воздуха мог сместить мое тело в пространстве. Но ветер был с моря. А я двигался по его направлению. Впрочем, за целую эпоху, что я летел, ветер мог меняться самым неожиданным образом. Да и оказался я, кажется, в другом времени года. Похоже, была поздняя весна или раннее лето.
Все узнаваемо, но выглядит при этом несколько необычно. Глаз мой не наметан на поиск деталей окружающего мира. И был я чересчур возбужден. Так что не схватил я разницу рационально. Но самый запах воздуха был несколько иным... Пыли, что ли в нем было больше. Еще что-то похожее на аромат лука. Запечатлелось, что дома немного выше. Оглянулся, а лестница все кривая и покореженная, с выбоинами. Да и цвет другой... Так ведь она из мрамора! А внизу, на месте Морвокзала какие-то ангары, нелепые грязные строения. Я обернулся. Справа были какие-то навесы, что-то похожее на кафе. Даже не подумал, работает ли это заведение... А впереди Екатерининская площадь и все те же два старых здания, образующие как бы выход...
От неожиданного изменения обстановки я чувствовал себя неловко. Я огляделся. Много растерянных людей. Все как-то нервозны и озабочены. В целом лица какие-то другие, непривычные. Иной тип. Мне было не до пристального их изучения. Но как-то подумалось, что люди в большей степени ориентированы вовне, больше озабочены своим видом, чем мы сегодня. Точнее говоря, они здесь, в прошлом, больше проявляют инициативу, выпячиваются, даже если хотят остаться незамеченными, в то время как мы, в наше время, стремимся "быть личностями" посредством полного слияния с ландшафтом. Поэтому люди там, что ли, ярче, разнообразнее, грубее, душевно сильнее, в большей степени хваткие, менее гибкие, но и более принципиальные, чем мы. Есть какая-то поза, стильность, нетривиальность в их движениях.
Все это пронеслось в моей голове с фантастической скоростью. Прошли считанные мгновения... И почти сразу я заметил, что некоторые прохожие как-то особенно всматривались в меня, некоторые даже показывали пальцами. В самом деле, одежда, общий вид у меня были необычными. Я слишком бросался в глаза. Лишь бы не встретиться с представителями власти или жуликами... Как историк я, очевидно, напротив, должен был стремиться к правителям, политическим деятелям, известным бандитам. Но что они мне все захотят сказать? Интервью мне точно не взять. Да если бы и удалось побеседовать с "выдающимися личностями", то что? Пересказ прокламаций и популярные устные переложения отрывков из собственных собраний сочинений? Гораздо больше можно узнать из личной переписки, воспоминаний, даже из художественной литературы.
Но нужно выбираться, убраться в парк, в подворотню, скрыться. Вперед! И я решительно двинулся в сторону Екатерининской площади. Не лучшее место, чтобы спрятаться... Но там город. Там будет видно...
Я прошел совсем немного, глянул по направлению движения... Присмотрелся... И, о, ужас! На площади колючая проволока! В центре памятник, завернутый в грязную, замызганную рогожу, увитый веревками, с какими-то болтающимися красными звездами. А слева солдаты мочатся в сторону улицы. Я не стал испытывать судьбу и изменил направление - пошел в сторону горсовета по Приморскому бульвару. Наверное, это было глупо. От людей нужно было скрываться с противоположной стороны. Я же тогда чисто инстинктивно двинулся подальше от кафе, которое было справа, а теперь осталось за спиной.
Везде чернели кучки оживленно говорящих людей. Я попытался затесаться в самую сомнительную из них, чтобы затеряться. Глупая идея. Нужно выбирать общество по себе. Но я плохо соображал. В той экстремальной ситуации рефлексы определяли мое поведение. Это все моя проклятая скромность и боязнь профессиональной непригодности!
И вот... Скопление пьяных солдат, матросов, босяков. Толпа будировала... Или даже более того. Кто-то весь забинтованный, несчастный пробивался в центр. Бедный инвалид... Ой! Ну и ну! Да это же мой старинный знакомый! Мумия из археологического музея! Я видел ее много раз с возраста где-то четырех лет. А после она мне часто мерещилась в нишах коридора коммуналки по улице Садовой. Как же я сразу не признал этой физиономии, прекрасно знакомой мне и широкой муниципальной общественности! Однако публика оказалась непросвещенной. Многие стали возмущаться: "А это что за пережиток буржуазной медицины?" Или: "Тебе, брат, лечиться надо!" Но мумия гордо задрала голову, сделала широкий жест и разинула пасть.
- Нас тут за босявок держут! Кушайте, господа хорошие, фигу с гарниром из слез!
- А тебе-то что? - громко возразил кто-то, лузгая семечки.
- Я здесь, потому что шум восстания, сила народного гнева пробудили меня к жизни! - возразила мумия.
- Ша, бля! Это наш человек. Я знаю этого забинтованного товарища по "Мертвецкой", - по-военному поддержал оратора чей-то властный голос.
- Ты за кого? - понеслось по толпе.
- Я за Ленина. Он один по-настоящему из наших.
Так были установлены важные факты. И мумия приступила к агитации (как она сама выразилась, к "свободному полету моей методики"). К своему стыду, я мало что запомнил из ее россказней. Слова мне показались лишенными рационального смысла, логической последовательности. Звучали фантастические инсинуации, низкая ругать, беспощадные проклятия на головы всех мыслимых и не мыслимых людей, на все народы, нации, на все классы и категории. То была эманация в слова абсолютных ненависти, презрения, боли. Присутствовало в речи и много личного. Помню, мумия рассказывала, как она была лишена возможности деятельности, самореализации, жирные обыватели тыкали в нее пальцами, а их детишки смеялись. Вшивые интеллигенты делали вид, что пытаются ее сохранить, заботятся о ней. Но это все чепуха. Мумия была уверена, что она - жертва всемирного заговора. Якобы, она нужна была толстосумам лишь для извлечения прибылей. Только поэтому смотрители денно и нощно оберегали ее.
Однако меня удивила реакция толпы на глупые завывания мумии. Люди светились от счастья, их глаза сияли безумным фанатизмом и радостью. Кто-то шумно плакал. Слушатели воспринимались как единый организм. Речь их объединила, дала им ощущение причастности, полезности или, точнее, небесполезности для стоящих рядом.
Потом я много размышлял об этом. Как логически бессвязные обличения, лишенные последовательности и следов здравого смысла могут воздействовать на толпу? Как, например, Гитлер, полнейшее ничтожество и неудачник повел за собой людей? Мне кажется, что он дал ощущение своего тождества толпе таких же несчастных. Он выразил все их отчаянье, боль своей жизнью, своей биографией, которую он смог прочертить в жутких проклятиях. Возможно, он умел ненавидеть жгучее, сильнее всех. А только это экстатическое богохульство и имеет смысл в данной ситуации. Потому что разум свидетельствует против таких ораторов и их слушателей. Ведь РАЦИОНАЛЬНЫЙ выход из бедственного положения - долгое и упорное самосовершенствование. Но не каждый готов это принять.
А тогда, слушая мумию, у меня прозвучали в сознании слова: "Отчаянье - это великий грех". Я закрыл глаза, готовясь к чему-то непостижимо страшному... Звуки таяли, пропадали... Казалось, я теряю сознание...
Я разомкнул веки. Предо мной стоял все тот же старик, с которым я беседовал о смысле исторической науки. А рядом Шахский дворец. "Ну, что? Я подбросил вам интересные материалы", - нелепо улыбаясь, сказал пожилой любитель истории. Я же в ответ покраснел и попытался поскорее с ним распрощаться. У меня было гадкое ощущение, словно я прикоснулся к чему-то бесконечно грязному.
De praestigiis daemonum, или книга Тота
Приобретение
Я двигался сквозь Нахлаот. Это такой район Иерусалима с очертаниями, кажущимися аморфными. Возможно, Нахлаот и имеет четкие географические границы. Но мне он знаком больше как состояние неприкаянной души. Кажется, начинается он с базара. А где заканчивается, я не знаю. Он как-то неожиданно нахально врывается в пределы дорогой, благопристойной Рехавии. Районы непостижимым образом делят участки святой земли. Но результаты интересны только специалисту.
Старые арки позади рынка, а за ними тихие дворики с мирными незлобивыми мечтательными алкоголиками, наркоманами и поэтами. Везде камень. Но вот и обрывок травы, подобие газона. Я, было, на него ступил, но опомнился и спросил женщину, настойчиво и неизменно назойливо рассматривающую одну, незримую для трезвого человека точку: "А здесь можно ходить по траве?" Пауза и вязкий, скрипучий, с оттенком удивления ответ: "Молодой человек, по траве не ходят, ее курят".
Все правильно. Мир нестабилен в точке своего возникновения. Есть некое горнило, центр всего сущего. И этот источник не вписывается в созданные из него рамки. Отчуждение. Плоть от плоти. Мой старинный друг, добрый интеллигент из Москвы, философ и врач по двум своим высшим образованиям, с неким своим знакомым латинистом три года готовились к вызыванию Сатурна, бога размеренности и стабильности. Но когда заклинания были прочитаны, мир за пределами магического круга поплыл, расплылся, утратил привычные формы. Горе-колдуны убоялись и затерли святые имена от греха подальше, лишь бы не вышло чего-нибудь такого, к чему они усердно и долго стремились. Этого они ожидали?
Я уселся на скамейку и приступил к ожиданию. Не то, чтобы я начал это только сейчас. Всю жизнь чего-то ждешь. А потом, не дождавшись, умираешь. Может оно и к лучшему.
Дело в том, что я заказал книжку у одного торговца. Он обещал мне ее доставить в этот, затерянный в центре города, дворик.
Книга... Всегда рассчитываешь в новом тексте открыть последнюю окончательную высшую истину. Это, вероятно, оттого, что я с детства привычен к некоторой труднодоступности печатного слова. А теперь, пожалуйста. Все и на любом языке. Открываешь и видишь новое частное мнение... Не более.
Но теперь, продавец печатной продукции обещал нечто особенное. Он утверждал, что достал знаменитую книгу Тота, часто упоминающуюся в древнеегипетских и коптских текстах. Якобы она содержит абсолютную мудрость.
Когда-то, в юности, я ошибочно считал позднеантичные тексты, включенные в так называемый "Герметический корпус", ставшие окончательно собранием, корпусом лишь в эпоху Ренессанса, идентичными этой самой легендарной книге Тота. Их недоступность наделяла их волшебными свойствами. Что можно было разыскать, кроме статей в сборнике "Мероэ" и каких-то отчетов о научных конференциях? Зелинский. Его книга "Соперники христианства" имеет раздел о 'Герметическом корпусе'. Но сочинение было изъято из библиотеки Одесского государственного университета где-то в годы, непосредственно следующие за Гражданской войной. По обычаям того времени книгу передали монастырю. Мне стоило немалых трудов несколько воскресений подряд охотиться на смотрителя библиотеки, отца Тита, на узком пространстве между трапезной и кельей, в которой он спал в свободное от потребления пищи время. Все тщетно. Гермес ускользал от меня. Какой-то молодой монах, отметив мое нетипичное поведение, решил со мной заговорить. Не знаю зачем. Каждому свое. Но книгу я получил на одну ночь, вместе с кипой душеспасительной литературы, для равновесия. Равновесие нужно, чтобы не падать. А я запомнил монаха под именем Гермоген. Хотя, при этом уверен, что звали его иначе. Это какие-то мои образы, ассоциации, которые лишь путают. Важно, что через годы, уже в Израиле, я обнаружил разные издания и переводы 'Герметического корпуса'. Они были в свободном доступе в Национальной библиотеке. Я надеялся отыскать в них истину, но нашел лишь новую загадку без ответа. Хотя это всего лишь древние тексты, которые сохранились вне контекста своей эпохи.
А теперь в тихом Иерусалимском дворике ко мне подошли две странные личности. Но что меня в них удивило я сейчас уже и не помню. Может быть, их удивительное появление вместо моего старого знакомого. Так или иначе, они двинулись ко мне.
- Женя?
- Да.
- У Вити запой. Мы принесли вам книгу.
- А вы давно знакомы с Витей?
- Да. Можно сказать, с самого рождения. А он о нас не рассказывал? Я Дима Луцатто, а это, - он указал на своего приятеля.- Эдик Ариман.
Эдик Ариман был явно неразговорчив. Он только странно смотрел на меня, словно я ему что-то должен.
Но главное - приобретение. Обычная книга in folio. Переплет вульгарен. Твердый, картонный, блестящий. Какие-то яркие картинки на египетский манер. Я перевернул страницу и увидел лишь сплошные иероглифы. Но, возможно, то была иератика? Но не более того. Ни предисловия, ни послесловия, ни имени издателя, издательства, ни указания на тираж. Ничего.
- Вы читаете по-древнеегипетски? - обратился Луцатто.
- Нет. Я удивлен. Я надеялся, что здесь есть какой-то перевод.
- Священные книги не читают, на них молятся.
- Но зачем же нужны книги, из которых невозможно почерпнуть информацию?
- Вся информация уже содержится в вашей душе. Если вы будешь спать с этой книгой, расположив ее у своего лба, то увидите во сне ее содержание в той степени, в которой оно должно быть вам открыто.
Тридцать шекелей не жалко отдать за святость. Что с ней делать разберусь потом. Напоминает мое давнишнее прикосновение к книгам Лосева. Они по-русски, но содержали столько неизвестной для студента младших курсов информации, что неясно как с этим всем быть. С этой лавиной невозможно спорить. Ее можно отринуть или принять в неизменном виде, заучивая текст наизусть. И учил, и зубрил. А потом нашел свой путь и все забыл. Единственное, что сбереглось в памяти - однажды, читая Лосева, я едва не опоздал на поезд. Но разве это существенно? Истина в вечности, где нет опозданий? Хотя, возможно, самое опоздание становится вечным?
Остаток дня пролетел незаметно. Хотелось лишь уснуть на старом, в определенном смысле вечном, Западе Востока. И вот...
Сон первый
Мерзкого вида старая злобная ведьма околдовала меня. Точнее я восторгаюсь ее красотой, ощущаю ее прекрасной, хотя разумом понимаю всю чудовищность ее уродства. Я не отдаю отчета своим действиям. Я полностью в ее власти.
Сон второй
Большой помпезный дом конца девятнадцатого века. Я торопливо подхожу к нему, все время пялясь в землю. Зачем я здесь? Над дверью огромное полотно, на котором написано: "Дурдом". Я вхожу. Внутри, напротив входа, стена и два пути в стороны, один налево, другой направо. Но ведут они в одно и тоже место. Я вышел в огромный зал. Для посетителей поперечный коридор, который вычленен из основного пространства деревянной сплошной балюстрадой, с вырезанными на ней, но не вмонтированными в нее колоннами. Она достигала приблизительно уровня живота-груди. Остальное пространство, за заграждением, разделено фанерными перегородками на множество небольших, одинаковых квадратов. В каждом квадрате находится по одному психу. Не от слова ли "Психея?" Все это сплошь люди с какими-то невообразимыми физическими уродствами. Мне неприятно глядеть на них. Я стараюсь не всматриваться. Вдруг один сумасшедший начинает на меня пялиться. Я прячу лицо в большой воротник своего серого пальто. Но через, буквально, секунду безумец направил на меня свой перст и неистово завопил: "Ты - Раскольников, я тебя узнал!" Меня охватывает ужас. Как можно было так глупо расколоться?
Сон третий
Пустынная зимняя ночная улица. Совершенная, непроницаемая, торжественная, интимная, волнующая абсолютная тишина. Лежит белый как сон снег. На нем фиолетовые отблески. Приподнятое настроение, щекочущее волнение. Но к чему? Я готов. Пощипывает морозец. Температура где-то градусов минус пять. От легкого ветерка слегка покачиваются фонари, болтающиеся на проводе большие лампы, в обрамлении жестянки. Висят они на черных деревянных столбах. Я выхожу на середину проезжей части, покрытой девственным снегом. Машин нет и не предвидится. Я пытаюсь летать. У меня не очень хорошо получается. Сам собой появляется некий человек, очень изящный, одетый очень театрально, в черное и красное, на плечах плащ, на голове берет, на ленточке висит шпага. Я понимаю, что это Люцифер. Никакого удивления. Это было ожидаемо. Также мне ясно, что если бы кто-то появился на улице, то он бы увидел только меня. Люцифер был невидим для посторонних, но мне он явился не как дух, прозрачный призрак, а как вполне материальный субъект. Он обучает меня летать. Это дается мне легко. Я вовсе не боюсь высоты. Ни с чем несравнимая радость полета.
Иллюзия пробуждения
Я проснулся в полной уверенности, что пошел снег. Но стоял жаркий иерусалимский день, который, впрочем, не мог меня переубедить в реальности мой иллюзии. Я мучительно пытался вспомнить, действительно ли я научился летать или мне это лишь приснилось. Слишком уж все явственно для сна. Пробовать мне не хотелось. Для этого было слишком мало времени. Ведь летаю я все равно медленно и плавно. В любое место я смогу быстрее попасть пешком. А дел много. Следует торопиться.
Но важно другое. Мне казалось, что я смогу по-новому организовать свою жизнь. Мне лично ничего не надо. Мне важна цель, а не череда событий. Но мной полностью владела мысль, что если я займусь магией, то сумею обмануть Сатану. Я овладею его приемами для борьбы со злом. Это глупо. Идиотизм. Но вся наша жизнь - это нелепость. И лишь безумные идеи наполняют ее смыслом. Но они не могут исправить зла. Зло порождает лишь зло, но не добро. Но одержимость новым, энтузиазм не позволяют мне признать очевидное, то, что я прекрасно понимаю. Безусловно, Луцатто и Ариман хорошо об этом знали... Теперь, конечно, сон стал явью, но и явь, при этом, стала сном. Существование вне грез утратило яркость и смысл.
Круги на воде
Возраст кирпича определяется по кругам на воде,
вызванным падением этого самого кирпича в воду.
Народная примета
1. Кирпич номер 1.
Известная своей оголтелой ролью в местном литературном сообществе Cерпантина Ивановна Кудряшова, слегка подергивая узким носом, брезгливо повертела длинными крючковатыми пальцами тетрадку с моими рассказами и определила направление дискурса:
– Великое это изобретение, бумага. Трудно себе даже представить чем люди раньше подтирались. Пергамент не обладает необходимой гибкостью, а папирус, я полагаю, жутко кололся.
– Мне не хватает жизненного опыта. Все понятно.
– В некоторых странах его и сегодня можно наработать.
– Обычно люди делятся на тех, кто гоняется за опытом и на тех, кто живописует истинны в закрытой комнате. Это разные типы людей...
Серпантина Ивановна на последнее заявление ответила лишь презрительной усмешкой. Зачем я вообще оправдываюсь? От этого только хуже. Оправдания доказывают слабость и являются провокацией, призывом к дальнейшему подавлению. То есть эффект абсолютно противоположен цели. Жертва всегда сама идет на заклание, провоцирует своего обидчика. И ладно.
Я вовсе не расстроился словам Кудряшовой. И моя самонадеянность имела свою историческую подоплеку. Когда-то в 1980 или 1981 моя мама со своей сестрой, моей тетей, искали в магазинах приличное пальто. Невозможно даже вообразить в большей степени бесполезного занятия. Что было реально в ту эпоху обнаружить в магазинах, кроме хамства? Благо, за него хоть денег не просили.
В одном из магазинов, кажется, в ЦУМе, к ним подошла импозантная женщина с большими и печальными темными глазами: "Вы не пальто ищите?" В самую точку! Троица отошла в сторонку, завязалась торговля. Долго не могли договориться. И, в конце концов, сошлись на том, что женщина с выразительными глазами, в качестве довеска к пальто предскажет судьбу моей маме, тете и их детям. "Я боюсь этой силы, в ней великий грех", - вовсе не набивая себя цену, а скорее оправдываясь сама перед собой, лепетала "гадалка". Зачем это нужно было моим родственникам? Сейчас трудно сказать. В предсказания они тогда не верили. Очевидно, им хотелось маленьких "буржуазных развлечений" на сером и беспросветном советском фоне. А тогда, среди скудных слов, произнесенных тайком, мне предрекалось великое будущее.
Впоследствии, я случайно услышал эту историю и свято уверовал в ее правдивость. Потому что так мне хотелось. Да и нехорошо жить без веры.
2. Кирпич номер 2
Есть очевидная разница между предсказанием и откровением. Одно вовсе не подразумевает другого. Так не сбылось пророчество библейского пророка Ионы. И это Иону расстроило. Он передал слова Бога о страшной каре. И что? Люди исправились, Бог их простил. Формально, в словах не было лжи. Ведь помилование раскаявшимся подразумевалось. Но авторитет Ионы как прорицателя был подорван. И все же, Иона - известный пророк, сообщивший божественное откровение, но не сумевший предсказать будущее.
Знание будущего не идентично знанию истины. Иногда между двумя знаниями нужно выбирать. Но мне хотелось остановиться на том, что тешит мое самолюбие. И независимо от соответствия реальному положению вещей, этот выбор заставляет работать, будоражит кровь, влечет вперед. А сверхъестественное проникает в сознание, становится доминантой установкой... Оно было в начале, у основания порывов, оно же определило веру в будущее.
Духи помогут. Они дадут ответ. В спиритических сеансах я участвовал еще в довольно юном возрасте. То было популярное занятие среди детей в пионерских лагерях или просто вечерами в компании друзей. Но теперь общение с потусторонним приобрело систематический характер. Я вращал блюдце практически каждый вечер. Компания призывавшихся обитателей иного мира менялась. Но особое внимание я уделял классическому духу российского спиритизма, Александру Сергеевичу Пушкину.
Я грезил получением некой сверхинформации, которая одарила бы меня властью над элементами, обеспечила бы меня материалами для гениальных произведений. А духи ломались как стыдливая барышня или бесстыжий телевизор. Да и я ведь знал ответы, но не находил вопросов. Причина тому - фантастическая уверенность в высшей миссии. Если духи подтверждали мои идеи, то это казалось банальностью. Если опровергали, то я считал их обманщиками.
Но, вдруг, однажды, произошло необыкновенное развитие событий. Хотя стремительным его, возможно, и не назовешь. Как и все реальное. Жизнь в бегах с автоматом случается только в глупых фильмах.
Началось все, пожалуй, с одной беседы. Я был в гостях у моего знакомого антропософа Святослава. Он был душой компании. Образцовый человек тех перестроечных лет, наполненных честными, бесстрашными разговорами на любые темы.
Святослав поддерживал свое тщедушное тело лишь хлебом и чаем, расходуя все свои немаленькие доходы на книги. Его библиотека знатна, поразительна. Она содержала всевозможные дорогостоящие раритеты. Любопытно, что воры к нему проникали неоднократно, все переворачивали, но ничего не брали. Видимо, они располагали информацией о заработках хозяина квартиры, но ценностей, кроме книг, в доме не было. А воры ничего не смыслили в букинистике.
В тот день у Святослава собралась изрядная компания последователей Рудольфа Штейнера и просто любопытствующих. А я заговорил о спиритизме. На меня обрушились возражения: с душами умерших нет общения, они ушли, остались фантомы, не сохранившие основ человеческих личностей, а еще можно общаться с низшими демонами, от которых ничего хорошего ожидать не следует. Далее пошли многочисленные ссылки на Рудольфа Штейнера и на его предтечу, Елену Блаватскую.
В какой-то момент, долго ёрзавший на стуле Святослав, выскочил из-за стола и бросился в соседнюю комнату. Несмотря на громкие увещевания антропософского сообщества, было слышно, как он роется в бумагах. К нам он вернулся с каким-то коротким машинописным текстом, в несколько листов, сочинением Штейнера на обсуждаемую тему. Работа была мне подарена, хотя тогда любая подобная печатная продукция была в большой цене. Однако все это лишь убеждало меня в правильности избранного пути. В самом деле, какое мне дело до статуса демонов и до личностей умерших? Мне любезны собеседники из другого мира, неслыханные тайны (пусть и ложные), громы и молнии. А если мне хором возражают самые разные люди, значит мое мнение особенное, неординарное, отличное от общепринятого. Значит я не из стада, не из толпы, а "право имею".
3. Кирпич номер 3
Я тщетно пытался читать сочинение Штейнера в троллейбусе. Мой мозг отказывался усваивать очень простой и ясный текст. Подташнивало, кружилась голова.
Уже возле дома мне встретился знакомый художник. Он экзальтированно заговорил о мире духов, о добрых ведьмах и злой инквизиции, о подлости Бога и печальном благородстве Сатаны, то есть о разных штампах массовой культуры. Я в душе посмеивался над этой его зависимостью от дешевого кино и не очень мудрых книг. Хотя я и сам пребывал всецело во власти массовой культуры. Тогда как раз вульгарные представления о духовном были доминантными как никогда. Ведь им в то время противопоставляли еще более глупые и вульгарные советские коммунистические штампы, в которые уже никто не верил. Собственно, тогда дело дошло до того, что уже и идеологи редко читали классиков марксизма-ленинизма. Да и как мог скучный партийный функционер или герой-колхозник противостоять Фредди Крюгеру? Разве писульки зажравшихся интриганов от литературы способны конкурировать с изяществом Эдгара По и Валерия Брюсова? Амулеты и заклинания в этой ситуации были полезнее и эффективней всех сочинений Брежнева.
Так или иначе, вскоре выяснилось, что мощные словесные потоки знакомого художника - только предисловие, только оправдание личной просьбы. Он знал про мои спиритические увлечения и желал присутствовать при вызове духов. Я сомневался. Духи являлись ко мне регулярно. Я с ними общался ежедневно и не только во время сеансов. Они снабжали меня всякой информацией, в том числе о грядущем, о каких-то мелких тайнах моих знакомых. А я пользовался своей осведомленностью. Так что у меня была некая слава мелкого волшебника-чудодея местного значения. Я, конечно, не выделывал фокусов, о каких в то время много врали по телевизору. Но все же... Для начало неплохо. И вот теперь я испугался - что если духи не явятся? Как это скажется на моей славе? Но отказать другу я не мог. И с сердцем, переполненным опасениями, я дал свое согласие. Мы договорились на вечер следующего дня. Пусть.
После я старался не думать о предстоящем сеансе. Хотелось избавиться от лишнего, сохранить силы, дабы показать себя во всей горделивой магической красе. А духи ломились ко мне. Всюду летали какие-то сущности фиолетового цвета, напоминающие небольшие летающие тарелки с хвостиками внизу, 5-10 сантиметров в длину. Они появлялись ниоткуда. Пролетали какое-то расстояние и исчезали. Меня кто-то постоянно звал. Я оборачивался, искал источник голоса. Но все тщетно. А между тем голос был слышен совершенно отчетливо и ясно. Его было трудно приписать воображению.
Но я был непоколебим. Для шоу нужны силы и невозмутимость духа. Только бы все прошло благополучно.
4. Кирпич номер 4
Все шло привычно. Вопреки всем опасениям, посторонний, то есть напросившийся художник, не мешал мне сконцентрироваться. Он не болтал, не вмешивался, но только спокойно сидел, сосредоточено всматриваясь и вслушиваясь. Даже отказался класть руку на блюдце. Так что я быстро привык к зрителю. Точнее, я попросту забыл о его существовании, спокойно занимаясь вызыванием, не отвлекаясь ни на что. "Дух ты пришел?" Ответ положительный. Отлично. Шоу обеспечено.
Начало банально. Духи классической истории и литературы давали глупые ответы на дурацкие вопросы. Умные вопросы попросту не придумывались. Изобрести интересную проблему - путь к ее решению. У того, кто не умеет искать мудрых ответов, откуда у него опыт и знания для достойных внимания вопросов? Но не в этом суть. Не в словах. Главное, я велик. Я проник в мир иной. Духи охотно общаются со мной. Они нашли меня достойным.
В какой-то момент, блюдце задвигалось не как для ответа на вопрос. Впрочем, возможно, я уже позабыл детали. Допуская, что какая-то провокация с моей стороны имела место. Но последовательности я уже сейчас не помню. Все произошло как-то слишком неожиданно. Ситуация была новой, непредвиденной. А я испытал потрясение и растерянность.
Итак, "дух Пушкина" сообщил, что я ошибаюсь относительно его личности. Собственно, все призываемые мной на спиритических сеансах персонажи - фальшивка. Под личиной каждого из них мне является один и тот же обитатель мира теней, с которым я сейчас и имею честь вести беседу. Он совсем не дух мертвого. Он демон, возвышенный и гордый, могущественный и великий. И пора бы мне это понять. Я должен отказаться от всяких глупых кривляний и ложных имен. Есть простое и ясное заклинание, которым может быть вызван общающийся со мной демон: "Аура Бегемот".
Потом, уже на следующий день, меня забавляла краткость и нелепость заклинания. Но тогда я был потрясен и сражен. От двух простых слов веяло холодом и ужасом... и темной радостью. Вот так успех! Со мной приятельствует демон, сам указавший как его призывать!
Впрочем, я также был крайне растерян. Я не знал, что ответить демону и постарался поскорее распрощаться с ним. До скорого. Я уповал на стремительное развитие событий.
Отправив духа домой, я обернулся к знакомому художнику: "Видел! Видел!" Но тот крепко спал в сидячем положении.
Я насилу растолкал художника, который теперь выглядел очень подавленным и растерянным: "Не знаю, как такое могло случиться, я совсем не хотел спать, накануне я специально хорошо выспался и отдохнул". Ему было стыдно и неуютно. Он постарался поскорее распрощаться и уйти.
Мы открыли дверь. Возле нее, с внешней стороны, лежал огромный слизняк, словно он шпионил за мной, подслушивал. Как он сюда попал? Просто немыслимо! Да и размеров он был необычайных. Никогда раньше я не видел таких крупных слизняков.
5. Кирпич номер 5
Внешне словно бы ничего и не было. Обычными будничными делами я занимался в привычном масштабе и режиме. Не сошел на нет и мой постылый досуг. Я ходил в гости, в театры, читал и рассуждал. Но вся деятельность была подчинена вечерним общениям с демоном. Собственно, он распространил свое влияние на всю мою жизнедеятельность, активно раздавая советы, что я должен делать и что не должен. За невыполнение он грозил мне разными жуткими карами.
А я слушался. Не из-за боязни, а дружбы с демоном ради. Что будет, если он меня оставит? Ведь он главная моя связующая нить с иными мирами. Он своими проявлениями доказывает действенность и реальность магии.
Полезность была сомнительной. Нет. Не так. Скорее, вред от моего общения с демоном проявлялся со всей очевидностью. Я худел и бледнел. До болезней, серьезнее, чем простуда, дело не дошло. Но я был очень здоров от природы. Это, кажется, выручало меня тогда.
Советы, указания и пророчества, изрекаемые мне демоном, все сплошь крайне простые и недостойные внимания. Он советовал не пойти, скажем, сегодня в театр. Обещалось, что я познакомлюсь с прекрасной дамой, либо услышу музыку, которую раньше не слыхивал (хотя я всегда твердо знал, на что хожу), либо получу откровение, которое перевернет всю мою жизнь (хотя она и так катилась кувырком). А, бывало, демон советовал не идти, потому что мне балкон упадет на голову, меня задавит автомобиль, покусает бродячая собака. Мой духовный покровитель вмешивался и в вопросы питания, одежды, музыки, литературы и живописи. Он себя позиционировал универсальным специалистом по всем проблемам. Я же ему иногда отправлял просьбы - писал на небольших листках бумаги, потом их аккуратно сворачивал и сжигал.
Парадоксальным во всей этой истории было то, что все утверждения демона оказывались ложными. Какому бы его указанию я не последовал, я обнаруживал ошибку. Его пророчества не сбывались с завидной регулярностью. Я долго сносил это, видя причину ошибок в своем недостаточно точном исполнении указаний демона. Ведь всегда есть какая-то маленькая деталь, которая специально не оговорена и приходится самому принимать решения на свой страх и риск. Но все же в какой-то момент меня начали мучить серьезные сомнения. Я решился устроить демону экзамен, убедив его сообщить мне выигрышные номера в Спортлото. Моя просьба была удовлетворена. Я заполнил билет... и проиграл. Демон объяснил: он солгал, чтобы спасти меня. Истинному магу нельзя концентрироваться на материальных выгодах. Демон посоветовал мне все время думать лишь о вещах духовных.
6. Кирпич номер 6
Связь с внешним миром терялась. Многие проблемы, если не большинство, можно с легкостью разрешить, задумавшись о ситуации и правильно ее оценив. Я же перестал думать о простой реальности. И со временем простые навыки адекватного реагирования на обстоятельства утрачивались. Вместо простого размышления о себе, о людях, которые меня окружают, я обращался к демону. А демон лгал.
Я чувствовал - происходит саморазрушение. Я бы оставил общение с демоном, да уже не мог. Сложно в одно мгновение расстаться с тем, что уже составляло саму основу существования, костяк, базу всех рассуждений в течение последнего года. Целого года. А ведь мне с детства твердили о ценности времени. Музыкальную школу, вуз необходимо закончить только к определенным годам, успеть вырастить сына, посадить дерево и тому подобное. Важно еще все время посматривать при этом на часы. Как можно просто выбросить в корзину проделанное за год?
Между тем, демон подчеркивал духовность, уходил в теоретизирования и создавал ощущение приближения ответственного момента. "Сейчас-сейчас, еще недолго осталось" - все время звучало в моей голове. Постоянное волнение и предвкушение главного момента в моей жизни заполнило все мое существование.
И вот однажды, демон создал ощущение праздничной торжественности. Он говорил с пафосом, поэтично, но настойчиво, окружая любое утверждение намеками и недомолвками, провоцируя мое любопытство. Так что к главному наказу он подвел меня осторожно. А я был готов принять любую глупость за откровение. И таковая последовала. Демон повелел мне отправиться ночью на кладбище, где я полностью избавлюсь от всех страхов, получу окончательное знание о том свете и стану абсолютно духовной сущностью. Наткнувшись на мои колебания, он принялся меня высмеивать: "Разве трусу дано повелевать миром духов? Разве страшится спирит душ умерших? Разве боится истинный рыцарь духа материальных угроз". Нет, я, пожалуй, и не испугался. То был не страх. Просто жуть и мрак в глазах. Я ощущал всем телом и душой, что если пойду на кладбище, умру. А если не пойду? Буду трусом. Зачем тогда вообще жить? Выживу - хвала мне. Умру - хвала мне. Какая разница жить или умереть? Все мы не вечны. Рано или поздно все мы там будем. Все равно когда именно это случится.
7. Кирпич номер 7
"Принять послушание" - таков мой выбор, неизбежно вытекающий из всех действий и мыслей последнего времени. Поэтому с наступлением сумерек я отправился на кладбище. Было до крайности, непереносимо жутко - поразительно, неожиданно для меня самого. Откуда этот ужас? Ведь я уже давно старался проникнуть в мир мертвых. Страх смерти? Но что мне до нее? Все равно я уже давно живу между мирами. Погибнув, я, наконец, смогу пристать хоть к какому-нибудь берегу.
Спускался туман и в нем окончательно утрачивалось чувство реальности. В сознании мелькали картинки из фильмов ужасов, которых я немало посмотрел на видео. И я твердо решил не сходить с центральной аллеи. Не хотелось спотыкаться, набивать шишки и синяки. Пусть я умру, но только не инвалидом.
Шорохи, шорохи, шорохи. Непостоянные, редкие, короткие. Они поражали сердце как выстрелы. Словно кто-то пытался прошептать: "Все, вот твой конец". Но... Шорох затихал, и ничего не происходило. В этом отсутствии развития событий я обнаружил ужас постоянного ожидания. Я пришел умереть. Так что в спасение я не верил, где-то в глубине душе, все-таки, надеясь на него. От предвкушения самого последнего момента исходил животный страх, который никак не удавалось одолеть.
Сознание захватывала неведомая молитва, придуманное, спонтанное обращение к Богу. Я хотел ее подавить, вытеснить, - ведь я служу Дьяволу, - но не мог. Душа металась в бреду, утрачивая самоконтроль. Где-то завыла собака. Внезапно. В сердце екнуло. И опять ничего.
Восприятие становилось все более мутным. Фантазия перемешала субъективное с объективным. Здесь и там мне виделись огоньки. Но я уже не мог понять существуют ли они вне моего сознания или являются лишь плодом моего больного страхом воображения. Я стал оборачиваться на какое-то движение. Я улавливал боковым зрением какие-то фигуры, тени. Но стоило мне к ним повернуться, как они исчезали. А я видел лишь какие-то заросли и могилы. Иногда растения покачивались и я думал: "Вот куда скрылся мертвец".
Со временем я свыкался с обстановкой. На душе становилось спокойнее. И я стыдился такой перемены. И пришел в место ужасов. Здесь положено бояться. Но страх оставлял меня. А я все бродил. И так, к моему удивлению, встретил рассвет. Я жив. По сути, ничего не случилось.
8. Круг замкнулся. Рябь на воде
Так возникла серьезная, хотя и вполне традиционная для русскоязычного человека проблема - "Что делать?" Мир колдовства стал моим миром. Я так вжился, так влился! Мне некуда идти... Но нужно. Возврата нет. К знакомому демону я больше не обращался. Хотя и находился все еще под влиянием сил ада. В моей комнате сами собой падали предметы, раздавались стуки непонятного происхождения, летали фиолетовые фигуры. Иногда в углу я видел черта, зеленого, на троне, словно нарисованного акварелью. Он пытался дать мне какие-то распоряжения. Но я начал молиться. И, в конечном счете, все постепенно, пусть в течение длительного времени (где-то года или двух), но прошло.
Однажды я рассказал эту историю знакомому экстрасенсу, уповая на какое-то напутствие. А он дал сомнительное объяснение произошедшему. Ведь мы, на самом деле, ничего толком не понимаем, не знаем и не можем знать. Так что любые мнения носят условный, относительный характер.
Экстрасенс порадовался за меня: не каждому удается избавиться от занятий магией. Это засасывает как болото, а итог - гибель.
- Ты словно бросаешь камни в воду, не понимая, куда полетят брызги и какими будут круги. А вода все мутнее, все неспокойнее. Получается, ты как бы строишь из этих камней нестабильность, заканчивающуюся катастрофой.
– Но почему же Дьявол так посмеялся надо мной. Или не посмеялся? В чем смысл всей этой идиотской истории? - вопрошал я.
– Дьявол может воздействовать на человека изнутри или снаружи. В его власти истреблять людей, подослав убийцу, кирпич с крыши, направив пьяного водителя. Но так он уничтожит лишь тело, но не душу. А ты давал ему возможность овладеть тобой. Точнее, открыто демонстрировал свое желание передать Нечистому свою душу. Однако Дьявол не мог сделать тебя своим слугой. Ты слишком добросердечный. Поэтому тебя так просто не отбить у Бога. Единственная лазейка - зацепиться за твою гордыню и уничтожить тебя через нее. Дьяволу следовало спешить, чтобы не потерять тебя однажды. Однако он не успел или вообще не умел овладеть тобой в достаточной степени для твоего истребления изнутри. А, как ты понимаешь, убей он тебя извне, он бы не получил твою душу.
– Ммм.
– Помнишь историю Иштар и Гильгамеша?
– Смутно. Я читал этот текст. Но мало из него вынес.
– Там Иштар тщетно стремилась овладеть Гильгамешем. Не подобравшись к его внутреннему миру, в гневе она насылает на него убийцу-быка извне. Гильгамеш оказывается сильнее. Действие богини не приводит к гибели героя. Поэтому Иштар убивает лучшего друга Гильгамеша, Энкиду. Почему его? Ты не задумывался?
– Действительно. Странно. Иштар борется с Гильгамешем, а уничтожает Энкиду.
– Потому, что душа Энкиду была в ее власти, в отличие от души Гильгамеша. Энкиду жил с проституткой. А Иштар - богиня женщин легкого поведения. Умирая, Энкиду осыпает свою сожительницу проклятиями, понимая причину своей гибели.
